Текст книги "Король Пинч"

Автор книги: Дэвид Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

19. Ходячие мертвецы

Первое, что заметил мошенник, осторожно спускаясь по узкой лестнице, была сверхъестественная яркость этого места. Потом он понял, что не захватил с собой ни свечи, ни фонаря. Было, по крайней мере, одно преимущество в обладании телом нежити, хотя оно вряд ли компенсировало преступление, совершенное над ним.

Следующее, что заметил Пинч, было то, насколько легче ему стало искать дорогу. Теперь он понимал, почему кваггот так легко передвигался по туннелям. В темных проходах было не темнее, чем в пасмурный день.

Вопрос был в том, куда делся зверь? У существа была значительная фора, и оно могло выбрать любой путь. Единственный ресурс мошенника – покрытый пылью пол, теперь был бесполезным ориентиром. Все следы были перемешаны и перепутаны многочисленными приходами и уходами, и разобраться в них стало невозможно.

Но мошеннику просто повезло, потому, что кваггот показался как раз в поле его зрения. Огромный белый зверь неторопливо шел по коридору, не подозревая, что за ним следят.

Вторым удачным моментом было то, что смерть не лишила Пинча всех его навыков. Он все еще знал, как нужно подкрадываться и прятаться, хотя знать – это не то же самое, что делать. Одно дело знать, как действовать осторожно, но мошенник не был уверен, что сможет заставить гниющее тело, которое было его тюрьмой, сотрудничать. Был только один способ узнать, и это был путь попытки. Он двинулся в путь так легко, как только мог, но в его стремлении к скрытности каждый шум мучительно усиливался. Не было времени, чтобы как следует ощутить тело нежити, поэтому каждое движение сопровождалось множеством царапин и ударов, которых мог бы избежать даже самый тупой новичок – особенно Пинч, если бы он был в своей собственной плоти. Его босые, как кости, ступни заскрипели по твердому камню. Маленькие кусочки его тела мягко шлепались в лужи на мокрых местах. Это были негромкие звуки, но они были достаточно громкими для уха и гордости Пинча.

И они не прошли незамеченными. Несколько раз Икрит останавливался и подозрительно оглядывался, даже в те моменты, когда Пинч клялся себе, что не издавал ни звука. Зверь сморщил свой широкий нос, и именно тогда Пинч понял, что у него возникло еще одно осложнение.

Труп вонял. Это был «труп» а не он сам – мошенник отказался принять тело Манферика в качестве своей новой личности. Он подумал, что тело Манферика могло бы испортить воздух в парфюмерном магазине. Нос тела, по-видимому, был невосприимчив к собственному запаху, поскольку он не мог уловить его запаха, но, по-видимому, у кваггота не было иммунитета. Теперь ему приходилось не только быть незаметным, но, по-видимому, и оставаться с подветренной стороны от своей добычи. Если нет, то он был бы первым вором, которого когда-либо обнаружили по его запаху. Не та эпитафия, которую он хотел бы иметь на своей могиле, это уж точно!

Игра в кошки-мышки продолжалась, хотя так и не было ясно, кто был кошкой, а кто мышкой. Икрит останавливался слишком часто, чтобы удовлетворить Пинча, но, казалось, не приходил в смятение от присутствия мошенника. Это было почти так, как, если бы кваггот слышал что-то еще, что ускользало от притупленных ушей Пинча. Результатом был невыносимо медленный темп для вора. Он был абсолютно убежден, что время имеет значение, что его тело должно быть возвращено до коронации. После нее связать тело нежити с именем Манферик/Джанол/Клидис – было бы практически невозможно. Дворцовые придворные окружат существо, и между охраной и заклинаниями нежити будет невозможно приблизиться к повелителю ужаса. Пинч уже прикинул в уме, что лучшая надежда кроется в укрывающей неразберихе церемонии. Нежить был бы наиболее склонен отвлечься сейчас, прежде чем его триумф завершится.

