Текст книги "Пора предательства"

Автор книги: Дэвид Кек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

13. ЦЕНА ОСТОРОЖНОСТИ

Пропели трубы. Абраваналь вздрогнул, и шествие вступило в залитый заревом свечей Расписной Чертог: пиршественный зал башни Гандерика. Барабан, гобой и волынка возвестили вход правителя города.

– Как ты мог? – прошептал Ламорик.

Лендест вел жену и сестренку. Он пригнулся к уху брата:

– Я повелитель этого королевства, а не какой-нибудь там странствующий поединщик.

– Зато про меня этого не скажешь, – произнес Ламорик.

Лендест несколько мгновений молчал, помогая Альморе взобраться на ступени, что вели к высокому столу.

– Наглость этого человека и моя собственная гордость, – прошептал он, – не заставят меня забыть о долге.

Дьюранд не слышал продолжения разговора. Ему и остальным членам насквозь промокшего отряда Ламорика не нашлось места за высоким столом. Лысый слуга, беспрестанно кланяясь, провел их мимо длинных скамей к нижнему концу зала и редким пустующим местам близ входа для слуг.

Соседями Дьюранда были Гермунд и Оуэн.

– Словно все это потому, что я сказал: мол, ни из одного его начинания ничего не выйдет, – промолвил Гермунд.

– Что-что? – опешил Оуэн.

– У колыбели Радомора. Эх, и чего я не придержал язык! – Скальд задумчиво потер подбородок. – Но этот шаг, конечно, загадка. Он, полагаю, еще услышит об уловке короля. Весь Великий Совет услышит. Гонцы, наверное, уже в пути. Пойдут разговоры. А Радомор торчит тут, в Гирете, разыгрывает из себя шута горохового.

Радомор и его свита вошли в Расписной Чертог последними из высокорожденных и, прежде чем прошагать к отведенным им местам, миновали высокий стол. Радомор был угрюм и могуч, как дикий бык. Его Грачи усмехались.

– Что за игру он затеял? – пробормотал Гермунд.

Все до единой поверхности в просторном зале были украшены свежими росписями. С потолка свисали полотнища, на каменных стенах красовались трофеи, щиты и канделябры. Высоко под сводами зала сияли ало-золотые узоры куполов и замковых камней. Гербы давным-давно ушедших родов и героев висели на исконных своих местах. Сколько раз Дьюранд ночевал под этими сводами!

– Радо бросает вызов – и что затем? – вслух поинтересовался Гермунд.

Когда все собравшиеся – добрых две сотни рыцарей – выстроились у скамей, слуги накрыли столы скатертями и принялись разносить кувшины и полотенца для омовения рук.

– Лендест соглашается. Радомор разделывает его, как отчим пасынка, или даже убивает. – Кто-то поставил на стол перед ними чашу для омовения. – Спасибо, парень, – поблагодарил скальд, споласкивая руки в воде. – Прямо вот тут он отбивает руль у кормчего Гирета. Верный соратник короля выходит из строя. Отлично.

Выше вдоль зала целый длинный стол отливал зеленью ирлакских ливрей. Вся свита герцога переняла герб и цвета своего господина; единственным исключением стали два чернеца.

– Если Лендест говорит «нет», – продолжал Гермунд, – как он предстанет перед сановниками? Как будет выглядеть в глазах тех, кто идет за ним? Слабаком, трусом. Этот вызов – хитроумный политический трюк.

Музыка стихла. В верхней части зала поднялась высокая фигура в золотом парчовом облачении. Патриарх Акконеля обвел зал взглядом морского орла. Борода его сияла, точно серебряное полотно.

Гермунд прищурил один глаз.

– Посмотрим-посмотрим, что скажет новым гостям старый отец Оредгар.

Патриарх набрал в грудь воздуха.

– Пэры Эрреста. Лорды, дамы и слуги. Сыновья и дочери Аттии, выслушайте того, кто знает силу Небесного Владыки.

По слову Создателя его, Сердан Путешественник велел построить корабли в количестве достаточном, дабы перевезти всех, кто последует за ним из содрогнувшегося Островного королевства. Собственное свое судно он назвал «Колыбель» и водрузил на нем Трон Орехового дерева. Как повелел Владыка Небесный, он поднял парус и поплыл навстречу заре.

Один из соратников Радомора начал кашлять. Дьюранд заметил, что свита угрюмого герцога ухмыляется.

