Текст книги "Король Пинч"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

20. День коронации

Спрайт со сверхъестественной уверенностью двигался по извилистым проходам, игнорируя ответвления, которые, по мнению Пинча, выглядели более вероятными. У мошенника не было другого выбора, кроме как довериться своему помощнику. Остальные держались впереди него, не желая смотреть на его ужасное лицо больше, чем это было необходимо.

Наконец они зашли в тупик. – Вот, – Спрайт поднес фонарь к полированному камню. В стену было вделано железное кольцо. Более того, благодаря своему новому, чувствительному зрению переселившийся мошенник легко проследил очертания косяка, где щели пропускали минимальный проблеск света. Даже Спрайт, с его талантом находить предметы, вероятно, не смог бы разглядеть их очертания.

– Там есть боковой дворик недалеко от твоей квартиры...

– Обряд состоится в главном пиршественном зале.

Пинч ухватился за железное кольцо и потянул так сильно, как считал нужным, забыв при этом о силе своего тела. Дверь распахнулась без единого звука. Тот, кто оборудовал этот вход, был мастером, потому что тяжелый мрамор с прожилками скользил с легкостью. Пинч практически отлетел назад из-за отсутствия сопротивления.

Внутренний дворик был освещен бледным лунным светом, который едва проникал сквозь высокие здания, окружавшие искусственный лес внутри. Зеленые кустарники росли в приземистых горшках, а деревья с мелкими листьями мягко покачивались в такт журчанию фонтана у дальней стены. Луноцветы расправляли свои лепестки цвета слоновой кости, чтобы впитать ночь. Повсюду с концов балок свисали клетки с птицами, и несколько соловьев проснулись, чтобы пропеть об их прибытии. Когда дверь приоткрылась шире, чем требовалось, Спрайт и Пинч оба юркнули в тень, повинуясь многолетнему воровскому инстинкту. Если бы в маленьком саду был наблюдатель, он бы предположил, что Лисса одна справилась с большой дверью. К счастью, наблюдателей не было.

Когда сигнала тревоги не последовало, двое мошенников быстро двинулись через заросшие кустарником джунгли, изучая местность. Из трех других дверей – по одной в каждой стене – две двери вели  просто в комнаты, закрытые ставнями на ночь. Третьими были ворота из кованого железа, которые открывались на аллею, соединяющую Большой Зал с миром за дворцовыми воротами. Мошенники позаботилась о том, чтобы их не заметили, потому что к месту пира шел непрерывный поток гуляк.

Пинч как раз проверял смазку на петлях ворот, прежде чем открыть их, когда Спрайт коснулся его руки. У халфлинга была ткань из рукава, чтобы прикрыть лицо. – Мудро, хорошо, но как ты собираешься передвигаться, Пинч? Ты уже не такой, как прежде, неприметный.

Лисса, которая до этого момента держалась молчаливо и отстраненно, добавила: – От вас еще несет смертью.

Улыбка Пинча превратилась в неловкую гримасу. – Спрайт, мальчик, ты знаешь, какой сегодня день в Анхапуре?

– Какой-то праздник, Пинч.

– Это Праздник Богатства, мой друг, халфлинг. В течение этого дня почтенные граждане Анхапура празднуют богов денег едой, напитками и бал-маскарадами.

– И что?

Пинч посмотрел на Лиссу, помня о ее неодобрении, когда высказал свое истинное мнение. – Мы воры, мальчишки-негодяи. Там улицы заполнены людьми в маскарадных костюмах, плащах и... масках.

Которых просто нужно немного убедить, чтобы они помогли нам. Хитрая улыбка озарила лицо халфлинга. – Точно, Пинч. Я уверен, что некоторые добрые великодушные души действительно захотят нам помочь.

– Анхапур известен своей щедростью. Бездыханный мошенник кивнул, при этом небольшие кусочки плоти отвалились от его шеи. – Все, что для этого нужно, – это немного правильного объяснения.

– Итак, как мы планируем заманить их сюда? Никто не доверяет халфлингу…

– А я их отпугну.

Пара повернулась, чтобы посмотреть на Лиссу.

