Текст книги "Пора предательства"

Автор книги: Дэвид Кек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Глаза Дорвен блеснули, и в единый миг образ несгибаемого, точно копье, Морина Монервейского преобразился в глазах Дьюранда.

– Скоро ты сможешь сама у него все спросить.

– Наверняка. Однако последние недели меня замучали страшные сны. Просто не верю, что он в безопасности. Я слишком часто бываю с Альморой, а при дворе слишком мало женщин. Я вижу его во тьме. Было так трудно даже просто придумывать бедняжке всякие занятия, чтобы отвлечь ее. Когда тут думать о таких вещах?

Недели, сказала она, недели без тени надежды поговорить с кем-нибудь о потере брата. Дорвен поглядела на Дьюранда, а потом вздернула подбородок.

– Я пришла сюда в поисках одиночества – хоть ненадолго избавиться от толпы. И в поисках возможности подышать свежим воздухом. Но не обрела ни того, ни другого. – Она смотрела на облака. – Многие нынче ночью вольются в ряды Утраченных душ. Они в воздухе вокруг нас, витают с дымом и искрами. Я ощущаю их напор, с каждым разом все сильнее и сильнее.

– Дорвен…

Дьюранд попытался взять ее за плечи, однако она вырвалась у него из рук и скрылась в глубине башни. Едва ли было бы уместно гнаться за женой своего господина через целую толпу народа.

– Прах побери, – выругался Дьюранд.

Он долго стоял в кромешной темноте, слушая грохот собственного сердца, а потом с размаху ударил кулаком о крепкую стену.

* * *

В ту ночь они преклонили колени во чреве глубочайшего ада. В воздухе висел шепот молитв. Дорвен снова сидела с Альморой, и малышка была серьезнее и торжественнее многих, хотя древний замок стонал так, точно в каждую бойницу рвались души мертвых. Абраваналь смотрел вокруг невидящим взором и тяжко дышал, думая о чем-то своем. Дьюранд разглядывал толпу в Расписном Чертоге – сотни людей глядели оттуда на них, наверняка в глубине сердца взвешивая свою жизнь против жизни маленькой девочки и присяги на верность. Страх все сильнее и сильнее овладевал защитниками замка.

Дорвен потянулась накрыть ладонью руку Ламорика, но тот уже поднялся.

– Вполне в духе Радомора было бы штурмовать стены сегодня, когда мы думаем, что из-за пожара находимся в полной безопасности, – промолвил он и отправился проверять часовых.

Дорвен смотрела, как ее муж выходит из святилища. Он совсем недавно вернулся после еще одной столь же нервной вылазки: проверял, как распределяют стрелы среди лучников.

В Расписном Чертоге кто-то плакал.

Сверкающая игрушка в руке Альморы тихонько тикала. Девочка задумчиво прикусила верхнюю губу.

У одного из окон стоял патриарх.

– Тридцать тысяч душ изгнано из города в поля. Четыре тысячи уже погибло. – Длинная серебристая борода его дрожала в такт движениям губ. – Утонули в черной воде под стенами или заживо сгорели в подвалах.

Его верховное святилище, построенное в дни Древнего королевства, стояло за стенами замка. Хрупкие прямоугольники окон спадали слезами расплавленного свинца.

– Мы возвратим себе город, – заявила Альмора. – Дядя Радомор будет наказан.

Город свистел, точно горшок в печи для обжига.

Лицо патриарха тонуло в тени.

– Ах, Альмора! У Радомора лишь одна душа, чтобы уравновесить все, что он взял.

Альмора склонила головку набок.

– Они отправились на небо. Вы сами мне говорили.

Вся комната глядела на жреца.

– Да. Говорил. Но трудно проявлять такую мудрость, как ты. Жил когда-то один человек: большой мудрец. Его звали Марселин. Он предупреждал, что мы должны платить состраданием за ненависть и прощением за злобу, а иначе окажемся в одном аду с нашими врагами. Как же это нелегко.

Старик обернулся к темному стеклу восточного окна и опустился на колени. Маленькая Альмора шагнула к нему. Глаза их оказались почти на одном уровне.

– Марселин был рожден в Земле Грез, – продолжал Оредгар. – Я собственными глазами видел его неразборчивые записи. Буковки совсем крошечные. Мне показал их старый служитель, когда я посещал библиотеку Вуранны. – Альмора моргала, глядя на его сияющее лицо. – В тамошних краях у всех жителей волосы черные, как у тебя, и даже последний пахарь пьет вино.

