Текст книги "Эратийские хроники. Темный гном (СИ)"
Автор книги: Денис Лукашевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)
Не проснувшись, он не ощутил, как его рот раскрылся и членистый хоботок выпрастался наружу. Он разбух, обзавелся тонкими ножками с коготками и вертикальной зубастой пастью, обрамленной многосоставными жвалами. Тварь, соединенная тонкой пульсирующей пуповиной с основным телом внутри грудной клетки гоблина, замерла у него на груди. Он потемнела и поменяла цвет гибкого хитинового панциря на темно-коричневый с серыми разводами под цвет лохмотьев, в который был обряжен Глазастик.
Он оставался совершенно неподвижным, что напоминал мертвеца. Когда невидимое за сплошным облачным покровом солнце поднялось до половины небосклона, рядом с гоблином показалось юркое серое тельце, вытянутое и гибкое, снабженное пушистым хвостом.
Хорек остановился и принюхался. От тела исходил специфичный трупный аромат, а в нынешнее голодное время даже падаль была в цене. Поколебавшись немного, он метнулся вперед, на колени к гоблину.
На все хватило одного удара сердца. Сосед резко ожил, метнулся к зверьку и тонкие когтистые конечности впились в гибкое тело, пасть раскрылась и так быстро перекусило шейку хоря, что тот даже не успел осознать опасность. Зубастая пасть разошлась в стороны еще больше, кровь стекала по прозрачным зубам-шипам, смешиваясь с прозрачным пищеварительным секретом. Рот паразита начал расти и вскоре тело внешнего выроста словно разделилось на две половины и полностью обхватило трупик хорька. Сжалось, и треснули тонкие кости. Вскоре останки животного полностью скрылись под плотью твари. Пуповина запульсировала активнее.
Когда Джеремия очнулся, все стало по прежнему. Он утер рот и прислушался: что-то разбудило его. И в самом деле, из-за деревьев и кустарника доносились топот копыт, лязг металла и грубые, словно искаженные голоса. Он поднялся.
Чувствовал Глазастик себя гораздо лучше. Получив ментальный импульс от соседа, он тихо, хоронясь в зарослях, двинулся к дороге – старинной, выложенной каменной плиткой, сквозь стыки которой пробивалась трава с острыми и тонкими стеблями. Сейчас по дороге, звучна стуча подковами двигался отряд паладинов в сверкающих латах и чистых белых плащах – пополнение из Цитадели, чьи стены виднелись уже совсем недалеко. Можно было даже рассмотреть лица часовых над гребнями защитных укреплений.
Цитадель показалось такой соблазнительной целью, что Джеремия едва сдержался, чтобы не кинуться под копыта коней в бессмысленной попытке достичь ее как можно быстрее. Немилосердная боль скрутила его нутро в бараний рог – единственно, что врожденная осторожность заставила его остаться на месте. Переждав приступ, а заодно и пропустив отряд орденцов, он вылез из своего убежище и быстрым шагом двинулся к Цитадели.
К стенам, гладким, лишенным признаков каких-либо стыков, он пришел уже к вечеру, когда наступили ранние сумерки. Солнце скрылось за массивом крепости, и она погрузила окрестности в густую, непроглядную тень.
Поначалу Глазастик думал перебраться стены, используя стыки между кирпичи, когда по молодости перелазил через городские стены Ведьминого Яра, но здесь бы такой подход не прокатил бы. Он не видел ни одной щели, в которой можно было уверенно укрепиться при подъеме.
Первой идеей было схорониться у ворот, чтобы, когда они откроются, проскользнуть вовнутрь. Не самая умная мысль, и у Джеремии пока что хватало сообразительности, чтобы понять, что это сравни самоубийству. Озадаченный, он двинулся вдоль стены. Цитадель давным-давно не подвергалась никаким нападениям, находясь в центре Эратии, и ее окружили густые сады, скрывавшие передвижения гоблина. Что-то намекало ему, что в такую большую крепость, как Цитадель Света, должен вести еще один выход. Не самый очевидный и доступный, но не зря же гоблины считаются лучшими ворами Королевства.
