Текст книги "Король Пинч"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Именно те, кто не знал времени, беспокоили Пинча – Всадники Ада, патрулировавшие город. Самым большим недостатком мошенника было то, что он был слишком хорошо известен судебному органу и его констеблям. Без сомнения, они будут искать его после прошлой ночи.

И Всадники Ада тоже были не всё. Охрана храма тоже хотела бы приложить к этому свою руку, чтобы искупить свою поруганную честь  в храме. С рассветом они выйдут в полную силу.

И, наконец, появился Клидис. Учитывая, кому старик служил все эти годы, было ясно, что мастера меча нельзя недооценивать. Всадников Ада, и даже стражей храма, Пинч мог предсказать. Он не мог сказать того же о Клидисе.

– Это все мой собственный тщеславный недостаток, – грыз его внутренний язвительный голос. Едва ли было справедливо называть его упрекающей совестью, потому что, хотя он всегда был рядом, его острые слова не заботились о причинах происходящего. Внутренний голос Пинча видел недостатки в планах, которые могли бы быть идеальными. Беда была в том, что он почти всегда говорил на ухо мошеннику, когда было поздно что-либо предпринимать. Голос, казалось, наслаждался силой предвидения, в которой Пинч отказывал себе.

Поэтому Пинч двигался осторожно. Он скользил по переулкам с такими названиями, как Кеннел Лейн и Макерз Мьюз, где фахверковые дома так близко нависали над улицей, что их крыши почти соприкасались. Он выбирал пути, которые позволяли ему держаться на окраинах дневных рынков и вдали от Высокого Холма Эльтуреля. Двигаясь, таким образом, обходя то одно, то другое с флангов, Пинч вернулся к «Горшку Гнома» только под утро.

Когда старый мошенник толкнул скрипучую дверь пивной, из тени  неожиданно вышел Терин. – О, раны Ильматера, – где же ты был, Пинч? Голос бандита разрывался между облегчением и напряжением, и это отразилось на длинном ноже, зажатом в его руке, даже когда его тело откинулось к стене. По ножу Пинч понял, что дело серьезное, не только потому, что у Терина был нож, но и потому, что это был длинный тонкий, гаэльский кинжал. Это был клинок, который предпочитали одержимые честью люди Терина – Гуры, дети луны Селуны, люди с большой дороги. Кинжал был верным признаком смертоносных намерений.

– Разберись с этим сам. В чем здесь дело? Не дожидаясь ответа, Пинч скользнул в сторону, где он мог прижаться спиной к стене и встретиться лицом к лицу со своими врагами. Даже при том, что Терин больше не угрожал, Пинч был бы дураком, если бы подумал, что все хорошо. Уже держа в руке свой кинжал, Пинч осмотрел общую комнату в поисках большей опасности.

Там было пусто, что в этот час было не совсем правильно. Всегда был, по крайней мере, один пьяница или хорошо оплачиваемая проститутка, поднимающие тосты за наступивший день, но сегодня никого не было. За исключением самого Терина, там не было даже никого из банды Пинча. – Всадники Ада, они...

Терину не нужно было ничего добавлять. – Это была ловушка патриарха. Пришли сюда, как подмастерья, под крики угроз. Принялись громить заведение в поисках тебя и малыша. Он наклонился и сунул длинный нож в ножны на голенище.

– Будь проклят Клидис и его шпионы! А где Спрайт-Хилс?

– Здесь, наверху, – послышался приглушенный ответ. Пинч поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как с балок крыши посыпалась небольшая струйка пыли, а затем Спрайт повис на своих неуклюжих маленьких ручках.

Терин с усмешкой кивнул, но не сделал, ни малейшего движения, чтобы помочь ему. – Скрылся из виду, и сам туда забрался. Он намеренно повысил голос, чтобы Спрайт услышал. – Хотя не могу представить, как такому коротышке, как он, это удалось.

– Я слышал это! – взвизгнул халфлинг.

Они оба проигнорировали его. – А Мэйв?

– Она здесь, мой дорогой Пинч, – проворковал голос у уха Пинча. Старый мошенник почувствовал ее теплое, пахнущее элем дыхание на своей щеке, но ее нигде не было видно.

