Текст книги "Эратийские хроники. Темный гном (СИ)"
Автор книги: Денис Лукашевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
Он было попытался рассказать о своих возражениях, но тут же осекся. Он понял: так просто его не отпустят. Не отправится он, пошлют кого другого. Более сговорчивого. А его – в утиль. Чтоб, значит, не болтал лишнего. Никто ему не скажет «иди с миром» и не выпроводит с гостинцами из лагеря. Он останется здесь. Навсегда.
Только вот есть один шанс.
Джеремия вздохнул и ответил:
– Я согласен, мой повелитель!
Главное, выбраться из лагеря, оказаться в Эратии, а там – поминай как звали. Одинокого гоблина трудно найти. Пусть это и не то, о чем он мечтал, однако, это жизнь, и в ней всегда существует возможность. Смерть же выбора не оставляет.
Царь царей рассмеялся. Смех его напоминал звон обнаженного клинка. Он махнул своим громовикам и что-то сказал на царском наречии. Те мгновенно очнулись от своего ступора, подскочили к гоблину и, легко оторвав от земли, скрутили руки за спиной и заставили задрать голову.
Степняк неспешно подошел к нему, погладил холодными металлическими пальцами по щеке.
– Ты трус и предатель. Я слышал о твоем виде, воровском народе. Рассказы о подобных тебе доходят даже до Великой Степи. И ты решился обмануть меня, царя царей. Я все знаю о том, что произошло в селении карликов. О том, как ты со своим другом-человеком, бежали, как спрятались от боя. Не знаю, каким образом ты взорвал город, но, думаю, геройством тут и не пахнет. И, как достойное окончание, ты сам забил своего друга камнем, когда тот начал стеснять тебя. Достойные поступки, что и говорить. Но ты мог сказать «нет», и тогда бы я тебя отпустил. Слова га'хана тверже камня. Но ты даже в этом усомнился...
Он присел перед ним, коснулся шеи гоблина. Сильные пальцы сжались стальным обручем – мигом стало тяжело дышать. Джеремия захрипел.
– Я мог бы приказать сломать тебе хребет прямо сейчас, мог бы сам тебя задушить... – Пальцы сомкнулись сильнее. – Но не буду.
Он ослабил хватку, убрал руку.
– Теперь я знаю достойную кандидатуру для своей задумки. Лаен, – он кивнул Шелковому Халату, – начинай.
Лаен поднялся с колен, с достоинством поклонился. На тонких губах играла самодовольная ухмылка. Он обошел трон, открыл сундук и извлек из нее небольшую черную шкатулку из полированного дерева.
Джеремия скосил глаза и буквально вцепился взглядом за шкатулку. Чем ближе ее подносили, тем сильнее он сопротивлялся, но все было бесполезно: равнодушно и спокойно, но громовики держали крепко. И все его попытки лишь были вялыми подергиваниями, больше похожими на судороги.
Чужеземец остановился. Провел пальцами по гладкой, стеклянисто блестящей крышке. Но вместо него заговорил га'хан.
– Далеко отсюда в глубине степи есть земля Шаргат'адах, что значит Место Призрачной Травы. И действительно там все покрывает странная трава – прозрачная, словно стеклянная, а ее листья острые, будто ножи. Мы давили ее огромными катками, дабы она не коснулась ног наших лошадей. Но не в ней дело. В Шаргат'адахе жил странный народ хладнокровных ящеров и их рабов – людей, похищенных тварями, моих бывших собратьев и сестер. Когда Орда, послушная моему гневу, пришла на землю призрачной травы, они не стали сражаться. Они пришли все, покрытые крепкой чешуей, и поклонились мне. Они не ведали металлов, не ведали лошадей, единственное, что у них было, это рабы, поразительно преданные своим хозяевам. За все историю ни один не сбежал из Шаргат'адаха. Так вот эти существа, народ призрачной травы, подарил нам рабов, ибо ничего ценного у них не было. И мы приняли их: крепких мужчин и красивых женщин. Три самых прекрасных достались мне. Когда я возлег с ними, они... Покажи ему, Лаен.
