Текст книги "Из тьмы"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Он не позволял себе думать о борьбе за выживание, с которой столкнутся эти дети предстоящей зимой без крыши над головой, без еды. Он не мог.

– Гонец!

– Да, шеф!

– Найди капрала Гутьерреса, – сказал Бучевски молодому человеку. – Скажи ему, что пришло время танцевать.

* * *

Шонгейри, остановившиеся вдоль края минного поля, съежились еще ближе к земле, когда пара 120-миллиметровых минометов, которые Басараб прихватил с собой вместе с минами, начали поливать их смертоносным огнем. Даже сейчас немногие из войск Хары действительно сталкивались с человеческой артиллерией, и тридцатипятифунтовые бомбы были разрушительным испытанием для солдат, чьи ряды уже были расколоты зонами подрыва фугасов Стивена Бучевски.

* * *

Командир полка Хара вздрогнул, когда сеть связи наводнилась внезапными сообщениями о сильном огне. Даже после неприятного для пехоты сюрприза с переносными ЗРК он не ожидал этого.

И без того высокие потери его ведущих пехотных рот резко возросли, и он зарычал через сеть на своего собственного командира орудий поддержки.

– Найдите эти чертовы минометы и открывайте по ним огонь – сейчас же!

* * *

Пехота Хары отступила, когда ружейный огонь из скрытых ям и замаскированных, укрепленных бревнами бункеров усилил резню, вызванную минометными бомбами и минными полями. Но они были выжившими, которые усвоили свои уроки в суровой школе, и их младший офицер начал пробиваться вперед, ища лазейки.

Трем тяжелым минометам, установленным на небронированных транспортах, удалось пробиться по узкой тропе позади них. Теперь они попытались обнаружить человеческие минометы, но густой лесной покров и пересеченная местность сделали это невозможным. Шонгейри никогда не предоставляли своим артиллеристам специализированный радар, используемый человеческой артиллерией для отслеживания поступающего огня обратно к его источнику. В конце концов, у них никогда не было никаких причин развивать эту способность до того, как они столкнулись с адски изобретательными людьми. Вместо этого они всегда полагались на свои радиоуправляемые беспилотники, которые пролетали над позициями местных примитивистов и направляли их огонь, в то время как сами оставались вне досягаемости и безнаказанно обстреливали врага. Однако, когда они попробовали это в данном случае, они обнаружили, что люди, в конце концов, не совсем избавились от Гремлинов. И даже если бы это было не так, оружие Гутьерреса было спрятано и замаскировано с необычайной тщательностью.

Наконец, не сумев на самом деле найти минометные ямы капрала, шонгейри прибегли к слепому подавляющему огню. Их минометы были более мощными, чем их человеческие аналоги, и раскаленные добела вспышки начали распространяться по территории позади передовых позиций Бучевски.

Один из его передовых бункеров получил прямое попадание и взорвался, а еще один снаряд из миномета шонгейри сорвал камуфляж со второго бункера. Три захваченных у людей противотанковых гранаты врезались в него, и он услышал крики, вырывающиеся из горла какого-то раненого человека в руинах.

Он также слышал крики, доносившиеся сзади него, но у шонгейри были свои проблемы. Их оружие, установленное на автомобилях, было ограничено тропой, в то время как люди глубоко окопались, а Бучевски и Игнасио Гутьеррес заранее наметили практически все возможные огневые позиции вдоль тропы. Как только шонгейри открыли огонь, Гутьеррес понял, где они должны быть, и оба его миномета немедленно перенацелились. Они стреляли быстрее, чем более тяжелое оружие шонгейри, и их бомбы упали вокруг транспортных средств шонгейри в жестокой перестрелке, которая не могла – и не стала – длиться долго.

Игнасио Гутьеррес погиб вместе со всем расчетом. Второй миномет, однако, остался в действии... что было больше, чем можно было сказать о транспортных средствах, которые они обстреляли.

* * *

Хара зарычал.