– Она стала невидимой, как только проявились неприятности. На всякий случай. Исчезновение было первой реакцией Коричневой Мэйв на большую опасность.

– Ну, проявись, женщина, – Пинч обратился к воздуху, где, по его мнению, она стояла. – А ты, там, наверху, тоже спускайся. Мы уезжаем из города. Он зашагал через почти пустынный холл к лестнице наверх.

– Уезжаем? Раздался громкий стук, когда Спрайт упал на пол. Халфлинги, похоже, приземлялись не так, как кошки. – Но не слишком рано, я думаю.

Бутылка, стоявшая на стойке бара, внезапно перевернулась, и из нее отпился изрядный глоток. – Ой, Мэйв, ты за это заплатишь! – рявкнул Альгароз, входя в дверь из задней кухни.

Застигнутая врасплох, старомодно одетая волшебница вспыхнула и появилась на свет. – Это прощальная выпивка, – упрекнула она его. – Старина Пинч хочет, чтобы мы уехали из города.

– И не слишком скоро, если эти служаки продолжат портить мою торговлю...

– Уехать, только потому, что у нас были небольшие проблемы с констеблями? Здесь все выглядит хорошо. Послушай, мы остаемся. Терин обозначил свои возражения, многозначительно прислонившись к входной двери. С его большими мускулами и шрамом от веревки на шее он представлял собой внушительное препятствие.

– Ты хорошо так говоришь, пока тебя еще не схватили, лунный человек! – огрызнулся Спрайт.

Терин покраснел при имени «лунный человек». Это было старое оскорбление для его вида, которое напомнило ему о подозрениях, с которыми он всегда сталкивался, будучи Гуром.

Пинч с лестницы  прервал склоку, прежде чем они взялась за свои клинки. – Уладим это позже! – крикнул Пинч. – Слушайте, вы, ублюдки. Дело не в том, что объявились эти ищейки, а в том, что они показали неестественную скорость – и они знали, кого ищут. Вам это не кажется странным, никому из вас? Он сплюнул в сторону плевательницы, избавляясь от привкуса предательства во рту. – Это было делом рук Клидиса. У него есть работа, которую он хочет, чтобы я выполнил, и он призвал церковь, чтобы заставить меня это сделать.

– Значит, мы убегаем? – лукаво спросил Терин.

– «Будь проклята мужская гордость», – подумал Пинч про себя. – «Конечно, это так. И если нам повезет, Клидис последует за нами – и тогда, Терин, я позволю тебе позаботиться о нем».

Ему это не нравилось. Игра, которую, как ему казалось, он понимал, выходила из-под контроля. Сначала манипуляции Клидиса, а теперь он должен был удовлетворить честь Терина. Пинчу ничего из этого не нравилось. – Удовлетворен? –  зарычал он, когда Терин быстро не ответил.

– Я пойду, – ответил Терин с лицом, похожим на морду собаки, проигравшей  в соревновании.

– Тогда хорошо. У вас у всех есть немного времени, чтобы собрать ваши вещи. Это будет поездка за город, пока все не уляжется в городе. Мужчина не стал дожидаться, пока кто-нибудь подвергнет сомнению его приказы, а поднялся наверх, чтобы собрать свою немногочисленную одежду.

*****

Час спустя он пробирался по полуденным улицам в сопровождении пыхтящей Мэйв и хмурого Терина. Среди них, то появлялась, то исчезала, словно планета, вращающаяся вокруг своего большего солнца, маленькая фигурка в тяжелом плаще. Только когда холод зимы касался края подола существа, человек мог бы заметить под ним пару ног, покрытых кудрявыми волосами.

– Пойдем по Прибрежной Дороге; там стражники не так разборчивы, – предложил Терин, их Гур. В своей беспечной жизни Гуры были мастерами в том, что знали все маленькие ходы в город и из него. Они были группой, всегда готовой собрать вещи и уйти по первому требованию. Пинч лениво предположил, что недавно обретенная Терином стабильность заставила его уходить с неохотой.