Тот кивнул и открыл шкатылку. Руку, одетую в толстую черную перчатку, он запустил вовнутрь. Что-то отвратительно зашипело, блеснул... Панцирь?
Джеремия почувствовал, как моча стекает по его ногам, когда из шкатулки появилось это . Уродливая тварь с многочисленными ножками, длинными усиками и вытянутым серым брюшком, на конце которого шевелились тонкие щупальца. Черный сегментные панцирь глянцево блестел в свете тлеющего очага. Виднелись рудиментарные крылышки.
Тварь длиной где-то с локоть постоянно извивалось, а длинные жвала, дотягиваясь до руки Лаена, пытались продырявить толстую грубую кожу перчатки.
– Личинка жука-погонщика. Их подсадили в каждого раба, взятого нами, и ночью в одно время уже сформировавшиеся твари покинули носителей и напали на воинов и меня. Если бы не Лаен, я бы погиб от их ядовитых укусов. И, если бы не Лаен, я бы выжег ко всем демонам, все кладки этих тварей в укрывищах ящеров. Но он сказал, что наступит момент, когда я смогу использовать этих существ для своих нужд. И вот он оказался прав – как всегда. Когда мы подселим ее, – он посмотрел на личинку, – ты станешь абсолютно верен мне и не потому, что тварь подчинит твой разум. А потому, что только я знаю, как избавить тебя от нее. А если ты предашь меня и попробуешь сбежать, не исполнив мой приказ, то через две недели личинка созреет и из твоего нутра, разорвав его, выберется взрослый жук. Он будет убивать, но тебе, я думаю, будет уже все равно. Ты умрешь гораздо раньше.
– Нет! – взвыл в отчаянии Глазастик, забился еще сильнее, чуть не ломая себе кости. – Пожалуйста, мой повелитель! Я буду верен тебе...
– Не сомневаюсь, – кивнул царь царей и мрачно улыбнулся. – Лаен, начинай.
Халат кивнул и ухватил одной рукой за челюсть гоблина, резко дернул и заставил раскрыть рот, надавив пальцами. И опустил личинку ему на физиономию.
Тварь подобралась, изогнувшись дугой, вздыбилось по-скорпионьи брюшко. Джеремия закричал.
Крик не длился и пары секунд. Брюшко опустилось в рот, вовнутрь скользнули щупальца, раздвигая губы. Насекомое помедлило и, словно спущенная стрела, скользнула гоблину в рот.
14.
Когда могучие громовики вынесли гоблина прочь, Шаор Лаен закрыл шкатулку, но предварительно убедился, что яйца жука-погонщика на месте. Не допусти боги, какое-нибудь из них пропадет. Шкатулка хранилась в шатре га'хана и даже ему, сильнейшему из сильных, требовалось отдыхать.
Сложив ее обратно в сундук с диковинами, он повернулся к своему повелителю.
– Царь царей, вы уверены, что это существо справится?
– Ты про получеловека? Думаю – да, отчаяние творит потрясающие вещи.
Они говорили на древнем диалекте народа Шаора – дексов. Вряд ли бы здесь нашелся хоть кто-то, кто его понимал. Даже многие из младших аколитов знали лишь отдельные слова, обозначавшие алхимические ингредиенты и элементы плетений. Ну а га'хан обучился ему за две ночи разговоров с Лаеном – у человека были потрясающие способности к языкам. Сам же Шаор человеком не был. Внешне он походил на него, но внутри – все иное. Другой дыхательный аппарат, два сердца, трехкамерный желудок и кости, тонкие, но невероятно прочные.
– Жуки-погонщики двуполы, и если он вылупится, то сможет дать потомство. А в этих землях у них нет естественных врагов. Они сломают экосистему.
– Порой твоих слов я не понимаю, – покачал головой степняк. – Но, даже если получеловек не справится, жуку достаточно одного укуса, чтобы убить. Запасной вариант на случай неудачи. Если же понадобиться, я лично выжгу все норы этих тварей, когда мой народ станет здесь хозяином.
