Текст книги "Эратийские хроники. Темный гном (СИ)"
Автор книги: Денис Лукашевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
Что-то тяжелое легло на плечо. Мастер-капитан вздрогнул и обернулся: за ним стоял гильд-полковник Драбек Крепкозубый, командир наемников-трунов.
– Он, кажется, хочет что-то сказать. – Он ободряюще похлопал Мироса по плечу. – Дадим высказаться.
Дарзар хотел сказать что-то еще, но передумал: улыбочка у гильд-полковника была слишком многообещающей. Бурмейстер махнул нетерпеливо.
– Ну, что еще?
Мирос резко выдохнул и ответил:
– К вратам подходит остальная Орда. Я видел...
– Это стоило ожидать, – кивнул Драбек. Он огладил свою бороду, выкрашенную красной охрой в яркий алхимический цвет. – Спасибо, мастер-капитан, но мы это знаем.
– Знаете?! – Лицо бурмейстера во время этого разговора приобрело почти смертельную бледность. На ее фоне даже русая борода казалась почти черной. – Дхар вас всех раздери! Надо собрать все войска и бросить на врата. Нас же раздавят!..
– Кого мы бросим? – устало произнес гильд-полковник. Судя по тону, Всерукий успел его основательно достать. – Нам бы справится и с теми, кто уже сейчас в городе. Вы в курсе, многоуважаемый бурмейстер, что мы почти потеряли Торговый тракт в восточной части города степняки оттеснили моих ребят в глубину улиц. В курсе, что у них пушки?! Подумать только, откуда у них взялся порох...
Теперь Дарзар начал стремительно пунцоветь.
– Вы на что намекаете, гильд-полковник? Что это я его продал степнякам?
– А откуда у них порошок? – с ехидной ухмылкой переспросил Драбек. – Сами намешали?
– Да я... да ты... Дхаров выродок... На груди прикормил... – От возмущения бурмейстер начал задыхаться.
И в этот момент Мирос-Торговец почувствовал настоящую безнадегу. Словно кто-то открыл маленький кран в его душе и слил оттуда все, что еще заставляло дварфа держаться: уверенность в победе, гордость за свой народ, святую месть и надежду.
Пустота пугала, но не больше, чем то, что творилось здесь, в сердце Марана. Город медленно склонялся перед врагом, а в Магистрате спорили о справедливости взаимных претензий.
– Пора расчехлять мошну, – до сознания донеслись слова Драбека.
Дарзар пыхтел, скрежетал зубами, но молчал.
– Сами мы не справимся. Надо призывать станов – нам нужна их ярость. А по подземному эху обратимся к Гильдии Стального Пика – думаю, гильд-полковники Стирмац и Гарандар свободны. Думаю, полутора суток им хватит, чтобы по туннелям добраться до Марана. А это еще четыре тысячи бойцов. Станы, само собой, успеют раньше, но я даже не представляю, сколько выставит Верховный Жрец. Все зависит от цены – Его Святейшеству не слишком по духу утский образ жизни.
«Мы. Должны. Платить?! Чтобы дварфы вышли против общего врага?!» – почти вырвалось из-за крепко сжатых зубов, но Мирос стерпел: теперь он видел, что спорить тут с кем-нибудь совершенно бесполезно. Тут просто никто не представляет всей серьезности ситуации. Ну, кроме Драбека, пожалуй. А вот этому все равно: он – наемник и сражается до тех пор, пока ему платят. Если станет ясно, что сражаться бесполезно, он уйдет по туннелям в сторону Стангарона и хорошо, если не подорвет за собой проходы.
– Хорошо! – Бурмейстер резко взмахнул рукой. – Тогда нам надо оттянуть силы назад – покуда стоит Магистрат, стоит и Маран...
– И открыты проходы в туннели, – закончил Драбек. – Тогда можно будет ударить из пушек по кварталам, занятым Ордой. У меня есть десять. А у вас?
Правитель Марана успокоился также быстро, как и вспылил, и вновь стал действовать сдержанно и разумно. Он обернулся к толстому уту в ярко-красном камзоле, едва сходившемуся на животе, и с густо напомаженной бородой, тщательно уложенной в замысловатой форме.
– Фархам, сколько у нас пушек?
