Текст книги "Из тьмы"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Денниса Вардри, двоюродного брата Уилсонов и рейнджера, чуть не хватил апоплексический удар, когда он обнаружил все, что они сделали, но даже с учетом того, что из ручья отходили шланги и цистерна, поток воды ниже плотины существенно не пострадал. Все изменения и усовершенствования касались собственности, которой совместно владели Роб и Шэрон, поэтому он решил, что ничего – ничего! – об этом не знает. Кроме того, он и его жена могли пользоваться хижиной всякий раз, когда в доме активно не проживали Двораки или Уилсоны, и они не собирались воротить нос от электрических удобств, большое вам спасибо.

В домике также была хорошо укомплектованная кладовая в дополнение к погребу с корнеплодами, но Дворак и Уилсон решили, что, поскольку так много их друзей дразнили их за паранойю, они могли бы с таким же успехом продолжать быть параноиками. Хотя на самом деле, если быть до конца честным с Двораком, это предложение было сделано – к его собственному последующему сожалению – Алеком Уилсоном.

Алек был тем, кто наткнулся на пещеру на северной стороне горы в двухстах-трехстах футах над хижиной. На самом деле, он буквально споткнулся и упал в нее, хотя продолжал упорно настаивать на том, что все это время намеревался заняться спелеологией.

Это была пещера приличных размеров, уходящая более чем на девяносто футов вглубь горного склона, шириной шестьдесят футов в самом широком месте и высотой около двенадцати футов в самой высокой точке. Сам вход был не более пяти футов в высоту и всего двадцать футов в поперечнике, и было очевидно, что в прошлом здесь обосновался не один из медведей Нантахалы. Однако внутри также было сухо и значительно выше уровня местных грунтовых вод.

– Хорошо, – сказал Алек, ухмыляясь своему отцу и дяде по браку. – Вы двое так увлечены тем, чтобы устроить нам укромное местечко здесь, в горах. Разве это просто не кричит вам "бункер"?

Его ухмылка стала еще шире, затем исчезла, когда он увидел одинаковые задумчивые взгляды, когда Дворак и Уилсон посмотрели друг на друга.

– Эй! – В его собственных глазах мелькнула тревога. – Я просто пошутил! Вы двое на самом деле не думаете?..

Увы, так оно и было. На это у них (и ворчливого Алека) ушел еще почти год, но они выровняли пол (в основном), а затем расширили вход в пещеру и закрыли его стеной из дерева и земли толщиной в четыре фута с прочной дверью безопасности посередине. Внешняя сторона стены была земляной, по форме соответствовала контуру склона вокруг нее и покрыта горным лавром (пересаженным из зарослей, которые природа уже создала на холме над пещерой), а дверь безопасности закрывалась тщательно замаскированной покрытой землей панелью, которую приходилось поднимать, убирая ее с дороги, чтобы получить доступ. Они также обеспечили скрытую вентиляцию, установили освещение и осушитель воздуха, подключенные к их собственному распределительному щиту, и установили второй бензиновый резервный генератор и два бака на триста пятьдесят галлонов для топлива.

Именно там на самом деле размещалась большая часть их запасов продовольствия. Пещера была настолько сухой от природы, что они, вероятно, действительно не нуждались в осушителе, но это был относительно скромный агрегат, не требующий большой мощности. Это было не так уж сложно, и это не могло повредить, особенно когда они превратили пещеру в свое основное хранилище. Они подсчитали, что в "бункере" спрятано достаточно консервированных и сублимированных продуктов, чтобы прокормить группу из десяти человек в течение года, а запасенных семян овощей хватит как минимум на три года выращивания огородов. Даже если бы кто-то случайно оказался рядом и в конце концов разгромил хижину, у них была бы запасная позиция на случай чрезвычайной ситуации.