– Как знаешь, повелитель, – вновь склонился Шаор. – Но легко ошибки исправлять только на пергаменте.
Га'хан внимательно посмотрел на декса. Дерзость – за такое любого из Орды могли быстро сломать позвоночник. В том числе, и любому дексу. И только Шаор Лаен мог быть неприкосновенным. Слишком ценный, чтобы казнить. Ведь только он ведал секрет превращения золота в огонь и мощь, только он мог напрямую траснмутировать элементы без сложных ритуалов и смесей. После того, как настоятель превратился в каменную статую, он стал сильнейшим из Изумрудов – послушников Храма Земли, Это было случилось так далеко отсюда: за тысячи лиг, за Великой степью, за речными землями Эдара, на восточном склоне Драконьих зубцов. Тогда же пал и Храм Земли. Но никто об этом сильно не горевал. Старинная доктрина Изумрудов изжила себя и пора было возвращаться в мир. И этому, как никто другой, помог повелитель степняков.
– Существо говорило про взрывчатый порошок, – медленно произнес Лаен. – Они все думают, что у нас есть такой же. Они ничего не знают про трансмутации.
«О боги, как же пути мира и Изумрудов разошлись!»
– Значит, это уловка сработает еще раз.
– Конечно. Но остается проблема: местные горы полны тайных ходов – по ним могут подойти подкрепление карликов и, если мы двинемся дальше, то они смогут перекрыть нам дорогу назад.
– Верно. Поэтому половину войска и всех дексов я оставлю здесь. Ты и твои помощники перекроете ходы, а Орда защитит проход. Я возьму лучших своих воинов из племен, все гром-сотни и двинусь на Эратию. Никаких обозов, никаких женщин и детей – мы должны действовать быстро и решительно, пока этот Магистр не очнулся и не перестал отступать.
– Как пожелаешь, повелитель! – Шаор посмотрел на него. – Тогда мы должны зарядить ваши доспехи. Они уже начали отслаиваться от кожи.
Га'хан судорожно кивнул – он действительно не чувствовал прежней гибкости. Если чешуя отстанет окончательно, он превратиться в металлическую статую.
– Я готов, – он развел плечи и встал перед дексом. – Начинай.
Тот позвал своих помощников, ожидавших около шатра. Двое Изумрудов, Тайр и Марл встали по бокам от степняка. Шаор остановился за спиной. Все трое положили руки на плечи га'хана так, что их пальцы сплелись в замысловатом узоре. Лаен закрыл глаза.
Когда он их открыл вместе с Тайром и Марлом, то у всех троих они горели ярким зеленым светом. Рябь, словно от падения камня в воду, прошлась по земле. И царь царей закричал от невыносимой боли. Металл пронзил кожу тонкими усиками, вцепился в тяжи мышц и суставы, сросся с костями, превращаясь в новую, непробиваемую кожу, напитывая мускулы своего носителя нечеловеческой силой.
Никто не зашел в шатер царя царей. Громовики застыли у входа, безразлично вслушиваясь в отчаянные вопли страшно пытаемого человека. И только тогда, когда они прекратились, личная стража вошла внутрь.
На земле, свернувшись клубком, лежал подрагивающий в агонии га'хан. Над ним стояли трое дексов.
Шаор моргнул, изгоняя сияние из глаз. Посмотрел на вошедших.
– Он готов.
Часть 8. Пути негодяев.1-4
1.
Мелгрик Даргмур был жаден и скуп. Но отнюдь не от хорошей жизни. Он родился и вырос в Восточной Эратии, и его детство и отрочество пришлось на Темные войны. Воочию он увидел легионы, марширующие под черным с серебром знаменем Горгонадца. И это оставило неизгладимый след на его личности.
