Текст книги "Бегство в мечту"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

 
Как при тебе, отец, хитросплетенья покрыли мир, и зло вершит свой путь.
Берет неправда землю в окруженье, несправедливость не дает вздохнуть!
Зачем, весь век свой с подлостью сражаясь, искал ты сокровенные слова?
Она ко мне приходит, похваляясь: «Нет твоего отца, а я жива!»
 

Расул Гамзатов

Через три дня я вернулась в Петербург. На вокзале меня встретил «лимузин» – видимо, Пензин, невзирая на мои просьбы, все же сообщил Еременко номер поезда, на котором я прибыла, и Геннадий Иванович предпринял меры, соответствующие его представлению о встрече «наследницы владельца концерна».

Признаться, я никак не могла свыкнуться с мыслью о своем новом положении. Мне все еще трудно было осознать открывающиеся передо мной возможности, и мое старое «я» очень неудобно чувствовало себя в одеждах «нового». Оказывается, требуется время, чтобы привыкнуть даже к самым приятным и неограниченным возможностям, если они заставляют тебя столь резко менять образ жизни и стиль мышления. И если я согласилась переехать в новую, шестикомнатную квартиру в самом престижном районе города, то скорее для того, чтобы скрыться за плечами охранников частного сектора от назойливости журналистов, подкарауливавших меня на каждом шагу.

Первые два дня я просто не выходила из дома, осваивая премудрости диковинной техники, которой была напичкана квартира, и внося изменения в расстановку мебели и комплектование необходимых мне вещей.

Но на настойчивое предложение Королева обеспечить меня телохранителем я по-прежнему отвечала отказом, не в силах представить себе, что рядом со мной будет постоянно находиться человек, следящий за моими действиями и оценивающий (пусть даже и про себя) все мои поступки. Самолеты, презентации и «элитные вечеринки» я так же попросила отложить до «лучших времен» – мне требовалось время, чтобы привыкнуть к новому образу жизни. Но времени-то у меня и не было.

Мне пришлось записаться на курсы по администрированию, а с организацией концерна меня постепенно стал знакомить Боковицкий. Это был странный тип: вечно насупленный, похожий на маленького неопрятного тролля, только что выбравшегося из пещеры, залезшего в потертые джинсы и растянутый свитер, закурившего едко дымящий «Беломор» и стянувший свои длинные седые волосы сзади в «конский хвост» обычной канцелярской резинкой. Впервые, когда я его увидела, то решила, что ошиблась кабинетом, но табличка на двери убеждала: «технический директор Боковицкий А.В.». Так как он тоже был в моем «списке отцовских друзей», я прямо поинтересовалась, что он думает об этом засранце. «А.В.» долго, с каким-то обиженным выражением на лице рассматривал меня, а потом заявил: «Говорить я ничего не буду. Думай сама. То, что у меня в голове – мое личное дело. Я работал с ним, и этого уже достаточно, чтобы понять, кто он такой… С тобой, например, мне для этого хватило двух минут…» Тогда я страшно обиделась и разозлилась, покинув его кабинет, не взяв на себя труд даже попрощаться. Подружились мы позже, когда он вводил меня в курс дел концерна и объяснять все скрытые хитросплетения бизнеса, политики и коррупции. Человек он был едкий, желчный и правдивый. Невзирая на постоянное общение с политиками (а может, и благодаря этому), ненавидел их всеми фибрами души, и даже не пытался это скрывать. Впрочем, я заметила, что вообще все сотрудники организации больше напоминали тайное общество декабристов, чем людей, которые благодаря хаосу в стране получают сверхприбыль. Это было странно. Частично завеса тайны начала приподниматься, когда меня пригласили на одну странную встречу… Я обедала в столовой концерна, когда за мой столик бесцеремонно подсел Боковицкий, и, щурясь от удовольствия, словно мартовский кот на завалинке, сообщил:

– Ну вот, наконец, мы и подошли к самому интересному… Сумасшедший еврей приехал.

– Кто приехал? – не поняла я.

– Сергей Кулагин, – пояснил он. – Партнер Туманова по бизнесу… Теперь, соответственно и твой… Те деловые документы, что ты видела – лишь верхушка айсберга. Ты девочка не глупая, должна была догадаться, что наши схемы куда сложнее… Но сейчас дело не в этом. До подобных тонкостей тебе еще учиться и учиться, поэтому даже не забивай себе голову…Тебе ее беречь надо, что б пережить эту встречу…

– А почему «сумасшедший»?