И там же они спрятали полный запасной комплект из всех двенадцати книг Фоксфайр и почти все свои медицинские средства и принадлежности для оказания первой помощи. Не говоря уже о том, где они теперь привезли весь инвентарь крытого тира D&W, плюс большую часть содержимого оружейных сейфов двух серьезно помешанных на оружии. Не говоря уже о домашнем патронном станке Дворака (и расходных материалах) и оружейных инструментах Уилсона. Взятое все вместе, это было бы достаточно, чтобы заставить некоторых специалистов федеральных правоохранительных органов при виде их потянуться к тревожной кнопке "опасного-праворадикального-ополченца", хотя, возможно, и не в нынешних условиях, – мрачно подумал Дворак.

Так что, да, хорошей новостью было то, что они спрятали головы туда, где их никто не собирался беспокоить, и, по крайней мере, на данный момент, казалось, что они смогут удержать их там.

Плохая новость заключалась в том, что в их мир вторглись инопланетяне, которым, казалось, было наплевать, сколько людей погибло в процессе. И на данный момент интернет был их единственным способом составить хоть какое-то представление о том, сколько людей уже было убито.

Когда Дворак и Уилсон только начали работу над коттеджем, они установили спутниковую антенну и купили спутниковые телефоны. На тот момент они не особенно беспокоились о таких вещах, как радиопеленгация – в основном потому, что они думали в терминах чисто наземных угроз, и, если отбросить политические мнения друзей, ни один из них на самом деле не доверял своему собственному правительству до такой степени, что они действительно задумывались о том, чтобы спрятаться от него. Однако в юности они оба были бойскаутами. Они по-прежнему серьезно относились к возможности "будьте готовы", так что "не придавали большого значения" – это не совсем то же самое, что сказать, что они не думали об этом предложении, и Алеку, как их семейному компьютерному фанату, было дано домашнее задание выяснить, как они могут поддерживать доступ к интернету, не допуская радиообнаружения, если по какой-то причине это должно показаться хорошим поступком.

Алек, который обычно относился к своему отцу и дяде с нежным раздражением, как к милым сумасшедшим, отнесся к этому заданию серьезно и решил его, разместив вышку микроволновой ретрансляции чуть более чем в миле от хижины. Он отметил, что было бы относительно просто поднести ноутбук к основанию башни, подключить его и использовать сигнал башни. Его любящий отец и любящий дядя в ответ указали, что пройти пешком милю – большая часть которой была вертикальной, хотя ни в коем случае не в одном направлении – под холодным дождем или (что еще хуже) снегом – это не то, чего они хотели бы. Итак, Алек, в духе радостного сотрудничества, приобрел волоконно-оптический кабель протяженностью в пару миль... и с улыбкой вручил им счет за него.

Никто из них в данный момент не чувствовал себя особенно бодро, и в сложившихся обстоятельствах у всех на уме были такие вещи, как определение местоположения по радио, поэтому Алек и его дядя провели большую часть вчерашнего дня, прокладывая оптоволокно между хижиной и башней. Они проложили его по земле и тщательно покрыли листами плесени глубоких гор. Дворак, чья паранойя за последние пару дней перешла в режим приема стероидов, действительно предпочел бы не оставлять никаких "хлебных крошек", по которым какой-нибудь злонамеренный человек мог бы отыскать коттедж, но после некоторого размышления он и Уилсон согласились, что этот незначительный риск намного перевешивается необходимостью следить за тем, что происходило в мире, пока существовал интернет.

Не то чтобы это было особенно приятным знанием.

– Было бы неплохо, по крайней мере, знать, чего хотят эти люди, – сказал он сейчас, качая головой и сердито глядя на дисплей Шэрон. – Я имею в виду, они что, только что прослушали передачу этого идиота Сагана "Ешь у Карла" и решили проверить меню? Или мы сделали что-то, что разозлило их? Я предполагаю, что рано или поздно они соберутся поговорить с нами, но пока они этого не сделают, мы понятия не имеем, что произойдет.

– Может быть, и нет, – резко сказал Уилсон, – но мы чертовски уверены, что знаем, что уже произошло. Или, во всяком случае, достаточно этого. – Он ткнул пальцем в монитор. – Видит бог, сеть уже достаточно набита этим!