И такой вход был найден: выход узкого канализационного стока, ныне заброшенного, судя по тому, что он был совершенно сух. Только в небольшой канавке под ним образовалась грязная лужа, заваленная мусором.
Он была достаточно узкой, чтобы в нее не мог пролезть человек или какая еще Громадина. И даже для гоблинов размер все-таки был маловат. Только вот Глазастик за время своих странствий здорово потерял в весе, напоминая сейчас тень себя предыдущего.
Зажав дриамский кинжал в руке, он склонился перед входом в трубу, прикинув, как сподручнее туда залезть, как почувствовал резкий незнакомый аромат. Не то, чтобы неприятный, но тревожащий, вызывающий смутное беспокойство. Сосед шевельнулся и это вызвало приступ острой боли. Глазастик не выдержал, ноги его подогнулись и рухнул в канаву, подняв кучу брызг. Сразу завоняло тухлятиной – и боль отпустила. А Джеремия даже не понял, что впервые в жизни почуял аромат магии, прежде ему недоступный.
Не раздумывая больше, подстегиваемый краткими болевыми импульсами он полез внутрь. Паразит, живущий внутри него, кроме боли и цели наградил его кое-чем еще, и способность распознавать магию была еще не самое удивительной.
10.
После полутьмы тюремных коридоров, наполненных кровью и страданий, ярко освещенный зал резанул по глазам багровым светом факелов, в пламя которых было явно подмешан какой-то секретный ингредиент. Он насыщал огонь необычными, вызывающими тягостное ощущение цветами, которые одновременно и били по глазам, и наполняли пространство многочисленными колеблющимися тенями. Беспросветными и черными, как смола из земляного масла. Одного бы этого хватило, чтобы испортить настроение и вызвать чувство, похожее на тошноту. Но и дело обстояло в том, что цветовая гамма была лишь обрамлением действу, творившемся в зале.
Высокий куполообразный потолок, испещренный трещинами, поддерживали колонны, вырубленные из цельного камня с немалым искусством. Искусством, достаточным, чтобы им могли восхититься даже гномы. Вот только восхищаться у Шмиттельварденгроу никакого желания не было. Посеред рукотворной пещеры располагался куб жертвенного камня, окруженного десятком типов в бесформенных хламидах с капюшонах, скрывающих головы. Кроме них, у стен выстроились фанатики с нашитыми на лица кожаными масками. Но те даже не пошевелились, когда в зал ввалились цверг и компания.
Зато прекрасно отреагировал тот, кто стоял около жертвенного камня, прижимая огромной ручищей обнаженную женщину. Это был тот самый закованный в железо великан, что наведывался в хижину заговорщиков. Тот самый, кто убил Дероила.
Черный рыцарь в доспехах, измазанный жертвенной кровью. Железный голем, неуязвимый ни для магии, ни для доспехов. Шмиттельварденгроу зарычал от ярости при виде его. Он закрутил рунный топор над собой смертоносной каруселью и кинулся вперед.
– Стой! – выкрикнул Хорас, попытался заступить дорогу цвергу.
Взбешенный гном даже не заметил его. Взвизгнул, столкнувшись с раскрученным топором, клинок командора, что едва спас его от неминуемого прикосновения с полулунным лезвием из лучшей дварфской стали. А сам Шмиттельварденгроу этого даже не заметил: продолжая размахивать топором, он неумолимым тараном понесся в сторону проклятого рыцаря.
Создание темной магии тоже не медлило. Можно было поклясться, что под приваренным забралом расплылась довольная ухмылка. Безо всяких усилий он поднял за горло визжащую жертву. На миг в голове пронеслось: «а она ничего». Гладкая кожа, упругая грудь, но все испортило лицо, искаженное страхом и рыданиями. Грязные волосы облепили глубоко врезавшиеся в нежную кожу железные пальцы. А сквозь оплывшую причудливым изгибом решетку, закрывавшую смотровое отверстие, горел алым демонический глаз.
Другой рукой проклятый рыцарь поднял кривой нож, игрушечный в его огромном кулаке: кривой ржавый клинок длиной не больше полторы ладони. Голем поднес его к выемке между ключицами. Жест был достаточно красноречив: еще шаг – и она умрет.
