Текст книги "Король Пинч"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

В ночь цвета прокипяченного вина из каждой щели в деревянной обшивке раскачивающейся гостиницы валил густой дым. Когда мужчины, сутулясь, протискивались через дверь, Терин отвлек последнюю пару заманчивым звоном игральных костей. Если гвардейцы ожидали честной игры, у них не было ни единого шанса; Гур был шулером с запрещенными для игры костями. Тихий уголок в сарае и несколько часов работы сделали их беднее, но, вероятно, не мудрее.

Все стулья внутри были заняты, скамейки переполнены солдатами. В маленьком общем зале было мало места для эскадрона солдат, но трактирщику удалось втиснуть туда еще нескольких посетителей. Невообразимо, но для трех жуликов нашелся еще один столик. Он едва помещался в углу задней части, что было вполне по вкусу Пинчу.

– Кислое пиво – это все, что осталось, – сказал хозяин, скорее защищаясь, чем извиняясь. Худощавый мужчина поставил на стол котел с варевом – маленькое оловянное создание на ножках. На ужин оставались только холодные остатки и черствый хлеб.

Пока они ели, старший мошенник   блуждал своим взглядом, пытаясь заметить перед собой хотя бы скудную добычу. Поскольку ему наскучило изучать гвардейцев, чьи жизни не располагали к воображению, Пинч сосредоточился на не-Анхапурцах в зале, занимавшем целых два стола. По тому, как они расселись – один стол у двери, другой у камина, – было ясно, что две группы путешествовали порознь. Тех, что были у двери, Пинч уже видел, когда они приехали. Другая группа могла прибыть только тогда, когда он ставил в стойло своего скакуна.

В конце концов, было полезно изучить других гостей. Если кто-то из них был богат, всегда можно было бы получить прибыль, посетив их комнаты до рассвета.

Двое мужчин, сидевших у двери, были одеты в поношенную дорожную одежду, излюбленную мастерами караванной торговли. Длинные плащи для верховой езды, пропитанные овечьим жиром, теплые камзолы, окрашенные высохшими солями пота, и сапоги с толстыми подошвами, заляпанные желтой грязью. Практичная одежда для практичных мужчин без явного тщеславия, которое отметило бы их как хороших кроликов, которых можно поймать в ловушку.

Сами мужчины были такими же крепкими, как и их одежда. Первого, который всегда присматривал за дверью, Пинч окрестил Быком. Он был огромен, с животом, который выпирал из-под камзола и вздрагивал при любом движении его тела. Однако дрожащая плоть плохо скрывала массивные мускулы мужчины. Каждый раз, когда он тянулся к каплуну, который лежал на столе между двумя мужчинами, его раздутые бицепсы грозили разорвать швы его камзола. Хотя его лицо было чисто выбрито, оно было почти скрыто буйной массой волос, которые свисали клочьями и колтунами.

Другого мужчину Пинч быстро окрестил Копьем – итак, они были Быком и Копьем. Копье был не более стройным, чем Терин, хотя из-за бритой головы он казался еще тоньше. Что действительно отличало его, так это то, что каждое движение было резким ударом, использующим минимум усилий для максимального выигрыша. Копье не разрывал каплуна, он отделял от него отборное мясо с самодовольной легкостью.

Однако не их одежда или тела вызвали настороженность у мошенника. В них было что-то такое, что мог распознать только тот, кто занимался этим ремеслом, хорошо это или плохо. То, как один всегда смотрел на дверь, в то время как другой незаметно осматривал комнату; то, как ни один из них не использовал обе руки сразу; то, как они держались на своих стульях.

– Мэйв, Спрайт, – прошептал Пинч, небрежно откусывая кусок хлеба, – эти двое, что вы о них думаете? Всадники Ада?

Халфлинг притворно потянулся, откинувшись назад, чтобы получше рассмотреть их. – Переодеться и зайти так далеко? Маловероятно.

Мэйв поставила свой бокал. – Всадники Ада – злые люди, Пинч, но я никогда не слышала, чтобы они преследовали кого-то на дорогах.

– Может быть, и нет. Мошенник погладил край своей кружки. – Ты можешь прочитать их, Мэйв?

– Здесь? Со всеми этими людьми?

