Текст книги "Пора предательства"

Автор книги: Дэвид Кек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

– Ты снова выходишь из замка ночью, – сказал он.

– Мне так нравились кудри.

– Тебе лучше?

Дьюранд дивился на темное сияние ее глаз. Дорвен засмеялась – на краткий миг – и отвернулась, устремила взгляд на луну.

– Ты собираешься ехать за ним. Тебе не приходило в голову, что это сущее безумие?

Дьюранд облизнул губы.

– Ты спала? У тебя остается время спать? Среди всех этих поисков?

Снова слабый проблеск улыбки – на сей раз не коснувшейся глаз.

– Помнишь, что я говорила о моем брате? Я нашла многих других. Но он еще там. Зов слышен, когда утихают все остальные. – Она мельком глянула в сторону костра. – Изгибается во тьме, Дьюранд.

Дьюранд попытался покачать головой – помешала боль.

– Он не умер?

Теперь Дорвен глядела на запад – обугленный остов святилища.

– Он завис, – она точно стиснула что-то невидимое обеими руками, – в ребристой тьме. Связан. А вокруг – гогочут, насмехаются. Он не может ни бежать, ни улететь. – Она быстро-быстро перевела дыхание. – Вот какой сон о моем брате я видела.

Дьюранд открыл было рот, но заговорил не сразу.

– Дорвен, не все сны – вещие, – наконец произнес он. – Даже эти твои сны. Сейчас тяжелые дни – но они закончатся. Неудивительно, что ты о нем думаешь. Мы все делаем то, что должны. Мы все уладим.

– А мудрые женщины… – Она отвернулась от костра взглянуть на группку женщин, едва различимых за развалинами. – Они говорят, что от меня будет гораздо больше проку тут. Что из безумного путешествия бог весть куда ничего хорошего не получится. Что женщина понимает, какова ее ноша – и принимает ее, понимает, что можно исправить, а что остается только перетерпеть и выстрадать, что можно сохранить, а что мы должны отдать.

– Мы найдем лорда Морина. Утихомирим Радомора. Король, он придет нам на помощь. – Дьюранд крепко сжал ее руку. – Когда все закончится, мы снова сможем думать и дышать.

Дорвен снова посмотрела на него. Изогнувшись, Дьюранд различил женщин, что смотрели на них из-за плит святилища. Некоторые из них сжимали в грязных руках лопаты.

Дорвен склонилась над ним.

– Когда все закончится, – выдохнула она и крепко поцеловала Дьюранда в губы. Безумие – но он ничего на свете не желал так, как эту женщину. Он представлял себе маленький замок где-нибудь далеко-далеко. Замок, в котором он будет хозяином, а Дорвен – его женой. Руки ее скользнули по избитому лицу Дьюранда, лаская и сжимая его.

Горячая слеза упала на шею молодого рыцаря.

У Дорвен перехватило дыхание.

А еще через миг она уже пожелала Хагону удачи – и скрылась.

* * *

Дальше стало хуже. В иные моменты Дьюранд корчился и выгибался дугой на земле от боли – такой же острой, как в когтях Грачей. Он терял сознание и лежал, точно мертвый, а приходил в себя весь в поту, без капли надежды. Хагон держал его борцовским захватом, или выводил на его коже какие-то письмена, или мазал руки и ноги зловонными снадобьями. Знахарство – сущее безумие.

Уже за полночь Дьюранд стал осознавать, что к заунывным песнопениям Хагона примешивается какой-то новый звук – гулкий стук по плитам пола святилища. Тук… Тук… Тук… Сердца молодого рыцаря коснулся могильный хлад – он узнал этот медленный ритм: медный наконечник посоха ударял по камням все ближе и ближе к нему.

Хагон все так же покачивался и бормотал, точно был не только слеп, но и глух. Дьюранд вздрогнул, разобрав среди его бормотания слова:

– Шепотом Странника, что наделяет дорогу силой и вкладывает мироздание в руки сотворенного, соединяю я кость с костью и жилу с жилой.

И словно эти слова возвестили его появление – на плитах перед раненым в порыве холодного ветра появилось новое существо. Высокое, выше виселицы. Черная паломничья шляпа покачивалась в вышине, точно черная луна. Костлявый, переплетенный узлами вен кулак сжимал раздвоенную верхушку посоха.

