Текст книги "Пора предательства"

Автор книги: Дэвид Кек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

20. ПАДЕНИЕ ЗАКАТА

Всю ночь и весь следующий день армия Ирлака штурмовала стены Акконеля. Стрелы свистели в воздухе и отскакивали от камня. Пять сотен лестниц с крюками на концах взлетели на стены с западной стороны – а вслед за ними еще пять сотен с юга и севера. Защитники размахивали острогами и садовыми топориками. Гремели осадные башни, мерно молотили по стенам тараны. Стрелометы, тетивы которых сплетены были из девичьих волос, обрушивали на головы защитников замка град копий. И все это время гигантские требушеты бомбардировали стены огромными валунами, под ударами которых древние чертоги содрогались до самых подвалов.

Дьюранд носился, как угорелый. Вокруг замка не было рвов, которые могли бы задержать наступление, а в оружейных нашлось слишком мало луков, чтобы эффективно удерживать атакующие отряды. Каждая новая атака влекла за собой жестокую и кровопролитную схватку на стенах. Шатаясь высоко над улицами города, противники с нечеловеческой яростью разили друг друга под дождем стрел, выпускаемых засевшими на крышах домов арбалетчиками Радомора. Арбалеты били с такой силой, что буквально приколачивали доспехи к кости.

Когда горизонт пылал и кровоточил, основная битва кипела вокруг Закатных врат. Дьюранд и его товарищи по оружию сражались на стенах, обрушивая валуны на щиты и головы атакующих, а ирлакский таран молотил в середину башни прямо у них под ногами. Баллисты и стрелометы метили в людей на стенах, тогда как требушеты колотили по стенам, – и от каждого попадания от парапетов откалывались, валились вниз, на улицы, куски каменной кладки.

Дьюранд и прочие воины Акконеля сражались на самом верху, среди груд битых камней; казалось, что замок под ними корчится в судорогах. Повсюду вокруг гибли, покидая пределы мироздания, яростно бьющиеся воины. На губах Дьюранда запеклась кровь.

Внезапно он услышал свое имя.

Конзар, пригнувшись, махал ему с вершины соседней башни.

– Идем! Ламорик хочет отправить тебя с поручением.

Дьюранд покачнулся – как боевой пес, внезапно выхваченный из схватки, – и поспешил за Конзаром. Несколько раз каменные снаряды ложились аккурат между ними. Но вот молодой рыцарь спустился вослед за капитаном на двор под воротами.

Ламорик, не смея оторвать взгляд от сражения, сжал плечо друга.

– Дьюранд, нам несдобровать. Ворота дольше часа мы не удержим – а вместе с ними падет и вся цитадель.

Но сдаться нельзя! Радомор растерзает нас на куски, прежде чем к городу подойдет подмога. Если мы хотим сохранить хоть какие-то силы, надо сейчас покинуть внешнюю стену и спасти всех, кого можем, пока этот мерзавец не догадался, что мы отступаем.

По щитам и булыжникам мостовой грохотали камни.

– Если Акконель падет, – проговорил Дьюранд, – Радомор всех уничтожит.

– Дьюранд! Ну думай же! Чтобы выжить, нам нужна армия нужны воины. Радомор бросил на эти ворота три батальона – все, сколько у него есть. Здесь он проломит стены и ворвется в город. Скажи моему отцу – или Кирену, кто к тебе ближе, скажи им: пусть прикажут отступать в замок Акконель. Распахните Фейские врата и врата Арфистов настежь. Выпустите через них горожан. Но я заставлю мерзавца глаз не спускать с Закатных врат. Мое знамя будет развеваться над ними, покуда весь гарнизон не покинет стены и не укроется в замке, смеясь над врагом. И я заставлю его дорого заплатить за эту победу.

– Ступай! – закричал Ламорик, и Дьюранд кинулся бегом по темным и разоренным улицам города к башне Гандерика.

* * *

У Расписного Чертога кто-то вдруг ухватил его за рукав. В темном проходе стояла Дорвен.

– Ты жив! – только и проговорила она.

Дьюранду просто не верилось, что все это происходит в одном и том же мире. Ногти на левой руке у него были сорваны. Узкая стена – вот все, что отделяло мир от безумия.

– Мы держимся, хотя долго не протянем. Я спешу передать его светлости послание от Ламорика.