Патриарх обратил пронизывающий взор на ирлакцев и воздел длань с длинными острыми пальцами. На столе перед ним сверкала роскошная солонка дома Гандерика: высокий корабль из драгоценного металла.

Патриарх схватил со скатерти безделушку.

– Но Западное море широко, и «Колыбель» плыла много дней. Сказано в легенде, что сыны Аттии познали жажду. Иные отчаивались и не надеялись уж достичь дальних гаваней; капитаны повернули обратно к закату. Дни складывались в недели. Последние крошки были съедены, последние капли выпиты. Кое-кому казалось, что их ведут наугад, что Сердан Путешественник лишился рассудка в войнах, что остались у него за спиной. Вновь и вновь отсоединялись от них корабли – теперь уже так далеко, что и не могли вернуться домой. Наконец, когда забрезжил сороковой рассвет, вахтенный «Колыбели» заметил Предел Волн.

Игрушечный кораблик сиял над двумя сотнями рыцарей. Старец с лязгом опустил солонку на стол перед Абраваналем.

– Сердан был избранником Небес. Мы все – отпрыски верных. Наша кровь – их кровь. Что стало с теми, кто послушал мятежных капитанов и повернул обратно? Что стало с теми, кто рассеялся при первых же уколах голода? Они до сих пор затеряны. До сих пор терпят голод.

Люди кругом закивали головами. Патриарх снова обвел всех взглядом.

– Да славится Безмолвный Владыка Небесный и грозные силы его воинства! – воскликнул он.

По рядам собравшихся пробежал тихий рокот согласия. Никто не смотрел в сторону Радомора. Вскоре начали разносить блюда.

Дьюранд брал себе кусочки того и сего с больших разделочных ножей. Одну за другой ставили перед ним перемены блюд – и убирали. Молодой рыцарь не спускал глаз с Радомора – тот сидел неподвижно, точно демон-истукан. Слышался лязг ножей, однако разговаривали лишь люди Радомора. Любое их восклицание, смешок или ворчание будоражило тишину, как камешек будоражит гладь стоячего пруда.

В верхнем конце зала Дьюранд видел маленькую Альмору. Леди Аделинда помогала девочке резать мясо и советовала не хватать прямо пальцами. Лендест задумчиво кивал в ответ на какие-то ее вопросы.

Мир за пределами замка погрузился во тьму. Скоро единственным источником света в зале стали свечи.

– Что теперь? – вопросил Гермунд.

На столе нижней половины один из чернорясых Грачей Радомора с рассеянным видом поднял голову. Хотя его отделял от Дьюранда не один ярд, у молодого рыцаря рот наполнился горькой слюной, точно он откусил от какой-то горячей и едкой гадости.

В трепещущем свете свечей Грач поднялся на ноги.

– Аттиане, – провозгласил Грач, подняв кубок. – Отпрыски Сердана Путешественника. Рыцари Эрреста. – Взгляд танцевал, обегая обращенные к нему безмолвные лица. – Мы достигли конца великолепной трапезы. Мне хочется провозгласить тост. Среди вас тут много храбрецов. Его милость герцог Ирлакский с радостью будет сражаться с вами бок о бок, когда Небесное Око поднимется над древними башнями. Однако иные втихомолку роптали, предаваясь досужим сплетням об одном из ваших лордов. – Он взмахнул рукой с кубком. – Не лучше ли задать вопрос вслух? Прекратить сплетни и перешептывания? Лендест Гиретский – отставив низменную трусость, – вы в состоянии объяснить, отчего отказались помериться удалью с моим господином?

Синие глаза Лендеста в упор глядели на Радомора.

– И в чем же состоит ваш тост?

Глаза Радомора сверкнули – как и немногочисленные оставшиеся во рту зубы.

– Каковы причины вашего отказа?

– Благоразумие.

Радомор отчеканил так отчетливо и ясно, что каждое слово звучало намеренным оскорблением:

– Бабские разговоры!

Лендест сморгнул.

За столом около Дьюранда прошел легкий шепоток. Конзар спрятал руки.

Дьюранд подобрался, готовясь к прыжку.

Герцог Радомор угрюмо продолжал:

– Я не попадаюсь в ловушки красивых слов. Вы наследник герцога, у которого есть два сына. А я – я сам герцог. Герцог, у которого нет сыновей. Кто из нас рискует больше? – Лендест даже не шелохнулся. – Или вы, как избалованный мальчишка, готовы драться лишь тогда, когда поражение невозможно?