У Дьюранда оборвалось дыхание.

Великан стояла за плечом Хагона, нависая над ним, но слепец продолжал бормотать, ничего не замечая, даже не вздрогнул. Дьюранд забился было, но в измочаленном теле не хватало уже сил даже пошевелиться. Со скрипом, подобным скрипу старого корабля, великан начал наклоняться над ним, все ниже и ниже. Черная луна качнулась вниз, загораживая от Дьюранда святилище, мироздание, небо. Из-за острых и тонких иголок зубов сочился смрад сточной канавы зимой.

И когда острые, пронзительно-яркие глаза замаячили в дюйме от лица Дьюранда, молодой рыцарь вывалился из мироздания.

* * *

Следующий гость явился, когда небо тронули первые проблески зари. Дьюранд услышал, как шумят крылья, как приземляются пернатые существа. Чуть повернув голову, он сумел разглядеть залитые лунным светом развалины, куда опускались тысячи черных птиц. Они скакали на камнях, перепархивали за кольцом черных стен святилища.

Сперва он подумал о Грачах и их пернатой свите, однако эти птицы были мельче и суетливее. Мельтешащая стая подняла невероятный шум: щебет, чириканье, свист, переливчатые трели, точно весь лес высыпался на улицы города. Скворцы. Как та стая, что сбила Ламорика в Майденсбире.

Дьюранд проклинал мак и эвкалипт, что туманили его разум. Нечто смотрело на него – на всех них. Нечто хотело понять, что это делает Хагон в кругу света от костра.

* * *

– Кажется, все, – с усилием выговорил слепец. – Солнцеоборот завершился.

Дьюранд еще несколько мгновений лежал на холодных камнях. Алое сияние зари било в сомкнутые веки. Он мысленно прощался со всеми ужасами минувшей ночи. Пора испытать работу Хагона на деле. Дьюранд открыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, оттягивая миг, когда надежда встретится с действительностью.

Он приподнялся.

– Отлично. Шевелиться можешь, – промолвил Хагон. Ветер играл светлой соломой его волос. – Не спеши.

Дьюранд подвигал плечом, а потом, морщась и кривясь, перекатился на занемевшие, затекшие ноги. Глубоко вздохнул. Поднял больную руку и попробовал ей пошевелить. Повернул голову и подвигал челюстью. Несколько раз он невольно охал или шипел от боли – но все работало. Он мог двигаться!

Дьюранд со свирепой улыбкой схватил Хагона за плечо.

– Хагон, сэр, я так благодарен! – Он замахал руками, периодически морщась и фыркая от боли. – Правда.

Энергично кивнув – и мгновенно пожалев об этом – Дьюранд двинулся к замку.

– Эй! – окликнул его Хагон. – Оставить беспомощного слепого среди развалин?

26. ЛЕОПАРДА ЗА ХВОСТ

Башня Гандерика казалась обителью призраков, заброшенной и опустевшей. Собираясь в путь, Дьюранд слышал лишь стоны раненых. Гермунд обозвал его полоумным и пожелал удачи. Кирен не смог покинуть поста в городе, где еще кипели бои. И среди спящих тел в залах и коридорах Дьюранд не видел никого, даже отдаленно похожего на Дорвен.

Скатав свои немногочисленные пожитки, он вышел во двор, где уже грыз удила Бледный, вскочил в седло и поскакал вперед, надеясь, что одинокий всадник – весь разбитый, но преисполненный решимости – сможет догнать армию. Голова у него все еще кружилась.

Наконец он домчался до двух стоящих друг напротив друга мраморных зубьев, означавших границу. Впереди расстилались холмистые земли Ирлака, позади – негостеприимный Уорренс. Едва ли между Дьюрандом и Расписным Чертогом сейчас нашелся бы хоть единый воин. Если Дьюранд не сумеет догнать Ламорика и уговорить его возвращаться, войску Гирета конец – а вместе с ним и всему герцогству.

Дьюранд сделал большой глоток из кожаной фляги, которую вручил ему на прощание Хагон, – кларет с целебными травами – и пришпорил Бледного. Тот так рванулся вперед, что Дьюранд заскрипел зубами от боли.

Едва вороной жеребец ступил на землю Ирлака, мироздание содрогнулось. Конь прянул в сторону, осадил, и Дьюранд прильнул к его шее, чтобы удержаться в седле. Над головой загромыхали протяжные раскаты грома. Небо словно бы свернулось, затянулось клубящейся пеленой.

