Текст книги "Полет миражей (СИ)"

Автор книги: Дилара Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Морган прошел с десяток метров вперед. Опустившись на одно колено, прикоснулся ладонью к мокрой поверхности грунта и прикрыл веки. Камеры над головой, снимавшие все до мельчайшей детали, так и не увидели легкое свечение, вырывающееся из-под прикрытых век.

Понадобилось всего несколько секунд, чтобы сконцентрироваться. Время сжалось в одну точку. Пространство открылось.

Ворох образов, запахов и ощущений закружил сознание, словно торнадо легкую щепу. Жнец наблюдал, как тяжелая капля дождя ударилась о мягкий песок, отскакивая от него и увлекая песчинки за собой. Сорок три минуты и пятнадцать секунд назад. Нору нергальской крысы бесцеремонно заняла ящерица в девяти метрах отсюда. Возможно, будет съедена чешуйчатой гадюкой примерно через час. Стая скворцов, вихрем пронесшаяся совсем недавно в небесной выси, свернула с намеченного пути, чтобы не столкнуться с огромной грозовой тучей. Совершенно черные, со сдержанными желтыми полосками, они летели по давно проторенному маршруту. Где-то рядом вода.

Все – не то. Отпечатки событий бесполезны. Ищи другой след. Ты знаешь, какой. Только он поможет выследить добычу…

Морган нервно дернул головой. Мышцы крепкой шеи напряглись. Казалось, неуловимая, тонкая нить мыслей начала пробиваться сквозь четкие картины окружающего. Не его мыслей – добычи. Сумбурные и разрозненные, они то появлялись, то исчезали. Некоторые, особенно лихорадочные, яркой вспышкой вырывались из общего потока будничных размышлений, а потом снова гасли. Преломляясь через восприятие Жнеца, многие из них принимали абсурдные, фантасмагоричные формы. От этого все превращалось в сплошной хаос. Морган поморщился. Он не любил все хаотичное.

Вдруг резкий, до боли знакомый запах ударил в нос. Невольная улыбка скользнула по лицу Жнеца. Вот оно.

Страх. Свежий, оцепеняющий и сводящий с ума. Он заставляет двигаться вперед, без передышки. Вынуждает делать ошибки, которые только приближают то, от чего жертва так отчаянно спасается. Страх настолько осязаем, что мгновенно перебивает мысли, которые всегда так трудно уловимы… Морган знал, что уже не упустит зацепку.

Страх, вспышка, страх. Два мотоцикла несутся, сбивая зелень цветущей долины. Третий байк оставлен совсем недалеко. В десятке километров отсюда.

Больно кольнуло в левом глазу.

Морган оторвал ладонь от земли и машинально схватился за лицо. Изнутри накатило скользкое чувство тревоги. В ту же секунду оно было подавлено. Эстафета страха отныне была передана гирру, и Морган не собирался принимать ее обратно.

Мужчина встал, выпрямился во весь рост и дал знак рукой остальным.

– Туда, – указал он на зачинающуюся полоску заката.

– Что ты сделал? – возбужденно спросил Дидореб Умадар, седой долговязый винтрек.

– Тебе какая разница?

– Никто не обязан верить твоим фокусам. Хочешь, чтобы я просрал свои бабки?

– Кому не нравится – может за мной не ехать, – безразлично ответил Морган и рванул вперед.

– Советую заткнуться и не встревать куда не просят, – зло бросила Дидоребу Сид Палдур, проезжая мимо него на своем байке.

Ничего не ответив, тот с не меньшей злостью вывернул ручку акселератора и дал по газам. Шесть охотников двинулись вперед, поглощаемые Лабиринтом Ночи.

Стоя на пологом пригорке, торментеры глядели на идеально круглое озеро. Жнец не ошибся – гирру выбрали именно этот маршрут. Это стало ясно задолго до того, как следопыты нашли ловушку. Практически идеальный аэро след на примятой густой траве говорил сам за себя.