Мимо шли какие-то люди. Дьюранд шагнул к Дорвен – вглубь коридора. Он сам не понял, как это вышло, но обнаружил вдруг, что неистово целует ее в губы, а глаза у него закрыты. Дорвен впилась обеими руками в окровавленные складки его сюрко. Дыхание девушки обдавало жаром щеку Дьюранда. Но меж ними была стальная кольчуга.

– Дорвен! Меня послали с приказом. – Дьюранд высвободился. – Нельзя мешкать. Пожалуйста, береги себя.

Он с шумом ворвался в Расписной Чертог. Кровь и отчаяние выиграли спор – за одним исключением.

* * *

Были отданы все необходимые приказы, лучники засели в домах по дороге от Закатных врат к цитадели, солдат отвели к высоким башням замка Акконель.

Выполняя свое поручение, Дьюранд носился по лабиринту улиц, сжимая в руке меч, в глубине души ожидая, что вот-вот столкнется с отрядом Радомора, прорвавшимся, пока он не видел. Стрелы с лязгом падали повсюду вокруг, устилали мостовые, как солома. Мимо деловито пробежал отряд солдат, собирающих их в корзины.

Память о Дорвен еще жила в ладонях Дьюранда. Еще стучала в сердце.

Сверху свалился огромный камень, покрытый изречениями и цитатами на торжественном аттианском наречии. Снаряд пробил себе дорогу через стену. Второй здоровенный камень, взорвавшись крошками белого мрамора, упал совсем рядом с Дьюрандом и, отскочив, полетел прямо в него. То была улыбающаяся голова какого-то изваяния. Рыцарь отшатнулся. Ему повезло – убийственный снаряд промчался мимо и ударил в стену дома у него за спиной. Дом дрогнул до самого основания, в одно мгновение стряхнув с себя побелку за пятьсот лет.

Дьюранд задохнулся, закашлялся. То-то было бы ему поделом, если б его тут размазало!

А трупов вокруг хватало – придавленных камнями, пригвожденных острыми жалами выпускаемых стрелометами копий. Когда Дьюранд заворачивал за угол улицы, ведущей к Закатным вратам, очередной каменный снаряд снес верхушку одной из башен. Люди вокруг валились под градом булыжников и обломков стены. И в середине всего этого светопреставления невозмутимо восседал Владыка Небесный, глядя со своего трона на запад. Сотни солдат, рассыпавшись по площади, бежали у его ног. Все глаза были прикованы к огромным воротам.

С каждым громоподобным ударом тарана от высоких ворот веером расходились лучи заката. Казалось, само Небесное Око помогает удерживать створки.

Дьюранд пробирался через толпу, выискивая взглядом Ламорика.

– Лучники, натягивайте тетиву! – раздался голос лорда. – Стреляйте в тот миг, как заметите под воротами первую же зеленую куртку.

У самых ворот Дьюранд увидел полощущееся над головами солдат знамя с черным Гиретским быком.

Он пробился в гущу воинов. Конзар держал в руках длинный щит.

– Ребята! – говорил Ламорик. – Стены Акконеля стояли с тех пор, как… как Гандерик переправился через озеро. Нас не брал штурмом никто – и никогда. – Люди отводили волосы с глаз. – Герцог просит держать эти ворота ценой наших жизней, чтобы наши товарищи выжили и помогли выжить тем, кого мы любим. – Снова ударил таран, Ламорик издевательски засмеялся. – Радомор посягнул на нашу родину – наше наследие. Он может приходить снова, и снова, и снова. Рыцари пятисот чертогов уже скачут нам на подмогу. Мы будем отбрасывать врага, покуда копыта коней наших союзников не загрохочут на мостах, – а потом мы поскачем к Ферангору. Радомор собственной кровью заплатит за каждую каплю крови аттианцев, что пролил в нашем городе.

Его улыбка отражалась в сотнях сверкающих глаз.

– Сложим в воротах курган из их тел, ребята!

Толпа зашумела.

Ворота загудели от нового удара.

Дьюранд протиснулся к Ламорику. Тот глянул на него.

– Внешнюю решетку уже снесли. Они в два счета доберутся до подвратного коридора и внутренней решетки.

Камень ударил в стену – по всей площади полетели обломки: точно серп, срезающий кричащих от ужаса и боли людей.

Дьюранд на миг зажмурился.

– У меня послание от его светлости.

– Все целы? Альмора? Дорвен?