Леди Аделинда поднялась, забрала Альмору и вывела ее из зала. Похоже, девочка предпочла бы остаться, но понимала: придется подчиниться.

– Вы вольны делать какие угодно выводы, – промолвил Лендест. Глаза его были пусты и невыразительны, как бирюза.

Дьюранд заметил, что Кирен удерживает Ламорика.

На скулах Радомора гуляли желваки. На лице читалось презрение.

Второй Грач вскочил на скамью и поднял кубок.

– Так выпьем же за Лендеста! Поистине изумительна кровь Гирета – она порождает фантастических существ. Никогда доселе мир не видал человека, который был бы одновременно еще и собственной бабкой. За Лендеста, который…

– Довольно! – Ламорик вскочил на ноги, вырвавшись из хватки Кирена. – Я приму ваш вызов.

Чернец-Грач на скамье встряхнул головой.

– Вам, милорд, его никто не бросал.

Ламорик не сводил глаз с хозяина маленького человечка.

– Радомор, это я расстроил ваши планы в Тернгире. Я и мои люди. Я видел, кто вы такой. Я назвал вас изменником. Назвал вас убийцей. Назвал предателем. И теперь вы угрожаете моему роду. Я принимаю ваш вызов. У меня нет долга, который помешал бы мне добраться до вашего горла.

Радомор молчал, глядя на Ламорика и явно про себя что-то прикидывая. Много ли прока – сразиться с младшим сыном? Грач склонился к уху своего хозяина и что-то зашептал. Лицо Радомора медленно затвердело.

– Тогда держим пари, – прогремел он.

– Желаете рискнуть большим, нежели сама жизнь? – осведомился Ламорик.

– Одолейте меня – и я не покину границы Ирлака… скажем, год и день.

– А что должен поставить на ставку я, кроме жизни?

– Если я одолею вас – и вы останетесь живы, – то и вы поступите так же.

– В Ирлаке? – уточнил Ламорик.

Радомор медленно кивнул.

– Согласен.

Герцог коротко выдохнул через ноздри и поднялся. Отвесив легчайший, надменнейший поклон через освещенный свечами стол, он увел своих людей из зала.

Ламорик оставался стоять, пока последний зеленый плащ не скрылся за дверью, а тогда тоже решительно зашагал прочь.

Дьюранд вдруг обнаружил, что так и смотрит на лицо Лендеста. Тот упорно старался не обращать внимания ни на сердитый уход брата, ни на явную тревогу отца.

Большие глаза Геридона смотрели вслед удалившимся ирлакцам.

* * *

Когда убрали со столов и потушили факелы, Дьюранд и его товарищи нашли себе по мягкому тюфяку и расположились вкруг догорающих углей в центре Расписного Чертога. Там же ночевали и воины, охранявшие род Гандерика. Даже на ночь они не расставались с мечами.

Хотя Дьюранд устал до мозга костей, он лежал без сна, глядя на расписной потолок, под которым вился дым. Благодаря отваге и везению Ламорик одолел Морина Монервейского, но Радомор – дело другое. Ламорика унесут с ристалища в гробу.

– Терпеть не могу поздние пирушки перед турниром, – раздался в темноте голос Бейдена. – Теперь начнут спозаранку.

– Все лучше, чем ранняя пирушка перед турниром, – возразил Оуэн. – А то скачешь в бой с полным брюхом, набитым до отвала, – и помоги Небо, ежели тебя пырнут в живот.

– По-моему, Ламорик его уел, – проговорил Гермунд. – Загнал в ловушку.

– Застал врасплох, – согласился Берхард.

– Но этот его подпевала… который все шептал да усмехался – он что-то задумал. Никто из этих тварей даже возражать не стал. Им что один брат, что другой – все едино.

Зашелестела солома – воины устраивались поудобнее.

– Преисподняя! Даже думать невыносимо, – проворчал Бейден.

– Что они затевают? – протянул Гермунд.

Бейден приподнялся на локте.

– Я вам скажу, почему этому лысому ублюдку все равно. Потому что он победит. Все очень просто. А вы все такие же дурни, как наш блаженненький. – Он показал на Дьюранда.

Дьюранду остро захотелось выбить наглецу еще зуб-другой.