Что у них и было, – подумал Дворак. – Что и было.

Он не знал, завершен ли еще список разрушенных городов. Он был почти уверен, что всемирный список таковым не является, но он надеялся – молился, – что список убитого населения США был завершен. Вашингтон, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Денвер, Спокан... Ближе к дому, Колумбия (очевидно, из-за ее близости к Форт-Джексону); Самтер (это была военно-воздушная база Шоу); Чарлстон (из-за военно-морского учебного командования по ядерной энергетике?); и Атланта (он понятия не имел об этом, если только это не было просто населенным пунктом, подлежащим сносу). Это продолжалось, казалось, целую вечность, хотя – слава Богу – кто бы это ни был, он не затронул некоторые другие крупные населенные пункты. Нью-Йорк все еще был там, даже если панический исход его граждан был занят превращением его в кошмарную зону неразберихи и мародерства. Чикаго все еще был нетронутым и удивительно спокойным (по крайней мере, пока) по сравнению с Нью-Йорком. Бостон, Филадельфия, Питтсбург, Цинциннати, Индианаполис, Хьюстон... все они все еще были там, хотя их население деловито сокращалось, поскольку люди пытались убежать от того, что могло стать следующим эпицентром.

Ни у кого еще не было оценки общего числа жертв, но уже было жестоко очевидно, что Соединенные Штаты Америки понесли больше потерь – гражданских и военных – чем когда-либо прежде за всю свою историю. И из разговоров в интернете было очевидно, что явный, недоверчивый шок от первоначальной атаки все еще распространялся наружу, все еще набирая силу. Как будто никто, особенно американцы, не мог поверить, что нечто подобное действительно может произойти.

И что происходит, когда шок начинает рассеиваться? – задумался он. – Что произойдет, когда мы узнаем, что точно то же самое произошло везде? И что произойдет, когда ублюдки, которые это сделали, наконец, выйдут на связь и скажут нам, чего, черт возьми, они хотят?

– Думаю, хорошая новость заключается в том, что они не просто хотят пойти дальше и убить нас всех... по крайней мере, пока, – сказал он вслух. Уилсон посмотрел на него, и он пожал плечами. – Если бы это было то, что они хотели сделать, я полагаю, они бы все еще бросали камни, – отметил он.

– Ничто не говорит о том, что они не могут пойти дальше и начать делать это снова в любое время, когда захотят, – ответил Уилсон и кивнул.

– Абсолютно. Но вы знаете, кем бы ни были эти ублюдки, они не супермены. Черт возьми, они даже не Кларк Кент! Посмотрите, что военно-воздушные силы сделали с этими транспортами, или шаттлами, или чем-то еще. Их технология явно лучше нашей, иначе их бы здесь не было, но насколько она лучше? Судя по посту Робинсона на YouTube, мы, по крайней мере, в пределах досягаемости голоса.

– За исключением того факта, что они могут бросать эти гребаные камни нам на головы, а мы не можем бросать камни на их головы, – прорычал Уилсон.

– Согласен. Но мне должно быть интересно, как выглядит их логистика. – Обе брови Уилсона поползли вверх, а Дворак фыркнул. – Эй, ты же был морским пехотинцем, так что подумай об этом. Неужели этот Эйзенхауэр готовится вторгнуться в Нормандию? Или Холланд Смит и Марк Митчер вторгаются на Иводзиму? Или это просто Кортес охотится за ацтеками на гребаном шнурке? Судя по тому, что мы видим в интернете, они, похоже, приземляются в довольно небольшом количестве мест, и они, должно быть, потеряли кучу людей и оборудования, когда все эти транспорты потерпели крушение. Сколько у них на самом деле может быть рабочей силы, если они проделали весь этот путь из другой звездной системы? Неужели у них миллионы солдат, погруженных в криогенный сон, как дрова? Или у них всего несколько сотен тысяч? Может быть, даже меньше?