– Нет! – выкрикнул позади Тараил. Голос его охрип от ярости. – Стой, цверг, он...
«Благородная размазня», – подумал Шмиттельварденгроу. Любитель стальных масок не понимал, что она уже мертва. И железный голем Магистра лишь подтвердил мысли гнома.
Черный рыцарь поднял ее над собой и вонзил нож по самую рукоять в нежное тело, созданное для любви и страсти. Выдохнул с металлическим присвистом и потянул его вниз.
Лопнула кожа, раздалась в сторону разрубленная грудная клетка. Крик перешел в хрип и стих. Кровь, переплетенные внутренности хлынули потоком и оросили голема с ног до головы. На шипастых выступах наплечников повисли обрывки кишок. А «балахоны» застонали от увиденного и словно бы очнулись ото сна, как и фанатики у стен.
Сверкнула обнажившаяся сталь, и те, кто стоял вокруг жертвенника, бросились наперерез цвергу. Но его не остановил и строй троллей, к тому же следом за ним двигались Хорас и Тараил. Героним перезарядил арбалет и навел их на фанатиков, Джалад впитал в себя часть огня с факелов, отчего в зале здорово потемнело.
Звон металла – и меч, опустившийся на лезвие гномьего топора, разлетелся осколками. Шмиттельварденгроу опустил оружие и резко поднял – топор вонзился в подбрюшье одного и «балахонов». Тот вскрикнул и осел, грохнув доспехами, скрытыми под одеждой. Второго цверг, что называется, уронил: ловкой подсечкой отправил на пол, а сверху припечатал полулунным лезвием.
Хряснули разрубленные ребра – и цвергу пришлось остановиться: топор застрял в расколотом панцире, украшенным серебряным семипламенным огнем.
– Дхар, – выкрикнули позади. – Во имя Света, вы что творите, братья?
Кажется, это возмущался Тараил. «Братья» ничего не ответили, а только вместе с фанатиками еще больше усилили натиск. Из второго выхода из зала показалось еще несколько бойцов, «балахонов» и фанатиков вперемешку.
Шмиттельварденгроу дернул рукоять, но топор крепко заклинило в панцире. Стянутый многочисленными застежками и ремешками, он не выдержал удара рунного оружия, однако хватка у него оказалась поистине волчьей. От рывков гнома дергалось тело, но топор не желал покидать раны. Цверг оглянулся.
Его обступили «балахоны». Теперь они скинули свои одежды и в сумрачный свет факелов отбрасывал отблески на полированные доспехи, на золотые и серебряные семипламенники на кирасах. Корни предательства глубоко проросли в Ордене.
– Дхар! – Топор не желал поддаваться, но цверг вспомнил, где именно он находится.
Он потянулся ко Тьме и она с удовольствием ему отозвалась: тело сотряслось от сладостной дрожи. Шмиттельварденгроу развел руки, впитывая прах.
Он резко выбросил руки в перед, сформировав простое, но очень мощное заклятье. Облако едкой пыли в миг окутало трех или даже четырех паладинов. Те закричали, когда прах проел ржавые дыры в их доспехах и впился в человеческую плоть. За несколько ударов сердца от них останется в лучшем случае костяк и ошметки гнилой плоти на нем, и поэтому Шмиттельварденгроу не отвлекался на них. За корчащимися телами виднелась массивная туша, которая, однако, двигалась не к выходу из зала. Путь его уходил прямиком в стену
Голем прижал ладонь к едва заметному выступу на стене и участок между колоннами со скрежетом выехал в зал, открывая скрытый до этого проход. Шмиттельварденгроу застонал: враг уходил, а он ничего не мог поделать.
Бессильная злость клокотала внутри, и он в ярости впитывал прах и швырял заклинания вокруг себя: ядовитые облака, копья, образованные из Тьмы, щупальца, выраставшие прямо из каменного пола. Вскоре весь жертвенный зал был завален мертвыми телами. И только потом до фанатиков дошло, что их безумный натиск ни к чему не ведет, лишь прибавляет павших.
