Текст книги "Эратийские хроники. Темный гном (СИ)"
Автор книги: Денис Лукашевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)
И в один прекрасный день гном как всегда упился до невменяемого состояния, и племянник со своими друзьями по-быстрому обчистили пещеру. Хотя чуть не произошла накладка: цверг обладал закаленным организмом – выпитого оказалось недостаточно для продолжительного забытья. Очнулся он в тот щекотливый момент, когда гоблины еще не скрылись с награбленным. Хотя это тоже оказалось на руку Глазастику. Джарвус рассказал, что в тайнике они нашли здоровенную заколдованную секиру, которую суеверные гоблины не решились трогать. Но Джеремия к предрассудкам своих малограмотных родственников относился скептически. Магия в его представлении была не опаснее молотка: тот ведь может и по голове стукнуть, но исключительно по воле разумного существа. Так и магия была не более чем инструментом, посложнее молотка, но тем не менее. К тому же, магические вещи стоили дорого во все времена. Конечно, для цверга не составит труда вычислить Джеремию, и он непременно заявится к нему за своим добром, может быть даже и с секирой. Но не зря же Глазастик прикармливал городскую стражу…
Лавка гоблина нашлась быстро. В грязном переулке, отходившем коротким аппендиксом от центральной улицы Яра, пронзавшей городок подобно стреле, направленной к баронской башне, спряталось нарочито скромное заведение с двусмысленным названием «Скупка и продажа», грубо выведенным на выцветшей вывеске. Шмиттельварденгроу хищно улыбнулся, оглянулся по сторонам и ударом ноги открыл дверь. Дверь неожиданно легко распахнулось, стукнулась об стену и с грохотом снова захлопнулась. Пробурчав под нос проклятье, цверг открыл ее уже аккуратнее.
Джеремия сидел за невысокой конторкой и что-то писал в толстый журнал учета доходов и расходов, поминутно поправляя сползавшие с огромного носа профессорские очки: у Глазастика было нормальное зрение, но он считал, что очки придают ему солидности. Цверг улыбнулся – он уже представлял, как будет вгонять линзы в выпученные буркалки. Джеремия мигнул в ответ пару раз, вцепившись длинные тонкими пальцами в страницы учетной книги.
– Ну, здравствуй, Джеремия! – Голос гнома не предвещал ничего хорошего.
– О-о-о! Кого я вижу! – Гоблин, отделавшись от первоначального испуга, прямо лучился гостеприимством и радостью. – Какими судьбами, сударь? Может быть, что-то не так с товаром, которым я вас снабдил?
– Нет, с самогоном все отлично. Я пришел по другому поводу. Джеремия, я дам тебе шанс умереть быстрой и безболезненной смертью, если ты сразу же отдашь мне мое золото
– Золото? Какое золото? – Удивление в голосе Джеремии было каким-то неуверенным. Все-таки по актерскому мастерству он немного не дотягивал до необходимого в его профессии уровня. – Не ведаю ни о каком золоте! Извините, но я уважаемый гоблин и не потерплю угроз в свой адрес… Извольте, мислдарь извиниться немедленно, иначе вы ответите за свой навет!
Цверг, ошалевший от подобной наглости, подскочил к нему и сдавил железными пальцами горло гоблина. Джеремия захрипел и задергался, пытаясь вырваться.
– Говори, длинноухий мерзавец, иначе ты будешь умирать долго и мучительно. Я знаю множество способов причинения боли… – прошептал ему прямо на ухо Шмиттельварденгроу. – Где. Мое. Золото.
– Зачем тебе золото, цверг? – прохрипел Глазастик, с ненавистью глядя на гнома. – Ты его все равно не тратишь, а золото, лежащее мертвым грузом, никому не нужно. Я же его вложу в правильное дело и, может быть, даже поделюсь с тобой прибылью...
Гоблин попытался улыбнуться, но у него получилось из рук вон плохо. А Шмиттель свирепел все больше и больше. Еще немного и тонкая гоблиничья шейка бы просто хрустнула в руках гнома... Он остановился на полпути, когда Джеремия уже начал синеть. Так легко он не отделается.
