Текст книги "Эратийские хроники. Темный гном (СИ)"
Автор книги: Денис Лукашевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)
– Давно ты здесь живешь? – бросил в спину Лардару Шмиттельварденгроу.
– Весьма, – тот полуобернулся, не сбавляя шагу. – Почти двадцать лет.
– И как ты тут?.. Ведь хранилища были разрушены в войну, а на Горго ничего не растет и никто не живет, кроме поганцев-орков.
– Орков тут тоже нету, – ухмыльнулся горгонадец. – бывает, забредают из-за Льдистого, но не более. Тут зерна много в подземных схронах.
– Зерна?
– Да, – Лардар кивнул, – чтобы кормить кротолюдов.
Постепенно коридор выровнялся. Спустя несколько шагов он резко расширился, потолок ушел вверх. Вдоль стен выстроились ряды колонн, массивных, с квадратным профилем. Языки застывшего в камне пламени покрывали их снизу доверху. И почти никаких следов разрушения. Пыль, каменная крошка, но не более. Ни разбитого камня, ни следов от огня, с помощью которого коалиция светляков пыталась пробиться сквозь стены. Сюда никогда не спускались слуги Света.
Давление Тьмы стало сильнее. Магия скапливалась в углах, клубилась почти материальными тенями. И это все пугало. Всесилие, огромная мощь, которая сама шла в руки. Наконец-то, можно было расправить плечи, вдохнуть полной грудью. Но это означало, что возвращается то время, когда Шмиттельварденгроу умирал за чужие идеалы.
Умирать, тем более за то, во что он больше не верил, ему не хотелось. Неожиданная ярость всплыла бурлящей водой, хлынула в голову, заставила забиться сердечный набат. «Не хочу, не хочу!» – верещал внутри маленький и испуганный Шмиттельварденгроу.
Цверг повел пальцами, складывая их в знак . Сила с готовностью верного пса, отозвалась, прильнула его, напитывая тугой пружиной мощи. Он поднял руку со сложенным заклинанием. Казалось, знак светиться, набухает между пальцами и рвется исполнить волю. Рвется подчиниться и убивать.
– Ты тоже чувствуешь это?! – резко обернулся Лардарнагдаррен. Глаза его светились в темноте.
Шмиттельварденгроу сжал кулак, разрушая знак. Магия разочаровано рассеялась.
– Почему? – хрипло, продавливая слова сквозь внезапно перехватившее горло, пробормотал он. – Почему магия не рассеялась? Здесь же были светляки, они облазили Горгонад сверху донизу... И нашли это место?!
– Неисповедимы пути Тьмы, брат. Но Она отсюда никогда и не уходила. Она все время была здесь и ждала. Проводник жив.
– Жив?! – Кровь ударила в голову. Шмиттельварденгроу почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он оперся о стену. – Но это означает, что...
– Да, Повелитель тоже жив. Но погоди, ты должен это увидеть!
Он вновь обернулся и плащ взлетел черным крылом, следуя за ним. Под плащом клубилась тьма, и она казалось живой.
Шмиттельварденгроу приотстал – в ногах он чувствовал слабость. И опустошение. Казалось, он все забыл, отрекся от всего, что было... Тяжелая рука легла ему на плечо.
– Что такое, капитан? – прошептал почти одними губами Фозз. Джалад обеспокоенно посмотрел на цверга, но промолчал. – Ты готовился к волшбе...
– А темную магию не собирают для того, что миловать, – хрипло вымолвил джаффец.
– Если... – неуверенно продолжил огр. Маленькие глазки забегали, и это было необычно для прежде невозмутимого гиганта. – Если Хозяин жив, значит, борьба продолжается и война не закончена...
– Заткнись, прошу тебя, заткнись, – прошипел Шмиттельварденгроу, облизнув пересохшие губы. – И ты, магик, тоже ни слова. Потом поговорим.
Коридор с колоннами окончился огромным помещением, потолок который скрывала темнота. А посередине, окруженная кольцом из факелов, установленных на бронзовых стойках , гладкий пол разрывался колодцем. Широким, локтей на тридцать в диаметре и полностью заполненным Тьмой. Именно – Тьмой. Клубящейся, волнующейся, словно черная вода, заполнившая колодец под ободок. И даже свет факелов таял в ней. Именно от колодца сочилась сила Бездны. Куда там какому-то праху – это была чистая магия.