Но что тогда? Предполагая, что Пинч найдет Манферика, как  он сможет вернуть свое тело? Мошенник понятия не имел. Манферик, конечно, не собирается легко отдавать его, особенно после всех трудностей, на которые он пошел, чтобы забрать его, а у Пинча не было заклинаний, чтобы форсировать проблему. Проклятие, он даже не был уверен, что с ним случилось! Все, что у него было, – это его вера в импровизацию, вера в то, что если каким-то образом он найдет свой путь до конца, что-то даст ему шанс.

С его решительным оптимизмом была только одна проблема. Икрит не желал сотрудничать. С его улучшенным зрением и прошлым опытом Пинч достаточно понимал, чтобы сказать, что обезьяноподобная тварь не ограничивалась только Манфериком. Это означало избегать всех туннелей, которые помнил Пинч, и двигаться в места, которые вор не узнавал. В целом, он мало что мог вспомнить об этом месте, но пелена пыли явно означала, что в последнее время здесь никто не проходил.

Это было нехорошо, но что он мог поделать? Если не считать марша по залам дворца, Икрит был его единственной зацепкой. Он должен был следовать туда, куда вел зверь.

Таким образом, он следовал за существом, проскользнув в трещину в стене катакомб, когда оно остановилось в сотый раз, а Пинч был застигнут врасплох. Когда он осторожно выглянул из своего неглубокого укрытия, сердитое жужжание, как звук шершня, громко пропело в его забитых чувствами ушах. Мимо промелькнула тень и с дребезжащим стуком прыгнула на камень между ним и квагготом.

Пока вор был в плену изумления, пытаясь осознать, что только что произошло, как тишину разорвали боевые крики. Прямо перед ним кваггот взревел в кровавой ярости, пригнулся и, обнажив когти, бросился прямо на него по коридору.

– «О, Боги, ущипните меня, он увидел меня!» – мелькнула  запоздалая мысль. Повинуясь инстинкту бежать в панике, вожак мошенников развернулся так быстро, как только позволило ему хрупкое тело…

И чуть не столкнулся лицом к лицу с двумя с лишним сотнями фунтов яростной  ненависти гнома. Коротышка с бочкообразной грудью и черной бородой отбросил в сторону арбалет и замахнулся окованной железом булавой над головой для яростного удара. – Смерть королю! – взревел Айрон-Битер.

Пинч швырнул свое дряхлое тело обратно в нишу, в которой он прятался, и был едва ли достаточно быстр. Прямо перед ним все силы столкнулись в узком проходе. Булава Айрон-Битера ударила в стену всего в нескольких дюймах от лба мошенника. Камень разлетелся на острые осколки и срикошетил вокруг его головы. Осколки вонзились в вытянутые руки Икрита, когда кваггот врезался в коренастого гнома, как драчливый грузчик. Удар отбросил гнома назад, и только его боевая кровь, которую не мог изменить даже стихарь, придала ему решимости устоять на ногах. Икрит ударил своими сломанными когтями, оставляя неровные порезы на броне гнома. Кровь потекла по разорванной кольчуге.

Пинч протиснулся в узкую впадину так глубоко, как только мог. Битва бушевала слишком близко, чтобы он мог быть в безопасности. Отведенный назад локоть Икрита ударил его в грудь, забрызгав гнилью его изодранный плащ. Если бы он был Пинчем, а не этой гноящейся штукой, удар вышиб бы из него дух, как из надутого мешка. К счастью, в этот момент он не дышал.

– Трефы! Знакомый пронзительный голос Мэйв донесся из конца коридора. Это было предупреждение ее друзьям держаться подальше – сленг, который маг использовала перед тем, как она собиралась разразиться большим и мерзким заклинанием.

– Мэйв, ради богов – НЕТ! Пинч закричал, осознав, что он почти наверняка стоял в центре битвы, чем бы она ни была. Крик, однако, был абсурдным: слишком пронзительным, слишком невероятным, чтобы быть услышанным. Предоставив врагам разбираться между собой, Пинч отбросил плащ и прижался к стене.