Торментеры вместе с Сид Палдур поспешили спуститься. Морган помедлил. Внезапно остановившись, он взглянул под ноги. Небольшой цветок вайтлента пробивался сквозь жесткую траву, увлекаемый легкими порывами ветерка. Толстая, сочная нить колючего страха резко оборвалась. Что-то провалилось вниз с глухим бульканьем, не оставив после себя даже следов послевкусия. Морган нахмурился. Попытки снова уцепиться за ускользающий запах безысходности ни к чему не привели. Быстрая погоня, казавшаяся слишком подозрительной своею легкостью в начале пути, наконец, начала показывать свой характер.

На смену страху пришло нечто совершенно иное. Какое-то неестественное возбуждение, смешанное с лихорадочным мандражем. Он появлялся так же стремительно, как и исчезал. На каких-то долю секунд ощущался очень четко и даже причинял легкую боль, а потом медленно стихал, вплоть до полной потери чувствительности. По немалому опыту Морган знал, что на подобные всплески полагаться нельзя. Эмоции могли легко подвести, исчезнув в самый неподходящий момент. Или вовсе отправить по ложному следу. Они были слишком нестабильны. Морган не любил все нестабильное.

– Я что-то нашел! – послышалось издалека.

Отвлекшись от собственных мыслей, Морган с силой пнул цветок вайтлента. Тот оторвался от сочного стебля и отлетел на метр вперед. В следующую секунду тяжелая подошва ботинка смяла мягкие лепестки, превратив цветок в измятый, бесформенный комок.

– Пустая ловушка, – заключила Сид Палдур, глядя на смятую бумажку, так беспечно выкинутую Ашерой Гловшессинг. – Они точно проходили здесь.

– Дай, – Морган протянул Сид широкую ладонь.

Легкое покалывание на кончиках пальцев заставил Жнеца улыбнуться. То ли оттого, что необходимая зацепка объявила себя сразу же, не требуя каких-либо усилий, либо оттого, что она обозначила себя так неожиданно ярко. Угасший страх уступил место колкой, неуправляемой злости. Она пузырилась и жалила, словно тысяча маленьких, обезумевших пчел. Забивала собой все, до чего можно было дотянуться. Вот только принадлежала она совсем другому человеку. И от нее было не так-то просто избавиться. Некоторым это не удавалось и за всю свою жизнь. Являясь неизменной частью личности, злость проявляла более, чем стабильные качества.

– Они вернулись обратно, как и говорил Виззард, – спокойно сказал Морган.

– Вот так отлично! – взмахнул руками Рхив Трих, с досадой пнув раздражающую его гальку.

– У них уже должно закончиться топливо. Чтобы добраться пешком до ловушек, уйдет несколько часов.

– Что, так и будем таскаться за ними хвостом? – раздраженно спросил Рхив.

– Я с удовольствием выслушаю другие предложения.

– Ладно тебе, – осадила Рхива Бранна Уна, – Нагнать их не проблема. Направление верное – в этом мы уже убедились.

– Тем более, что отдыхать мне не надо, – сказал Морган, – А гирру выдохнутся уже к концу дня.

– А нам, значит, отдыхать тоже не нужно? – вскинул брови Рхив.

– На этот случай у вас есть транки.

В воздухе послышался протяжный свист, а потом оглушительный звон стальных монет. Камеры над головами преследователей зароились и заверещали. В воздухе растянулась красочная голограмма с каплями крови, уведомляя о первой смерти. «Morto numero unu» – возвещала надпись из прописных букв алого цвета.

Сердце Моргана на мгновение екнуло. На спине моментально проступил холодный пот: рано, слишком рано! Он еще не начал разматывать запутанный клубок причин и следствий, ведший его сознание к бездне. Не могло все закончиться вот так, даже еще не начавшись!

Мгновение невольной паники угасло, когда вслед за оповещением о первой смерти появилась цифра в два миллиона монеро за голову выжившего в схватке гирру. Тот, кто совершил свое первое убийство, стал еще дороже. Жнец облегченно выдохнул.

Все это время пристально наблюдавшая за ним Сид Палдур начала нервно поглядывать на часы.