Ее лидер кивнул.

Волшебница раздраженно закатила глаза. – Неразумно использовать силы, когда тебя могут поймать.

– Мэйв, ты знаешь, что не сделаешь этого. Ты слишком хороша, – польстил Пинч.

Женщина хмыкнула, но уже добывала нужный ей материал. Пинч и Спрайт придвинули свои стулья поближе, чтобы заслонить ее от остальных. Мистические слова были произнесены нараспев, шепотом, жесты – мельчайшими штрихами в воздухе. Сторонний наблюдатель подумал бы, что она не более чем человек, отвлеченный своими собственными внутренними мечтами.

Не глядя на них, Мэйв перевела свой немигающий взгляд на двух мужчин. Пинч знал, что это была самая рискованная часть процесса. Незнакомец, пялящийся на тебя так, как это делала Мэйв, всегда был поводом для драки. Когда, наконец, она моргнула, Пинч был так же счастлив, что никто этого не заметил.

– Ты прав насчет них, Пинч. Они в торговле и не слишком счастливы сегодня, вечером. Мэйв улыбнулась, возвращаясь к своему ужину. – Гот их взвинтил, их нервы напряжены, учитывая, что комната полна наших симпатичных эскортов. Не знаю, что они о нас думают, но они положили глаз на другую здешнюю компанию. Больше ничего, кроме нескольких ужасных мыслей, которые я не стану высказывать публично.

Спрайт хихикнул. – Это они не о тебе ли  сейчас, не так ли? Или ты просто надеешься?

Мэйв отвернулась от халфлинга, тряхнув своими сальными, немытыми волосами.

– Не болтай, Спрайт-Хилс, – пророкотал Пинч. – Ты и сам не слишком благоухаешь.

– Мэйв, не обращай внимания на эту неблагодарность. Те, кто имеют значение, знают твои качества. Пинч успокаивающе положил руку на плечо Мэйв. – А теперь, дорогая Мэйв, не могла бы ты прочитать мне другой стол?

Надув губы, Мэйв на мгновение перевела свой пустой взгляд на Пинча, но была остановлена свирепостью его взгляда, затененной изгибом его нежной улыбки.

– Другой столик, Мэйв, – приказал он.

Женщина-ведьма вздохнула и перевела взгляд туда, куда он кивнул.

Тем временем старый плут изучал их цель. Это был маленький столик у камина, за которым сидел одинокий путник, достаточно необычный в сельской местности, где мало кто путешествовал в одиночку. И, что было не в последнюю очередь важно, потому что путешественницей была женщина – не то чтобы неслыханная, но просто гораздо более примечательная. Гостиница находилась в стране между землями, в районе, недоступном для любого, кто мог бы претендовать на него, и поэтому на него претендовали разбойники с большой дороги и звери с дурной славой. Одинокий путник, попавший в эту пустоту, становился добычей любого более сильного опустошителя.

– «Следовательно», – рассуждал Пинч, – «эта одинокая женщина не является слабой, но, возможно, глупой».

– Она что-то произносит за ужином, или молится, – озадачилась Мэйв.

– За какую церковь? И какое у нее дело?

Волшебница уставилась на него, как сова, прежде чем со вздохом сдаться. – А ничего хорошего, мастер Пинч. У нее очень сильный ум. Единственное, что я получила, так это изображение ее жареного цыпленка и благодарность какой-то безликой силе. Она видит ее, как светящийся шар, вот как.

– Похоже на то, что ты знаешь, Спрайт?

Понимание странных фактов маленьким халфлингом было удивительным источником ответов. Если он действительно знал, это был бы не первый раз, когда он вспоминал бесполезные вещи к их обоюдной пользе. На этот раз Спрайт-Хилс пожал плечами. – Может существовать любое количество ничтожных солнечных богов, не говоря уже о таких больших, как Маск или Безликие.

Пинч наклонился вперед и посмотрел на женщину с притворным безразличием. – А не насчет того храма, где мы были? – тихо спросил он.

– Нет, нет, – ответила Мэйв. – Испугался, Пинч? Вероятно, она просто какая-нибудь странствующая монахиня, вознамерившаяся совершать добрые дела на дороге.

Человек раздраженно стукнул кружкой по столу. – Она нечто большее, чем это.

