Текст книги "Король Пинч"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Дэвид Кук
Король Пинч
Перевод с английского А.Б. Белоголова

Пролог

В далекой южной стране десять тысяч человек собрались в послеполуденном тумане, в испарениях, возникших в полдень на берегах Озера Пара. Оттуда они разлились по улицам Анхапура и окутали город влажным облаком, пока пот и воздух не стали единым целым. Ни один ветерок не развевал белые знамена на крышах. Даже коллективное дыхание всех собравшихся не могло разогнать сгустившийся воздух. Хлопок прилипал к телу, как вторая кожа, так что одежда безвольно висела на телах людей. Десять тысяч человек стояли в ожидании в одежде мертвых и безжизненных.

Эти десять тысяч – дедушки, отцы и сыновья Анхапура; бабушки, матери и дочери того же города – теснились по краям узких улочек, заполонили балконы и беспорядочно сидели на корточках на ступенях, которые извивались, скрываясь из виду.

Они выстроились вдоль единственного извилистого проспекта, запрудили ведущие к нему улицы, даже забили своими лодками причал, там, где проходил проспект. По краям этой массы находились продавцы шашлыков с их шипящим мясом, разносчики вина, которые наливали вино из бочонков, привязанных к их спинам.  Здесь же были продавцы фруктов, сбывающие перезрелые товары, игроки, которые хитро проигрывали, чтобы затем выиграть, и дамы, которые извлекали выгоду из любой толпы.

Путешественник, оказавшийся в центре многолюдной толпы, сначала предположил бы, что наткнулся на праздник, неизвестный на его далекой родине. Возможно, эти толпы ждали благочестивого паломничества почитаемого святого. Может быть, это был триумфальный въезд какого-нибудь господина-победителя или, что самое удивительное, проход самого явившегося бога перед глазами его почитателей. Это действительно была бы история, которую путешественник мог бы рассказать по возвращении в какой-нибудь далекий дом.

Однако по мере того, как путешественник  продвигался бы дальше, у него  начали бы возникать сомнения. Где же фонарики, яркие ленты, детские игрушки, к которым он привык на каждом празднике у себя дома? Была ли это кончина особенно сурового святого, или победа, слишком дорого обошедшаяся горожанам, или, что еще хуже, шествие какого-то мстительного бога смерти, чей взгляд мог бы поразить какого-нибудь несчастного? У тех, кто бы его окружал, не было ни радости, ни нетерпеливого ожидания, и по мере того, как он погружался бы все дальше в толпу, он находил бы только все более мрачные лица, исполненные печали.

Когда, наконец, путешественник достиг бы центра этой суровой толпы, его встретят массы красных флагов, огромные полосы блестящей ткани, вяло свисающие с балюстрад и фонарных столбов, которые волшебным образом освещают ночные улицы Анхапура. Если бы это был первый вояж путешественника, он был бы озадачен красочным буйством, нависшим над его головой. Это путешествие привело его, возможно, в город безумцев – лунатиков, которые проживали свою жизнь как противоположность всякому нормальному разуму – меланхоличные в своей радости, веселые, когда другие призывали к печали. Качая головой, он быстро решил бы покинуть Анхапур, возможно, отмечая слабоумие его жителей в своих записных книжках.

К такому выводу не пришел бы путешественник, более погруженный в бурлящие обычаи разных стран. Он посмотрел бы на алые флаги и понял, что язык, который его собственная культура видела в них, не был языком Анхапура. Перед ним была развернута траурная экспозиция, точно так же, как черное или белое могло бы символизировать то же самое на его земле.

Если бы он был действительно хитер, он бы угадал природу усопшего. Не бывает толп из-за ухода мага. Смерти волшебников интимны и таинственны. И это не была кончина какого-то некогда любимого священника, ибо тогда, несомненно, люди собрались бы в храме священнослужителя, чтобы послушать панихиды, которые будут петь его последователи. О кончине воров и проходимцев никто не скорбел.