– Что ты здесь делаешь, Жнец? – тихо спросила женщина-асклет, уже знакомо склонившись над ухом Моргана, – Такие как ты не гонятся за саморекламой.

– Слишком много ненужных вопросов.

– Прошло уже полчаса с того момента, как подсадных отгрузили, – настороженно ответила Сид, – Ты обещал помочь.

– У детей есть одно большое преимущество – они не двигаются. Указать направление я могу, но только примерно. Полностью за тебя работу никто не сделает.

– Откуда мне знать, что не обманешь?

– Я не заставляю следовать моим советам.

– Что ж, – задумчиво произнесла Сид, украдкой взглянув на ожидающих в стороне торментеров, – Делай, что хотел.

– Ты знаешь, что мне нужно пространство.

– Ну, смотри, – весело цокнула Сид, пружинисто пятясь назад, – Надеюсь, твои цели не встанут на пути моих.

– Это покажет только время.

Пространство вновь рассек звук золотых монет. На этот раз он сопровождался шаблонной мелодией для дешевых игровых автоматов. Минутная заминка и вновь облегчение. Новая цифра, значительно вырвавшись вперед относительно предыдущей, начала полыхать оранжевыми языками пламени.

Когда Морган закончил свое дело, Сид подошла вплотную и протянула ему руку. Жнец ее пожал.

– Выдвигаемся, – крикнул Морган остальным.

– Гребаный читер, – Рхив Трих сплюнул в сторону, нехотя направившись за Жнецом.

– Уж не знаю, что ты там задумал, Жнец, – ехидно ухмыльнулась Сид Палдур, – Но я искренне желаю, чтобы ты облажался.

На поиски детей ушли трое. Остальные отправились по следам гирру. Когда звук моторов окончательно перестал быть слышен на гладком, покрытым льду озере, голограмма начала медленно гаснуть. Горящие буквы непозволительно долго висели в безлюдном пространстве, складываясь в красивую надпись «Morto numero du».

Глава 11. Большие надежды

Олимп. Обитель элиты. Плод недосягаемой мечты сотен тысяч жителей Марса и камень преткновения в первенстве Высших. Открывающий двери лишь единицам, величественный и безразличный ко всему окружающему. Он взимал слишком высокую плату за безоговорочную безопасность. Никаких Теней. Никаких вселений. Никакого страха стать нежелательным гражданином. Потухший вулкан, когда-то крупнейший в Солнечной Системе. Исполин, без труда заметный из космоса. Даже спустя сотни лет терраформации он не потерял своего пугающего величия. Олимп был чрезмерно обособлен, чтобы считаться частью жизни Марса и чересчур высок, чтобы вместить многих.

История последнего человеческого пристанища была по сути иронична. Даже по прошествии сотен земных лет гора не была чем-то особенным, исключительным, вожделенным. Тогда же, после окончания третьей волны колонизации, место и вовсе считалось непригодным для жизни из-за экстремальных высот.

Потерпев поражение в неравной схватке с полчищами Низших, люди приняли все условия новопришедшей власти. В конце концов, то, что предлагала Азари казалось не столь плохим вариантом по сравнению с тотальным уничтожением человечества. Выжившее общество согласилось признать подчиненное положение Церкви, а Проявителей отдали в качестве разменной монеты на служение Теням. С тех пор они стали Жнецами.

Великая Мать. Благодетельница. Гарант равновесия между двумя мирами. Она пожертвовала Олимп людям в знак своей благосклонности. На самом же деле символ свободы был лишь насмешкой, очередным способом показать, каково истинное положение в цепи эволюции занимает человек. Крутые склоны Олимпа возвышались до самой стратосферы, подавляя всякую мечту человека о собственной независимости. Тень, бросаемая от геологического исполина, погружала в ночь большую часть расположенных рядом поселений.

Еще с самого начала терраформации в толще давно потухшего вулкана образовывались обширные пустоты. Из-за многочисленных обрушений Олимп потерял свой изначальный облик. И высоту, навсегда утратив статус самой большой вершины Марса. Подвергшись эрозивному влиянию среды, края горы стали более пологими и податливыми. Несмотря на это, Олимп не спешил подчиняться остервенелому желанию человечества выжить. Он был все так же суров, безучастен и непоколебим. И ничего бы не изменилось, если б не воля случая.