– Он прав, ты, мерзкий маленький эльф, Спрайт, – возликовала Мэйв. – Она круче, чем какая-нибудь дворянская шлюха.

– Что еще ты можешь сделать, Мэйв?

Пинчу ответили покорным падением активности. – Больше ничего, дорогой. Все заклинание  израсходованы.

Спрайт, пытаясь вернуть себе расположение пары, предложил: – Я мог бы щипнуть ее, посмотрим, что мы узнаем.

Ее одежда была заурядной, прочной, пыльной и унылой – признак того, что у нее много ума, но мало денег. Пинч покачал головой. – Я этого не одобряю, халфлинг. Не стоит того, чтобы тебя поймали. Ты что, забыл правила? Никогда не ставь свою монету на тощую лошадь или...

– ... твой нож к пустой затычке, – закончил Спрайт. – Я знаю старые правила. Я просто подумал, что это поможет.

– Разве вы двое не просто пара. Беспокоитесь, что за вами охотятся, и беспокоитесь, что вас поймают, когда мы здесь, где нет никого и ничего! У нас и так немало забот с вашим лордом Клидисом и всеми его солдатами, или вам двоим нужно что-то еще искать? Мэйв набросилась на них со своими словами, а затем подкрепила свою тираду крепким напитком. – Только одна ночь в приличном месте для сна, и все, что вы, пара, делаете, это вглядываетесь в каждого незнакомца и угадываете, кто из них собирается выпотрошить вас. Я говорю вам – вам, Спрайт-Хилс, и тебе, Мастер Пинч, – просто перестаньте заглядывать под простыни и пейте!

Оба мужчины, человек и халфлинг, удивленно уставились на нее, сбитые с толку ее вспышкой. Они посмотрели на нее; они посмотрели друг на друга. Они ничего не могли сделать, кроме, как взять свои кружки и пить, пока ничего не осталось.

Они пили до тех пор, пока Терин не появился снова с кошельком, полным дополнительных монет, и рассказами о том, как он бросал кости, чтобы обеспечить себе выигрыш. Они выпили еще немного за удачу Терина, как, будто у Леди был хоть какой-то шанс повлиять на игральные кости Гура. Они пили до тех пор, пока Спрайт не проскользнул под стол, и хозяин гостиницы не стал закрывать пивную. На всякий случай они взяли наверх лишнюю шкуру, неся ее с большей осторожностью, чем Спрайт-Хилса, у которого было бессознательное состояние мешка с картошкой.

Когда охранники разбудили их перед слишком ранним рассветом, четверо, пошатываясь, спустились по лестнице, их головы были как хорошая горчица. Они побледнели при виде хлеба, намазанного беконным жиром, и поспешили наружу, чтобы глотнуть свежего фермерского воздуха. Это принесло мало пользы, разве что напомнило им о том, какими несчастными они себя чувствовали. Дрожа от слабости, они натянули удила, оседлали своих лошадей и неохотно уселись для дневной поездки. Даже, несмотря на все это, даже, несмотря на то, что его глаза так и не смогли полностью сфокусироваться, а голова не переставала пульсировать, Пинч заметил, что вчерашние гости – Бык, Копье и женщина – уже уехали. Он задавался вопросом – отправились ли они каждый своим путем. Женщина не имела значения, поскольку она вряд ли увидит их снова.

Когда все было готово, отряд численностью в двадцать человек, покачиваясь на своих свежих лошадях, двинулся по желтой грязной дороге, пока не заполонил небольшую тропу. Окруженная старым кустарником, который играл роль отца для зарослей пышной ежевики, группа отправилась в дневной переезд. Было ли это по приказу командира или просто по злой случайности, тропа была тряской и крутой, поднималась и опускалась по оврагам и руслам рек. Каждый подскок напоминал Пинчу о том, каким несчастным он себя чувствовал.

– Тебе не интересно, куда делась та жрица? – спросил Спрайт с жизнерадостностью, которая соответствовала его имени. Из них четверых, только халфлинг каким-то образом  был единственным, кого не беспокоило похмелье; вероятно, это было как-то связано с печенью коротышки, скорее всего, это была чистая губка. – Как ты думаешь, Пинч, в какую сторону? – нажимал он, хотя прекрасно знал, что остальные едва ли могут сосредоточиться.