Это могла быть только смерть лорда, причем великого и могущественного. Ничто меньшее, чем смертность королей, не могло привлечь людей во влажный полдень, чтобы постоять на солнце, пока не пройдет процессия. Взглянув на горожан с обновленным пониманием, путешественник увидел бы старого придворного в отчаянии, так как его почти оправдавшиеся надежды рухнули. Молодая девушка дрожит от слез, охваченная воспоминанием о какой-то забытой доброте, оказанной ей Его Высочеством. Одноглазый калека, уволенный из гвардии после ранений в последней кампании, изо всех сил пытается принять жесткую позу старого солдата. Чуть дальше торговец высовывается из окна, его лицо – маска едва скрываемого ликования, поскольку он уже подсчитывает прибыль, которую он получит теперь, когда деспотичный правитель ушел.

Пока путешественник изучает своих соседей, процессия, наконец, прибывает. Почетный караул жарится под своими плюмажами и мехами, расчищая улицы. Позади них следуют священники всех храмов, престарелых патриархов несут в затененных паланкинах, в то время как их помощники размахивают кадилами и возносят к небесам молитвы. Наконец, появляется большая позолоченная повозка, задрапированная пирамидальным холмом из красного шелка и запряженная тремя рядами жертвенных быков: первый ряд темно-черного цвета, второй – безупречно белый, а третий – совершенно серый. Когда повозка, запряженная волами, скрипит и грохочет по мощеным улицам, все глаза напрягаются, чтобы увидеть трон, который находится наверху. Там, одетый в государственные одежды и меха, неуязвимый для их давки и жары, находится их покойный король. Видно только его лицо, мелово-серое и опустошенное последним прикосновением смерти.

Дыхание, задержанное десятью тысячами душ, высвобождается, когда повозка проезжает мимо каждого мужчины, женщины и ребенка Анхапура. Король действительно мертв. Люди снова начинают двигаться, каждый гражданин снова начинает свой путь среди живых. Когда путешественник проходит сквозь толпу, рука с ножом украдкой тянется к завязкам его кошелька.

Годы спустя, когда путешественник заговорит об Анхапуре, он расскажет о похоронах короля страны разбойников.

1. Крыши и будуары

– Вот дерьмо! Этот ветер жалит, как раны Ильматера! – громко проворчал тонкий голос из темноты ночи.

– Тихо, ты, маленький дурачок! – прошипел второй, более низкий голос рядом с первым. – Ты наверняка наведешь полицию своим нытьем.

– Тогда ладно. Ты завязывай эти узлы своими толстыми человеческими пальцами, – прошипел в ответ другой голос. Его слова почти утонули в ревущем порыве ветра. Раздался яростный треск длинных плащей, хлещущих в воздухе.

– Просто работай, черт бы тебя побрал, пока мы оба не замерзли. Слова были подчеркнуты звоном металлической решетки о черепицу.

Вспышка света пронеслась по паре.

– Лежать! – прошипел низкий голос. Свет на мгновение осветил двух человек – одного большого, другого – абсурдно маленького – взгромоздившихся на шаткий выступ рифленой черепицы на крыше.

Тот, что больше, тяжело опирался на штангу, втиснутую в щель между терракотовыми формами. Тот, что поменьше, возился с толстым шнуром, завязывая конец вокруг глазурованного дымохода.

– Расслабься. Это просто фонарщик, – сказал малыш. Ледяной порыв потряс их, закручивая их плащи в свирепые клубки.

Ветер был свойством холодных зимних ночей в Эльтуреле. Каждую ночь он поднимался вместе с заходящим солнцем, чтобы пронестись по склонам холмов Верхнего Района города. В тихую ночь это был собачий скулеж, терпеливо ожидающий, когда его впустят через каждую открытую дверь и окно. Но были и другие ночи, как сегодня, когда он рычал, как хищная гончая. Ветер охотника, так называли его тогда люди, и вздрагивали, когда слышали шум, когда он проносился по улицам. Все знали, что это были призывы гончих бога Маска, и ни один мудрый человек не выйдет на улицу, когда неприкаянные мертвецы зовут его с улицы.

По крайней мере, не те, кто честен.

