Текст книги "Душераздирающее творение ошеломляющего гения"

Автор книги: Дэйв Эггерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Через несколько недель я позвонил сестре:

– Бет, почему ты играла эту вещь?

– Не помню, чтобы я ее играла.

Так вот оно все.

Стр. 66, абз. 4. Джонни Бенч

Тоф утверждает: абсолютно исключено, чтобы он не знал, кто такой Джонни Бенч. Он считает, что я назвал какое-то более экзотическое имя, например Джоди Дэвиса, тоже кэтчера («Чикаго Кабз», середина 80-х), которого, как нам всем известно, сменил Джо Джирарда («Кабз», позже – «Нью-Йорк Янкиз»)^[200], который к великому удовольствию всей школьной мелкоты приходил к ним в школу во втором классе, потому что его жена – в смысле, жена Джирарди – какое-то время преподавала в начальной школе «Чероки», моей школе, школе Тофа и вообще хорошей.

Стр. 79, абз. 1: Общая хронология «домашней» главы

Вероятно, и так понятно: многие события, описанные в том куске, где мы с Тофом сидим дома, валяем дурака и т. д., на самом деле не произошли в один вечер. Это не означает, что не было бесчисленных вечеров, настолько же (или еще больше) наполненных весельем и хулиганством. Просто маловероятно, что был вечер, наполненный конкретно такими событиями. К примеру, в тот день мы могли разбирать белье, принесенное из стирки, складывать его на моей кровати, а потом он нес свою стопку к себе в комнату и там раскладывал разные вещи по соответствующим ящикам, которые со скрипом отодвигались и с грохотом задвигались, после чего болтались ручки – дзынь-дзынь. Или это мог быть тот день, когда он и его обаятельный приятель Росс, который вырос здесь, но говорил с британским акцентом, устроили не лимонадную стойку, а стойку со смором^[201]. Предприятие работало вот как: Росс стоял на углу Гилмана и Пералты и держал перед проезжающими машинами объявление о том, что в продаже имеется смор. Если машина останавливалась, он орал вниз по улице, через шесть домов, Тофу, стоящему на дорожке у нашего дома; тот, получив заказ, взлетал по крыльцу, мчался в дом, на кухню, к микроволновке, где уже ждал сконструированный, но еще не испеченный смор, и тыкал пальцем в кнопку «пуск». Шестьдесят секунд нетерпеливо переминался с ноги на ногу и созерцал процесс готовки через окошко, потом гудел сигнал, Тоф распахивал дверцу, выкладывал продукцию на бумажную салфетку, которую уже держал в руках, с разбегу прокатывался в гостиную, вылетал через дверь, прыгал со ступенек, бежал по кварталу и, на полпути встретившись с Россом, передавал ему горячее изделие, после чего Росс пробегал вторую половину пути к ожидавшей машине.