– Двадцать лет назад! – прогремел голос Лардарнагдаррена под сводом пещера. – Я пришел сюда, бездомный, бесцельный и бессмысленный. Война была проиграна, а мой Повелитель ушел, мои идеалы рухнули, словно замок из песка. И я вернулся сюда, чтобы выместить свой гнев и свою ярость от предательства. Но уже тогда над городом висела завеса. Да-да, ее не я установил, но я сейчас подпитываю его. Большая часть цитадели и подземелье оказались скрыты от нечестивых взглядом светляков.
Ему внимали. Фозз, Джалад, даже хмурый Шмиттельварденгроу не могли оторвать от него взор.
– Я долго блуждал, ослаб от голода и жажды. Я довел себя до того, что хватал ртом падающий снег, чтобы утолить свою жажду. И однажды, когда мне стало совсем худо, явился Он.
– Он? – скептически хмыкнул Шмиттельварденгроу. – Собственной персоной?
– Нет, конечно, – ухмыльнулся Лардар. – Он тогда все еще скрывался, и это было частью плана. Нет, перед мною появилась его астральная проекция, бесплотный дух...
– Ты видел лицо? Откуда ты понял, что это Он?
– Никто! – Горгонадец повелительно воздел палец, покачал им в воздухе. Его лицо будто светилось изнутри. Темным пламенем. – Никто не видел лицо Повелителя – ты же сам это знаешь, брат! А понял я... Ты просто не видел Его так, как я. Ты не чувствовал Его присутствия. Всего лишь астральная проекция, но в Его силе я мог купаться. И Горгонад чувствовал в Нем хозяина. Я тоже ощущал это.
Рядами, вдоль стен шли каменные скамейки. Шмиттельварденгроу, задумавшись, опустился на одну из них.
– Лады, и что же Повелитель хотел от тебя?
– Я должен был стать хранителем Горгонада! Здесь святое место, здесь Эратия напрямую выходит ко Тьме. И здесь, чтобы не делал Повелитель, будет центр Его силы, Его место рождения.
Шмиттельварденгроу сложил руки на груди.
– Хорошо, «брат», тогда скажи мне, что случилось тогда, тридцать лет назад, когда Он бросил нас, бросил умирать, лишил своей воли поддержки. Мы же почти побеждали...
– Нет, сие было скрыто от меня. Да и уже не интересовало. Главное – Повелитель всегда был с нами! И все, что случилось было частью Его плана.
– Плана по уничтожению тех, кто был предан ему?
– Нет! – грозно зарокотал голос Лардарнагдаррена. – Он избрал нас, лучших из лучших, вернейших из верных и избавился от грязи, тех, кто никогда так и не был предан Ему! Тех, кто выдержал испытание отчаянием!
– И что же нам делать согласно Его плану?
Лардар поник.
– Не знаю. Он ничего не говорил про вас. Но, наверняка, предвидел ваше появление. Значит, будет ждать, пока Он вновь навестит Горгонад. Возможно, ваше появление и твое особенно, брат, что-то означает. Что-то важное... Возможно, нам пора выступать!
Последний из темного народа.7-12
7.
Кривой Язык поравнялся с Хамоком Долговязым. Рядом с ним, несмотря на старость и болячки шамана, он выглядел, как безродная дворняга рядом с породистой гончей. Когда-то это язвило, но теперь, спустя многие годы обучения, он понимал, что внешность ничего не значит. Главное было то, о чем Хамок всегда говорил.
Шаман был из тех, кто никогда не прощает. И никогда не забывает, ради чего умерли его соплеменники.
– Что ты видел? – Язык говорил на Старом Наречии, что когда-то бытовало среди орков Города Забытых Богов. Уже в Темные войны оно было почти забыто, и на нем разговаривали избранные. Наречию Языка научил сам Хамок, отчего орк и получил свое имя.
– Следы, – пожал плечами шаман. – Человек, огр и два цверга.
– Два?
– Да, – кивнул Хамок, – один пришел из Города.
– Город обитаем?!
– А ты как думал? – язвительно хмыкнул Хамок. – Над Городом всегда была завеса. И нужен был тот, кто ее поддерживает. Видимо, такой нашелся.
– Хранитель?
– Почему бы и нет. Цверг – отличная кандидатура.