У него было еще более двенадцати минометчиков... все они все еще далеко позади точки соприкосновения, в дальнем конце забитых, извилистых троп, по которым его пехота преследовала людей. Он мог бы вызвать их – вовремя – точно так же, как мог бы нанести кинетический удар и положить конец всему этому делу за считанные минуты. Но чем дольше он медлил, тем больше жертв причинил бы этот единственный оставшийся в живых миномет. И если бы он вызвал кинетический удар, он убил бы образцы, которые он пришел захватить, вместе с их защитниками... что сделало бы всю операцию – и все потери, которые он уже понес, – бессмысленными.

Этого не должно было случиться. Нет. Если эта кучка примитивов была настолько невероятно глупа, настолько утратила всякую рациональность и элементарную порядочность, что они хотели умереть, сражаясь, а не с честью подчиниться даже сейчас, тогда он, черт возьми, был бы им обязан. И когда он закончит, он притащит образцы, которые они пытались защитить от него, обратно командиру наземной базы Шейрез в качестве платы за все его собственные потери.

Он посмотрел вверх через пролом в древесном покрове. Свет быстро угасал, и, несмотря на их приборы ночного видения, шонгейри обнаружили, что сражаться с людьми в темноте – проигрышное дело. Но время еще было. Его пехоте удалось пробить по крайней мере одну брешь в хорошо замаскированной, окопавшейся линии пехоты людей. Там был проход, и они все еще могли прорваться до наступления темноты, если...

Он начал отдавать приказы.

* * *

Стивен Бучевски предчувствовал это приближение. Он не мог бы объяснить, как, но он знал. Он действительно мог чувствовать, как шонгейри собираются, накапливаются, и он знал.

– Они приближаются! – крикнул он и услышал, как его предупреждение передали вдоль подковообразной оборонительной линии в обоих направлениях с его КП.

Он отложил свою винтовку, занял позицию за крупнокалиберным пулеметом КПВ и повел стволом, чтобы прикрыть брешь, где линия его бункеров была по крайней мере частично прорвана.

В бункерах и отдельных опорных пунктах по периметру Бастони стояла дюжина установленных на треногах 7,62-миллиметровых пулеметов среднего калибра РПКС, но даже у талантов Мирчи Басараба были пределы. Ему удалось достать только один крупнокалиберный пулемет, и он был чертовски тяжелым, – подумал Бучевски. – Громоздкий и, несомненно, неуклюжий – эта штука была длиной шесть с половиной футов (что делало ее на двадцать процентов длиннее, чем даже тяжелый американский M2A .50 MG, к которому привык Бучевски), и установленный на двухколесной тележке – он больше походил на какое-то полевое орудие, чем любой другой пулемет, который когда-либо использовал Бучевски. Насколько он знал, пехотная версия была снята с вооружения в 1960-х годах, и устаревшее оружие выглядело как беженец со Второй мировой войны, но в это время, в этом месте, он не собирался жаловаться, и рукоятки пулемета казались твердыми и желанными в его руках.

Шонгейри двинулись вперед под ураганным ружейным огнем и гранатами. Второй минный пояс ошеломил их, привел в замешательство. На мгновение это полностью остановило их, в то время как их раненые кричали и корчились в изуродованной агонии. Но мин просто не хватило, и они снова включились. Фактически, скорость их продвижения увеличилась, когда они поняли, что подобрались слишком близко к обороняющимся, чтобы единственный оставшийся миномет мог вступить в бой.

Затем открыли огонь средние пулеметы.

Еще несколько шонгейри завизжали, отлетели в сторону, исчезли в брызгах крови и ткани, но на тропу позади них выехала пара колесных БТР. Как они сюда попали, было больше, чем мог предположить Бучевски, но их установленное на башне легкое энергетическое оружие металось взад и вперед, выискивая цели. Затем квазитвердая молния ударила по хаосу, крови и ужасу. Взорвался еще один человеческий бункер, и внезапно прекратили огонь два пулемета.