Балансируя на высокой черепичной крыше, две фигуры – большая и крошечная – продолжали свою работу. Холодный порыв ветра обдал их дрожью, и они бессознательно заерзали на своем насесте, пока их спины не оказались осторожно повернутыми к ошеломляющим порывам ветра. Ни разу они не оторвали своего внимания от глазурованных плиток под ними.

На обожженной глине была еще и  металлическая решетка. – Это все. Ты готов? – прошипел тот, что был крупнее из двоих.

Щелчок веревки, когда меньший завязывал свой последний узел, был ответом. – Не урони меня на этот раз, Пинч, – предостерег тонкий, слегка  веселый, голосок.

– Не пытайся гнать волну, Спрайт-Хилс. Приберегать лучшие камни для себя – не значит быть честным. Я мог бы позволить Всадникам Ада забрать тебя. В голосе мужчины вообще не было юмора, и в темноте было невозможно разглядеть выражение его лица. Он пропустил веревку с узлом через маленькое отверстие в черепицах крыши.

Спрайт-Хилс что-то пробормотал в ответ, ничего не сказав, хотя его тон был соответственно кротким. Пинч, его напарник, был не из тех, кому можно перечить без необходимости. Спрайт-Хилс попробовал это однажды и горько пожалел об этом. Он мог только догадываться, что Пинч, должно быть, был в хорошем настроении в тот день, потому что халфлинг  был все еще жив. Он видел и даже помогал Пинчу убивать людей даже за меньшую провокацию. Он мог бы сказать, что Пинчу он просто нравился, но он знал старого плута гораздо лучше. Просто у Пинча не было друзей, только члены его банды.

Раздался слабый шум, когда веревка ударилась об пол. – Спускайся, – сказал Пинч с игривой веселостью. Он обернул шнур вокруг талии и ухватил его рукой, готовый принять вес халфлинга. Маленькие люди, такие как Спрайт-Хилс, были маленькими и короткими, что делало их удобными для того, чтобы протискиваться через крошечные щели, проделанные в приподнятой черепице крыши, но они все равно не были легкими. Спрайт-Хилс, например, любил эль с сыром, что придавало ему невинный вид пухлости. Все это было хорошо для работы на улице, но халфлинг был далеко не самым легким взломщиком, которого использовал Пинч.

Халфлинг  изучал Пинча в темноте, а затем пожал плечами, не в силах понять этого человека. Пинч был «управленцем» – хозяином своих изворотливых и бестолковых собратьев. Атмосфера нарочитой угрозы вокруг него была маской, которую он носил слишком долго, и Пинч практически не знал другой. Действительно, пухленький маленький Спрайт-Хилс даже не был уверен, что знает настоящего Пинча.

– Хватит бездельничать, – прошипел мошенник.

Халфлинг резко пришел в движение. Извиваясь задом, чтобы сохранить равновесие на плитках, он стянул пару толстых ботинок и размял свои покрытые мехом ступни. С веревкой лучше работать босиком, но терракотовая крыша на зимних ветрах – неподходящее место для того, чтобы ползти босиком.

Пинч сунул веревку в мозолистые руки халфлинга.

Халфлинг потрогал веревку. – Почему бы тебе не спуститься, Пинч? – наконец спросил он с наглой улыбкой. – Я поддержу тебя.

Пинч улыбнулся в ответ такой же хищной ухмылкой. – Больное колено – и я никогда не был хорош в лазании. Они оба знали ответ. – Двигайся. Мы должны уйти до того, как снова появятся Всадники Ада.

Халфлинг проворчал, зная, какой аргумент принесет ему пользу. Он протиснулся в дыру, цепляясь плащом за неровные края. – Сюда мы забрались  достаточно хорошо, ты...

Ворчание стало нечленораздельным, а затем исчезло, когда халфлинг спустился в темноту. Руки Пинча, крепко обхватившие веревку, дрожали и подергивались с каждым ее рывком.

Когда он сидел на крыше, спиной к маленькой трубе, каждая секунда на ветру и в темноте растягивалась в сознании Пинча на часы. Время было его врагом. Это были не стражи, обереги, заклятия или звери, которые, по слухам, бродили по залам под ними; это было время. Каждая минута была минутой большего риска, шанса, что какой-нибудь несвоевременный торговец по соседству поднимется со своего тайного свидания и подойдет к окну, чтобы подышать свежим воздухом, или, что на улице, внизу судебный исполнитель оторвется от своего обхода, чтобы посмотреть на луну. В темноте было бесконечное множество глаз, и чем дольше длилась работа, тем больше была вероятность, что кто-нибудь его увидит.