Дварфы бы весьма удивились, если бы узнали, что в Старом Наречии почти не было ругательств, а по сложности и словарному запасу оно не уступало и людским языкам.
– Он нам помешает?
– Не знаю. Вряд ли – у него другие заботы.
– Но мы в его городе. И я видел, что он сотворил с бойцами. Теми, что гнались за беглецами из Кратера.
– Видимо, ему чем-то важен был этот цверг, тот, который ищет Красная Борода.
– Почему не рассказал о втором гноме Красной Бороде?
– Нам не надо, чтобы он беспокоился. Не ради этого мы вытянули его из Кратера, чтобы смущать и заставлять сомневаться. Он должен нам доверять и надеяться на нас.
Кривой Язык усмехнулся, облизнув длинные желтые клыки. На нижней губе повисли нити слюны.
– Как он надеется на тебя?
– Я единственный маг в этом дхаровом походе, клянусь Пьютером! Кому же еще быть путеводной нитью? – Хамок хрипло захохотал.
И в этот же момент дварф с железным лбом появился рядом.
Морда перекошена, зубы оскалены, яростно топорщится борода.
– Чего ржете, задницы?
– Ворханг-гном! – воскликнул Хамок, смешивая всеобщий и словечки из Старого Наречия. – Я искать и найти. Шарханг ! Это – шарханг!
От ткнул пальцем в кучку камней, уложенных пирамидой друг на друга.
– Чего он бормочет? – хмыкнул Железнолобый. К ним подошел Красная Борода.
– Вешка! – радостно перевел Язык. – Знак! Долговязый нашел путь сквозь завесу!
– Отлично! – кивнул Красная Борода. – Значит, пошли дальше. К заходу мы должны найти цверга и выбраться из этого дхарового городища.
Железнолобый хмыкнул и последовал за своим начальником. Язык переглянулся с Хамоком и слегка шевельнул запястьем. Узкое лезвие скользнуло из ножен, приделанных к кожаному наручу в ладонь. Замахнувшись, орк ударил гнома в спину.
8.
От зала с колодцем спиралью отходил второй коридор, в стенах которого были вырублены небольшие комнаты с лежаками и примитивной мебелью. Когда-то они закрывались массивными решетками. Железными . Но Тьма и время разъели их до состояния рыжей трухи.
– А! – тонко пискнул Джалад, когда часть стены, на которую лег свет от факела, который держал Лардарнагдаррен, опустилась на пол и распласталась на нем, подняв слепую голову.
Она напоминала человека, но весьма отдаленно. Обвислая серая кожа, скапливающаяся морщинами на толстой шее и подмышками, широкое скуластое лицо и рот, разрезавший его от уха до уха. Которых, кстати, почти не было. Всего лишь дырки, обрамленные парой кожистых складок. Ноздри сместились назад, а глаза исчезли в ходе неестественного отбора. На месте глазниц была всего лишь гладкая плоть.
– Что это за тварь?!
«Тварь» шевельнулась, тоненько заверещала и поползла вдоль стены, беспрестанно ощупывая ее боком. Шмиттельварденгроу заметил полосы волосков, покрывавших бедра существа.
– Кротолюд, – коротко бросил Лардарнагдаррен. – Низшие из рабов Повелителя, измененные Его волей. Они безвредны, но весьма вкусны. В свое время в подземных вольерах их было тысячи, но без догляда они быстро вымирают.
В стене появилась дыра, образованная выпавшим камнем. Нащупав ее, кротолюд коротко хрюкнул и нырнул внутрь. Джалад лишь сглотнул, кадык дернулся на тонкой шее.
Хранитель остановился рядом с первой же камерой – решетка рассыпалась в пыль, и теперь вряд ли могла кого-нибудь сдержать.
– Там дальше еще есть комнаты. Чуть дальше по коридору подземный источник. Располагайтесь, а потом приходите к колодцу – будем ужинать.
Не дожидаясь ответа, Лардарнагдаррен развернулся и пошел в сторону зала. Отсвет его факела еще долго плясал по влажным стенам.
– Эта тварь... – наконец выдавил из себя Джалад, – когда-то была человеком?
– Ты про Лардара? – невинно переспросил Шмиттельварденгроу. – Нет, такой сволочью он, видимо, был с рождения.
– Нет, я про кротолюда.