– Сорок, – быстро ответил он. Голос его звучал, словно из бочки.
– Э-э... как? – Бурмейстер застыл на месте с разинутым ртом. – Я же в этом году подписал расходы на сто пушек! Где они?!
– Ну, дык заказали, – степенно ответил Фархам, не меняясь в лице, – но бронзовое литье было с браком – отправили назад на переплавку.
– Что? А почему не из чугуна?
– Дорог нынче чугун, – сокрушенно покивал Мастер Огневого Ремесла. – за два таланта чугуна в Стальном Пике дерут, как в Тунгароне за четвертак бронзы.
– Эк... – кажется, у бурмейстера снова стала отказывать способность разговаривать. – Мы заказали бронзовые пушки у людей?
– Да.
– И они вышли с браком?
– Да.
Драбек ухмылялся, с высоты своего опыта уставившись на перепалку. А Мирос уже почти чувствовал, как уходит из под ног земля.
– Мастер Огневого Ремесла, – отдышавшись, Дарзар вспомнил, как складывать нечленораздельные звуки из своего рта в слова, которые не предвещали ничего хорошего, – как вы думаете, что мне с вами сделать? Колесовать или отправить на фронт, дабы кровью искупить вину?
Фархам застыл с разинутым ртом, глаза его выпучились, а пузо под дорогой тканью камзола мелко задрожало.
– Но... но, бурмейстер, никто ж не...
– Заткнись, – махнул ему правитель. – Не говори больше ничего. Дхар! – Он грохнул кулаком по столу. Серебристые фигурки, поставленные на карту и изображавшие дварфские отряды, повалились и смешались. Это было... символично. – Мне нужен новый Мастер! Вы...
Мирос вздрогнул, когда понял, что бурмейстер обращается к нему.
– Как там вас... Мирос-Торговец, да? Поздравляю, вы повышены, Мастер Огневого Ремесла. А теперь идите и займитесь делом: в течение часа вы должны выставить пушки на крыши. И возьмите с собой этого полудурка: он, конечно, с мозгами не слишком дружит, но лет десять, как управляет всеми запасами пороха и пушек Марана. Хотя бы в курс дела введет.
Новый Мастер Огневого Ремесла почти радостно отсалютовал бурмейстеру. Радостно оттого, что, наконец, сможет покинуть это змеиное кубло. Почти – потому что на него ложится вся ответственность за прикрытие отхода маранских войск.
Он подхватил побледневшего Фармаха и потащил к выходу, но на пути его остановил Драбек.
– Прошу, – проникновенно прошептал он, глядя в глаза, – не начинай стрелять, пока я не передам, что все мои ребята вышли из-под огня.
Мирос кивнул и вышел наружу. Дышать стало даже легче, и он не сразу услыхал, что Фармах что-то бормочет.
– Я ж хотел как лучше. Мирос, да? Из Торгового дома Мирос? Знаю-знаю. Вы ж должны понимать, что Мастер Огневого Ремесла – это синекура. По крайней мере, была. Никто никогда не следил ни за пушками, ни за порошком...
Склады с порохом находились прямо под Магистратом, в старых катакомбах, вырубленных прямиком в скале. За ними начинались туннели под Королевским хребтом.
Стратегический продукт – строгая отчетность, охраняется тщательней магистратской казны. Главное, чтобы все это не оказалось просто словами после того, что довелось увидеть и услышать в штабе. Рыба гниет с головы – кажется, так говорят люди? Что ж, стоило подготовиться к тому, что могло встретиться внизу, в складах.
Мирос прихватил с собой еще парочку бойцов со своего отряда, а остальным приказал расквартироваться во внутреннем дворике Магистрата. Став начальником пороховых складов, он лишался своего прежнего звания мастер-капитана. Несмотря на свою явную военную направленность, Мастер Огневого Ремесла считался гражданской должностью.
– Ты же торговец, Мирос! – внезапно сказал Фармах. – Неужели думаешь, что дварфские правители чем-то лучше людских? Ха! Все они из одного камня тесаны. Власть портит, и тут уже совершенно не важно кого: человека, дварфа или какого-нибудь эльфа.
Неожиданные слова подействовали отрезвляюще, заставив отвлечься от мрачных мыслей. Теперь они сменились раздражением.
– Думаешь, ты лучше, Фармах?