Пинч выругался на крысу, которая наблюдала за ним с карниза, бросив осколок плитки в сторону ее черных глаз. Когда крыса пискнула и убежала, Пинч проклял Спрайта за его медлительность. Был еще один, Терин, который был избран мишенью для его проклятий. Именно он, а не Пинч, должен был быть на крыше; именно так Пинч и планировал эту операцию. На самом деле, во всем был виноват этот чертов дурак, попавшийся на удочку, когда ему даже не следовало пытаться. У него не было навыков карманника, чтобы пытаться завладеть завязками на корсаже «хозяйки игры», не говоря уже о кошельке сержанта  Всадников Ада.

Пинч как раз размышлял о том, кто был бы подходящим человеком, чтобы обеспечить алиби Терину, когда веревка ускользнула у него из рук. Мгновенно он нырнул вперед, лицом в дыру, успев удержаться, чтобы не рухнуть на мраморный пол тридцатью футами ниже. Он напрягся, готовый услышать любые звуки борьбы или тревоги, даже самый легкий стук мягких шагов.

Там ничего этого не было, и это было хорошо. Пока все шло по плану. Спрайт-Хилс оправдывал свое имя, теперь бесшумно шагая по залам Великого Храма Латандер, направляясь к великой святой реликвии, хранящейся там.

У Пинча был план, и притом грандиозный. Реликвия была для него бесполезна, но были и другие, которые дорого заплатили бы за нее. Наиболее вероятными были отколовшиеся секты и соперничающие вероисповедания, но даже храм, находящийся под ним, мог быть готов заплатить, чтобы сохранить свою честь в неприкосновенности.

Это была, безусловно, самая амбициозная вещь, которую он и его банда когда-либо пробовали, далекая от простого проникновения и изымания ценностей, которые они делали в прошлом. Проникновения, подобные этому, они совершали, но никогда в таком грандиозном масштабе. Одно дело – взломать жилище какого-нибудь заурядного дурака. Отправить Спрайт-Хилса, проникнуть в храм – это совсем другое, почти такое же трудное, как взломать жилище волшебника. В храмах были стражи, обереги, жрецы и звери – но награды были намного больше.

План был прост. Темный участок переулка Свитсвит Лейн, который едва отделял храм от праздничных залов на другой стороне, был тем местом, где Пинч планировал их проникновение. Несколько приятных ночей разведки с верхних этажей «Очарованной Девы» убедили Пинча в том, что охрана в этом месте была особенно слабой. Тем не менее, Пинч бросил несколько монет, чтобы две горничные, Кларрит и Йоссин, наверняка мыли посуду в подсобке, чтобы отвлечь любопытные взгляды. Спрайт-Хилс без препятствий взобрался на крышу храма, в то время как Пинч, взявшись за веревку, вскоре последовал за ним. Все прошло хорошо.

Оказавшись на стене, пара мошенников пересекла дорожку для охраны и погрузилась в лабиринт фронтонов, карнизов и дымоходов, пока, по оценке Пинча, они не оказались над главным залом. С помощью монтировки и резака они приподняли плитку и проделали отверстие под ним – и теперь Спрайт-Хилс был внутри.

Но это занимало слишком много времени. Пинчу это не нравилось. Если его расчеты были верны, то халфлинг наверняка уже был над алтарем. Все, что нужно было сделать Спрайт-Хилсу – это быстро схватить реликвию и все остальное, до чего он мог дотянуться, и вернуться к веревке.

Проблема заключалась в том, что Спрайт был там слишком долго.

Осторожно, чтобы не свалиться со своего продуваемого ветром сиденья, Пинч наклонился вперед, чтобы заглянуть в дыру. Сначала его глаза, немного ослабевшие ночью, ничего не видели, но постепенно внутреннее пространство разделилось на области глубокой темноты и просто мрака. Напрягшись, Пинч попытался истолковать увиденное.