– Нет. Нет – вы же не предлагаете мне пойти туда и...

– Нам очень нужно, – прохрипел Пинч.

– Это только один раз, – добавил Спрайт.

– Это грех в глазах Повелителя Утра! – сопротивлялась она, качая головой.

– Может быть, он сейчас не смотрит. Знаете, боги могут быть ужасно заняты. Халфлинг рядом с ней не мог удержаться от раздражения, и за это она одарила его злобным взглядом.

– Я полагаю, Анхапур это стерпит. Пинч попытался изобразить смиренный вздох, но без дыхания он прозвучал больше как кряканье. – А я привыкну жить в гробницах, где мне не придется ходить по улицам, слушать крики женщин и убегать от мечей мужчин. В гробницах тихо. У меня будет много времени, чтобы... сидеть там.

Спрайт фыркнул.

– Хватит! Лисса всплеснула руками. – Я сделаю это. Я просто хочу, чтобы ты знал, что ты мерзкий и злобный вор, и я ненавижу вас обоих!

Два мошенника, один мертвый, другой низкорослый и неуклюжий, улыбались и изо всех сил старались выглядеть ангельски.

– Это не очень честно, – фыркнул Спрайт, его слезы превратились в оскорбленную честь еще до того, как они навернулись ему на глаза. – Мы поступаем так только потому, что нет другого...

– На вас можно положиться, – похвалил Пинч. Лучше всего было заткнуть халфлинга, пока он не передумал за нее. Положив руку ей на плечо, он повел ее к воротам. – Будьте быстры, три человека нашего роста, в масках. Прежде чем она успела пожалеть, он мягко вытолкнул ее на улицу.

Пятнадцать минут спустя трое гуляк, двое мужчин и женщина – один невысокий, двое высоких, поспешили к Большому Залу. На женщине была изящная маска домино и платье, которое сидело на ней не совсем хорошо – слишком узкое в лифе и слишком длинное. Высокий мужчина был великолепен, как большой черный ворон, с маской с золотым клювом и прической из перьев, которые ниспадали на блестящий черный плащ, который хорошо скрывал грязную одежду под ним. Маленький человечек ковылял вперед, стараясь не отставать от остальных, его усилиям постоянно мешала голова из папье-маше, которая была такой же большой, как он сам. Его плащ позвякивал при каждом шаге, а расшитый колокольчиками подол волочился по земле. Блестящее, ухмыляющееся лицо шута пьяно вытянулось, угрожая обезглавить себя в любой момент.

– Замечательный выбор, – проворчал коротышка. Гнусавый голос отдавался глухим эхом, как внутри бочки. – Не похоже, чтобы ты могла найти маскировку еще хуже...

– Спрайт, прекрати это, – рявкнул ворон по-настоящему мертвым тоном. – Будь благодарен Лиссе, что она хоть что-то нашла.

– О, я должен быть благодарен, что собираюсь умереть в такой одежде. Халфлинг изо всех сил старался не споткнуться о свой звенящий подол, бросая завистливые взгляды на легкость, с которой жрица управлялась со своим огромным платьем. – Знаешь, Пинч, я не уверен, что эта затея битвы с нежитью такая уж хорошая идея. Я имею в виду, ты мог бы просто оставаться таким. Через некоторое время ты привыкнешь к такому облику, и у него есть некоторые положительные преимущества. Подумай о страховке, которую мы могли бы оформить. Не нашлось бы ни одного разумного торговца, который утаил бы платеж от любого, кто похож на тебя. Мы могли бы сами запустить хорошую систему, я и Терин будем руководить ею, а ты забирать сборы...

– Спрайт, оставь свою гремучую трепотню!

В этом голосе было столько ярости, что халфлинг тихо пискнул.

– Мы делаем это, чтобы спасти Анхапур, – объявила Лисса, не обращаясь ни к кому, кроме, возможно, самой себя. Она говорила с той добродетельной уверенностью, которая приходит к грешнице, решившей искупить свою вину. – Теперь пути назад или отступничества не будет. Понимаешь, малыш?

Изнутри раздутой бумажной головы донеслось недовольное ворчание, которое перешло в тишину, но халфлинг не отставал от остальных.