Стр. 86, абз. 6. Упрощение Беркли

Годы, прожитые в Беркли, я несколько упростил, чтобы выдержать динамику повествования. Несколько важных оговорок: во-первых, дом, описанный в книге, на самом деле является сплавом двух домов. Мы прожили год в одном доме, а к концу года наша квартирная хозяйка – та самая, с расширявшимися глазами, попросила, чтобы мы съехали, сославшись на то, что ей надо этот дом продать. И тут же, словно по волшебству, мы узнали, что на другой стороне улицы через три дома от нас тоже сдается дом. Мы молились, чтобы он достался нам, и он нам достался; он был больше, лучше и чище первого; мы переехали туда и прожили там два года, пока хозяева были на Мартинике. Планировка обоих домов была примерно одинаковой, поэтому схема, приведенная на стр. 87, более или менее подходит к обоим. Надо оговориться, что в первом доме мы жили одни, но когда переехали во второй, где аренда была повыше, нам потребовалась помощь, и мы взяли к себе Флэгга, моего близкого приятеля со школьных времен; он только что переехал из Вашингтона, и мы убедили его снять этот дом на паях, несмотря на то, что ему приходилось все время мотаться в Сан-Франциско. Он прожил с нами год, спал в передней спальне, между моей комнатой и комнатой Тофа. Он был рядом не так уж часто – много раз оставался в городе (в Городе) на выходные – но когда мы оказывались все вместе в одно и то же время… это было великолепно, это было правильно, это было, ебаный в рот, отлично. Флэгг был первым человеком, которого Тоф считал своим другом; первые лет пять после того, как он научился говорить, он утверждал, что «Фрэгг его лучший друг» (тот в то время сам был подростком). Поэтому, когда мы все вместе жили в Беркли, дубасили друг друга пластмассовыми битами или боролись на полу в кухне, клали Тофа на лопатки, чтобы запихать ему в уши бананы или, заставляя его прыгать на кровати, ставили ему подножки, чтобы он растянулся в полный рост, я все думал, как же мы будем без Флэгга, если он от нас уедет. Пока я изо всех сил старался развлекать Тофа, Флэгг так же усердно старался развлекать меня и нас обоих, и в результате дошло до того, что жизнь у нас стала настолько хороша, что, когда мы собирались все вместе, ничего осмысленного сделать уже было нельзя. Водяные пистолеты поглощали все наше время. Баскетбол не прекращался никогда. Мы шли вниз по улице, мимо двора у маленького домика, в маленький, глубоко запрятанный парк, и там играли в «двадцать одно» – видимо, единственную игру, в которую можно играть втроем. А иногда – в «лошадь»^[202]. Флэгг всегда выигрывал в любой игре, если, конечно, не поддавался, что случалось тоже довольно часто, или не решал, что вместо того, чтобы играть по-настоящему, надо стоять с краю и смущать каждого бросающего театральным шепотом: «Как же это преступно!» Он все время так делал. «Как же это преступно!» Прошипеть это нужно было быстро и неожиданно, качая головой. Мы уже готовились к броску, уже нацелились, и тут раздавался этот шепоток: «Как же это преступно!» И фраза, и интонации были заимствованы из скетча года 84-го, где Эдди Мёрфи и Джо Пископо играли двух детективов из элитного подразделения «Полиция нравов Нью-Джерси»^[203]. На них были надеты разноцветные костюмы поверх футболок пастельных тонов, и они раскрывали преступления, которые почти всегда происходили в полночь в доках или на рассвете в городских дворах. Увидев что-нибудь зловещее, Эдди Мерфи по-цыплячьи поворачивал голову к Пископо и с испуганными глазами произносил эту фразу: «Как же это преступно!» И тогда смысл фразы был не очень ясен, да и сейчас он остается туманным. Но еще более странно, откуда у этой фразы была такая мощь, что мы уже неспособны были подать мяч. Флэгг произносил ее, и мы переставали контролировать свое тело, мяч выпадал из наших рук, и мы валились на спину. «Как же это преступно!» Все, мы помирали. «Как же это преступно!» И что здесь смешного? «Как же это преступно!» Боюсь, в переводе теряется вся прелесть. «Как же это преступно!» Тоф хохочет и не может остановиться. А ведь он даже не видел ту передачу. «Как же это преступно!» Вот скажите, вам смешно, когда я это повторяю? «Как же это преступно!» Бред какой-то.

Через год Флэгг от нас уехал: он испытывал вполне понятное желание быть поближе к месту работы и к своим сверстникам. Но он не исчез из нашей жизни совсем. Часто заходил, часто звонил, иногда звал к телефону Тофа, и когда Тоф брал трубку, огромную по сравнению с его головой, из трубки доносился свистящий шепот: «Как же это преступно!»

Стр. 95, абз. 2: Бейсболка с запахом мочи

Тоф до сих пор настаивает, что его бейсболка никогда не пахла мочой. Он утверждает, что она пахла чем-то другим.

– Чем, например?

– По́том, например.

– Не пахла она потом.

– Не пахла она мочой.

– А с чего бы я стал это придумывать?

– Потому что ты урод.

Стр. 116, абз. 1: Бесплатная стрижка

На самом деле нас не стригли бесплатно. Мы настояли на том, что заплатим, мы всегда на этом настаиваем, потому что деньги у нас есть. Тем не менее она предложила постричь нас бесплатно. Парикмахерская называлась «У Фреда», и она до сих пор существует на Дирпат-роуд в самом центре города.