Шмиттель разжал руки, и Глазастик повалился на пол, растирая онемевшее горло, но цверг не дал ему расслабиться. Удар тяжелого сапога пришелся по физиономии гоблина. Очки отлетели в сторону за компанию с несколькими зубами. Мягкие, будто резиновые губы лопнули, будто перезревшие вишни. Черная на зеленоватой коже кровь побежала по острому подбородку. Джеремия пискнул что-то просительно, завозился в углу, куда он залетел после гномьего пинка. И в тот же момент в лавке стало как-то тесновато из-за появившихся буквально из ниоткуда двух троллей. Только дверь хлопнула, словно от порыва ветра. Цверг с удивлением узнал в них своих давнишних стражников у ворот. Один с сожалением качал головой, клацая при этом массивной челюстью, а второй грозно хмурил брови, покачивая окованной железными полосами палицей.
– Я ж тебе говорил: не балуй! – проговорил Гурдел, тот, который с клацающей челюстью. В его голосе слышалось практически взаправдашнее сожаление. – А ты… Извиняй, но ты должен пройти с нами. Верно я грю, Мурдел?
– Верно, Гурдел! – кивнул второй, авторитетно покачивая палицей.
– Так что, пойдем, брат цверг, по доброй воле, – продолжал первый. – Лучше будет и нам, и тебе.
– Ну что, цверг, как тебе такой расклад? – мстительно прочирикал из своего угла Джеремия. – Ты здесь никто! И ты решил, что будешь диктовать мне условия и еще угрожать?!
– Ты пожалеешь об этом, Джеремия, – прошептал цверг и речитативом начал: – Из темного леса, из гнилого болота, из глубокой могилы приди несчастье…
– Остановите его! – в ужасе взвизгнул гоблин, в отчаянии молотя по воздуху руками, как будто это могло защитить его от черного проклятия.
Мурдел молча взмахнул палицей, целясь в макушку Шмиттельварденгроу. Но цверг оказался слишком ловким для неповоротливого тролля. Палица со свистом пронеслась мимо, ударив по ноге самого громилу. Мурдел взревел, подпрыгивая на одной ноге и круша все вокруг. Но и гном сбился на ругательства, не закончив проклятие. Проскользнув под ногами троллей, он кинулся к Глазастику, сжимая в руках один из своих ножей: кривое, черное от алхимических снадобий лезвие, тоже цвергская игрушка, легко режущая и мясо, и кость. Но закончить справедливое возмездие ему не дали. Ременная петля захлестнула его шею и опрокинула на пол. Гурдел, хищно ухмыляясь, приподнял цверга за другой конец петли, и тяжелый кулак с широкими сбитыми костяшками врезался ему в лицо, сворачивая челюсть. Именно этот кулак – здоровенный и мослатый – было последним, что запомнил Шмиттельварденгроу.
– Ну вот и все, цверг, – проговорил Глазастик, снимая с бесчувственного тела секиру, – теперь тебе точно никакое золото не понадобится.
6.
Цверг попытался сглотнуть, но этому мешал кляп. Тугая ременная петля не позволяла вытолкнуть его. Он валялся на куче гнилой соломы со связанными за спиной руками в тесной темной камере с влажными, поросшими плесенью стенами. Ужасно хотелось выпить.
Гном уже не чувствовал ладоней, но больше всего его мучило чувство собственной беспомощности. Он как последний дурак попался в примитивную ловушку и даже ничего не смог сделать против туповатых троллей. Бессилие терзало его похлеще любой физической боли. Хотя боли тоже хватало: ужасно ныла челюсть, а левый глаз заплыл и ничего не видел. Цверг промычал сквозь кляп что-то невразумительное и перевернулся на другой бок, перебирая в голове ужасные планы отмщения.
Но цверг не мог даже встать: ноги его также были связаны. Оставалось только сосредоточено грызть кляп, надеясь, что его зубы достаточно остры и крепки, чтобы справиться с сырой кожей кляпа.