У входа в Большой Зал было полно королевской стражи, верные солдаты стояли рядами, как разодетые манекены. Зубы Пинча скрипнули, как жернова, когда они встали в очередь гостей, проходящих через двери. Капитан стражи бегло осматривал каждого гостя, когда он или она проходили мимо. Обладая острым нюхом на закон, Пинч заметил других, кто с трудом старался быть незаметным: нескольких слуг, которые задержались в фойе, поскольку им было слишком нечего делать, и «гостя» в мантии, который бездельничал в холле. Вероятно – нанятые воины и маг, преданные Варго, на случай, если ему понадобится форсировать свое вознесение. Пинч не забыл предложение Айрон-Битера забрать корону силой, если потребуется.

Тем не менее, группа выглядела явно неуютно, без сомнения, потому, что их командир, Айрон-Битер, не появился. Это порадовало Пинча, думающего о смятении, которое, должно быть, царило в рядах Варго из-за того, что не появился правая рука их лорда.

Капитан, увидев еще одну группу празднующих людей, махнул им рукой, едва взглянув на них. Их плохо сидящие наряды были незаметны в яркой толпе, которая их окружала. Там были мнимые медузы, гномы в золотых гирляндах, даже неуклюжий человек-ящерица, сжимающий кубок в когтистой руке. Пинч рассудил, что, судя по интересу, который ящерица проявляла к дамам, многие из которых оделись так, чтобы показать, а не замаскировать, что этот гость был предприимчивым волшебником с заклинанием полиморфа, а не истинным эмиссаром этой расы рептилий.

Миновав охрану, все трое легко проскользнули сквозь плотную толпу. Все были здесь, и все были беспечными и радостными. Мошенник прикинул, что смог бы получить годовую прибыль от драгоценностей, которые свисали с рук, шей, лодыжек и ушей окружающих его людей. Испытывая такое сильное искушение, Пинч настороженно следил за своим маленьким другом, хотя огромная бумажная голова халфлинга казалась эффективным сдерживающим фактором.

Когда они, наконец, протиснулись в Большой Зал, мимо бальных залов, где танцоры превращались в величественные фигуры, мимо столов, скрипящих от жаркого и пирожных, и мимо давки в коридоре, все головы были вытянуты, чтобы увидеть четырех принцев на их тронах. Поднятые на широкий помост, четверо смотрели сквозь свои маски на толпу, и в самих их позах сквозили нескрываемые привычки их натуры. Варго, главный из всех, ждал церемонии с большим нетерпением, уверенный, что он будет на высоте независимо от исхода. Тродус и Марак сидели на своих местах с явным беспокойством, предупрежденные о планах своего брата и прекрасно осознающие собственную слабость противостоять ему. Борс всегда любил этот праздник. Яркие цвета, музыка и еда взывали к его детскому духу. Он смеялся и хихикал, сидя на своем месте, не осознавая важность события.

Обнаружить их цель было нетрудно. Клидис – или, скорее, не-Клидис – стоял позади Борса, играя роль верного слуги. Манферик, находящийся внутри оболочки Пинча и замаскированный под старого камергера, мастерски маскировался под своего бывшего слугу. На принцах были маски, но существо, выдававшее себя за Клидиса, презирало любые. На фоне пестроты праздника он был мрачным призраком этого события.

Пинч наклонил клюв к Лиссе и прошипел: – Достаточно ли близко? – имея в виду заклинание, которое ей нужно было использовать.

Она покачала головой и указала на одну из колонн примерно на две трети расстояния вперед. – Там! – ответила она.

Черный ворон понимающе кивнул и махнул крылом плаща своему маленькому помощнику, чтобы тот следовал за ним. Броситься прямо вперед, к центру помоста, было невозможно. Толпа была слишком плотной, и не было места для действий, хотя Пинч все равно не был вполне уверен, что они собираются делать. Он знал, что Лисса произнесет свое заклинание, но после этого все будет зависеть от вращения колеса судьбы, жестокого решения Леди Тиморы.