Стр. 127, абз. 2: Лиловый берет

Вот цитата из письма, которое я получил от хозяйки берета в конце сентября 2000 года: «Да, его можно условно назвать лиловым (хотя я сказала бы, что он малиновый), но это ни в коем случае не берет. Кроме того, для меня он был мимолетной причудой, ненадолго пережившей наши с тобой “отношения”. Для большей ясности прилагаю иллюстрацию, которая должна повысить уровень твоей образованности». К письму прилагались три (будем откровенны, довольно примитивных) рисунка, изображавших нечто, напоминающее уток. На голове у одной утки был сдувшийся футбольного мяч, а внизу – подпись «Берет: жесткий, прямой, кокетливо сдвинутый набок, на вид очень французский, почти как багет». На втором рисунке была та же утка, у которой вдруг отросли длинные волосы, а на голове – купальная шапочка. Подпись гласила: «Мягкая облегающая шапочка (на вид почти как кардинальская или средневековая, но абсолютно не французская. Скорее напоминающая об Испании XVI в.)». Третий рисунок представлял собой ту же утку сзади в шапочке второго типа и с жидкими, редкими волосами, хотя на самом деле у нее мягкие, светлые, прекрасные волосы, прекрасные, как прекрасна она сама, та женщина, которой я несправедливо приписал ношение берета. А еще – она ну совсем, ни капли не похожа на утку.

Стр. 154, абз. 12. Где брат твой?

Был такой случай. На чтениях в Портленде я прочел этот кусок (где я злюсь, из-за того что меня все время об этом спрашивают), и сразу после этого в третьем ряду подняла руку женщина средних лет и сказала по-английски, но с акцентом, кажется немецким: «А кде ше сейтшас фаш прат?» Она не издевалась. Такого рода вещи происходят до сих пор. И еще одна смешная история: один раз мы с Тофом устроили совместное чтение в Остине; правда, оказалось, что это плохая идея, слишком уж большое удовольствие Тоф находил в издевательстве над тяготением своего брата к прекрасному. Он сидел рядом со мной, держал в руке ручку и всякий раз, когда я подписывал страницу, Тоф ее переворачивал и приступал к деконструкции или прямому пародированию того, что я писал читателям. Приведем пример:

Стр. 158, абз. 9: Шуточки про пистолет и школу

Этот разговор воспроизведен почти буквально, насколько это было возможно, принимая во внимание, что мы с Дженной оба праздновали – это был канун Нового года, мы сидели на заднем сиденье машины, ехавшей по Сан-Франциско в поисках третьей или четвертой тусовки за этот вечер. Да, я передвинул этот эпизод с кануна Нового года на случайно взятый вечер, что можно счесть, я так понимаю, недостатком, принимая во внимание то, каким эффектным можно было бы сделать этот разговор в канун Нового года, не говоря уж о том, что это день рождения моей матери. И вот еще: Дэйв Муди был в той же машине, но все прослушал. Если бы он это услышал и решил, по своей привычке, сокрушить мое солнечное сплетение, я не сидел бы сейчас здесь и не писал бы свою превосходную прозу.

Стр. 215, абз. 10: Молодые люди, рисовавшие свастики

Билл говорит, что парень, имевший обыкновение рисовать свастику, делал это не на спинке кресла, а в своем блокноте во время поездок в автобусе.

Стр. 221, абз. 3: Черный Стив

Мой старший брат Билл, который учился в школе на год раньше моей сестры Бет, не помнит, чтобы Стива называли Черным Стивом. Я слышал эту историю от Бет; она часто рассказывала ее и мне, и друзьям, и знакомым, и, по своему обыкновению, совершенно посторонним людям. То, что об этом прозвище не знал Билл, означает одно: вопреки тому, что я написал, Стив не был известен под именем «Черный Стив» всей школе, скорее он был известен под этим именем небольшой части школы, в которую входила и моя сестра.

Стр. 242, абз. 4: Решетка

Все это потому, что нам искренне хочется, чтобы люди объединялись. Для меня, как, полагаю, и для других членов компании, важен был в первую очередь наш союз. Сфера деятельности, если она вообще нужна, должна была появиться потом. Сначала – тепло других людей, исходящее от них электричество, и лишь потом – направление, в котором эта энергия направлена. Разумно звучит? И вот еще мысль: настоящая общность не может быть политической.