Противно заскрипели петли тяжелой тюремной двери. Шмиттель замер, притворяясь бесчувственным. Явственно пахнуло гнилым луком, застарелым потом и плохо выделанной кожей. Стражники, наставив копья, осторожно приблизились к гному. Тот молчал, угрюмо отвернувшись к стенке, ожесточенно скрипел зубами, пережевывая кляп.
– Живой ли? – неуверенно буркнул один.
– Живой! Что с ним-то сделается?! Цверги жеж, как ведомо всем, двужильные сволочи! И не такое выдерживали. А ну подъем, свиная харя! – рыкнул второй стражник и ткнул цверга под бок тупым концом копья.
Шмиттельварденгроу завозился, повернулся, прогудел что-то неразборчивое сквозь кляп.
– Видал?! – подбоченившись, кивнул второй стражник. – Видать, еще и проклятия бормочет, сволота. Добро, что ему догадались кляп сунуть.
– А кто отсоветовал?
– Ну эти, молодые, тролли наши. Говорят, что в войну они были ентими, как их, «охотниками на магов», магобойцами. Ведомо, что тролли волшбе не подвластны, вот и набирали из них спецотряды. Они, кажись, из ентих...
– Угу. Им-то хорошо, а ежели ентот догадается нас проклясть, коли мы кляп вытащим. Могет енто, язык отрежем, шоб не проклятиствовал?
Цверг сдавленно замычал: его держали те, кто ни бельмеса не смыслил в магии, ведь даже со свободным ртом он бы ничего не смог сделать, только сотрясал бы воздух грязными, но пустыми словами, за которыми не было ни капли силы. Потому что, как известно, без рук на колдовство способны лишь самые лучшие, могущественные маги, навроде Горгонадца. Правда, и того его искусство не спасло.
– Молчи, дурында, – второй отвесил первому крепкую затрещину. Стражник покачнулся, потирая бритый затылок и укоризненно глядя на своего старшего товарища. – А чем же он с капитаном будет разговаривать? Знаки на руках раскидывать?!
– Ну лады, лады... Значит так, – продолжил первый, – мы сейчас развяжем тебе ноги, и ты пойдешь с нами, но без всяких твоих колдовских выкрутасов. Понял, цверг?
Шмиттельварденгроу безнадежно кивнул. Ему ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться глупым людям. Один из стражников перепилил тупым ножом веревки на лодыжках цверга, пока второй целился в него ржавым копьем. Гном угрюмо поднялся и поплелся между стражниками, злобно сверкая красными глазами.
Немного прогулявшись по сырым подземельям, освещенных неверным светом редких факелов, конвой поднялся в довольно большую комнату с маленьким зарешеченным окном, через которое был виден краешек молодого месяца.
Обстановка комнаты ограничивалась большим дубовым столом с подозрительными бурыми пятнами, хлипковатым на вид трехногим табуретом и широкоплечим человеком в алом плаще, увлеченно читавший исписанные листки. При этом он шевелил губами и сокрушенно покачивал головой, как будто написанное вызывало у него искреннее возмущение.
– Господин, мы привели заключенного, как вы просили, – вытянулся во фрунт стражник.
Человек в плаще кивнул, не отрываясь от чтения, и затем добавил:
– Присаживайся, цверг. В ногах правды нет.
Шмиттельварденгроу подчинился. Хотя, наверное, стоять было бы безопаснее, так как табурет опасно заскрипел под весом цверга и накренился. Стражники застыли каменными изваяниями по бокам гнома. Хотя это им только казалось: на самом деле они постоянно шевелились, то переминаясь с ноги на ногу, то просто почесываясь во внезапно зазудевших местах.
– Знаешь, цверг, а ты крупно попал! – без предисловий начал человек в плаще. – Буквально, за один день. Для этого нужен талант.
Шмиттельварденгроу что-то нечленораздельно промычал.
– Да-да, именно талант, – улыбнулся человек. – Вот тут я читаю твое дело и просто диву даюсь. Ну да ладно, начнем сначала.
Человек увлеченно зашуршал бумагами и вскоре извлек на свет еще один листок, в общем, совершенно ни чем не примечательный.