Когда они протискивались к более редким флангам толпы, сквозь ее рев прозвенел колокол, его резонанс волшебным образом усилился, чтобы привлечь внимание зрителей. Рев перешел в бормотание, когда колонна Красных Жрецов вошла из задней части зала, расталкивая толпу перед собой. Послушники во главе держали знамена своей секты, за ними следовали носители благовоний и канторы. После них объектом всеобщего внимания был одинокий священник с Чашей и Ножом, за которым следовал иерарх Юрикале, его густая борода была смазана маслом и завита. Воины Храма окружали его со всех сторон, хотя его преосвященству не было никакой угрозы. Они были демонстрацией его могущества для всех, кому нужно было это знать.

Увидев фальшивые артефакты, Пинч постучал по оболочке халфлинга и спросил: – Они у тебя? Огромная голова утвердительно кивнула, в то время как маленькие ручки указали на сумку у него на поясе.

Священная свита с величественной непринужденностью двигалась по залу; Пинч и компания – нет. К тому времени, как они достигли колонны, на которую указала Лисса, процессия достигла помоста. Иерарх высоко поднял реликвии и призвал благословение богов. Варго немедленно поднялся, чтобы объявить о своем требовании.

– Я Варго, сын Манферика III, внук...

– Достаточно ли близко? – Пинч снова спросил жрицу.

Она кивнула и, насколько это было возможно, полезла под юбки, чтобы достать тугой свиток. – Когда Мэйв рассказала мне о Манферике, я призвала некоторую помощь. Это свиток, чтобы рассеять его магию. Она многозначительно постучала по бумаге.

– А  если он не сработает?

– Я  запомнила еще одно, на всякий случай. Должна ли я попробовать его сейчас?

Пинч покачал головой, чуть не задев зрителей перед собой своим огромным клювом. – Пока нет. Подождем.

Через несколько мгновений Пинч почти дал команду начинать. Юрикале представил реликвии Тродусу, но принц отказался вставать. Волна изумления прокатилась по толпе.

– Пинч, что происходит? – потребовал Спрайт, не в силах видеть троны.

– Тродус отказался от теста, – ответил мошенник с живым интересом. Очевидно, угрозы Варго сработали.

– Он может так поступать? Что, если бы он мог стать избранным?

– Я не знаю. Это его право, но никто никогда такого не делал.

Сбитый с толку, Юрикале продолжил путь к Мараку. Он тоже твердо оставался на своем месте. К этому времени аудитория гудела от предположений.

– Варго хорошо распространил свои угрозы, – восхищенно сказал вожак.

Юрикале испытал явное облегчение, когда Борс встал, чтобы заявить о своих правах. Сила его храма заключалась в церемонии, поэтому любой прецедент, игнорирующий ее, угрожал его работе. Пинч был поражен тем, что Борсу удалось произнести слова родословной, хотя это можно было бы сделать с небольшой магической помощью самого Манферика.

Теперь осталось два кандидата. Ожидания возросли по мере того, как Иерарх возвращался к Варго. Пинч слегка провел ладонью по руке Лиссы, готовый подать ей сигнал. Если что-то и должно было случиться, то это должно было случиться в ближайшее время.

Варго схватил нож, произнес нужные  слова и смело уколол себе большой палец. Младшие жрецы осторожно подошли к нему и собрали рубиновые капли в золотую чашу. Другой жрец осторожно налил порцию вина. Покрутив чашу для смешения, Иерарх вернул чашу в руку Варго.

– Выпей сейчас, чтобы все могли увидеть, истинный ли ты повелитель Анхапура. Голос священника прогремел над притихшей толпой.

Варго высоко поднял Чашу, а затем поднес ее к губам. Коллективный вздох охватил аудиторию, поскольку все ждали знака.

Ничего не произошло.

На одном дыхании вздох массового напряжения пронесся, как ветер, по залу. Продолжалось это слабым ворчанием тех, чьи надежды были утрачены, и самодовольным удовольствием тех, кто победил. Они поняли, что Борс будет законным королем. Другие, возможно, более мудрые, смотрели на двери, помня, что то, чего Варго не мог получить по праву, он получит мечом.