– Безбожник! – взревел чей-то голос как раз в тот момент, когда темнота вспыхнула светом. Пинч чуть не провалился в узкое отверстие, когда его взгляд наполнился короной ослепляющих огней.

– Держите вора, – снова взревел голос, эхом разносясь по огромному пустому помещению большого нефа храма.

В моргающем взгляде Пинча маленькое сгорбленное пятно метнулось по широкому мраморному полу. Прямо за ним двигалась группа лязгающих людей, освещенных яркой вспышкой жезла жреца. Старый мошенник вынул голову из пролома, внезапно испугавшись, что его заметили, и, затаил дыхание.

Веревка, до этого провисшая, дернулась и натянулась, когда  маленькое тяжелое тело схватилось за нее и начало карабкаться вверх. – Пинч! – прохрипел Спрайт-Хилс, набирая полные легкие воздуха. – Пинч, поднимай меня наверх!

Мужчина ухватился за веревку и потянул. – Ради всех богов, замолчи! – прошипел он сквозь стиснутые зубы, слишком тихо, чтобы кто-нибудь мог услышать. Было достаточно плохо, что Спрайт-Хилс провалил работу, но и назвал имя Пинча.

Стоя над дырой с широко расставленными ногами, Пинч подавил желание бросить неуклюжего халфлинга на произвол судьбы. Сделай он это, и не было никаких сомнений, что маленький плут будет петь гимны судебным исполнителям. Так что у него не было выбора, кроме как тянуть, не обращая внимания на напряжение, пока он не вытянул всю длину веревки, и халфлинг не приблизился к расписному потолку храма.

– На крышу! Тревога! Бейте  сигнал тревоги! – донесся приглушенный рев снизу.

– ОУУУУ! – раздался более непосредственный крик, когда веревка внезапно резко ослабла. – … инч, тяни…  крыш! Не спи!

Фут веревки выскользнул из пальцев мошенника, и груза на другом конце не стало. Маленькая рука просунулась в отверстие и замахала, пока не ухватилась за край. – Тяни вверх, но медленно! – взвыл Спрайт-Хилс  снизу.

Пинч окинул взглядом продуваемую ветром крышу, пытаясь угадать, сколько у них времени. – Ты взял пелфри?

– Конечно, я это сделал! – последовал возмущенный ответ. Руки халфлинга боролась с его весом до тех пор, пока в поле зрения не появилась его кудрявая голова. – Пинч, помоги мне выбраться отсюда! У них там лучники!

– Отдай мне этот мусор – весь!

Спрайт-Хилс посмотрел на протянутую руку Пинча. – Чума на него! – сплюнул он, бросившись вперед и поймав запястье мошенника своей крошечной хваткой. – Ты не бросишь меня дважды!

Пинч не сопротивлялся, но протащил своего маленького товарища через дыру. – Я должен забрать это за то, как ты провалил эту работу! – прорычал он.

– Провалил! А ты тот, кто...

БАХ! Осколок черепицы полоснул Пинча по руке. Повернувшись, Пинч увидел силуэты двух гвардейцев, один из которых крутил рукой над головой.

– Пращники! Вниз! Мужчина толкнул халфлинга, когда тот свалился на крышу. Прямо над его головой раздалось жужжание, а затем ноги выскользнули из-под него. Пинч поскользнулся на наклонном склоне и с грохотом проехал несколько футов вниз по черепичной крыше, прежде чем смог остановить свое скольжение. Темнота за свесом третьего этажа зловеще вырисовывалась внизу.

Пинч рванулся за добычей, его ноги скользили по плиткам. Спрайт-Хилл стоял лицом к нему, прижавшись спиной к кирпичной кладке дымохода. Единственное преимущество, полученное в падении Пинча, заключалось в том, что труба прикрыла его от нападавших, но то, что их не было видно, вряд ли заставило стражей уйти. Сквозь порывы ветра Пинч и халфлинг могли слышать топот тяжелых ног храмовых стражей, пробиравшихся по наклонным плиткам.