– Само собой, – согласился Гермунд. – Но даже учитывая, что он скорее всего победит, – зачем драться с младшим сыном? Он понапрасну рискует жизнью.

– Никакой это не риск, если…

– Заложники! – объявил Оуэн. – Он, верно, позавидовал коллекции старика Рагнала.

– Надо следить… – начал было Гермунд.

– Хватит! Заткнитесь все. – Последний голос принадлежал уже Конзару. Глаза рыцаря были подобны двум стальным забралам – и устремлены были на арку двери.

В зал входил Ламорик.

Молодой лорд прошел во внезапно наставшей тишине, волоча на плече тюфяк, точно мертвое тело. По пятам за ним шла Дорвен. Ламорик выбрал место, и они улеглись вдвоем, освещенные слабыми отблесками огня.

– Удача бы мне не помешала, – наконец произнес Ламорик. – Может, я и одолею мерзавца.

Никто не проронил ни слова. Долго еще после того, как все притихли, задышали сонно и размеренно, Дьюранд лежал, глядя, как мерцают отражения углей в широко открытых глазах Ламорика – и Дорвен.

14. СМЕРТЬ И СОН

Дьюранд понял, что заблудился.

Он не знал, ни где он, ни как он туда попал.

Грудь болела. Во рту стоял привкус металла и палых листьев. А сам он плыл куда-то, холодный, как пролив Эльдинора.

И там, в этой туманной бездне, он услышал странное, приглушенное бормотание. Кто-то нашептывал, и тени слов клубились в темноте, прорезая мрак, как весла раздвигают воду.

Легкие отчаянно болели, не давая вздохнуть. Его затягивало в какой-то странный водоворот.

Это был зов. Дьюранд почувствовал, как в глубине под ним что-то зашевелилось. Раздался стон – ужасающий стон, отозвавшийся в Дьюранде холодной дрожью. Тварь из глубин услышала притягивающие слова, и тьма ожила, возвещая ее приход – взвихрилась, растревоженная чуждой громадой.

И тварь пришла, рыча от отчаяния.

А Дьюранд не мог пошевелиться. Не мог дышать.

Когда этот безумный вихрь промчался мимо, Дьюранд готов был кричать от облегчения, но боковые волны водоворота мимоходом захватили его, сжали, точно в когтях, поволокли следом за рыдающим гигантом к какой-то непостижимой поверхности.

…В ином месте…

Он смотрел на круг людей, спящих у очага: воинов, что дышали легко и ровно.

Однако он сам находился не в Расписном Чертоге – не с ними.

Он висел в воздухе на расстоянии вытянутой руки от какой-то бойницы в стенах башни Гандерика. На стенке виднелось пятно птичьего помета. Под ним расстилались шатры – темные колеса. А в соседней бойнице маячила фигура: человек, сотканный из дымных нитей, чем-то более реальных, чем само мироздание. В сети у него на груди висел кусок кости, выдолбленной наподобие свистка, покрытой чуждыми знаками. Кусок человечьей кости.

Дьюранд содрогнулся – онемевший, парализованный.

Это была та самая черная тварь из глубин, привязанная к миру.

Гибкие руки существа – извивающиеся нити, побеги, чернильные росчерки – тянулись через бойницу в теплый мрак внутри.

И Дьюранд против воли последовал за этими щупальцами, затягиваемый ими.

Вслед за раздутой тварью он несся по коридорам замка, что некогда был ему домом – ни разу не ошибившись поворотом, все глубже и глубже, перетекая, подергиваясь. Вокруг царила мгла. Грудь болела так, точно ему на ребра встал бык. Дьюранд уже начинал заранее страшиться дела, что привело их сюда – в чем бы оно ни состояло. Пролетая мимо пятен лунного света или трепещущих факелов, он пытался разглядеть чудовище впереди себя. Извивающиеся конечности… какие-то одеяния? Когда они миновали участок беленой стены, в щупальце чудовища сверкнул флакон. Луч света пронзил стекло и темную, точно кровь, жидкость – вино?

Извиваясь и клубясь, существо принялось подниматься по спиральной лестнице, пока не остановилось перед дверью одного из покоев. Дьюранд попытался закричать, предупредить, но обнаружил, что легкие словно перекрыты. Этой двери он не знал. Ручка повернулась в кулаке тени – и дух втек в щель, точно облачко пролитых чернил. В чертоге смутно виднелось освещенное отсветами жаровни большое, квадратное лицо Геридона Непобедимого. Он спал подле дверного косяка. Дьюранд разглядел драпировки высокой кровати с балдахином и снова попытался позвать, однако что-то зажало ему рот.