Как только Иерарх повернулся к Борсу, Варго схватился за свое горло, выражение ужаса исказило его лицо. Его бледность сменилась ледяной синевой. Внезапно он закашлялся кровью, его колени подогнулись, и он рухнул на пол.

– Яд! Кубок Манферика отравлен! – выпалил Пинч, внезапно поняв весь план нежити. Наступила ошеломленная тишина перед паникой, и она, как знал мошенник, была идеальным отвлекающим маневром. – Сейчас, Лисса, пора!

Оправившись от шока, жрица развернула свиток и начала читать. Пинч приготовился, хотя и не знал к чему. Спрайт с трудом выбрался из своего костюма, гигантская голова плохо подходила для действий. Если бы заклинание Лиссы сработало, он стоял бы рядом с растерянным и несчастным нежитью, а это не самое безопасное место в мире.

Лисса прочитала последнее слово и немедленно отпрыгнула в сторону, ожидая худшего.

Никакие волны дезориентации не захлестнули Пинча, в его глазах ничего не изменилось. Он все еще был заперт в теле Манферика под слоями одежды ворона.

– Оно не сработало! – прорычал он.

Крик из зала прервал его заявление. – Смотрите! – крикнула Лисса, указывая на помост. Там, где только что был Клидис, стояло тело Пинча. – Оно сняло с него заклинание маскировки.

Как будто ее слова были знаком, Пинч на сцене уставился прямо на них, привлеченный магией, которую она использовала. – Ты! – проревел он, видя их маскировку насквозь. Когда толпа превратилась в столпотворение замешательства и страха, трансформированный нежить поднял руки, чтобы сотворить свое заклинание. Вокруг  него начали   формироваться и кружиться энергии магии.

У Пинча не было времени бежать, а у Лиссы не было времени на противодействующее заклинание. Они могли только собраться с силами, чтобы вынести то, что должно было произойти.

Как только нежить достиг пика своего заклинания, энергия рассеялась, закручиваясь, как струйки дыма. Нежить остался голым, не прикрытый своей магией, в ярости уставившись на заклейменную руку тела, в котором он находился.

– Моя рука искалечена. Он не может вызвать правильно свои заклинания, – радостно закричал Пинч. – Еще раз, Лисса! Попробуй еще раз!

Теперь настала очередь жрицы колдовать, когда нежить завизжал в бессильной ярости. Она сплела заклинание с быстрой легкостью, и прежде чем Пинч был готов к шоку, она произнесла последнюю молитву.

Мир покачнулся, погас, а затем снова вспыхнул. Внезапно Пинч оказался возвышающимся над всеми, глядя сверху вниз на толпу, глядя сверху вниз на троицу в одиноком центре расчищенного пространства.

Из уст того, кто был в центре этой группы, вырвался вопль нечестивой ярости. Маска слетела, а украшенный перьями плащ откинулся в сторону, открывая тлеющую ярость, которой был Манферик.

– Джанол, ты незаконнорожденный сын – ты умрешь! – взревел истинный нежить. С размаху магическая мощь вырвалась из его теперь уже раскрепощенных рук.

Пинч нырнул за трон, когда обжигающая вспышка огня пронеслась по сцене. Ослепленный оранжево-белым жаром, Пинч мог слышать крики Иерарха и принцев, захваченных этим взрывом.

– «Черт, что же делать? Как бороться с нежитью?» Пинч понятия не имел, и это было все, что он мог сделать, чтобы остаться в живых. Доверившись своему инстинкту самосохранения, мошенник выскочил из-за своего тонкого укрытия и помчался на первый этаж. Сцена была слишком открыта для какого-либо шанса на спасение.

Пока он бежал, другие отреагировали. Воины Варго, к их чести, рвались в бой. Зал превратился в водоворот неразберихи – гуляки в панике устремились к дверям, священники на помосте оплакивали своего павшего лидера, и в центре всего этого была единственная точка, оставшаяся от Манферика – вихрь магической ярости. В этой неразберихе сторонники Варго пришли к единственному очевидному выводу, что это существо было их врагом.

