Текст книги "Полет миражей (СИ)"

Автор книги: Дилара Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 21. Я никогда тебя не предам

«Дорогой Фальх. Надеюсь, ты когда-нибудь меня поймешь… и простишь. Всю жизнь я думала, что поступаю правильно. Бежала сломя голову к своей мечте, ничего не замечая вокруг… Тот день все изменил. Что мы делаем? К чему стремимся? Не уничтожим ли мы этот хрупкий мир, с таким трудом отвоеванный у смерти? Мне страшно. Это все не правильно… совсем неправильно… Раньше я считала, что предела для науки не существует… Но всему есть свой предел. И сейчас время о нем вспомнить».

Обессиленными пальцами мужчина закрыл слишком яркую записку, оставленную на рабочем столе его личного кабинета. Настолько яркую, что, казалось, ее свечение слепило глаза. Как и слепила когда-то мнимая преданность Лаи. Той самой Лаи, которая не жалела ни времени, не сил, чтобы воплотить в реальность общий проект, именно той Лаи, что поставила крест на своей личной жизни, полностью посвятив себя науке, той Лаи, в которой он не на секунду не сомневался. Ее горение общей идеей оказалось обманом, в который Фальх охотно поверил, потому что просто не способен был увидеть правду.

Внезапный нервный срыв был не из-за шокирующего убийства и вовсе не из-за закрытия проекта. Фальх был слишком слеп, чтобы увидеть это. Слишком верил в ее любовь к науке… Она вернулась, чтобы разрушить его жизнь. Чтобы сознательно предать. И все то время, что они работали вместе, Лая собирала информацию, которая утопила его с головой, лишив не только проекта, но и репутации. И окончательно провела красную линию между ним и храмовниками, с этого момента ставшими личностями, с которыми Фальх предпочитал не пересекаться.

– Помоги мне. Ты обещал… – робко послышалось позади.

– Меня предали.

– Кто?

– Тот, которому я всецело доверял.

– Тебе больно?

– Да…

– Меня тоже когда-то предали. Тот, кто был ближе всех.

– Я тебя понимаю.

– Нет. Не понимаешь.

– Тебе больно?

– Нет. Мне все равно.

– Разве такое возможно?

– Возможно и не такое.

– Ты права, иногда я совсем ничего не понимаю. Особенно тебя…

– Это так необходимо?

– Только так я смогу помочь. Расскажи мне.

– Об отчаянии? О том, что со мной сделали то, чего я не заслужила? Я страдала так долго, что забыла, как это – жить на свободе. Эта тюрьма меня сломала. Я жила… нет, я существовала хуже, чем могу тебе рассказать, и дольше, чем ты можешь себе это представить.

– Теперь ты в безопасности. Со мной.

– Безопасности не будет, пока они охотятся на таких, как я.

– Таких как ты нет. Ты – уникальна.

– Так страшно… Не хочу больше прятаться и трястись от ужаса! Спаси меня от их тяжелых мечей!

– Храмовники не проверяют канализацию во время ливней.

– Скоро дождь прекратится.

– Это предательство… Теперь они везде, и следят за каждым моим шагом. Исследования закрыли, лаборатория уничтожена. Как и все остальные… Нам с тобой туда ходу нет.

– Неужели нельзя ничего поправить?

– Я этого не говорил. Мы сделаем все сами. Верь мне.

– Я верю.

– Ты очень красива.

– Кто тебя предал?

– Разве это важно?

– Важно то, что может дать ответы.

– Я уже давно не ищу ответов, почему люди предают. Я просто вычеркиваю их из своей жизни.

– И не оборачиваешься?

– Никогда.

– Тогда я понимаю, почему ты все это делаешь.

– Я верю в науку и ее безграничность.

– Неправда. Ты делаешь это, чтобы больше не быть одиноким.

– Азари…

– Не волнуйся, Фальх. Я не предам тебя. Никогда.

