Текст книги "Бегство в мечту"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Философски, – мрачно пошутил Павлов, повернулся и бросился обратно, в глубь схватки.

– Русские! Уходите с нашей земли! – заорал чей– то голос с характерным акцентом. – Оккупанты – прочь! Кто не уйдет сам, того мы…

Голос оборвался на полуслове.

– Ну, суть мы успели понять, – удовлетворенно кивнул Андрей и поднял руку, чтобы оттереть струящийся с лица пот. На короткий миг он потерял окружающих его людей из вида и этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы удар чем-то тяжелым в голову сшиб его на землю. И тотчас кто-то с размаху прыгнул ему на живот, одновременно ударив камнем по виску… Последнее, что он услышал, был яростный голос Бобылева:

– Назад, сукины дети! Назад, пристрелю…

И выстрел, который становился все громче и продолжительнее, пока не перерос в одну оглушительную, дребезжащую ноту… А потом наступила тишина…

…Кирпичи были медные, покрывшиеся от времени зеленоватым налетом. Туннель, выложенный этими кирпичами, вел вертикально вверх. Он успел рассмотреть даже скол на углу одного из кирпичей, до того, как его с неудержимой силой потянуло куда-то, быстро набирая скорость. Миг – и скорость стала такой, что «кирпичи» были уже невозможно рассмотреть, и казалось, что он летит по трубе с гладкими, сверкающими стенами. Он не успел заметить, сколько длился полет – слишком быстро это произошло. Так же быстро исчезло ощущение боли и липкой, болезненной вялости. Он удивился, когда в конце туннеля увидел перед собой старинную, массивную дверь, окованную железными полосами, заканчивающимися в виде «трилистника». Такие двери можно было увидеть в тавернах семнадцатого века. Дверь распахнулась, пропуская его, и Андрей оказался окруженным желтовато-белым светом. Ушли последние волнения и сомнения, наступило чувство эйфории. Он был частью этого света, он был дома. Чувство глубокого понимания, доброты и ироничной мудрости окружало и наполняло его.

– Что ж… Теперь попытайся доказать мне, что меня не существует, – услышал он густой голос. Доброта, мудрость и сила, звучавшие в нем, не оставляли места для страха перед собеседником.

– Погорячился, – в тон ему ответил Андрей. – Зато, согласись, как аргументированно и бесспорно я это доказывал!

– Это мы умеем, – согласился голос. – Что касается философии – тут мы мастера. Хочешь, так повернем, а хочешь – этак… На любой вкус и по любому поводу… Так как – нагулялся? Домой?

– Нет, – попросил Андрей. – Обратно. Там мама. Ей будет больно. Она ведь не знает…

– Ты же сам стремился сюда?.. Как видишь – «здесь» и «там» разница большая. Здесь работы для тебя найдется куда как побольше…

– Там мама, – повторил Андрей. – Ей будет тяжело без меня.

– Н-нда… А ведь ты помнишь, что тебе предстоит там пережить. Сейчас ты это еще помнишь… И что обратно можешь не вернуться, ты тоже знаешь…

– Отпусти. Я должен успеть еще очень многое. Их много там, тех, кому я нужен… Ты ведь понимаешь…

– Понимаю, – сказал голос. – Это и хорошо, и печально… Но это правильно. Не для себя просишь – вижу это. А потому – иди! Прощай.

– Спасибо, – на миг закралось сомнение в правильности выбора, но Андрей отогнал его. – Прощай и ты. Удачи тебе.

– Иди уж, – усмехнулся голос, и вновь наступила тьма.

Вскоре он почувствовал тошноту, потом пришла боль, она становилась все сильнее и сильнее. Вскоре она стала невыносима настолько, что он захрипел, пытаясь вскрикнуть, и открыл глаза…

Первое, что он увидел, было лицо полкового врача, склонившегося над ним. В глазах доктора были удивление, радость и… ужас.

– Ты же был… Около десяти минут у тебя отсутствовал пульс, – сглотнув, сообщил врач. – Я думал, что ты… Первый раз в жизни так ошибся!.. Как себя чуствуешь? Кто я – помнишь?

– Петрович, – тихо спросил Туманов. – Бог есть?

– Не знаю, – ответил удивленный врач. – Я – атеист, так что, наверное, нет…

– Сейчас ты ошибся во второй раз, – сообщил ему Туманов и потерял сознание.