Девочка опустилась на колени рядом со стариком. Стрекозиные крылышки ее летуньи трепетали.

* * *

Ламорик не вернулся.

Дьюранд смотрел на Дорвен. Она сидела, устремив взор куда-то поверх плеча дремлющей Альморы. Скоро малышка крепко заснула, но Дорвен так и продолжала глядеть в пространство. Прошел час, второй. Дорвен ждала, а Ламорик все не шел. Она ни на миг не сомкнула глаз.

Наконец Дьюранд встал в почти кромешной мгле. Незримо, точно призрак, пройдя меж спящими, он остановился подле возлюбленной.

– Нам надо поговорить. Полагаю, хоть одно-то помещение в этом старом замке сохранилось.

Он повел ее через слепое скопление людей, мимо спящих друзей и незнакомцев в старую каморку, на которую, как он считал, никто притязать не станет: крохотный закуток над сторожкой, где некогда размещалась лебедка. Они уселись среди старых гобеленов и сломанных столов, и в бойнице у них над головами полыхало зарево горящего города.

Дорвен прислонилась к нему – почти упала на него. Дьюранд чувствовал ее плечо, ее лоб. Рука ее легла ему на бедро, скорее даже повисла, чем легла. Он обнял ее.

Это было все равно что взбираться на вершину холма. Он пытался вообразить, каково было бы просидеть всю эту утомительную ночь так близко, – и не коснуться друг друга. Но, усталый и одинокий – ему и не снилось прежде такой усталости и такого одиночества, – он не отвернулся от возлюбленной. Руки его скользнули по ее телу. Дьюранд и Дорвен начали целоваться и целовались, покуда не припали друг к другу. В глазах Дорвен сверкало пламя пожара, на губах чувствовался привкус дыма.

Влюбленные задыхались и жались друг к другу всю ночь.

* * *

Только полнейшее изнеможение могло заставить Дьюранда заснуть в той каморке.

Проснулся он в твердой уверенности, что по лестнице поднимаются рыцари или же Радомор уже у дверей. Дорвен была все еще с ним – билась и металась во сне.

– Дорвен! Дорвен!

Голова его полнилась собственными недавними видениями. Дьюранд поднял любимую, пытаясь заглянуть ей в лицо, но тут изо рта у нее вдруг хлынул поток грязной ледяной воды. Глаза Дорвен выпучились, сделались огромными и блестящими, точно у рыбы со дна озера. Надо скорее отнести ее вниз, позвать на помощь!

– Дорвен! – прошептал он и легонько встряхнул ее. – Очнись!

И она очнулась, сотрясаясь от рвоты и задыхаясь в тесноте каморки. Дьюранд поддерживал ее за плечи.

– Боже! Боже!

– Что случилось? – спросил он, стараясь говорить потише. Далеко ли разносятся их голоса?

– Я только закрыла глаза… и оказалась где-то в другом месте. И какой-то другой. Я стряпала. Здоровенный глиняный горшок стоял на открытом очаге. Рядом виднелась дверь, воздух был очень холодным.

Дьюранд вспомнил собственные видения.

– Я как раз собиралась вытащить какие-то плавающие кусочки шумовкой, – продолжала Дорвен. – Ноги у меня были босыми. Мы вроде о чем-то толковали. А потом на дороге за окном началось смятение. Застучали копыта – мы нечасто слышим звук копыт в нашем переулке. Откуда-то взялись солдаты. Всадники на огромных лошадях. – У нее даже голос изменился, стал не такой, как обычно. – Солдаты ринулись по улице, ворвались в дом. Я попыталась спрятать детей за юбкой. Зашептала им: «В окно! Вылезайте в окно!» Кто-то из солдат ухватил меня за шаль. Я вырвалась, тоже выскочила в окно. Там сточная канава, что течет к морю; мы выкидывали туда отбросы. Я думала, они за мной не погонятся. Но они не отставали. На дне была вода. Я услышала крик…

Дьюранд резко встряхнул ее.

– Это была не ты!

– Помню плеск… падение в воду…

– Ты в полной безопасности!

– Она мертва, Дьюранд.

Дьюранд лихорадочно пытался думать, глядя в бойницу.