Со двора внизу донесся гул голосов, когда сигнал тревоги, подобно искре стихии, пронесся по территории храма. Пинч обернулся как раз вовремя, так как яркий свет фонаря охранника скользнул по свесу. Поток света качнулся в их сторону, не совсем на них, но достаточно близко, чтобы высветить страх на лице Спрайт-Хилла.

Резкий свист мошенника вернул колеблющегося халфлинга к действию. Движение головой и резкий жест – это все, что Пинчу нужно было сделать, прежде чем его маленький партнер кивнул в знак согласия. Знающий глаз и уверенная рука были языком всех воров.

Словно по произнесенному сигналу, пара пришла в движение. Они обогнули дымоход – каждый со своей стороны, и прямо на двух стражей, которые пытались прокрасться вперед с бычьей осторожностью. – Бей! – взревел Пинч, испуская освященный веками боевой клич учеников Эльтуреля. Изумленный страж бешено взмахнул мечом, лезвие рассекло воздух над седовласой головой Пинча. Вор не остановился, чтобы фехтовать, а нанес апперкот сжатым кулаком под защиту противника. Костяшки пальцев врезались в форменную куртку прямо под грудиной. Охранник втянул воздух, как утопающий; Пинч выругался, как моряк. Меч с резким стуком ударился о черепицу и заскользил по карнизу, как живое существо, в то время как стражник сделал неуверенный шаг назад. Внезапно он резко накренился, когда одна нога наткнулась на лаз грабителей, и исчез из виду.

Краем глаза Пинч увидел, что Спрайт-Хилс был не менее быстр. Когда халфлинг легко увернулся от выпада высокого стражника,  блеснула вспышка металла, и послышался изумленный крик. Как тряпичная кукла, охранник привалился к дымоходу, схватившись руками за заднюю часть ноги под доспехом.

Игнорируя все остальное, Пинч вскарабкался по шаткому плиточному склону и перемахнул через конек. По инерции он прокатился по склону, а затем вскочил и побежал короткими акробатическими шагами. Он перелез через шипец, а затем опасно обогнул край конической башни, прежде чем очутился над темным переулком, из которого они начали движение. Двигаясь с большей осторожностью, он поискал их веревку, ведущую в переулок внизу. Как раз в этот момент Спрайт-Хилл перевалился через конек, приближаясь с другого направления.

– Кто-нибудь гонится за тобой? – потребовал Пинч.

Спрайт-Хилл ухмыльнулся, переводя дыхание. – Никого... из людей попов...  даже крыс, – выдохнул он.

– А пелфри?

Халфлинг сунул руку под жилет и вытащил грубо выкованный амулет со стилизованным символом половины солнца. Пинч схватил добычу и поднял испуганного халфлинга на ноги.

– Тогда ладно. Давай, к веревке.

Когда они приблизились к ней, Пинч сразу понял, что что-то пошло не так. Шум, донесенный ветром, который другие, менее проницательные, могли бы и  пропустить. Это был ровный скрип, словно веревка раскачивалась взад-вперед. Он подал знак молчать и пополз вперед по терракотовой поверхности.

Конечно же, на веревке кто-то был. Она дергалась из стороны в сторону, когда кто-то подтягивался на ней. Подав знак Спрайт-Хилсу стоять на страже, Пинч осторожно выглянул за край крыши.

На полпути вниз по веревке виднелись смутные очертания альпиниста. Судя по громоздкой форме и чересчур большому шлему, нельзя было ошибиться, что это был один из людей храма. Посреди переулка было пятно света, где напарник альпиниста стоял с фонарем в руках.

– Пинч, они идут! – зашипел Спрайт-Хилл. Словно в подтверждение его предупреждения раздался оглушительный топот сапог по крыше.

Преследование было упорным, и их путь к отступлению был перекрыт. Еще через несколько мгновений скалолаз доберется до крыши, поставив двух воров между вражескими мечами. Не было пути ни вперед, ни назад.

Едва уловимым движением мысли в руке Пинча, казалось, материализовался маленький нож. Лезвие блеснуло в свете фонаря, когда он перегнулся через свес крыши. Снизу донесся тревожный крик. Одним движением острое, как бритва, лезвие разрезало тонкую шелковистую веревку. Крик перешел в визг, пока не закончился тяжелым ударом плоти и стали.