Пинч попытался изобразить свой самый свирепый взгляд, который сейчас больше походил на болезненный прищур. – Кто я тебе – лесник? Кто знает в этой грязной пустоши? А теперь заткнись, пока я тебя не ударил! Повышающийся тон его собственного голоса заставил мошенника вздрогнуть.

Хихикая, Спрайт-Хилс хлестнул пони, которого они делили с Мэйв, отъехав в безопасное место, вне досягаемости Пинча.

Поездка продолжалась, холодная, мокрая, унылая и ноющая, все утро и далеко за полдень. В одном месте, где тропа проходила по просеке, увитой безлистными вязами и мертво-серыми виноградными лозами, что-то по-звериному кашлянуло, и мертвые зимой ветви зашелестели. Отряду пришлось остановиться, пока группа несчастных солдат медленно обходила это место с флангов и обследовала кусты. Это ничего не дало, но задержало их на час, в течение которого никто не смел расслабиться.

Возможно, именно эта ложная тревога заставила их чуть не ввязаться в драку. Капитан передал командование сержанту, когда ехал рядом с Лордом Клидисом, чтобы выслужиться. Сержант, в свою очередь, был слишком занят своими подручными, чтобы заметить, что дозорные были уже не так далеко и весь отряд сбился в одну маленькую кучку. Это был плохой способ движения, когда один огненный шар мог уничтожить их всех.

Таким образом, в дозоре никого не было, кто мог бы крикнуть «Берегись!», когда солдаты вывалились из-за поворота прямо в гущу сражения. Прямо там, где тропа выходила на берег наполовину замерзшей реки, кольцо из восьми забрызганных грязью мужчин – а затем в мгновение ока,  только семерых – неуклюже преследовало единственного противника. Вооруженные топорами, баграми и цепами, семеро человек бросились в атаку с неуклюжей сутулостью крестьян. Только один сражался с каким-то изяществом, настолько сильным, что Пинчу не потребовалось много времени, чтобы узнать Копье. Опознав фехтовальщика, Пинч легко нашел Быка.

Солдаты оказались сверху, прежде чем обе стороны успели это заметить, и передний всадник разделил неровный боевой порядок, налетев сзади. Расстояние было на руку пехотинцам. Дикий вопль сорвался с губ ближайшего из них, и, прежде чем всадник успел бросить свое бесполезное копье, человек с большой секирой замахнулся на него. Клинок вонзился в шею лошади, животное встало на дыбы и лягнулось, и в рядах воцарилось неуправляемое замешательство. Теснота узкой дороги препятствовала любому маневру. Первого человека сбросило с лошади, и охваченное паникой животное развернулось, чтобы галопом помчаться обратно по дороге. Почти сразу же лошадь врезалась в переднюю шеренгу отряда, которая не успела расступиться. Еще двое стражников и лошадь упали, в то время как кровожадный боевой клич потряс сухую листву леса. Разбойники-крестьяне, поскольку их пестрая одежда выдавала их сущность, набросились на упавшего всадника, широкие клинки по-зимнему блеснули на солнце.

Со своими огромными секирами, поднятыми над плечами, как дубины, двое пехотинцев бросились в ломаную линию, создавая еще большую неразбериху перед собой. Сержант выкрикивал приказы, капитан кричал, Клидис кричал, умирающие люди и лошади кричали все одновременно и все вразнобой. Количество двадцати всадников уже сократились почти на четверть, и они никак не могли переломить ситуацию. В их задних рядах возникла паника, когда передние врезались в задних, отчаянно пытаясь убежать от орд смертоносных людей, напавших на них.

Не менее отчаявшийся Пинч попытался вырваться на своей лошади из общей массы, погнав ее к лесу, когда воющий, измазанный грязью бандит вылетел из чащи прямо перед ним. С пронзительным ржанием лошадь встала на дыбы. Когда мошенник  отлетел назад, он услышал хлопающий треск, когда копыто ударило нападавшего по черепу.

Взбитая грязь смягчила приземление Пинча, так что он задержал дыхание, но у него едва хватило времени соскользнуть с пути скачущего солдата. С трудом поднявшись, Пинч был немедленно сбит с ног атакующим боком другой лошади.