Дьюранд сглотнул. У него был убедительный предлог – нужно же перевести дыхание.

– Да, ваша светлость. И Кирен выполнил все, что вы приказали. Скоро на стенах не останется ни одного человека, а Фейские ворота и ворота Арфистов будут распахнуты настежь.

Ламорик кивнул и вздохнул.

– Будем держаться тут, сколько сможем, так что половина армии успеет укрыться в тепле и безопасности.

– Нет, ваша светлость. – Дьюранд тронул господина за плечо. – Вы должны немедленно бежать к башне Гандерика.

Ламорик отшвырнул его руку.

– Я не покину поле боя раньше, чем мои люди…

В это мгновение над лицами воинов Ламорика ослепительно вспыхнул закат. Затрещали доски – наружные ворота разбились в щепки, и авангард Радомора хлынул внутрь.

Ламорик повернулся к солдатам.

– Стреляйте! Стреляйте!

Сотни стрел взвились в воздух, затмив закат.

Однако воинство Радомора неуклонно продвигалось вперед, закрываясь щитами из бычьей кожи от потоков кипятка и раскаленного песка, которыми их заливали сверху через бойницы. Воздух звенел от криков, но наиболее стойкие из нападавших уже стреляли через внутреннюю решетку в защитников города.

Одна из стрел пронеслась, едва не задев щит Ламорика.

– Ламорик! Ворота долго не выдержат! – рявкнул Конзар. – Мы должны увести вас отсюда!

– Наше дело – сдерживать врага!

Следующая стрела угодила уже в сам щит.

– Мы должны вытащить вас отсюда, пока не поздно, – стоял на своем Конзар.

– К черту!

– Ваша светлость, – присоединился к Конзару Дьюранд. – Мне поручено передать вам это послание – и привести вас туда.

– Нет! – Ламорик тяжело дышал. – Только не после того, что случилось на турнире! На этот раз я остаюсь здесь. – Он вызывающе глядел на них черными, упрямыми и почти безумными глазами. – Кому вы приносили присягу – мне или моему отцу? Его отцовский страх не помешает мне исполнить свой долг. – Он взмахнул рукой, подавая знак лучникам и пехотинцам отступать под прикрытие щитов. – Все эти люди умрут тут. Под моим командованием. Клянусь честью, я покину площадь, лишь когда на ней не останется ни единого живого защитника Гирета.

Конзар оскалился.

– Владыка Небесный. Мы слышали. – Он поглядел Дьюранду прямо в лицо. – И поможем вам сдержать слово, ваша светлость. Я и Дьюранд.

Не успел Конзар произнести клятву, как в арке ворот раздался громкий шум. Люди Радомора втиснули таран под своды прохода.

Лился кипяток. Пылала солома. Но дымящийся, укрытый шкурами таран все так же раскачивался на могучих цепях, а железное острие все так же било в решетку ворот. Восемьдесят человек жалось к его бокам.

– В любой миг… – начал было Конзар.

Дьюранд с капитаном заслонили спинами Ламорика. От дыма и криков не хватало воздуха. Стрелы летели к бойницам. И вот ворота рухнули.

Вражеский батальон с пронзительными криками ринулся в узкую щель. Дьюранд слышал, как кричали придавленные к решетке люди, видел, как натиск толпы протаскивает гигантского дракона через проход.

Воин в зеленом выскочил вперед, занося над головой огромный топор, но Дьюранд пронзил ему грудь мечом. Они с капитаном потихоньку пятились, заграждая собой Ламорика. Напор врага все нарастал. Дьюранду вдруг подумалось: «Вот муж Дорвен, а я бьюсь, чтобы спасти ему жизнь». Но толпа наседала, и Дьюранд с товарищами по оружию рубил и колол всех, кто оказался рядом. Конзар бился яростно и неистово, клинок его мелькал, точно игла в руках проворной швеи, сокрушая лица, челюсти, бедра. В этой битве не оставалось места рыцарству – но за спиной были воины, отступающие в безопасность.

– Все! – прокричал Конзар.

Люди Гирета не могли выдержать больше. Натиск врагов прижал их к белой статуе Создателя. Дьюранд убивал плохо обученных солдат, неистово рассекал ткань и кость. Он-то учился воевать всю жизнь – однако сейчас не мог поспеть всюду. Когда к Дьюранду качнулся всадник с занесенным топором, молодой рыцарь подался назад, отбрасывая своего господина и капитана к ногам Создателя. Каменные складки великанских штанов впечатывались ему в спину, а вся тяжесть наседающей толпы давила на грудь.