– Он – нет, – пожал плечами. – Его родители – возможно.
– О дхар! – выдохнул Джалад и опустился на каменную лежанку. – Это как-то все неправильно...
– Кротолюды лишены разума и всегда выращивались на мясо. Они питательны...
– ...Но суховаты, – вставил Фозз. – Кормежка у них особая. Зерно да зерно.
– Зато массу набирают быстро! – оборвал его цверг.
– О дхар! – вновь выдавил Джалад. – Клянусь огнем Сагазумана, не на это я рассчитывал.
– А на что? – пожал плечами Шмиттельварденгроу. – Это Тьма, детка. Здесь все такое. Неправильное...
– Но почему ты Ей служил?
Цверг нахмурился, задумавшись. Запустил пальцы в бороду.
– Мой народ избрал этот путь. Видимо, это наша природа, чтоб ее дхары драли. Повелитель говорил о нашей исключительности, что мы избранный народ, призванный править Его державой. Все остальные были мясом для нас. Даже наши союзники. А потом цвергов осталось не более пальцев на руках.
– Если, – произнес Фозз, – Хозяин жив, то и война не закончена. Значит, мы сражались не зря! Цель освещает наш путь! Лион Санталийский, – добавил огр, покосившись на мага. Тот не среагировал.
– Война закончилась тогда, когда Он бросил меня помирать. И тебя, Фозз, и всех остальных. – Шмиттельварденгроу замолчал. Обождав немного, он продолжил: – Эта война уже не наша. И если ты этого не понимаешь, мой большой и глупый друг, значит, нам больше не по пути.
– И я, что-то, не сильно влечет это погружение во Тьму! – пробормотал Джалад. Глаза его предательски блестели. – Я не хочу есть кротолюда и не хочу здесь оставаться.
– Уже двое – «за», – кивнул цверг и внимательно посмотрел на огра. – Я не считаю, что нам стоит здесь задерживаться.
Тот отвел глаза.
– Я сражался ради этого, капитан. Ты сам меня учил!
– Пора признать, – покачал головой Шмиттельварденгроу, – что из меня херовый учитель.
– Но как нам выбраться отсюда? – к цвергу поближе подобрался джаффец. – Я заплутаю в этих подземельях так, что и не найти.
– Я – нет, – рубанул рукой воздух гном. – Я запомнил путь и вешки – так мы выберемся из-под завесы. Но с Лардаром надо разобраться, иначе не сможем далеко уйти. Он... – Цверг отвел взор. – Он искушеннее меня в магии.
Гном испытывал жгучий стыд: сложно признаваться даже самому себе, что кто-то лучше его. Но, объективно, Лардарнагдаррен был лучшим магом и прожил здесь два десятилетия: он знает каждый ход, каждую ловушку и успел привыкнуть к тому морю темной мощи, что наполняла подземелья Горгонада.
У него до сих не укладывалось в голове, что где-то еще сохранилась темная магия в таких количествах, где можно было черпать силу не из праха, а прямиком из глубин Бездны. Это пугало и, одновременно, возбуждало. Наверное, будь он на месте Хранителя, то с тем же фанатизмом служил фантомам прошлого.
Фантомы. Он до сих пор пытался убеждать себя, что все рассказы Лардарнагдаррена – это всего лишь бред воспаленного сознания, но разум утверждал совсем иное. Факты были против цверга.
– Что такое Проводник? – неожиданно раздался голос Джалада. – Я слышал это слово в вашем разговоре.
– Трудно сказать, – задумался цверг. – Это одновременно и живое существо, и врата, и источник, и сила. Некое порождение темной магии, вернее ее сути. В Горгонаде тонка грань между Эратией и Бездной. И Тьма проникает сквозь нее. А Проводник умеет накапливать ее. Короче, Проводник – почти неисчерпаемый источник чистой силы. И он связан с Горгонадцем. Не этим, – он махнул в сторону выхода из камеры, – а настоящим.
– Насколько далеко может воздействовать Проводник?
– Не очень, – покачал головой Шмиттельварденгроу. – На пределе – границы Горгонада. Наверное, поэтому Повелитель редко покидал его. Вернее, совсем не покидал.
– А если Повелитель не здесь, – продолжил джаффец – в глазах его разгорелось странное пламя, – то ему нужен новый источник. Что этим может служить?