Глава 22. Приют грез

Спасительный полицейский дрон волочился позади, освещая путь скудным синеватым лучом. Каждые десять минут он возвещал об опасности предпринятого путешествия. В воздухе высвечивался обратный отсчет до полета миражей, камер нигде не было видно. Это могло означать только одно: сила предстоящей стихии достигнет такой силы, что и один-единственный кадр начнет туманить сознание смотрящего. А если таких смотрящих миллионы… Даже погоня за красивой картинкой не могла выдержать конкуренции со страхом перед полетом миражей. Цифры тут не имели значения. Иллюзия не спрашивала разрешения, чтобы накрыть Марс своей разрушительно волной. И всегда приходила внезапно.

Пронзительный холод заставлял дубеть конечности. Медея не знала, откуда у нее брались силы идти дальше. За эти часы она перестала чувствовать все, кроме ноющей боли в ногах и колкого, пробирающего до костей мороза. Изо рта шел тут же растворяющийся в воздухе пар. Куртка не спасала, так что пришлось распустить волосы и затолкать их под ткань, чтобы хоть как-то согреться. Последние пару часов дались совсем нелегко. Девушка уже не чувствовала пальцев ног. И даже не всегда понимала, идет ли она вообще.

Когда небо начало светлеть, Медея чуть не заплакала. Колкий мороз начал потихоньку отступать, предвещая долгожданный рассвет. Непроглядную тьму начали сменять предрассветные сумерки, явно не торопившиеся пустить в себя новый день.

Датчик начал мигать чаще. Медея старалась идти след в след байку, и до наступления тьмы быть предельно внимательной. После пересечения границы девушке начало казаться, что она ходит кругами. Просмотр истории маршрута подтвердил, что это было действительно так. Полностью обессиленная, землянка рухнула на камень и сидела так очень, очень долго. Не стараясь спрятаться от предстоящей стихии и даже не предпринимая каких-либо попыток подняться.

После таких радикальных методов отметка на карте замерла. Медея встала. Она знала, что это была последняя точка назначения.

Предрассветные сумерки нависли над тонкой нитью кровавого зарева, окрасившего горизонт. Практически невидимая полоска света предпринимала жалкие попытки прорваться в высь. Блестящие звезды, планеты и спутники, словно пригвоздив полотно ночи к небу, не давали сорвать плотную завесу холодного мрака. В воздухе начало остро ощущаться напряжение. Медея почувствовала, как ее волосы стали тихонько потрескивать. Словно от мелких электрических разрядов, покалывали и подушечки пальцев. Внутри что-то задрожало. Смертельная усталость необъяснимым образом сменилась на лихорадочное возбуждение.

Впереди замаячило небольшое плато с огромными валунами. Искрометно рыжий цвет камня прорывался сквозь мутноватую серость сумерек. Практическая монолитная плита кое-где расходилась широкими трещинами, в которых зацепились кудрявые мятлики и размашистые метелки полыни.

Ощущение нереальности происходящего усилилось. Будто безвременье, разлучившее ночь с утром, заставило застыть и саму жизнь. Вокруг настала неестественная тишина. Даже полынь, казалось, замерла, грустно склонившись над рыжим камнем соскучившимися по воде побегами.

Девушка оглянулась. Никого. Под ногами валялся датчик, размеренно мигающий предупредительным красным сигналом.

Жнец должен был быть где-то здесь. Очень близко.

Высокие рыжие валуны, словно языческие идолы, аккуратной вереницей огибали плато. Некоторые из них были скошены у основания. Рукотворные изваяния, замаскированные под чудаковатые творения природы, были удобным укрытием от надвигающейся стихии. Тонкая плоть век, походные фильтры или толстые стволы деревьев не были преградой для полета миражей. Его натиск мог остановить только камень.

Навстречу так никто и не вышел. Медея послушно стояла, испытывая дикое желание вновь опуститься на камень. Колени начали дрожать. Но не от страха или от усталости. Необъяснимое возбуждение, лихорадочное и нервозное, наполняло все тело. Куда-то ушла боль. Растворилась усталость. Осталось только ощущение неосязаемого электричества, колким потоком текущего по жилам.