Они втроем прокладывали себе дорогу через толпу. Совсем как в какой-нибудь детской игре, подумалось Дьюранду, – три девочки бегут по ярмарке, взявшись за руки. Он жадно хватанул ртом воздух. Зарубил солдата, преградившего ему путь. Зеленые щиты наседали, сжимались вокруг. На шлем ему обрушился тяжелый удар, но Дьюранд яростно вонзил клинок в толпу и проворно вытянул лезвие.

Ламорик рычал от злости. Его лицо застыло в яростной гримасе. Лишь воля поддерживала молодого лорда в противостоянии толпе врагов и страху. На площади еще оставались живые защитники Гирета. Он не мог бежать.

Конзар уже шатался. Поперек лица у него протянулась кровоточащая полоса.

– Велите отступать! – прокричал капитан на ухо Ламорику. – Прикажите всем уходить. Нам дорог каждый человек.

Ламорик попытался оглядеть площадь поверх голов.

Конзар встряхнул его за плечо.

– Прах побери, если это так важно, мы будем идти за ними.

Ламорик сглотнул и выпрямился.

– Отступаем, ребята! Здесь нам больше делать нечего. Назад! Все назад!

Конзар обвел площадь взглядом, пересчитывая защитников по головам. Дьюранд продолжал сдерживать натиск врага.

Они побегут, когда последний гиретский воин покинет площадь. Дьюранд вспорол живот копейщику, которого, видно, никогда не обучали отражать удар. Разрубил напополам нескольких крестьян с топорами и ремесленников, сжимавших в потных кулаках разряженные арбалеты. В промежутках между глотками воздуха он убивал и убивал бедолаг, которых Радомор погнал на приступ.

Сильная рука ухватила его за сюрко.

– Давай! – прорычал Конзар – и они бросились бежать.

На узких улочках царил кромешный ад. Отчаянно кричали женщины. Во все стороны бегали солдаты, лучники скакали по крышам, как обезьяны. Трещали выламываемые двери. Конзар, отступая, толкал перед собой последних воинов Гирета и беженцев, искавших спасения. Дьюранд нагнал Конзара и еще через несколько шагов принял командование на себя. Конзар был весь изранен, а Ламорик думал о другом. Расшвыривая на своем пути и друзей, и врагов, Дьюранд спешил довести молодого лорда в безопасность башни Гандерика. Из-за ставней на улицу прыгали люди. Дьюранд чувствовал, как хрустят кости у него под локтями. Ламорик и Конзар бежали в остающемся за ним проходе.

Они влетели на площадь перед замком, где колыхалась многотысячная толпа. Люди стояли так плотно, что не могли даже руки поднять. Крики и плач заглушали шум приближающейся армии.

Однако в высоком проеме ворот Дьюранд увидел конец всем их усилиям и надеждам: решетка была опущена. Дьюранд резко остановился. Конзар с Ламориком налетели на него сзади.

Конзар превратился в глубокого старика. Лицо желтое, залитое кровью. Лишь плечо Ламорика поддерживало его, не давая упасть на камни мостовой.

Дьюранд встряхнул головой, панически не желая верить, что все кончено, и отчаянно пытаясь хоть что-нибудь придумать.

– Ламорик, вы не знаете другого хода в замок? Есть тут какой-нибудь тайный ход?

Лицо Ламорика оставалось пустым.

– Тайный ход?

Видя в его глазах лишь недоумение, Дьюранд выругался.

Стражники и командиры умоляли толпу бежать к дальним воротам, пока не поздно. Если хоть на миг поднять решетку – людское море затопит, захлестнет замок. А с этакой толпой внутри Радомор уморит их голодом в считанные дни. Дьюранд никак не верил, что они пережили все эти атаки лишь для того, чтобы погибнуть тут, под самыми стенами замка.

Он огляделся вокруг – и увидел крошечный шанс. На площади еще оставалось несколько воинов – они сумеют сдерживать толпу столько времени, сколько понадобится, чтобы впустить Ламорика и Конзара внутрь.

– У нас есть несколько человек, – проговорил Дьюранд. – Ваша светлость, прикажите людям охранять ворота. – Дьюранд повысил голос и прохрипел: – К воротам! Воины Гирета, к воротам!