Если бы у него было время, Пинч восхитился бы мужеством этих воинов, каким бы безнадежным ни было их дело. Когда воины прорвались сквозь толпу, Манферик сразил их почти так же быстро, как они появились. Магия вспыхнула с кончиков его пальцев, демонстрируя невероятную мощь. Все, на что у Пинча было время, – это небольшая благодарность за то, что они заняли все внимание Манферика.

Это длилось недолго. Как только первый порыв самых смелых угас, так же угас и энтузиазм тех, кто остался. Нежить был быстрее смерти, но на этом он не остановился. Быстрым жестом повелевающий хаос обрушился на оставшиеся ряды. Сильные мужчины в замешательстве падали на колени, а друзья набрасывались на друзей в жажде убийства. Все были погружены в себя, мужчины били друг друга или бесцельно бродили, их оружие безвольно висело по бокам.

Следующую попытку предприняла Лисса. Как только Манферик преодолел волну воинов, она бросилась вперед и хлопнула руками по его плечам. Пинч не мог слышать молитву, которую она произносила одними губами; ее заглушали крики и стоны тех, кто был вокруг него. Внезапно нежить напрягся от ярости, его мертвое тело стало нечувствительным к боли, когда заклинание Лиссы прошло через него. Его посмертная маска исказилась от ярости, нежить развернулся и произнес заклинание прямо ей в лицо. Между ними материализовалась рука титана, размером с рост Лиссы. Кожа на руке была пухлой и гладкой, а на пальцах даже были кольца. Жрица разинула рот от изумления, и в этот ошеломленный момент огромные пальцы сомкнулись вокруг нее и крепко обхватили. Лисса извивалась, но убежать не было возможности.

Манферик едва обратил внимание на свою пленницу, уверенный, что она в ловушке. – Джанол! – крикнул он, оглядывая зал в поисках Пинча. – Будь рядом со мной, сын мой. Вместе мы сможем править Анхапуром!

Пинч, находившийся на первом этаже, приостановился в своем безумном стремлении укрыться за колонной. Предложение Манферика не остановило его; он знал, что это ложь. Сейчас было время бежать, добраться до укрытия и убраться восвояси, но он не двигался. Когда приближаются констебли, ты, вор, не остаешься, чтобы собрать побольше добычи. Ты убегаешь, и это именно то, как он точно знал – он должен сейчас сделать.

Но он не мог. Лисса была в беде, и он не мог бросить ее. Это противоречило всем прагматичным, своекорыстным принципам его существа, но Пинч был полон решимости – спасти ее. По-своему наивная и честная, она была такой же частью его команды, как Спрайт, Мэйв и Терин.

Шансы на успех были невелики. Юрикале и дюжина его жрецов были распростерты и изломаны на помосте, застигнутые врасплох атакой Манферика. Пол был скользким от крови воинов. Дверные проемы были забиты гуляками, толпившимися снаружи, в то время как королевская стража беспомощно пыталась проникнуть внутрь. Даже те, кто был на что-то способен в этой массе, оказались бесполезны из-за бурлящей паники.

Не дожидаясь ответа Пинча, нежить сотворил еще одно заклинание. Волны тошнотворно-зеленого дыма поднимались с кончиков пальцев монстра, закручиваясь в клубящееся облако. Даже на большом расстоянии от облака воздух был наполнен аммиачным привкусом, который кусал и обжигал. Облако медленно начало продвигаться вперед, катясь к арочному дверному проему и барахтающейся массе людей. Когда газы проходили над ранеными и оглушенными, их крики и лепет сменились захлебывающимся бульканьем, а затем наступила тишина. Тела, появившиеся из облака, были покрыты желтыми волдырями и неподвижны, кровь сочилась из обожженной ядом кожи.

Когда бывшие гуляки увидели облако, из истеричной массы вырвался единый крик. Приличия и благородство были утрачены, когда богатые мужчины топтали своих жен и отталкивали других в качестве бесполезных жертв безразличной смерти, которая приближалась к ним. Стороны сломались и побежали обратно в зал, прежде чем ядовитый туман смог окутать их, но слепая толпа спереди была сомкнутой массой. Смертоносные пары неуклонно проходили сквозь них. Нервы ведущих гвардейцев не выдержали, и они попытались бежать, обращая свои мечи против любого, кто стоял у них на пути. Это только усилило неразбериху, кровь и смерть.