Стр. 258, абз. 2: О том, что мне никогда не снились родители

14 января 1999 года приснились. Я лежал на диване и без всяких на то оснований стал дремать, оттягивая момент, когда надо будет заниматься делами. Мне приснился сон, а позже, где-то через семь часов, в 5.30 утра, записывая его, я чуть не свихнулся. И не только из-за сна. Господи, ведь 14 января – это день смерти матери. А хуже всего – когда я писал о сне, из динамиков звучала какая-то неизвестная мне песня с совершенно невоспроизводимыми, леденящими душу воплями. И это был альбом, который, как мне казалось, я хорошо знаю; под конец там просто орал какой-то человек, и его вопли чередовались с оглушительным грохотом, как будто чем-то тяжелым били по наковальне. А я при каждом стуке резко поворачивался, чтобы посмотреть, не здесь ли она, ожидая увидеть ее не ласковой, как положено матери, а убийцей в лохмотьях и с всклокоченными волосами. Ведь во сне она подходила ко мне и [

^{(НЕРВНЫЙ ЭПИЗОД ИЗЪЯТ РАДИ ОБЩЕГО ДУШЕВНОГО СПОКОЙСТВИЯ)}

]. Это было странно, неправильно, в реальной жизни она никогда не сделала бы ничего подобного. Добавлю, что был в этом сне и приятный момент: я находился в нашей старой кухне, и там же был Тоф, которому было лет 6–7. Его лицо было сплавом его лиц в 5 и 6 лет, но ростом он был выше, и, несмотря на то, что это сон, я тут же догадался: мне было даровано увидеть его в этом возрасте. Мы стоим на кухне, я держу его за плечи прямо перед собой, хочу на него взглянуть, хочу, чтобы он позволил взглянуть на себя, простил меня, но его голова опущена. Он понимает, как много значит для меня такой момент. Я обнимаю его, прижимаю голову его к своей груди, и, глядя в стеклянную раздвижную дверь кухни, осознаю, что наступила ночь и в стекле отражаемся мы оба. Я поражен тем, какой он высокий, и говорю себе: это надо запомнить, эту деталь приятно будет вспоминать потом, когда сон закончится. (Во сне я ощущаю себя ненадолго заглянувшим туристом.) Я фиксирую в памяти: мой подбородок совсем рядом с его глазами, он трется об его волосы, о его пухлое личико.

И просыпаюсь с мыслью, что хочу иметь детей.

Стр. 265, абз. 1. Обои с фотографией леса

На плаванье и прыжках в воду в одной со мной команде был парень по имени Джонатан Джустен. Он был коренастым, сильным и самым хорошим прыгуном в воду в нашей команде, хотя и по своему телосложению, и по общему ощущению был не очень-то к этому приспособлен. Привычнее считать, что прыгун в воду должен быть гибким, пожалуй, даже нежным мальчиком, из тех, кто убирает челку со лба, выпячивая нижнюю губу и выпуская поток воздуха на волосы снизу вверх. А Джустен был приземист и неряшлив, ходил на тренировки в большой заляпанной футболке и относился к своему таланту со всей возможной небрежностью. Но он мог сделать двойной прыжок и великолепно его закончить, мог сделать прыжок в полтора оборота с боковой стороны бассейна. Он дружил с Джеффом Фарландером, который, конечно же, хорошо известен нам по другим частям этой книги.

Мама Джонатана была немногословная и веселая женщина; разведена, и в ней сквозила добродушная усталость от жизни. Она была актрисой, и чтобы сводить концы с концами, ей приходилось подрабатывать. Я узнал об этом, когда однажды, придя домой, увидел, как она клеит обои в моей спальне. Те самые, с оранжевым лесом, которые выбирали мы с мамой, полоска за полоской, клеились на стенку руками матери Джонатана Джустена. Для меня этот случай был диким по нескольким причинам. Во-первых, я вообще не помню, чтобы кто-нибудь из взрослых, кроме мамы, переступал порог моей комнаты. Даже отец, чье вторжение, описанное в этой книге, кажется, было единственным. И вот эта женщина, которую я видел только на командных встречах, была в моей комнате и почему-то делала работу, которая считается мужской? Я не мог этого видеть. На то время, что она работала, я ушел в гости к приятелю. Когда я вернулся, ее уже не было, лес был на стене, и он был приклеен безупречно.

В следующем году мы уже не ходили в тот клуб – здесь нет единого мнения, то ли мы не могли себе этого позволить, то ли просто перестали ходить. Много лет мы видели миссис Джустен только в рекламах, да и не очень часто. Она была у нас единственной знакомой актрисой, единственным известным нам человеком, которого показывали по телевизору, поэтому мы ее боготворили. Главная известная нам реклама, которую крутили все время, кажется, даже несколько лет, была посвящена Иллинойсской лотерее. Она играла официантку, которая как-то раз забыла разыграть свой номер и выпустила из рук миллионное состояние и прилагающуюся к нему новую и счастливую жизнь. Две официантки в забегаловке:

– Смотри, мисс Денежный Мешок, – говорит одна, – твой номер выиграл.