Он хватал их за плечи, бил по лицу – выстраивая в живую стену, которая сумеет сдержать толпу.

Когда он пробился к воротам, на лицах гвардейцев за дубовой решеткой читался ужас. Толпа притиснула его к прутьям.

– Я из свиты Ламорика! – завопил он.

Кирен поднял голову. Глаза его были пусты.

– Это уже не важно, Дьюранд.

– Тут сам Ламорик!

Кирен разинул дрожащий рот.

– Поздно.

Должно быть, Кирен мысленно видел Альмору и Дорвен на пиках, растерзанного на куски герцога, залы Гирета, залитые кровью, полные трупов. Если он только впустит толпу…

– Сын герцога! Наследник!

Но Дьюранд понял: надежды нет.

Он расчистил себе крошечный участок пространства в толпе. Поглядел на дерево и сталь решетки. Может, что-то еще и получится…

– Мы войдем внутрь!

Дюжина воинов, переживших штурм ворот, кидала на него недоверчивые взгляды.

– Хватайтесь за чертовы ворота! – велел он. И солдаты, взревев, повиновались. Теперь Дьюранд оказался лицом к лицу с Киреном, стоявшим по ту сторону ворот. – Выверните болты, – взмолился он. – Все, чего я прошу – выверните болты, и мы поднимем эту штуковину куда быстрее, чем ваша лебедка. Вверх и вниз, в два счета – больше никто и не успеет войти.

– Поздно, – повторил Кирен.

На спину Дьюранда напирала толпа. Лишь этот напор и поддерживал Конзара на ногах.

Ламорик покачал головой.

– Исполняйте свой долг, сэр Кирен.

Они слышали трубы на улицах. Свист стрел, вылетающих из бойниц замка.

Кирен вытянул длинные болты, что крепили решетку.

Дьюранд с волчьей улыбкой повернулся к изувеченному арьегарду отряда Ламорика.

– Что есть мочи! Сколько у вас есть сил. Если вы не оторвете ее от земли, мы все – покойники. Тяните! – Ламорик занял место рядом с ним. – Тяните!

Сколько могут весить ворота? Тонну? Две? Дьюранд напрягся. Кости у него трещали от натуги. Острые края прутьев резали руки. Он тащил, внезапно преисполнившись твердой уверенности, что человек способен силой сам себя выдавить из мироздания. Вес мышц и костей словно бы вдавливал его вглубь, в царящий под землей мрак. Из горла вырывались чудовищные звуки.

Но решетка сдвинулась. Дерево и сталь поддались, Стальные зубья вышли из пазов в мостовой. Хотя подошвы Дьюранда скользили по камню, он продолжал налегать. И вместе с дюжиной ламориковых воинов выталкивал решетку вверх на дребезжащих цепях.

Дьюранд слышал крики и мольбы – но оглянуться не мог. Что-то ударило его по колену, едва не сбив с ног, – кто-то из отчаявшихся людей на площади ползком бросился в образовавшуюся щель. Невероятным усилием молодой рыцарь сумел устоять.

– Дьюранд, – окликнул Конзар. Голос его звучал спокойно.

Юноша обнаружил, что не может открыть глаза.

– Мы уже внутри, Дьюранд, – продолжал Конзар. – Ворота держат. Тебе тоже придется подлезть – причем прямо сейчас.

Казалось, тяжесть, распределенная по всем костям и суставам, мгновенно сломает его – пошевелись он только, попробуй сменить позу. Однако неимоверным усилием воли Дьюранд, судорожно глотнув воздух, оторвался от прутьев и прополз под воротами.

Через миг он присоединился к воинам на той стороне и снова принял свою часть ноши.

Ламорик кричал, пытаясь остановить поток ползущих, карабкающихся тел.

– Освободите проход! Ворота вот-вот рухнут!

Но людское течение не останавливалось – и ясно было, что не остановится никогда.

– Господи, я должен опустить ворота, – простонал Кирен. – Если войдут они все, мы не спасем ни души.

Проползающие бились о ноги по-прежнему держащего ворота Дьюранда. За толпой – подступал Радомор. Конзар или Ламорик должны отдать приказ: «Бросайте!» Каждый из них готов был взять вину на себя.

Не успев еще услышать слова приказа, Дьюранд разжал руки. Тяжелый удар сотряс всю площадь. С мостовой брызнула кровь.