Они последовали его совету и поспешили мимо общественных доков и рыбного рынка, где крысы соревновались с кошками за самые отборные рыбные внутренности. Прямо перед городскими воротами они свернули с главной улицы и петляли по боковым переулкам, пока не добрались до небольших, почти заброшенных ворот. Два ленивых стражника охраняли старые ворота и все, что находилось в их стенах. Пинч распознал их, как Старые Торговые Ворота, названные так до того, как коммерция потребовала построить что-то большее.

Конечно же, охрана здесь была небрежной. На самом деле, единственное, что оживило скучающую пару, был размер взятки, которую они получили от группы. После того, как ее сбавили всего до четырех золотых с каждого – дела у них шли медленно – двое сторожей отошли в сторону и пропустили группу без вопросов.

За стенами дорога вилась через нагромождение лачуг, которые когда-то были процветающими гостиницами, когда здесь проходил торговый путь. Теперь, когда торговцы пользуются Новой Дорогой, здесь сохранилось лишь несколько борющихся с трудностями хостелов. Тем не менее, группа не замедлила своего шага. Так близко к Эльтурелю было все еще слишком близко. Пинч хотел, чтобы они были как можно дальше.

Наконец они добрались до границы города – большого ручья, который отделял город от сельской местности. Через вялую воду был перекинут вздорный деревянный мост, который выглядел шатким и, вероятно, таковым и был. За мостом паслась лошадь, в то время как ее всадник нежился на зимнем полуденном солнце. Насколько они могли судить, на нем не было ни ливреи храма, ни отличительных черно-красных доспехов Всадников Ада. Увидев, что препятствий нет, Пинч повел их через мост.

– Как-то это слишком просто, – упрекнул жулика внутренний голос. – Клидис не сдастся, и что тогда мне делать?

Пинч избегал этого вопроса, потому что у него не было ответа. – «Что ж, мы можем постоять за себя», – твердо решил он, –  «без вмешательства некоторых».

В этом Пинч был неправ.

Едва они ступили на другой берег, как открылась истинная природа всадника. Это был Клидис, и прежде чем Пинч успел среагировать, старый воин неуверенно поднялся на ноги.

– Что тебя так надолго задержало, Джанол? – небрежно спросил иностранец. Прежде чем кто-либо успел ответить, кольцо телохранителей, нацеливших арбалеты, вышло из мрачных кустов. – Я ожидал тебя гораздо раньше.

– Клидис, ты, точно полицейский, – прорычал Пинч.

Спрайт толкнул локтем колено старого мошенника. – Не провоцируй его. Возможно, он хочет тебя, но об остальных из нас ничего не было сказано. Трое спутников Пинча застыли в нерешительности, не зная, распространяется ли приглашение Клидиса на них, или они не нужны иностранному камергеру.

– Да, не выходи из себя, Пинч, – предупредил Терин.

К облегчению остальных, их лидер медленно кивнул – им или Клидису, это не имело значения. – Похоже, Клидис, – сказал вор своим самым вежливым тоном, – возможно, нам следует отправиться с тобой. Эльтурель устарел.

Старый воин посмотрел на трех товарищей Пинча, а затем на решимость в глазах мошенника. Лицо камергера превратилось в маску, когда он подсчитывал, как компаньоны его подопечного изменили правила игры. Наконец, он повернулся и заковылял прочь. – Ну и хорошо. Дарос, приведи лошадей для них всех. Остальные, внимательно следите за ними. Мы нашли того, за кем пришли; теперь домой, в Анхапур.

3. Рассказы путешественников

– Черт возьми, Пинч, ты должен сказать нам хоть несколько слов! – тихо прошипел Терин, чтобы солдат, ехавший рядом с ним, не услышал. Несмотря на то, что была середина дня, это была его первая возможность поговорить с Пинчем. Маленькая колонна – ибо Клидис командовал своими людьми, как армией,  была вынуждена остановиться у плохо перекрытого ручья. Пока их сопровождающие тащились по узкому мостику, Терин воспользовался возможностью оказаться рядом с Пинчем. – Кто они и почему ты позволил нас похитить?