Над всем этим Манферик смеялся резким, издевательским смехом, который высмеивал слабость живых. Это был смех рассчитанного ужаса. Нежить смело взошел по ступеням помоста и повернулся лицом к залу. – Дворяне Анхапура, признайте своего короля, Манферика Бессмертного!

Пока Манферик представлялся гостям, которые в страхе жались вдоль стен, прислушиваясь к крикам умирающих в дверном проеме, Пинч подбежал к Лиссе. Массивная рука все еще сжимала ее. Он разрезал нереальную плоть своим кинжалом. Открылась большая рана, которая не кровоточила, но рука держала крепко.

– Нет времени, – выдохнула Лисса, напрягаясь против мощи магической руки. – Возьми это – используй это. Она извивалась и пропускала свою руку сквозь пальцы нереальной руки. – Возьми его! В своей руке она помахала амулетом Повелителя Рассвета.

– Ты сумасшедшая! Я к нему не притронусь. Он погубил меня!

– Смерть сделает еще хуже – вор, – почти выплюнула Лисса в ответ.

– Я даже не знаю, что с ним делать!

– Я тоже, но он отметил тебя. Ты должен им воспользоваться. Она позвенела цепочкой.

– Джанол, отойди от нее! – прохрипел Манферик, наконец-то заметив своего внебрачного сына.

Пинч нырнул в сторону, но не совсем вовремя. Ледяной порыв пронзил его ногу, и он соскользнул на каменный пол, поскольку его мышцы онемели. Лисса вскрикнула, когда взрывная волна ударила по ней. Его штаны покрылись инеем, и холод пробрал до костей. Пинч понял, что не сможет пережить еще одну такую атаку.

– Используй его! Лисса ахнула, слабо подбросив амулет в его сторону. Он покатился по полу, и Пинч схватил его, зная, что выбора нет. Он ожидал, что он будет жечь болью и пламенем, но этого не было.

С возвышения нежить посмотрел на своего сына с презрительной усмешкой. – Я виню тебя во всех их смертях, Джанол, – сказал он, указывая гниющей рукой на кровавую бойню, покрывавшую пол. Истерические крики прекратились; ядовитое облако позаботилось об этом. Оставшиеся в живых ошеломленно жались к стенам. Те, кто все еще был способен сражаться – как силой, так и духом, стояли настороженно, ожидая, когда кто-нибудь другой сделает первый шаг. При словах нежити все внимание переключилось на вора.

Пинч держал амулет высоко, как в прошлый раз. Он не вспыхнул в его руках, и он отчаялся. Затем он увидел маленькую тень, медленно двигающуюся за тронами. – Эти смерти на твоих руках, отец, – крикнул он в ответ, удерживая внимание нежити на себе.

– Мне никогда не следовало становиться твоим отцом, – усмехнулось существо. Тень рванулась вперед, и Спрайт появился позади нежити с высоко поднятым коротким мечом.

Возможно, нежить уловил шаги или полный надежды взгляд, но он не был удивлен. Он отступил в сторону как раз в тот момент, когда Спрайт рванулся вперед. Халфлинг вложил в удар весь свой вес, и теперь наносить удар было нечем. Когда он, пошатываясь, двинулся вперед, Манферик легко обхватил его за шею и поднял малыша перед собой. – Дурак! Направив палец  в лицо Спрайта, нежить произнес единственную фразу заклинания. Смертоносный луч света сорвался с кончика пальца и вонзился в лицо халфлинга. Спрайт закричал, но освобождения не было. Вспыхнула еще одна смертоносная вспышка, а затем еще одна – непрерывным потоком. Крики Спрайта были беспрерывными, а магические дротики разрезали его лицо на ленты.

– Черт бы тебя побрал, ну, сделай что-нибудь! Пинч выругался, высоко подняв амулет. Но он не действовал. Что ему нужно было сделать? Чего ему не хватало? Пинч почувствовал свою полную беспомощность, когда Спрайт извивался в хватке нежити.