– Не знаю, все, что может аккумулировать магическую энергию... – Он замолк, и потом со всего размаха хлопнул себя по лбу. Улыбка, холодная, хищная, растянула губы и обнажила заточенные зубы. – Проклятое оружие!
– Что?
– Вот кто все начал! Вот, кто стоял за похищением моей секиры! Не дхаров гоблин, а Повелитель! Вот, у кого стоит ее искать! Какой же я был дурак!..
– Причем здесь какая-то секира?
Шмиттельварденгроу ухмыльнулся.
– О, это занятная история. Клянусь демонами Бездны. Давным-давно, в руки цвергам попал странный камень. Камень, который мог накапливать энергию. Он был из металла, которого не существовало в Эратии. Что-то не из этого мира. Еще, когда у цвергов были цари, один из них, опасаясь силы камня, приказал его раздробить, а из частей выковать оружие. Невиданное и могущественное. Оружие героев и царей. Темных героев, оружие, созданное убивать бессмертных. Проклятые клинки. Один из них – секира – принадлежала мне. Последняя из созданных и, наверняка, самое могущественная из них.
Мечи. Топоры. Кинжалы. Если Горгонадец сумеет их всех собрать – он восстановит камень...
– … И создаст новый Проводник! – закончил Джалад. От возбуждения он зачастил дыханием – ноздри его раздувались, а глаза горели лихорадочным огнем.
– Осталось лишь узнать, кем теперь является Горгонадец, под какой личиной прячется, – закончил Шмиттельварденгроу.
Нет, он больше никогда не будет служить Темному Лорду, никогда не пойдет умирать за чужое счастье. Нет, он придет и возьмет то, что ему принадлежит. И пусть весь мир сгорит при этом – не имеет значения.
Цверг обернулся к хмурому огру.
– Фозз, ты с нами?
– Ты знаешь, капитан, – пророкотал гигант, – я всегда с тобой.
9.
Клинок легко пробил кожаную куртку и уперся в кольчугу, поддетую под нее. Из добротной гномьей стали, она была достаточно хороша, чтобы выдержать попадание арбалетной стрелы. Но удар был настолько силен – Язык вложил в него весь вес своего тела, подавшись вперед, – что лезвие вклинилось между звеньями и, изменив направление, рванулось вверх, задирая кольчугу. Наверняка, кончик ножа проник сквозь броню и оставил глубокую царапину, но этого явно было недостаточно, чтобы покончить с дварфом.
Язык навалился на него всем телом, обхватил предплечьем шею и вдавил нож еще глубже вместе с кольцами кольчуги, насаженными на клинок, в плоть. Рогнак мотнул головой, вбивая твердый затылок (едва ли его крепость уступала металлической пластине, заменявшей лоб) в орочью физиономию. Язык булькнул кровью из расквашенного носа, но хватки не ослабил.
Норманг развернулся, на ходу выхватив метательный топорик. Хамок, взбив ногой облако пыли, отступил назад, а к дварфу рвануло сразу двое орков.
Рогнак вцепился в запястье орка – по-бычьи напряглась пережатая шея – и медленно, но верно начал разрывать хватку. Язык зашипел, из рассаженных губ и сломанного носа обильно потекла черная кровь, но бороться с дварфом было все равно, что бодаться с тягловым тарквинием. Орк резко подался вперед, оторвался от земли, и руки гнома выпрямились сработавшей пружиной, отшвырнув зеленокожего.
В воздухе сверкнуло что-то, очень похожее на серебристую бабочку, и орк, разодетый в ржавые доспехи с чужого плеча, споткнулся на ровном месте и рухнул, словно подкошенный. Изо лба диковинным наростом торчала рукоять из полированного дуба с кожаной петлей на конце – узкое лезвие погрузилось в мозг так глубоко, что полностью скрылось в расколотом черепе. Второго орка Норманг встретил яростным ревом и коротким мечом. Вместо того, чтобы отбить широкой гардой массивный топор, опускавшийся ему на голову, Меднобородый пропустил его мимо себя, чуть повернув корпус, почти обнял покачнувшегося в неверном движении орка и пробил ему череп острейшим трехгранным клинком. Гном отшвырнул обмякшее тело и меч, руки его скользнули за спину и в воздух взлетело широкое лезвие полумесяцем.