Тогда из проема выхода ударил слаженный залп. Цверг едва успел укрыться защитным полем, завернувшись в него как в плащ. Арбалетные болты, отскакивали от него, как от стены, но каждый их удар отдавался звоном в уже и так гудевшей голове. Что-то мокрое сочилось по усам и бороде. Шмиттельварденгроу утерся и понял, что от напряжения у него носом пошла кровь. Темная магия разрушала его тело – не мешало бы и отдохнуть. Он с сожалением посмотрел на торчащий из мертвого паладина рунный топор – оружие служило ему верой и правдой, и было жаль его бросать, однако необходимость утверждала обратное.
Гном скрылся за жертвенником, от которого несло кровью и дерьмом, и с облегчением скинул защитное заклинание. Оглядел потери их маленького отряда. Сильнее всех пострадал Тараил: его ранило в бок, болт торчал из тела, впившись в плоть, пронзив насквозь и кирасу, и поддоспешник. Дыхание капитана вырывалось из-за маски с трудом, с металлическим присвистом. Рядом присел Хорас: на его лице виднелась длинная некровоточащая царапина, черное на белой, словно измазанной мелом, коже. На него как-то странно косился Героним, взводивший арбалет. Зарядом для него осталось всего то с полдесятка. Джалад глядел на цверга с восхищением.
– Я... я видел, что ты вторил. Это было невероятно! Я должен узнать все про эту силу! – произнес маг на одном дыхании.
Шмиттельварденгроу поморщился: поклонник дхаров! Только этого и не хватало. Он мельком выглянул из-за камня: под прикрытием арбалетчиков в зал входили фанатики и паладины-предатели. Последние формировали центр небольшого войска, вооруженные огромными ростовыми павезами. С флангов их прикрывали легко вооруженные «кожаные морды». Правильная баталия, построенная опытным командиром. А, собственно, иных в Ордене и не водилось.
– Дхар! Дхар! Дхар! – Неужели все? Неужели вот на этом его столь длинный путь за своим по праву и закончиться? Цверг зажмурился
Он почувствовал чье-то прикосновение. Открыл глаза и увидел склонившегося над ним Хораса. Бледное лицо с черными тенями на месте глаз и черной, словно проведенной грифелем по щеке, царапиной. Тараила он оставил на попечение полуэльфа.
– Ты как, гноме?
– Нормально, – кивнул тот. – Готовлюсь умереть.
– Рано еще. Ты как со своей магией?, – хмыкнул командор. – Предложения есть?
Шмиттельварденгроу покачал головой. Подтер продолжавшую сочиться кровь.
– Пока – никак. Я уже и так на пределе. – Он помолчал и добавил: – Мы в западне.
– Признавать очевидное перед лицом неприемлемого – это удел смелых.
Оба обернулись к Джаладу. Тот скромно потупился.
– Йехан из Синдара, – пояснил он.
– Джаффец, с огнем чего-нибудь спасительного сотворишь?
Тот сдержанно улыбнулся, лицо его стало похожим на морду нашкодившего пса, извиняющегося перед хозяином.
– Пламени факелов не хватит на что-то серьезное. Они и так еле светят. Но позвольте мне заметить...
– Что? – разом выкрикнули и цверг, и паладин.
– Огненный порошок дварфов! – помявшись, добавил он. – Его еще немного осталось?
Шмиттельварденгроу осторожно прощупал пояс, словно бы боясь тонкую магию надежды, рожденную словами джаффца. Нет, надежда оказалась незряшной: на поясе все еще было несколько мешочков с тщательно отмеренным количеством порошка. И каждый был снабжен фитилем.
– Разнесем здесь все к дхару! – рыкнул он.
Сорвав с пояса мешок, он поднес фитиль к шахтерской свече. Вспышка, с треском, разбрасывая искры и шипя, по плетеному шнурку побежал огонек. Цверг выглянул на мгновение, прикидывая расстояние, и швырнул бомбу прямо в толпу врагов. Все произошло так быстро, что никто просто не успел среагировать ни на действия гнома, ни на то, что произошло потом.
Грохнуло. Да так, что с потолка посыпались земля и камешки. Шмиттельварденгроу тряхнул головой, но навязчивый звон никуда не пропадал, перекрыв собой все остальные звуки. Голова на взрыв отозвалась протяжным гулом, как пустая бочка, по которой с размаху врезали ногой. Со всей, как говорится, дури. Только теперь до гнома дошло, что взрывы в замкнутом помещении до добра не доводят. Он оглядел своих.