– Прах побери! – пробормотал Дьюранд. Низкие тучи все сгущались, сплетались, изгоняя из мироздания свет.

Сжав уздечку своего скакуна, молодой рыцарь наблюдал, как Ирлак окутывают преждевременные сумерки.

– Давай! – сказал он коню, и они поскакали вперед.

* * *

В следующий раз Дьюранд основательно приложился к фляге, когда с неба обрушились тяжелые полотнища дождя. Коню стало трудно скакать – копыта на каждом шагу вязли в липкой грязи. Дьюранд чувствовал – кости у него долго не протянут. Он аж зарычал от злости.

– Ночь среди бела дня! – И вытер лицо, стараясь не обращать внимания на то, как трясутся руки. – Подбавим-ка ходу!

Он погнал Бледного на юго-восток по размокшим, превратившимся в сплошные ручьи дорогам. Обогнул лес, в котором пряталось войско герцога Радомора, и углубился дальше на земли Ирлака. На каждом перекрестке висели железные клетки со зловещим грузом. Бледный мотал головой. Все поля, все строения, мимо которых проезжал Дьюранд, представляли собой сплошное пепелище, дороги почернели от пепла и копоти.

Завидев очередную поскрипывающую клетку, полную трупов, Дьюранд прошипел сквозь зубы:

– И это все, что оставил дьявол Радомор от Ирлака?

Ему снова вспомнились те бесконечно долгие дни в замке Радомора, его невыносимое, полное гнева и ярости молчание.

Очередной груз черных фигур свисал с узловатых сучьев раздутого бука, подножие которого скрывалось за поворотом глубокой колеи. Дьюранд представил себе дымящиеся развалины от самого Монервея до гор – лига за лигой, лишь шипение и шелест дождя. Бледный мерно бил копытами по дороге.

– Он сжег все, совсем все. Эти повешенные – его же собственные пахари. Каким королевством он собирается править?

Однако другой, более расчетливой частью рассудка Дьюранд уже прикидывал, чем Ламорик будет кормить войско. По пепелищу далеко не уйдешь, а времени снаряжать обозы с солониной нет.

Он поморщился, снова увидев на тракте отвратительные останки. Хотя от него до темных силуэтов на дереве было шагов двадцать-тридцать, да еще и дождь стоял стеной, даже отсюда было видно, сколько же на них крови. Дьюранд хотел было пришпорить коня, чтобы тот быстрее скакал мимо места казни, но Бледный внезапно заартачился, остановился, полуобернувшись в колее и настороженно выставив уши в сторону закоченевших трупов на дереве. Теперь даже Дьюранд различал там какие-то шорохи: как будто кто-то скребется.

Поглаживая мускулистую шею Бледного, Дьюранд поднялся в стременах, чтобы получше рассмотреть склон над дорогой и подножие бука. Вокруг дерева сновали низкие тени.

Собаки. Целая свора поджарых псов, слюнявящих и лижущих свисающие ноги трупов. Один здоровенный волкодав бросался передними лапами на толстый ствол.

Дьюранду не понравилась мысль о том, чтобы привлечь внимание оголодавшей своры к живой добыче.

– Пусть себе жрут спокойно, – пробормотал он – и пустил Бледного в объезд дороги по полям.

Однако едва конь вскарабкался на склон над дорогой, псы повели длинными мордами в его сторону, губы их скривились в подобии самых что ни на есть человеческих ухмылок.

Дьюранд застыл в седле над трактом, и в этот миг в поле зрения появился еще один всадник в насквозь мокром синем плаще. По тракту вслед за Дьюрандом шлепал по воде мальчик на ослике. Лицо мальчика было не видно под капюшоном.

Дьюранд и псы заметили путника одновременно. Все головы – собачьи и человеческая – качнулись в ту сторону.

– Сюда! – позвал Дьюранд. – Скорей!

Свора уже рванулась с места. В то самое мгновение, как первый из нападающих псов налетел на ослика, Дьюранд ухватил всадника за руку и вздернул его с дороги.

Чуть не сломав ребра от резкого разворота, он усадил мальчишку на спину Бледного позади себя и погнал коня во весь опор.