Окончательно он пришел в себя только на больничной койке, в полковом лазарете. Просторный шатер, оборудованный под медпункт, был рассчитан на двадцать человек, но сейчас вмещал все пятьдесят. Наиболее тяжело раненые были распределены по ближайшим больницам, находясь в специально отведенных для солдат внутренних войск палатах. В полевых шатрах лежали с переломами, контузиями, и прочими, не требующими серьезного хирургического вмешательства травмами. Туманов, по убеждению врачей, «легко отделался». На нем не было ни переломов, ни порезов, и даже синяки можно было пересчитать по пальцам. Только военврач Скоробогатов, первым осматривавший Андрея после травмы, каждый раз при встрече удивленно качал головой:

– Разные видел чудеса. Но чтоб человек через десять минут после того, как у него пропал пульс, сам по себе пришел в себя и без последствий – такого видеть не приходилось. Слышал о «клинической смерти» разное, но с подобным встречаюсь впервые.

На расспросы о виденном «там», он только пожимал плечами, отмахиваясь от назойливо пристающего к нему с требованиями объяснений Туманова:

– Теоретически можно предположить, что здесь сыграло роль давление на глазное «яблоко». Нажми пальцами себе на глаза – и увидишь такой же свет. Разговор?.. Сны ведь бывают каждую ночь… А вот туннель… Из всего слышанного мной, ты первый описываешь его так подробно. Обычно просто представляют себе, что летят по «трубе» и попадают в «центр солнца».

– Значит, я не первый увидел подобное? – удивился Туманов.

– Э-э, – махнул рукой старый врач. – Коли первый – так я б и не поверил. У нас такая отрасль науки, что «изучение человека после смерти» не предусмотрено. Умер – и умер. Чего ж там изучать, коли умер?.. Вот, правда, американцы, те ставят эксперименты, изучают. Даже неоднократно взвешивали умирающих и даже заявили, что душа существует и весит три грамма.

– Значит, душа все-таки существует? – недоверчиво покосился на него Туманов.

– Я таких заявлений делать не берусь. Фактов мало. Нельзя неизведанное нашей логикой мерить. Это то же, что аппендицит зубилом и молотком удалять. Может – есть, а может – нет… Но ты столкнулся с чудом.

– Невелико чудо, – проворчал Туманов. – По башке дали, в живот сапогом заехали, вот «звезды» из глаз и посыпались. Драка как драка. Мы – их, они – нас. Отличается только размерами. А в хорошей драке синяки не «штуками», а «дюжинами» считают… Но здесь есть логическая неувязка… Как атеист и комсомолец, я должен был видеть дедушку Ленина, ласково улыбающегося и приглашающего меня в «светлый коммунизм»… Где я и где Бог? Значит, это было что-то другое… Впрочем, сейчас о другом речь. Сами говорите: я здоров, в полном порядке… Что зря бока отлеживать? Отпустили бы, а?..

Врач тяжело вздыхал и отходил. Через две койки от Туманова с забинтованной головой и загипсованной рукой лежал Кулагин. При первой же возможности Туманов договорился с соседом и устроил земляка поближе к себе, чтобы коротать дни вынужденного безделья беседой. Но обычно легко вступающий в разговор еврей был на редкость мрачен.

– Может и прав был отец, – сказал он как-то Андрею. – Россия опять больна, ее бьет озноб. Страна сильная, на ноги все равно поднимется, но в такие минуты нужно быть подальше, чтоб не заразиться. Какая же это «демократия»? Кучка преступников захватила страну, разделила ее богатства и безнаказанно творит произвол дальше… А народ молчит… За что мы здесь воюем? За страну? Или за интересы олигархов?

– Не знаю, – честно ответил Туманов. – У меня оба деда воевали. Один– разведчиком на Волховском фронте, другой – морским офицером в Кронштадте… Они – знали, потому и победили… А я…Но я не дезертир. Скоро закончиться служба, тогда буду делать выбор сам.

– Да, зря они думают, что от нас ничего не зависит, – с тихой ненавистью сказал Кулагин. – Вседозволенность лишает ума, не хуже шизофрении… Я ведь не уеду… и страну не отдам…

– А кстати, почему ты не уехал? – спросил Туманов. – Ведь возможности есть.