Это случилось через тридцать шесть земных лет после мирного соглашения людей с Тенями. Оглушительная новость пронеслась по всей красной планете – у Жнецов начало исчезать Пламя. И не просто исчезать, без заметных следов и каких-либо последствий. Оно уходило разрушительно, не оставляя после себя и камня на камне. Мало кто из Жнецов выживал после отступления Пламени. Включая всех тех, кто в это время находился рядом. Счастливчики проживали не больше недели, неотвратимо угасая с каждой секундой.

Чтобы сохранить Пламя, от Жнецов всегда требовалась недюжая сила воли и самодисциплина. Необходимо было соблюдать определенные правила. В условиях нового мира это оказалось практически невозможно. Он трактовал свои.

Тени восприняли новость как подарок судьбы, люди – как очередное проклятье. Не обрадовала новость и Азари. Почувствовав внезапную свободу, Низшие начали бесчинствовать. Храмовники не справлялись с потоком обезумевших пришельцев. Только установившееся равновесие снова пошатнулось, норовя уничтожить зарождающееся государство. Назревал коллапс.

Тогда Азари создала мечту. Стимул для концентрации внутренних сил. Не пустышку, рассыпающуюся в прах, как только к ней прикоснешься, а вполне конкретную, осязаемую, осуществимую цель. Новый Олимп. Долгожданную обитель-отдохновение для уставших душ. Единственное оправдание всех тех лишений, которые вынуждены были терпеть Жнецы за десятилетия изнуряющих жатв.

К тому времени Олимп уже успел получить формальный статус острова. Небольшие городки усеивали прибрежную зону моря Аркадия и неглубокого Олимпийского канала, отделяющего его от провинции Фарсида. Получив поддержку Азари, вулкан начал стремительно развиваться. В него вкладывались баснословные суммы, прибрежные городишки за считанные годы разрослись до огромных мегаполисов. Развивая инфраструктуру горы, Азари платила за стабильность. И это с лихвой окупилось. Отступлений Пламени с каждым годом становилось все меньше, пока и вовсе сошло на нет. Жнецы получили свою мечту, и готовы были платить за нее любую цену.

Стоявшие у истоков становления Олимпа счастливчики позже сформировали собственные династии. В основном, в них входили инженеры, строители и ученые, которые терраформировали вулкан. Они и стали впоследствии поддерживать жизнедеятельность планеты. Будучи обладателем большинства Марсианских научных центров, Олимп медленно, но верно начал подниматься над всем остальным миром. Не удивительно, что со временем и оброс элитой, считавшей себя, к слову, не безосновательно, солью Марсианской земли.

Раз в год утверждались квоты на переселение, и назначалась сумма билета за вход. Разыгрывались лотереи и акции. Арены гремели по всему Марсу. Проще говоря, унизительная насмешка Азари плавно переросла в успешный социальный проект. Он держал в равновесии громоздкую политическую махину, которую она нарекла своей Империей.

– И не надоело тебе жить на работе? – саркастически улыбнулся Фальх, глядя на спокойствие Олимпийского канала.

– Расслабление только мешает хорошему результату, – задумчиво ответил собеседник.

– Некоторые так не считают. Я, например.

– И где сейчас это «я» находится?

– У канала. Думал, ты здесь. Не угадал.

Мужчина на том конце связи довольно хмыкнул.

– В западном секторе угроза обрушения очередных пустот, – мыслительный процесс собеседника, видимо, не заканчивался и шел параллельно с диалогом, – Приходится немного поднапрячься. Так, ерунда…

– С каких пор временники этим занимаются? Я надеялся, что все силы уходят на решение моего вопроса, – недовольно посетовал Фальх.

– Так и есть.

– Данные по Птоломею дошли?

– И что эти данные? Нельзя познать Марс, не встретившись с ним лицом к лицу.