Тень двинулась к кровати. Флакончик сверкнул отражением алых углей жаровни.

Существо раздвинуло занавески. Дьюранд следовал вплотную за ним. На него повеяло теплом и запахом человеческих тел.

Он сгорал со стыда. Пытался рвануться, освободиться – но даже бороться не мог. Дух склонился к одеялу. Дьюранд хотел выкрикнуть предупреждение… Тщетно. Кругом было темно. С тихим звуком – как будто языком прищелкнули – выскочила затычка: горлышко флакончика лязгнула о зубы. Дьюранд представил себе, как гнусная жидкость льется по губам и языку спящего.

И тут раздался тонкий свистящий звук: человеческий крик.

С подушки подскочило лицо, вспыхнули ужасом женские глаза.

Дьюранд и неведомый убийца растаяли дымом на ветру. Порыв вихря швырнул их вниз по витой лестнице, через темные переходы, через ту же бойницу. И тень гигантского человека распалась, разорвалась в клочки. Белесая, испещренная письменами кость, кувыркаясь, полетела вниз, точно плохо выпущенная стрела. Внезапно освобожденный, Дьюранд развернулся над шатрами, глядя, как вращающаяся кость падает в ожидающую руку чернеца-Грача.

Радомор смотрел на своего слугу, вперив мрачный, неморгающий взгляд в узкие, понурые плечи Грача.

* * *

Дьюранд очнулся от того, что маленькие ручки трясли его за плечи.

– Дьюранд!

Щеку обожгла звонкая пощечина. Он дернулся. Легкие лихорадочным рывком вобрали в себя воздух. Волосы Дорвен касались его лица.

Темный зал закипел от проклятий.

Ламорик схватил Дьюранда за плечи.

– Она сказала, что ты не дышишь! Я видел, как ты силишься вздохнуть.

Дьюранд рухнул ему на руки; при каждом движении в глазах полыхала тьма.

– Я что-то видел. Я…

– Дьюранд, ты стонал, – сказала Дорвен. В ее глазах отсвечивали красные угли очага. Вокруг стояли кружком Гермунд, Оуэн, Конзар – и все глядели на него. Воспоминания о кошмаре вихрем роились в голове Дьюранда – а затем наконец все прояснилось.

Он схватил Ламорика за край одежды.

– Ваш брат, ваша светлость!

Молодой лорд перевел взгляд с лица Дьюранда на потолок. А потом бросился бежать. Дьюранд кинулся следом. Перед дверью спального покоя была небольшая площадка.

Остановившись в дверях покоя, Ламорик чуть покачнулся – точно повешенный, и вывернул из скобы на стене незажженный факел.

В покое было так же тускло, как помнил Дьюранд по странному сну. Лишь курилась жаровня. Ламорик переступил порог и замешкался было, когда под ногами у него захрустело каменное крошево. Дьюранд заметил, что ближайшие к двери занавеси полога опущены. Ламорик сунул факел в жаровню, воздух вокруг него ожил и замерцал. Пол, на котором стоял Ламорик, был словно усыпан дробленым сахаром. Каждая поверхность в покое ощетинилась неестественным инеем.

Возле стены лежало безжизненное, словно бы смятое тело Геридона. Глаза его казались двумя глубокими морщинами на складках лица.

Дьюранд, как заколдованный, шагнул вслед за своим господином. Ламорик снова остановился подле разорванного балдахина. Дьюранд шагнул ближе, чуть ли не опережая его. Лендест и его жена превратились в белые изваяния средь каменных складок саркофага. Глаза Лендеста были закрыты – два ледяных изгиба, а глаза Аделинды открыты – она все еще смотрела на тварь, которую видела под пологом балдахина.

Язык Дьюранда налился тяжестью во рту. Лучше бы Аделинда тоже не просыпалась. Вдруг она и его заметила в последний миг?

– Дьюранд, что ты видел?

От губ Лендеста во все стороны расходились тончайшие иглы льда – точно тонкая штриховка на компасе. Ледяные веера, ледяные цветы.