Вдруг Медея сорвалась с места. Вдалеке, под одним из валунов, она заметила черный сверток. Внезапная догадка острой мыслью вонзилась в мозг. За одно мгновение девушка оказалась рядом с телом Фидгерта, дрожащими руками схватив плотную ткань черной куртки. Мальчик не двигался. Сердце ушло в пятки. Резким движением откинув полы куртки, девушка приложила пальцы к нежной хрупкой шее. Под дрожащими оледенелыми подушечками почувствовалась ритмичная пульсация артерий. Глубокий, полный облегчения выдох вырвался из усталой груди. Белое лицо мальчика, слега задетое сонным румянцем, излучало спокойствие. Фидгерт спал.

Плотно закутав мальчика, Медея сняла куртку и дополнительно накинула сверху. Отступать было некуда, а на себе она его все равно бы не утащила. Холодно – пусть не замерзнет, а ей уже не к чему.

Глухой стук. Что-то упало на холодный камень, когда Медея начала подниматься. Крест. Небольшой, деревянный, с короткой цепочкой из гладких бусин. Видимо, выскользнул из кармана, когда она с силой одернула куртку. Замусоленный и потертый, он выглядел до абсурдности просто, будто его приобрели на распродаже какой-нибудь базарной лавки. Темно-коричневое дерево блестело, отполированное постоянным прикосновением. Медея сглотнула тугой ком, застрявший в горле: этот человек его не заслуживал. Не заслуживал встать на одну ступень с Эсхекиалем – самым достойным человеком, которого она знала в своей жизни и воином, отдавшем свою жизнь за других. Тонкие бледные пальцы потянулись к вещи, принадлежащей другому.

– Не трогай, – послышалось за спиной холодным, упавшим голосом.

До начала стихии оставалось еще более получаса. Морган оттягивал момент встречи со своими призраками до последнего. Где-то в глубине души теплилась призрачная надежда, что полет миражей накроет красную зону раньше. Но, как обычно, он оказался беспощаден и не спешил облегчить участь Жнеца. Слукавить не получилось – страх было не обмануть. И снова придется взглянуть в его глаза, оставшись один на один с бездной.

Испуганно одернув руку, Медея резко встала. Раньше, еще во время изнурительного пути, у нее возникали мысли поговорить. Может быть, даже извиниться. Теперь она осознала, что это бесполезно. И человек, стоящий за спиной, не стоил такой чести.

Обернулась. Стоит, руки нарочито беспечно спрятаны в карманы. На лице никаких эмоций. Ни усталости, ни заинтересованности, даже ненависти нет. Только шрам и спокойный взгляд белесого глаза.

Полицейский дрон парил рядом, спокойно транслируя цифры обратного отсчета. Жнец вынул из кармана металлическое устройство, по форме похожее на усилитель нейронных связей. Тот немного задрожал, оповещая о начале своей работы. Прозрачно-голубоватая энергетическая завеса образовалась вокруг его головы, уплотняя структуру в области глаз.

Девушка собрала волосы, заколов их толстой заколкой. Отошла на несколько метров от спящего мальчика. И замерла.

Глядя в спину боявшейся пошевелиться гирру, мужчина настраивал походные зрительные фильтры на максимальный энергетический уровень. Он знал, что как только начнет приближаться, девушка достанет нож и обернется. Поэтому торопиться не собирался. И намеревался сделать все ровно так, как должно. Чтобы разрубить узел, связавший его после пробуждения от очередной гибернации, не нужно было спешить. Предусмотрительно вколотая доза транквилизатора предупредила накатывающий приступ панической атаки.