Но Стивен Бучевски знал, откуда взялась эта молния, и советская армия разработала КПВ на основе 14,5-миллиметрового патрона своего последнего противотанкового ружья времен Второй мировой войны. Пуля РПКС в 185 гран развивала начальную энергию в три тысячи футо-фунтов; пуля КПВ с вольфрамовым сердечником весила почти тысячу гран... и развивала дульную энергию в двадцать четыре тысячи футо-фунтов.

Он нацелился на машину, которая только что открыла огонь, и с визгом выпустил в нее очередь в темпе шестьсот пуль в минуту.

Бронетранспортер пошатнулся, когда в него со скоростью более трех тысяч двухсот футов в секунду врезались бронебойно-зажигательные пули с вольфрамовым сердечником, способные пробить почти полтора дюйма гомогенной брони на расстоянии пятисот пятидесяти ярдов. Легкая броня бронетранспортера была усилена внешними приспособлениями, которые специалисты по техническому обслуживанию шонгейри установили на каждую из машин Хары, и он весь день оборонялся от огня стрелкового оружия людей.

Но противостоять этому потоку разрушений у него не было ни единого шанса, и машина извергла дым и пламя.

Его спутник повернулся к источнику разрушения, и Элис Макомб встала в своей стрелковой яме. Она безрассудно подставила себя под удар, и ее трех с половиной фунтовая ракета RBR-M60 врезалась в БТР... как раз перед тем, как винтовочная очередь из шести пуль убила ее на месте.

Бучевски взмахнул пылающим дулом КПВ, направляя свой огонь вдоль фронта шонгейри, когда острие атаки пришельцев двинулось вперед, изливая свою ненависть, свою ярость, свою отчаянную потребность защитить детей позади себя, на своих врагов.

Он все еще стрелял, когда граната шонгейри заставила его пулемет замолчать навсегда.

XXXV

Он медленно просыпался, всплывая из глубин, как чей-то чужой призрак. Он проснулся в темноте, от боли и от бурлящей волны головокружения, замешательства и обрывков памяти.

Он моргнул – медленно, вслепую, пытаясь понять. Его ранили больше раз, чем ему хотелось бы думать, но такого никогда не было. Боль никогда не пробегала повсюду под его кожей, как будто она мчалась с силой его собственного сердцебиения. И все же, хотя он знал, что никогда в жизни не испытывал такой боли, она была любопытно... далекой. Часть ее, да, но отгороженная головокружением. Удерживаемой на расстоянии воображаемого полушага.

– Ты проснулся, мой Стивен.

Он понял, что это было утверждение, а не вопрос. Как будто голос, стоящий за этим, пытался заверить его в этом.

Он повернул голову, и это было так, как будто она принадлежала кому-то другому. Казалось, это заняло у него целую вечность, но наконец в поле его зрения попало лицо Мирчи Басараба.

Он снова моргнул, пытаясь сосредоточиться, но не смог. Он лежал где-то в пещере, глядя в горную ночь, и с его глазами было что-то не так. Все казалось странно не по фазе, и ночь продолжала вспыхивать, как будто она была оживлена тепловыми молниями.

– Мирча.

Он не узнал свой собственный голос. Он был слабым, нитевидным.

– Да, – согласился Басараб. – Это хороший признак, что ты снова проснулся. Знаю, ты можешь не верить в это в данный момент, но ты поправишься.

– Верю... твоему слову... в этом.

– Очень мудро с твоей стороны.

Бучевски не нужно было фокусировать взгляд, чтобы увидеть мимолетную улыбку Басараба, и он почувствовал, как его собственный рот дернулся в ответ. Но затем его пронзила новая, совершенно иная боль.

– Я... облажался, – он болезненно сглотнул, – прости... так жаль. Дети...

Его глаза обожгло, когда из-под век выкатилась слеза, и Басараб схватил его за правую руку. Румын поднял ее, прижал к своей груди, и его лицо приблизилось, когда он наклонился над Бучевски.

