Текст книги "Король Пинч"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Уберите священников подальше, – приказал камергер. Капитан кивнул и убежал.

Клидис подошел и положил кончик своей трости на окровавленную руку человека. – Как тебя зовут, дурак?

Возможно, тот был слишком ошеломлен, чтобы понять вопрос; возможно, он был слишком упрям, но не ответил.

Клидис наклонился вперед. Пленник закричал.

Когда крики прекратились, Клидис попробовал снова.

– Сэр Куркулатайн, – был невнятный ответ. Пот и слезы блестели на его лице. – Вассал принца Тродуса.

– Тебя послал принц?

– Нет, мой господин!

– Слишком просто. Клидис снова оперся на трость. – Кто тебя послал? Скажи мне, и все станет проще.

Мужчина едва мог шептать. – Трив. Ходили слухи, что Тродус предложил нам титулы.

– Это результат амбиций, – предостерег Клидис Пинча, который терпеливо сидел на окровавленной скамейке, пока допрос не закончился.

– Это результат плохого планирования.

– Неважно, – пожал плечами Клидис. Он повернулся к капитану стражи, который вернулся со своей миссии. – Этот человек, – Клидис указал на пленника, – является предателем, который напал на законного регента Анхапура. Казните его.

– Будет ли суд, милорд камергер?

Камергер посмотрел на Пинча холодным взглядом стервятника. – Я не вижу необходимости в судебном разбирательстве. А ты?

Мошенник покачал головой и поднялся на ноги. – Нет, совсем нет.

– Присоединяйтесь к нам по пути во дворец, – приказал камергер, и они оба двинулись. – Я сомневаюсь, что сегодня будут еще какие-нибудь нападения.

– Лорд Клидис, смилуйтесь! – взвизгнул пленник. Его крики разносились по безмолвной компании, к которой он собирался присоединиться, пока его эхо не слилось с хором безмолвных призраков, умоляющих о собственном правосудии.

10. Охота на вора

Они прошли через ворота, оставив капитана и его людей убирать оставшиеся, неприличные элементы. Священники, привлеченные криками, столпились на другой стороне, но их вход был заблокирован двумя солдатами, которые небрежно стояли на пути. Никто не собирался враждовать с человеком, который носил эмблему золотой змеи королевского двора.

Если, конечно, они не были из Анхапура.

Среди святых людей произошла потасовка, когда Лисса изо всех сил пыталась прорваться сквозь строй. Ее удерживал один из них – как мог видеть Пинч –  пузатый слуга Бога Гонда. Она боролась с убежденностью в моральной чистоте, но прагматизм обхвата был на его стороне. Она быстро застряла.

Было интересно наблюдать за реакцией остальной части небольшой группы – так редко такое разнообразное собрание конфессий собиралось вместе. Верный слуга Гонда, прагматичный Чудотворец, говорил: – Таков результат предательства, – удерживая Лиссу. Человек Бога Торма, защитника справедливости, почти заглушил его криком, – нет, – и требованием представить доказательства преступлений убийцы. Огмаиты и Денирийцы спокойно наблюдали; наблюдать и отмечать было тем, чего требовали от них их повелители. Жрецы бога песни воспользовались моментом, чтобы начать панихиду в золотых тонах. Сзади облаченный в доспехи жрец Темпуса наблюдал за происходящим с мрачным одобрением, довольный тем, что победа и поражение были должным образом вознаграждены.

Пинч мог представить себе жрецов темных богов – падшего Кайрика, скрежещущего Талоса и холодного Ловиатара – улыбающихся самим себе в углах, где тени становились стенами. Нежеланные среди стражей некрополя, тем не менее, они все были там. Скрытые храмы Анхапура всегда были рядом.

Клидис просто отмахнулся от внимания священников. Телохранители образовали проход, их мечи образовали, ограждение из вороненой стали. Учитывая решительное пренебрежение, проявленное камергером, священники позволили своему любопытству и возмущению быстро угаснуть. Они устроили грандиозное шоу, вернувшись к своим повседневным привычкам. – «Как это соответствует самым благородным чувствам человека», – саркастически подумал вор. Только Лисса оставалась неустрашимой.

– Лорд Клидис, я прощаюсь с вами, – сказал Пинч. – Мне нужно кое-что придумать, теперь, когда моя работа понятна.

Глубоко под царственным одеянием, морщинистым брюшком и покрытой инеем макушке у Клидиса все еще была душа казарменного солдата. Он видел, как Лисса поймала взгляд Пинча, и совершенно неправильно понял его. Он наклонился, чтобы прошептать: – Она не из тех, кто хочет заполучить тебя или любого другого мужчину, ты, мерзкий негодяй. Я рискну своим лучшим вином, что ты не сможешь очаровать ее.