Нет, он не превратился в разбойника, дикого лесного брата, досаждавшего сначала силам Тьмы, а после колониальной власти Торгмара, пришедшей за разоренные земли Дератонского королевства и его соседей. Но годы нужды и голода заставляли беречь не то, что эратийский медняк, но и хлебную крошку. Именно их сейчас и собирал старый торговец, сосредоточенно елозя грязным пальцем по не менее грязной столешнице. Насобирав достаточно, Мелгрик поднял палец, внимательно его осмотрел и с задумчивым выражением лица облизнул. Только после этого он поднял глаза и уставился на двух незваных гостей, заявившихся к его столу. К его любимому столу в таверне «Глухой орк».
Один был южанином, судя по темной коже. К тому же огненным магом, хотя алая мантия представляла собой жалкое зрелище: рваная и грязная, а от благородного красного цвета осталось что-то бурое и невзрачное, как брюшко раздавленного таракана. Второй был гномом: по телосложению он напоминал квадрат – размах плеч едва уступал росту.
– Говорят, меня кто-то ищет... – гнусаво протянул Мелгрик.
– Именно, о высокочтимый! – воскликнул смуглокожий, радостно осклабившись.
Он прижал правую руку к груди и чуть склонился – знак уважения равным равного, но не подчинения. Торговец хмыкнул – южанин был знатоком хороших манер, несмотря на свои лохмотья.
– Позвольте представиться! – Южанин выпрямился. – Я Джалад ур-Малашан, также известный, как Джалад Валантский! Почему Валантский? Все очень просто: я просто родом из Валанта. Дипломированный огненный маг первой ступени. Конечно, это не второй и даже не третий, но я готов клясться Священным Огнем Юга, что вы не найдете еще одного первенца в радиусе ближайших тысячи миль!
Мелгрик шумно высморкался в кулак, вытер руку об штанину.
– И нахер мне это знать?
Джалад улыбнулся, огладил грязной пятерней, замотанной в какую-то тряпку, клочковатую бороду. Темные, почти черные глаза ничего не выражали. И они Мелгрику напоминали два тусклых камешка.
– Кроме того, что я дипломированный огненный маг? Ну, до нас доходили слухи, что вы собираетесь на ту сторону и...
– На ту сторону?! Доходили слухи?! – Мелгрик посмотрел направо, где стоял Дорос Даргран, начальник его охраны. Тот пожал плечами. Потом вновь уставился на джаффца. – Зачем мне на ту сторону ? Там же война.
Он скривился в тухлой ухмылке.
– Война! – радостно согласился Джалад. – Которая, как известно, двигатель торговли. И вам это известно не хуже меня. Ведь зачем еще вы снаряжаете караван перед самой зимой, ибо каждому дератонцу известно, что скоро последний перевал закроется снегами и он станет совершейнешим образом непроходимым. Только если знаете, что сумеете за свои товары получить прибыль, достаточную, чтобы рискнуть пройти заснеженным перевалом. По территории ётунов.
Повисло тяжелое молчание. Мелгрик уставился на джаффца.
– Ты умен. – Торговец пожевал губами: он был слишком расчетлив, чтобы послать наглого колдуна подальше, тем более, что он был прав.
И, кроме того, если он наймет огненного мага, то ему не придется закупать земляное масло и кровь дракона. И, значит, можно будет выйти не через неделю, а уже завтра. И против ётунов, как известно, одно оружие годится: огонь.
– Пожалуй, ты мне подходишь, – задумчиво протянул торговец Таргмур. Охранники, застывшие по бокам, ощутимо расслабились. Поссум и Пулдун переглянулись и убрали руки с рукоятей коротких мечей.
Мелгрик причмокнул и ткнул пальцем в сторону гнома.
– Только коротыш мне зачем? Тебя беру, а его – нет.
Джалад Валантский усмехнулся. И тепла в ухмылке огненного мага было не больше, чем на зимних перевалах Королевского хребта.
– Вряд ли вы, уважаемый мастер торгового ремесла, сумеете отказаться от его услуг.
– Угу, – донеслось из-под капюшона.
Огромная секира с узором «бородатых» рун на рукояти и лезвии взметнулась в воздух и обрушилась на Мелгрика.