Миссис Джустен держит в руке кофейник, и тот по причине нахлынувшего отчаяния никнет, проливая кофе. Голосом, выражавшим невыносимую, экзистенциальную грусть, она пропевала свою реплику, которая звучала как последние скорбные ноты умирающей певицы:

– Я забыла сыграть.

Так вот. Я пишу эти строки в июле 2000 года, в Исландии, в коттедже в Гвальсфьордуре, примерно в часе езды к северу от Рейкьявика, где мы с Тофом проводим спокойный месяц, созерцая фьорды в окружении овечьих стад. В коттедже есть телевизор, который берет только один канал, на котором показывают не самую плохую смесь из американских, британских и немецких сериалов, начиная с «Чулана Вероники» и заканчивая немецким сериалом «Геликопы». Подарок судьбы – это «Западное крыло»^[204], которое крутят раз в неделю, и тогда мы организуем вечер вокруг этого фильма. Мы готовим ужин (единственное, что здесь могут есть такие рыбоненавистники, как мы, – это гамбургеры и пицца), – с тем расчетом, чтобы к началу он был готов.

Сегодня вечером мы приготовили ужин и уже уселись, как вдруг раздается стук в дверь. Это мужчина лет за тридцать, в рабочих штанах и фланелевой рубашке, а рядом – его жена с маленькой девочкой на руках; девочке на вид – года четыре. На пещерном английском они объясняют, что пришли подстричь лужайку. Я вспоминаю, что жена фермера, у которой мы снимали этот коттедж, что-то об этом говорила. Но зачем же во время «Западного крыла»? Я говорю: прекрасно, прекрасно! – и закрываю дверь, надеясь, что они не будут сильно шуметь.

Они шумят, но мы увеличиваем громкость, и все в порядке. Пока мать с отцом стригут лужайку бензиновыми триммерами (не газонокосилками), их дочка играет на нашем крыльце и, издавая гулкий грохот, носится туда-сюда. Это типичная хорошенькая белокурая исландская девочка в маленькой поношенной светло-красной парке, ее родители зарабатывают на жизнь стрижкой газонов, поэтому я не злюсь, что она шумит. И вообще у меня рождается идея. Поскольку через несколько дней мы уезжаем из Исландии, потому что нам непременно надо быть в Нью-Йорке в августе, я во время рекламы встаю и достаю из холодильника и буфета все скоропортящиеся продукты и другую еду, которую нам уже не съесть перед отъездом, и складываю ее в пакет из продуктового магазина. Мысль у меня такая: перед тем как родители уйдут, я вручу им этот пакет, они будут мне благодарны, и у них составится хорошее впечатление об американцах вообще и о нас в частности.

Но вдруг, завязывая мешок, я вижу, что у отца, подстригающего лужайку, изо рта торчит сигарета. Вот черт! Я смотрю на девочку, и мое сердце переполняется ужасом за нее. Ее отец – курильщик. Потом следует хорошо рассчитанный монтажный сдвиг – я вижу ее мать, и у нее, пока она стрижет лужайку, тоже торчит изо рта сигарета. Это семья, в которой оба родителя курят, и я неожиданно переполняюсь ненавистью. Пакет я кладу в холодильник: ничего они не получат. Я торопливо соображаю, считаю ли я и дочку виноватой в грехах своих родителей, а потом решаю, что виноваты родители, именно им должны предъявлять обвинения и я, и все остальные, пока они не бросят курить, по крайней мере в присутствии маленького ребенка, у которого такие нежные легкие, пока еще не настало время, когда взрослеющая дочь начнет испытывать в глубине души раздражение на родителей за то, что они совершают очевидное, хотя и постепенное самоубийство, и не превратится в жестокого судью с доступом к текстовому процессору.

Реклама заканчивается, и опять начинается «Западное крыло».