Обернувшись, Медея вынула нож из-за пояса – бежать было некуда. Взглянув на соперника, девушка поняла, что все, чему учила капитан Хамомилле, здесь не принесет никакой пользы. Какие могут быть слабые места у носителя Племени? Даже с Эсхекиалем, человеком довольно не молодым и не самого крепкого телосложения, не мог справиться самый сильный боец «Гофора-3». Тут же шла речь о наемнике, у которого убийство было профессией, средством пропитания.

«Внимание! Тридцать минут до начала стихийных явлений. Убедительная просьба незамедлительно найти укрытие. Погрешность прогноза может быть недопустимо велика. Потенциальная сила угрозы – восьмибальная. Последствия полета миражей не совместимы с жизнью», – усиленно вещал красивый женский голос откуда-то из глубины дрона.

Когда Жнец резко двинулся вперед, девушка метнулась вправо. В ту же секунду она почувствовала ладонь у себя на плече и приготовилась к тому, что ее резко одернут назад. Но этого не произошло. Морган толкнул девушку вперед. Так, чтобы та ударилась о ближайший камень. Не слишком сильно, чтобы потерять сознание, но и не достаточно слабо, чтобы продолжать сопротивляться. Удар пришелся точно в лоб. Теплая струйка крови потекла по покрывшейся мелким потом коже, мгновенно попав в глаза. Девушка выронила из рук нож и рухнула на землю.

Сквозь полубессознательное состояние она слышала тяжелое дыхание Жнеца. Настолько тяжелое, что оно превратилось в сплошной хрип. И это было единственное, что оживляло окружающую тишину сумерек. Медея вдруг осознала: можно закончить свою жизнь в борьбе, а можно просто лежать и ждать, когда ее поглотит разрушительная стихия.

Мужчина тяжело навис над девушкой. Та не двигалась, поэтому он сделал два нервных шага назад и застыл. Но на этом ничего не закончилось. Медея сделала свой выбор. Глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. Вытащила из волос заколку, собрала все оставшиеся силы и резко вскочила. Размашисто развернулась и пропорола воздух острием заколки. Мимо. Жнец увернулся, не применив отвесить хорошую оплеуху. Сплюнув соленую кровь, мгновенно залившую рот, девушка снова упала.

Острая боль пронзила тело. Схватив за разметавшиеся волосы, Медею оторвали от ярко-рыжего камня. Настолько яркого, что было неясно, принадлежит ли этот цвет камню или крови, залившей глаза.

Не ослабляя мертвой хватки, Жнец обхватил локтем шею землянки. И снова застыл. Твердые мышцы широкой руки сдавливали горло, заставляя девушку запрокинуть голову в попытках схватить ртом воздух. Пульс молотом бил в виски Жнеца, заставляя вот-вот лопнуть сосуды. Сознание затянул болезненный туман. Лицо покраснело, зубы сжались до скрипа. Мужчина чувствовал, что достаточно совсем небольшого движения, чтобы свернуть хрупкую шею. Девушка уже начала задыхаться. Она вцепилась в руку тонкими пальцами, отчаянно молотя ногами пустое пространство. Жнец закрыл глаза. С головой накрыло бешенное желание довести дело до конца. Запах свежей крови пронзал мозг, пьяня сознание. Убийство вне жатвы. Вот она – его точка невозврата.

Напряжение достигло предела. Походя на методичные удары камня о камень, невыносимое желание убить сталкивалось с сопротивлением Пламени. Огненные искры, высеченные этим извечным противостоянием, опаляли душу и причиняли ей нестерпимую боль. Так было всегда, так случилось и сейчас. Белое Пламя вспыхнуло внутри, вырываясь из-под опущенных век. Морган не сопротивлялся – Пламя должно было его остановить. Должно было сделать то, что сам он сделать не в состоянии. Это был его договор. Договор, который он заключил еще много лет назад.