– Сколько бы их ни было, у них все равно есть и "метатели камней", – сказал Уилсон.

– Согласен, – повторил Дворак, кивнув. – Я только говорю, что если их технология не намного лучше нашей, и если у них не чертовски много рабочей силы там, на орбите, тогда они, вероятно, обнаружат, что целая планета – это чертовски большой кусок мяса.

В его глазах вспыхнул неприятный огонек, и Шэрон быстро подняла взгляд.

– Дэвид Дворак!.. – начала она.

– О, не волнуйся, милая. – Он похлопал ее по плечу. – Мы с Робом потратили все это время на операцию "Тайная нора" только не для того, чтобы совершить какую-нибудь глупость. Мы также не собираемся забывать о детях. – Он пожал плечами. – Если уж на то пошло, мы, вероятно, настолько далеки от них, насколько кто-либо мог бы в данный момент. И если тебе все равно, я думаю, мы просто останемся тут.

– Чертовски верно, для меня это 'все равно'!

– Знаю. Но я готов поспорить с вами, что пройдет совсем немного времени, прежде чем эти люди – или кем бы они ни были – столкнутся с кем-то, кто готов совершить какую-нибудь глупость. Например, кто-то, кому просто дальше все равно. И когда это произойдет, я не думаю, что им это понравится.

XIV

Стивен Бучевски стоял у дороги и снова задавался вопросом, что, черт возьми – делать дальше.

В конце концов, их пилоту не удалось найти ни одного дружественного аэродрома. Он сделал все, что мог, но у него почти закончилось топливо, связь была отключена, а по всей Европе разлетелись взрывы мощностью в несколько килотонн (и после того, как он увернулся от предупредительных выстрелов древнего МИГ-21 югославских ВВС, который, казалось, был убежден, что его самолет имеет какое-то отношение ко всеобщему хаосу), его возможности были ограничены. Он пытался проникнуть в воздушное пространство Румынии – ему действительно удалось установить контакт с вертолетной базой румынских ВВС в Карансебеше и получить разрешение на заход на посадку, – но у него закончилось время и керосин. Несмотря на бесперспективную местность, над которой он оказался, когда баки наконец иссякли, ему удалось найти участок дороги, который почти подходил, и он посадил большой самолет на последних нескольких галлонах топлива.

C-17 был разработан для посадки на пересеченной местности, но его конструкторы не имели в виду ничего настолько грубого. Хуже того, по Уставу требовалась взлетно-посадочная полоса длиной не менее трех тысяч пятисот футов, а у него и близко не было такого пространства для работы. По крайней мере, самолет был облегчен настолько, насколько это было возможно, поскольку он сжег так много топлива, и он перевел все четыре турбовентилятора F117-PW-100 на полную обратную тягу. К сожалению, этого оказалось недостаточно. Бучевски подумал, что это все еще могло бы сработать, если бы дорогу не пересекла водопропускная труба, которую пилот не смог увидеть с воздуха. Он потерял оба основных шасси, когда они развалились под весом самолета в сто сорок тонн. Хуже того, он не одновременно выключил передачу, и внезапное асимметричное лобовое сопротивление полностью вывело самолет из-под контроля. Он рухнул на брюхо, затем бешено закрутился, съезжая с дороги, и врезался в густой покров деревьев, как какая-то сумасшедшая летающая тарелка. Когда он, наконец, перестал крутиться среди деревьев, обоих крыльев не было, а вся передняя треть его фюзеляжа была смята и частично превратилась в спутанные обломки.

По крайней мере, он не сгорел и не взорвался, но ни один пилот не выжил, и единственные другие два офицера на борту были среди шести погибших пассажиров, что оставило Бучевски высокопоставленным членом их небольшой группы. Еще два пассажира были жестоко ранены, и они вытащили их из-под обломков в лучшее укрытие, какое только смогли придумать, но у них не было никого сведущего в медицине.