– Это сложно объяснить, – искренне сказал Боковицкий. – Это надо увидеть и прочувствовать… Тебе понравиться – я обещаю…

Но желчное злорадство в его глазах заставляло в этом усомниться.

– Хорошо. Пусть заходит в любое время.

– Э-э, нет… Ты не знаешь Сережу. У него до этого-то был «пунктик» в отношении масонов-сионистов-мирового заговора и агентов «влияния» в Кремле а уж после гибели Андрея… Он ведь уже месяц как в России, но где он был и чем занимался – не знаю даже я… Впрочем, могу отдать левую руку на отсечение, что сейчас он проводит собственное расследование и, возможно, – он понизил голос до театрального шепота, – уже нашел пару сотен подозреваемых…

– Но… отец же погиб в результате несчастного случая, – удивилась я.

– Только Кулагину эту версию не выдвигай, – рекомендовал мне Боковицкий. – У упаси тебя Бог сказать хоть одно доброе слово о нашем правительстве… Или армии… или образовании… или … Знаешь что? Ты лучше вообще молчи.

– Ну почему же? – усмехнулась я. – Я наше правительство тоже…

– Ты и впрямь не понимаешь с кем имеешь дело, – вздохнул он. – У нас в стране правительство любит разве что само правительство, но Кулагин это – отдельный случай… Я ж тебе говорю: это надо увидеть…

– И где я с ним тогда встречусь? В Парке Победы, на третьей слева, скамейке, если приду в синем плаще и журналом «Огонек» подмышкой?

– Зачем? У нас есть превосходная база отдыха на реке Свирь. Комфортная и безопасная, специально для «высокого руководства»…Правда, служба безопасности там будет Кулагина (а это значит что ни птичек, ни рыбок, ни бабочек, ты там не увидишь), но в остальном – милое и приятное место… Тебе понравиться.

Мне и впрямь понравилось.

Добраться до нее стоило некоторого труда – например, последние пять километров преодолеть можно было только по воде, но это того стоило. На берегу небольшого озера, соединенного с рекой узкой протокой, уютно расположились двенадцать двухэтажных коттеджей, оборудованных для «высшего руководства» концерна. Разумеется, у фирмы были всевозможные пансионаты-санатории-базы отдыха, но это место было «святая святых». Не только по условиям комфорта (ультра современная техника, дорогая мебель и медвежьи шкуры у каминов), но и двойное кольцо охраны, не говоря уже о сложнейших технических устройствах, смысл которых я даже не силилась понять. Кулагин прибыл через три часа после меня, на катере, глядя на который даже дилетанту приходила в голову мысль о современных военных разработках. Это был высокий, уже седеющий мужчина, с ироничным, но несколько высокомерным выражением лица. И от него почти физически веяло опасностью. Это был хищник. И это был хищник, вышедший на охоту.

– Привет, – буркнул он, в упор рассматривая меня холодными, ярко-зелеными глазами. – Это, значит, с тобой мы теперь деньги делать будем?

– Еще не знаю, – в том же тоне ответила я. – Я, ради денег, не на всех «партнеров» согласна.

– Я – тоже, – кивнул он. – Тогда… Пойдем обнюхиваться…

– Что?!.

– Знакомиться, – пояснил он. – Присматриваться друг к другу. Я, конечно, верю в генетику, но куда больше доверяю воспитанию.

– То же самое в вашей компании настораживает и меня, – не осталась я в долгу.

– Тогда – прошу к столу, – склонил он голову.

Специально привезенный из Петербурга повар уже заканчивал сервировку стола на застекленной веранде, и мы с Кулагиным сели напротив друг друга. Парой минут позже к нам присоединились Боковицкий и незнакомый мне седобородый священник.

– Не удивляйся, – сказал Кулагин. – Отец Илья тоже одноклассник твоего отца. Когда-то его звали Артуром.

– Как-то не похоже на переговоры по бизнесу, – заметила я.

– А ты что-нибудь понимаешь в бизнесе? – усмехнулся он. – Японцы говорят, что бизнес – это война, и это – правда. Я мало кому доверяю, а уж тебя и вовсе не знаю. Как же мы с тобой будем союзниками?

– Лично я предпочла бы ограничить это общения факсами и отчетами о прибыли, – призналась я.