Освященный топор воина-жреца Стангарона с «бородатыми» рунами на рукояти из железного дерева был страшным оружием. Согласно древнему своду чести станов он не мог вернуться в чехол, пока лезвие – улыбка предка – не омоется вражеской кровью.
Ритмично взмахивая топором, Норманг Меднобородый с безумной ухмылкой берсеркера на лице шагнул к ревущей толпе орков.
Язык перекатился, увернувшись от острой бритвы Рогнакового меча. Вскочил на ноги – мелькнул огромный искривленный клинок хопеша. Язык управлялся с ним с изрядным искусством. Хопеш, очертив смутной спиралью фигуру орка, встретил в стремительном падающем ударе топор Норманга.
Рукоять чуть не вырвало из рук. Крякнув, гном потянул топор вверх, отшвыривая орка.
Рядом со своим командиром встал Рогнак. Шрам, окамлявший металлический лоб, воспалился, а в одной руке трун сжимал арбалет, а второй – метательный топор. Рогнак, прищурившись, навел арбалет на Языка.
Орк мгновенно разорвал дистанцию, но все равно не успевал. Щелкнула тетива из крученой железной проволоки. Наверняка, предателю оставалось жить недолго. Но он выжил. С удивительной скоростью настоящего мастера в обращении со своим страшным оружием он взмахнул хопешом. Диковинный меч описал полукруг, и стрела, взвизгнув, отрикошетила в сторону, кувыркаясь в воздухе. Согнувшись, Язык скрылся за спинами рядовых орков вслед за Хамоком.
Воздев хопеш, он задрал голову к небу.
– Ур-ур ! – вырвалось полурычание-полупризыв из его глотки.
Руины тут же наполнились ревом и воинственными криками. Из-за разрушенных стен, поваленных колонн показались орки и шаграты. Рогнак, не разделяя боевой ярости Норманга, оглянулся. Они возглавляли клин из гномов, вытянувшийся в сторону орков Языка. Их фланги были слишком вытянуты и тонки: зеленокожие дикари, навалившись со всех сторон, легко бы смяли их чистым весом. Даже без особого воинского искусства – один шаграт весил больше двух гномов. Хотя не такие уж они были и дикари – ловушка была продумана на славу.
– Назад! Стройся «каменным ежом», – выкрикнул Железнолобый, описав в воздухе круг метательным топориком.
Норманг в это время расшвырял орков, наседавших на него. Причем сделал это с такой яростью, что остальные в испуге отступили, когда он с обезумевшим взглядом шагнул к ним. Стоило признать: окровавленный, с оскаленными зубами, с распущенной бородой он смотрелся страшно. Но этот страх вскоре мог обернуться против него и остальных гномов.
Рогнак схватил стана за локоть. Меднобородый резко обернулся, взмахнув топором – рука сжимала рукоять под самым лезвием в стойке ближнего боя. Другим концом рукояти с залитой свинцом чушкой он легко мог наносить крепкие оглушающие удары.
Завидев перед собой не зеленую рожу очередного варвара, Норманг успел остановиться. Рогнак заглянул ему в глаза, еще заплывшие кровавой пеленой ярости.
– Это западня! Надо отступать.
– Никогда! Никогда дварфы Королевского хребта не отступали…
– Опомнись! – выкрикнул ему в лицо Железнолобый. – Мы окружены – надо сохранить строй! Иначе нас сомнут.
– Дхар! – Плевок запутался в бороде.
Норманг тяжко дышал, но взгляд его прояснялся, и до него начала доходить вся тяжесть их положения.
Он зарычал, но покорно позволил Рогнаку оттянуть себя за стену баклеров. Гномы расступились, пропуская командиров внутрь строя.
Вслед за ними попытались протиснуться орки, но дварфы действовали, словно хорошо отлаженный часовой механизм: первый строй вошел в клинч с ревущими в боевом угаре зеленокожими, сбив щитами оружие и связав их свалкой ближнего боя, второй – врубился в них топорами. Черная кровь брызнула во все стороны. Строй опять сомкнулся – из глубины вылетело несколько арбалетных болтов, сбивших еще нескольких орков. Атака захлебнулась – гномы сомкнули щиты, ощетинились мечами и топорами, и орки уже не спешили попадать под удары невысоких воинов.
Вокруг закружили голодными волками шаграты.