– Я спал и видел сон. – Все остальные уже тоже поднимались по лестнице. Нет, он больше не будет ничего скрывать. – Я видел это. Слуга Радомора. Ваша светлость, я видел…

– Ой, как искрится! – произнес тоненький радостный голосок у них за спиной. Это выбежала из комнаты ее отца маленькая Альмора. – Я услышала, как кто-то сюда идет.

Ламорик и Дьюранд обернулись, но Дорвен успела раньше: шагнула вперед, загораживая девочке вход в покои Лендеста.

– Пойдем отсюда. Теперь это плохое место.

Стоя в морозной пещере, когда его жена и сестра вышли оттуда, Ламорик обвел взором собравшуюся на лестничной площадке толпу.

– Теперь я наследник Гирета.

– Я ничего не мог предотвратить, – выдохнул Дьюранд.

15. СМЕРТЕЛЬНАЯ ИГРА

Конзар и Дьюранд стояли в дозоре на площадке перед покоями герцога.

– Смотри в оба, – напомнил Конзар. – Что бы ни случилось, делай, что сумеешь.

Внутри Ламорик расхаживал с Гермундом перед кроватью, на которой сидел его герцог. В соседней комнате мудрые женщины занимались холодными телами, что прежде были Лендестом, Аделиндой и Геридоном. Дорвен увела Альмору.

Гермунд поморщился и поскреб голову через мятую шапчонку.

– Внизу уже полно народа – все гадают, что произошло. Спорят, состоится ли теперь турнир.

Ламорик подошел к бойнице и выглянул наружу, на шатры и двор.

Гермунд состроил гримасу.

– Полагаю, кому-нибудь надо поговорить с этими ублюдками.

Лестничный проем наполнило эхо гулкого и гневного голоса Патриарха.

– Кирен Арбурхолл, подлый гад, почему тут столько народа? Зачем меня вытащили из верховного храма? Говори, а не то я тебе твои рыжие усы повыдергаю!

Сэр Кирен появился на лестничной площадке.

– Тише, Оредгар, тише.

Патриарх, в свою очередь, поднялся на площадку и подошел к ним.

– Что тут произошло?

– Патриарх, – начал Ламорик, – нам надо принять важное решение.

– Кто это сделал?

– Заходите, – пригласил Кирен, проводя Патриарха в покои герцога. – Похоже, нашему Дьюранду приснился сон. Он видел странного убийцу – тень.

Кирен рассказал обо всем случившемся.

Отец Оредгар выпрямился во весь рост.

– Лендест, Аделинда…

– И Геридон, – прибавил герцог Абраваналь. – Мой рыцарь, Геридон, наш защитник. Что же мне делать?

– Воистину ослабла Стража Древних Патриархов, коли такие вещи происходят в старом Эрресте.

– Радомора повесить мало! – воскликнул Ламорик.

Кирен хмыкнул.

– И в первую очередь – за измену.

Патриарх испытующе глянул на Дьюранда.

– Мальчик, а своими глазами ты ничего не видел?

– Это был кошмар. Говорят, я спал.

Патриарх нахмурился еще сильнее.

– С закрытыми глазами свидетелем не станешь. Ни один закон такого не признает.

Ламорик вскинул руку.

– Что толку в законе? Они ждут ответа – все те люди в зале.

– И надо еще решить, как быть с турниром, – заметил Кирен.

– И похоронные ритуалы, – прибавил Патриарх.

– Владыка Небесный! – ахнул Абраваналь.

– Я сам не большой любитель турниров, Патриарх, – промолвил Кирен, – но со времен Гандерика в этот день в Акконеле каждый год случаются игры и кровопролитие.

– А я вызвал на бой Радомора, – сказал Ламорик. – Поймут ли они, все эти люди? Мой брат мертв, так что теперь, мне должно воздержаться от схватки? Убил его скорее всего Радомор, а мне – передумывать? Нет, я и спрашивать не стану. Это – мое дело, и я им займусь. Возможно, нам и не придется никого вешать.

Рокот из Расписного Чертога отчетливо долетал даже сюда.

Гермунд сморщился.

– Ох уж мне эти зеваки…

Ламорик развел руками и повернулся к отцу.

– Что делать? Люди ждут ответа.

– Что я могу им сказать? – прошептал Абраваналь. – Лендест мертв. Аделинда стала матерью бедной крошке Альморе с тех самых пор, как умерла моя Труда. Единственной матерью, которую она знала. Как я скажу герцогу Альтрету, что его дочь умерла – в моем доме?