Толстяк улыбнулся, широкое щекастое лицо, казалось, стало еще объемнее, маленькие глазки почти скрылись в складках обильной плоти.
– Я такой же, как и все. Ничего более – обыкновенный толстый гном, который хочет стать чуточку богаче. Хотя, знаешь, я ведь говорил бурмейстеру про дорогой чугун и тот полгода назад был совсем не против бронзовых пушек. Да и бедняга Дагон не сам впустил степняков... А, вот мы и пришли!
Вход на пороховой склад находился во внутреннем дворике Магистрата – массивные двустворчатые двери, обитые листовым железом. По бокам от них стояли на вытяжку два ута в кафтанах из плотного черного сукна со знаками бурмейстерской охранки и с нашитыми стальными пластинами, вооруженные короткими алебардами.
Фармах махнул им, ничего не говоря. Уже у двери он извлек из кармана своего алого камзола связку ключей и одним из них отпер замок с узорчатой крышкой – «бородатые» руны лучами расходились от нее, покрывая всю дверь.
Толстяка здесь знали и пропустили без вопросов. При приближении Мироса стражники ощутимо напряглись.
Бывший Магистр Огневого Ремесла лишь махнул им рукой.
– Он со мной.
Уже внутри, в спиральном коридоре, полого уходившем вниз, он пояснил:
– Побуду пока за главного, до тех пор, когда бурмейстер выдаст новый патент на твое имя. А так формально, конечно же, я все еще Мастер.
Мирос не стал возражать. Коридор вел к очередной двери, рядом с которой на деревянной полке нашлось с десяток самовозгорающихся ламп в безопасных стеклянных плафонах. Фармах щелкнул ручкой розжига и передал зажженную лампу своему сменщику. Потом разжег и вторую. Себе. Двоим стражникам он позволил самим озаботиться освещением.
– Ну-с, добро пожаловать на стратегический склад, новый Мастер Огневого Ремесла, – торжественно произнес толстяк и отпер вторую дверь.
Внутри царила ослепляющая тьма. Мирос попытался проморгаться, но даже для зрения дварфа тут было слишком темно. Лампа оказалась как раз кстати.
Они спустились по деревянной лестнице, отходившей от грузовой платформы с механическим краном.
Свет вырвал из темноты фрагмент стены из огромных пузатых бочек, черных от смолы. На каждой на боку была выжжена руна дикого огня. Мирос опустил лампу, и на миг ему показалось, что в глазах мелькают световые мухи, но нет: в глубине хранилища действительно виднелся огонек.
– Я тоже это видел! – Рядом оказался Фармах. Лицо его в свете лампы казалось смертельно-бледным, а глаза – черными щелками. – А они нас?
– Не знаю, – прошипел Мирос. – Сейчас узнаем.
Он выпрямился и гаркнул во всю мощь своей командирской глотки.
– Назовись!
У гномов она особенно сильна, поэтому звук вышел что надо: можно было гарантировать, что его слышали в самом дальнем уголке хранилища.
И огонек погас.
– Не наши, – хмыкнул Торговец. И махнул своим: – Гаси.
Повернулся к Фармаху:
– Хорошо знаешь хранилище?
– Как свои пять пальцев. – Толстяк кивнул.
– Ну, тогда веди.
9.
Они вынырнули из темноты, словно вестники Бездны. Или нет – ангелы Небесных Садов. Вспыхнувшие со всех сторон лампы ослепили. Ненадолго, но достаточно, чтобы Джеремия успел потерять ориентацию. Он выпрямился, зашарил перед собой руками. Задел локтем кого-то – судя по голосу, Гернора. Ополченец выругался.
– А ну стоять! – рявкнул он.
Глазастик проморгался и удивленно уставился на него. Вскоре удивление сменилось ужасом.
Гернор походил на древнего героя из легенд. Могучий, с воздетыми к небу руками, на шее проступили жилы, а в ладонях он сжимал свет животворящий. Хотя нет – это была всего лишь лампа.
– Стоять! – рявкнул он. – Сучьи потроха, еще шаг, и я разобью эту лампу.
– Не дури! – бочком двигался к нему дварф с русой бородой. За его спиной стоял еще один: толстый и красный. Во всех смыслах – широкая рожа горела огнем, не уступая цветом камзолу. – Ты же погибнешь – знаешь, сколько здесь порошка...