Пинч отреагировал на это предложение, лишь приподняв одну бровь. Это могло быть принятием вызова, а могло быть и нервным тиком игрока, который выдает удивление человека еще до того, как он его полностью осознает.

– Я буду рад выпить хорошего вина, – ободряюще протянул мошенник. Он не стал поправлять лорда; на самом деле, он хотел, чтобы старик продолжал думать о грешках Пинча. Это отвлекло бы его от истинных мотивов вора.

– И каков твой залог?

Пинч пожал плечами. – То немногое, что я ношу, а это едва ли больше того, с чем я пришел, но, возможно, пара кошельков на ваш выбор.

– Справедливо. Мое вино против твоих пальцев.

Пинч поднял руку и помахал вышеупомянутыми пальцами на прощание. – Я сам найду дорогу обратно.

Когда отряд завернул за угол, он отыскал Лиссу. Мужчина застал ее за тем, что она собирала свои священные атрибуты. Пинч бросил взгляд на небо. Длинные тени выдвигались из узких переулков и сгущались на широкой аллее, ведущей к воротам.

– Куда-то идете? Пинч кивнул в сторону ворот.

– То, что вы сделали там, эта казнь...

– Я никого не казнил.

– Вы ушли, а они убили одного человека, – запротестовала она.

– Что я должен был делать? Вмешиваться в прямые приказы королевского камергера?

Лисса в замешательстве прижала пальцы к глазам. – Вы могли бы возразить против этого...

– Просить о снисхождении? Эти люди пришли, чтобы убить меня.

Глаза Лиссы встретились с его глазами. В ее взгляде была зазубренная твердость камня, чего Пинч не ожидал от жрицы Храма Повелителя Утра.

– Ты ублюдок, ты знаешь это?

– Крашеный насквозь, – радостно ответил Пинч. Жрица открыла рот, чтобы что-то сказать, но Пинч не остановился и разразился литанией собственного позора. – Я также злодей, распутник, расточитель и бездельник, а также прогульщик, вор, наркоман, свадлер и дикий мошенник, но не паллиард и не фальшивый чудак. Он остановился, чтобы сделать глубокий вдох. – Моя одежда слишком хороша для этого, – объяснил он в сторону, прежде чем снова заговорить торопливым, серьезным шепотом, излюбленным театральными заговорщиками. – На вашем месте я бы пересчитал свои кольца и серебро и запер свои сокровища, когда этот Джанол рядом. Я бы сменил замки на винном погребе и наложил новые чары на королевскую сокровищницу. Я бы даже позаботился о том, чтобы все фрейлины были некрасивыми и не попадались мне на глаза.

Плут постучал себя по носу, подмигнув и ухмыльнувшись, как любимый старый дядя ребенку. – Ха. Я не видел ни одной с тех пор, как попал сюда.

Лисса прекратила собирать вещи, совершенно ошеломленная сардоническим настроением Пинча. – Вы дразните меня. Никто не бывает настолько плох.

– Настолько плох? А как насчет Кора Рогоносца или Файн-Клос Дуррама? Так вот, они были настолько плохи, уверяю вас. Однажды я слышал, как Дуррам за одну ночь выпил все лучшее из винного погреба лорда, а на следующую ночь вернулся за кубками! Пинч продолжал подшучивать, небрежно уводя ее от ворот некрополя. Он не хотел, чтобы жрица размышляла о том, что только что произошло. Ему нужно было, чтобы она любила его, если не доверяла ему.

– Позвольте мне проводить вас на более безопасные улицы, – небрежно сказал он, предлагая ей руку. Его взгляд скользнул по забрызганной грязью улице. За исключением бульвара, на котором они находились, район представлял собой путаницу узких, кривых переулков и притонов недобрых намерений. Маленькие таунхаусы с мансардами теснились друг к другу, местами так яростно пытаясь украсть солнечный свет у своих соседей, что свет не достигал оснований улиц и переулков. На протяжении всей этой путаницы сады будуаров создавали оттенки цвета, нежности и сладкого аромата, которые презирали дешевые похлебки, но только за определенную цену. Это были улицы, полные сомнительных, неуравновешенных и безнравственно амбициозных людей. Это были улицы юности Пинча.