На этот раз Пламя не стало долго мучить пронзающей сознание болью. Оно вогнало Жнеца в оцепеняющий ступор. Рука замерла, на мгновение перестав сжимать шею жертвы в своих стальных тисках. В то время, как внимание Жнеца находилось в дурманящем тумане, Медея со всей силы впилась зубами в руку душителя, прокусив кожу до самого мяса. Открыв глаза, тот спокойно наблюдал, как соперник выскальзывает из-под ослабленной хватки. Морган медленно разогнулся и посмотрел на руку, пытаясь понять, что же произошло. Глядя на кровавый укус и наполовину отвалившуюся плоть, он ровном счетом ничего не ощущал. Ничего, кроме заставляющих вскипать кровь адреналина и бушующую силу Пламени.

Свалившись на землю и собрав все свои силы, Медея поняла, что это ее последний шанс. Даже не дождавшись потока воздуха, вошедшего в легкие, она вскочила, подлетела к Жнецу и со всей дури вдарила ему тяжелым ботинком промеж ног. А потом снова рухнула вниз.

Вырывавшееся из глазниц Пламя мгновенно скользнуло обратно, внутрь. Обнажив покрасневшие от прилившей к голове крови белки глаз, оно тут же дало дорогу новому импульсу. На этот раз настолько мощному, что ни адреналин, ни сила не оказались ему препятствием. У Моргана потемнело в глазах. Настала его очередь валяться на земле. Мышцы живота мгновенно сократились, дыхание сперло. Жнец упал на колени, и, завалившись вперед, оперся лбом о камень. Сдавленно заскулил. Появилось ощущение, что он сейчас помрет. Не став дожидаться этого знаменательного события, Морган нервно высыпал из кармана все, что что в нем было, еле попав внутрь трясущейся рукой. Не глядя вколол во внутреннюю сторону бедра первое, что попалось под дрожащую ладонь. Прямо через толстую ткань. На удачу. Десяток секунд предсмертного состояния сменились спасительным расслаблением и холодным потом, выступившим по всему телу. Боль ушла куда-то на задворки сознания, уступив место нахлынувшей эйфории. Откинувшись на спину, Морган откинулся на спину. Видимо, все-таки попался наркотик.

Прошло не так много времени. Всего несколько мгновений, но разлеживаться все равно оказалось плохой идеей.

– Ох, еп… – только и успело вырваться из груди, когда занесенная сверху заколка вернула Моргана в реальность, заставив в последний момент уйти из-под удара.

Воздух рассекло острие стали. Целившаяся прямо в глаза противнику Медея снова промахнулась. Конец металлической заколки встретился с твердым камнем, выбив несколько ярких искр. Не став ожидать повторного выпада, Жнец схватил запястье девушки и вывернул его. Пальцы разжались, выпуская колкое оружие. Сильный удар в солнечной сплетение заставил девушку согнуться пополам, судорожно хватаясь за живот. Жнец встал.

Глядя сверху на трясущуюся в агонии Медею, он понял, что не рассчитал силу. Сплюнул в сторону и прикинул, стоит ли вводить ей транки. Судя по тому, что девушка уже начала закатывать глаза, ввести все-таки стоило. Иначе она могла не дожить до стихии. Моргана такой расклад не устраивал. Пока еще оставалось время, он начал спешно рыться в оставшихся медикаментах. Откинув в сторону варианты наркотиков и сильнодействующих транквилизаторов, Жнец остановился на обезболивающих: сознание гирру должно было оставаться не затуманенным.

Оборвался надоедливый писк дрона, все это время навязчиво отсчитывающий время до начала стихии. Практически полностью теряя свой смысл, слова, произносимые приятным женским голосом, начали искажаться. Буквы повторялись по множеству раз. Некоторые слоги, напротив, стали почти не слышны и порой полностью пропадали. Шаблонный казенный тон приобрел металлические нотки. Внутри дрона что-то глухо загудело, а потом лопнуло. Из гладкого стального корпуса метнулись искры.

Не став дожидаться окончательно действия лекарств, Морган схватил Медею за растрепанные волосы и потащил в сторону, туда, где был хороший обзор на небо. Где не было никаких преград в виде валунов и высоких камней.