– А мне насрать! – выкрикнул Гернор. – Стойте на месте.
– Ладно-ладно, стою! – Дварф вытянул перед собой руки. – Чего ты хочешь?
– Поговорить, – процедил человек. – Просто поговорить.
Дварфы переглянулись.
– Хорошо, говори. Кто вы такие вообще и как здесь оказались?
– Мы из Орды. Военнопленные...
– Ага, – медленно кивнул гном. Лицо его изменилось: брови сошлись к переносице, морщины стали глубже.
– Мы прошли через канализацию.
– Ага. – Он обернулся к красному гному. – Через канализацию?
Тот лишь развел руками. Дварф вновь уставился на Гернора.
– И много вас таких... умных?
– Пока что парочка.
– Парочка, ага. Значит, сюда прямиком из города есть ход?
– Да, – Гернор кивнул.
– Отлично, и что же вы хотите?
Событий, случившихся потом, оказалось очень много, но все они произошли за очень короткий промежуток времени. Наверное, не больше тридцати ударов сердца, но их хватило, чтобы переговоры превратились в катастрофу.
Джеремия во время разговора все время отступал назад. И не остановился, когда пятки зависли над пустотой. Он дернулся, оглянулся, но было поздно: ступни соскользнули с края отверстия. Гоблин вытянул руки вперед, грохнулся грудью о металлическое ребро – дыхание перехватило. Следующим получил удар острый подбородок: крик словно обрубило, и рот мгновенно наполнился крошевом из треснувших зубов и кровью. Инстинктивно Глазастик вскинул руки к лицу и скользнул в колодец.
Но цепь-то никуда не делась. Еще в падении гоблина развернуло, цепь рванула было за лодыжку, но потом внезапно ослабла. О том, что происходило наверху, оставалось только догадываться.
10.
Мирос только закрывал рот после своих слов, как гоблин вдруг исчез, а человек упал, словно его ударили под колени. Лампа вылетела из рук.
Время размазалось, словно масло по хлебу. Дварфы застыли соляными столбами, и Миросу оставалось лишь бессильно смотреть, как плафон касается каменного пола и разлетается на мелкие осколки.
Масло плеснуло во все стороны и тут же вспыхнуло. Затрещала горючая пыль, взвешенная в воздухе. Оставалось лишь одно: бежать.
Новоявленный Мастер Огневого Ремесла развернулся и устремился к выходу. Но он был уже последним: впереди летели стражниками, а за ними, не отставая, гнал Фармах.
Не останавливаясь, они взлетели по лестнице. Потолкавшись, протиснулись в коридор и всей гурьбой бросились наверх.
Рокочущий гул нагнал их на середине пути. Потом под ногами вздрогнула земля. Еще раз и еще.
Пол бросился в пляс. Мирос, споткнувшись, упал, перевернулся на спину и увидел, как расходятся плиты потолка. Земля не переставала трястись. По коридору снизу рванулись клубы черно-серого дыма, пронизанного огненными черточками искр.
Раскаленный воздух втек в легкие, заставил закашляться, выворачивая наизнанку. Мирос перевернулся – дым ел глаза – и, ничего не видя, пополз наверх.
А затем потолок развалился на части и обрушился вниз. Последнее, что почувствовал Мирос-Торговец перед тем, как каменные блоки весом под сотню талантов раскрошили ему позвоночник и расплющили грудную клетку, было разочарование. Смерти он не боялся. Боялся умирать просто так, не успев толком ничего сделать для спасения любимого города и любимого народа.
Герой-предатель.11-14
11.
Очнулся Джеремия лицом в вонючей жиже, обильно текущей вокруг него. Вынырнув, он часто задышал. Жидкость попала в рот, заставив закашляться.
Гоблин перевернулся и попытался сесть. Показалось, что голова распадается на части. Безвозвратно. Он глухо застонал, сжал руками виски. Отступило.
Наконец, и перед глазами перестали плясать цветные огоньки, и зрение хоть немного, но прояснилось. Вокруг царил хаос. Потолок обрушился, завалив битым камнем и массивными плитами перекрытия канализационный туннель – кое-где виднелись огромные прорехи, сквозь которые проступало дымное серое небо. По камням бодро журчал ручеек.