– Сзади! – проревел голос с верха крыши. Силуэты авангарда их преследователей вырисовывались на фоне дрожащей ночи, ветер яростно трепал их шлемы с плюмажами, когда они неуклюже продвигались вперед.

Страх заставлял их мысли метаться. Теперь, когда их веревка исчезла, Пинч и Спрайт-Хилл отчаянно искали путь. Внезапно Пинч увидел темные шевелящиеся ветви в пустоте переулка между мрачными стенами храма и яркими фонарями праздничных залов. В его голове сформировался план; он знал, что это плохой план, но это был единственный выбор, который у него был.

– Со мной! – крикнул Пинч, чтобы подбодрить себя. А затем, хотя он и не был сильным человеком, разбойник обхватил халфлинга за талию. Сделав три размашистых шага, и прежде чем Спрайт-Хилл успел вскрикнуть, Пинч прыгнул в темноту, держа своего партнера подмышкой. Другую руку он вытянул так далеко, как только мог, и, с закрытыми глазами, помолился.

– ПИНЧ! ТЫ...

Внезапно они ударились о верхние ветви единственного дерева на Свитсвит Лейн. Размахивая руками в поисках чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться, мастер-вор уронил Спрайт-Хилса, который и так уже достаточно извивался и выл. Ветки хлестали Пинча по лицу, рвали его прекрасный камзол и били по ребрам. И все же он прорвался сквозь них, казалось, не замедляясь, когда инерция несла его по широкой дуге к земле.

Пинч был почти готов приветствовать столкновение с землей, когда все его тело, во главе с шеей, дернулось и остановилось. Его прекрасный плащ, который развевался у него за спиной, зацепился за сломанную ветку. Более дешевый плащ с застежкой меньшей прочности порвался бы немедленно, или его застежка расстегнулась бы, но Пинч никогда не одевался в дешевую одежду. Вместо этого плащ попытался повесить его, избавив священников храма Повелителя Утра от работы.

Была короткая секунда, когда Пинчу показалось, что его шея может сломаться, а затем он понял, что все еще падает вниз – хотя и не так быстро. Единственное дерево на Свитсвит Лейн было немногим больше молодого деревца, и под весом Пинча ствол согнулся с упругостью рыболовной удочки. Ему казалось, что он плывет, возможно, потому, что не мог дышать, но не было никаких сомнений, что падение замедляется.

И затем, сквозь пелену боли, которая сузила его зрение, Пинч увидел спасение. Это было так, как, если бы Маск, бог воров, наклонился и раздвинул ветви, чтобы открыть ярко освещенный внутренний дворик «Очарованной Девы» прямо под ним.

Булькая и брыкаясь, Пинч нащупал свой складной нож в ножнах на запястье и полоснул по ткани над собой. Треск рвущихся нитей превратился в разрыв, и внезапно он нырнул, когда ветви пронеслись мимо него. С громким ударом он отлетел от стола, подбросив в воздух подносы с засахаренными фруктами и кувшины с теплым вином, и срикошетил в теплые объятия очаровательной девушки из «Очарованной Девы». Недалеко от него приземлилась его меньшая половина, но с не менее солидным стуком.

– СУМАСШЕДШИЙ! – взвыл Спрайт-Хилс, перекрывая вопли сообщества «Очарованной Девы» и возмущенное бормотание их клиентуры. – СУМАСШЕДШИЙ, СУМАСШЕДШИЙ, СУМАСШЕДШИЙ! Ты пытался убить нас! Ты склонный к самоубийству сын жулика! Спрайт-Хилс не обращал никакого внимания ни на панический порыв дам, ни на ощетинившиеся позы их друзей – джентльменов. Они, несомненно, вышли посмотреть на переполох и теперь получили больше, чем им полагалось.

– Прекратите это! – зарычал Пинч, неохотно высвобождаясь из объятий молодой леди. – Если Всадники Ада схватят нас, они повесят нас на этом безлистном дереве. Несмотря на то, что Пинч сильно ударился и хромал, он, тем не менее, схватил халфлинга за загривок и почти потащил его в задние проходы праздничных залов.