– Не хочу. Понимаю, что глупо, но не хочу. Я здесь родился. Это моя страна… Я тебе никогда не говорил, но я ведь верующий.

– Иудей?

– Ты все же законченный комсорг, – вздохнул Кулагин. – Вечно путаешь горячее с зеленым… Я – христианин. Как Апостолы, как Богоматерь… Они ведь тоже были евреями… Я – православный. А православие – душа России. Куда я отсюда уеду?

– Из-за этого у тебя были разногласия с отцом? – догадался Туманов.

– – Как сказала одна поэтесса: «Не с теми я, кто бросил землю на растерзание врагам, их грубой лести я не внемлю, и песен им своих не дам»… Можно было бы уехать, а потом, когда все кончится, вернуться и помочь… Но есть в этом что-то такое, от чего вспоминается Коперник. А я всегда больше любил Джордано Бруно. Я хочу быть победителем, а не политиком. Каждый еврей – политик от природы, а вот победителя в себе нужно выращивать и воспитывать.

– Вся штука в том, что победить и погибнуть мало. Нужно победить и выжить.

– А я чем здесь занимаюсь? – удивился. Кулагин.

– Лежишь в бинтах и философствуешь.

– Это тоже опыт. Когда мудрый переносит несчастье, оно делает его добрее. Озлобляются глупые. Евреи – мудрый народ. Нас гонят постоянно, потому мы и становимся спокойными и мудрыми.

– Вот, – довольно констатировал Туманов. – Что бы вы без нас делали? Были бы – как все… А так – мудреете и набираетесь жизненного опыта.

– Ну и юмор у тебя!.. Как у командира отряда осназа…

– Да просто надоели вы со своими проблемами расизма и шовинизма. Армяне о расизме, азербайджанцы о расизме, белорусы и украинцы – туда же… Кто из нас больше всех об этом кричит? Вот я – русский. Ты слышал когда-нибудь, чтоб я заявлял, что я – самый лучший? Или что ты – хуже меня?

– Ты не кричишь об этом потому, что тебя это не коснулось. Был бы ты евреем…

– У тебя комплекс неполноценности.

– Выработанный вами.

– Тьфу на тебя!

– Вот оно! Вот! И после этого говорит об уважительном отношении к евреям! Шовинист!

На соседних койках солдаты заходились от хохота, слушая их диалоги.

Пару раз забегал Пензин. Явно смущаясь «внеслужебным проявлением чувств», оставлял яблоки на прикроватной тумбочке и передавал письма от матери.

– Как отряд? – интересовался Туманов.

Пензин недвусмысленно вертел ладонью возле уха и отшучивался:

– Как после взбучки. Кто глаз лечит, кто нос, кто ухо… Нам с ребятами больше всех повезло – мы только слышали о вашей «заварушке» по рации, но до нас не добрались. Все самое плохое досталось вам.

– Все живы – и ладно, – облегченно вздохнул Туманов и, увидев, как быстро Пензин отвел глаза в сторону, настороженно спросил:

– Что такое?!.. Кого-то?!..

– Ты выздоравливай, – попытался увильнуть от ответа Пензин. – Выздоравливай, и скорее к нам. А то мне без тебя с этими головорезами не справиться.

– Что случилось? – тревожно спросил Андрей, удерживая за рукав пытающегося прорваться к выходу офицера. – Вы что-то скрываете?

Пензин долго молчал, словно не в силах признаться, но все же сказал:

– Кузьмина ножом в шею пырнули…

– Так твою! – выругался Туманов. – Ах, сволочи!.. Как это произошло?..

– Не мучился, – тихо сказал старлей. – «Тесак» здоровый был, сразу сонную артерию перерезало… Остальные живы… Наши живы… А в третьей роте ночью машину с караулом обстреляли. Пули со смещенным центром тяжести. Рикошетили от бронежилетов, пока в «мягкое» не вонзались… Трое убитых солдат и один офицер.

– Ах, Кузьмин, Кузьмин… Что ж ты не уследил, – Андрей сглотнул подступивший к горлу комок. – Ведь не в первый раз в переделках бывал.

– Говорят, сразу стаей накинулись, – сказал Пензин. – Один из них нож «втихую» и сунул…

– Нашли их? – встрепенулся Андрей.

Офицер отрицательно покачал головой.