В ушах звенело, но, судя по звуку капели, хоть слышать Джеремия не перестал.
– Эй, зеленый, живой, что ли? – хриплый голос втек в зудящее ухо откуда-то слева. Глазастик обернулся.
Гернору досталось больше, чем ему. Кусок перекрытия обрушился прямо на него, расплющив и сдавив правую половину его тела. Ребра пробили грудную клетку и торчали белыми высохшими ветками из груди. Удивительное дело, но разбойник был все еще жив и даже не забывал улыбаться, растягивая губы в корке запекшейся крови. Он закашлялся – кровь плеснула ему на подбородок, потекла черными полосами вниз, на шею.
– А я вот – не слишком. – Он заскреб ногой, скованной цепью. Целехонькой. – Но, видимо, еще терпимо Только вот ничего не чувствую ниже шеи. Скажи, гобла, я там целый?
Джеремия с трудом оторвал взгляд от изуродованной груди. Ему даже говорить ничего не пришлось.
– Видать, не слишком, да?
– Я бы сказал, – протянул гоблин, – сильно не целый. Тебе расплющило грудь, видимо, пробило легкие и, наверное, сломало хребет.
– О как! – выдохнул на пределе Гернор. – Но если я до сих пор жив, могет – оклемаюсь.
– Вряд ли, – покачал головой Глазастик. Встал, пошатываясь.
Сам он, судя по общему состоянию, даже ничего не сломал – так, отделался синяками и контузией – голова продолжала болеть не переставая, а каждое движение отзывалось глухим набатом. Глаза также с трудом фокусировались хоть на чем-то.
– Эй-эй, – человек заговорил часто, проглатывая окончания, – ты же не уходить собрался. Не бросай – вытащи. Мы же столько вместе прошли!
Джеремия склонился над ним – их все еще сковывала цепь. Он положил руку на Гернорово колено, прижимая дергающуюся ногу к земле. Зашарил второй рукой по камням, и острый осколоко услужливо ткнулся в ладонь.
– Ты не жилец, Гернор, – покачал головой Джеремия. – Да и как человек ты – дерьмо.
– Сука! Не делай этого! – Разбойник не мог поднять голову, но наверняка догадывался, что задумал гоблин. – Найду – прибью.
С мягким хрустом камень вошел в плоть – нога дернулся. Гоблин поднял осколок и ударил еще раз, разрубая острой кромкой кожу и мясо. Оголилась кость.
Когда он закончил, человек уже не кричал, а тихо плакал: слезы мешались с кровью. Гоблин вытащил отрубленную ступню из кандалов, швырнул на землю. Заправил цепь за пояс, чтобы не сильно мешала.
Развернулся и двинулся было прочь, но что-то заставило его остановиться. Неприятно заныло в груди. Он развернулся, опять склонился. В руках он все еще сжимал камень, залитый кровью с прилипшими к иззубренным граням костяными осколками.
Гернор широко раскрыл глаза, уставившись на Глазастика. Губы его беззвучно шевелились – вряд ли он что-то чувствовал, скорее его боли были душевными.
– Хоть ты и сволочь, но заслужил быстрой смерти. – Человек открыл рот широко-широко, словно намереваясь крикнуть, но уже в следующую секунду его череп треснул, и мозговая жидкость, крепко замешанная на крови, потекла по белесой пыли, камням, расплываясь черным, как и вся Гернорова жизнь, пятном.
12.
Два десятка желтой гром-сотни выехали к краю огромной расщелины, пересекшей город, как рваная рана. Впереди ехал га'хан. Великолепные доспехи потускнели, но ни одной царапины не виднелось под слоем пыли. Казалось бы, стоит лишь протереть тряпицей и вновь засверкает чистая сталь.
Повелитель медленно повернул голову, хрустнули сочленения лат. Огромные камни фундаментов встали на дыбы огромными зубами. Дома стояли разрушенные. А дальше висела густое облако пыли, сквозь которую проглядывал склон Королевского хребта. Вдоль края трещины медленно брела одинокая нескладная фигурка. Взгляд га'хана остановился на ней. Он взмахнул рукой, и десяток из его личной стражи немедленно двинулся вперед. Затрепетали вымпелы на поднятых копьях.