Не было у них и особого снаряжения. У Бучевски было личное оружие, как и у шестерых других, но это было все, и ни у кого из них не было много боеприпасов. Неудивительно, предположил он, поскольку у них ничего не должно было быть на борту самолета. К счастью (по крайней мере, в этом случае) было чрезвычайно трудно отделить войска, возвращающиеся из зоны боевых действий, по крайней мере, от некоторых боеприпасов.

Там также были по крайней мере некоторые принадлежности для оказания первой помощи – достаточно, чтобы вправить сломанные руки троим пассажирам и предпринять хотя бы символическую попытку залатать тяжелораненых. Но на этом все и закончилось, и он очень, очень хотел бы, по крайней мере, поговорить с кем-нибудь более высокопоставленным в командной иерархии, чем он сам. К сожалению, он сам и был таким.

Что, – язвительно подумал он, – по крайней мере, дает мне хоть чем-то занять себя.

И это также дало ему повод для беспокойства не только о Вашингтоне. Он поссорился с Триш, когда она решила забрать Шэнайю и Ивонн к своей матери, но это было из-за уровня преступности и стоимости жизни в Вашингтоне. Ну, это и то, как далеко это было от его родителей. Он никогда, никогда не беспокоился о...

Он дотронулся до своей груди, ощутив серебряный крест на коже, под футболкой. Крест, который гордая Шэнайя подарила ему на прошлое Рождество, с выгравированными на нем его инициалами, а также ее собственными и младшей сестры. Она купила его на свои собственные деньги (хотя он подозревал, что его отец, который помог ей найти его, немного занизил цену, когда делал для нее заказ и оформлял гравировку), и она торжественно пообещала ему, что это сохранит его в безопасности и поможет ему вернуться к ним.

Безопасно. Она хотела, чтобы он был в безопасности, но когда она действительно нуждалась в нем, когда это была его работа – обеспечивать ее безопасность...

Он снова отбросил эту мысль в сторону, точно так же, как отбросил мысли о маленьком доме методистского священника в Южной Каролине, почти с благодарностью возвращаясь к созерцанию группового траха, с которым ему так или иначе приходилось иметь дело.

Сержант-артиллерист Кэлвин Мейерс был вторым по рангу членом их группы, что сделало его заместителем Бучевски... к явному неудовольствию сержанта Франсиско Рамиреса, старшего армейского унтер-офицера. Но если Рамиреса и возмущал тот факт, что они только что превратились в шоу, управляемое морской пехотой, он держал рот на замке. Вероятно, потому, что он осознал, какой занозой в заднице только что стала работа Бучевски.

У них было ограниченное количество еды, любезно предоставленной самолетом для аварийного выживания при посадке на воду, но никто из них не имел ни малейшего представления о своем положении. Или, скорее, они точно знали, где находятся, благодаря его портативному навигатору DAGR военного образца – они просто не имели ни малейшего представления о том, что это означает с точки зрения местной географии.

Или с точки зрения местного населения... если таковое имеется.

Их широта и долгота указывают на то, что они находятся как раз на сербской стороне румынской границы и чуть более чем в десяти милях к юго-западу от Дуная. Местность была гористой и густо поросшей лесом, хотя дорога время от времени проходила через расчищенные участки – вроде этого, – где сельскохозяйственные угодья простирались примерно на сотню ярдов по обе стороны. Но либо в этом районе было не так уж много мирных жителей, либо местные жители решили, что в условиях, когда ядерное оружие разбрасывается по всему ландшафту, было бы разумнее не высовываться и держаться подальше от любого разбившегося самолета.

В радиусе пяти миль от них находились два фермерских дома, но там не было никаких признаков присутствия жителей, когда Мейерс взял команду из двух человек, чтобы поискать помощь для своих раненых. Бучевски подозревал, что фермерские семьи перебрались в другое место, когда вблизи их домов появился явно иностранный военный персонал. Учитывая то, что только что произошло, он действительно не мог их винить. На самом деле, он почти пришел к выводу, что избегать контактов с местными жителями, вероятно, было бы довольно хорошей идеей и с его точки зрения. По крайней мере, до тех пор, пока все не уляжется и он – и, надеюсь, они – не смогут выяснить, что, черт возьми, происходит.