И тогда он понял, он понял, что действительно имело для него значение. Дело было не в богатстве или вине, и даже не в острых ощущениях от того, что он бросал вызов закону, перепрыгивая с крыши на крышу. Это были Спрайт, Мэйв и остальные. Пинч знал, что он не был храбрым или благородным, но его шайка – это все, что у него было. Если Манферик хотел Анхапур, он мог бы получить его, но не его друзей. Пинч не мог оставить их этому жестокому существу. Он должен сражаться за них.

Пинч сосредоточил все в себе – свою ненависть, страсть, амбиции, даже свою жадность – на одной цели – спасении своих друзей. В глубине души он был готов даже пожертвовать своей последней здоровой рукой.

Словно услышав его, амулет начал светиться. Сначала это был золотой отблеск ауры рассвета, освещавший помещение. Тени зала рассеялись с восходом этого фальшивого дня.

Купаясь в этом сиянии, кожа нежити начала тлеть. Существо отшвырнуло в сторону Спрайта, которого держало в руках, и направило свой смертоносный палец на Пинча. Магические снаряды пролетели через расстояние между ними, и каждый из них поразил его насмерть. Эти стрелы мистической силы проделали зазубренные проколы в его плоти и отбросили его тело назад. Боль ошеломила его, но Пинч не смягчился. Он даже не пытался увернуться или спрятаться. Вся его вера была сосредоточена на амулете.

Интенсивность свечения увеличилась в его руках. Теперь это было солнце, поднимающееся над горизонтом. Вспышка выбелила цвета в зале, пока не ослепила все глаза. Фигуры превратились в силуэты, окутанные светящейся дымкой.

На возвышении, в самом сердце света, нечеловеческий вопль заглушил все остальные звуки. На фоне белого сияния горел единственный факел золотисто-красного огня, когда Манферик Бессмертный был уничтожен. Нежить пошатнулся, когда пламя пронеслось мимо его хрупкой плоти и вспыхнуло цветами его освобожденной воли. Языки золота, красного и синего взметнулись к небесам, когда смерть, которой было отказано, получила по заслугам.

Но интенсивность света росла. Мир стал светом за пределами света, сиянием настолько великим, что были ли глаза открытыми или закрытыми,  почти не имело значения. Голоса, окрашенные страхом и удивлением, хныкали в пустоте.

Наконец свет померк, и прошло несколько минут, прежде чем Пинч или кто-либо другой снова смог ясно видеть. Он стоял, моргая от мучительной темноты, пытаясь разглядеть, что произошло. Манферика больше не было. Там, где он стоял, была осыпавшаяся кучка белого пепла, все еще хранившая узор из его костей. Когда Пинч, пошатываясь, поднялся по ступенькам, она осыпалась, как снег, унесенный ветром.

После спешки и грохота битвы наступившая тишина была навязчивой. Она была похожа на тихую симфонию рыданий и стонов, жалких криков о помощи, смешанных с плачем по мертвым. Откуда-то, казалось, издалека доносились настойчивые крики спасателей.

Так быстро, как только мог, Пинч перешагнул через тела принцев и священников, чтобы найти своего друга. Он обнаружил халфлинга прислонившимся к трону, прерывисто дышащим  изуродованным лицом.

– Спрайт!

– Пинч – это ты? – прошептал маленький воришка. На его губах пузырилась небольшая пена крови. – Что случилось?

– Манферик мертв. Я думаю, мы победили.

– Это хорошо. Халфлинг слабо пошарил, пока его рука не нашла вожака. – Пинч, я ничего не вижу.

– Это просто свет. Твое зрение вернется.

– Нет, Пинч. Это мои глаза. Он повредил мне глаза. Я слепой.

Это было правдой, и мошенник знал это. Глазницы халфлинга превратились в кровавые впадины. Он ничего не мог сказать.

Он отвернулся, когда подошла Лисса. Гигантская рука исчезла со смертью Манферика. Она только удерживала ее, но не причинила вреда. – Позаботься о нем, Лисса, – попросил он, полный изнеможения.