– Альтрет Гарелинский заперт в рагналовой Орлиной горе, – напомнил Ламорик. – Силы преисподней! – Он набрал полную грудь затхлого воздуха. – Не беспокойтесь. Патриарх. Дьюранд? Коэн? Давайте сообщим новости этой кучке глупцов внизу. Радомор получит свою кровавую баню. И если Владыка Небесный с нами, мы утопим его в ней!

* * *

Герольды и гонцы разошлись по улицам города, во все углы и закоулки. Будет турнир: одиночный поединок, а потом – общая схватка. Воины хлынули из Расписного Чертога во двор, спеша облачиться в доспехи. Предстоит оседлать коней и наточить оружие. Для людей Ламорика настал момент замешательства: у кого из них был хотя бы осел?

Когда зал опустел, Ламорик ухватил Дьюранда за сюрко.

– У моего брата много коней. Помню, был один серый. Здоровенный жеребец. Думаю, как раз мне подойдет. И ты с остальными тоже выбирайте себе по вкусу.

Да какое это сейчас имело значение? Ведь им предстояло участвовать в общей схватке уже после того, как Ламорик сойдется с Радомором один на один.

Конзар велел бойцам поторапливаться и отрядил Гутреда на поиски всего необходимого. Одни вытряхивали позаимствованные в оружейной ржавые кольчуги, другие рыскали среди старых друзей и знакомых, надеясь одолжить хоть какое-нибудь пригодное к бою оружие. Дьюранд отправился на поиски конюшни, Гермунд вприпрыжку увязался за ним.

– Прям в воздухе чувствуется, – сказал скальд. – Нынче великие силы склонятся сюда, дабы посмотреть, как Радомор станет разыгрывать эти земли. Все произойдет сегодня.

Коридор повернул. Запахло лошадьми. Гермунд шагнул к двери во двор.

– Смотри в оба, – посоветовал он на прощание. – Я буду среди зрителей.

По всем дорогам, ведущим в Акконель, сегодня будут кишеть лазутчики – ведь нынче открытие великой, роковой игры, что напомнит десяткам тысячам людей об их клятвах. Буря разразится, непременно разразится.

Дьюранд и остальные люди Ламорика – что дети пред лицом этой бури.

Он толкнул дверь в огромную темную конюшню.

– А я тебя знаю, – произнес чей-то тоненький голосок.

Когда глаза молодого рыцаря начали привыкать к темноте, он разглядел подле одного стойла очертания хрупкой женской фигурки – и даже в темноте узнал Дорвен. Около ее бедра маячило чье-то маленькое личико. Ах да, Альмора любит лошадей!.. Вот и сейчас крошка обеими руками держала ведерко с овсом. Мудрые женщины сейчас омывали тело той, которая была для нее матерью. Дорвен встретилась с Дьюрандом взглядом.

– Я решила, что нам стоит найти какое-нибудь занятие, пока он готовится.

Дьюранд кивнул. По крайней мере девочке это и впрямь было необходимо.

– Так говоришь, ты меня знаешь? – спросил он у малышки.

– Ты жил в моем доме. В замке. Ты был одним из мальчиков, – ответила Альмора.

– Да, был. Я тебя тоже помню. Мне очень жаль, что все так получилось.

Губы девочки сжались в тонкую прямую линию. Она покрепче обхватила руками ведро.

– Да. А ты будешь сражаться за моего брата?

Дорвен положила руки на плечи Альморе.

– Твой брат очень храбр, – промолвил Дьюранд. Ламорику предстояло биться с Радомором в одиночку – и Дьюранд никак не мог это предотвратить. – Я сделаю для него все, что смогу.

В ближнем к ним стойле высился здоровенный вороной жеребец. Он глядел на Дьюранда сверху вниз из теплого сумрака.

– Это Бледный, – сообщила Альмора.

Огромные темные глаза великана мерцали откуда-то из-под стропил.

– Очень красив, – отозвался Дьюранд.

– Сэр Геридон говорил, это смешно, назвать его Бледным, – сказала Альмора. – Потому что он такой черный. Вот эта полоска на носу – только и есть на нем светлая, как столб в заборе. Сэр Геридон сам на нем и ездит. – Она прикусила губу. – А мне не разрешают. Сэр Геридон говорит – был бы Бледный таким ручным, чтобы катать девчонок, какой же из него тогда боевой конь, да?