Когда Морган сжал волосы двумя руками и стал пятиться назад, таща девушку по твердому камню, она закричала. Она кричала даже тогда, когда ее поставили на колени и высоко задрали голову. А потом хорошо тряхнули, совсем не пространно намекая, чтобы она заткнулась. Она заткнулась. С трудом выплюнула кровь, внезапно забившую ей глотку. И широко раскрыла глаза.

– Смотри, сука, – дрожащим голосом произнес Жнец.

Прямо перед тем, как их накрыло.

Полет миражей поглотил небо. В одно мгновения исчезли все звезды. Исчезли планеты и огромные массивные спутники. Исчезли сумерки и робкий рассвет, пробивавшийся сквозь толщу мрака.

Застывшие в воздухе цифры мерцали предупредительным алым цветом. Секунды замерли, не в силах продолжать обратный отсчет. Двадцать шесть минут восемнадцать секунд. Через мгновение почти все из них погасли. Осталась только стойкая восьмерка, отражавшаяся в застывших взглядах смотрящих.

Он пришел раньше. Как обычно – без предупреждения. И для большинства так и остался неразрешимой загадкой. То, что сейчас творилось в небе, не видел никто. Никто, кроме Медеи.

Полет миражей ворвался в еще не наступившее утро, взорвав сумерки. Он расколол их на мириады галактик, отразившихся в остекленелых глазах своей жертвы. Девушка потянулась вверх, пытаясь прикоснуться к неуловимому. К тому, чего не существует и никогда не существовало. Воздух загустел. Иллюзорные искорки, похожие на желтых медлительных светлячков, терялись в упругих спиралях черных волос. Зеркальное отражение выси проплывало по притихшей поверхности планеты, растворяя между извечными противоположностями всякую разницу. Все слилось. Под ногами исчезла земля, а над головой – небо. Послышался нарастающий звон, доносящийся не сверху и не снизу, а откуда-то из глубины. Начали падать звезды.

Хватка Моргана ослабла, но ладони еще чувствовали жесткие волосы. Зрительные фильтры начали подавать тревожный сигнал, предупреждая о перегрузках. Перед глазами прошлась мелкая рябь. В висок ударил мощный электрический импульс. Жнец очнулся. С тяжким трудом он развернулся и поплелся к ближайшему скошенному у основания валуну. Когда мужчина дошел до спасительного укрытия, зрительные фильтры треснули. Голубоватая энергия вокруг головы пошла цепью беловатых молний, через мгновение пропав совсем. Устройство на виске задрожало и окончательно вышло из строя. Морган оперся рукой о камень, согнулся и невольно подался вперед. Последнее, что отпечаталось в его памяти – это зияющая дыра, куда он свалился под тяжестью собственного тела.

«Марс!

Отражение красной восьмерки на остекленелой поверхности глаза заняло свое твердое положение среди мириад отблесков Млечного Пути. Писк. Еще один. Глухой и сбитый. Дальше – тишина. Огромная, кроваво-красная цифра «восемь» нависла над телом, словно многоэтажный дом. Ее неосязаемые бока начали твердеть, обрастая Марсианской породой, словно непробиваемым панцирем. Когда он достиг самой верхушки изогнутой линии, то стало понятно, что теперь все это – камень. Часть планеты. И есть планета. Цифра завибрировала, разбрасывая вокруг себя рыжие твердые осколки. И начала падать.

Нарастающий с каждой секундой трубный гул разорвал недолгое безмолвие мерцающей цифры. Непреодолимая, неотступная дрожь сотрясла нутро, когда камень коснулся безвременья, о которое ударился всем своим плотным существом. Глубокие трещины устремились от самого края и до внутренней пустоты изогнутых линий. Цифра упала на бок. В одно мгновение восьмерка преобразилась в нечто совершенно противоположное. Обратный отчет не испил до дна утекающее сквозь пальцы время, расколовшись о знак неизменной бесконечности. Восьмерка превратилась в вечность.