Вытянувшись в сторону полумесяцем, конники за пару десятков ударов сердца окружили гоблина. Опустились копья, запирая его в круг остро заточенной стали. Ушастый замер, втянув голову в плечи. Длинные вислые уши медленно дрожали.
Он поднял руки. Медленно, внимательно глядя на гоблина, подъехал га'хан. Он взмахнул рукой, словно отгоняя муху, и громовики, повинуясь безмолвному приказу, взяли копья наизготовку.
– Я помню тебя, – с преувеличенной четкостью произнес повелитель степняков. Он говорил на всеобщем почти идеально, но странный акцент заставлял его выделять тоном непривычные для эратийского уха звуки.
Джеремия пожал плечами.
– Возможно. Я бываю чересчур запоминающимся. – По крайней мере, в армии степняков. Видать, для них зеленокожий карлик с длинными ушами был диковинкой, неизменно привлекающей внимание. В Эратии гоблины были повсюду и ни у кого не вызывали интереса. Только раздражение.
Га'хан поднял руку к металлической маске, закрывавшей лицо. Раздался тихий щелчок – и лицо из полированной стали осталось в ладони. Он опустил ее, закрепил маску в специальном зажиме на поясе.
Физиономия у степняка было, как говорится, вдохновляющей. Глазастик в очередной раз поразился власти и силе, отпечатавшихся в чеканных чертах. Гордый профиль как никакой другой подходил к образу царя царей. Ему хотелось подчиняться, позволить вести себя в светлое будущее, несмотря на цену. Гоблин почувствовал острое желание бухнуться на колени – такому человеку не грех подчиниться. Он просто был выше остальных. Во всех смыслах.
Джеремия мотнул головой, отгоняя непрошеные мысли, но глаза опустил – смотреть прямо в глаза га'хана было почти физически невозможно.
– Что здесь случилось? – Степняк обвел рукой открывавшееся перед ним пространство, заваленное битым камнем, россыпями кирпичей и вставшими на дыбы плитами фундаментов. – Какой злой дух озорничал?
Холодная улыбка коснулась его красивых губ.
Джеремия вновь заставил себя отвлечься от этого лица, обладавшего неестественным магнетизмом. Он оглянулся, поскреб отросшими ногтями обширную плешь и, наконец, решился.
– Дух? Всего лишь маленький гоблин... И человек. Правда, второму эти игры вышли боком. – Он поправил цепь, под весом которой обвис старый облупившийся пояс, и кивнул в сторону расщелины. – Пал смертью храбрых.
Гоблин чувствовал, что убивать прямо сейчас за дезертирство его не собираются и немного осмелел.
– Ты великий колдун?! – удивленно изогнул бровь га'хан. – Тогда тебя стоило познакомить с Лаэном – он бы мог многому у тебя научиться.
Глазастик не знал, кто такой этот Лаэн, и решил за лучшее промолчать.
– Так или иначе, ты достоин не только жизни и свободы, но и награды. Места в шатре царя царей.
– Мне бы хватило и первых двух.
Га'хан улыбнулся.
– В тебе есть жила, получеловек. – Властным движением он развернул коня. Оглянулся назад: – Мне нравится. Видимо, ты все это время лишь ждал этого момента?
Джеремия почувствовал подвох, но кивнул.
– Хорошо, тогда жду тебя в моем шатре. И, если не против, мои люди избавят тебя от цепи. Или она дорога тебя, как память?
13.
Расковали гоблина уже в лагере, вольготно раскинувшегося в тени разрушенных стен Марана. Там, в городе уже слышались удары молотков – степняки деловито уничтожали то, что еще не успели. Теперь в загонах пленных сидели рядком гномы. В большинстве своем – уты, но попадались и труны.
Джеремия отвернулся – скорее всего, он уже туда не вернется. Пугало другое: что ожидало впереди. Слишком все легко прошло с га'ханом. Слишком уж тот оказался легковерным. Но к встрече с ним гоблина подготовили основательно: приодели в узорчатый кафтан с широким поясом из толстой кожи, настоящие кавалерийские сапоги с мягкими подошвами. И даже подогнали все по фигуре – для этого ему выделили одного из тех смешных человечков в шелковых халатах. Он постоянно улыбался и оглаживал тонкие нити длинных усов, свисавших по обе стороны от тонкогубого рта. Правда, в раскосых глазах теплоты и радости от общения с «получеловеком» не было ни на грамм. Но гоблину было почти все равно.