Скрипнула дверь. В конюшню вошли Оуэн, Берхард и Бейден. Мгновенно оглядевшись, они сняли со стен упряжь и тихо вышли.

Дьюранд сглотнул и кивнул девочке.

– Тогда отойди-ка в сторонку, сейчас я буду его выводить.

– Он же сэра Геридона, – запротестовала Альмора, но Дорвен повела ее прочь из конюшни.

– Я о нем позабочусь, – пообещал Дьюранд.

– Я буду смотреть. Папа обещал. Мы все должны смотреть – каждый год.

И малышка вприпрыжку помчалась вперед. Дорвен кивнула – когда будет сражаться брат Альморы, девочку и близко нельзя подпускать к ристалищу.

На миг они остались вдвоем.

Дорвен поцеловала его – глубоким, бездыханным поцелуем, закрыв глаза, – а потом оторвалась от возлюбленного и поспешила за своей подопечной.

Дьюранд с бешено бьющимся сердцем пошел прочь.

* * *

– Кра!

Дьюранд застыл у выхода во внешний двор. А потом увидел. По обеим сторонам сидели на стенах иссиня-черные птицы. Падальщики. Многие сотни. Они занимали каждый свободный кусочек стены, каждую амбразуру над беспокойной толпой.

Дьюранд вывел геридоновского Бледного во двор. Не только пернатые зрители спешили на турнир – чуть ли не все население Акконеля высыпало на улицы, что вели к ристалищу. Жители города, с посеревшими лицами, замерзшие, стояли на поросших травой склонах под стенами. В одном конце ристалища ждал герцог Радомор, на другом – застыл Ламорик, выжидая, пока Гутред подтягивал подпругу его коню.

Все, кроме старого оруженосца, не сводили глаз с Радомора. Герцог Ирлакский казался огромным, точно каменный идол. Лицо его тонуло в тени, однако никакая тень не могла скрыть, каким огнем горят черные глаза. На обоих плечах сидели, глядя на противника, грачи – ухмыляющиеся, самодовольные. Рядом возвышался и его паладин, рыцарь-поединщик: закованный в броню монстр вышиной с каменных королей на Орлиной горе. Сейчас он склонил голову в шлеме на сложенные чашей руки в тяжелых латных рукавицах.

– Эй! – Берхард протянул Дьюранду какой-то ржавый узел. – Оуэн нашел кольчугу тебе по размеру и гамбезон, из которого еще не вся набивка повыпадала… если потом мы будем участвовать в общей схватке.

– Отлично, – поблагодарил Дьюранд. Ржавчина слишком уж походила на старые пятна крови; надеясь, что под коростой найдется надежное колечко-другое, он принялся натягивать кольчугу.

С возвышения на толпу взирал герцог Абраваналь – и взгляд его был холоднее льда. Рядом с ним сидели Дорвен и маленькая Альмора – темные глаза малышки были куда серьезнее, чем пристало маленькой девочке.

– Вбивают вешки, – пробормотал Берхард. – Герольды сейчас на стороне Радо. Я с ними парой слов перемолвился. – Он показал на пространство перед стеной. – Первый шест из бузины.

У подножия откоса для публики рыжеволосый герольд покосился на пять тысяч пернатых наблюдателей перед тем, как передвинуть кол, отмечавший южный конец ристалища.

Конзар подошел к Ламорику. На голове у того были кольчужный капюшон и стеганый подшлемник на кожаных застежках.

– Постарайтесь выбить его из седла.

– Превосходная мысль! Хорошо, что у меня есть с собой копья, – саркастически усмехнулся Ламорик.

Гутред надел на плечи своего господина шит, проверяя длину лямок.

Дьюранд оглянулся на Берхарда.

– Бузина. Славное дерево, да?

– Ну, «проклятым» его называют чаще, чем «веселым»: уж больно сильно пахнет, да и сердцевина слишком мягкая. Зато, слыхал я, эту самую сердцевину легко выдолбить, чтобы сделать свисток. Это уже вполне весело.

Герольд двумя быстрыми ударами вбил бузинный кол – черные крылатые наблюдатели ответили на стук хриплым зловещим карканьем.

– Старайтесь выжать все, что можно, из первой же сшибки, – продолжал Конзар. – Точный удар – и быть может, вы и ваше имя еще поживете на свете. Выбейте его из седла – кто знает, вдруг у него лопнет ремешок на плече или нога в стремени застрянет, тогда все кончится, почти не успев начаться.