– Дхар, отступаем к вратам! – взревел Норманг, взмахнув топором.
– Куда, демоны его раздери? – рыкнул Рогнак. – Мы в ловушке и я, например, понятия не имею, где этот дхаров вход!
Меднобородый застыл. Страшное ощущение роковой ошибки подступило к горлу. Безошибочное чувство направление, коим всегда отличались дварфы, молчало, словно обрубило. Дварф сглотнул: он не знал, что делать. Он мельком взглянул на Рогнака, стараясь не показать растерянности.
– Нет, – просипел Норманг. – Выход должен быть всегда.
Краска жгучего стыда залила лицо – хорошо, что хоть под бородой этого не было видно. Хотелось крушить, рубить, разрывать на части… И он совершенно ничего не мог поделать. Руки ныли от переполнявшей их силы. Лицо горело: хотелось веритьь, что от бушующего в крови адреналина, а не оттого, что его обсуждали за спиной. В нелицеприятных выражениях.
Норманг с усилием подавил раздражение. Орки не собирались уходить, то и дело набрасывались на гномов, но пока что не могли пробиться даже сквозь первый строй крепких молодцев с небольшими круглыми щитами для яростных схваток накоротке, когда нет места для размаха. Два десятка дварфов стояли твердо, словно легендарный «каменный еж» Королевского подземного легиона, закованный в тяжелые доспехи, закрытые длинными пиками и неподъемными ни для кого, кроме гномов, ростовыми щитами. Но надолго ли их хватит?
В конце концов, даже дварфы устанут: стоять, биться, подчиняться безграмотному командованию. Пора было что-то делать, искать выход. Очнувшись, наконец, от тяжких мыслей, Норманг оглянулся.
Пейзаж вокруг простирался безрадостный. Когда-то здесь пролегал широкий проспект, и его окаймляли суровые каменные постройки с окнами-бойницами и горгульями на крышках. Нынче от них остались лишь кучи битого кирпича, из-за которого проспект, мощенный широченными каменными плитами напоминал военную тропу, а иногда и вовсе был перекрыт полностью. Кроме того, что-то странное давило на глаза, да так, что разглядеть что-нибудь дальше пары десятков шагов было нельзя. Проступали жгучие слезы, и горизонт плыл, словно во время страшной жары. Вглядываться в него было тяжело: спустя несколько мгновений начинала болеть голова и глаза начинали слепить отблесками солнечного света, которого не было. Вокруг простиралась традиционная горгонская хмарь, но теперь к ней добавлялась и темная волшба. Невероятная завеса, маскирующая Горгонад, никуда не делась.
На последних остатках силы воли, до злой рези в глазах Норманг всматривался, пока, наконец, не разобрал: в пяти десятках шагов от них, за горой из битого кирпича и колотого камня виднелась аскетичная постройка в два этажа, лишенная каких-либо украшений. В стене верхнего этажа виднелись два маленьких окошка, в нижнем – дверной проем и узкая бойница привратника. В доме можно было забаррикадироваться и укрепиться – и сколь угодно долго можно отбивать нападения. Гномы были знатными доками в крепостном деле. Как захватывать, так и удерживать цитадели.
– Туда! – выкрикнул Норманг, перекрывая улюлюканье орков. – В дом – отступаем.
– Это ловушка! – рыкнул Рогнак, снова схватив его за руку. – Мы сами себя загоняем в мышеловку!
Резким движением Меднобородый сбросил руку труна, развернулся и схватил его за отворот куртки.
– У тебя есть другие предложения?! Если нет, то заткнись! Я спасаю и твою неблагодарную задницу. – Он замолчал, смерил взглядом двух гномов, уставившихся на них. Те быстро отвернулись. – Еще одно слово – и я тебя лично придушу. Ты меня понял меня, Рогнак? Не. Смей. Перечить. Мне. По крайней мере, перед твоими головорезами.
Они встретились взглядами. В глазах Норманга была чистая незамутненная ярость, у Рогнака – холод, которому могли позавидовать горгонские зимние морозы. Он медленно кивнул и первым отвел глаза. Не время ссориться.
– Ты допустил ошибку, начальник, – проговорил он, тщательно подбирая слова. – За которую расплачиваются остальные.
– И я наравне со всеми! – прошипел Меднобородый. – Так дай же мне возможность исправить свою ошибку. Помоги спасти остальных. Орки не продержаться долго – нам главное выстоять. А потом они начнут грызться, и тогда мы нанесем свой удар.