– Опять, – прошептал Ламорик. – Ты опять спас мне жизнь. Без тебя я бы уже десять раз умер.

* * *

Отдавшись на волю людского течения, Дьюранд в конце концов очутился в глубине крохотного святилища, где и съежился среди прочих членов ближайшего окружения герцога, тяжело дыша и глядя за кордон окровавленных бойцов на толпу, собравшуюся в Расписном Чертоге. Безмолвное скопище народа заполонило все пространство, от стены до стены: привратники, проститутки, нищие, лавочники и еще с тысячу человек молча озирались вокруг. Под сводами у них над головами звенел, точно голос живого существа, вой брошенного города – пред лицом такого отчаяния слова замирали на устах.

В святилище герцога было темно, точно в фамильном склепе. Забрызганный кровью после падения ворот, Дьюранд не мог даже думать. Его блуждающий взгляд остановился на паре огромных темных глаз, горящих в темноте рядом с ним. Он осознал вдруг, что сидит рядом с Дорвен, зажатой, как и он, среди остальных членов герцогского семейства и дворян свиты. Щека у нее была гладкой, точно белый лепесток, теплое дыхание касалось его лица.

– Сколько может выстоять замок после того, как пал город, сэр Кирен? – сдавленно спросил Абраваналь.

От звука его голоса несколько человек вздрогнуло, в том числе и Кирен.

– Он никогда еще не бывал взят, ваша светлость.

– Никто и никогда не брал приступом цитадель – до сегодняшнего дня! – вдруг воскликнул Абраваналь. – Но теперь этот негодяй на улицах города. Убийца моей дочери! Убийца моего сына! Он захватил мой город. Его дьяволы крадутся по коридорам моего замка. Он идет на нас!

Герцог судорожно схватился за грудь и утих. Люди вокруг переглядывались.

Рука Дорвен сжала колено Дьюранда, и он вспомнил все то, о чем хотел позабыть: ее кожу под своими пальцами. И все остальное.

Ламорик тоже был тут – и не отставал от Кирена.

– Сколько у нас людей?

– Способных сражаться? – Стареющий рыцарь рассеянно покачал головой. – Двести шестьдесят. Триста. Не больше.

– А сколько осталось у Радомора?

Под сводами все еще эхом звучал стон города.

– Что? – переспросил Лис.

– Сколько людей у Радомора? Цитадель стоила ему добрую тысячу бойцов.

Где-то в толпе за стеной солдат плакал ребенок.

– Несколько тысяч, – отозвался сэр Кирен. – Четыре или пять.

Кирен глядел на толпу. Это он впустил всех этих людей – он и Дьюранд: больше, чем они могли приютить или прокормить.

– Сэр Кирен, – не унимался Ламорик, – а сколько воинов мы сумеем собрать? Если протянем время, чтобы они успели добраться до нас? Считая людей герцога Монервейского?

– Две тысячи, ваша светлость. Может, больше.

– А за сколько времени?

Кирен возвел взор к небесам.

– За сколько времени?

– Дороги размыты. Путь далек. Если герцог Монервейский сейчас в море, в Эвенсенде, он даже ничего и не узнает еще много дней. Наши люди будут тут гораздо раньше.

Если они вообще придут – теперь, когда город захвачен.

Дорвен глядела прямо в глаза Дьюранду, не обращая внимания на то, что кто-нибудь может это заметить. Тысячи легких дышали одним и тем же спертым воздухом. Пальцы ее впились в колено молодого рыцаря.

По толпе в Расписном Чертоге пробежала рябь.

– А нельзя как-то нанести ответный удар? Ночью, пока негодяй еще не разбил лагерь? Поверить не могу… Что там такое?

Герцог внезапно встал и протиснулся через кольцо стражи. Неужели вой города стих?

– Отец? – позвал Ламорик, но старик упорно прокладывал себе путь через толпу. Ламорик рванулся вдогонку, и Дьюранд с усилием тоже встал. Надо двигаться. Он зашагал следом. И где бы они ни проходили, все головы были повернуты к внешним воротам: двести человек на лестнице, пять сотен в узком внутреннем дворике, еще тысяча на ристалище – и из них всего несколько сотен тех, кто способен биться. Дьюранд заметил даже слепого Хагона Знахаря. Тот, вытянув шею, весь обратился в слух. Над стеной парили обрывки дыма.