– Хм… И даже не предупредил.

– Стыдно пропустить такое событие и потом узнать о нем от такого, как ты.

– Беспринципного, циничного ученого, не принимающего ничего на веру?

– Я этого не говорил.

– Первым бывает обычно тот, кто больше заинтересован.

– Наверное, так и есть. В последнее время хочется только наблюдать, а не рвать ткани бытия.

– И каковы результаты твоих наблюдений?

– Это действительно очень сильная аномалия.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Смотря, что ты хочешь услышать.

– Что проблема решена.

– Сейчас я на высоте двенадцати километров от поверхности Марса. После карантина стратосфера невероятно красива.

– Ясно. Сейчас буду, – ответил Фальх и прервал связь.

Канал блистал в лучах солнца. Глянцевые крыши зданий отражали большую часть света, заставляя слезиться глаза. Всего через каких-то полчаса начнет наплывать тень с Олимпа и проглотит видимую часть города. Первые огни Дейрина, одного из многочисленных прибрежных городов, медленно зажигались на узких улочках. Население в семьсот тысяч человек готовилось к очередному погружению в липкий полумрак. Люди к этому давно привыкли. Город снова укроется одеялом из сотен разноцветных светлячков, а в местных ресторанах начнет пронзительно петь тягучая скрипка.

– Еще вина, господин? – вежливо спросил официант, осторожно держа в руках бутылку из темного стекла.

– Пожалуй, нет. На сегодня все.

Прежде чем пойти к стационарному телепорту, Фальх предпочел сначала докурить. Прожив около сотни лет за щитом, он успел привыкнуть к чувству ничтожности по сравнению с Олимпом и уже перестал его замечать. Это чувство смешивалось с каким-то нездоровым удовольствием от осознания причастности к чему-то грандиозному. Ученый раньше не верил в пространный диагноз врачей, называвших зависимость от Олимпа болезнью. Люди, проводившие длительное время рядом с вулканом, испытывали тянущее чувство боли от расставания с ним. У некоторых это вызывало самые что ни на есть нервные срывы. Синдром депривации – так это называли. Только покинув дом, Фальх в полной мере прочувствовал правдивость этого диагноза. Отвратительное чувство обделенности не оставляло его ни на секунду. И сейчас, повернувшись к Олимпу спиной и докуривая очередной заряд сигареты, Фальх Диттэ прикрыл глаза от удовольствия. Он чувствовал его своей кожей и немного улыбался. Мужчина знал, что будет скучать по вулкану. Однако, никогда не выбирал между ним и собственной мечтой.

– Халат надень, – недовольно проворчал мужчина, даже не обернувшись лицом к Фальху.

Он усиленно изучал календарь, висевший на стене.

– Опять не спал целую ночь? – спросил гость, вошедший в просторное помещение, больше похожее на библиотеку, – Я у тебя дома. И здесь не лаборатория.

Мужчина у стены на секунду задумался.

– Действительно. Надо же… Прости. Всегда найдется парочка студентов, считающих, что на лекциях это не обязательно, – словно очнулся от забытья собеседник.

– Опять догоняешься послекарантийной стратосферой, Анноэф?

– Я не зависим от полета миражей.

Западный научный центр располагался прямо на поверхности вулкана. Таких мест насчитывалось пять, и Западный, располагающийся при Амазонской академии наук, считался самым крупным. Правда, находился он не на самой высокой точке планеты, уступив каких-то пару километров Аркадийскому Университету. Потухший Олимп и после терраформации не проявлял признаков активности, лишний раз показав, насколько толстошкур Марс. Экстремальные высоты давно уже никого не пугали. Разряженная атмосфера, регулируемая гравитация, наблюдательные пункты геофизиков – условия для экспериментов были уж слишком соблазнительны.

– Ты уже кучу времени изучаешь земной календарь. Там что, появилось что-то новое?

– Через три дня Земля достигнет своего афелия, – спокойно ответил Анноэф, не замечая сарказма собеседника, – У нее всегда было неоспоримое преимущество перед Марсом. Увы, нам о нем приходится только мечтать.