Героним осел на пол, ошалело смотрел прямо перед собой и молча открывал и закрывал рот. Может быть, что-то говорил, но гном ничего не слышал. Джалад остервенело ковырялся в ухе, словно надеясь выковырять пробку, которой там не было. Тараил просто не шевелился.
Спустя недолгое время в однообразный звон примешался лишний звук: жужжание, интересным образом промодулированное. Казалось, стоит прислушаться и можно было различить в нем отдельные слова.
– ...готовы! – Голос Хораса донесся до цверга словно сквозь вату. – Ты меня слышишь?
Шмиттельварденгроу сдержанно кивнул. Ему казалось, что стоит дернуть головой посильнее, и ее содержимое взболтается до однородной массы.
– Я говорю, кажется, мы их уделали. Ты видел, куда делся черный рыцарь?
Цверг снова кивнул.
– Да-да, тайная дверь, чтоб ее в Бездну! Я видел! – Приходилось кричать, чтобы услышать собственный голос.
– Сможешь открыть?
– Попробовать можно, – произнес гном, тщательно выговаривая слова.
– Тогда действуй.
Шмиттельварденгроу выглянул над жертвенником. Что ж, слугам Горгонадца досталось еще больше. Тут уж разорванными барабанными перепонкам не обошлось. Кое-кто был все еще жив, но с оторванными ногами, руками и развороченным лицом не сильно-то повоюешь. В жертвенном зале словно прошла коса смерти. Кровь плеснула во все стороны, обильный вклад в уже хранившуюся здесь силу. Люди валялись вповалку, стонущие, воющие от боли, рычащие от ярости и страха, мычащие в отчаянии. Гном, переступив очередной труп, у которого взрывом разворотило грудину и челюсть и оказался у того места в стене, где, как он видел был проход.
Он попытался вспомнить, куда именно нажимал голем, чтобы открыть скрытую дверь. Голова стала капризной и все никак не решалась открывать свои кладовые памяти. Шмиттельварденгроу вздохнул и заставил себя собраться: сейчас не время было поддаваться слабостям. Осталось совсем чуть-чуть.
Рука нашла небольшой выступ в теле колонны. Надавила. Камень провалился в небольшую выемку, и гном почувствовал рукой механические вибрации, тихий гул и скрежет. И следом за этим толстая каменная плита (на глазок, ладони две шириной, не меньше – две крепких цвергских ладони), выглядевшая до этого как ни чем не примечательный участок стены, выехала на скрытых в полу направляющих. Показался темный ход, железные штанги, которые и толкали камень. После Шмиттельварденгроу заметил узкие прорези в каменном монолите пола и темные силуэты огромных сцепленных шестерней механизма, скрытого за дверью.
Гном заглянул вовнутрь. На земле пыли не было, механизм открывания дверей наполовину был скрыт в металлическом кожухе, от которого тянулись звенья ременной передачи, скрывавшейся в открывшемся коридоре: грубо обработанные стены со следами от инструментов, горки каменной крошки наметенной в углах и щелях. Пахло щебнем, строительной пылью и сыростью. Коридор, судя по всему, построили уже позже основного подземелья.
Шмиттельварденгроу вернулся назад, нашел рунный топор, торчащий из кучи тел, подобно диковинному саженцу. Гном понапрягся и, постепенно расшатав его, вытянул. Он со странной смесью тоски и уважения посмотрел на оружие: добротное, спокойное и уверенное – такое оно создавало ощущение. Это было оружие для настоящего воина, которому было не чуждо благородство победителя и честь побежденного. Только вот ему не везло с хозяином. Благородство победителя? Это не про цвергов. Гном взвалил его на плечо и вернулся к своему отряду. На излете у его ног тюкнулся арбалетный болт.
Посмотрев на командора, цверг заметил:
– Они скоро вернутся. С большими силами. Клянусь Бездной, многовато народу для заброшенного подземелья!
– Что ты предлагаешь? – сухо произнес Хорас.