Пинч ощетинился на вопросы своего подчиненного. Он не думал, что Терину или другим нужно было знать о его прошлом, и уж точно не по их требованиям. Его жизнь была его собственной, он мог делиться ею по своему усмотрению, отвергая остальных. Даже его лошадь почувствовала этот гнев и рванулась с места, но вор жестоко осадил ее.

– Если бы ты остался в Эльтуреле, ты был бы мертв к закату. Мастер-мошенник не смог сдержать рычания, которое сопровождало его слова. – Ты думаешь, констеблям просто повезло? Ты настолько тупой? Их подкупили. Их послали...

– Это не причина уходить, – горячо возразил более молодой человек, его шепот стал опасно громким. – Мы и раньше побеждали судебных исполнителей. Моча и огонь, ты даже обманом снял меня с виселицы! Мы могли бы ускользнуть с нашей стоянки и спрятаться в другом месте. У этих констеблей нет такого остроумия, как у нас. В глазах Маска их идея поиска заключалась в том, чтобы просто разбить несколько вещей и сказать, что это хорошо! Не было никаких причин уезжать за границу.

– Подумай об этом, Терин. Разве у них нет такого же остроумия, как у нас? Тогда как они нашли тебя – что, крутя колесо Тиморы? Дело в том, что Клидис нашел меня на расстоянии многих лиг, и именно он сообщил властям. Как ты думаешь, какие-то укромные местечки и пещеры помешают его жрецам найти нас? Пинчу надоело спорить с Гуром, и он направил свою лошадь в строй, но не раньше, чем сделал заключительный удар. – Кроме того, мне любопытно. В конце концов, может быть, есть выгода в том, чтобы пойти с Клидисом.

Это оставило неловко взгромоздившегося цыгана задумчиво сидеть в седле, как и предполагал Пинч.

За ручьем и дальше в пути  пришло время Пинча задавать вопросы. Весело кивнув своим вооруженным сопровождающим, мошенник направил своего коня рысью туда, где ехал Клидис.

В седле старый камергер был совершенно другим человеком. Его конь был резвым серым жеребцом с гривой угольно-черного цвета. Глаза коня были ясными, а зубы  крепко сжимали удила. Даже Пинчу, который не разбирался в скакунах, было ясно, что этот зверь был лучшей породой южных земель. Под уздцами более слабого человека лошадь оседлала бы самого всадника, но при Клидисе ничего такого не было. Здесь, на дорогах, на открытом воздухе, облаченный в свои командирские доспехи, камергер снова стал тем капитаном кавалерии, которого Пинч знал мальчишкой.

Пинч натянул поводья, пристроился рядом и начал без предисловий. – Клидис, теперь я с тобой. Что это за работа, и какова добыча?

Камергер откинул назад свой шлем, открыв лицо, чтобы лучше слышать. – Работа? Подожди и увидишь.

– Так не пойдет, брат, – ответил мошенник, смахивая муху со своего лица. – Мне нужно время, чтобы все спланировать и подумать. И я не буду убивать. «По крайней мере, не намеренно», – добавил про себя Пинч.

– Ты устал и не можешь ясно мыслить, Джанол. Я уже сказал, что в убийстве не будет необходимости – по крайней мере, если ты хорошо выполнишь свою часть работы. Что касается большего, тебе придется подождать.

Небольшая часть тайны стала ясной. – Ты сам не знаешь, не так ли? Тебя просто послали за мной. Кто послал тебя – Варго, Тродус или Марак? Пинч внимательно следил за упоминанием каждого имени, надеясь на подсказку со стороны Клидиса. Но такой удачи не случилось. Камергер сохранял манеру держаться, подобающую государственному деятелю. – Ты должен подождать, Джанол. Ты был и остаешься нетерпеливым. Когда-нибудь это тебя погубит. Когда мы доберемся до Анхапура, все, что тебе нужно знать, будет сообщено.

И, хотя Клидис замолчал, Пинч услышал то, что не было сказано.

Он не стал настаивать. Сбор информации был искусством, и между этим местом и Анхапуром было еще достаточно времени.