– Нет, мой Стивен, – медленно произнес он, отчетливо выговаривая каждое слово, как будто хотел убедиться, что Бучевски его понял. – Это не ты потерпел неудачу, это был я. Это моя вина, мой друг.

– Нет. – Бучевски слабо покачал головой. – Нет. Не смог бы... остановить это, даже если бы... ты был здесь.

– Ты думаешь, что нет? – Настала очередь Басараба покачать головой. – Ты думаешь неверно. Эти существа – эти шонгейри – никогда бы не тронули мой народ, если бы я помнил. Если бы я не держал себя в руках, решив занять оборонительную позицию, чтобы не провоцировать их, вместо того чтобы искать их. Вместо того, чтобы учить их ошибочности их путей, предупреждать их так, как даже они не могли не понять, чтобы они держались подальше от моих гор. Если бы я не прятался так долго, пытаясь быть тем, кем я не являюсь. Пытаясь забыть. Ты позоришь меня, мой Стивен. Ты, кто пал вместо меня, выполняя мой долг, расплачиваясь кровью за мой провал.

Бучевски нахмурился. Его бурлящий мозг пытался уловить какой-то смысл в словах Басараба, но он не мог. Что, вероятно, не должно было быть слишком удивительным, – решил он, – учитывая, как ужасно плохо он себя чувствовал.

– Сколько?.. – спросил он.

– Боюсь, лишь очень немногие, – тихо сказал Басараб. – Твой ганни Мейерс здесь, хотя он был ранен даже тяжелее, чем ты. Я не удивлен, что паразиты оставили вас обоих умирать. И Жасмин, и рядовой Лопес. Остальные... погибли до того, как мы с Таке смогли вернуться.

Желудок Бучевски сжался, когда Басараб подтвердил то, что он уже знал.

– А... жители деревни?

– Сержант Джонеску вывел, возможно, дюжину детей в безопасное место, – сказал Басараб. – Он и большинство его людей погибли, удерживая тропу, в то время как дети и их матери бежали. Другие деревни уже предложили им приют, приняли их к себе. Остальные...

Он пожал плечами, отводя взгляд, затем снова посмотрел на Бучевски.

– Их здесь нет, Стивен. По какой-то причине паразиты забрали их, и я не думаю, что кому-то из нас понравилась бы эта причина, если бы мы ее знали.

– Боже. – Бучевски снова закрыл глаза. – Прости. Моя вина, – сказал он еще раз.

– Не повторяй больше этой глупости, или ты разозлишь меня, – строго сказал Басараб. – И не оставляй надежды на них. На мой взгляд, вся эта атака была направлена на то, чтобы захватить пленных, а не просто уничтожить горстку деревень в отдаленных горах. Если бы все, чего они хотели, это убивать, тогда тела остальных тоже были бы здесь. И, захватив пленных, они наверняка доставят их обратно на свою главную базу в низинах. Это означает, что мы знаем, где их найти, и они – мои люди. Я поклялся защищать их и не позволю, чтобы мое слово оказалось ложным.

Мир Бучевски снова закружился, но все же он открыл глаза и недоверчиво посмотрел вверх. Его зрение прояснилось, хотя бы на мгновение, и когда он увидел лицо Мирчи Басараба, он почувствовал, как недоверие покидает его.

Конечно, это все еще было нелепо. Он знал это. Только, каким-то образом, когда он посмотрел в это каменное выражение лица, не имело значения, что он знал. Все, что имело значение, – это то, что он чувствовал... и когда он провалился обратно в бездонную тьму, то, что почувствовала угасающая частичка его сознания, было почти жалостью к шонгейри.

* * *

Рядовой Кумейр почувствовал, что его голова начинает клониться вперед, и выпрямил спину, резко разогнувшись в кресле. Его чертовски удобном кресле, которое было не совсем тем, что было нужно кому-то, чтобы не дать ему уснуть и быть начеку посреди ночи.