– ХУАААА! – взвизгнул разбойник, прыгнув вперед, чтобы оседлать упавшего мошенника, одновременно размахивая топором над его головой.

– «Я спасен! Я мертв!» Пинч не мог сказать, каким он был, пока топор не вспорол живот проезжавшему мимо всаднику. В то время как бандит дернулся, чтобы высвободить свое оружие, мошенник схватил рукоятку своего грязного кинжала и без колебаний вонзил его вверх в мягкую щель на животе плохо сидящего  доспеха бандита. Человек с широко раскрытыми глазами и бородатой отвисшей челюстью, плюющийся кровью, завизжал от ужаса, пока вес все еще находящегося на крючке всадника не перевернул его.

Для Пинча этого было достаточно. Сжав кинжал в руке, он вслепую пробирался сквозь кровь и слизь в поисках безопасности, уворачиваясь от молотящих копыт умирающих лошадей, наступая на мягкие предметы, о которых он не хотел ничего знать. Он не был солдатом, привыкшим к битвам, и не был готов стать им, но каждый раз, когда один из грязных головорезов оказывался перед ним, вор набрасывался на него. Он наносил удары со всем зловещим мастерством своего боя на ножах, его гнев и ярость росли с каждым ударом. – Забери тебя, Кайрик, тебя, мерзкий ублюдок! Пусть они поиграют в крючки с твоим черепом в Аиде! Он хлестал бранью так же злобно, как и своим ножом.

На пике своей ярости Пинч рухнул в реку и провалился сквозь тонкий лед. Стремительная вода доходила ему до бедер, выжигая из него безумие, но не убийственную страсть. Слепота, которая одушевляла его, исчезла, и он снова мог видеть всю битву целиком. Солдаты, наконец-то оправившиеся от первоначальной паники, атаковали ровным строем, гарцуя на лошадях по поверженным телам. Теперь настала очередь бандитов паниковать, их прежняя дисциплина была обманом, разоблаченным конфликтом желания награбить и страхом смерти. Через несколько мгновений вся компания сорвалась с места и побежала.

Визг на берегу привлек внимание Пинча к его причине. Одинокая путешественница, которая, как он знал, была жрицей,  лежала, распростершись на прибрежной гальке, к ее плечу было приставлено лезвие Копья. Позади нее неуклюже поднялся Бык с огромным зазубренным куском льда, занесенным над ее головой, готовый нанести смертельный удар.

Если бы он был менее пассивен или у него было бы больше времени для размышлений, Пинч, несомненно, действовал бы по-другому, ставя свои личные интересы превыше всего. Вместо этого, вопреки всему своему здравому смыслу, он отреагировал. Его длинный кинжал вылетел из руки и со щелчком вонзился в горло Быка. Хрипя раздробленной трахеей, объятый жиром гигант дернулся вверх и назад, пока вес ледяной глыбы, которую он все еще держал над головой, не отбросил его назад. Сделав два неуверенных шага, он преодолел замерзший берег реки и рухнул в быстротекущую воду. Поток забурлил, засасывая барахтающегося человека.

Копье вытаращил глаза от удивления, что было еще большей его ошибкой. Хотя путешественница и был уколота, она не была повержена. Пока Копье висел в нерешительности между женщиной и угрожающе медленным продвижением Пинча, он опоздал. Жезл в ее руке взметнулся, переломив его колено. Нога Копья вывернулась под неестественным углом, и, он, лишившись опоры,  откатился в сторону. Она ударила снова, вонзив железо в его мягкий живот достаточно сильно, чтобы изменить его траекторию. Копье с ужасным треском ударился об обледеневшие камни, дернулся и больше не двигался.

Замерзший, потный и тяжело дышащий Пинч, спотыкаясь, пробрался по льду к женщине. Мокрым ботинком он толкнул Копье; тело почти полностью перевернулось, прежде чем оно изогнулось, а вместе с ним и голова.

– Пусть Келимвор дарует ему быстрое правосудие, – нараспев произнесла женщина, медленно поднимаясь на ноги. Струйка крови текла по ее руке, другая полоска крови была на ее лице.