– Надо найти гадов, – убежденно сказал Туманов. – Обязательно надо найти… Сегодня утром я буду у вас. Вы там же?

– Мы завтра улетаем обратно, разве ты не знал? Возвращаемся в дивизию. Политики подняли шум вокруг этих событий. В Петербурге вся «верхушка администрации» показала знание вопроса, сидя за тридевять земель, «гуманисты» всех мастей и расцветок подняли вой в газетах и на телевидении… Я, знаешь, что думаю? Следует одну из таких «горячих точек» оставить без вмешательства. Хотя бы на неделю. Вот тогда…

– Тогда поднимется еще больший визг, – подал голос со своей койки Кулагин. – Только в этом случае кричать будут уже о невмешательстве и невыполнении долга… но те же самые горлопаны.

– Может быть, – легко согласился Пензин. – Но кто-нибудь обязательно бы задумался. Понимаете, в чем беда? Люди разучились думать. Они научились слушать и верить, а думать времени не хватает. Потом обижаются, что их надули… Людей пытаются отучить думать – вот что самое страшное. Образование уничтожают, на смену умным книгам пришли «женские детективы», на смену добрым фильмам – сериалы. Из нас делают общество потребителей….Есть у Стругацких такая страшная книга: «Хищные вещи века»… Похоже кто-то в Кремле взял ее как руководство к действию…Страну, как крысы догрызают… Я – офицер, я иду туда, куда мне прикажут, но иногда мне кажется, что воевать надо совсем не с теми…

– Думаю, что долго это сумасшествие продолжаться не может, – заявил Туманов. – Все же двадцатый век на дворе. Революциями и переворотами все «наелись», от религиозных баталий устали… Надеюсь, больше вылетов не будет…

– Мудрый еврейский народ присоединяется к общему мнению, – поднял вверх руку Кулагин. – Осталось только поставить Москву в известность о нашем решении…

Дальше были Нагорный Карабах, Фергана, Приднестровье, Тбилиси, Нахичевань, Грозный…

– Очень остроумно, очень, – оценил Туманов дислокацию отряда, – Затащить тягачами бронетранспортеры на гору и оставить их здесь вместо дзотов. Ни влево, ни вправо не сдвинуться… Очень остроумно.

– По большому счету здесь и дзоты не нужны, не то что бронетранспортеры, – лениво отозвался загорающий на огромном плоском камне Суханов. – Очередная перестраховка. Десятки лет Армения и Азербайджан соседствовали, и вдруг – бойня?.. КГБ «дезу» гонит, показывает начальству свою необходимость. Парочка случайных заварух выдаются за межнациональную резню.

– Вообще-то они враждовали куда чаще, чем «мирно соседствовали», – Туманов стянул гимнастерку и прилег рядом, – Ты заметил, как все идет «по нарастающей»? Сперва волнения, потом кулачные бои, потом ножи и обрезы… Если дальше так пойдет, то и до ядерного оружия дойти может.

– Это вряд ли, – сказал Суханов. – Кто им продаст? Не дураки же…

– Я слышал, что в соседней роте уже подходили к офицерам с просьбой продать бронетранспортер. Наши отказали, а другие возьмут и согласятся… Вот я – солдат, а мне все это уже поперек глотки стоит… Когда же кончится все это?

– Лет через пять.

– Думаешь, так быстро лучше станет?

– Нет, просто привыкнем. Будем считать за естественный ход жизни… Мать пишет, что дома перестройка бьет ключом… Да вот только «разводным» и все больше «по голове». У отца фабрику закрыли, работы лишился. Был мастером, теперь в кооператив подался. Обещают-то много, да пока что копейки платят. На зарплату купить продукты стало проблемой. Ты, когда вернешься, кем будешь?

– Когда я вырасту, я буду космонавтом, – «детским» голосом пропищал Андрей. – А если серьезно… Не знаю… За эти полтора года, пока я здесь, все изменилось… Да и сам я немного… Повзрослел, что ли?.. Нет, скорее постарел.

– Да, на войне стареешь быстро, – кивнул Суханов. – От спокойной жизни опыта не набираются. Живут на ошибках, бедах, потерях… От одной до другой.

– Да уж, потери… Зуев, Кузьмин… Помню, поначалу сцепились с Кузьминым… Молодые еще… Кто упрямей, решали… Эх, знать бы тогда… Как же он нож– то проглядел?