Герцог и его сын остановились там, где ряд стражников и беженцев выглядывали через решетки наружу. Дьюранд шагнул на скользкую от крови мостовую.

На рыночной площади за воротами высилась, подобно потерпевшему крушение кораблю, исполинская фигура. Доспехи у нее на плечах были все истыканы стрелами, из-под искореженного шлема выбивалась густая патриаршья борода, черная от крови. Длинный меч задевал концом мостовую, волочился по ней, звеня в лад ветру и далеким крикам. На другой стороне площади стояло не меньше тысячи воинов.

Абраваналь убрал с лица пряди волос.

– Так вот кто явился говорить с нами? Вот, каких послов он шлет, этот человек, женившийся на моей дочурке?

За мощеной площадью двигались в тени на крышах домов силуэты людей. Руки у них были заняты.

Ламорик шагнул к решетке, готовый к отпору. В то же мгновение, как молодой лорд сдвинулся с места, Паладин вскинул к небу свой смертоносный клинок. И за спиной у него, за площадью, разразился самый настоящий ад.

Волна жара и света ударила в лица стоящим на ступенях. Однако в пламени этом можно было кое-что разглядеть: гнусные письмена, выведенные на захваченных зданиях. «Выдайте герцога и всю его семью – останетесь живы».

Абраваналь резко повернулся, глядя на освещенные пламенем лица стражников, нищих и горожан; вскоре рассказ о том, что они видели, облетит всю собравшуюся в тенях толпу: тысячи людей, запертых меж камнем и пламенем.

На площади разворачивали знамена с леопардом войска Ирлака, готовые рвануться вперед. Гигант Паладин протяжно взвыл, а над башней Гандерика раздались рыдания. Каждая огромная буква послания Радомора была начертана кровью.

Они возвращались через темные дворы и коридоры, изо всех углов которых выглядывали внимательные глаза. Но Дьюранд не мог заставить себя вернуться в маленькое святилище. Ища хоть немного простора и воздуха, он взбирался все выше по башне – мимо перешептывающихся на лестницах оруженосцев, пажей и горничных.

И чем выше он поднимался, тем громче становился вой. Дьюранд им дышал.

Последний шаг вывел его из темноты лестницы к пылающим отсветами огня укреплениям. За стенами замка горел Акконель. Отряды всадников двигались сквозь тьму, швыряя факелы в каждое открытое окно, – и ад распространялся все дальше и дальше. А к воротам текла толпа. Очень скоро все до единого горожане, надеявшиеся спрятаться и отсидеться в подвалах, будут выгнаны из укрытий безжалостным огнем.

Дьюранд зажмурился. Если бы Радомор одолел Ламорика или увез его в Ферангор, улицы древнего города сейчас спали бы мирным сном. Если бы король заточил Ламорика в Орлиной горе или Ламорик погиб перед воротами, Радомор не потревожил бы этот город.

А какая часть вины за катастрофу лежит на нем, Дьюранде? Он ведь внес свой вклад в спасение Ламорика – а теперь вот задумался о цене, которую пришлось – и еще придется – заплатить. Невыносимые мысли.

Вой звучал все громче. Дьюранд посмотрел вниз. Толпы народа спешили, обгоняя пожар, найти спасение в гавани. Однако в мгновение ока пламя перекинулось на гавань.

– Воинство Преисподней! – ахнул Дьюранд, когда густой дым скрыл от его глаз жуткую картину.

Через некоторое время ветер слегка рассеял дым, и молодой рыцарь увидел лишь странную рябь на стенах, ведущих к озеру – как будто с укреплений свешивали постиранное белье. Когда эта «стирка» свалилась в воду, Дьюранд наконец понял: то были люди – мужчины, женщины и дети. Это они падали с высоких стен. Они спускали друг друга вниз, насколько хватало рук, – но стены были добрых десяти фатомов вышиной, и кто знал, что ждало внизу: вода или каменные причалы.

Дьюранд вспомнил жестокое предложение Радомора. Сколько жизней можно было спасти, просто-напросто вышвырнув за стены Абраваналя и его родных? Еще одна невыносимая мысль.

За спиной у Дьюранда хлопнула дверь. Обернувшись, он увидел, что Дорвен смотрит на окутанное дымом небо.

– Как Альмора?

Дорвен слабо улыбнулась.

– Очень занята заботами о детях и лошадях. И о том кто будет за ними приглядывать.

– Вряд ли за конями будет хороший уход.