– Похоже на нижний город. Где-то там.

– В воздухе полно духов, – промолвила Дорвен, и Дьюранд почти увидел их: обезумевшие души, потерявшие слишком много и слишком быстро, непогребенные, безымянные. Многие тысячи были сегодня насильственно вырваны из мироздания – и мало кому удалось перед смертью повидать священника или мудрых женщин, которые облегчили бы им уход.

Многие пополнят число Утраченных душ – одна из них и застигла Дорвен в краях между сном и смертью.

– Я только закрыла глаза… – пролепетала бедняжка.

Дьюранд поднял ее, насквозь промокшую от ледяной воды.

– Святилище! Оно ведь остановило посланцев Радомора… Мы устроим тебя возле алтаря и посмотрим, кто из духов посмеет пробраться мимо отца Оредгара. На их месте я бы не стал и пытаться.

Дорвен кивнула.

Он готов был оставаться с ней, пока слуги герцога не придут швырнуть его со стены. Но вместо этого лишь помог дрожащей Дорвен подняться и повел ее прочь по темному коридору.

21. КАМЕННАЯ РАКОВИНА

Небесное Око вернулось в темный зал. Все поверхности в башне Гандерика были покрыты копотью. Все лица потемнели, лишь сверкали глаза.

Альмора играла. Дорвен украдкой бросала на Дьюранда странные взгляды – случая поговорить у них не было. Как она? Рядом с ней сидел Ламорик. Дьюранд сглотнул и крепко-крепко зажмурился.

Расправляясь с выданными на завтрак скудными порциями хлеба, рыцари прикидывали шансы выстоять. Когда прискачут на помощь бароны? Сколько надо держаться замку? Они спорили и так, и этак, покуда старый Конзар не произнес веско и холодно в наступившей вдруг тишине:

– Мы узнаем правду от самого Радомора. Если он явится с безумной силой и бросит на стены лестницы, когда еще и угли остыть не успеют, значит, он видел наших союзников, и они совсем близко.

Все глаза – даже синие глаза герцога – были обращены на капитана.

– А если Радомор, – продолжил Конзар, – будет подступать неспешно, мы поймем, что помощи не видать.

Дьюранд присоединился к остальным, и вместе они поднялись на стены взглянуть, что происходит. Армия Радомора проявила себя лишь тем, что методично разрушала высокие здания, падавшие в тучах сажи и копоти. Саперы и солдаты трудились на больших дорогах, расчищая обломки, чтобы могли проехать осадные машины. Столь же неспешными темпами наступление продолжалось следующие семь дней. И каждый такой осторожный шажок вперед рассматривался осажденными как еще один довод в давно разрешенном споре. Помощи ждать не приходится.

Дьюранд задыхался между Ламориком и его женой.

Когда в зал вползала ночная стужа, беженцы начинали ссориться из-за одеял, даже из-за старых гобеленов, хранившихся в каморке под лестницей. Скоро подкрался голод, и Дьюранд входил в число людей, отвлекавших маленькую Альмору, пока в конюшне резали на мясо коней, не пригодных для войны.

Дорвен старалась держаться вместе с Альморой. Малышка кружила вокруг нее, точно крохотный черный ястреб на цепочке: не отбегая далеко и звонким серьезным голоском сообщая обо всем, что видит.

Каждый день Дьюранд принимал решение положить всему этому конец. Однажды он спустился по лестнице и застал внизу патриарха: бородатое лицо старца казалось суровым и серебристым, как на старинной монете. На коленях он баюкал спящую Альмору.

Проглотив тревогу, Дьюранд прошептал:

– Вы очень добры к ней, ваша светлость. Она столько всего перенесла за свою недолгую жизнь.

Старец улыбнулся.

– Полагаю, это она очень добра ко мне. Нелегко смотреть, как горит город, – и по-прежнему цепляться за старые истины, что ты изрекал в безбедные дни мира. «Где же во всем этом Владыка Небесный?» Я подумаю, а она ответит.

Дорвен день ото дня бледнела. Каждую ночь Дьюранд приводил ее в их диковинную безмолвную темницу, и они припадали друг к другу, точно последние мужчина и женщина на всем белом свете. Однако стоило ей закрыть глаза, как ее осаждал и мертвые, погибшие от меча, огня или воды.