Они, пошатываясь, брели по душистым коридорам, их спешка возрастала с каждым шагом. Они проходили мимо запертых дверей, где слышалось только тихое хихиканье, проходили салоны, где девушки, ожидающие ночных ухажеров, поправляли свои платья. Они поспешили вниз по задней лестнице. Когда они приблизились к площадке, этаж ниже наполнился хором визгов и возмущенных воплей. Поверх всего этого Пинч услышал нестройный звон ручных колокольчиков.

– Всадники Ада! Мошенник подтолкнул своего маленького партнера обратно вверх по лестнице. – На второй этаж – в конец коридора! – рявкнул он.

Спрайт-Хилс знал, что лучше не спорить. Хора колокольчиков было достаточно, чтобы сказать, что стража была у входной двери. Халфлинг мог доверять только приказам мошенника; боги знали, что этот человек был здесь достаточно много раз.

На верхней площадке Пинч протиснулся сквозь потные пары людей, которые хлынули из богато задрапированных комнат, уворачиваясь от локтей, когда женщины с трудом натягивали платья, и от звона стали, когда мужчины пристегивали мечи к поясам. Позади них звон колокольчиков и крики «Держите крепче!» и «Хватайте его!» усилились вместе с яростным топотом сапог, когда патруль Всадников Ада поднимался по лестнице. Вынужденные, как крысы, спасаться от поднимающейся воды, множество исполнителей и клиентов заполонили лестницу наверх, так что прошло всего несколько мгновений, прежде чем Пинч вырвался на свободу в почти пустой зал. Мошенник предполагал, что его напарник последует за ним; халфлинг был достаточно способен позаботиться о себе. Пинч пробежал по коридору и с трудом свернул за угол.

– Это глухая стена! – взвыл голос прямо у него за спиной, и действительно, эти слова были правдой. Коридор заканчивался сплошной стеной, хотя и красиво оформленной, имитирующей садовую скамейку. Маленькая ниша с мраморной скамьей, задрапированная искусственными виноградными лозами из шелка и тафты, была достаточно очаровательной, но совершенно без двери.

– Здесь есть проход, Спрайт. Мне о нем рассказала Мэйв, – заверил его Пинч. Пока он говорил, его руки с длинными пальцами быстро ощупывали панели в поисках какой-нибудь скрытой защелки или пружины.

Халфлинг фыркнул. – Мэйв? Наша дорогая милая пьяная Мэйв – здесь?

– Когда-то она была молодой и не всегда была волшебницей. А теперь заткнись и приступай к поискам. Судя по суматохе позади них, Всадники Ада уже достигли площадки.

Халфлинг проигнорировал команду. – Так вот как ты с ней познакомился. Мэйв, э... – съязвил он.

– Прекрати, – отрезал Пинч, хотя и не из сентиментальности. Ему нужно было сконцентрироваться и сфокусироваться – и просто нажать – вот так, на пружинящую пластину, на которую внезапно наткнулись его пальцы.

Маленькая панель над садовой скамейкой откинулась, открывая на четверть колодец тьмы. Из щели вырвался выдох пыли и паутины.

Пинч отодвинул панель и кивнул халфлингу. – Нужно смываться, забирайся.

Халфлинг смотрел на это с подозрением, пока топот сапог в коридоре не преодолел его возражения. Гибким прыжком он вскочил и пробрался в отверстие.

Пинч, не теряя времени, последовал за ним, удивленный тем, что смог так быстро протиснуться в маленькое отверстие после всех полученных ушибов. Взявшись за внутреннюю ручку, он захлопнул панель, погрузив их в темноту. Положив одну руку на плечо Спрайт-Хилса, Пинч последовал за халфлингом, спускавшимся по ступенькам, которые человек не мог видеть.

Они спустились вниз, когда топот и гром всадников позади них затихли, а затем проскользнули по проходам, которые извивались под городом. Местами Спрайт вел их по воде, которая доходила Пинчу до лодыжек и пахла так отвратительно, что он был рад не видеть, через что он прошел.