– Больше беспокойства, чем он заслуживал, – прорычал Пинч. Вспомнив, где они находятся, он огляделся в поисках новых нападавших, но битва была почти выиграна. Бандиты сломались и глупо бежали, и теперь они оказались беспомощной добычей более быстрых всадников. Здесь, в местности между землями, на которые претендовали такие бандиты, как эти, люди Клидиса не проявляли милосердия. Они сами были законом, и у них были друзья, за которых можно было отомстить.

– Я Лисса из Храма Повелителя Утра в Эльтуреле. Я думаю, было бы правильно сказать, что вы спасли мне жизнь.

При упоминании ее храма Пинч почувствовал, как в его животе поднимается паранойя. Могла быть только одна причина, по которой жрица Латандера оказалась так далеко на юге, на этой конкретной тропе. Она, должно быть, ищет воров, осквернивших ее храм. – Конечно, было бы приятно встретиться с вами при лучших обстоятельствах.

Пинч сделал паузу, чтобы перевести дыхание и обдумать, что сказать дальше. Конечно, «Пинч» было неподходящим именем для использования в такой момент, как этот. Были все шансы, что она знакома с криминальными элементами Эльтуреля. Наконец, он изобразил свою самую отважную улыбку и, ведя ее, обратно, к тропе, сказал то, что, как он думал, никогда, никому не скажет открыто. – Я – Джанол, подопечный покойного короля Манферика из Анхапура.

– Вот как! На жрицу это произвело впечатление.

– Почему вы путешествуете по такой опасной земле в одиночку? Так Пинч задал вопрос, пока ее мысли все еще были в смятении.

– Я ищу вора, негодяя, который ограбил наш храм, – призналась она.

Пинч мысленно улыбнулся самому себе. Она раскрыла больше, чем следовало, и достаточно, чтобы показать ему ее игру. – Какое низкое злодейство! На этой дороге, ведущей в Анхапур? Они остановились у поваленного бревна, и Пинч начал осматривать ее раны.

Жрица вздрогнула, когда спаситель подтолкнул ее в плечо, чувствуя боль от его прикосновения даже через доспехи, которые были на ней. Видя эффект, Пинч толкнул ее немного сильнее, когда она говорила, но так, чтобы она не пошатнулась.

– Ходили слухи, что вор может сбежать на юг и продать там сокровища. Наш проктор послал нас, по одному на каждую дорогу. Мне достался Анхапур.

Пинч обратил свое внимание на ее голову. По линии роста волос тянулась ссадина, едва ли серьезная, но сильно кровоточащая, как при ранах на голове. – Вы подозреваете нас? Пинч придал этим словам оттенок оскорбленного благородства.

– Конечно, нет, господин, – поспешно заверила Лисса, в то время как мошенник обернул грязную ткань вокруг ее лба.

Перевязывая ее раны, Пинч подумывал о том, чтобы просто убить ее и покончить с этим. Ее мертвое тело здесь было бы не более чем другим, но с ее усыпленными подозрениями это казалось пустой тратой времени. Лучше держать ее поблизости и не информировать, на случай, если она когда-нибудь окажется полезной.

Выбрав подходящую смелую застенчивость, Пинч сказал: – Этого вора, если он в Анхапуре, может быть, будет трудно найти. Если вам понадобится какая-то помощь, дайте мне знать. В конце концов, подопечный короля имеет некоторое влияние.

Лисса слегка покраснела от воображаемой щедрости предложения. – Еще раз благодарю вас, милорд.

– Это ерунда, жрица. Но один последний совет. Никому не говорите того, что вы сказали мне. Пинч прошептал эти слова мягким заговорщическим тоном, когда всадники медленно возвращались. – Действительно, вам не следовало говорить и мне. Лучше всего сохранить это в секрете, чтобы ваша добыча не испугалась.

Жрица зачерпнула пригоршню воды из грязного следа ноги и попыталась смыть кровь со своего лица. – Конечно, вы правы. Я была глупой. Благодарю вас, Лорд Джанол.

– Просто Джанол. Я всего лишь подопечный короля, а не один из его кровей. Так вот, у меня есть подруга по имени Мэйв. Давай посмотрим, сможет ли она должным образом ухаживать за вашими ранами.