– Тогда ничего не получиться, – сказал Кулагин. – У нас большая империя. В сферу наших интересов входят и поставки топлива на заводы и корабли, рыбный промысел, производство, которое мы поднимаем на разрушенных «дерьмократами» заводах, даже продажа сырья за рубеж, но основная доля прибыли вкладывается в убыточные проекты

– Смысл?

– Принципы, – пожал он плечами. – В двух словах: «За Державу обидно». Для чего создан человек? – неожиданно спросил он.

– Лично я – для счастья, – уверила я его.

– Именно! – ничуть не смутился Кулагин. – Именно для счастья! Но что есть счастье? Найти свой смысл жизни. Часто делают ошибку, говоря о каком-то «общем смысле жизни для всех». Задача человека найти свой, собственный смысл жизни. У одних это – дети, у других – работа, у третьих – любовь… Есть «люди власти», «люди денег», «люди веры», «люди любви», «люди искусства»…

– Значит, вы – «люди денег»?

– Нет. Деньги лишь средство. И твой отец, и я, верим в Бога… Но вот какая страшная штука получается… Оглянись вокруг: посмотри, что происходит в нашем веке… Мы уже не только не соответствуем замыслу Божьему о нас, но даже свернули с пути эволюции пресловутой «дарвиновской обезьяны». Раньше люди развивались духовно, стремились в космос, в глубины океана, создавали романы и картины… А теперь? «Общество потребления», – он словно брезгливо выплюнул это словосочетание, морщась от его «привкуса». – У кого машина круче, у кого квартира больше… Подменились ценности… Страна лежит в разрухе, словно после «третьей мировой войны», и кучка паразитов, находящихся у власти, делают все, что бы не дать ей подняться. Чиновники воруют, что бы обеспечить будущее своих детей… за рубежом… То же делают врачи, полиция, даже ученые… Инстинкт выживания… Дай стране уверенность в завтрашнем дне, и… Но они не дадут…

– Кто «они»? – уточнила я.

Кулагин лишь сверкнул на меня горящими от ненависти глазами и, игнорируя мой вопрос, продолжил.

– В тупике не только мы, русские, но и весь мир. Просто там это менее заметно… Если мы не вернемся на путь духовности, будет большая катастрофа. Если Бог существует – катастрофа при нынешнем положении дел неизбежна… Так уже было не раз…

– И вы себя самопровозгласили пророками? – прищурилась я.

– Мы верим в Бога, – холодно повторил Кулагин. – И Богу… А это значит, что мы – враги всего и всех, что толкает человека к оскотиниванию. Россия всегда несла в себе яркое зерно Духовности, и имела шанс стать Империей Духа, а на что толкают ее сейчас? В американских институтах проводят исследования, на тему «как создавать не только товары, но и потребителей этих товаров». По статистике, большинство товаров, по принуждению рекламы, покупают люди малообразованные и мало думающие. Такими мы им и нужны. Тетчер прямо заявила о целесообразности уменьшения населения России в десять раз. Что бы остались лишь те, кто добывает природные ресурсы, вывозит их на Запад и охраняет в пути. Так они видят Россию. А я этого не допущу! Не дам! Я хочу, что б человек был духовен, что б мечтал, любил, думал, стремился познать непознаваемое… А не был тупо, как скотина, счастлив на своей мягкой постели, и за своим обильным столом-кормушкой… Я не люблю «скотный двор». Животных вкусно кормят, вовремя укладывают спать, выгуливают… и для чего? Из нас делают рабочую скотину, и мы соглашаемся стать ДОБРОВОЛЬНЫМИ РАБАМИ, лишь бы сладко жрать, спать и заниматься сексом…Человек – нечто большее, нежели потребитель. Человек – не животное! У него есть душа…

– И как же вы решили это изменить? – насмешливо посмотрела я на него.

– Напомнить ему все, что он забывает в этой утомительной, не оставляющей времени погони за возможностью выжить… У них нет времени мыслить? Изучать истории ю, философию, религию?! Ничего страшного: мы напомним им о том, что они – величайший замысел Бога! Даже если это будет идти в разрез с желанием всех мировых концернов и нашего иезуитского правительства… Уже десять лет мы оплачиваем труд лучших историков страны, составляя не искаженную партийными идеологиями историю России, труды богословов и проповедников, объясняющих людям простые, но величайшие постулаты о религии, которая была отнята у нас на целых сто лет…

– Люди как-то равнодушны к религии, – пожала я плечами.