И все это время Радомор неуклонно сжимал кольцо вокруг замка, повторяя свое зловещее предложение: Паладин на площади, огни, кровавые письмена. Люди герцога не теряли бдительности, но последние бочонки уже были опустошены, а по углам замка смердели кучи нечистот.

* * *

На седьмой день могучие осадные машины Радомора обступили цитадель гигантским полукольцом и обрушили на стены каменный град. Хотя замок Акконель был крепок, каждый удар сотрясал потемневшую цитадель до основания. И много, много колючих глаз смотрели из толпы – люди герцога продолжали думать все о том же.

Ближе к вечеру Альмора принялась разгуливать по святилищу и задавать окружающим всякие вопросы, на которые получала нервные ответы. Услышав, как плачут дети в зале, она решила, что им, быть может, хочется пить. Скоро они с Дорвен уже бродили среди беженцев, раздавая им воду.

Дьюранд смотрел на Дорвен. Он знал, до чего же она устала, но видел, как неизменно ласкова она была с малышкой. Наверное, стоит встать и помочь ей таскать ведро.

Но когда он пробирался среди старых товарищей, Берхард ухватил его за рукав.

– Не нравится мне видеть там эту девочку. Все одно, что смотреть, как она бродит среди своры псов. Я хочу сказать, есть верность – а есть голод. Теперь, когда Радомор стучится в дверь, это уже не шутки, а эти люди – не рыцари, привычные к кровопролитию.

– Это город моих отцов, – возразил Ламорик. – Вспомни, его герои и рыцари изгнали отсюда изменника. Это они скакали в бой против короля.

Дьюранду не нравилось слышать слово «изменник».

Гермунд-скальд задумчиво потирал подбородок.

– Про осады немало всяких историй ходит. Голод проделывает с людьми странные вещи. Слышишь о дебошах – и праведности. Приходят болезни, приходит безумие. Одни обретают такую твердость духа, что непонятно и откуда, а другие дерутся меж собой, как дикие кошки.

Конзар кивнул.

– Радомор хитер. Разумно с нашей стороны было бы подыскать комнату с крепкой дверью, ваша светлость. Скажем, в одной из башен…

Ламорик вскочил на ноги.

– Довольно! – вскричал он, привлекая к себе внимание доброй половины зала, и широким жестом указал на запад. – Наш враг там, снаружи! Это Радомор приставил нож к нашему горлу. Это он убивал и жег наших друзей и родичей. Кто станет верить такому человеку? Отцеубийце! Клятвопреступнику! Мы видели, каких тварей призвал он себе на службу. Подобные разговоры, сомнения – ровно то, чего он хочет! Он вложил в наши сердца отравленную надежду. На какое милосердие можно надеяться в руках такого дьявола? Если я не в состоянии доверять своему народу, чего стоит моя жизнь? – Ламорик схватил Дьюранда и с силой встряхнул. – Я покидаю этот рассадник слухов и сомнений – и иду взглянуть в глаза моему настоящему врагу!

Он вылетел мимо стражи в Расписной Чертог, готовый сдержать свое слово. Кирен ухватил Дьюранда за рукав.

– Возьми-ка еще кого-нибудь и ступай за ним, а не то как бы он не слез со стены и не отправился прямиком к этому мерзавцу!

Дьюранд кивнул и, проскользнув сквозь толпу, заторопился к лестнице, что вела на внешние укрепления. Душу точили мрачные раздумья: а стоит ли Ламорику доверять ему, Дьюранду? К своему изумлению, он обнаружил, что за ним идет Бейден.

– Я давал те же клятвы, что и ты, – прорычал старый рыцарь.

И держал их лучше, невольно подумал Дьюранд.

Ветер забивал глаза пылью и песком. Взобравшись на стену, молодой рыцарь начал озираться в поисках Ламорика. Право, лучше бы он его ненавидел, все было бы гораздо проще! Они миновали группку стражников, пригнувшихся, чтобы уберечься от стучащих по укреплениям камней. Ламорик стоял рядом.

Он улыбнулся Дьюранду.

– «Взглянуть ему в глаза»?.. Да мне чертовски повезет, если я хоть издали его увижу! Радомор посиживает себе в каком-нибудь шатре с флягой вина, а два бесенка при нем примостились с обеих сторон, как верные псы. Подлая, недостойная настоящего рыцаря манера биться! Тут ничего нет, лишь страх и нищета.