Он зажмурился. А потом открыл глаза, почувствовав, что его голова все еще крепится ко всем остальным частям тела. Взгляд торговца скосился на полулунное лезвие, застывшее возле его шеи, потом скользнул по рукояти к перчатке из толстой кожи, выше по рукаву. К лицу.
Капюшон соскользнул с головы, обнажив густую черную бороду, похожую на воронье гнездо, грубые черты, массивный нос, глубоко запавшие глаза, горевшие алым огнем Бездны, серую, будто из старого гранита, кожу.
Ужас парализовал. Мелгрик не увидел, но почувствовал, как отшатнулись Поссум и Пулдун. Идиоты-охранники даже не задумались выхватить мечи. Рациональная часть мозга, все еще не затронутая быстро расползающейся тенью страха, отметила, что стоило бы после такого скосить жалованье. А еще лучше выгнать взашей. Но то, что уже по уши плескалось в набегающей черной волной вопило на все лады одно-единственное слово.
– Цверг!!!
Кто-то засмеялся. Лающе, отрывисто, но искренне. Только потом Мелгрик понял, что это заливается джаффец. Уставившись на мага, торговец сглотнул горькую слизь, скопившуюся во рту.
Джалад смахнул пальцем набежавшую слезу.
– Всегда смешно, – сдавленно выдохнул он, – когда он так делает. Цверг! – маг театрально взмахнул руками. – Ой! Чудовище! Хотя каждый вроде бы знает, что последнего темного гнома уничтожили тридцать лет назад. Никаких больше цвергов!
– Но... но он...
Южанин нетерпеливо дернул плечом.
– Горм, расслабься. Ты произвел достаточное впечатление.
Гном презрительно фыркнул, ощерив острые треугольные зубы, но оружие убрал.
– Каждый раз срабатывает, – пряча улыбку, произнес Джалад. – Но Горм Твердый не цверг, а обыкновенный дварф, изгнанный из своих гор.
Голос его наполнился почти искренней грустью.
– Почему? – хриплый голос все еще плохо слушался Мелгрика.
Он потер шею, все еще зудящую в том месте, где к коже прикасался острый металл.
– Каменная проказа. Бич всех карликов, – пояснил маг. – Скорая смерть для любого гнома за редким исключением. Иногда дварфы выживают, но болезнь уродует их: серая кожа, красные глаза, треугольные зубы. Знаете ли, это как печать проклятья: никто из сородичей не желает иметь с ними дело. И вот уходят проклятые в белый свет, на подвиги, надеясь в посмертии избавиться от черного проклятья... Порой мне его жалко...
Гном так зыркнул на мага, что тот мигом осекся. Откашлялся.
– А порой и нет.
– Так он, – косясь на секиру, протянул торговец, – типа, прокоженный. Заразный?
– Э, нет, – с улыбкой мотнул головой Джалад Валантский, – людей гномья хворь не берет.
– Гм...
– И еще к тому же – быстро продолжил джаффец, – уважаемый мастер Горм Твердый – опытный секироносец, как вы, уважаемый мастер Мелгрик Даргмур, наверное, уже смогли убедиться. Думаю, в нашем походе услуги такого профессионала не могут не пригодится.
– В нашем? – с легким удивлением переспросил торговец.
На лице южанина отобразилась приязненная улыбка.
– А разве мы еще не договорились?
2.
– Снег! Ненавижу снег! – прорычал Шмиттельварденгроу, счищая налипший на сапоги снег о поваленную сосну.
Цверг с яростью посмотрел на голубевшие впереди заснеженные склоны Королевского хребта. Язык густого хвойного леса вонзался между двумя пиками, отмечая начало перевала. Над ним клубилось серое облако. Впереди снега было еще больше. Гном сплюнул в снег, устало выдохнул и уселся на бревно. Скинул со спины чехол с рунной секирой и поставил между ног. Сил не хватало даже на то, чтобы с чувством и толком выругаться. Как и любой гном, цверг мог завязывать гвозди узлом и мять, словно глину, подковы в кулаке, но продолжительные пешие походы были не его любимым занятием: корот кие ноги, массивное тело, глубоко проваливающееся в снег требовали усилий в разы больших, чем от человека. На это накладывался и возраст, и не слишком здоровый образ жизни цверга. В итоге дневной переход, дававшийся остальным относительно легко даже худосочному Джаладу, превращался в сущее мучение, после которого у Шмиттельварденгроу было одно желание: добраться до любого бревно, камня, пенька, то есть места, куд-а можно было водрузить свое седалище.