– Гравитация – не камень преткновения.

– Ты ошибаешься.

– Жить без страха – большая роскошь.

– Все время трястись и ютиться на Марсе, как пауки в банке, мало приятного.

– Зато на полыхающей Земле – гораздо лучше. У нее же есть гравитация, – саркастически поддел Фальх.

– Техника не вечна, – ответил Анноэф, – Люди просто привыкли об этом не думать. Иначе можно сойти с ума.

– Люди живут чем угодно, но только не реальностью. Кумирами, удовольствиями, прошлым…

– Ты про календарь?

– А как еще объяснить эту нездоровую привязанность к земному летоисчислению? Даарийский намного удобней.

– Для Олимпийцев это, скорее, способ возвыситься над остальными. Продемонстрировать свою преемственность материнской планеты, – пожал плечами Анноэф, – Но вот зачем он храмовникам, я никогда не понимал.

– Удобство, принципы… Да все что угодно! Этот народец не отличается сентиментальностью.

– Ты никогда не любил сопротивляемость.

– Просто не доверяю тому, что нельзя подсчитать или измерить.

– Тогда я вынужден буду тебя разочаровать, – вдруг обернулся Ффо, показав собеседнику красные от недосыпа глаза.

– Разочаровать в чем?

– В этом деле необходима обстоятельность, – слегка улыбнулся Ффо, – И никакой поспешности.

– Валяй, – прыснул Фальх, уже начавший задумываться над тем, чтобы выпить виски после вина.

Просторная комната освещалась плохо. Несмотря на то, что одна стена отсутствовала, прозрачное стекло практически не пропускало солнечные лучи. Рассеянный свет лениво рассекал пространство, изредка озаряясь возникающими где-то вдалеке небесной выси разноцветными всполохами. Густой ковер пушистых облаков застилал выступающие скалы. Обволакивающий здания легкий туман не обошел и академию. Природный фильтр из водяной взвеси кое-где подмерзал, образуя на стеклах причудливые ледяные узоры. Сегодня ничего, кроме обволакивающей, спокойной загадочности вершин разглядеть было нельзя.

– Тебе налить? – услужливо задал вопрос Фальх, который, руководствуясь всеми правилами приличия, должен задавать хозяин.

– Нет, спасибо.

Взяв бутылку крепкого виски с заваленного канцелярией стола, Фальх начал искать глазами подходящую емкость. Прозрачный стакан, стоявший рядом и явно неоднократно использовавшийся, оторвать от заляпанной чем-то сладким поверхности он так и не смог.

В углу замерла парочка казенных фикусов. Видимо, они давненько не поливались, ибо один из них уже успел засохнуть. На простеньком столе среди ячеек памяти затерялись парочка бумажных книг из местной исторической библиотеки. На белых страницах чернели аккуратные печатные буквы.

– Тех данных, что ты мне предоставил – недостаточно, – сказал Анноэф, глядя, как книги все больше увлекают внимание собеседника, – Я должен лично встретиться с каждым из землян.

– Сейчас гон. Они недоступны, – Фальх протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до белоснежной страницы большого двухтомника, – Я не всесилен, когда речь идет о Высших.

– Ведешь себя так, будто тебе все равно, – Анноэф со звоном поставил чистый стакан прямо перед носом Фальха и удалился к дальней стене.

– Не люблю нервничать там, где связан по рукам и ногам. Это бессмысленно.

Опустившись на кушетку, подозрительно близко прильнувшую к массивной прозрачной стене, Анноэф блаженно потянулся. Разноцветный вязаный плед торчал из-под тощего жилистого тела, практически полностью валяясь на полу. Длинные ноги временника не умещались на кушетке, свисая с его края, словно две обутые в тапочки кочерги.

Последовав примеру Анноэфа, Фальх плюхнулся в мягкое кресло, стоявшее рядом со столом. Чудом не расплескав наполненный виски стакан, он размял шею. Последнее время выдалось напряженным. Ученый всегда чувствовал дискомфорт, когда попадал в поле зрения Азари.