*****

Остаток дня прошел ничуть не хуже, чем начался. К концу дня бремя заговоров, интриг, побегов и еще большего количества заговоров последних двух дней обрушилось на Пинча и его спутников. Их энергия иссякла. Пока стражники неловко ерзали в седлах, Пинч и компания спали. Старый мошенник был достаточно опытен, чтобы спать в седле, но для остальных троих верховая езда была непроверенным талантом.

Терин, сидевший верхом на невероятно маленьком пони, клевал носом до тех пор, пока одна из его сведенных судорогой ног не выскользнула из стремени и не стала царапать землю. Как раз в тот момент, когда казалось, что он может скакать так много миль, пока вся кожа не будет содрана с кончика его ботинка, этот носок с глухим стуком зацепился за камень и пробудил его ото сна. Мэйв и Спрайт-Хилс, халфлинг, втиснутый в седло перед волшебницей, опасно и в унисон раскачивались из стороны в сторону, пока один или другой не просыпались в панике от стремительного падения.

Так продолжалось до тех пор, пока они не остановились. Все четверо осторожно массировали свои больные места, пока стражники разбивали лагерь, готовили еду и заботились о нуждах путешественников. К тому времени спутники Пинча слишком устали, чтобы разговаривать, и слишком опасались своих сопровождающих, чтобы задавать вопросы своему лидеру.

Костры почти догорели, и стражники заняли свои посты на границе враждебной тьмы, когда Клидис достал бутылку из своих седельных сумок. – Когда я был молодым офицером в кампании, – начал он бессвязным тоном человека, у которого есть мораль, которую, по его мнению, он должен разделять, – мы обычно проводили весь день, выслеживая банды орков во время Великого Вторжения. Мы проезжали много миль, было жарко и пыльно. Иногда мы находили группу отставших и вышибали их из седел. Это была отличная работа.

Когтистые пальцы вытащили пробку, и он сделал большой глоток желтоватого вина. Тяжело дыша, чтобы насладиться запахом алкоголя, он протянул бутылку Терину через огонь.

– После целого дня резни мы собирались вот так же у костра и пили. Старик посмотрел в подозрительные глаза напротив себя. Он снова подтолкнул бутылку к Терину, пока здоровяк не взял ее. – Выпей, парень, – призвал измученный участник кампании, прежде чем продолжить свой неторопливый рассказ. – Мужчинам нужно делиться выпивкой со своими спутниками, потому что никто не знает, кто может понадобиться вам за вашей спиной. В те времена человек в любой момент мог оказаться окруженным толпой орков, и тогда было бы слишком поздно обнаружить, что у него нет друзей. Выпивка и рассказы – вот что держало нас вместе. Разве это не имеет смысла, Джанол? Глаза Клидиса обратились на главного мошенника. Коричневый цвет в них выгорел до черноты от многих лет уступок и целесообразности.

– Человек может пить по многим причинам, и большинство историй – ложь, – едко прокомментировал Пинч.

– Говорят, плохие сердца портят хорошее вино. Это хорошее вино, Мастер Терин?

Молодой человек держал бутылку перед собой, обдумывая ответ. – Держу пари, терпимое.

– Действительно, терпимое, – вздохнул камергер, забирая бутылку обратно. Он поднес бутылку к потрескавшимся от непогоды губам и пил, и пил, и пил еще, пока желтые пятна вина не потекли из уголков его рта и сладкими каплями не застряли в жесткой бороде на подбородке. Наконец он с придушенным вздохом оторвался от бутылки, сунул ее в руки Спрайта и начал без предисловий.

– Есть парень, которого я знал, должно быть, пятнадцать, двадцать лет назад. Он был мальчиком из знатной семьи. Его отец был известным капитаном королевской гвардии, а мать, леди – фрейлиной королевы. Она была беременна, когда капитан был убит в войнах с троллями. Леди причитала, призывая жрецов молить своих богов, но капитана было не вернуть. Однако, поскольку она была леди, король и королева заботились о ее нуждах все время, пока она была беременна. Это была двойная трагедия, так как она умерла, вынашивая своего ребенка мужского пола.