Люди в этой глухомани, вероятно, не испытывают особых дружеских чувств по отношению к старым добрым Соединенным Штатам Америки, во всяком случае, в свете таких мелочей, как их отношения с Боснией-Герцеговиной и Республикой Хорватия, размышлял он. И даже если бы это было так, они должны были бы быть чертовски подозрительными, если бы иностранцы вальсировали на их земле в такой момент, как этот. Не говоря уже о том факте, что первое, что придет в голову многим из них, – это то, что они, скорее всего, будут наводнены голодными людьми. Идея о том, что голодные солдаты – особенно голодные иностранные солдаты – "реквизируют" то, что у них есть, им не понравится, и они могут просто решить, что сначала стрелять, а потом использовать своих посетителей в качестве действительно хорошего удобрения – лучший способ избежать любых неприятностей.

Но даже если предположить, что такая осторожность может быть хорошей идеей, что это значило для двух его выживших действительно тяжелораненых? Единственное, что они не могли сделать, это перевезти их – не без помощи медиков, и не существовало шансов на то, что сюда прилетит вертолет, чтобы забрать их. Если бы они могли найти кого-то, кто мог бы вызвать им скорую помощь, или, по крайней мере, предоставить какое-то транспортное средство, или просто вызвать местного сельского врача, это могло бы означать, что эти люди в конце концов выживут. С другой стороны, возможно, этого тоже не произошло бы. За эти годы Бучевски повидал много тяжелораненых людей, и ни один из их серьезно раненых не выглядел так, как будто собирался выживать. У одной из них была жестокая травма головы – вся правая сторона ее черепа была вдавлена с... ощущением пористости – в то время как у другого, очевидно, было сильное внутреннее кровотечение. Ни один из них не был в сознании, за что Бучевски мог быть только благодарен, учитывая характер их травм.

Тем временем он должен был решить, что делать в свете того факта, что ни один из них не говорил по-сербски, они совершенно ни с кем не могли общаться, и последнее, что они слышали, казалось, что вся планета поддается спонтанному безумию.

Так в чем же проблема? – сардонически спросил он себя. – Черт возьми, это должно быть проще простого для такого закаленного главного сержанта морской пехоты, как ты! Конечно..

– Я думаю, тебе лучше послушать это, шеф, – сказал голос, и Бучевски повернулся к говорившему.

– Послушать что, ганни?

– Шеф, по радио передают что-то действительно странное.

Глаза Бучевски сузились. На самом деле он никогда не встречался с Мейерсом до этого полета, но рыжеволосый, плотный, крепко сложенный, медленно говорящий морской пехотинец с угольных месторождений Аппалачей произвел на него впечатление солидного, невозмутимого человека. Однако в данный момент Мейерс был мертвенно-бледен, и его руки дрожали, когда он протягивал аварийную рацию, которую они извлекли из разбитого фюзеляжа.

Мейерс снова прибавил громкость, и глаза Бучевски сузились еще больше. Зазвучал голос, доносившийся из радио... механический. Искусственный. В нем не было абсолютно никаких эмоций или тонального акцента.

Это было первое, что его поразило. Затем он отпрянул на полшага назад, как будто его только что ударили, когда до него дошло, что говорил голос.

– я командующий флотом Тикейр империи шонгейри, и я обращаюсь ко всей вашей планете на всех частотах. Ваш мир беспомощен перед нами. Наше оружие с кинетической энергией уничтожило ваши главные национальные столицы, ваши военные базы и ваши военные корабли. Мы можем и будем наносить дополнительные кинетические удары везде, где это необходимо. Теперь вы подчинитесь и станете продуктивными и послушными подданными империи, или вы будете уничтожены, как уже были уничтожены ваши правительства и вооруженные силы.