Он встряхнулся.

Никто из офицеров седьмой наземной базы в данный момент не был особенно весел. Это было не совсем так плохо, как сразу после возвращения командира полка Хары, три дня назад, но этого было достаточно, чтобы продолжать. Потери командира полка и техники были по меньшей мере такими же серьезными – возможно, даже хуже, как подозревал Кумейр, – чем все, что могли понести два других полка бригады в Северной Америке. Его несчастье было очевидным, и его младшие офицеры отражали его несчастье. В эти дни они не проявляли исключительного терпения и понимания, особенно по отношению к солдатам гарнизона, которые не были в полевых условиях с полком. На самом деле, решил Кумейр, если он не хочет, чтобы один из этих младших офицеров пришел и оторвал ему голову за то, что он задремал на дежурстве, ему лучше найти себе какое-нибудь занятие.

Что-то, что выглядело трудолюбивым и добросовестным.

Его уши дернулись от удовольствия при этой мысли, и он ввел стандартную диагностику систем безопасности периметра. Не то чтобы он ожидал обнаружить какие-либо проблемы. Вся база завершила учения по полной боевой готовности всего за два дня до того, как командир полка Хара отправился за образцами командира наземной базы Шейрез. Тогда все его системы прошли проверку с честью, и с тех пор у него не было ни одного предупреждения о неисправности. Тем не менее, запуск диагностики хорошо бы смотрелся на листах журнала... и поберег его уши, если рядом окажется командир отделения Реймак или кто-то другой.

Кумейр тихо напевал, пока компьютеры заглядывали друг другу через плечо, отчитываясь перед ним. Особое внимание он уделил системам в лабораторной зоне. Теперь, когда у них были подопытные, лабораториям, в конце концов, предстояла серьезная тренировка. Когда это случится...

Его гудение прекратилось, и он навострил уши, когда на его дисплее появился красный значок. Это не могло быть правдой... могло ли это?

Он ввел другую, более углубленную диагностическую программу, и его навостренные уши прижались, когда замигало больше значков. Он уставился на них, затем хлопнул ладонью по клавише передачи.

– Периметр один! – рявкнул он. – Периметр один, центральный. Доложите о состоянии!

Ответа не последовало, и что-то с сотнями маленьких ледяных лапок начало пробегать вверх и вниз по его позвоночнику.

– Периметр два! – рявкнул он, пробуя другой обход. – Периметр два – доложите о состоянии!

По-прежнему никакого ответа, и это было невозможно. На каждой из этих позиций было по пятьдесят солдат – кто-то из них должен был его услышать!

– Всем постам по периметру! – Он услышал отчаяние в своем голосе, попытался выдавить его обратно, удерживая нажатой клавишу "Все устройства". – Всем станциям периметра, это красная тревога!

По-прежнему ничего не было, и он нажал еще на несколько кнопок управления, вызвав мониторы. Дисплеи ожили... и он замер.

– Невозможно, – произнес тихий голос в глубине его мозга, когда он уставился на изображения резни. На солдат с разорванными глотками, на кровь шонгейри, впитывающуюся в жаждущую почву чужого мира. Головы, повернутые назад на сломанных шеях, и расчлененные части тел, разбросанные, как кровавое творение рук какого-то сумасшедшего.

Невозможно, по крайней мере, без того, чтобы не прозвучал хотя бы один сигнал тревоги. Нет...

Он услышал тихий звук, и его правая рука метнулась к оружию, но как только он коснулся его, дверь диспетчерской распахнулась, и на него обрушилась тьма.

XXXVI

– Что?

Командующий флотом Тикейр поднял глаза на командира корабля Азмера в таком глубоком изумлении, что это было полнейшим непониманием.

– Я... я сожалею, сэр. – Голос командира флагмана звучал так, словно кто-то попал в удивительно дурной сон, отстраненно подумал Тикейр. – Только что поступил отчет. Я... боюсь, это подтверждено, сэр.