Еще ему позволили обмыться. В представлении степняков это обливание ледяной водой, набранной из ближайшей речки и яростное обтирание пучком сухой травы. Но после этих процедур чувствовал себя Джеремия уже совсем неплохо, если не брать в учет многочисленные синяки, все еще нывшее при каждом движении. Немного гудело в голове, да и слух порой прорезал тонкий неприятный свист.
Посыльный громовик из желтой сотни принес перевязь с чагашем. Джеремия сначала удивился, а потом расслабился: он уже почти степняк. Оружие было явно новым – металл клинка сверкал, и в нем можно было увидеть свое отражение. Ножны – простые, но добротные, украшенные сверху странным узором из разноцветного бисера. Примерив оружие – кончик чагаша почти касался земли – он двинулся вслед за громовиком, который должен был сопроводить его в ставку га'хана.
Воин остановился перед входом и отодвинул в сторону завешивающие вход шкуры. Они были мокрые и пахли псиной. Джеремия вздохнул и не стал ждать, когда его будут подгонять. В груди поселился холодный комок, от которого порой сдавливало горло – слишком все было странно. Словно смотришь дурно поставленную пьесу, да вот никак не можешь определиться, что с ней не так.
Внутри было душно и густой аромат благовоний настойчиво лез в нос. Дышать стало труднее. В темноте, едва освещенной открытым очагом, от которого особенно сильно тянуло сладким дымом, виднелся большой трон, заваленный шкурами. А на нем восседал га'хан. И все еще оставался в доспехах. Джеремия шагнул ближе и встал на колени, поклонился – ему казалось, что теперь это будет не лишним.
– Посмотри на меня.
Гоблин выпрямился, сел на пятки. Теперь царь царей был совсем близок, но полутьма и дымный воздух скрадывали черты, на гранях чешуек причудливых лат то и дело вспыхивали алые отсветы. По обоим бокам от трона застыли желтые громовики. Чужеземец в шелковом халате неспешно ворочал обгоревшие чурбаки в костре. Что-то большое и массивное, вроде сундука стояло за троном.
– Расскажи, как все было, – приказал га'хан.
Джеремия облизнул пересохшие губы и поведал то, как они с Гернором уничтожили склад с огненным порошком. Правда, история подверглась существенной корректировке. Теперь они отправились в канализацию не сами по себе, а по приказу одного из степняков, да и поджег черную пыль не человек, а лично гоблин. В точности по хитрому плану.
– Ты – герой. Настоящий степняк, – сказал царь царей и улыбнулся. – И, возможно, ты достоин особенного задания.
«И какого же?» – чуть не ляпнул Глазастик, но вовремя сумел захлопнуть рот. Он молча поклонился и застыл в ожидании.
– Скажи, что ты знаешь о своих повелителях?
– Э-э...
– Правителях этой страны. Эратии, да? – Он посмотрел на человека в шелковом халате. Тот кивнул. – Эратии.
Ему совсем не получалось выглядеть идиотом. Скорее, он походил на плохого актера. Смутное беспокойство волнами разлилось от холодка сгустка в груди. Джеремия сглотнул горечь во рту. Попытался облизнуться, но опять сдержал себя. Ему почему-то до боли захотелось выбежать из шатра, из лагеря и броситься прочь. Юркому гоблину это, может быть, и получилось бы.
Нет. У входа в шатер стоял, сложив руки на поясе, громовик, приведший его. На непроницаемом лице плясали черные тени.
– Правителях? – нервно проговорил гоблин. Опять сглотнул – острый кадык заходил вниз-вверх. – О короле. Ну, Эратией правит король Демерий. Тринадцатый или Четырнадцатый.
– Он хороший воин?
Джеремия пожал плечами.
– Не знаю. Я его ни разу не видел.
– А эти воины, в сверкающих доспехах и белых плащах... Он и ими правит?
– Нет, – гоблин мотнул головой, – ну, то есть, да, хотя не совсем. Они паладины и служат Ордену Света.
Видимо, га'хан заинтересовался. Он опустил локоть на подлокотник, коснулся пальцами точеного подбородка.