Широкие картины безразлично взирали на усталость тихого вечера с серо-голубых стен. На вполне осязаемых полотнах раскинулись вовсе не Марсианские красоты. Даже человек, далекий от ботаники и геологии сразу мог заметить, что на них была Земля. Это читалось в изгибах гор, взглядах животных и цвете моря. Бирюзового моря.

– Тогда будем работать с тем, что останется, – Анноэф положил руки за голову, – Не боишься, что с гона может кто-то не вернуться?

– Шоу бизнес слишком жаден, чтобы убить всех.

– Хватит и того, что он может убить одного. Но именно того, кто нужен.

– Я же сказал – волноваться бессмысленно.

– Оптимизма тебе не занимать, – усмехнулся Анноэф, – Начнем с того, что это не простой прыжок в прошлое на пару десятков годочков. Четыреста лет – это не шутки.

– Я все понимаю. Нюансов много…

– Нюансов? – изумленно выдохнул Анноэф, – Нужно будет рассечь не только время, но и пространство. Это требует очень много энергии.

– Что-то мне подсказывает, и не только ее…

– Думаешь, у нас есть право на ошибку? Отправить в прошлое того, кого Марс не выбирал – очень рискованное предприятие.

– Я надеялся, что ты мне в этом поможешь, – голос Фальха стал немного скрипучим.

– Боюсь, я не смогу выступить в качестве транзитера, – Анноэф, сгорбившись, сел на кушетку и скрестил длинные костлявые пальцы, – Марс был благосклонен, но даже этого недостаточно. Двести семьдесят четыре года вспять. Это – мой предел.

– Земных?

– Конечно.

– Эх! – Фальх откинулся на спинку кресла и посмотрел на усеянный треугольными лампами потолок, – Ты убиваешь во мне всякую надежду.

– Не спеши опускать руки, – покачал головой Анноэф, – У меня есть кое-какие идеи.

– Это ты про посиделки у костра вместе с планетой? – рассмеялся Фальх.

– Я предпочитаю называть это научными разработками. Только не говори, что ты из один из тех, кто называет временников ушлыми бездельниками.

– Он самый.

– И зря. Я смогу уговорить планету пропустить землян. Правда, на это потребуется время. Очень много времени.

– Означает ли это, что подойдет любой? – взболтав виски в стакане, Фальх заинтересованно посмотрел на Ффо.

– А ты пораскинь мозгами, – пожал плечами Анноэф, – Прыжок в прошлое происходит по линии жизни. У каждого есть подходящий временной след. Мы надеемся на перелет, а это значит, что нужно смотреть родственные связи.

– Если б они были у меня, я бы отправился сам.

– Но перед этим вытряс из меня всю душу…

– Родители Ашеры Гловшессинг какое-то время жили на Луне, – тяжко вздохнул Фальх, распластавшись по креслу. – К колонии так и не применились гравитаторы из-за риска изменения траектории движения спутника. Если мы перескочим дату рождения Ашеры и двинемся по линиям жизни ее родителей, то есть риск попасть прямо в безвоздушное пространство.

– То же самое касается и детей, – утвердительно кивнул Анноэф, – Но все же они зачаты на Земле, хоть были и рождены в космосе. Значит, есть точка соприкосновения с планетой. Это, кстати, хорошая новость.

– Я полагаю, единственная на сегодня?

– Не исключено.

Трудно сказать, настоящая ли дружба это была или просто длительное сотрудничество. С Анноэфом Фальх был знаком уже около двадцати лет. В свое время ученый спас незадачливого контрабандиста живых душ от руки правосудия, и с тех пор держал его на коротком поводке. Золотая клетка открыла для Анноэфа множество возможностей, от которых он просто не в силах был отказаться. Временник получил все, о чем только мечтал: статус, деньги, возможность заниматься наукой. Хотя, изучение хитросплетений судьбы наукой многие не считали. Включая самого Фальха. Может быть, из-за того, что в ней содержалось слишком много неизвестных переменных, а может быть потому, что отрицалась сама возможность общения с планетой. Но ученый на своем собственном опыте убедился в способностях Анноэфа, за множество лет так и не найдя скользящего лучше, чем он. Все знания Фальха о времени не выходили за рамки учебников и довольно ограниченных возможностей приборов. Он уже давно уяснил, что некоторые вещи открываются только скользящим. Поэтому ему было совершенно не важно, какие инструменты использовал Анноэф в своих исследованиях. Важен был только результат.