Смысл этой истории и ее связь с Джонатаном Джустеном вот в чем: в середине той серии, которую показывают сегодня и которая, как мне кажется, должна быть последней в сезоне, Мартин Шин, играющий президента, выходит из своего кабинета и что-то говорит женщине с внешностью немолодой секретарши, а та отвечает ему что-то язвительное. Какая-то знакомая женщина, думаю я. Мне все больше и больше кажется, что женщина, играющая секретаршу президента Шина, – та самая, которая клеила мои обои, обои, в которые мне так отчаянно хотелось убежать тем вечером и другими вечерами. Я дожидаюсь финальных титров и оказываюсь прав: Также снимались: Кэтрин Джустен. Женщина, которая клеила у меня обои с фотографией леса, теперь – секретарь идеального президента Соединенных Штатов^[205].

Я рассказываю все это Тофу – в конце концов, он вырос в той же комнате с теми же обоями – но ему это не слишком интересно. Потом я слышу, как заводится машина, и наблюдаю за тем, как эта семья, над которой, быть может, уже навис злой рок, выезжает с нашей дорожки, скользит и подпрыгивает на грязной дороге и направляется к морю, мимо овец, которые бдительно смотрят им вслед.

Стр. 270–272 и книга в целом: Ирония и недовольные ею

Большинству читателей следует пропустить этот раздел, потому что он специальный, занудный и предназначен очень узкому кругу. Эти люди сами знают, что это они. Вы не може – те представить себе, как мучительно для меня уже одно то, что в моей книге появляется это слово, начинающееся на букву «и» и заканчивающееся на букву «я». Я вообще предпочел бы не видеть этого слова, тем более – у себя в книге. Я пишу здесь слово на «и» лишь для того, чтобы объяснить то, что, по моим оценкам, и так было понятно 99,9 % читателей первого издания книги: между сторонами ее твердой обложки почти не содержится никакой иронии. Но от некоторых мне приходилось слышать, что вся книга или многие ее части ироничны. Ну что же. Что же, что же. Кхе-кхе. Что ж. Давайте посмотрим, как большинство словарей определяет иронию: ирония – употребление слова в значении, не совпадающем с буквальным и зачастую противоположным буквальному. (Есть определения покороче, но все они в конечном счете сводятся к тому же самому.) Теперь, запомнив это определение, посмотрим, что можно обнаружить в этой книге. А обнаружить можно ряд вещей, способных сбить с толку читателей, склонных усматривать в них иронию, поэтому разберем каждую в отдельности: 1. Если человек валяет дурака, из этого не следует с неизбежностью, что он иронизирует. Например, если кто-нибудь пошутил, вне зависимости от контекста ситуации, это означает лишь, что кто-то пошутил. Таким образом, шутка не обязана содержать иронию, чтобы быть шуткой. Более того, сатира тоже не обязательно предполагает иронию. Это же касается пародии. И комического во всех его формах. Ирония – явление специфическое и совершенно неинтересное, и пользоваться этим термином, чтобы охарактеризовать добрую половину явлений современной культурной продукции, как привыкли делать некоторые немолодые критики (особенно если произведение создано автором, не достигшим определенной возрастной границы) напоминает набившее оскомину упоминании «Среднего Запада» как региона, тормозящего развитие национальной экономики (хотя всем понятно, что «Средний Запад» начинается в десяти милях от любого крупного города). Иными словами, иронию следует понимать как нечто узкое и легкое опознаваемое, в соответствии с приведенным выше толкованием, в то время как называть иронией любую странность, совпадение, зловещее предзнаменование, абсурд или то, что просто смешно, непонятно почему, означает заниматься богохульством. (Кстати, последнее утверждение тоже не является иронией, это гипербола, явление глубоко американское.) Чтобы привести примеры того, как слово «ирония» применяется по отношению к тому, что не является иронией, рассмотрим следующие предложения с участием маленького наглого щенка по имени Бенджамин и попробуем прояснить некоторые тонкости:

ПРИМЕР: Бенджамина переехал автобус. Есть ли в этом ирония?

НЕТ: Это не ирония. Это несчастный случай, но не ирония.

ПРИМЕР Ясным солнечным днем Бенджамина переехал автобус. Это ирония судьбы, разве не так?

ОПЯТЬ-ТАКИ НЕТ: Это не ирония. Это диссонанс между погодой и трагедией.

ПРИМЕР: Есть ли ирония в том, что автобус переехал Бенджамина, когда он шел к ветеринару?

ПО-ПРЕЖНЕМУ: Нет, в этом нет иронии. Это совпадение, которое можно охарактеризовать как зловещее.

ПРИМЕР: Есть ли ирония в том, что Бенджамина переехал автобус как раз в тот день, когда он неправильно употребил слово «ирония»?