– Имя: неизвестно. Происхождение: цверг. А ведь мне казалось, что вас всех уничтожили в войне. Смешно, но я пугаю вами своих детей…
Цверг мог многое ему сказать насчет того, что он детишек еще так напугает, что они забудут своего папу.
– …Род занятий: неизвестно. И неудивительно. Причины задержания: попытка убийства, сопротивление аресту, нанесение увечий стражам, попытка использования запрещенной магии… Богатый список! – Человек поднялся со стула с высокой спинкой, обитого дорогой кожей. Его явно недавно принесли в камеру, так как здесь, среди грязных, заплесневевших стен, он смотрелся несколько неуместно. – Но хуже этого только то, что ты грязный темнило. Сожалею, но за поклонение Тьме у нас вздергивают на виселице. Пеньковая тетушка всегда рады таким, как ты.
Шмиттельварденгроу яростно прорычал что-то и завозился, пытаясь разорвать веревки, стягивающие его руки. Человек улыбнулся, заметив его реакцию.
– Но с другой стороны, есть альтернатива. Эратия снова встала на пути нового врага, который грозит нам с востока, – диких необузданных кочевников, готовых растоптать все, что дорого истинному эратийцу! И в свете этой опасности возросла значимость хорошо вооруженной и крупной армии, под определение которой паладины уж никак не попадают. А для этой армии крайне необходимы ресурсы, которых сейчас предостаточно, но вот рабочих рук, чтобы добывать эти ресурсы решительно не хватает. Поэтому король принял решение использовать труд преступников во благо королевства. По секретному указу всех приговоренных к смерти ждет помилование, и замена смертной казни на пожизненную каторгу.
Человек присел на краешек стола, посмотрев в глаза цвергу.
– Ты можешь спросить, почему я тебе все это рассказываю. Так я тебе отвечу: решить отправить тебя на каторгу или познакомить с пенькой. А мое решение всецело зависит от твоего желания сотрудничать. Ну, так что? Ты не против?
Шмиттельварденгроу задумался. Помогать ненавистным людям совсем не хотелось, но с другой стороны мертвый он никому не сумеет отомстить. Все обещания и проклятия лягут на темную душу цверга и не дадут воссоединиться с духами предков. Посмертие на земле, без шанса обрести когда-нибудь покой, зная, что где-то ходит безнаказанный зеленомордый мерзавец, растрачивая его золото. А ведь цверг на то и цверг, что его не могут удержать никакие оковы и никакие клетки. Гном со свистом втянул воздух сквозь кляп и кивнул. На лице человека мгновенно засияла радостная улыбка.
– Мы сейчас снимем кляп, но ты должен пообещать, что не будешь здесь никого проклинать и тем более творить заклятия. В этом случае приговор будет вынесен очень быстро и столь же быстро приведен в исполнение. Все понятно?
Цверг снова кивнул. Человек улыбнулся еще шире и сделал знак одному из стражников. Тот осторожно развязал на затылке ремень и тут же отскочил, готовый насадить цверга на копье при любом неосторожном движении. Шмиттельварденгроу с отвращением выплюнул уже изрядно изжеванный кляп и несколько раз клацнул зубами, разминая затекшие челюсти.
– Воды, – едва слышно прошептал цверг, показывая одними глазами на кадку с водой, стоявшую в углу.
Человек в плаще самолично набрал в ковш с длинной ручкой воды и дал напиться гному. Цверг жадно хлебал, пыхтя и обливаясь. Вода помогла. Шмиттельварденгроу заговорил вполне уверенно и четко.
– Что тебе надо, человек?
– Я всегда знал, что вы, цверги, на первое место ставите дело, а не чувства! – довольно щелкнул пальцами главный. – Расскажи мне, зачем ты заявился к Глазастику? Я, конечно, знаю, что он достоин самых изощренных пыток, но чем и тебе он успел насолить?
Упираться не было смысла.
– Он украл мое золото.
– Ух ты! А много?
– Много, – недовольно буркнул цверг.
– Ай-яй-яй! – покачал головой человек. – А делиться он, видимо, не собирается. Не так ли?
Гном пожал плечами.