– С железноголовым вы не справитесь – его не возьмет обычное оружие. Да и зачарование спасет от дварфьей пыли. А магия... Можно попробовать скомбинировать. Джалад, – гном повернулся к магу, – ты готов познавать темную сторону.
Тот с готовностью кивнул.
– Мы, – цверг снова повернулся к паладину, – попробуем вернуть эту тварь в Бездну. А вы будете прикрывать наш отход до тех пор, пока мы не вернемся. После отправимся на поиск Источника. Заметано?
– Наверное, мы бы стоило предложить тебе помощь...
– Не надо, тем более, вы все равно будете только мешать.
Лицо Хораса оставалось бесстрастным. Спустя несколько мгновений он кивнул.
– Заметано.
Шмиттельварденгроу крякнул: тяжело играть в героя. Он разделил бомбы, оставив себе три штуки, – остальное досталось командору и команде, повернулся к двери, махнул головой Джаладу, и тот последовал за ним. Тем временем позади Хорас начал раздавать указания: они строили укрепление, стены которого будут сложены из мертвецов. Цверг по достоинству оценил задумку: трупаки ничем не хуже мешков с песком. Ему вообще был чужд любой трепет в сторону мертвецов. Цверги и так были достаточно прокляты, чтобы беспокоиться о подобных пустяках.
11.
А еще Шмиттельварденгроу соврал. Вернее, умолчал. Источник он уже нашел. А, значит, там мог скрываться и проклятый Головоруб. Цверг подозревал, что иначе добыть свою хранимую секиру ему будет гораздо сложнее. А так всего лишь пришлось бы сразиться с неуязвимым творением темной магии.
Конечно, в одиночку цверг бы голема не поборол, но в союзе с силой пироманта можно было и попытаться. Когда Тьма сливается с Огнем, рождается странное. Дополнительно к этому Джаладу Шмиттельварденгроу доверял больше, чем остальным. А так как остальным он и вовсе не доверял...
Гном ощутил пульсацию силы, не гнилостной энергии жертвенника, а чистой, насыщенной, похожее на уверенное течение большой реки. Оставалось лишь отдаться могущественной воле этой «реки».
Очередной коридор этих подземелий разительно отличался от того, что было видано раньше. И, в тоже время, было в нем нечто знакомое: низкий и широкий свод, нарочитая грубость обработки. Шмиттельварденгроу не выдержал, и его пальцы коснулись шершавой поверхности камня, пробежались, слегка касаясь, по следам от кирки или долота. Что-то смутное шевельнулось внутри. Смутное и знакомое.
Иногда макушка его касалась выступов на потолке – приходилось пригибаться. Каково же было Джаладу? Джаффский маг просто не разгибался, согнувшись, как прихожанин перед алтарем в Светлой церкви.
Сила, словно биение сердца, толчками, прокатывалась по коридору. От нее сводило горло и ныли суставы. Тело переполняла магия, и перед глазами плясали черные мухи.
– Ты чувствуешь? – Шмиттельварденгроу даже не услышал, а почувствовал вибрацию от тихого шепота мага. Словно звуки его голоса задевали невидимые струны.
Цверг сдержанно кивнул. Здесь магия четко структурирована, образовывала сложные, почти механистические структуры. Ни подавляющая волю жертвенная магия, ни неуправляемая волшба Горгонада – здесь было нечто иное. И до боли знакомое.
Руки крепче сжали рукоять топора. Дхар, опять. Неужели это никогда не кончится.
– Зачем ты взял меня с собой? – снова послышался голос Джалада. И Шмиттельварденгроу был ему почти рад. – Боюсь даже предположить...
– Ты же хотел учиться? – буркнул цверг, обернувшись к нему. Грязная физиономия джаффца была взволнованной, но особого испуга на ней не наблюдалось. – Вот и будет первое занятие.
– Э-э... И его тема?
– Сражение не на жизнь, а на смерть!