Суханов приподнялся на локте и с удивлением посмотрел на сержанта:

– В каком смысле – «как»? Когда тебя вытаскивал…

– Куда вытаскивал? – в свою очередь опешил Андрей.

– Так ты что?! Не знаешь?! Вот дела…

Суханов явно растерялся. Нашарив в кармане лежащей на земле гимнастерки сигареты, вытащил одну и закурил.

– А что я должен знать? – насторожился Андрей. – Пензин сказал, что на него навалились сразу несколько человек… Один и пырнул…

– Так-то оно так… Только они навалились на тебя. Кузьмин, как нож у одного из них заметил, так грудью на них и попер. Оттеснил их от тебя… Ты тогда уже без сознания валялся. Павлов тебя подальше от свалки потащил, а Кузьмин прикрывал… Откуда-то сбоку ударили. На земле бился долго… Кровь фонтаном хлестала… Ребята пытались помочь, но тут уже не поможешь…

– Дай-ка и мне сигарету, – Туманов прикурил трясущимися руками. – Вот ведь дерьмо какое!.. Ах ты ж, так твою растак!.. Старлей пожалел меня, значит… Не все рассказал…

– Ладно, успокойся. Что случилось, то случилось. И ты бы к нему на помощь бросился, и любой из нас… Не мы эту заразу на свет выпустили… Вот я – человек спокойный, но если встречу как-нибудь виновника всего этого – прибью! Насмерть прибью! Пусть судят или сумасшедшим потом признают, но прибью!

– Ты ведь из Омска родом? Туда начальство не заезжает… А если и заедет каким образом, то телохранители тебя к нему близко не подпустят.

– Меня-то? – ухмыльнулся Суханов, поводя пудовыми плечами. – Это мы еще посмотрим. Прорваться – прорвусь, хоть разок по роже да съезжу… А там, пускай хоть на части рвут… Я мужик простой. Пока меня в грязь втаптывают – терплю, но когда друзей режут, когда моя мать голодает… Этого я не прощу!

– Будем надеяться, что до Омска начальство не доберется, – через силу улыбнулся Андрей. – Но если и я когда-нибудь стану богатым или знаменитым, и на какой-нибудь презентации встречу… Ложись!..

Суханов моментом скатился с нагретого солнцем камня и вжался в землю, закрывая голову руками. Туманов успел укрыться за соседним валуном ровно за секунду до того, как прозвучала длинная очередь из автомата. Пули прошли высоко над головой, не причинив вреда. Тотчас вслед за этим послышался хлопок закрываемой дверцы и шум отъезжающей автомашины. Туманов и Суханов в бессильной злобе смотрели, как милицейский «уазик» скрылся за поворотом дороги.

– Ах ты, сволочь! – погрозил ему вслед кулаком Андрей. – Ну, я тебя как-нибудь достану! Ох, доберусь я до тебя в один прекрасный день!.. А ты говоришь, что здесь «заварухи» не предвидится, – повернулся он к Суханову. – Через день эта сволочь по нам стреляет… Как тихо в этот раз подкрались… Хорошо, что далеко. Метров на двести ближе – и крышка!..

– Интересно, это и впрямь местная милиция «балует» или машину где стащили? – задумчиво спросил Суханов.

– Нам-то какая разница, от кого пулю получать? Тебе станет легче, если тебя милиционер пристрелит? – спросил Туманов и повернулся навстречу подбегающим солдатам.

– Что такое? – еще издалека закричал Павлов. – Опять эти?!.

– Опять, – вздохнул Суханов.

– Сами-то целы?

– Целы, только по килограммчику за теми кустами сбросили, пока прятались, – пошутил Туманов, – Так что завтрак пропал впустую. Можно сказать – «потерян».

– Эта беда восполнима, – успокоился Павлов. – Живы – и слава Богу… Командир, а у меня как раз к тебе дело есть, – обратился он к Андрею.

– Не-а, – быстро среагировал Туманов. – Я еще в прошлый раз сказал: «Хватит!» То магазин от автомата забудете, то шомпол, то штык-нож… Не можете, чтоб все, как у людей было, сидите у БТРа.