– Все они? – Тикейр встряхнулся. – Все назначенные на базу? Даже Шейрез?

– Все они, – тяжело подтвердил Азмер. – И все образцы командира наземной базы также исчезли.

– Дейнтар, – полушепотом произнес Тикейр. Он уставился на командира корабля, затем встряхнулся снова, сильнее.

– Как они это сделали?

– Сэр, не знаю. Никто не знает. Если уж на то пошло, это не так... Ну, это не похоже ни на что, что мы видели, как люди делали раньше.

– О чем ты говоришь? – голос Тикейра был жестким, нетерпеливым. Он знал, что большая часть его раздражения была результатом его собственного шока, но это не меняло того факта, что только что сказанное Азмером не имело смысла.

– Не похоже, что кто бы это ни был, он вообще использовал оружие, командующий флотом. – Судя по голосу Азмера, он не ожидал, что Тикейр ему поверит, но командир корабля упрямо продолжал: – Это больше похоже на то, что какие-то дикие звери проникли через все системы безопасности, не подав ни единого сигнала тревоги. Ни одного, сэр. Но нет ни пулевых ранений, ни ножевых ранений, никаких признаков какого-либо оружия. Наши люди были лишь... разорваны на части.

– Это не имеет смысла, – запротестовал Тикейр.

– Да, сэр. Не имеет. Но это то, что произошло.

Они оба уставились друг на друга. Затем Тикейр глубоко вздохнул.

– Совещание старших офицеров через одну двенадцатую дня, – сказал он категорично.

* * *

– Наземные патрули подтвердили это, командующий флотом, – тяжело произнес командующий сухопутными силами Тейрис. – Выживших шонгейри нет. Никого. И, – он тяжело вздохнул, кто-то собирался сказать что-то, чего он действительно не хотел, – мы нашли ровно одиннадцать израсходованных винтовочных патронов. Одиннадцать. Кроме этого, нет никаких доказательств того, что хоть один из наших солдат хотя бы выстрелил в свою защиту. Большинство из них умерли в своих постелях, очевидно, вообще не просыпаясь. А что касается дежурных секций... Как будто они никогда ничего не видели, никогда ничего не слышали. Как будто они все просто... сидели там, даже не замечая, что кто-то – или что-то еще – собирался разорвать их на части.

– Успокойся, Тейрис. – Тикейр вложил в свой тон одновременно суровость и сочувствие. – У нас будет достаточно панических слухов, когда войска услышат об этом. Давайте не будем начинать верить в ночные кошмары еще до того, как заработает мельница слухов!

Другие офицеры, собравшиеся вокруг стола, выглядели явно встревоженными, а Тикейр нетерпеливо дернул ушами, пожимая плечами.

– Я не больше вашего представляю, как они это сделали, – ответил Тикейр. – Во всяком случае, пока нет. С другой стороны, мы сталкивались с одним сюрпризом за другим с тех пор, как вошли в звездную систему. До сих пор мы переживали их все, какими бы болезненными ни были некоторые из них. И нам всегда удавалось в конечном счете разгадать, что произошло – и как именно. Конечно, на данный момент я не могу сказать, как им это удалось. Если оружие не применялось, возможно, мы имеем дело с использованием каких-то дрессированных животных! Я знаю, это звучит абсурдно, но эти существа ничего не делали, кроме как придумывали одну абсурдную тактику или оружие за другой. Если уж на то пошло, это не значит, что мы не видели, как другие примитивы использовали боевых животных. Помните тех дрессированных обезьян-котов на Башту? Они использовали их, несмотря на все наши предосторожности, потому что солдаты думали, что из них получатся такие замечательные 'домашние животные'! Или как насчет тех ядовитых ползунов, которых рашинти умудрились внедрить в продовольственные запасы наших гарнизонов? Этого тоже никто не видел, не так ли? О, и давайте не будем забывать о тех, что побольше, которыми они обстреливали нас из своих проклятых Дейнтаром катапульт! – Его уши завиляли в решительном отрицании. – Я, конечно, не готов исключить возможность того, что эти проклятые люди сделали что-то в том же роде!