Почти сразу же лязг и визг битвы дополнился оглушительным треском. Мошенник часто слышал этот звук раньше, и каждый раз он напоминал ему взрыв дымовых пороховых ракет на празднике. Воздух взорвался покалывающим сотрясением тепла и статического электричества, сопровождаемым сначала металлическим воем боли, а затем вторым, более звериным, визгом. Зазубренные ленты голубого огня охватили сжавшегося в комок вора, взъерошили редкие волосы и заискрились перед его глазными яблоками. Личинки и черви осыпались обжаренными хлопьями с его трупа, но ожидаемая Пинчем электрическая агония так и не состоялась.

Ошеломленный, Пинч выдвинулся из своего укрытия, чтобы попытаться принять участие в битве, за исключением того, что ее больше не было. Проход перед ним представлял собой кровавое пятно из белого меха и поджаренной плоти. То, что осталось от Икрита, было отброшено по коридору на добрые пять метров. Тело было на месте, но расплющенная широкая голова кваггота почти исчезла, превратившись в тлеющее кровавое пятно. Икрит был мертв, без малейшего конвульсивного намека на жизнь.

Пока он осознавал это зрелище, битва началась снова, и слишком быстро. – Умри, ты, порождение зла! – приказал дрожащий голос. Айрон-Битер, пошатываясь, поднялся на ноги, протягивая перед собой печать своего ордена. Гном взывал к величию своего бога, чтобы тот уничтожил зло, связавшее эту нежить с миром. Единственная проблема заключалась в том, что, будучи нежитью, только во плоти, Пинч просто не подходил под шаблон. Слова и зрелище не произвели на него никакого эффекта.

Тем не менее, гном постарался на славу, скривив свое забрызганное кровью лицо в гротескной маске сосредоточенности. У него текла кровь из порезов на плечах и груди, его кожаный и железный шлем почернел от удара молнии, кровь текла из оторванного лоскута кожи на голове, пропитывая бородатую щеку, и все его тело дрожало от напряжения, но гном произносил свою молитву с усердием. Позади него, далеко позади и ожидая результата, стояли остальные члены разношерстной группы: Спрайт, Мэйв, Терин – и с ними Лисса.

Пинчу почти захотелось рассмеяться над тщетностью попыток гнома, но времени не было. Поняв, что так монстра не обратить, Айрон-Битер отбросил попытки и изменил свое песнопение. Слова и жесты теперь были заклинанием. Пинч не знал, что это, но оно не могло быть хорошим для него. В глазах карлика были смерть и кровожадность. Пинч должен был остановить его сейчас или не останавливать вообще.

Кроме того, нужно было свести старые счеты.

Как раз в тот момент, когда гном повысил голос, окончательно связывая силу заклинания, Пинч бросился вперед. У него не было оружия, было мало надежды одолеть карлика размером с медведя в рукопашной схватке, и не было особой храбрости для прямого боя, но это было намного лучше, чем стоять на месте, ожидая, что его разнесут в клочья.

Его выпад поразил священника, который ожидал сражаться магией, а не руками. Пинч вцепился одной рукой в руку Айрон-Битера, вывернув, и изменив замысловатые узоры, которые он плел в воздухе. К изумлению мошенника, кожа под его неживыми пальцами мгновенно стала ледяно-голубой, линии его леденящего прикосновения проложили свой путь вверх – по венам гнома к его сердцу. Ухватившись за это открытие, Пинч сомкнул другую руку на горле, выдавив бульканье, которое можно было бы принять за крик, если бы мошенник не сдавливал маленькому священнику трахею. Застывшая синяя бледность распространилась под бородой гнома и выступила на его скулах.

Однако Айрон-Битер не сдавался. Свободной рукой он взмахнул своим священным символом – увесистой копией Чаши. Она ударилась о голые ребра с достаточной силой, чтобы Пинч понял, что ему причинили вред. Это  подсказал ему разум, но нервы никак не реагировали. – «Никакой боли», – подумал он, – «нежить не может чувствовать боль».

Он сжал еще крепче, и именно тогда он сделал свое следующее открытие. Наряду с ледяным прикосновением Пинч унаследовал силу нежити. Его бескровные пальцы сжались сильнее. Плоть рвалась, а кости хрустели в его руках. Глаза Айрон-Битера выпучились, когда он напряг мышцы шеи, чтобы сдержать давление. Это была проигранная битва, и гном уже знал это. Он выронил булаву и нащупал что-то у себя на поясе.