Бучевски уставился на радио, его разум съежился от черной бездонной пропасти, которая внезапно разверзлась там, где когда-то была его семья, когда механический голос подтвердил то, что, как он отчаянно убеждал себя, было не более чем слухом. Его интеллект знал лучше, но его эмоции отказывались признать, что Вашингтона действительно больше нет. Но теперь...

Триш... несмотря на развод, она все еще была почти физической частью его. И Шэнайя... Ивонн... Шэнни было всего восемь, ради бога! Ивонн было всего пять! Это было невозможно. Этого не могло случиться. Этого не могло быть!

Механическое звучание английского прекратилось. Последовал короткий всплеск чего-то, похожего на китайский, а затем он переключился на испанский.

– Он говорит то же самое, что только что сказал по-английски, – категорично сказал сержант Рамирес, и Бучевски встряхнулся. Он осознал, что его рука почти конвульсивно прижата к груди, к кресту Шэнайи, и он крепко зажмурил глаза, стискивая их от слез, которые он не хотел – не мог – пролить. Эта ужасная бездна зияла внутри него, пытаясь засосать его под себя, и часть его не хотела ничего другого в мире, кроме как позволить подводному течению унести его. И все же он не мог. У него были обязанности. Эта работа.

– Ты веришь в это дерьмо, шеф? – хрипло спросил Мейерс.

– Не знаю. – Собственный голос Бучевски прозвучал надломленно и ржаво, и он заставил себя опустить руку, открыл глаза на внезапно ставший ненавистным мир. Затем он резко откашлялся. – Я не знаю, – выдавил он более нормальным тоном. – Или, по крайней мере, я знаю, что не хочу в это верить, ганни.

– Я тоже, – сказал другой голос. Это было сопрано, и принадлежало оно штаб-сержанту Мишель Трумэн, старшей выжившей из ВВС. Бучевски приподнял бровь, глядя на нее, благодарный за дополнительное отвлечение от боли, пытающейся вырвать сердце прямо из него, и штаб-сержант с каштановыми волосами поморщилась.

– Я не хочу в это верить, шеф, – сказала она, – но подумай об этом. Мы уже знали, что кто-то, похоже, выбивал дерьмо практически из всех, и у кого, черт возьми, было столько ядерных зарядов? Или достаточно средств доставки, чтобы поразить такое количество целей? – Она покачала головой. – Я тоже не эксперт по кинетическому оружию, но немного читала научную фантастику и сказала бы, что орбитальный кинетический удар, вероятно, невооруженным глазом выглядел бы так же, как ядерная бомба. Так что, да, вероятно, если этот ублюдок говорит правду, ядерное оружие – это именно то, о чем сообщил бы любой выживший.

– О, черт, – пробормотал Мейерс, затем снова посмотрел на Бучевски. Он не сказал больше ни слова, но в этом и не было необходимости, и Бучевски глубоко вздохнул.

– Не знаю, ганни, – снова сказал он. – Я просто не знаю.

* * *

Он все еще не знал – на самом деле не знал – на следующее утро, но единственное, чего они не могли сделать, это просто оставаться здесь. Они не видели никаких признаков движения вдоль дороги, разрушенной C-17, и, насколько они могли судить, ни одна из местных фермерских семей не вернулась домой ночью. Однако дороги обычно куда-то вели, так что, если они следовали по этой достаточно долго, «где-то» было то место, где они в конечном итоге окажутся. С другой стороны, существовал тот небольшой фактор неопределенности, когда речь шла о столкновении с местными гражданскими лицами.

По крайней мере, его дерево решений было довольно жестоко упрощено в одном отношении, когда ночью скончались оба тяжело раненых пассажира. Он изо всех сил старался не испытывать благодарности за это, но с чувством вины сознавал, что это было бы нечестно с его стороны, даже если бы ему удалось добиться успеха.

Ну же. – Ты не благодарен им за то, что они мертвы, Стиви, – мрачно сказал он себе. – Ты просто благодарен, что они не будут тормозить вас остальных. Есть разница.