Стая зарычала, окружив еще брыкающегося ослика. Скоро сплошной клубок гибких поджарых тел и бешено брыкающихся копыт скрылся во тьме.

* * *

Они мчались галопом столько, сколько Дьюранд был в состоянии выдержать. Походка у Бледного была неровная, дерганая, как у медведя. В конце концов в каком-то вытоптанном поле Дьюранд просто-напросто свалился на шею коня.

Как же больно! Мысли путались, глаза заволокла пелена.

– Дьюранд! – раздался тихий голос незнакомца у него за спиной. Но это был не мальчик, нет – Дорвен. Ее теплое дыхание касалось его шеи.

– Дыши, – прошептала она.

Дьюранд вздрогнул и обернулся. Внезапно он всем – спиной, бедрами, ногами – ощутил прижимающееся к нему женское тело. Дорвен была одета в мужское сюрко, плащ и рубаху. Капли дождя дрожали у нее на щеках. На губах. Что она тут делает?

Впереди меж холмов раздавалось клокотание какого-то из притоков реки Рашс. Дьюранд уцепился за этот звук.

– Туда. Бледному нужна вода.

После следующего подъема взорам их открылась мелкая речушка, сейчас разбухшая от дождя.

Дьюранд как мог сполз с седла и замер на четвереньках, дожидаясь, пока мироздание перестанет качаться.

Дорвен хлопотала вокруг, проворная, точно белка.

Он протянул руку и поймал ее за рукав.

– Зачем? Откуда ты здесь?

– А кто сам рванулся не пойми куда и зачем?

От ее улыбки у Дьюранда перехватило дыхание.

– Ты должна вернуться.

– Я оставила Альмору с мудрыми женщинами. И я непременно должна выяснить, что с моим братом.

– Тебя убьют.

Мироздание наконец перестало вертеться. Дьюранд решил, что глоток холодной воды прояснит мозги. Надо хорошенько подумать. Сверкающая вода бежала меж зеленых тростников. Несколько плоских камней образовывали брод. Дьюранд погрузил сложенные чашей руки в зеркальную гладь, поднес к губам…

– Стой!

Дорвен схватила его за плечи. Дьюранд опрокинулся в ледяную воду.

Сломанные кости взвыли, точно он рухнул на землю с крыши высокого дома. Дьюранд поспешно выскочил на берег.

– Владыка Судеб! – прошипел он.

Дьюранд показывала на заросли тростника выше по течению. Сквозь клубы сверкающего тумана Дьюранд разглядел что-то бледное, вытянутое. Рядом еще. И еще. Видно было, что с одного конца бледный силуэт раздваивается.

– Прах побери!

Дорвен сидела на берегу, поджав колени, обтянутые длинными мужскими чулками.

– Кто-то специально привязал трупы там, в камышах, выше брода.

Дьюранд смотрел, как колышутся под водой руки, похожие на бледных длинных рыб.

– Болиголов дорог, а мертвецы дешевы.

Дорвен не отшатнулась.

– Во владениях моего брата жила одна женщина. У семьи ее мужа был колодец за домом, но ее все равно заставляли ходить по воду в деревню – с добрые пол-лиги. А потом у них опоросилась свинья. Так эта женщина передушила их – одного за другим – и кинула в колодец. Морин велел ее повесить.

Дьюранд перевел взгляд прищуренных глаз с серых трупов на серые небеса впереди.

– Ты должна вернуться. А я должен догнать Ламорика. Должен до исхода дня добраться до реки Рашс.

Нельзя же везти Дорвен в этот кошмар!

Дорвен выпрямилась очень прямо под мокрым синим плащом. Волосы у нее рассыпались длинными прядями.

– Сэр Дьюранд, мы в пяти лигах от города моего мужа. Вы отправите меня назад на Бледном? Или мне идти пешком? Вам же до наступления ночи предстоит преодолеть еще десять лиг.

Дьюранд зажмурился, на миг представив себе, что будет, если он опоздает – и найдет обугленное поле, усеянное телами убитых и втоптанными в грязь знаменами.

– Сплошное безумие.

Нельзя бросать Дорвен – но и оставить Ламорика на произвол судьбы тоже нельзя.

– Не хочу помнить о благоразумии. – Она сидела подле умирающей матери. Повсюду следовала за своим неразумным мужем. Заботилась об Альморе и искала тела Затерянных душ. – Пока еще – не хочу.