– «Никакой пощады», – подумал Пинч. Айрон-Битер ничего ему не покажет, а он не мог позволить этого. Он сжал сильнее, услышав щелкающий скрежет ломающегося хряща.

Над плечом гнома пять пылинок света сорвались с кончиков пальцев Мэйв, и попали в Пинча. От каждой пылинки он немного раскачивался, как от удара стрелы, или удара булавы. Он точно знал, что они причиняют ему боль, хотя он ничего не чувствовал. С этим нужно было немедленно покончить, иначе его друзья убьют его, все время, считая, что он Манферик.

Гном вытащил что-то из-за пояса – короткую толстую палку замысловатой работы. Пинч понял, что это был какой-то магический жезл, особенно потому, что конец светился магическим огнем.

У гнома так и не было шанса им воспользоваться. Обнаружив свою силу, мошенник легко поднял массивного гнома с пола и швырнул его сначала об одну стену, а затем о другую. Это было волнующе – швырять своего мучителя, как беспомощную крысу. С каждым ударом его хватка на дыхательном горле карлика усиливалась, пока, наконец, не раздался громкий треск, когда шея мерзкого священника сломалась. Торжествуя вопреки собственным шансам, Пинч швырнул тело на пол.

– Надо было убить меня в башне, ублюдок! – победоносно прорычал мошенник.

– Трефы!

Это снова была Мэйв. Цель была ясна, она готовила еще одно из своих мощных заклинаний, которое, как Пинч знал в глубине души, он не переживет.

Он сделал единственное, на что был способен. Он упал на колени и вскинул руки в знак полной покорности.

– Мэйв, не надо! Это я, Пинч! Его голос был сухим визгом, неблагородным, но по существу.

Руки женщины поднялись…

А потом упали. Это сработало. По крайней мере, Мэйв не разнесла его в клочья. Он мог видеть, как они вчетвером торопливо совещаются.

Наконец Терин бочком протиснулся вперед. – Двигайся, или она закончит свое заклинание. Понял?

– Конечно, Терин, – прохрипел Пинч в ответ, его сердце застряло во рту – если у него все еще было сердце.

– Кто ты такой? – крикнул Терин, не подходя ближе.

– Я же сказал тебе – Пинч. Манферик поменялся со мной телами.

В дальнем конце коридора происходило еще одно совещание.

– Невозможно. Это чушь собачья...

– Это случилось.

– Докажи это.

Доказать это? Как, черт возьми, Пинч должен был это сделать? Он подумал о каком-то секрете, который должен был знать только он. – Спрайт, – наконец сказал он, – помнишь Эльтурель, «Горшок Гнома» прошлым летом? Что ты сделал с теми изумрудами, которые стащил у Терина?

На другом конце коридора воцарилось напряженное молчание. – Изумруды? – наконец-то пискнул Спрайт. – Какие изумруды?

– Ты помнишь, не так ли, Терин, – прохрипел Пинч в ответ, – те большие, которые ты забрал у того ювелира из Амна?

– Он украл их у меня?

– Он лжет – я бы не стал красть у тебя, Терин! –  снова пискнул Спрайт.

– Хорошо, тогда как, черт возьми, он узнал?

– Держу пари, что нежить вымучил это из старого Пинча, – ответил халфлинг. Трудно было сказать, сколько из этого было правдой, а сколько ложью, чтобы спасти свою шкуру от гнева Терина.

– «Проклятие, это не сработало», – подумал Пинч. – «Это был неудачный выбор примера». Ему нужно было что-нибудь покрепче.

– Мэйв! – проревел он так громко, как только позволяла ему эта жалкая оболочка. Ему становилось все более неудобно стоять на коленях, даже без ощущения боли. Он никогда раньше ни перед кем не стоял на коленях и не знал, насколько это вероятно в будущем. Это было недостойно и грубо, и это беспокоило его, но он был в состоянии проглотить это. До тех пор, пока это сохраняло ему жизнь. Пинч, мастер-вор, был практичным человеком, который не спешил умирать. Если спасение его жизни означало стоять на коленях, то так тому и быть. Некоторые сказали бы, что мертвецам трудно отомстить, хотя в данном случае Пинч не был так уверен. Манферик прекрасно справился с этим.