– А толпа – стадо свиней, – добавил Бейден. – Кто бы ни победил, замок отмывать придется еще сто лет.

– У вас мягкое сердце, сэр Бейден. Никто не скажет иначе.

Бейден что-то пробурчал в ответ. Дьюранд услышал басовитый стон и свист – одна из радоморовых катапульт взметнула к небесам огромный кусок каменной кладки.

Ламорик повернулся и посмотрел на двор, на колышущуюся под стенами массу людей.

– Толпища почище, чем в ярмарочный день, только разносчиков с пирожками…

Здоровенный камень ударился о внутреннюю стену и отскочил к ристалищу. Он просвистел между двумя людьми, чудом не задев ни одного, и прочертил полосу в грязи за ними. Другим повезло меньше. Тут и там во дворе лежали тела убитых.

– Мерзавцы размолотят ваш замок в крошево, – проговорил Бейден, откидывая с лица прядь гладких рыжих волос.

Простонал очередной требушет.

– Все равно что драться в какой-нибудь сточной канаве, – посетовал Ламорик. – Кровь да переломанные кости. Он убивает сыновей Аттии!

– Ваша светлость… – начал Дьюранд, когда стена между ними словно взорвалась. Каменный пол ушел из-под ног. Ламорик зашатался и встал на открытом месте – так, что голова у него высовывалась из-за укреплений. Дьюранд видел на улицах целые отряды лучников Радомора.

– Ваша светлость!

Дьюранд прыгнул к своему господину в тот самый миг, как целый ливень стрел обрушился на стену. В прыжке Дьюранд сшиб Бейдена с ног, зато успел втащить Ламорика в крытый переход, целым и невредимым.

– Готов биться об заклад, у них назначена немалая награда первому лучнику, что подстрелит такую знатную персону, как вы.

Они отцепились друг от друга. Ламорик замазал пылью голову Гиретского быка у себя на сюрко.

– Нечего сказать – стреляют в бычий глаз, как в яблочко.

Дьюранд сел спиной к стене и расхохотался.

Бейдан, брызгая слюной от злости, склонился над ним. Рука его лежала на эфесе меча.

– Ах ты, сукин сын! Да я из-за тебя чуть шею не сломал! Попробуй еще раз меня хоть пальцем тронуть – я тебе кишки выпущу! Ты не так уж ловок, как тебе кажется. Я смотрю в оба и сплю не так крепко, как иные, понял?

Дьюранд похолодел. Кровь в жилах превратилась в лед.

Бейден подчеркнул угрозу, с силой ткнув поднимающегося на ноги Дьюранда кулаком в грудь. Дьюранд мог лишь молча глядеть в ответ. Он уже убил человека в Тернгире за такие намеки.

Но Ламорик качал головой, все еще посмеиваясь.

– Душа общества! Знаешь, не поворачивайся к нему спиной лишний раз.

– Пожалуй, – согласился Дьюранд.

Ламорик уже глядел в амбразуру.

– Эти сукины дети видели-то меня всего один миг – и бац! Выжидают малейшего проявления слабости. Каждый так и рад наброситься.

Дьюранд глянул в ту же бойницу и увидел, как воины Радомора загружают ковш камнемета. Стоит им отпустить пружину – и смертоносный груз полетит на улицы города.

Повернувшись, он заметил, что Ламорик отирает слезы с глаз. Поймав на себе взгляд Дьюранда, молодой лорд неловко усмехнулся:

– Не следовало мне так напускаться на Берхарда и всех остальных. Настанет миг, когда люди дрогнут. Это вам не какая-нибудь священная война. Радомор – негодяй. Рагнал – предатель. Мы в западне между ними. Я приносил присягу Рагналу. Пять лет назад я вложил руки в его ладони и вместе со всеми лордами Эрреста поклялся служить ему.

Дьюранд вспомнил, как сам он преклонил колени в грязи перед Ламориком на берегу реки Гласс – и как поднялся рыцарем. Рыцарем Ламорика.

– Патриарх возложил на него корону, – продолжал Ламорик. – Я поклялся защищать его – и отец с братом тоже. – Он выдавил из себя судорожную улыбку. – Я стоял рядом с ним с чистым взором. Кто поверит человеку, нарушившему торжественную клятву?