Они выбежали в очередной зал. Поменьше, но потолок тут был гораздо выше, и одна из стен полностью скрывалась под белым пологом пещерного водопада. Он низвергался из трещины под самым потолком и обрушивался в небольшое озерцо. Зал, или вернее рукотворная пещера была обставлена, как мастерская механика со склонностями к темной магии. Длинные столы, заваленные шестеренками, цепями и инструментами. Все это соседствовало с алхимическими приспособлениями и ингредиентами: деревянными пестиками и ступками, колбами со снадобьями, тиглями, кусками застывшего причудливыми формами кусками свинца. Была даже небольшая плавильная печка около наковальни.
Грохотал, поднимаясь и опускаясь молот. Из печи показалась раскаленная решетчатая пластина. Еще пару ударов – и выгнулась дугой, образовав нечто вроде щитка. Щипцы, сомкнувшись на выступающей полоске согнули ее в петлю, и голем развернулся.
– Приветствую тебя, родич! – пророкотал голос из нутра проклятых доспехов.
Огромная рука поднялась и одним движением сорвала решетчатую задвижку, изуродованную огнем джаффца.
– Ты пришел, – произнес глухой голос. В нем слышались рев огня и лязг металла. – Я ждал этой встречи очень давно. Так давно, что уже и не думал о ней, как о чем настоящем. Тому, чему суждено сбыться.
– Чего-то я не узнаю тебя в... – Шмиттельварденгроу ткнул в его сторону топором. – В этом. Покажи личико, любезный.
– Сожалею, – пророкотала тьма, клубящаяся в провале шлема. Там внутри не было ничего, кроме... – но оно не в лучшем состоянии.
Голем провел перед шлемом своей ручищей, словно срывая маску. И это было и в самом деле маской. Пустота, тьма сморщилась, как сминаемая ткань и слетела невесомым черным дымком. Открыло лицо.
– Бездна! – выдохнул Шмиттельварденгроу, и его челюсть помимо воли поползла вниз. – Но я же...
– Ты убил меня, – произнес Доннермагнустру, создатель Головоруба, один из последних магов-кузнецов гномов Льдистого Нагорья. Цверг, чья кровь первой коснулась проклятой секиры и оживила ее.
Половины лица у него не было: бронзовая пластина закрывала ее, соединенная с изуродованной ожогами кожей второй половины выступающими заклепками. Глаз не было вовсе: красные рубины, вставленные в глазницы, горящие неугасимым огнем, словно две алых свечи. Пламя горна, в который упал кузнец сожгло бороду и оставило чудовищные раны.
– От остального моего тела осталось не многим более, – прогудела труба, вставленная в рот этой химеры из металла, живой плоти и магии. – Наверное, не стоит утомлять тебя деталями моего спасения...
– Ты прав, – рыкнул цверг, взвешивая рунный топор, – мне необходимо доделать то, что не удалось тогда. Сегодня ты умрешь, Доннер, и позабочусь, чтобы больше ты не смог собрать себя по кусочкам, клянусь всеми демонами Бездны!
– Ты неисправим, Шмитти, – хохотнул с металлическим лязгом голем, – история тебя ничему не учит.
– Посмотрим, – буркнул в ответ Шмиттельварденгроу, наступая. – И не смей меня так называть, иначе смерть твоя будет долгой и страшной.
– Меня не испугать этим, – добавил кузнец, – я пережил страдания преисподней и вернулся обратно. Моя судьба начертана не тобою.
Он с лязгом установил свежевыкованную решетку на месту и захлопнул забрало. За ним вновь сгустилась тьма. Он выкрикнул короткий приказ, и из-за водяной струны показалась бок огромной глобулы, вращавшейся с постоянной скоростью. Струны магии, пронзавшие пещеру запутанным узором, взвыли от напряжения.
Вода облизала неровный бок висящего в воздухе без видимой опоры шара и выпустила из своего текучего плена. Сверкнувшие в свете свечей капли упали на десятки, если не сотни клинков, слагавших эту противоестественную конструкцию. Влажно блестели убийственные острые кромки, что не могли затупить ни камень, ни вражеская сталь, а воронение, казалось, поглощал сам свет. Это было похоже на саму Тьму, ставшую частью таинственного металла из межзвездной пустоты.