– Мэйв, исследуй мой разум, если это то, что нужно, чтобы убедить вас.

Состоялась третья экспресс-конференция. По этому поводу разгорелись серьезные дебаты. Наконец, Терин, явно выступавший в качестве нового регулятора в его отсутствие, крикнул: – Без обмана – у нас есть луки и у нас есть священник!

– Никакого обмана.

Пинч закрыл глаза, успокоил свой разум и стал ждать. Просто потому, что раскрытие своего разума было его единственной надеждой проявить себя, это не означало, что он хотел, чтобы она узнала все его секреты. Сам не зная как, он попытался отгородить определенные области своего сознания от ее любопытства.

Когда она приступила, это была щекотка, подобная тому, что он почувствовал под пристальным взглядом Манферика, хотя ее сканирование не несло с собой болезненного зуда ненавистной воли нежити. Пинч изо всех сил старался сохранять спокойствие во время сканирования. Он попытался подумать о запоях, о делах, которые они выполняли, даже о смертной казни Терина, где она сыграла важную роль. Больше всего ему пришло в голову увеличить ее долю в добыче. Конечно, взятка не повредила бы в такое время, как это.

Однако, как дьявол в любом деле, те мысли, которые он никогда не лелеял чаще одного раза в год, теперь решили проявить себя, по крайней мере, так ему казалось. Вещи, о которых он никогда не говорил, и о которых не сожалел, обманы, которые он проворачивал против собственной банды. Даже визги, которые он издавал, чтобы избавиться от своих врагов, – все это решилось всплыть сейчас. Мэйв все это читала, в этом не было никаких сомнений, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить это.

Наконец щекотка прекратилась. Она отключила свой разум и позволила ему отдохнуть. Не то чтобы его мертвые мышцы чувствовали напряжение. В каком отдыхе нуждался нежить или когда-либо отдыхал? Если бы он спал, яростная воля, которая поддерживала в нем жизнь, могла бы дрогнуть и угаснуть. Если бы это произошло, в мире было бы гораздо меньше нежитей.

Все, что он мог сделать, это нервно ждать решения Мэйв.

И она, черт возьми, не торопилась. Он знал, что он Пинч, и, что она прочитала о нем достаточно, чтобы понять его, но она медлила со своим заявлением. – «Без сомнения», – бушевал он про себя, – «ей понравилось насадить меня на вертел». Если он когда-нибудь выберется отсюда, ему нужно сделать так, чтобы она не получила никакой прибыли от этого предприятия.

– Все в порядке, это Пинч, – сказала Мэйв с оттенком благоговения. – Я не уверена, что произошло, но я знаю его манеру. Это он.

– Это... существо – это он? – протянул Терин, явно преисполненный недоверия.

– Он знает чушь, которую мог знать только Пинч, например, как мы забрали твое тело после повешения в Эльтуреле. Более того, о тех делах, которые мы там выполняли, о которых никто не знает, и все такое. Говорю вам, это Пинч.

Терин оглянулся на коленопреклоненное существо-нежить. – Пинч, это действительно ты?

– Конечно, это я, ты, большой тупоголовый Гур! Я должен был оставить тебя марионеткой той гадалки за все добро, которое ты мне делаешь.

Спрайт и Мэйв посмотрели на Терина с живым интересом. Между ними всегда был вопрос – где именно старый мастер нашел большого Гура.

– Тогда, я думаю, мы хорошо встретились, – приветствовал Терин, покраснев от разглашения своего секрета. – Подходи – но медленно, старина.

Лисса посмотрела на всех крайне желчным взглядом, более чем подозрительно относясь к их легкой фамильярности с этим существом по имени Пинч. Они слишком свободно говорили о странных делах и повешении, чтобы быть хоть сколько-нибудь похожими на честных людей. У нее всегда были подозрения, но каждый раз, когда они возникали, она убеждала себя или позволяла другим убеждать ее в обратном. Теперь она, наконец, поняла, что была слепа по отношению к ним все это время.

– Вы все кучка воров!