Дьюранд не мог открыть рта. Надо, надо рассказать Ламорику – не то, что он стал рогоносцем, но что жене его очень одиноко. Надо как-то упомянуть о ночных кошмарах Дорвен.

Над стеной пролетела ворона. Крылья ее разрезали воздух совсем рядом с ними.

– Мы уже голодаем, – проговорил Ламорик. – Вряд ли госпожа моя жена хоть на мгновение сомкнула глаза с тех пор, как закрылись ворота. Люди болеют. Мне пришлось приказать, чтобы трупы выкидывали прямо за стену, в озеро.

Мимо промчалась еще одна птица-падальщик. Расправив крылья, она устремилась к вершине башни Гандерика.

Ламорик передернулся.

– Я не заставлю их цепляться за…

– Милорд! – выкрикнул чей-то голос.

На ристалище, как раз там, куда приземлялись камни, стояла Дорвен.

– Ваш отец пошел на крышу.

Ламорик и Дорвен подняли головы. Башня Гандерика поднималась на добрых двадцать фатомов над двором. Дьюранд увидел вырисовывавшуюся на фоне неба хрупкую фигурку Абраваналя, кружащие вокруг черные крылатые тени. Герцог нес что-то – точнее, кого-то.

Ламорик остолбенел, но Дьюранд дернул его за плечо.

– Идемте!

Они сбежали со стены, промчались под аркой ворот и ринулись вверх по забитым народом лестницам. Наконец, спотыкаясь, вылетели на крышу, где уже собралась группка людей.

Абраваналь стоял в амбразуре между двумя каменными зубцами, почти вывешиваясь наружу, над отвесной стеной. Вокруг укреплений бешеным вихрем кружили вороны, галки и грачи. Старый герцог крепко, как младенца, прижимал к груди маленькую Альмору. Вороны издевательски хохотали.

Едва Ламорик выбежал на крышу, его встретил Кирен.

– Хвала Небесам! Мы говорили ему, что для такого поступка нет никаких оснований. Что деяния Радомора этого не оправдывают.

Ламорик поморщился.

Разведя руки в стороны, он шагнул к отцу.

– Отец, – промолвил он, – еще слишком рано для таких решений.

– Они умирают там, внизу, – отозвался Абраваналь. – Гибнут из-за меня. Моего дома. Моего рода. Я должен защитить свой народ.

Ламорик шагнул ближе.

– Они сами выбрали этот путь, отец.

– Я не стану цепляться за жизнь, пока моим людям не придется вышвырнуть меня за ворота замка моих отцов, бросить к ногам человека, который убил мою дочь и моего сына. – Синие глаза старика выпучились из орбит. – Каким трусом был бы я, если бы принуждал их к подобному! Я сам должен выбрать свой час.

– И Альморин? – спросил Ламорик.

Герцог напряг шею, вглядываясь вверх – в небеса, где вились черные птицы.

– Как я могу отдать ее в лапы чудовища?

– А вашего сына?

Пальцы старика подергивались, точно лапки краба, в черных локонах его маленькой дочки.

– Ты поступишь так, как должно.

– Да, – согласился Ламорик. Опустив руки, он сделал еще шаг вперед – прочь от товарищей по оружию, почти к самому краю.

Дьюранд опоздал. Никто не смел даже шевельнуться.

– Прости, – тем временем говорил Абраваналь. – Не такую судьбу замышлял я для нас всех.

Ламорик был уже совсем близко.

– Нет, не такую…

– Слишком много смертей.

И тут с ошеломляющей внезапностью Ламорик ударил отца прямо в зубы.

Старик пошатнулся и начал было опрокидываться назад, но Ламорик схватил сестру за волосы и с силой потянул на себя.

– Ах ты, ублюдок! – прорычал он.

Старик бесформенной грудой рухнул на крышу. Для человека столь преклонных лет падение это было чревато не одной сломанной костью.

Дорвен рванулась вперед, а Ламорик вырвал отчаянно визжащую Альмору из рук отца. Он склонился над ним, точно намеревался ударить снова. Вороны пронзительно каркали, носясь над головой.

– Обо мне ты и вовсе не думал, верно? Хотел сдаться? Швырнуть мою сестру на камни – напрочь забыв, что я-то еще жив! Да тут, внизу, тысячи людей, которые клялись и божились бы, что она умерла – если бы Радомор начал спрашивать. Нет же, надо швырнуть ее с крыши! Ты бы погубил нас всех! Всех, рыцарей, давших тебе клятву верности… Как по-твоему, что бы сделал с ними Радомор, когда ворота открылись бы?