– Вот и ладненько! Главное, это найти компромисс! Хорошо, завтра я подпишу приказ о помиловании и изменении наказания на каторгу. И завтра же ты отправишься по этапу вместе с тюремным караваном в Ганалийскую долину. Там славные рудники… Прощай, милый цверг! Надеюсь, мы больше никогда не увидимся. Уведите его!
Гном опять вернулся в свою камеру, а человек в алом плаще, он же барон Люквидус принялся расхаживать по своему кабинету, уже представляя в уме, как будет выбивать золото из оборзевшего гоблина. Но его планам не суждено было сбыться. В небольшом окошке, ведущем в кабинет барона, показался темный ушастый силуэт. Гоблин ловко открыл ставни с помощью тонкой проволоки, скинув щеколду, приставил к тонким губам мундштук духовой трубки и с силой дунул. Отравленная игла вонзилась в широкую красную, как у крестьянина шею барона. Яд подействовал мгновенно. Люквидус рухнул на стол, корчась в конвульсиях и захлебываясь пеной. Через пару мгновений он затих. Гоблин удовлетворенно хмыкнул, убрал трубку и растворился в ночи.
В ту же ночь Джеремия Глазастый первый узнал о безвременной кончине барона и проговорил, любовно поглаживая цвергское золото:
– Теперь уже никто не сможет нас разлучить. Нас ждет большое будущее!
В темноте таинственно поблескивало лезвие Головоруба.
7.
Процедура оформления новоявленного каторжника прошла на удивление буднично. На следующее утро в Ведьмин Яр прибыл тюремный караван, состоявший из вереницы повозок-клеток, вроде тех, в которых возят цирковых зверей. Караван сопровождал отряд солдат, наряженных в голубые туники с желтым королевским ястребом на груди, и группа смиренных клириков в наверняка белых поначалу сутанах. Правда, теперь дорожная пыль сделали их скорее темно-серыми, украсив черной окантовкой грязи по краям. Да и сами клирики были неприметно-серыми, одинаковыми как близнецы-братья – подготовка в Цитадели стирала личностные различия.
Из головной повозки с матерчатым верхом вынесли нечто вроде раскладного столика и колченогий табурет.
Клирик, оседлавший его, с одухотворенным лицом старательно выводил в здоровенной амбарной книге фамилии, клички и титулы осужденных, высунув от усердия кончик языка. В связи с тем, что основная масса осужденных на каторгу состояла из деревенского мужичья, пойманного на воровстве из баронских закромов, и просто всяких подозрительных личностей, арестованных под горячую руку, особенно много было прозвищ и прискорбно мало титулов. А если быть совсем точным, то единственным носителем титула был Шмиттель.
– Шмиттельварденгроу, аттаруан Симгара и капитан Четвертого полка Темной Гвардии, – гордо произнес цверг. Скрывать свое происхождение не имело смысла: пусть людишки поймут, какая важная персона им попалась. Другое дело, что Симгар вот уже лет тридцать, как разрушен до основания, а в последний бой Темная Гвардия приняла свой последний бой два десятилетия назад.
Но сказанное не произвело особого впечатления. Клирик лишь искоса взглянул на цверга и сказал стоявшему рядом стражнику:
– Ошейник!
Солдат довольно осклабился и тут же извлек из повозки покрытый зарубками и царапинами самого отвратительного вида ошейник, состоявший из двух металлических дуг толщиной где-то в четверть пальца. Цверг непроизвольно сглотнул. Он знал, что это такое.
Толстые полосы сомкнулись на шее, с отвратительным скрипом крепежный болт встал на место. Леденящее прикосновение к коже и полная неспособность колдовать. Метеоритное железо, более известное как «душитель магов». Шмиттельварденгроу был знаком с похожим инструментом еще во время службы в Гвардии: Горгонадец таким образом наказывал провинившихся магов. Тогда это была сложная конструкция из ошейника, железной маски, ножных и ручных кандалов и металлического корсета, сжимавшего грудь. Такое своеобразное орудие казни: колдуны без малейшего притока магии попросту умирали в страшных мучениях. Правда, ошейник оставлял небольшой ручеек магической энергии, не давая цвергу окончательно загнуться, но от этого ему отнюдь не становилось легче. Скорее это походило на изощренную пытку: магия-то ощущалась, только вот пользоваться ею стало невозможно.