Цверг мельком оглянулся, проверяя, не наблюдает ли кто за ним. Южанин колдовал над сложенным хворостом и ловил искру, которую выбивал один из людей Мелгрика. Меж пальцем южанина уже плясали алые блестки. Остальные ставили войлочные навесы на длинных жердях, нарубленных в хвойнике, укрывали плотными попонами коренастых мохноногих тарквиниев и стягивали кругом сани с товаром. Пару человек вострили колья. Никто не обращал внимания на ворчливого гнома.
Тот выдохнул и положил руку на бревно. Дерево давным-давно умерло, как и сотни поколений букашек и прочих мелких тварей, обитавших в нем, – скопившийся прах сухо потрескивал под пальцами, словно статическое электричество. Шмиттельварденгроу прикрыл глаза и медленно втянул его в себя, неспеша, небольшими порциями. От энергии закололо пальцы, голову словно продули кузнечными горнами. Сразу отлегло – кровь быстрее побежала по жилам, перестали ныть кости и мир больше не казался таким ненавистным. Настроение почти улучшилось, да и снег не казался таким уж отвратным. Вот таким можно было и с людьми пообщаться.
Темнело рано. Вечер наваливался густой, ни единого просвета, тьмой, но Шмиттельварденгроу она была не страшна: даже в темноте подземелий он вполне явственно видел силуэты живых существ, но а теперь так вообще – словно в полдень прогулялся. Ни одной детали не упускал взгляд. Как коснулись его подозрительные взгляды охранников, как Мелгрик чуть отодвинулся, уступая место: он боялся страшного цверга.
Джалад улыбнулся, когда подошел гном. Искры в его руках превратились в яркий и жаркий огонь, довольно пожиравший хворост – рядом были свалены еще несколько вязанок, которых должно было хватить на ночь. На большой закопченной треноге висел на огнем котелок с «гномьей каше» – густой вязкой массой, булькавшей с тошнотворным звуком. В кипящей серой массе плавали островки редкого волокнистого мяса.
А маг развлекал остальных, вызывая в пламени маленькие фигурки странных существ, сражавшихся в потешных боях друг с другом. Люди смеялись, когда огненное создание отделывало особенно потешный кульбит. Кто-то начал рассказывать смешную историю.
Они радовались: караван двигался споро, несмотря на свежевыпавший снег, было еще не слишком холодно, и с Королевского хребта не успели еще спуститься холодные зимние ветры. Но только от этого у Шмиттельварденгроу на душе стало совсем худо. Он был чужим на этом празднике жизни. Даже Джалад стал своим, но только не цверг. Тяжелые черные мысли ворочались в голове. Он сплюнул в отвращении, развернулся и пошел в черноту. Поссум, сидевший рядом, развернулся.
– Ты куда, гноме?
На миг Шмиттельварденгроу остановился – до зуда в горле захотелось послать человека. Но, сдержавшись, он кинул через плечо:
– Пойду отолью.
– Ты там осторожнее, – ухмыльнулся охранник, – поговаривают, что в этом году ётуны спустились с гор рановато. С первыми снегами.
– Ётуны, говоришь? – мрачно осклабился цверг. Он дотронулся кончиками пальцев доя полулунного лезвия рунной секиры. – У меня есть чем их отвадить. А твои молодцы все вернулись?
Поссум недоуменно проследил за гномьим взглядом. Люди плотным кольцом окружили кострище, и прорех в единой стене тел он не видел, но чего-то не хватало. Вернее, кого-то.
Он толкнул локтем сидящего рядом Пулдуна.
– Эй, твои все здесь?