Грудь Ламорика бешено вздымалась.

– Ты слишком долго спал, отец!

Он выпрямился, озирая опустошенные лица друзей и родных.

* * *

Когда Ламорик спускался с башни, глаза его пылали безумным огнем. Он прошел мимо Дорвен и Альморы, не бросив на них ни единого взгляда. Стыдится, понял Дьюранд. Девочка посмотрела вслед брату.

Дьюранд присоединился к толпе народа на винтовой лестнице, гадая про себя, что-то станется с Дорвен. В нарисованном воображением будущем, где они наконец освободятся из башни, он уедет в самый дальний край мироздания, Дорвен отринет терзающих ее духов, а Ламорик получит возможность и время понять, на ком он женился.

Шагнув в Расписной Чертог с нижней ступеньки лестницы, Дьюранд обнаружил, что все, кто был там – мужчины, женщины и дети, – смотрят в одну сторону: на него.

Перед ними стоял Ламорик.

К вящему изумлению Дьюранда, из толпы выступил слепой Хагон, взъерошивая белые пряди седых волос.

– Вы вернулись? – спросил он.

– Что это значит? – спросил Ламорик, кладя руку на эфес меча.

Слепец поморщился.

– Меня попросили высказаться за всех остальных. Мы приняли решение.

– Да как вы…

Дьюранд во все глаза смотрел на Хагона, прикидывая, сколько времени смогут несколько рыцарей сдерживать тысячную толпу – даже на узкой винтовой лестнице.

– Лорд Ламорик, герцог Абраваналь. Мы голодаем. Среди нас много больных. И всех нас терзает великий страх. Тут задумаешься.

– Я здесь, – проговорил Ламорик. Отец его ничего не сказал.

Хагон со свистом выпустил воздух через нос.

– Я знаю, ваша светлость. Клянусь Королем и Владыкой Небесным, настали тяжелые дни. Народ Акконеля заперт в ловушке. Мы поклялись стоять за вас и ваш род против всего, что грядет, чего бы нам это ни стоило. Вот и весь сказ.

На лице Ламорика расцвела неподдельная улыбка.

– Владыка Судеб! – выдохнул он.

– Вот и все, – сказал Хагон и повернулся к толпе. Все лица были обращены к нему, суровые и решительные. Кое-кто улыбался или кивал.

Сверкая глазами, Ламорик шагнул вперед и сжал руку изумленного Хагона.

– Вот преданность, неведомая великим этого королевства, и мужество, какому позавидуют даже рыцари!

– У нас тут достаточно лордов и патриархов, чтобы принять клятвы, милорд, – медленно произнес Дьюранд.

– Да! – вскричал Ламорик и поглядел на толпу. – Вы равны любым рыцарям Аттии, и я не успокоюсь, покуда не воздам вам должное! Соберитесь вокруг трона моего отца! Сегодня вы все станете рыцарями Эрреста! И когда мы окончим эту войну, все вы получите замки во владениях герцога Радомора!

* * *

Когда были посвящены в рыцари все мужчины, женщины и мальчишки – рыцари хлопали каждого по плечу ритуальным жестом, – герцог Абраваналь взял сына за руку. Старик держал клинок Островного королевства Гандерика – Меч Правосудия. В миг потрясенного молчания он вложил рукоять в ладонь Ламорика.

– Я не стану носить его, – промолвил Абраваналь. – Если ты откажешься, я выброшу его в озеро. Это меч наших отцов со времен самого Гандерика.

На глаза всех присутствующих навернулись слезы.

* * *

Подбодренные только что принесенными клятвами, оголодавшие рыцари Расписного Чертога – мужчины, женщины, дети – взялись за дело. Они рыскали по дворам в поисках упавших ядер. Они разломали пекарню и амбары, чтобы обнести внутреннюю стену временным ограждением, и установили несколько легких камнеметов, чтобы вести обстрел людей Радомора. Они выгребли из углов и закоулков замка груды зловонной грязи и вывалили ее в залив. Альмора хваталась за все, что привлекало ее внимание в снующей туда-сюда толпе. Девочка с головой ушла в работу, а ее брат поднялся на стены и переходил от башни к башне, буквально собирая замок воедино, пока осадные машины Радомора разносили стены.