– Да ну?! – усмехнулся Кулагин. – Как говорили древние: «прежде чем спорить, надо условиться о терминах». Большинство просто не знает самых начальных истин, потому и беситься в неведении. Как говорил Бекон: «Только полузнание ведет к атеизму». Именно религия сделала русскую литературу Великой. Именно религия дала миру искусство и науку. Не верующих гениев нет. В этом весь секрет. Умнейшие люди мира приходят в выводу, что Бог – есть. Так с кем я буду: с ними или массой недоучек?! Или Ломоносов с Достоевским были дураками? Или русские князья были похожи на серых мышек? Или Леонардо Да Винчи и Екатерина Великая не православие изучали? Это – не только вера, но и умнейшая философия, девочка… А «религия», в дословном переводе – «обратная дорога к Богу». Люди ее ищут, люди ищут Бога, думают о нем, а ты говоришь – «равнодушны». Ты даже терминологии не знаешь, а уже протестуешь.

– Я верю, что Бог есть, но я совершенно равнодушна к Церкви…

– Опять мимо!.. «Церковь» – это «сообщество» в переводе. То есть все, кто верит в Бога. Ты и я, в том числе. Это называется «Церковь». А ты явно путаешь это понятие со священнослужителями.

– Главное, что вы меня поняли.

– Нет, не понял, – замотал головой упрямец. – Священнослужители, помимо молитв о наших жизнях, занимаются еще и обучением тем азам, которых ты просто не понимаешь. Вот сейчас я, невольно, выступаю – хоть и частично – в роли священника: говорю тебе о Боге. Тебе это не нравиться… Почему? Просто не пришло время. Все рано или поздно перестают бунтовать против Бога и примиряются с Ним. Насильно тащить к Богу нельзя. Но знать человеку обо всем этом надо. Он может принять или не принять, но он будет последним идиотом, если хотя бы одним глазком не заглянет за покров этой Великой Тайны… Вот об этом мы и пытаемся рассказать. А человек пусть сам решает, на то ему свобода воли дана…

– Но если я не хочу быть «человеком веры»? Если я хочу быть «человеком любви»?

– С моей точки зрения, одно без другого немыслимо, но… Воля твоя… Значит, ты узнаешь мир через любовь… Все дело в «точке отсчета». Не будет правильной точки отсчета – рухнет все, что ты пытаешься построить в этой жизни. Ты можешь мерить жизнь с точки отсчета денег, любви, искусства… Но мне кажется, что все это – неделимо и стоит на фундаменте, куда более прочном, чем материализм… И наша жизнь в последние десятилетия доказывает это бесспорно…

– Скажу вам честно, – решилась я. – У меня еще детские санки перед глазами и конфеты с вкусной начинкой, а вы мне «глобальные истины» проповедуете. Сами сказали: придет время… если придет… А пока меня все это мало заботит…

– И люди, которые живут рядом с тобой? – глаза Кулагина стали бешенными от ярости. – Страна эта, кровью твоих предков политая, жизнь твоих будущих детей, внуков, твоего рода?!.. Ты не делала генетическую экспертизу? Что-то я сомневаюсь, что ты – его дочь…

– Если б я была мужчиной, вы бы сейчас у меня вышли прямо сквозь это стекло в окне… Прокладывая дорогу головой, – разъярилась я в ответ.

Глаза Кулагина изумленно расширились, и он захохотал, громко и раскатисто. Вслед за ним, засмеялись, переглядываясь, Боковицкий и священник.

– Что?! – сухо спросила я. – Что здесь смешного?!

– Да так, – вытирая выступившие от смеха слезы, сказал Кулагин. – Беру свои слова назад… Не надо тебе никакой экспертизы… Да, генетика все же тоже существует… Кровь есть кровь… Ах, если б он еще мог быть рядом с тобой, передать тебе свои знания, научить…

Для этого надо было, прежде всего – любить, – горько сказала я. – А он меня бросил… Как я теперь понимаю, ради «великих целей»

– Он?! – возмутился Кулагин, но священник не дал ему закончить, предупреждающе накрыв его ладонь своей. Кулагин осекся и замолчал, отвернувшись.

– Ну, а вы? – спросила я священника. – Что скажите вы? Уважаемый Сергей Исаакевич видит моего отца как бунтаря и гуманиста, но вы-то должны видеть реальность… исходя, хотя бы, все из той же вашей «точки отсчета»?.