– Да ведь я мог бы быть настолько плохим, я уверен, – продолжил он. – Без сомнения, каждый отец и мать в городе жили бы в страхе увидеть, как моя рыжеволосая башка постучится в их дверь, потому что, видите ли, они знают, что у меня нет морали, мало угрызений совести и слишком много темных привычек, чтобы быть в безопасности рядом с их дочерьми. Нет, если бы я был настоящим жрецом, как вы, я бы не проводил время с этим Джанолом, иначе ваше начальство решило бы, что вы не более чем побирушка.

Он ухмыльнулся кошачьей улыбкой и отвесил ей широкий поклон, завершая всю свою речь.

Лисса покраснела и попыталась изобразить хмурую улыбку, но преуспела только в том, что скривила лицо и выдала все свои эмоции: подозрение, веру, скептицизм и веселье. – Уже достаточно. Вы рассказываете мне сказки.

– Конечно, ничего, кроме них. Пинч позаботился о том, чтобы его ответ был слишком нетерпеливым, как у человека на скамье подсудимых, отрицающим правду – каковым он, конечно, и был.

Она посмотрела на него именно так, как он и надеялся.

Люди, которые невинны, в конечном итоге становятся недоверчивыми, сбитыми с толку каким-нибудь тривиальным недостатком характера; очевидно, что виновные никогда не завоевывают доверия с самого начала. Лучшим выходом было бы не быть ни тем, ни другим, и то и другое одновременно – правдоподобно невероятно. Если все будет сделано правильно, жрица будет колебаться между подозрением и доверием, пока чувство вины не сделает ее слепой к его недостаткам.

– Как проходит ваш поиск? – спросил он, переводя разговор на тему, перед которой она не могла устоять.

Теперь настала ее очередь быть уклончивой. – Медленный прогресс.

Пинч кивнул. – Так плохо, да? Он мог видеть по ее глазам, что разгадал суть ее лжи.

Она придержала свои планы по этому вопросу, вместо этого сосредоточившись на булыжниках улицы.

– Что ж, возможно, у меня есть новости.

– У вас?

– Я не могу быть уверен – помните, я предупреждал вас о Клидисе?

Она кивнула.

– Произошли вещи, которые заставляют меня задуматься.

– Вещи?

– Трудно сказать. Каковы силы той вещи, которую вы ищете?

– Силы? У нее нет никаких сил.

Пинч покачал головой. – Никогда не пытайтесь притворяться с Анхапурцем. Они, то есть, мы – мастера своего дела. Я научился распознавать ложь давным-давно, получив уроки от моих королевских кузенов.

– Ваш храм достаточно долго ищет эту вещь, поэтому я знаю, что она обладает особыми свойствами. Это не просто сентиментальность, которая заставляет так усердно ее искать; в противном случае вы бы давно сдались.

– Это реликвия великого Повелителя Рассвета. Разве этого недостаточно?

Пинч постарался вспомнить уроки своего королевского наставника в поисках того, что он мог знать о Повелителе Рассвета. Но –  ничего подобного.

– Зависит от обстоятельств. Кто или что такое Повелитель Рассвета?

Лисса естественным образом вошла в роль терпеливой миссионерки. С таким количеством богов, с таким количеством мучеников каждый священник привык объяснять мифы и иконы своей веры.

– Повелитель Рассвета был великим пророком, который служил Повелителю Утра.

– Конечно. Все они были великими пророками – или получателями прибыли. Храмы без пророков или провидцев, как правило, были бедными, скупыми сооружениями. Это Пинч знал по опыту.

– Он был. Он предсказал Зимнее Лето и разрушение Незатененного Дворца Ночной Королевы.

– Никогда не слышал об этом.

– Это очень древняя история. Евангелие гласит, что когда Повелитель Рассвета умер, Повелитель Утра сжег остатки его плоти и приказал сделать амулет из костей его черепа.

Пинч выгнул бровь в ответ на это.

– Так эта безделушка на самом деле череп? Это то, что я ищу? А, вот почему мои исследования провалились. Я искал простую безделушку, а не голову какого-то старого пророка!

– Нет, это всего лишь кусочек его кости, заключенный в амулет из редких металлов.

Пинч кивнул и поджал губы, будто представлял себе реликвию, хотя в этом вряд ли была необходимость, поскольку он носил ее под рубашкой. Он нерешительно спросил, будто стесняясь вторгаться в секреты ее секты: – У амулета не было никаких особых свойств, не так ли? Ну, чего-то, что могло бы выдать его присутствие?

– Почему вы спрашиваете?

– Ну, это может показаться глупым, – во дворце меня преследовали курьезы. Голоса, колдовские огни и тому подобное. Это не от амулета?