– Ну, командир, – заныл Павлов. – Ну, отпусти… Сержант, будь, наконец, человеком! Вон, расчет БТРа целыми днями гуляет, где хочет, а мы, как дети малые, в палатке сидим…

– Вас в палатке удержишь, – прищурился Андрей. – Этой ночью кто в поселок бегал?

– Не я, – быстро сказал Павлов. – Наверное, «танкисты».

– Тогда им не повезло, – ехидно заметил Туманов, – Они в темноте сапоги перепутали и бутыль с коньяком вместо своих в мои «кирзачи» засунули… Я его, «противного», в помойную яму вылил.

Лицо у Павлова дернулось так, словно у него вырвали зуб. Но мужественный ефрейтор стойко перенес этот удар судьбы и продолжил «осаду нытьем»:

– Ну, отпусти… Ну, мы вовремя вернемся… Ну, все в порядке будет… Ну, не держи на казенных харчах… Ну, отпусти…

– Что там опять намечается? – поинтересовался сержант.

– У племянника старосты родилась дочка, – почувствовав «слабинку» в голосе командира, Павлов преданно и жалобно «ел» начальство глазами.

– То дочка у племянника, то радикулит у деверя, – ворчал Андрей. – Лишь бы выпить да закусить… Коли не отпущу – сбежите?

– Сбежим, – печально признался Павлов.

– Накажу, – туманно обрисовал перспективу Андрей.

– Согласны… Уж больно там шашлык вкусно готовят… Говорят, что старейшина две дюжины способов приготовления знает… Четыре мы уже попробовали.

– Леший с вами, сбегайте… Только чтоб я об этом не знал, – пошутил Туманов. – И вот еще что: возьмите оружие с собой… На всякий случай. Только, если опять что-нибудь забудете!..

Павлов театральным жестом прижал ладони к сердцу и так замотал головой, что Андрей всерьез испугался за целостность его шейных позвонков. Словно опасаясь, что сержант передумает, солдаты вприпрыжку помчались к палатке, собираться.

– Чтоб через три часа были на месте! – крикнул им вслед Андрей. – Накажу!

– Зря ты их так балуешь, – лениво заметил Суханов, снова растягиваясь на раскаленном камне.

– Лучше контролируемое безобразие, чем бесконтрольный порядок, – сказал Туманов. – Ребята все понимают. Лишнего себе не позволят. Да и на армянской «стороне» поспокойней, чем у азербайджанцев.

– Сегодня комбат ответственный, – напомнил Суханов.

– Придется к его приходу шашлык замачивать, – развел руками Андрей. – Я не старейшина, две дюжины способов приготовления не знаю, но пяток-другой разновидностей шашлыка осилю… Авось пронесет…

Когда последний солдат с блаженно-виноватым выражением на лице прошмыгнул мимо него в палатку, Туманов со вздохом закрыл за ними дверь и, дождавшись, пока отряд заберется под одеяла, прошелся вдоль кроватей, проверяя целостность снаряжения.

– Все на месте? – спросил наблюдавший за ним Суханов. – Ничего не пропало?

– Вроде все.

– Зря ты так «либеральничаешь», – покачал головой радист, – Раз на раз не приходится. Утащат кого– нибудь в заложники, потом выкупай или обменивай…

– Этих утащишь, – усмехнулся Андрей, оглядывая лица спящих солдат. – Через неделю сами выкуп предложат, только б мы их обратно взяли. А что до «либерализма», так мы не в дивизии. Другая обстановка, другая жизнь. Они «взрослые мальчики» – раз штанишки самостоятельно надевают, должны соображать, что к чему. «Пролетят» – шкуру спущу!

– Жалеешь…

– И это тоже. Кто знает, что завтра будет. Сам видишь – на войне, так на войне… Нет-нет, да и согрешишь…

– «Не мы такие, жизнь такая»? – усмехнулся Суханов и, взглянув в окно, охнул: – Проверка идет!.. Только-только успели!..

Туманов вышел из палатки и шагнул навстречу поднимающемуся по тропинке комбату, докладывая об «отсутствии происшествий во вверенном ему отряде».

Комбат терпеливо выслушал, косясь на пышущий жаром мангал, установленный неподалеку от палатки, и без дальнейших церемоний направился к установленному под открытым небом столику. Два сопровождающих его офицера последовали за ним. Андрей положил на тарелки свежий лаваш и пристроил сверху по румяному, дымящемуся шашлыку. Украсил все пучками зелени и поставил в центр стола трехлитровый бочонок с виноградным соком.