– Разве не было священника, который мог бы вернуть ее, и что с ребенком? – спросила Мэйв. Ее испещренное венами лицо распухло от слез, потому что волшебница никогда не могла устоять перед печальной историей. – И где была ее родня?

– У нее никого не было, – ответил Клидис после долгого глотка из бутылки, которую он вырвал из рук Спрайта. – Вот, почему она осталась при дворе. Не было ни одной семьи, которая могла бы помолиться за нее. Она не хотела быть приживалкой; она надеялась присоединиться к своему мужу. Король и королева пообещали воспитывать мальчика как своего подопечного.

Мэйв тихонько всхлипнула.

По другую сторону костра Пинч в каменном молчании уставился на Клидиса, его глаза сверкали среди поднимающихся искр.

Клидис продолжил. – Без матери или отца в каком-нибудь другом месте он был бы одним из тех маленьких попрошаек, которых выгоняют на улицу. Знаете, именно так все и было бы, если бы с ним этого не случилось.

– Ему повезло, повезло больше, чем он когда-либо заслуживал...

Пинч сплюнул.

Клидис упорно продолжал. – Он был любимцем. У него не было семьи, но он был принят знатью, и самим королем. Они одевали его, кормили и дали ему лучшее образование. И вы знаете, как он отплатил им?

Пинч плюнул, на этот раз яростно, и плевок зашипел и затрещал в пламени. Вскочив, он вырвался из круга света костра, сделав сердитые шаги мимо испуганного стражника, чей меч наполовину выскользнул из ножен.

Старый камергер жестом велел стражнику отойти, чтобы тот оставил мошенника в покое. Пинч дрожал на краю света костра, на краю зимней тьмы.

– Он отплатил им, – медленно продолжил Клидис, отвлекая внимание друзей разбойника, – он отплатил им тем, что украл все, что смог, и сбежал из города. Итак, что вы об этом думаете?

Мужчина, женщина и халфлинг обменялись неловкими взглядами, их мысли явно были сосредоточены на их высоком хозяине. Он же продолжал презирать теплоту группы.

– Он получил хорошую прибыль? – нервно спросил Спрайт, но шутка не удалась.

– Зачем на этом заканчивать рассказ, Клидис? – пробормотал голос  человека из темноты. – Ты упустил так много маленьких важных деталей. Например, как король думал, что его королева бесплодна, а он хотел сына для своего трона. Как он воспитывал мальчика с заботой и самыми лучшими намерениями – пока однажды его жена не забеременела и не родила ему сына, а затем еще троих за эти годы. Это было на трех больше, чем ему было нужно, и, конечно, лучше, чем мальчик-сирота.

Мужчина снова выплеснул свой гнев в огонь и наклонился поближе, чтобы поделиться им с остальными. Возможно, старику не понравилась его история, которую он рассказал, или, возможно, он почувствовал боль в голосе собеседника. Какова бы ни была причина, его распухшие пальцы болезненно сжали меч.

– Или как он довел свою королеву до смерти, как только она родила ему наследников. И вот однажды милый старик проснулся и решил, что ему не нужен мальчик, которого он взял к себе, тот, кто не был от его семени. Всю свою жизнь мальчик жил в роскоши, ожидая и не дождавшись, только для того, чтобы быть вытолкнутым группой хнычущих сопляков. Как насчет этого, Клидис?

Мошенник повернулся к трем другим – низкорослому, пухлой и широкоплечему, – сидящим, как неподвижные камни, в немом молчании.

Улыбка плавно  расплылась по лицу мошенника, растеклась по буре его эмоций. Свернувшаяся тигриная пружина ослабла в его теле, и с веселым поклоном он подхватил сосуд с вином. – Хорошая история, а? Одна такая же верная, как и другая, и оба они правдивы, как рассказ бродяги.

Трое все еще сидели нервные и тихие –  вассалы, неспособные понять безумные выходки своего господина.

Пинч наклонил кувшин и сделал большой глоток, утоляя глубоко внутри себя жажду, похожую на темное вино. Затем он швырнул откупоренный кувшин в сторону своей банды. – Выпейте и спите, вот что вам нужно! – прогремел он.