Лисса склонила голову набок, позволив своим вьющимся волосам рассыпаться по краю капюшона. – Священные Писания действительно говорят, что Хранитель Света призвал его мощь против Пожирателя Солнца.

– Хранитель Света?

– Повелитель Рассвета. Это еще один знак нашего уважения к великому пророку.

– Хранитель, Повелитель Рассвета – что это значит, что он «призвал его мощь»? Что он сделал? Пинч прислонился к оштукатуренной стене первого здания напротив ворот некрополя. Это было почерневшее от дыма здание с очень мрачной вывеской над головой – «Плащаница». Тем не менее, внутри это звучало достаточно празднично. Их разговор увел ее далеко в сторону от назначенного ей поста.

– Священные Писания очень расплывчаты во всем этом. Они просто ссылаются на какую-то великую силу, хотя, на самом деле мало что описывая. Но не все могут ей пользоваться – только верующие, так сказано.

– Я уж точно не смогу извлечь выгоду из такой вещи, – солгал Пинч. – Я никогда не знал о Повелителе Утра, пока не попал в Эльтурель.

Правда заключалась в том, что выигрыш Пинча был бы только в монетах. Он провел недели, осматривая храм Эльтуреля, изучая его защиту, расписание охраны и даже то, где сделать пролом в крыше. План состоял в том, чтобы украсть амулет, а затем передать его Терину. Гур должен был отвезти его на запад со следующим караваном, пока не найдет хорошего посредника на Побережье Мечей, который избавит его от амулета.

Клидис все это разрушил.

Теперь мошенник чувствовал, что застрял с этой штукой. Правда, в Анхапуре было более чем достаточно брокеров, готовых заплатить за артефакт таинственной силы, но Пинч знал, что его шансы получить хорошую монету были очень невелики. Присутствие здесь Лиссы сделали бы ситуацию еще хуже. Каждый брокер в городе узнал бы, откуда взялся этот предмет и, возможно, кто его украл. Это знание может стать мощной угрозой свободе Пинча. У мошенника не было никаких амбиций открыть для себя прелести тюрем Анхапура.

– Так много вопросов. Может быть, вы слышали новости? Быстрые нотки любопытства Лиссы вторглись в задумчивость Пинча. Она говорила в тоне аллегро, используя интонации и оттенки, которые несли в себе больше смысла, чем ее слова. Пинч мог представить ее в рядах храмового хора – место, которое подходило ей больше, чем залитые помоями окраины, которые окружали их сейчас.

– Может быть. Мошенник был краток в своем ответе. Лишние разговоры убивают воров.

– Я думаю, что амулет Повелителя Рассвета находится здесь, в Анхапуре.

– Как вы можете быть так уверены? Пинчу действительно хотелось знать ее причины, но он должен был позаботиться о том, чтобы не показаться слишком заинтригованным. Если она кого-то подозревает, он должен учитывать возможность того, что она подозревает его.

– Патриархи в Эльтуреле догадались, что амулет находится не в их городе. Они прислали мне весточку.

Пинч почесал свою щетинистую бороду. Со вчерашнего дня у него не было времени на уход за собой. – Это едва ли является доказательством, что он здесь.

Лисса понизила голос, когда из «Плащаницы» неторопливо вышел пьяница, волосатый грубиян, чья обнаженная грудь едва помещалась под испещренным шрамами кожаным фартуком, который он носил вместо рубашки. Мужчина с важным видом прошествовал мимо них, высокомерно бросая вызов этим хорошо одетым незнакомцам, которые отважились зайти на его территорию.

– Амулет находится в Анхапуре. Поверьте мне в этом.

– Информатор? Кто-то вам сказал или пытался его продать. Вы думаете, он у меня? Или у другого?

Музыкальная приятность ее голоса внезапно исчезла. – Если бы это был один из ваших друзей, вы бы разоблачили их?

– Спрайт, Мэйв, Терин – вы думаете, это один из них?

– Я имею в виду гипотетически. Кто-то принес его из Эльтуреля. Я его чувствую.

– Вы думаете, я общаюсь с этим вором. Пинч выпрямился в негодовании.

– Я и так уже сказала слишком много. Однако он здесь, и я найду его. Ее тон не смутил его обвинения.

Пинч принял вид почти театральной обиды. – Я знал жуликов и воров большую часть своей жизни, жрица, но не принимайте меня за одного из них. Мне нравится их компания. Они пьют лучше и честнее придворных змей. Только потому, что компания мужчины вам не по вкусу, не возлагайте вину на его друзей. Да, Спрайт – бесенок, а Мэйв немного пьет, но они хорошие люди. Что касается меня, то я всего лишь стремлюсь вернуть то, что вы потеряли. Если вам это не нравится, тогда я прекращу это.