– Я подгадала, чтобы патриарх ей все объяснял.

– Оредгар? У старого жреца такой взгляд… Как посмотрит, недолго и поседеть.

– Альмора в него прямо впиявилась. По-моему, она думает, у патриарха на все найдется ответ.

– Не удивлюсь, коли так оно и есть.

Дорвен направилась к парапету.

– Как быстро распространяется пламя.

– Не смотри.

Она остановилась, когда отсветы зарева коснулись ее лица.

– Помню, как я впервые попал в Акконель, – произнес Дьюранд из тени. – Мне было тогда лишь семь зим отроду – и все их я провел в горах, подле материнской юбки. Меня привез оттуда один из рыцарей моего отца. Стояла весна – совсем как сейчас. Я был привязан сзади к седлу моего провожатого, почти незнакомца. Помню Бейндрол – такой широкий в зеленой долине. Помню Ротсильвер – точно снежная корона на холме. И наконец – Акконель на Сильвемере. Высокие стены, аза ними – паруса.

Все это теперь было объято тьмой и огнем.

– Мать и отец говорили мне, что я буду служить герцогу, и я наслушался от скальдов всяких героических песен. Но отцовский посланник ссадил меня во дворе у башни Гандерика – в толпу из пятидесяти оборванных мальчишек – все, по большей части, старше меня, все из ярких низинных замков. Помнится, первое время я был очень одинок – сплошные подбитые глаза да ободранные костяшки пальцев.

Но город! Здания в нем простояли уже тысячу зим: замок, мосты, стены, ворота, храмы. И всегда находилась добрая душа, которая тебе про все расскажет – когда вырыт каждый колодец, кто его вырыл и почему иной раз зимним вечером поблизости можно увидеть Деву из Утраченных душ.

Порыв ветра с крыш принес едкий запах гари.

Глядя наружу, Дорвен рассеянно заправила под покрывало на голове выбившийся локон. В глазах ее сверкали отблески пламени.

– Радомор направит против замка всю свою мощь. Когда огни угаснут, он выведет осадные машины. У нас мало еды. И теперь, когда город захвачен, люди начнут слабеть.

Довольно изящный способ описать царящие вокруг океаны ужаса и отчаяния.

– Возможно, скоро придут бароны Абраваналя.

Дорвен глядела на огни вдали. Горящие угли взлетали до самых небес.

– Всегда легко заглянуть вглубь себя, – промолвила она. И после затянувшейся паузы добавила: – Куда труднее видеть что-то помимо собственных мелких тревог.

С улиц по-прежнему неслись крики и вой.

– Ламорик шагнул в самое сердце защиты города, – сказала Дорвен.

– Он проявил себя как великий командир.

– Все, за что он так боролся, само упало ему в руки, нежданно-негаданно.

Дорвен не сводила огромных глаз с пламени, на коже ее сияли золотистые отсветы.

– Когда мы бежали из Эльдинора, твой скальд сказал, что там, на Орлиной горе, не было никого из Монервея. Мимоходом заметил. Поистине странно, как такая короткая фраза способна запасть в голову, заполонить мысли. Где был мой брат? Отец наверняка послал бы туда Морина. Несчастный случай в дороге? Или же он просто-напросто догреб до острова уже после нас? Распознал ли приготовленную Рагналом западню, сумел ли спастись? Погиб ли в пути? Он мой брат, а я ничего о нем не знаю.

Дьюранд заморгал.

– Абраваналь послал в Монервей гонцов.

Дорвен кивнула.

– На посторонний взгляд Морин кажется холодным, жестким… но когда я была еще маленькой девочкой, он иногда появлялся в чертогах отца – где я гонялась за собаками или сидела за вышиванием. Я видела его перчатки для верховой езды, его синюю мантию и понимала – он пришел за мной. Он почти ничего не говорил, но мы с ним мчались верхом, и за нами летело знамя – бриллианты на сине-золотом фоне. В любую погоду – хорошую или же плохую, он крепко обхватывал меня, и мы уносились прочь от стен, от слуг и ждущих дам. Мы без единого слова летели в лес, скакали так, что в груди у меня и у бедного коня не оставалось ни глотка воздуха. Потом мы всегда оказывались у какого-нибудь ручья. А у Морина находился ломоть сыра или мешочек яблок. Он почти ничего не говорил, зато слушал. Для меня это было сплошное волшебство: наедине с братом.