Пока они пытались поймать кувшин и держаться подальше от его настроений, Пинч быстро пристроился поближе к своему старому учителю фехтования, пока его шепот, отдающий вином, не защекотал ухо старика. – Я нужен тебе, иначе ты бы не зашел так далеко. Больше никаких сказок...

– Ты забываешь о священниках, парень, – прорычал другой, не отрывая взгляда от темноты.

– Больше никаких сказок, иначе однажды утром ты не проснешься. Как ты думаешь, твои охранники смогут удержать нас?

Клидис моргнул. – Если я умру, тебе не будет никакой выгоды. Это все, чего ты хочешь, не так ли? Старик быстро изменил тему.

У мошенника вырвался удовлетворенный вздох. – Я уверен, что у тебя есть враги в Анхапуре. Разве они не заплатили бы за то, чтобы увидеть твою голову, упакованную в горшочек с маринадом?

Он не стал дожидаться ответа, а оставил старика обдумывать его слова. – Спать! – прогремел он еще раз, загоняя своих сообщников к небольшому кольцу палаток, которые были их домом во время путешествия. С веселой настороженностью они столпились, чтобы прислушаться к нему.

В угасающем свете костра Клидис наблюдал, как его бывший ученик ни разу не повернулся спиной к своим предполагаемым друзьям. Старый воин улыбнулся – холодной, мрачной улыбкой, подобной мертвой зимней ночи вокруг него.

*****

В течение следующих трех дней больше не было никаких историй; даже никаких разговоров. Не требовалось многолетнего знакомства, чтобы понять настроение Пинча. Даже самые грубые солдаты знали, что вокруг этого человека витает угрюмый мрак. Он говорил только тогда, когда это было необходимо, и то едва ли больше, чем ворчание. Он ел спокойно и пил, не делясь. Самым зловещим из всего было то, что он стоически терпел все неудобства – дороги, превращенные в грязь и слякоть, потоки покрытого тонкой коркой льда, даже жалящие удары мокрого снега – с бесстрастным взглядом в окружающую дикую местность. Его друзьям казалось, что воспоминание об Анхапуре пробудило в нем яростный гнев, подобный яростному гневу скорпиона, отступающему в свое логово. Если бы это было так, никто не захотел бы ударить его, чтобы его не ужалили.

У Спрайт-Хилса, который наблюдал за своим старым товарищем так же пристально, как и остальные, сложилось другое мнение, которое он оставил при себе. Халфлинг знал Пинча лучше, чем кто-либо другой, и иногда ему казалось, что он понимает Пинча лучше, чем сам Пинч. Спрайт был уверен, что может прочесть махинации в глазах старого мошенника, может разделить их на формы и этапы. Сначала вор изучал охранника, никогда не стоявшего рядом с ним, а того, кто был в стороне и не замечал пристального взгляда мошенника. Спрайт знал, что Пинч находит слабости, страсти и безумства, которые долгая поездка обнаружила в каждом человеке: кто играл в азартные игры и проигрывал; кто пил, когда думал, что их капитан не смотрит; кто уклонялся от своих обязанностей; кто предавал других. Все эти вещи стали для Пинча каталогом рычагов, с помощью которых он мог двигать людьми, эльфами и гномами из их эскорта.

Через шесть дней отряд подошел к постоялому двору на южной дороге. Это была не более чем жалкая кучка домов и хозяйственных построек, окруженных частоколом из палок, но он обеспечивал защиту от ледяного дождя, который сыпал на них весь день. Всадники промерзли до костей. Даже Клидис, который по своему положению был экипирован лучше любого из них, промерз до мозга костей. Лошади были покрыты запекшейся грязью, и их копыта скользили по мокрой от снега земле. Это был болезненный день в седле для всех. Перспектива гостиницы, даже сарая, прямо перед ними, была в тысячу раз лучше, чем еще одна ночь, проведенная на полузамерзшей грязи и сосновых ветках.