Внезапно Бледный встряхнул головой, закатил глаза. На тракте за спиной путников мелькнула длинная тень.

– Владыка Судеб! Они пришли по нашему следу! – воскликнул Дьюранд.

Дорвен проследила его взгляд и невольно разинула рот.

– Но это же просто собаки.

– Слишком много всего. Просто не могу думать. Надо спешить, – сказал Дьюранд.

Он вскочил на коня, подхватил Дорвен с земли, и вместе они пересекли оскверненный брод.

* * *

Время от времени Дьюранд, стремясь выгадать хотя бы шаг-другой, направлял Бледного на какую-нибудь узкую тропку, которой не прошла бы осторожная армия. Отчасти это была та самая страна, по которой Дьюранд когда-то ехал с капитаном Гоулом и герцогом Аильнором – скорее всего та поездка стала для старого Аильнора последней. Теперь же, поникнув в седле, Дьюранд почти ничего не узнавал. Жителей этого края изгнали, дома их сожгли, посевы вытоптали.

Хорошенькое наследство получит король Радомор, если выиграет войну.

Дьюранду не давало покоя вынужденное решение взять Дорвен с собой. Она сошла с ума, что вообще пустилась в такое опасное путешествие, да еще на осле. И никакой мальчишеский наряд ее бы не спас. Но он не мог повернуть обратно – и не было поблизости безопасного места, где бы ее оставить. Придется ей ехать с ним.

Оглядываясь, Дьюранд время от времени видел за спиной мельтешащие тени. Свора шла по следу. Здоровенный пес, весь подобравшись, трусил вниз с гребня холма. Текучие тени двигались на неровном каменистом склоне. Дьюранду больше всего на свете хотелось сказать Дорвен, что он спасет ее, даже ценой гибели всего войска и всего королевства. Хотелось увезти ее в Земли Грез или на далекие острова в Западном море.

Да полно, способен ли он теперь, в таком состоянии, хотя бы мечом владеть.

Дорвен прильнула к его спине. Порой она так крепко сжимала его ребра, что Дьюранд охал от боли – хотя со всех сил старался сдерживаться.

– За армией всегда идут волки, – сказала она. – Так и на Хэллоудауне было. Как чайки за рыбачьей шаландой. Ждут объедков. Мудрые женщины рассказывали.

Твари продолжали красться за ними по склонам холмов. Мчались по обугленным зарослям утесника, обгорелым полям.

– Объедки – это да. Если они привыкли к сочным мясным косточкам, теперь наверняка изрядно оголодали. В эти дни дороги между озером и горами наверняка кишмя кишат бездомными – людьми и животными. – Он попытался улыбнуться. – Толпы народа пытаются добраться до родичей в других краях.

Подняв голову, он вдруг обнаружил, что снова видит собак – но уже впереди. Они кружили вокруг какой-то груды на ближайшем холме, на расстоянии броска камнем.

– Все тащат с собой инструменты, какие-никакие пожитки, – продолжал он. – Принц Эодан и король вконец перегрызлись.

Проезжая мимо собак на холме, Дьюранд разглядел торчащее вверх копыто: там лежала на спине убитая лошадь. Псы терзали ей брюхо. Звенело медью седло.

– Эрресту придется еще долгое время мириться с толпами Обездоленных.

Рядом с лошадью распростерлось еще какое-то тело: судя по клочкам синей шерсти, ее седока. Навряд ли их убили собаки.

– Наверное, они уже нашли его в таком виде, – проговорила Дорвен. Но стоило ей заговорить, вся стая на холме разом задрала морды и с нехорошими усмешками уставилась на Бледного и двух глупцов у него на спине.

Дьюранд дал коню шпоры.

* * *

Над пустошью сгустилась самая настоящая тьма.

Дьюранд скакал, горбясь в седле, а свора мчалась за ними следом.

– Дыши! Дыши! – говорила Дорвен.

Это он еще кое-как мог – но не более того.

Псы мчались ложбинками, стремительным потоком перетекали гребни холмов. И было их много – гораздо больше, чем рыскало вокруг дерева с висельниками. Подгоняя Бледного, Дьюранд видел мастифа с угольно-черной мордой, борзую, дога и боксера – иные отощавшие, поджарые, иные – массивные, точно быки. Походка у всех была какая-то разболтанная, точно сочленения их слабо соединялись меж собой. Дьюранд уже не сомневался: этак и упыри запросто завалят верхового, если им вдруг придет это в голову. Дорвен тем временем углядела и прямые доказательства этому: останки вьючных лошадей, обрывки упряжи и даже валяющийся на обочине железный шлем.