И все это время Дьюранд ощущал, как Дорвен теряет связь с действительностью. Ему хотелось схватить Ламорика, встряхнуть, заставить увидеть, что его жена ускользает, тонет. Каждую ночь он говорил ей: «Когда мы вырвемся отсюда, духи оставят тебя в покое». В эти тайные мгновения он прижимал ее к себе, но она слабела, становилась все дальше и дальше. Глаза ее глядели куда-то в пространство, и скоро Дьюранд начал понимать: вывести ее из этого состояния он так же не может, как не может перерезать ей горло. Он проглотил честь, стыд, предательство, говоря себе, что освободить ее сейчас было бы равносильно убийству. Убийством было бы отказываться от ее аромата, касаний, красоты. Дьявольский аргумент – и стыд полыхал на лице молодого рыцаря всякий раз, как Ламорик дружески ему улыбался.

* * *

Он стоял в проходе, отделявшем зал от маленького святилища. Дорвен и Альмора обходили беспокойную толпу с ведерками воды. Дьюранд наконец решился: он отыщет Ламорика и заставит его понять, что Дорвен беспредельно одинока, и ей снятся ужасные сны. Он отойдет в сторону, освобождая место для ее мужа. Он положит конец измене. И объяснит свое решение Дорвен.

Стоило ему войти в зал, как мир будто сдвинулся с места. Дьюранд споткнулся и чуть не упал.

Похоже, больше никто ничего не заметил.

– Почему мне нельзя ее увидеть? – допытывалась Альмора на другом конце зала.

Дьюранд замер, расставив руки, боясь, что от следующего его шага обрушится все здание.

– Ты ведь помогаешь разносить воду, – ответила Дорвен.

– Ну тогда позже. Звездочка – моя лошадка. Ей тоже надо попить.

– Звездочка сейчас занята.

Дьюранд сморгнул: он не мог отделаться от чувства, что с мирозданием случилась какая-то заминка.

А потом где-то за залом глухо бухнул очередной камень, и Дьюранд понял: после бесконечных звонких ударов древние стены зазвучали иной нотой. Каменная раковина, что спасала их всех, в каком-то месте дала трещину. Он поглядел на Дорвен с Альморой, на всех томящихся в этой западне людей и помчался вниз по лестнице к источнику искаженного звука.

Он втиснулся в собравшуюся на ристалище толпу и нашел Ламорика. Все глаза во дворе были обращены на широкую, похожую на застывшую молнию трещину, что змеилась во внешней стене замка высоко над головами. Ударил новый снаряд – и трещины поползли ниже. Воины, что стояли на высокой внешней стеке, торопливо разбегались с сомнительного участка. Еще один камень. Дьюранд так и видел, как люди Радомора загружают камнеметы. Одно-единственное слабое звено способно положить конец всей осаде. Должно быть, командиры Радоморового войска сейчас по всему городу собирали отряды и вели их сюда.

Из поднебесья упал новый камень. Трещина углубилась.

Дьюранд схватил Ламорика за рукав.

– Надо срочно установить какие-нибудь подпорки. Велите солдатам спускаться.

– Спускаться? Нет, Дьюранд! Этого мы хотим меньше всего на свете. – На лице Ламорика сверкнула свирепая улыбка. Он повернулся к толпе. – Скорее! Скорее! Слушайте – и не задавайте вопросов…

Потом они торопливо взялись за дело.

* * *

В яростной суете Дьюранд и капитаны Ламорика расставляли людей по внешним стенам и башням вокруг рушащегося участка – пока камни продолжали бить в то же самое место. Каждый старался, не жалея себя, на одной силе воли – но люди были измотаны. Выводя солдат на открытую лестницу, Дьюранд улучил секунду, чтобы подумать, осталась ли у кого-нибудь в голове хоть капля мозгов, раз они все согласились вести игру, придуманную Ламориком.

Внезапно мироздание заполнилось грохотом и каменным крошевом. Дьюранд с трудом удержался на ногах, а уже через миг из рядов Радомора с диким ревом вырвалась тысяча бойцов. Если силы Ламорика не ответят должным образом – все погибло. Дьюранд выпрыгнул во двор и со всех ног помчался в самое сердце грома.