Тейрис мгновение смотрел на него, затем выдавил смешок, который был лишь слегка глухим.

– Вы правы, конечно, сэр. И ваша точка зрения о том, как они заманили обезьян-котов и ядовитых ползунов на наши наземные базы, хорошо принята. Дело просто в этом... Ну, просто я никогда не видел ничего подобного. И я проверил базу данных. Насколько я могу судить, никто во всей Гегемонии никогда не видел ничего подобного.

– Это большая галактика, – отметил Тикейр. – И даже Гегемония исследовала лишь очень малую ее часть. Я тоже не знаю, что там произошло, но поверьте мне – этому есть рациональное объяснение. Мы просто должны выяснить, что это такое.

– При всем должном уважении, командующий флотом, – тихо сказал командир эскадры Джейнфар, – как мы можем это сделать, не имея хотя бы некоторой информации о том, что на самом деле произошло?

Тикейр посмотрел на него, и командир эскадры дернул ушами.

– Я лично просмотрел записи датчиков и логи, полученные патрулями командующего сухопутными силами, сэр. Пока рядовой Кумейр не начал пытаться связаться с опорными пунктами периметра, не было абсолютно никаких признаков какой-либо проблемы. Если уж на то пошло, согласно его компьютерным журналам, первоначальная тревога от его диагностических программ не имела ничего общего с враждебными вторжениями. Это просто указывало на то, что некоторые позиции по периметру больше не были укомплектованы персоналом, как предполагалось. Я уверен, что он предположил, что ошибка была в программном обеспечении, а не в аппаратном обеспечении, по крайней мере изначально. Однако, когда он не получил ответа на свои попытки связаться с этими пунктами периметра вручную, он активировал внутренние камеры безопасности, чтобы проверить их, и именно тогда он включил общую тревогу. Что бы ни случилось, кому-то, по-видимому, удалось убить всех до единого членов гарнизона – за исключением Кумейра – не будучи обнаруженным никакими датчиками тепла, движения, давления, звука или радарами. Это позволило избежать не только пассивных датчиков, но и активных.

– А как насчет визуальных записей с камер, командир эскадры? – спросил один из командиров дивизии, присутствовавших в электронном виде. – Конечно, они должны были что-то показать, если то, что увидел Кумейр, побудило его поднять общую тревогу, – продолжил он, и Джейнфар опустил уши.

– Камеры действительно могли бы дать нам хоть какое-то представление, – сказал он. – К сожалению, все визуальные записи из архивов базы были стерты. Или, если быть более точным, из банков главного компьютера были стерты все визуальные записи за период, начинающийся примерно за четверть двенадцатой части дня до того, как Кумейр подал сигнал тревоги... и были физически удалены чипы резервной записи.

На мгновение воцарилось молчание, пока все офицеры Тикейра переваривали эту конкретную информацию, затем Джейнфар снова повернулся к командующему флотом и пожал плечами. В этом пожатии плечами не было и следа неуважения, только разочарованное невежество.

– Дело в том, сэр, что у нас нет никаких данных. Вообще никакой информации. Просто целая база, полная мертвого персонала. И без доказательств, как нам выяснить, что произошло, не говоря уже о том, кто был ответственен за это?

– Думаю, командующий эскадрой поднял важный вопрос, командующий флотом, – уважительно произнес новый голос. – Могу я обратиться к нему?

Командир наземной базы Барак был внизу, на поверхности планеты, присутствовал на конференции по электронным коммуникациям из центра связи на наземной базе один, и Тикейр щелкнул ушами к изображению другого офицера, разрешая говорить.