Все формальности закончились где-то к полудню. Такой небольшой городок как Ведьмин Яр даже при великом желании не мог дать достаточного количества бесплатной рабочей силы, поэтому караван двинулся дальше, собирая по городам и весям Эратии дань в виде верениц оборванных и изможденных заключенных, бывших солдат темных орд, предателей, служителей разгромленных тайных культов, что встали на сторону Горгонадца. Они все выбрали не ту сторону и сопровождались уже даже не ненавидящими, а просто презрительными взглядами. Память о войне уже успела подернуться пеленой времени, и нелюбовь к темным теперь носила характер традиции, поддерживаемой клириками.
Шмиттельварденгроу выделили отдельную повозку с железными прутьями с полруки толщиной, выломать которые не представлялось не малейшей возможности. Поэтому особое внимание гном уделил своему новому украшению. Правда, тоже без особых достижений. Только убедился, что болт был прикручен намертво, и сорвал пару ногтей в безуспешных попытках отвинтить его. Оставалось наконец успокоиться и отдаться течению жизни, несущему его все дальше и дальше на северо-восток.
На второй неделе караван посетил Маран. Суровая столица Утгарона спускалась по южным отрогам Королевского хребта, омывая свои гранитные парапеты в теплом и ласковом море Седрэ. Шмиттельварденгроу стоило больших усилий попытки вызывать как можно меньше приступов любопытства у прохожих-дварфов, которых здесь было превеликое множество. Между дварфами и цвергами на протяжении веков велось постоянное соперничество, порой переходящее в открытое противостояние. А ведь и те, и другие были из одного народа, из гномов. Разница между ними сводилась исключительно к политическим взглядам, которые, как известно, больше иных причин способствуют раздору и взаимной ненависти.
Но цвергу в тот день пришлось не раз славить Тьму: видимо, тюремные караваны были не редкостью в Маране, стоявшем на единственном сухопутном пути в Восточную Эратию, не считая труднопроходимые перевалы Королевского хребта. Дварфы спешили по своим делам и не собирались обыскивать повозки в поисках цвергов.
Обошлось, и караван, пройдя знаменитым маранскими Вратами Востока, покинул Королевство и ступил на разоренную, бедную землю Восточной Эратии – извечное поле битвы Света и Тьмы, добра и зла, как вещали клирики с амвонов. Но для Шмиттельварденгроу это было место позора и смерти, места, где он сражался за чужие интересы.
Повернув на север, караван, посетив Валдар, последний аванпост Срединной Эратии, захиревшую крепость с гарнизоном в пару сотен ополченцев, и двинулся вдоль Королевского хребта. Похолодало. Стылый ветер с равнины Горго пробирал до костей: поздняя осень с голыми деревьями и опустевшими полями здесь была особенно промозгла и холодна. Разоренная войнами, эпидемиями и голодными бунтами Восточная Эратия только-только входила в русло нормальной жизни. Вернее пыталась это сделать. Как будто и не прошло три десятка лет мира. Лишь руины городов и деревень густо поросли бурьяном и деревьями, вставая на пути немыми памятниками бушевавшей огнем и сталью эпохи. Кое-где настырные люди продолжали цепляться за жалкие клочки земли, ютясь в кособоких лачугах и кутаясь в лохмотья. Они провожали пустыми взглядами караван и снова сгибались в три погибели, стараясь поспеть собрать незавидные урожаи до первых заморозков. Иногда вдалеке вставали куцые, полуразрушенные замки местных аристократов, когда-то так же, как и их подданные теперь, гнувшие спины на прежних хозяев Восточной Эратии. Коса горгонадской армии безжалостно прошлась по верхушкам общества, трезво рассудив, что многочисленные вельможи ей совершенно ни к чему, а вот бесплатная рабочая сила весьма пригодится. Все эти графы и бароны, герцоги и князья пошли на мясо не особо разборчивым в еде солдатам Горгонада. А когда все закончилось, оказалось, что править уже и некому. Тогда эратийский король по праву сильного объявил эти земли своими и стал постепенно их восстанавливать, раздав разоренные земли обедневшим аристократами, младшим сыновьям вельможных родов и безземельным рыцарям. Те было взялись за дело, но так и не сумели возродить павшую страну из пепла прошедшей войны. Лишь вездесущие сорняки облюбовали земли, щедро удобренные пеплом и кровью.