– Я знал Андрея с детства… Потом, на некоторое время мы потерялись… Я был в плену, меня считали погибшим, – сказал священник. – Потом я принял сан… Я был его исповедником… И я знаю точно: он не любил никого так как тебя… и твою мать…

– Заметно, – вздохнула я. – Не от вашей ли веры все так и произошло? «Рождение во грехе» и все такое?

– Нет, дело было в ином, – вздохнул священник. – И, кстати, Церковь никогда не говорила дурно о любви и рождении детей. В рождении ребенка участвуют трое: мать, отец и Бог… Мы всегда радуемся появлению нового человека… А «грех» – в переводе, всего лишь «ошибка»… Иногда – «смертельная ошибка». Это – промах, который время от времени, допускаем все мы, вольно или невольно…Ошибки делают все. Замените слово «грех» на «ошибка» и вы будете понимать, о чем говорит Церковь. Как бы вам это объяснить… Когда-то Бог создал для мужчины самую идеальную на свете женщину… Это была Любовь… А потом… Потом они захотели быть «как боги», еще и людьми-то не став…. Приняли предложение змея, украли запретные плоды, дающие… кхм-м… мудрость, и… получили ее не в то время и не из тех рук… И потому, самые совершенные люди на земле стали чужими друг другу… Когда Бог спросил их зачем они это сделали, они свалили вину друг на друга, предав, а Адам и вовсе обвинил во всем Бога – ведь это же Он дал ему Еву…Это и был тот самый «первородный грех» – ошибка первых людей… Ведь это с них, как с первых «дисков» пошла «запись» «дисков» последующих, несущих на себе след того самого «брака» – ошибки… Потом пришел Христос и заменил собой тот, «бракованный диск», и «первородный грех» был снят… Так понятней? Но иногда, мы все еще повторяем ошибки наших «перволюдей»… Предаем друг друга, не верим Богу, сами хотим «быть как боги, знающие добро и зло», и… разрушаем наш рай…Эти «ошибки» потом приходится искупать… и из-за них страдают наши дети…

– Это все красиво, но это – притчи..

– Это – мудрость… И если б мы ее знали с детства, многое было бы иначе, – вздохнул священник. – У нас столько отняли… Верность Моисея и искусство Давида, мудрость Соломона и Павла, верность Богу Иосифа-обручника и Сергея Радонежского… Опят, знание, правильную точку отсчета… Ты говоришь любовь… Она бывает разная, это знали еще древние греки… Она может быть страстью, эгоизмом, верностью до гроба и ненавистью до ада… А сейчас начали все мешать в одну кучу… Слышала когда-нибудь о Ксении блаженной?

– Петербуржская сумасшедшая?

– Она не была сумасшедшей, – спокойно поправил священник. – Она была «блаженной». Она была из богатой семьи, хорошо образована, и любила своего мужа. Она была еще молода, когда он умер… И тогда, раздав все его богатства, она переоделась в его платье и стала творить добрые дела от его имени…

– Я и говорю: сумасшедшая, – кивнула я.

– А теперь посмотри на это вот с какой стороны: много ли людей хранят верность даже при живом супруге? А это – верность до гроба. Твердая вера в то, что Бог – существует, а значит смерти нет, и мы все встретимся еще в иных, куда лучших мирах… Но не все, ох, не все… Кому-то эта вечность совсем не понравиться…. И она всеми силами творила добро от имени того, кого любила, заслуживая ему Царствие Небесное своей преданностью. Разве не хотела бы ты, что б твой возлюбленный был верен тебе «в болезни и здравии, бедности и богатстве»… Навсегда! Это – Любовь! Она не «сумасшедшая», Настенька. Она – образец всех верных и любимых людей. Если б мы все это знали с детства… Твой отец хотел, что б люди это знали, и не совершали тех грехов-ошибок, которые мы совершает от незнания… Что б у других не было такой судьбы, как у него… Что б была не только Любовь, но и Верность… Когда-нибудь ты это поймешь…

– Надеюсь, – терпеливо ответила я. – Но вернемся к «материальному». Как я понимаю, конспирация этой встречи – не случайность? Надеюсь, я не имею дело с параноиками, борющимися с мировым заговором?

– Нет, – ответил Кулагин. – Но я не верю в «случайную смерть» Туманова. Он не из тех, с кем происходили подобные «случайности».. Машину, в которой он разбился, хотели утилизировать чересчур быстро… Но я оказался быстрее. Моим эксперты сейчас работают с ней. Но это, как ты понимаешь – тайна.