– Посмотри под ноги.

Дыхание сперло.

Каменная бесконечность разлетелась на куски, словно карточный домик. Твердая порода рассыпалась в прах, не позволив прикоснуться к себе и кончиками пальцев.

Под ногами замаячили вершины гор, вселяющие ужасающий трепет. Арсия!

Острый пик приближается с пугающей скоростью, и вот уже податливое тело падает внутрь… Страх проник в жилы, обездвиживая и лишая голоса. Как же он сладок…

Миллионы лет вплетаются в душу. Гора дышит памятью планеты, заставляя своим горячим нутром идти рябью поверхность лазурных морей. Покажи мне!

Столкновение. Взрыв. Совсем не больно. А тебе? Ведь я – это ты. Мы выстоим, как и всегда. Метеориты раз за разом ранят твое живое тело. Я не отведу их руками. Они – прошлое. Часть нашей с тобой истории. Холодно… Не хочу видеть эту боль. Взгляд в бескрайнюю пустоту космоса в ожидании очередных ран… Если хочешь – остановись.

– Я веду тебя сквозь пустоту. В то время, когда по-настоящему жил.

– Ты жив.

– Я мертв.

Невозможно… невозможно вынести груз этих миллионов лет… Вынести, не став с ними единым целым. Позволь мне сделать это.

Ты – другой. Я хочу быть как ты. Иным небом, иными реками, иными горами. Иными душами. Как высоко… Блеск фиолетового неба ослепляет. Причудливые длинные деревья касаются его, словно тонкие пальчики. И они тоже – другие. Их сияние видно даже отсюда. Кто там, внизу? Позволь увидеть свет рассветного Солнца… Я знаю, это только начало. Дай мне ответы!

– Оттуда нет возврата.

Слишком быстро! Я не успеваю коснуться того, что вижу! Что это было? Электрическая вспышки в облаках? Что это за существа, которые купаются в них, словно в волнах закатного моря? У них нет крыльев… Останови!

– Ближе нельзя. Ближе – смерть.

Невозможно быть настолько прекрасным. Настолько живым! Позволь мне лететь в стае тех мелких птиц, что взвились в твоих грузных облаках. Я знаю, кто они. Теперь знаю… Это – души, к которым я должна присоединиться. Сознания хрустального забвения. Они – счастливы. Я хочу быть счастливой!

Я? Кто я? Не знаю… Кажется, забыла. Помнила когда-то, а сейчас все исчезло. Покрылось пеленой забвения. Где же мое имя? Его и нет почти… Зачем имена? Это лишь пустой звон, зовущий душу. Там, где все едино, они не имеют никакого значения. Нет ярлыков, нет разделений. Ты – это я, а я – это ты. Все сливается в память о бесконечности. Раствори меня, мой светоч и путь. Тлей. Мне этого достаточно. Знаю, что ты тоже смотришь в ответ.

Не отпускай! Ты обещал… В тех образах, что заряжены силой глубин.

– Пора.

– Я не хочу! Зачем ты ранил меня? Зачем позволил взглянуть в замочную скважину, если не собирался открыть дверь?!

– Я открыл не дверь, а нечто большее. Это – мой дар.

– Какой?

– Просыпайся.

– Нет!

– Не плачь. Мы еще встретимся».

Солнце уже находилось высоко в зените, когда Морган очнулся. Голова нещадно трещала. Отдаленная боль в мышцах и явно ощутимый отек в самом чувствительном месте заставил быстро вернуться в наступающую реальность.

Полет миражей давно минул, не оставив от себя и следа. Блаженная улыбка скривила лицо Жнеца: бесследно исчез не только полет миражей. Исчез его страх. Наконец, закрылась та дверь, что вела прямиком к безумию. Он почувствовал это еще тогда, когда крепко держал волосы девушки, а она, широко распахнув глаза, глядела на небо, наполненное призраками. Страх оказался лишь иллюзией, порождением его больного сознания. Морган вдруг осознал, что победил не страх, а самого себя.