ДА ПОЙМИТЕ ЖЕ: Это еще одно совпадение. Совпадение весьма примечательное, и попав под автобус именно в этот день, он понес заслуженное наказание, но это не ирония.

ПРИМЕР: Есть ли ирония в том, что на автобусе, который переехал Бенджамина была реклама «Позднего шоу с Дэвидом Леттерманом^[206]» – шоу, которое многие считают ироничным?

ОЙ-Ё-ЁЙ: Нет-нет-нет.

2. Теперь коснемся смежной темы. Смешное часто граничит с трагичным, но это еще не превращает смешное в ироническое. Многие утверждали, что ирония имеется в первой главе этой книги, которая на самом деле предельно серьезна и прозрачна. Ну неужели там есть хоть один смешной момент? Ни единого! Однако некоторых читателей запутывает использование литературных приемов и формальных нововведений, которые вызывают у этой разновидности читателей недовольство, подобное недовольству одного мудрого короля, некогда сказавшего одному придворному композитору, что в его музыке слишком много нот^[207]. И этому королю и недовольным читателям я хочу сказать следующее: согласен, может, нам и надо писать точь-в-точь как писали раньше, может, надо писать еще проще, яснее и незатейливее; может, мы не должны позволять себе никаких отступлений от композиции «копирайт-посвящение-эпиграф-фраза-фраза-абзац-глава-глава-развязка», но тогда мы получим удовольствие, сравнимое с тем, которое можем испытать, если нам в пупок будут заливать кипящую кислоту через титановую воронку, когда мы за обедом в центре Манхэттена июльским полднем будет кушать покрытое личинками толченое стекло. 3. Если же мы откажемся от той идеи, что любой забавный формальный прием – пользоваться которыми мы имеем право! – влечет за собой иронию, нам придется признать, что 5. В предисловиях нет иронии; 6. В ссылках нет иронии; 7. В схемах нет иронии; 8. В смешных заголовках нет иронии; 9. В пронумерованных пунктах нет иронии; 10. В примечаниях нет иронии^[208]; 11. В мелком шрифте нет иронии; 11а. В еще более мелком шрифте, которым автор пользуется, чтобы прояснить некоторые второстепенные моменты, темы и аспекты, тоже нет иронии, а используется он только потому, что автор считает, что такой шрифт несколько его извиняет (и тоже без всякой иронии!), к примеру:

НЕТ, ДЖОН? Стив; НЕТ, СЛВСЧТ «ОШЕЛОМЛЯЮЩИЙ ГЕНИЙ» не означает, что есть какой-то человек-гений, который бегает и всех ошеломляет; оно означает, что данное творение настолько гениально, что читатель будет ошеломлен. У автора и в мыслях не было толковать «гения» как человека (это тем, кто считает, что тут заложен такой смысл), п.ч. он не думает, что в его книге есть много этого на букву «г» и поэтому решил, что если он назовет так книгу, то получится смешно, а те, у кого нет чувства юмора, будут протестовать, и это тоже будет смешно. В семье автора была привычка нарочито преувеличивать собственные достижения – это упомянуто в одной из первых глав в св. с отцом автора. Ему было мало того, что он чикагский адвокат, ему надо было быть Величайшим Чикагским Адвокатом Всех Времен. Мы переняли любовь к таким гиперболам, мы считаем такие гиперболы забавными, мы выражаем себя с помощью подобных гипербол и, как положено, удивляемся, когда люди с вечно сведенными челюстями неспособны уразуметь гиперболы и начинают точить зубы; Да, я чуть было не включил в предисловие или в качве подзаголовков, где сейчас нап-но «Никто об этом не просил», – «Жалкое творение, рожденное отчаяньем»; «Невзрачная книжка, цепляющаяся и идущая ко дну»; «Неотесанное творение ненависти и греха»; «Безнадежное уродство: ничего святого»; «Творение, ничтожное по значимости, но способное сильно разозлить»; «Тоскливый труд, полный гнусности и пафоса»; «Повесть неприкрашенной тоски»; Да, но самосознание есть искренность (дефицит самосознание это или бред (как можно себя не сознавать), или притворство, и притворный дефицит самосознания – это неискренность, правда?; Да, хотел показать черновик, так что извините, Кен/Энн/Стап/Лес/Роджер/Дидр/Джим/Д.-Б./Мэтт; ДА, В ЭТОЙ ЧАСТИ ЕСТЬ ЦИТАТА из Эбби Хоффмана; НЕТ, Джон? Дэн (впр. «Лего» = заимств. у Дэна); ДА, ВСЕ ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО, все приходит, чтобы уйти, все уже явлено, как в Библии – вспомним Намибию, вспомним каннибализм, вспомним обяз-ва перед собой (т. е. скуку), вспомним, как восприняли А. Рича и как с ним обращались, как обр-сь с др. л-ми на публике и распространим эту модель, хоть это и мучительно, но все предопределено: торжество приводит к мнительности, п.ч. восторг со стороны выз. ненависть к себе, перенес-ю от твоего отраж-я на другого, а рез-том ст-ся нетерп-ть и обр. реакция; ДА, спровоцировать обидчивых; ДА, разозлить мелочных; ДА, заставить подозрительных окончательно свихнуться и взбеситься; ДА, нарисовать на своем сердце мишень и ждать избавления; ДА, все слишком много бились за свободу; ДА и вообще, кто выживет в этой битве? Крайние северные территории? Сколько будет тех, кто этим займется, и сколько тех, кому будет наплевать? Да, в ср. 5 % чит. гов-ли, что рассказчику должно быть стыдно за то, что он делает, за то, что он вылезает на передний план, делает это так беспомощно и так претенциозно и дико и компенсирует это парением в небесах, скачками на лошадях, пестрыми одеждами, непристойной бранью и развязностью; НЕТ, Джон? Д.К., сопрот-е = отп-зм мол-сти; дв.с. = привл-ть и «нблсс облж»; торм-е = жизн. неур-цы, возм-ть в люб. м-т пог-ть, С-Ф = кр-та, возм-ти, абс-р-ть, нов-ия; Холмы = холмы; мсб. = восп. о пр-м., т-вать м. т. к-да ты молод; океан = ДА, Кингзуэлл;? Хтиан; МЫ – ОДНО И ТО ЖЕ, ПОТОМУ заг-ся взрсл, п-мудост-ся мл-му; ФРСБ = соп-чество м. бр-ми/д-тн и р-ми и в пр. чл. с-и., а тже = освобожд-е и пон-циал; Ч-к в лифте, спуск вниз = Бенджи = КСТ = евнухи Йейтса^[209] = частное осв-ие от груза сем. забот; К-a и М-л поженились и живут в С-Ф.; ДА, К-ДА ВЗРЛС. Ч-К ОСУЖД не оч. взрел-гоч-ка = безн-дть н униз-но для п-го, но вдхнвл-т вт-го; НЕТ, собаки с нами больше нет, ее ЗВАЛИ ВИСКИ, ее взяла Марни, ее оплакивали и обессмертили фотошопом; НЕТ, упом-е. «Большой страны» вообще не шутка (см. бспрцднт. кн. «Переход»^[210]); ДА, но было время, когда этот раздел занимал 68 стр.; ДА, что-то от пехотинца, к-й думает, что готов идти через джунгли, но на самом деле не готов и не знает, откуда его снимет снайпер; в общем, «Улисса»^[211] я не осилил до конца, заскучал, действ, не развивается, никак не м. уехать, вообще уныл, кн., пустая тр. вр. ДА, Б-Б: 100; Шпк: 200; СвжВздх: 100; Л г: 20; Злн; 50; Ж: 10; Прч: 50; ВОТ КТО ХОДИЛ В ХУДОЖЕСТВЕННУЮ ШКОЛУ И КАКИЕ У НИХ БЫЛИ ХОББИ: Хэнси Линн/все время пьет джин Мэтт Фишер/лопает фасоль Питер Карен/ухлестывает за Дебби Гибсон Билли Аплен/катается на велосипеде Дуг Макдермотг/разводит мышей Эдди Ламьер/лазит по пещерам Дэниелль Макартур и Майкл Мюррей/сентиментальничают Райан Шредер/любит строить, рисовать и целоваться Марк Пабст/ругает псевдохиповость моего социоэкономичсского класса Скотт Бауэрс/бродит просто так; Дургал Джоунс/подледный лов Тим Росси/ржет над теми, кто смотрит нуар-фильмы, сои про белое белье; ДА, мы уезжаем из Нью-Йорка, потому что один из нас устал все время бояться, что второго в метро столкнут под поезд. В этом городе такое случается буквально каждый день.