– Что за Орден? И почему он посвящен Свету?
– Ну, они борются с Тьмой и порождениями Бездны.
– Зачем бороться с Тьмой? – удивился степняк. – Свет и Тьма суть две стороны одной силы. Так гласит Священная Ясса Племен.
Джеремия поклонился.
– Как пожелает Повелитель!
Царь царей отмахнулся от его слова.
– Ладно, оставим этот вопрос шаманам. Скажи, кто правит Орденом?
– Магистр. И имени его никто не ведает.
– А он великий воин?
Глазастик задумался. Сказать правду? А почему бы и нет. Слишком все спокойно было – пора разболтать это болото.
– Несомненно. Он лично снес голову самому Горгонадцу, страшнейшему из слуг Бездны.
– Видимо, это кто-то очень страшный... – протянул га'хан. Опять внимательно посмотрел на гоблина. – Тогда скажи, почему он все время отступает?
– Мне не ведомо, – вновь поклонился Глазастик.
– Уж не стал ли он трусом? Или я страшнее самого... э-э... Горгонадца? Да? – Он снова посмотрел в сторону Шелкового Халата.
Тот медленно кивнул, едва удостоив правителя Орды взглядом. И совсем того не боялся.
Джеремия промолчал. Пока не время говорить колкости. Стоит подождать, что ждет его будущее. Га'хан говорил почти по-свойски, и гоблин расслабился – холодный комок начал рассасываться. Неужели действительно удалось обмануть этого человека?!
– Нет, не думаю, – хмыкнул степняк. – Здесь другое. Магистр хитер – он заманивает меня себе домой, заставляя распылять свое войско, ведь чем больше земли под властью Орды, тем меньше мои воины хотят воевать дальше. А кто-то желает уже и вовсе остановиться. Только самые верные остаются со мной. И самые умные. – Вновь короткий взгляд на Шелковый Халат.
– Пусть так, – он откинулся на спинку трона – мелодично прошелестели чешуйки, – я дам ему бой, но на своих условиях. Ты готов и дальше служить мне, получеловек? Наградой теперь будет не просто жизнь и свобода, но и статус – ты станешь первым нелюдем, который станет служить в мое личной гром-сотне. Многие из моих воинов мечтают об этом – ты же исполнишь мечту.
Казалось, стоило бы почувствовать торжественность ситуации, но единственное, что ощущал Джеремия – это собственная неуместность. Возможно, Гернор лучше подходил к речи, произнесенной га'ханом.
Глазастик помедлил, переваривая вопрос. Служить? Стать степняком и даже громовиком – это был большой соблазн. Вряд ли он снова мог бы подняться в Эратии – слишком большой груз грехов тянулся за ним. Убийца, дезертир – о, в лучшем случае, он мог вернуться в леса, доживать свой век. В худшем посетить виселицу. Он стал изгоем, как и тот почти забытый цверг, с которого все и началось. Среди степняков он был новичком, но новичком, за который стоял целый подвиг! Добротный задел на будущее. Пусть ему не удалось добиться успеха в королевстве, то в Орде он мог бы стать тем, кем мечтал. Поэтому он кивнул.
– Да, мой повелитель, готов! – И уже в голове возник образ: нос, гордо воздетый вверх и тело, закованное в чешуйчатый доспех под желтым знаменем Орды.
– Хорошо, – произнес га'хан ровным тоном. – Тогда убей для меня Магистра.
Мечта треснула и разлетелась осколками. Реальный мир резво напомнил о себе, и это походило на удар под дых.
– Что?! – голос предательски пискнул. – Я?! Но...
– Ты знаешь царство, можешь скрыться среди его жителей и ты верен мне. Что еще нужно? От того, кто разрушил силу города карликов, я могу ожидать новых подвигов. Героям не предстало почивать на лаврах – это портит их.
– Ага... – протянул гоблин.
«Героев портят чужие мечи и стрелы, а не лавры!» – подумал он. – «А то так и некогда будет и насладиться своими геройствами. Ничего для себя – все людям». Он сдавленно усмехнулся. Нет, ему здесь явно не место. Сегодня – Маран. Завтра – убей Магистра. А после завтра? Свергнуть Хозяйку Тьмы? Нет, доля героя не для него.