– А запить шашлык ничего нет? – задумчиво глядя на бочонок, спросил комбат.

– Сок, – состроил непонимающую физиономию Туманов. – Еще есть вода.

Комбат побарабанил пальцами по столу и кивнул:

– Сок – это хорошо… Слышал я, что твои хлопцы изредка в селения наведываются?.. И ты, вроде как, даже знаешь об этом?..

– Вражеская дезинформация, – нахально заявил Туманов. – С целью ввести начальство в заблуждение относительно боеспособности личного состава, посеять недоверие и таким образом создать в батальоне нервозную атмосферу, благоприятствующую подрыву морального духа солдат!

– Летели над лесом два крокодила, один – зеленый, другой – налево, – «оценил» версию Туманова комбат. – Ну что ж, отведаем, чем питается личный состав. Чтоб потом не говорили, что начальство не ест из «солдатского котла», – и комбат вонзился зубами в мякоть шашлыка. – О-о! Очень даже… Очень… Только «всухомятку»… М-м-да…

– Сок, – грустно повторил Туманов. – Вода.

Тут он заметил, что Суханов, выглядывая из-за угла

палатки, подает ему какие-то знаки, махая руками и корча рожи. Присмотревшись в указанном направлении, Андрей увидел темноволосого мальчишку лет семи, поднимающегося по тропинке к лагерю. За спиной, на ремне, мальчишка тащил что-то очень похожее на…

Туманов судорожно сглотнул и сделал несколько шагов ему навстречу, но было уже поздно: комбат заметил паренька и, встав из-за стола, неторопливо пошел к нему. Парнишка остановился в двух шагах от них, оценивающе переводя взгляд с погон офицера на погоны сержанта. Наконец решился и, вытащив из-за спины автомат Калашникова, едва ли не вдвое превышающий его по размерам, протянул комбату:

– Вот. Дэдушка передать просил. Ваш солдат забыл. Наш дэд закон соблюдает: вещи гостя сэбэ нэ бэрэм.

Отдав оружие, повернулся и легко побежал вниз, перепрыгивая с камня на камень. Комбат осмотрел автомат, прочитал выбитый номер, зачем-то заглянул в отверстие ствола и наконец повернулся к почесывающему с отрешенным видом нос Туманову:

– Так как там насчет «шашлык запить»?

Андрей вздохнул еще раз и поплелся в палатку,

проверять известные ему тайники солдат.

– А я предупреждал, – заметил Суханов, провожая взглядом удаляющихся офицеров. – Рано или поздно они должны были что-то «посеять»…

– Моя вина, – согласился Андрей. – «Слона-то я и не заметил». Подсумки проверил, магазины и гранаты пересчитал, а про автоматы и думать забыл… Ладно, хорошо то, что хорошо кончается. Офицеры сегодня «гуляют», так что мы отделались «легким испугом»… Но наутро кто-то будет рыть окопы вокруг палатки…

– Какие окопы? – удивился Суханов. – Где ты здесь землю нашел?! Сплошные песок и камень.

– Вот именно поэтому и окопы, – пояснил Туманов. – Так что завтра – по полной программе: от меня и до обеда – траншея. Будут искать, где я автомат зарыл. Потеряли в ауле, а искать будут, где почва по– каменистей да сержант повредней. – Он взглянул на часы. – Пора будить часового. Кто сегодня по графику?

– Басенцов… Только, знаешь, что… Давай-ка лучше я за него сегодня отстою.

– Дело твое… А что с ним?

– Письмо получил. Девчонка его замуж вышла. Переживает очень.

– Еще один… В нашей роте нет ни одного человека, который мог бы похвастаться, что его дождалась из армии девушка. Надо будет с ним завтра поговорить. Хоть он и крепкий мужик, выдержит, но поговорить с ним надо… И чтоб один не оставался, проследить. Среди людей побудет, не так болезненно это известие переживать будет… Ах, вот почему они сегодня в аул побежали, – догадался он. – Что ж… Ладно, уговорил. «Траншея» на завтра отменяется… Обойдемся небольшим окопчиком… А «на часах» сегодня я сам отстою. Ты спать иди, и без того «носом клюешь»…

– Я сменю тебя в полночь, – не стал протестовать Суханов. – Тебе тоже не мешает пару-тройку часов поспать… Устав караульной службы еще не забыл? «Услышав лай караульной собаки, часовой должен продублировать этот сигнал тревоги голосом…»

Туманову показалось, что он только что закрыл глаза, как кто-то уже схватил его за плечо и затряс.