По тающему снегу пробежал мальчик, крича об их прибытии, так что к тому времени, когда Анхапурцы достигли ворот, группа конюхов и батраков встретила их с другой стороны. Прислуга гостиницы была вооружена копьями, косами и цепами – оружием разношерстного ополчения. Вывеска над закрытыми воротами скрипела на ветру, возвещая, что это «Дом Жалости».

– Куда вы направляетесь? – крикнул один из них, выдвигаясь вперед.

– Мы лорд Клидис из Анхапура и его эскорт, – крикнул в ответ капитан стражи, тот, как знал Пинч, был груб со своими людьми. – Кто ты такой?

– Повар хозяина, – ответил смертельно худой мужчина, вышедший вперед. На нем был засаленный фартук, а в руках он держал тяжелый тесак – униформа и инструменты его ремесла.

– Вот тебе и еда, – прошептал Терин Спрайту.

– Что ж, открой ворота, лакей, и дай нам комнату на ночь. Мой господин не привык ждать в грязи. Капитан раскраснелся от нетерпения поскорее убраться подальше от непогоды.

С медленной обдуманностью повар вгляделся сначала в лес с одной стороны, а затем с другой, выискивая что-то в тенях и темноте. Наконец он снова повернулся к капитану. – Вы можете заплатить?

– Можем ли мы  заплатить? – фыркнул офицер. – Оплата зависит от обслуживания, мужлан!

Теперь повар медленно, и снова очень обдуманно, оглядел всадников, подсчитывая их количество на пальцах. Когда он использовал для счета обе руки, его лицо сосредоточенно нахмурилось, пока, наконец, он не подтолкнул локтем мужчину рядом с ним с чрезмерной скрытностью. Полетели горячие перешептывания, пока, наконец, второй парень не поднял свою руку, и повар продолжил считать. Капитан едва подавил свой гнев из-за этого бездействия.

– Двенадцать! – закричал Пинч, когда счет был явно больше трех рук.

Повар и конюх сделали паузу, посмотрели на свои руки, подняли глаза, снова посмотрели на свои руки, а затем очень медленно и обдуманно начали отсчет снова.

Капитан повернулся на своем сиденье, чтобы сердито посмотреть на Пинча, и впервые почти за неделю мошенник просиял злобно-жизнерадостной улыбкой и стоически перенес ледяной дискомфорт.

Позади Пинча хор смешков и фырканья изо всех сил старался не разразиться хохотом.

Когда счет пары дошел до трех рук, все взгляды холодного и мокрого эскорта обратились на Пинча. Плут только кивнул и улыбнулся.

– Три! – раздался пронзительный голос Спрайта.

Подсчет начался снова.

Охранники придвинулись ближе, на этот раз, наблюдая, за всеми четырьмя бродягами.

При двух руках Мэйв больше не могла выносить эту нелепость, и с ее губ сорвался истерический смешок. Он раскатился по лесистой дороге.

Отсчет начался снова.

Капитан развернул свою лошадь по грязи. – Если они что-нибудь скажут... – он замолчал на полуслове, поняв, что не сможет привести в исполнение угрозу в отношении гостей своего хозяина. – Ну, – наконец продолжил он, стуча зубами, – не позволяйте им!

Теперь охранники, почувствовав закономерность, обратили особое внимание на Терина. Большой Гур улыбнулся в ответ на их неподвижные хмурые взгляды и демонстративно закрыл рот. Подсчет прошел одну руку, но Терин ничего не сделал. Мэйв, Спрайт и Пинч ждали, что он будет делать.

Две руки.

Терин не сказал ни слова.

Три руки.

Здоровяк просиял в спокойной тишине.

Семнадцать…

Восемнадцать…

Девятнадцать…

Терин потянулся в широком зевке. Стражники отреагировали звоном обнаженных мечей. Грубые ополченцы отпрянули от частокола, опасаясь драки.

Подсчет начался снова.

Пинч, Спрайт, Мэйв и Терин посмотрели друг на друга и улыбнулись.

*****

Только после захода луны всех лошадей вымыли, почистили им шкуры, и наполнили им кормушки заплесневелым сеном. Солдаты побрели в общий зал. Пинч и его команда прошли последними; в этом, как и во всем остальном, они всегда были последними из всех.