Сфера клинков вращалась с тихим, едва слышным гудением, переходящим в нутряную вибрацию, которое, однако, перекрывало даже шум водопада. С лязгом и звоном внутри что-то перемещалось, сцеплялось, образовывало новые конструкции, которые не существовали и десятка ударов сердца, преобразовываясь в следующие элементы. Каждое такое изменение отдавалось всплеском с магическом фоне. Это было то самое биение, что чувствовал Шмиттельварденгроу по дороге сюда.
– Это оно?! Это Источник?! – завороженно вымолвил Джалад. Взор его горел восхищением. – Невероятно... и прекрасно!
Он был прав. Даже цверг на миг промедлил, любуясь изменчивым совершенством Источника. В его движениях, его форме чувствовалось механические совершенство, которое могли создать немногие, обладающие знаниями на грани между тайной магией техники и волшебством. Кто-то, вроде магов-кузнецов Черного Нагорья.
Доннермагнустру протянул руку и тональность песни Источника изменилась.
– И я даже благодарен тебе, Шмитти! Ибо без страдания, без смерти я бы не сумел познать совершенство структуры, глубину истинной волшбы, ее склонность к самоорганизации. Что я сделал? Немного, лишь добавил, направил это стремление к созданию единства движения и покоя, энергии и массы, воли и покорности.
Скрежетнули скрепы клинков и рукоять, и сфера раскрылась, как диковинный металлический цветок. Ее нутро перестроилось и выпустило из себя «семя»: Головоруба, плавно перелетевшего в руку кузнеца. Железные пальцы сомкнулись на черном топорище, и проклятая секира отозвалась сладострастным звоном. Сфера вновь сомкнулась.
Ярость клокотала мокротой в горле, раздвигала кости черепа, словно искала выхода наружу, но Шмиттельварденгроу терпел, сдерживал ее из всех сил, загоняя точащую его боль предательства поглубже. Столько лет они были вместе, но, видимо, в последнее время он стал для Головоруба слишком мягок, ленив и мирен. Кровь, война и боль – все, чего секира желала, он уже не мог дать. Чего уж тут удивляться? Однако, легче от этого не становилось. Головоруб был почти разумен, и он избрал нового хозяина. И даже если секира вернется обратно в руке аттаурана, она уже не сможет служить ему, как раньше.
Шмиттельварденгроу резко остановился и выбросил вперед руку вместе с зажатым в нем заклятием. Облако, словно состоящее из черных мотыльков, быстро расширилось и накрыло Доннермагнустру. И чтобы избавиться от него, ему потребовалось лишь отмахнуться. Однако, облако лишь раздалось под ударом секиры и вновь сомкнулось, перекрывая ему обзор.
В нем не было ничего убийственного, лишь небольшая иллюзия, слабенькая, однако, надоедливая. И, чтобы справиться с ней, голему пришлось замедлиться, обратиться к силе Источника, зачерпнуть с лихвой и почти голую энергию швырнуть в сердце облака. Черные мотыльки вспыхнули алыми искрами и исчезли. На все потребовалось какие-то доли мгновения, однако, и их хватило цвергу. Тот сорвал бомбу с пояса, поджег фитиль и швырнул ее под ноги Доннеру. И, когда он расправился с заклинанием, она оказалась прямиком под ним. Шмиттельварденгроу позволил себе самодовольную ухмылку и нырнул за стол, надеясь, что тяжелая дубовая столешница, защитит его от взрывной волны.
Горячая волна лизнула его в затылок и обрушила стол на бок, на пол посыпались склянки и инструменты, вспыхнули и разлетелись огненными сгустками бумаги, исчерканными угловатыми цвергскими рунами. Наверняка, что-то ценное, и понимание этого согрело Шмиттелю душу.
Взрывом разметало всею центральную часть пещеры, и ее теперь заливал тусклый багровый отсвет огня, охватившего лабораторию: горели разбитые склянки, взорвалась, вывернув свое нутро алхимическая печь, обломки столов и перевернутых полок горели, охваченные невысоким, но жарким пламенем с примесью какой-то ядовитой химии – в воздухе явственно ощущалась едкая горечь, от которой саднило и жгло горло. Шмиттельварденгроу закашлялся в кулак, и на руке остались брызги чего-то черного. Он сплюнул на пол и нашел взглядом Джалада.