– Вставай, сержант, вставай, – послышался в темноте встревоженный шепот Суханова. – Да просыпайся же ты!..

– Что, опять проверка? – сонно отозвался Андрей, нехотя отрывая голову от подушки.

– Комбата нашего в заложники взяли, – выдохнул радист. – Только что передали по рации. Под селением захватили. Нам приказано быть в боевой готовности. Комполка уже выехал к нам, минут через десять встречать надо.

– Вот незадача, – нахмурился Андрей. – Как же это их угораздило? Ведь опытные мужики…

– Как-как… Там – «шашлык запьют», здесь – бастурмой закусят… Вот и попали «в гости».

– Главное, чтоб далеко не увезли, – Туманов расправил складки гимнастерки и повесил через плечо походный планшет. – В горах запрячут, и впрямь выкупать придется. Если спрячут неподалеку и тут же будут вести переговоры – есть шанс, – он набрал полную грудь воздуха и рявкнул: – Р-рота!.. Подъем! Тревога!..

– Шанс есть, – сказал комполка, вглядываясь в затянутое сероватым предутренним туманом село. – Работали дилетанты, явно из «свободных отрядов». Все действия непрофессиональны. Еще не успели спрятать заложников, а уже выдвигают требования.

– Что просят? – спросил Пензин, поеживаясь на холодном ветру.

– Ни много, ни мало – БТР. Либо пять армян, желательно, «рангом повыше». Чтоб потом обменять их на своих или продать. У них же целая коммерция на этом деле поставлена. Друг у друга людей тащат, а потом либо обменивают, либо выкупают. Эти тоже решили попробовать… Нашли, кого красть. Лучше б начпрода стащили, или парочку особистов… Туманов, твои люди готовы?

– Так точно. Ждут за дорогой.

– Нечего им до «игры» показываться, – кивнул полковник. – И ты сам к ним иди. Через полчаса сюда парламентарии подойдут. Поговорим. Постараюсь вытянуть из них максимум информации. После этого уже будем определяться, как действовать дальше. Иди, мы позовем, когда надо.

Прошло два часа томительного ожидания, прежде чем его позвали вновь.

– Вот тот дом видишь? – указал полковник на видневшийся в утренней дымке одноэтажный каменный домик. – Наших держат там. У меня сложилось ощущение, что они считают похищение людей спортом. Раз утащили – должны заплатить… Заплатим! Полновесно!.. Всего их человек восемь. Преимущественно пастухи, решившие поиграть в средневековье. Вооружение легкое – ружья, обрезы, в случае нарушения условий грозятся перестрелять заложников. Срок выкупа в три часа… Справишься?

– Восемь крестьян против моих солдат? – переспросил Туманов. – Нет, не справлюсь… Слишком тяжело.

– Эти «крестьяне» из своих допотопных ружей стреляют не хуже наших сибиряков, – сказал Бобылев. – А местность вокруг дома открытая – скрытно не подобраться.

– Если они просят БТР, может, под его укрытием?

– Передача БТРа будет происходить на дороге… Можно было бы даже отдать им технику, дождаться, пока отпустят заложников, и… Только из БТРа будет куда сложней их «выковыривать», а портить технику не хочется… На крайний случай так и поступим.

– Это не понадобится, – самоуверенно заявил Андрей. – Мы их отсюда за десять минут выбьем.

– А вот людей мне «портить» не хочется куда больше, – твердо сказал полковник. – Так что, пока твердого и надежного плана не предоставите, «добро» не дам. Думайте, планируйте… А мы со своей стороны тоже «поприкидываем»…

Туманов отошел в сторону, сел на торчащий из земли камень и задумался, щепкой вырисовывая на песке план местности.

– …Горючки литра три оставить, – долетали до него обрывки разговора офицеров. – И засаду в том районе… Механики с мотором повозятся… «Черепахой» дойти до дома… Под угрозой гранатометов и пулеметов… Блеф, конечно… Отпадает… И вертолет не подойдет…