Не было видно конца и пути. Вереница повозок все тянулась и тянулась на север, а позади оставались лиги разбитых дорог, дремучих лесов, глухих болот и руин богатых и величественных некогда городов, где нынче лишь выли на луну дикие гули и волки.
Иногда цверга невольно пробирала дрожь: он приближался к исконным землям Тьмы, туда, где была его родина и откуда началось нашествие горгонадских полчищ. Не раз он мучился вопросом, а если кто-то из его сородичей остался в живых. Какова будет встреча? Что они друг другу скажут? Отношения между самими цвергами тоже нельзя было назвать приятными, но все же они были одной крови, жили и сражались плечом к плечу… Но с другой стороны, а что, если ничего не осталось, кроме вымерших подземелий и гробниц давно почивших вождей. Сомнения не были свойственны Шмиттельварденгроу, и новые ощущения цверг никак не мог назвать приятными. Всю свою жизнь он знал, что его ждет и что ему надо делать, но только не теперь. Караван вез его в неизвестность.
День следовал за днем, сливаясь в недели, а те, в свою очередь, сплетались в месяцы. На исходе листопада, когда на землю лег первый снег, а вода в реках покрылась первым льдом, по которому можно было уже ходить без опаски, караван вступил в тень, отбрасываемую могучими стенами Эрдерета. Гладкие, черные, словно сложенные из лучшего обсидиана, они были крепче стали и возносились на двести локтей вверх, башни квадратного сечения венчали углы, зубчатый парапет обегал несокрушимые стены, а в центре южной стены под могучим барбаканом притаились ворота из железного дерева. С невольным восхищением цверг уставился на древнюю твердыню. Для консервативного ума цверга было большой проблемой поверить, что Эрдерет построен исключительно человеческими руками. Видимо, у людей в то время был приступ фортификационного вдохновения.
Ворота были уже распахнуты, и в проеме стояло несколько королевских солдат – хмурых ветеранов, наверняка еще помнивших годы Темной войны. Внимание Шмиттельварденгроу привлекла необычная возня на самом входе в крепостной дворик. Смуглокожий человечек в драной алой мантии отчаянно отбивался от группки стражников, сопровождая свои действия неразборчивыми на таком расстоянии криками. Мага, судя по мантии, тащили в сторону каравана, а точнее в сторону повозки Шмиттельварденгроу. Выстроившись полукругом, рядом шли клирики со сложенными на груди руками и невероятно одухотворенными лицами, как будто вели раскаявшегося грешника на очищающую молитву во славу Света. Также цверг отметил еще кое-какие детали: во-первых, железное украшение на шее мага, аналогичное ошейнику цверга, во-вторых, крайне необычную внешность человека. Сразу становилось ясно, что родом он был из весьма и весьма далеких мест, оттуда, где климат был более мягким и благоприятственным человеку.
– Да как вы смеете! – Уже ближе стал понятен смысл возмущенных восклицаний мага. – Я официальный представитель Огненной Коллегии Джаффских Эмиратов! Это мэрджес ! Вы хотя бы понимаете, что наносите тяжелейшее оскорбление всем джаффским магам в моем лице! В конце концов, это нарушает все нормы и правила международного пра… кххха…
Наверное, солдатам надоело выслушивать правовые эскапады возмущенного мага, так как один из них, не церемонясь, врезал магу в живот обухом боевого топора, заставив того выпучить глаза от боли и нехватки воздуха, внезапно покинувшего легкие. Воздействие возымело нужный эффект, так как дальнейшую дорогу к каравану человек провел молча, обвиснув на руках стражи.