Возможно, он просто слишком сильно давил, возможно, она просто была осторожна, или, возможно, он всегда был объектом ее подозрений. Каковы бы ни были доводы, если в этом вообще были какие-то доводы, жрица внезапно удалилась, даже отвергнув его предложение. Она взяла свои вещи с желанием уйти, хотя мошенник отметил, что его слова, по крайней мере, заставили ее держать одну руку на кинжале.

– Я не хотела вас обидеть, Мастер Джанол, но я найду этого вора, кем бы он – или она – ни был. С этими словами жрица отстранилась, будто боялась, что Пинч может каким-то образом очаровать ее, чтобы она думала иначе.

Пинч отпустил ее, наблюдая, как она осторожно прокладывает себе путь по набухшим помойным лужам. Не было никакой возможности разрушить морок холодной вежливости, который осел на ней.

Пинч поднял глаза на «Плащаницу», деревянная драпировка которой поскрипывала на вывеске над головой. Ему нужно было поработать, и пивная была таким же хорошим местом, как и любое другое, чтобы начать. Алкоголь обострял его ум заговорщика, извращенно обнажая извилистые пути множества схем. Кроме того, ему хотелось пить.

*****

Пинч сидел за темным столиком в темном углу, как он всегда предпочитал. Он пересматривал события сегодняшнего дня  с рассвета и до настоящего времени. Слишком многое происходило, чего он не мог контролировать: странные голоса, незнакомые руки в темноте, возвращение Манферика и отступление Лиссы. Все, что было связано с этим, было замыслом судьбы, не зависящим от него, и этого Пинч не мог вынести. В течение пятнадцати лет он боролся за то, чтобы быть хозяином своей собственной жизни, и теперь, в течение нескольких дней, все пошло так, чтобы разрушить это.

Один за другим появлялись напитки, и в рамках ритуала, которому его разум следовал в своей хитрости, Пинч посвящал каждую кружку угрозе будущему благополучию.

– Это за Манферика, – произнес плут, ни к кому конкретно не обращаясь, со своим первым бокалом крепкого вина. – Действительно ли память ублюдка мертва. Это был тост не только за горькие воспоминания. Король-нежить был первой и главнейшей проблемой. Не было никаких сомнений в том, какой будет награда Пинча, когда его работа будет выполнена. Король Манферик всегда был жестоко эффективен в удалении бесполезных пешек. Мошенник осушил кружку одним большим глотком, хлопнул ею по столу и сидел, задумчиво глядя на резную работу предыдущего клиента. Несколько раз он отмахивался от хозяина, пока в его голове разыгрывались сюжеты.

Наконец он заказал вторую кружку, и когда ее подали, он  ее высоко поднял. – За Клидиса. Он снова повторил ритуал питья и размышлений. Какова была роль камергера и кому именно он служил? Мертвый Манферик использовал его, но покойный король никому не доверял, в этом Пинч был уверен. Но старина Клидис не был дураком, хотя и играл эту роль для других. Как генерал, он обладал острым умом в отношении ловушек и приманок. Мошенник подвергал этих двоих жесточайшему рассмотрению, даже не зная, чем это закончится.

С этими двумя, Манфериком и Клидисом, по крайней мере, угроза была очевидной. Они хотели, чтобы он выполнил эту работу, а потом они хотели, чтобы он умер. Мошеннику это было ясно. Он уже плел интриги внутри их интриг, планировал сохранить себе жизнь. Это была обычная жизнь в Анхапуре.

За третьей кружкой Пинч обдумал самый холодный вызов из всех возможных. Он поднял свой бокал за Лиссу и ее поиски. Она была близко, слишком близко. Мошенник был уверен, что свои подозрения она получила от Клидиса или, возможно, от одного из принцев, хотя Пинч сомневался, что они были настолько хорошо информированы или умны. Для Клидиса это был способ поддерживать его хорошее поведение, контролировать его жизнь.

Он мог бы убить ее и покончить с этим, как однажды подумывал на дороге, но эта мысль ему не нравилась. Он становился сентиментальным, ему нравилась ее легкая доверчивость. Ее следовало использовать живой.

Однако единственным другим выбором было подсунуть ей вора. Это не мог быть просто вор. Это должен был быть кто-то, кого она подозревала. Пинч задавался вопросом, без кого из них он мог бы обойтись: Мэйв, Терин или Спрайт? Если уж на то пошло, от кого из них он мог бы отказаться?

Пинч заказал еще выпивку и задумался еще больше.