Она прижималась к его спине, покуда Небесное Око, все также скрытое тучами, не померкло окончательно.

– Слышал? – спросила Дорвен.

– Что? – Дьюранд огляделся по сторонам, слыша лишь шум дождя, да топот лап по камням. – Ничего не слышу.

Стая собак вытянулась двумя длинными флангами, готовыми вот-вот сомкнуться вокруг путников. В небесах таял последний свет.

– Дорвен, Владыка Небесный! Надо найти укрытие.

– Они, эти дьяволы, они нашептывают! – стояла на своем Дорвен.

Дьюранд моргнул. И услышал. Шипение – точно волны, накатывающие на каменистый берег. Шепот, ширящийся, наполняющийся жизнью, – он словно разливался впереди перед псами.

– Совсем как грачи, – промолвил Дьюранд. Шепот звучал все громче и громче.

– Я уже почти различаю слова, – проговорила Дорвен.

Дьюранд пришпоривал Бледного, уверенный, что в любую секунду во мраке сверкнут зубы. Длинные тени мелькали меж обгорелого утесника и папоротника, псы легко и стремительно преодолевали каждый подъем, огромными прыжками мчались по обе стороны от путников.

Дьюранд не мог больше этого выносить. Он уже начал думать, не скатиться ли с коня – выиграв для Дорвен несколько драгоценных моментов, пока Бледный не оказался в каком-нибудь узком ущелье, как вдруг Дорвен закричала, показывая на бледный силуэт, выступающий из тьмы на вершине холма:

– Дьюранд! Туда! Колокольня! Святилище!

И они помчались между стен и узких темных переулков к высокой белой башне. Во двор перед ней вели ворота. Почти окруженные стаей, Дьюранд с Дорвен ворвались в эти ворота и ринулись к черной двери в высокой стене святилища. Дьюранд неловко скатился на землю и налег плечом на дверь – но та оказалась открыта настежь: трюк, сыгранный с ним неверным светом. Он кубарем влетел внутрь, и Дорвен за ним.

Они оказались на святой земле, в доме Небесного Владыки. Дорога позади. Спасены!

Но едва Дьюранд успел облегченно вздохнуть, как первый пес уже проскочил в дверь. Дьюранд попятился.

– Дорвен!

В темноте Дьюранд наткнулся на какую-то огромную деревянную балку. Псы нападали со всех сторон, наполняя тьму острыми зубами и вспышками ослепительной боли. В проломы над головой виднелось небо: святилище было разрушено.

А потом балка за спиной у Дьюранда внезапно треснула. Весь груз стропил, распорок и перемычек обрушился на Дьюранда и окружавших его псов – сметая их, погребая их под собой. Он только и успел, что подумать о Дорвен. В следующий миг из тьмы над головой, на секунду вспыхнув, тяжко рухнул какой-то темный, массивный предмет – в волоске от пальцев Дьюранда. Среди развалин прокатился чистый, нестерпимо громкий звон. То был бронзовый колокол.

Звук этот разметал нападающих дьяволов. Он сшибал их с ног, отшвыривал прочь. Шепот их стих.

Шатаясь, Дьюранд приподнялся над обломками балки, но тут же рухнул. Все мышцы сводило от боли. Он хотел найти Дорвен – но даже имени ее произнести не мог.

Кто-то присел рядом.

– Дьюранд, дыши!

Мальчишеский плащ распахнулся, обхватывая их обоих. Дьюранд ощущал тепло тела Дорвен. Вокруг все иконы были перевернутые, белые статуи – обезглавлены.

– О боже. Постарайся вздохнуть! – проговорила Дорвен. – Где там эта Хагонова фляга?

Дьюранд попытался подсунуть руку под себя – нашарить клинок.

Проворные пальцы Дорвен ощупывали его в поисках кожаной фляги, а за стеной святилища уже пронзительно заржал Бледный. Шепот дьявольских псов зазвучал с новой силой.