Нервный смех нарушил молчание отдыхающей после стихийной волны полупустыни: вот оно – облегчение. Откинувшись на спину, Морган вставать не стал. Глубоко изнутри поднялось удовлетворительное чувство правильности. Щурясь от полуденного солнца, он поймал себя на мысли, что при резком перепаде света левый глаз впервые не кольнуло за последние несколько недель. Сознание снова начало проваливаться в тяжелый, затягивающий сон. Снова увязнуть в липком забытье мешала только ноющая боль в паху.

– И что это было, парень? – послышался над головой смачный бас.

Где-то вдалеке послышался рев двигателей и звук полицейских сирен. Их заглушали разрозненные крики медиков, прибывших на место первыми. Протянув руку, Морган не без труда и значительного содействия Трэвиуса встал, но полностью разогнуться так и не смог.

– Ты просил решить проблему, – сдавленно ответил Морган, отмахиваясь от облепивших его врачей, – Я ее решил.

– Ты в этом уверен?

В воздухе не появилось ничего: ни голограмм, ни звуков аплодисментов толпы. Только вездесущие раздражающие камеры, с жаждой внимающих всему, что видят вокруг.

Позади послышался ропот. А затем – крики.

Мир наваливался на плечи невыносимым страданием, переплетающимся с мерзким, сыровато-промозглым отчаяньем. Всепоглощающее, полное очарования видение сменялась мерзкой реальностью. Девушка не хотела возвращаться. Сквозь отвратительное чувство безысходности начинала чувствоваться боль. Слезы, залившие щеки, соленостью раздражали раны на вспухших губах. Свисающие вниз безжизненные локоны пугали своими седыми прядями. Врачи что-то кричали. Кажется, требовали другие носилки. Пара крепких рук попыталась приподнять землянку, но она их оттолкнула. Не успев подняться, Медея схватила тонкий прибор, похожий на скальпель в одном из расставленных вокруг медицинских ящиков, полоснула лазером по волосам и диким усилием воли встала.

Нет. Она не хотела сделать то, о чем все подумали в первые секунды. Вверх метнулся дрожащий кулак, зажимающий все еще упругую спираль волос. Седая прядь имела в себе лишь несколько черных полос, не тронутых прикосновением полета миражей. Девушка явила знак победы всему Марсу. Он подумал, что этот жест посвящен ему. Так оно и было. Вот только публика была тут совсем ни при чем.

Полковник Брефф Амдфинн, возникший за спиной девушки сразу, как только послышались первые недоуменные возгласы, едва успел поймать ее на руки, когда в следующую секнду та потеряла сознание от боли.

– Да пошло оно все… – тяжело сглотнув тугую слюну, на выдохе сказал Морган, – Везите меня к Одрину!

Рядом с боссом возникла высокая фигура Хамфрида. Глядя на своего друга, он почему-то молчал, не говоря ни слова. Его оттопыренные мясистые уши загородили добротную часть солнца.

Схватив куртку Хамфрида и с силой натянув ткань, он снова согнулся пополам. Тот никак не реагировал, несмотря на то, что Морган на нем практически повис. Только, о чем-то крепко задумавшись, смотрел куда-то в сторону.

– К доку везите, – буквально взвыл Морган, чувствуя, что лихорадочный озноб начал охватывать все тело, – Хамфрид! Ты что, оглох?!

– Нет, – очнулся Хамфрид. – Не оглох.

– Тащи его к врачу, а я приторможу законников, – отбрасывая в сторону сигару, сплюнул Трэвиус.

Солнце стояло в зените. Обжигающая жара заставила выползти на поверхность жаждущих погреть свою кожу хладнокровных. Они были чем-то похожи на миллионы людей, населяющих Марс и греющих свои души в свете памяти о материнской планете. Однако, в отличие от них, пресмыкающиеся не хотели уничтожить источник своего тепла.