– При всем моем уважении, сэр, – сказал Барак, опустив уши в позе глубокой покорности, – я сомневаюсь, что эта ситуация поддается объяснениям того рода, которые мы нашли для всех других сюрпризов этой планеты. Я согласен, что состояние тел указывает на то, что на них не было совершено нападение с применением современного оружия, но только очень изощренный злоумышленник мог в первую очередь проникнуть через оборону седьмой наземной базы. И хотя может показаться, что раны были нанесены каким-то животным, нападавшие – или тот, кто руководил животными, о которых идет речь, если животные вообще были вовлечены – явно были не просто разумными, но и технологически изощренными. Им удалось не просто обнаружить и удалить физические записи того, что предположительно было визуальной записью их действий внутри наземной базы, но и стереть те же изображения из компьютерной сети базы. Это подразумевает уровень знакомства с нашими системами и технологиями, который намного превосходит все, что мы видели у этих существ. Я не говорю, что они не знали бы о вероятном существовании таких записей, просто они не обучены нашей собственной кибернетике и методам хранения данных и не знакомы с ними. Без такой подготовки и знакомства, как бы они вообще нашли эти записи, не говоря уже о том, чтобы стереть их с главных компьютеров?

– Более того, я думаю, мы должны задать себе еще один важный вопрос. Если бы это были люди – если бы люди были способны на такого рода вещи, обладали такого рода способностями и технологической изощренностью, чтобы проникать в наши киберсистемы и стирать или извлекать информацию – стали бы они ждать, чтобы использовать это, пока мы не убьем больше половины из них? Если уж на то пошло, почему именно там? Почему наземная база номер семь? Почему не командир наземной базы Фурса? Почему не на одной из других баз здесь, в Северной Америке, где люди, по-видимому, были более технологически развиты, и мы в первую очередь испытали так много трудностей в установлении контроля? Если мы не хотим предположить, что люди каким-то образом выяснили, что собирается разрабатывать Шейрез, и хотели предотвратить это, зачем впервые применять какое-то "секретное оружие" против базы, чья зона ответственности была такой относительно спокойной, а не в одном из районов, где боевые действия были одновременно продолжительными и интенсивными?

– Все это интригующие вопросы, командир наземной базы, – сказал Тейрис. – И все же то, что я, кажется, слышу от вас, предполагает, что на самом деле это были вовсе не люди. И если не люди, то кто, по-твоему, это мог быть?

– Этого я не знаю, сэр, – почтительно сказал Барак. – Я просто предполагаю, что то, что мы знаем, явно подразумевает относительно высокие технологические возможности и что, по логике вещей, если бы люди могли сделать это в первую очередь, они бы уже сделали это... и в значительно большем масштабе, чем одна наземная база.

– Вы предполагаете, что может быть ответственен какой-то другой член Гегемонии? – медленно спросил Тикейр.

– Думаю, что это возможно, сэр. – Барак снова пожал плечами. – Опять же, я понятия не имею, кто бы это мог быть на самом деле, но изощренность, необходимая для проникновения в оборону командира наземной базы Шейрез, убедительно свидетельствует о том, что это могло произойти только от другого высокоразвитого вида.

– Я действительно не понимаю, как это мог быть другой член Гегемонии, – возразил командир эскадры Джейнфар, задумчиво потирая переносицу. – Наша технология так же хороша, как и у кого-либо другого – возможно, даже лучше в чисто военных применениях, – и я не думаю, что мы смогли бы так легко проникнуть в систему безопасности Шейрез.

– Замечательно, – поморщился Тейрис. – Итак, все, что кто-либо из нас смог внести до сих пор, – это то, что мы понятия не имеем, кто это сделал, или как, или даже почему! Предполагая, конечно, что это были не люди... относительно которых мы все теперь согласились, что у них вообще нет возможности сделать это!

– Подождите.

Тикейр откинулся на спинку кресла, почесывая кончик хвоста, пока размышлял, а остальные сидели в почтительном молчании. Прошло несколько минут, прежде чем командующий флотом выпрямил свое кресло и повернул уши к Бараку в знак признательности.