Он даже знал, что это правда... что не заставило его почувствовать себя лучше. И тот факт, что он поместил лица своей жены и дочерей в маленькую ментальную коробку вместе со своим отчаянным беспокойством о родителях и запер их, похоронил боль достаточно глубоко, чтобы позволить ему справиться со своими обязанностями перед живыми. Он знал, что когда-нибудь ему придется снова открыть эту коробку. Перенести боль, признать потерю. Но это было не когда-нибудь. Еще нет. Сейчас он мог сказать себе, что другие зависят от него, что он должен отложить в сторону свою собственную боль, пока он справляется с их нуждами, и он задавался вопросом, не делает ли это его трусом.

Тем временем он просто выкопал еще две могилы и прочитал столько заупокойной службы, сколько смог вспомнить.

Теперь он стоял в прохладе перед самым рассветом, с винтовкой на плече, поправив рюкзак, с жетонами всех их погибших в кармане, глядя на небо, которое бледнело над поросшим лесом хребтом высотой шестнадцать сотен футов к востоку от дороги.

Еще одна вещь, которую сделали для него ночные смерти, – это избавили от необходимости обращаться за медицинской помощью. Это означало, что он мог позволить себе держаться подальше от населенных пунктов, по крайней мере, на некоторое время. Он отправил Мейерса, Рамиреса и младшего капрала Игнасио Гутьерреса обратно на ближайшую ферму, чтобы собрать столько консервов, сколько они могли с комфортом унести. Ему было не по себе из-за этого – фермерам самим скоро понадобится еда, – но, по крайней мере, их урожай уже был собран и рос, и он сказал Мейерсу, что может взять не более половины того, что есть в кладовой фермерского дома. Они также сложили всю валюту, которая у кого-либо из них была, на кухонный стол. Одному Богу известно, будет ли это когда-нибудь снова чего-нибудь стоить, но если да, то это должно быть достаточной компенсацией за ценность еды.

Да, конечно. Ты продолжаешь так думать, – подсказал ему маленький уголок его сознания. – Ты чертовски хорошо знаешь, как отреагируют люди, которым принадлежала эта еда, когда узнают, что вы, ребята, уже начали мародерствовать. Или ты собираешься назвать это "жизнью за счет земли"?

Заткнись, – сказала остальная часть его разума этому маленькому уголку.

– Готовы выдвигаться, шеф, – раздался голос Мейерса у него за спиной, и он оглянулся через плечо.

– Хорошо, – сказал он вслух, изо всех сил стараясь излучать уверенность, которой он отнюдь не испытывал, и махнул рукой в общем направлении Румынии. – В таком случае, я думаю, нам пора идти.

Теперь, если бы у меня только была хоть какая-то чертова идея, куда мы направляемся.

XV

Командир взвода Йирку стоял в открытом люке своей боевой машины наземного базирования, пока его бронированный взвод мчался по длинной широкой дороге, прорезавшей горы. Мосты, которые через определенные промежутки времени пересекали основное дорожное полотно, особенно по мере того, как взвод приближался к тем местам, которые были (или некогда были) населенными пунктами, заставляли его колонну тесниться, но в целом Йирку был в восторге. Гравитационным подушкам его танков было все равно, какая поверхность лежит под ними, но это не защищало их экипажи от морской болезни, если им приходилось быстро передвигаться по пересеченной местности, и это была его вторая «экспедиция в колонию». Когда они впервые начали инструктаж для миссии, он довольно мрачно ожидал, что будет действовать в дикой местности, которую тут и там могут пересекать «дороги», которые были немногим больше, чем случайные следы животных, когда они впервые начали инструктаж для миссии. В конце концов, это был его прошлый опыт, и его сердце упало, когда он изучил первоначальные отчеты о разведке и понял, в какие горы собирается забросить его взвод. Но это было до того, как они по-настоящему выехали на грунт, и он впервые познакомился с местной дорожной сетью и понял, насколько она хороша на самом деле.