– А все-таки, как мы отсюда выберемся, о умнейший? – Видимо, Рогнак, как говорят в Трунгароне, попер рогом. Но теперь он, хотя бы, говорил вполголоса, чтобы остальные дварфы его не услышали.
– Завеса, – сказал Норманг. – Все дело в завесе. Ее задача не пустить нас, а не задержать здесь. Думаю, нам стоит всего лишь идти, и завеса выведет нас к входу.
– В твоих словах есть логика, начальник, – согласился, наконец, Железнолобый. – Лады, все равно других вариантов у нас нет. Командуй.
Норманг кивнул с благодарностью. По крайней мере, внешне, чтобы ее увидел трун. А там… Одно понял стан: от Рогнака в будущем стоит избавиться. Авторитет начальства непоколебим, и никак иначе.
Вновь взмахнув топором, Меднобородый выкрикнул команду и, словно огромное многоглавое животное, «каменный еж» слаженным движением качнулся в сторону убежища.
Ощетинившись топорами и мечами, отстреливаясь из арбалетов, рыча и проклиная все на свете, гномы двигались вперед, и никакая сила уже не могла их остановить.
Пока.
10.
Огромный черный стол из мореного дерева с узором черных нитей, пронизавших волокна, приковывал внимание. И не только своей темной мрачной красотой, но и тем, что еще час назад его здесь не было. И ниоткуда ему было появиться. Если только в закромах Лардарнагдаррена не пряталось в закромах хранилище довоенной мебели. Из такого дерева, проклятого ясеня, росшего на Черных холмах к востоку от Льдистого нагорья, мастера цвергов делали преотличнейшие столы. И не только.
Точно такой же стол когда-то был и у Шмиттельварденгроу. На миг нахлынула волна ностальгии. Но не черной, беспросветной, как всегда, а иной, с каплей надежды, горчащей, как протухшее пиво, но, тем не менее, желанной. Надежды вновь стать прежним: сильным. Жестоким… И молодым.
Шмиттельварденгроу упрямо качнул головой из стороны в сторону. Скрипнули, сомкнувшись, зубы. Нет, молодым уже не стать. Уже дал себе слово: больше никаких хозяев. И никаких чужих войн. Теперь война только одна: его собственная, за то, что у него украдено. А слово цверга – кремень. Нет, тверже алмаза, ведь именно поэтому черные проклятья обладают своей силой. Слово и есть сила.
– А я уже заждался! – поднял голову Лардар.
Он крутил ручку огромного вертела, на который были насажены куски мяса, сочащиеся жиром. В некоторых угадывались части тела. Руки, ноги…
– Брат, – чуть склонившись, сказал Шмиттельварденгроу.
Хранитель кивнул в ответ. Позади шумно сглотнул Джалад. «Только не блевани, придурок!» – мысленно взмолился цверг. И улыбнулся. Вернее просто растянул губы в чем-то, что, как он надеялся, не слишком похоже на кровожадный оскал.
– Отобедаем или отужинаем? – невзначай поинтересовался Шмиттельварденгроу.
– Это принципиально? – поднял левую бровь Лардарнагдаррен. После пожал плечами. – Скорее, ранний завтрак.
– А мне казалось, что мы здесь гораздо дольше! – вклинился в разговор Джалад. – А ведь еще только ночь.
– Уже ночь, – ухмыльнулся Хранитель. – Вы здесь уже третий день. По крайней мере, для внешнего мира. Но под завесой не минуло из суток. Но внизу, в подземельях заклинание уже не действует, поэтому для нас сейчас третий день. Наверху всего лишь вечер первого дня.
Лардарнагдаррен вновь пожал плечами и отвернулся к вертелу, тщательно провернув ручку. Огонь зашипел, когда в него упали капли жира.
Шмиттельварденгроу подошел к столу. Провел пальцами по гладкой столешнице. Кончики кольнуло, словно электрическим разрядом. «Иллюзия». Цверг оглянулся. Четыре стула. Один заметно больше остальных. Видимо, для огра. Наверняка, тоже иллюзия. А вот остальные. Он нахмурился, припоминая: они в глаза не бросились при первом визите, потому что стояли по ту сторону колодца с Проводником.