– Я видела экспертизу криминалистов, расследующих эту аварию, – сказала я. – Это был несчастный случай.

– А еще есть деньги и власть, влияющие на решения криминалистов, – упрямо набычился Кулагин. – Это не Швейцария, Настя. Это – Россия 21 века…

– А смысл? Заинтересованных сторон немного: я и вы. Ведь все его деньги достались нам, – напомнила я.

– Есть и другие причины, – сказал Кулагин, и его глаза вновь начали наполняться ярко-зеленой ненавистью. – Можешь называть меня параноиком, да вообще, как угодно, но если я узнаю, что это дело рук московских кремля… кхм… власть предержащих…. Если только там есть хоть один их след…. Нет такого человека, которого нельзя было бы убить… даже если он на самой вершине власти…

Я растерянно покосилось на Боковицкого. Тот инфантильно пожал плечами, словно напоминая, что он предупреждал меня насчет «сумасшедшего еврея»… Господи, что же мне досталось в придачу к этим деньгам? Банда сумасшедших параноиков с манией спасения мира?.. Не проще ли мне жить на зарплату?

– Я поняла, – сказала я, твердо решив про себя больше не затрагивать темы, обостряющие шизофрению моего «новоиспеченного партнера». – Но пока вы проводите собственную экспертизу и занимаетесь подготовкой «новых Освальдов», может быть, вернемся к делам насущным, и вы, хотя бы «контурно», обьясните мне, наконец, чем я владею и как все это работает?..

Вернувшись в Петербург, я уже с явной опаской просмотрела оставленный мне Королевым список. Следующим в нем значился бывший начальник уголовного розыска территориального отдела, а ныне – генерал МВД Иван Петрович Клюшкин, возглавлявший в настоящее время региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Но попасть к нему на прием я не успела – он нашел меня сам. Как-то раз вечером, когда, выйдя из офиса, я направилась к ожидавшему меня «лимузину», рядом со мной лихо затормозила блестящая черными боками «Вольво», и совершенно бандитского вида физиономия, высовываясь из окна машины, грозно спросила у меня:

– Так вот ты какая…

– Да, – призналась я, невольно косясь на замерших в охотничьей стойке охранников за моей спиной. – Такая я, вот…

Дверца «Волги» распахнулась, и только тогда я сумела разглядеть скрытого до этого за тонированными стеклами шофера в форме капитана милиции и вгляделась в вылезающего мне навстречу из машины человека более внимательно.

– Что, не похож на генерала? – спросил меня Клюшкин. – Располнел? Отсидел зад на казенных стульях?! Не верь глазам своим: это только «кажущаяся видимость кажущейся луны». Ну, рассказывай: как живешь?..

– Я лучше рапорт представлю. Можно? – ехидно осведомилась я.

На лице Клюшкина отразилось недоумение, потом он раскатисто расхохотался:

– Да, и впрямь… Дичаю… Но и ты тоже хороша: могла бы хотя бы заехать, познакомиться… А то я даже не знаю, с какого бока к тебе и подходить… О тебе здесь грозные вещи рассказывают… Дружить будем, или пошлешь «куда подальше»? – грубиян наклонил голову, с ироничным прищуром оглядывая меня.

– Если не под агентурной кличкой «Наследница», то можно, – согласилась я.

– Иван Петрович, – протянул мне квадратную ладошку генерал.

– Настя, – ответила я его рукопожатию.

– Так что?.. Пойдем, упадем где-нибудь? Какой– нибудь заплеванный кабак здесь есть? Чтоб мы могли хотя бы посидеть по-человечески, а не болтать на бегу…

– «Дворянское гнездо» на роль «кабака» подойдет? – улыбнулась я.

Раздумывая, генерал почесал нос и уточнил:

– Пиво там есть?

– Есть… Наверное, есть, – с трудом сдерживая смех, обнадежила его я.

– Тогда поехали, – решился он и распахнул передо мной дверцу «Вольво». – Не знаю, как насчет всяких там «бифштексов» и «ромштексов», но пивом-то старый, галантный офицер угостить даму еще в состоянии.

– Понятно… Значит, и вы тоже «приложили руку» к «становлению характера» моего отца? – не удержалась я.

– А как же, – не расслышал в моем голосе ироничной интонации Клюшкин. – И смею заверить – «тяжелую руку»…

– Я так и подумала, – призналась я и села в машину, – Ладно, поехали…