– Люди Радомора осквернили алтарь, – сказала Дорвен. – Интересно, осталось ли в Ирлаке хоть одно нетронутое святилище. Узы патриархов расползутся по ниточкам. – А все, чтобы облегчить полночное колдовство Грачей. – Дьюранд, дай мне твой меч.

Дьюранд жалко оскалил щербатые зубы.

В дверях раздался стук. Вороной жеребец Дьюранда ввалился в святилище. Псы кружили во дворе, с каждым кругом подбираясь все ближе и ближе.

Теперь безумные слова шелестящего хора были уже вполне отчетливы.

– За пустым Чертогом Небесным Владычица Небес умолкла, Владыка ее ушел в созданное им мироздание, она же осталась одна. Она почти смягчилась, но тут к ней пробрался гонец из ее народа, вырвался из запредельной тьмы: то Ведьма, оголодавшая без малых душ, исчезнувших ныне. «Куда они ушли, сестрица?» – хныкала Ведьма.

– «Книга Лун», – в изумлении прохрипел Дьюранд. Это была легенда из начала мира: Небесная Королева предаст своего Короля. Ее рассказывали редко.

– Устами псов… – проговорила Дорвен.

Здоровенный мастиф переступил порог святилища и замер на миг, с ухмылкой озирая разрушенные стены. Воздух наполнила резкая вонь. За ним в святилище юркнула еще одна собака, за ней другая. Двигались они вихлястой походкой марионеток.

– «Куда они ушли, сестрица – малые души, яркие души? – прошелестел шепот. – Без них тьма так тускла. Я хочу увидеть их еще хоть разок. Куда они ушли?»

Так говорила Ведьма, выведывая тайну у одинокой Королевы Небесной, тоскующей по ушедшему жить в мироздание Королю.

Дорвен подобрала с пола обугленную деревяшку, готовясь сражаться ею, как дубинкой, с псами, которые посмеют первыми на них напасть. Но шансов отбиться не было никаких – псов было слишком много, а Дьюранд беспомощно лежал на спине.

Глаза Дьюранда остановились на колоколе, а вокруг уже вились новые строки из «Книги Лун»:

– …пришел вдохнуть новый день.

Дьюранд старался привести мысли в порядок.

Шепот ухмыляющихся псов дребезжал под сводами черепа.

– «Это его греза. Его Творение. Его мироздание. Игрушка, что отняла его у нас, твоего Короля, твоего супруга». – Такими словами Ведьма вошла в доверие Королевы Небесной. – «Он ушел с малыми душами, оставив нас во тьме. О, Королева, молю тебя, скажи мне – куда они ушли?»

Ведьма охотилась за душами. Она привела в мироздание смерть и коварного сына Создателя – сына Утра.

– И Небесная Королева познала ревность. Она повернулась к Ведьме, Пожирательнице, и открыла ей мироздание.

– «Так вот куда он увел их? Что ж, мне согреет сердце возможность увидеть их вновь», – промолвила Ведьма и улыбнулась.

Он не позволит собакам их загрызть. Для начала Дьюранд вытащил из-за пояса старый кинжал и – в ту секунду, когда твари уже изготовились к прыжку, – зазвенел медью рукояти.

Пронзительный гул бронзы заставил тварей отшатнуться. И хотя отпрянули они лишь на несколько шагов, Дьюранд воспользовался даже этим крохотным шансом. Тварям не по вкусу звуки колокола. Не обращая внимания на острую боль в сломанных ребрах и плече, он вскочил на ноги. Дорвен не погибнет здесь, пока он валяется на спине! В глазах у него вспыхивали зарницы, но он оторвал от земли старый колокол и швырнул его прямо в стаю ухмыляющихся демонов.

К тому времени, как колокол закончил издавать бешеные трели и переливы, рассыпаясь каскадами нот, демонов во дворе простыл и след.

* * *

В темном разоренном здании Дьюранд и Дорвен припали друг к другу. Дьюранд обнаружил, что может прогнать мглу из головы, стягивая рубаху и чулки Дорвен, вминая ее в пол разрушенного храма.

Он не хотел отпускать ее. Не хотел, чтобы мироздание сдвинулось ни на единый миг.

* * *

Скоро, слишком скоро шепот возобновился. Дорвен и Дьюранд бежали в ночь. Бледный волок за собой старый колокол, примотанный к седлу обрывком веревки. Судя по всему, скрежета камней и бултыханья язычка колокола было достаточно, чтобы производить священный шум, отпугивающий псов, – хотя они и не отстали совсем. Лишь шепот Дорвен еще поддерживал Дьюранда, не давал ему рухнуть с коня.