– Цверг, к тебе сосед! – ухмыльнулся один из стражников, высокий бородач с улыбкой, доброжелательной как волчий оскал. – Будет тебе подружкой. Путь-то еще долог…
Остальные стражники согласно заржали. Шмиттельварденгроу злобно оскалился сквозь прутья, заставив шутника вздрогнуть от испуга, и многообещающе добавил:
– Я его съем!
Стражники как-то сразу стушевались, что-то забормотали под нос, скорее всего, молитвы и разошлись. Только теперь Шмиттельварденгроу заметил, что его сосед вжался в дальний от цверга угол клетки и испуганно смотрел на него.
Губы человека мелко дрожали, а лицо цветом напоминало выбеленное полотно. Цверг снова оскалился, заставив человека побледнеть еще больше. Шмиттельварденгроу устало махнул рукой и отвернулся к прутьям, провожая тоскливым взглядом стены Эрдерета.
Копыта тяжеловозов-тарквиниев звонко зацокали по каменному настилу моста. Река Стир несла под ним свои черные безжизненные воды к огромному озеру Храш, на берегу которого и стоял Эрдерет. На горизонте уже вставала громада Льдистого нагорья, а прямо перед караваном расстилалась пустынная тундра равнины Горго.
8.
– Давай, ты меня есть не будешь. – Это были первые слова мага, которые услыхал Шмиттельварденгроу после того, как тот отошел от первоначального испуга. – Я невкусный – одни кости да кожа! Да к тому же у меня лишай! Вот тут! – Южанин задрал мантию, демонстрируя довольно неприятную на вид сыпь на правом боку. – Не попусти боги, несварение случится, а в данной местности это чревато!
Цверг не удержался и скосил глаза на мага, и тут же уперся взглядом в расплывшееся на животе красное пятно с белесыми точками мелких чешуек. Такое зрелище никак нельзя было назвать приятным, и Шмиттельварденгроу разом потерял аппетит даже к пустой похлебке, которой его потчевали на протяжении всего пути. Цверг с усилием сглотнул и буркнул в ответ:
– Я тебе и так верю, можно было без доказательств.
Южанин радостно осклабился: понял, что ужин из него откладывался до неопределенного времени.
– А ты ведь и вправду цверг? – Оправившийся от испуга южанин оказался на редкость болтливым. – А я читал, что цверги все вымерли… Ой, извините, я не хотел задеть ваши чувства! Просто во всех источниках написано так. И в «Происхождении темных рас» Уридиса, и в «Истории Горгонада» Маркония. И вид живого и невредимого цверга представляется мне чрезвычайно необычным. Это как… как увидеть живого дракона!
Шмиттельварденгроу постарался, чтобы взгляд его вышел покрасноречивее. Южанин осекся и залился смущенным багрянцем.
– Хм, чего-то меня понесло. И в самом деле. Знаете, у меня просто есть такая плохая привычка. Прям удержаться не могу: слова льются из меня потокам, если дело касается истории Темных войн. Знаешь ли, согласно Гарниоду, ну то, который автор «Темных анналов»... Дхар, я опять начал заговариваться, а ведь мы даже не знакомы! Позвольте представиться, – Южанин поднялся, но невысокий потолок не позволил ему выпрямиться в полный рост: он так и остался стоять, изогнувшись замысловатым образом. – Джалад ур-Малашан, также известный, как Джалад Валантский! Почему Валантский? Все очень просто: я просто родом из Валанта. Дипломированный огненный маг первой ступени. Ну, если быть совсем честным, не совсем первой и не совсем дипломированный – я чуть-чуть не доучился. На почве расхождений во взглядах на морально-этическую сторону магии вошел в небольшой конфликт с преподавателями: старый ретроград все никак не мог понять, что чистое познание без примеси моральных оценок, на которые так падок человек, – единственный и истинный путь развития магических наук. Посему мне пришлось срочнейшим образом покинуть Академию в Джаффе, да и саму Джаффу тоже. Гм, вернее Джаффу меня заставила покинуть угроза моей жизни в лице доблестных воинов славного эмира: к сожалению, предрассудки в нашем мире распространены довольно широко. С тех пор я путешествую по миру и собираю разрозненную информацию по эпохе Темных войн, а также интересуюсь некоторыми аспектами чернокнижия.