– А кем вы нас вообразили – паршивыми пророками? – рявкнул Терин.

– Вы солгали мне!

– Мы лжем всем, мисс, – радостно объяснил Спрайт. – Это наши акции и наше ремесло. Не расстраивайтесь из-за того, что вас похитили. Мы были бы просто жалкими негодяями, если бы не могли никого одурачить.

– Спрайт прав, дорогуша, – добавила Мэйв к их хору. – Считайте, что для вас большая честь работать в нашей компании. Пинч обратился именно к вам за помощью, так что он, должно быть, высокого мнения о вас – а теперь мы должны позаботиться именно о Пинче.

– Да, – эхом отозвался Спрайт. Он посмотрел на разлагающуюся фигуру, которая, шаркая, подошла ближе. – Что случилось, Мастер Пинч? В его голосе все еще слышалась неуверенность, будто это приближалось какое-то отвратительное существо.

– Манферик, – прохрипел труп. – Он поменялся со мной телами – хотя я не думаю, что это было его полным намерением.

– Как это случилось? – потребовала Мэйв, магия сделала ее крайне внимательной.

Так быстро и ясно, как только мог, Пинч объяснил ход своей встречи с Манфериком. Он понятия не имел, какие ключи необходимы для восстановления его тела, и поэтому, вопреки своей истинной природе, он ничего не утаил в рассказе. Когда это было сделано, Пинч прохрипел: – Дамы, скажите мне. Как сделать...

– Я не уверена, что мне вообще следует помогать тебе, вор, – вмешалась Лисса, все еще раздраженная своим открытием.

– Оставите меня, и вы оставите Манферика. Стало бы легче вашей совести, если бы вы посадили нежить на трон, жрица? Что бы об этом подумал Повелитель Утра? – ответил Пинч. У него просто не было времени на рассуждения. Это он знал инстинктивно.

Лисса побледнела, затем покраснела, в ужасе от перспективы, но в, то, же время возмущенная его тоном. – Очень хорошо, помогу… в этом… но только в этом!

Когда это было улажено, две заклинательницы выглядели задумчивыми, продолжая спорить. Подобно заговорщикам на сцене, они драматично перешептывались друг с другом, обдумывая различные возможности.

– Пинч, – спросил Спрайт, пока они ждали, – если можно, каков план?

– План?

Халфлинг слабо улыбнулся. – Конечно, план – у тебя всегда есть план.

Если бы он мог вздохнуть этим затхлым телом, он бы вздохнул. – Знаешь, Спрайт, на протяжении всей этой игры у меня были планы и интриги, и я думал, что все контролирую. Теперь моя жизнь оказалась  одним из грандиозных планов Манферика. Пинч – главный планировщик – ха-ха! Что ж, Спрайт, на этот раз у меня нет никакого плана. Все мои планы превратились в ловушки, поскольку Манферик извратил мои планы. На этот раз мы просто будем импровизировать, и давайте посмотрим, как он это спланирует.

– Отличный план, – мрачно заметил Терин.

Заклинатели закончили свое совещание, и Мэйв заговорила за них обоих.

– О твоем теле, Пинч. Мы не знаем...

– Но, возможно, есть шанс. Если мы сможем подвести тебя достаточно близко к тебе – э-э, к Манферику – я, возможно, смогу рассеять магию, которая удерживает тебя.

– И что потом?

Лисса прикусила губу. – Я на самом деле не уверена. Вам следует поменяться телами.

– Или?

– Или вы оба исчезнете в пустоте, как сказал Манферик.

– И это все? Просто перенеси вот это, – Пинч указал на гниль, которая была им самим, – в разгар коронации и...

– Что это было? Спрайт зашипел и замахал руками, привлекая внимание.

– Что?

– Тихо. Слушайте, – приказал халфлинг. Он стоял на своих волосатых цыпочках, склонив голову набок так, что его заостренные уши были приподняты, чтобы уловить малейший шорох в коридорах. – Это... вы это слышали?

Остальные напряглись, ничего не слыша.

– Икри...

Послышался голос, слабый и далекий.

– Икрит...

Откуда-то из глубины туннелей звала женщина.

– Икрит!