Где-то в темноте ночи он ощутил, как клубится вокруг туманная стылость реки Рашс. Дорвен пыталась придумать какой-нибудь способ устроить так, чтобы колокол звонил, а они оба могли бы вздремнуть – однако оставалось лишь двигаться дальше.

– Мы справимся. Когда-нибудь мы еще посмеемся, вспоминая, как нам туго пришлось. И тогда мы будем вместе. И Морин с нами, – говорила Дорвен.

– Наверняка, – вторил ей Дьюранд.

Они волокли колокол всю ночь – волокли и когда настал день. Затем дребезжание стало тише, а псы снова подобрались ближе. Но вдали, там, где стены долины сужались вокруг самой реки, на другом берегу показался великий город Пенсеваль.

Дьюранду требовались все силы, чтобы просто сидеть в седле. Он покачнулся – кожа седла скрипнула под пальцами. Упади он только – им обоим конец.

– В Пенсевале находится знаменитый источник, – бормотала Дорвен у него над ухом. – Родник Девы Весны. И десять храмов. Мой отец возил нас туда перед тем, как мама заболела. Стены баронового замка были алыми, как кровь петуха. Говорили, будто бы замок этот простоял две тысячи зим.

Теперь все эти крепости и храмы лежали в развалинах.

Бледный тяжело протопал через мост к груде обломков, что возвышалась над Рашс, точно череда сломанных зубов. Дьюранд решил, что ему лучше слезть. Конь долго не протянет; может, им удастся добраться дальше, если в седле будет только один седок.

– И не думай, – возразила Дорвен, непостижимым образом угадавшая его мысли. – Ты и так подергиваешься, точно спящий пес. Если ты слезешь, я дальше и шагу не проеду.

Тучи над головой потускнели, перестали отливать оловом, превратились в блеклый свинец, затем потемнели. Шепот псов слабо прорывался над скрежетанием старого колокола, поджарые тени вновь мелькали среди терновника и высоких трав у реки.

– Ты маленькая спорщица, – заявил Дьюранд.

В первый раз за много часов он обернулся и поглядел Дорвен в лицо. Она сильно осунулась, стала бледнее льда, но для него все равно оставалась ослепительно прекрасной.

Дорвен подняла руку и смахнула что-то с лица возлюбленного.

– Мы с тобой два сапога пара.

Шепот псов набирал силу. Сами они держались уже так близко, что он не сомневался: они просто-напросто играют с добычей, развлекаются, глядя на заведомо обреченные попытки сбежать.

– Пожалуй что эти строчки и поднадоесть могут, – промолвила Дорвен в сгущающейся полумгле. Голос ее звучал опустошенно, устало. – Прямо вот не понимаю, как Небесная Владычица позволяет этим тварям их произносить. Навряд ли ей нравится слушать, как эту старую историю пересказывают снова и снова. Оживить ее промах, который впустил Ведьму в мироздание. Она, небось, злится. Сама не своя от ярости. Хотя, возможно, она добровольно страдает – от стыда за то древнее предательство.

– Да может, она и не слышит? – предположил Дьюранд.

Дорвен рассмеялась. Дыхание ее обдало теплом ухо Дьюранда.

– Тогда это многое объясняет. Король Небесный – безмолвный, немой. И его дражайшая Королева – глухая. И чего только ради мы молимся?

Дьюранд ничего не ответил. Они огибали широкий круглый уступ, что теснил дорогу к реке.

– Бледный вот-вот упадет и колокол умолкнет, – проговорил Дьюранд. – А демоны молчать не станут. Может, нам стоит сразу идти в воду? Поплывем, точно леди Майденсбир. – И уж наверняка оба утонут, тут и думать нечего. – Мимо Ферангора – к морю. Я жалеть не стану, что оставил Акконель.

– Замок моего отца стоит на море, – прошептала Дорвен.

Глаза у Дьюранда защипало.

– Милая, я бы весь мир отдал, лишь бы увидеть тебя подальше от…

Бледный с трудом сделал еще шаг вперед. И за скальным выступом открылась долина: узкая, с отвесными стенами, почти на пятьдесят фатомов над руслом реки.