– Ты отключил фильтры? – подозрительно прищурился Фальх, внимание которого привлекли разноцветные всполохи в тоще тумана.

– Ага, – беспечно отозвался Анноэф.

Всполохи в стратосфере начали набирать силу. Сквозь серую мутность густой пелены начали прорываться сияющие полосы света. Стройная стая адриатических попугаев разорвала высь, увлекая за собой свои пышные хвосты. Описывая причудливые линии, они плавно извивались в практически безвоздушном пространстве.

Вопреки собственному желанию, Фальх встал, вплотную приблизившись к плотному стеклу. Горячее дыхание оставило мутное пятно на плотном стекле и тут же начало замерзать. Аккуратный, геометрически правильный узор распластался по холодной поверхности. Словно загипнотизированный, Фальх замер: он даже не задумался о том факте, что все происходящее – нереально. И и том, что размер птиц в десятки раз превышает их нормальный размер. На поверхности остекленевших глаз начало проступать физическое отражение иллюзии. То, что существовало лишь в воображении смотрящего, начало воплощаться в реальность. Его реальность.

– Прости, – извинился Анноэф, врубив двойной фильтр, блокирующий воздействие полета миражей, – Это мое упущение.

Полет миражей внезапно исчез. Виски Фальха на мгновение пронзила резкая боль. Мотнув головой, он с вожделением стал всматриваться туда, где несколько секунд назад проплывали величественные создания. Печальный взор встретила только холодная, молчаливая стратосфера. Опасная очарованность иллюзией начала потихоньку спадать. Прикоснувшись лбом к холодному стеклу, Фальх облегченно выдохнул:

– Ты когда-нибудь доиграешься.

– Я никогда не довожу до пика.

– А мне и этого хватает…

– Я понял.

Повисло неловкое молчание – отключение автоматических фильтров было преступлением. Наблюдение за полетами миражей преследовалось законом, и даже Олимпийцы боялись его преступить. Но не потому, что боялись властей. Встреча лицом к лицу с визуальным обманом обычно имело печальный итог. И чем сильнее был этот обман, тем больше была вероятность лишиться жизни. Скользящие имели некоторую устойчивость к природному феномену, и поэтому иногда позволяли себе лишнего. Анноэф понимал, что многие считают его наркоманом. Впрочем, так оно и было. Правда, род его зависимости носил характер периодический и особо никому не мешал.

– Четыреста лет – слишком тяжкий груз для сознания. Даже моего… А я – тертый калач, – сказал Аннэф, – Выправления искажений все равно не избежать.

– И сколько у меня будет времени?

– Блокирующие обратный прыжок симбионты появились на Марсе около ста лет назад. На Земле их не существовало. Значит, продлить пребывание не получится. Период жизни земноводного лет десять, – ответил Анноэф, – Это если учитывать мои последние разработки… Но у нас речь идет о землянах – неокрепшей зелени, у которой из всех подходящих параметров только временной след. Так что максимум, что я могу тебе гарантировать – это года два.

– Мало, Анноэф. Этого очень мало!

– Я всегда открыт предложениям.

– А если носитель умрет?

– Ты знаешь, что будет, если носитель умрет, – нахмурился Анноэф, – Канал будет закрыт и время не выправится. Ты готов на убийство?

Ответа не последовало. Фальх сразу почувствовал, что сказал лишнего. Скользящие весьма трепетно относились к себе подобным. После многолетних переговоров с планетой Анноэф бы никому не простил убийства собственного протеже. Даже Фальху.

– Знаешь, я не считаю, что жертвовать чей-то жизнью ради собственных желаний – адекватная цена, – сдержанно сказал Анноэф.