Пинч посмотрел на разорванную белую массу, которая перегородила проход впереди. Кваггот направлялся куда-то, но не к Манферику. Был только один – другой вариант. – Эта женщина...

– Что? Какая женщина, Пинч? – потребовал Спрайт.

– Леди Тулан, моя мать, – был ответ.

– Клянусь Повелителем Утра, – выдохнула Лисса, – ваша мать здесь, внизу? Я думала, вы сирота.

– Сейчас долго рассказывать. Пинч отмахнулся от этого вопроса взмахом своей сгнившей руки. Его мертвые глаза внезапно засветились холодным светом, маленькой искоркой силы воли, которую он унаследовал от своего отца. – Мы должны найти ее. Я знаю, какой мести заслуживает Манферик.

– Послушай, он что-то бормочет. Остроумие покинуло его, – прошептала Мэйв Терину.

– Это от того, что он мертв. Гур напряг свое мускулистое тело, просто чувствуя необходимость, если Пинч станет агрессивным.

– Я не сумасшедший, – прорычал их, похожий на труп лидер, удивив их проницательностью своих чувств. – Просто помогите мне вернуть мое настоящее тело, и я отниму то, что Манферик и Варго ценят больше всего. Первое, что нужно сделать, это найти мою мать.

– Думаешь, она возьмет вурдалака в сыновья? Халфлинг, который задал этот вопрос, не считал, что на него нужен ответ. Он просто напоминал своему капитану о реалиях ситуации.

– Клянусь богами, – выругался он, – она не должна увидеть меня таким! Она подумает, что я Манферик. Пинч взмахнул тряпками, которые висели на его теле, выражая свое разочарование.

– Оставь ее, и мы уйдем отсюда, – предложил Терин.

– Будь ты проклята, эта личина! – выругался вожак с явной горячностью, которая не была омрачена его безгубой речью. – Она моя мать.

– Вчера она могла бы стать обычным рагу, и тебе было бы все равно! –  огрызнулся в ответ Терин.

– Терин, у него есть план, – вмешался Спрайт, кладя руку на плечо большого человека. Маленькое личико смотрело вверх смехотворно большими глазами –  Спрайт разыгрывал свою роль ради симпатии окружающих. – Если мы не поможем ему, то никто из нас не сможет выбраться из Анхапура живым. Это ты должен пойти и найти эту Леди, что бы там ни было.

– Я?

– Ты умеешь обращаться с дамами. Кроме того, ты думаешь, она прислушалась бы ко мне, всего лишь халфлингу?

– Я тоже пойду, – вызвалась Лисса, пытаясь поступить благородно.

– Нет, Мэйв, иди ты с Терином, – приказал Пинч, считая вопрос решенным. – Вы мне понадобитесь, жрица, если мы встретимся с нежитью.

– А что, если я скажу «нет»? – спросил Терин.

– Будешь наслаждаться оставшейся частью своей жизни здесь, внизу, не так ли? – добавил Спрайт. Когда Терин нахмурился, халфлинг добавил: – Тогда иди.

– Как я должен найти дорогу?

– Она знает дорогу, – прорычал Пинч, сверкнув желтыми зубами в холодной голодной улыбке. – Просто присутствуй на Обряде Выбора.

– Он прав, Терин. Пошли. Мэйв взяла фонарь и стала ждать, когда подойдет Гур.

Вожак немедленно отвернулся от них и повернулся к Спрайту и Лиссе. – Мне нужно, чтобы вы двое были со мной. Спрайт, ты не мог бы проводить нас куда-нибудь, кроме моих комнат?

Халфлинг кивнул. – Я не смог провести  всех нас в твою квартиру, поэтому мне пришлось найти другой путь. И это задержало нас... Спрайт замолчал, поскольку не был уверен, что прямо сейчас стоит поднимать тему своих неудач, тем более что у Пинча дела шли не слишком хорошо.

– Тогда перестань болтать и пошли. Опоздание на старте стоит почти всей гонки.

В том, как Пинч произносил это, была какая-то сбивающая с толку манера, которая оживляла серо-голубую бледность его кожи. Он был холодным существом с голодом, который можно было утолить только холодной местью.