Напарник слизал с ложки остатки каши, обернулся к Поссуму.
– Че?
– А, грю, твои все?
Пулдун почесал острым концом ложки под шапкой.
– Кажись, все. – Он окинул взглядом караванщиков. Наткнулся на ответный Мелгрика – тот, видать, что-то почувствовал. – Гм. Вроде как Димаха и Мозгрира нету. Может, отлить отошли?
– Вдвоем? – невинным тоном поинтересовался Поссум. – Друг-дружку подержать?
– Мда, – смущенно хмыкнул Пулдун. – Н-дык...
Он не договорил. Толкнул в плечо одного из своих бойцов – невысокого мальца в кургузом полушубке.
– Где Димах и Мозгрир?
Тот пожал плечами. Открыл рот...
И ничего сказать не успел. Хриплый от боли и ужаса крик взрезал тишину заснеженного хвойника. Разговоры за костром мигом стихли, погасли Джаладовы креатуры в огне. Все разом обратились в слух.
Здоровенный камень вылетел из темноты. Продолговатый, черный на свету, крутнулся в воздухе пару раз и по пологой дуге упал в костер, разбросав угли. Закачался котел, расплескивая кипящую кашу. Едко запахло паленым. Шмиттельварденгроу с наслаждением втянул запах раздувшимися ноздрями, неспешно скинул со спины и расчехлил секиру – лезвие влажно заблестело в алом отсвете костра. Цверг развернулся, перехватив оружие поудобнее. Резко выдохнул, улыбнувшись.
– Началось! – Он чуял острый, пряный аромат жареной человечины.
В огне, пострескивая и шипя, скручивались и чернели белесые, словно паутина, волосы на отрубленной голове, глубоко зарывшейся в раскаленные угли.
3.
Нет, Шмиттельварденгроу ошибся: голову не отрубили. Ее оторвали, скрутили, словно слабому цыпленку, выдрав заодно и часть позвоночника, и бахрому рваных жил.
Судя по светлым волосам, насколько помнил цверг, незавидная смерть досталась Димаху – долговязому, нескладному дератонцу, настолько бледному, что он казался ожившим трупом. Дхаров альбинос, тронутый Светом, как говаривали в народе. И вроде как дальний родственник Мелгрика. А вот о судьбе Мозгрира, уроженца стирского побережья, можно было только догадываться. Ни сейчас, ни потом его больше никто не видел.
В темноте вырисовалось четыре массивных фигуры, отделились от черной массы леса и двинулись к огню. Алые росчерки легли на блестящий белый мех, отразились в полированной черноте глаз под тяжелыми морщинистыми веками, скользнули по острым прозрачным, словно озерный лед, зубам.
Ётуны двигались легко, словно скользили, не проваливаясь под снег. Огромные ступни взбивали поземку, но с легкостью несли по ненадежному насту массивные тела. Космы меха покачивались в такт шагам, свисая с приподнятых когтистых лап. За первой четверкой возникли еще силуэты.
– В круг! – взревел Поссум. Пулдун повторил его клич.
Шмиттельварденгроу сплюнул на снег, но отступил: тварей было слишком много – никакое воинское искусство тут не поможет. Сомнут.
Когтистая лапища внезапного мороза коснулась лица, оставив иней на бороде и усах – пробрало так, что заслезились глаза. Проморгавшись, цверг оскалился, покачивая внушительным оружием.
Етуны весьма отдаленно напоминали огров, но, пожалуй, Фозза такое сравнение просто оскорбило бы. Людоед-то был живым существом из плоти и крови, а эти...
Творения Тьмы – изначальной, стихийной, не прирученной Горгонадцем – и Хлада, не признающей ничего живого силы дальнего севера и вечных снегов. Древние твари, что застряли на Королевском хребте после отступления последнего ледникового периода, были одержимы лишь одной целью.: убивать, сражаясь с нутряным теплом живых тварей.
Рунная секира с треском врубилась в грудину ближайшего етуна. Чудовище совсем по-человечьи всхлипнула, а после тонко и визгливо завыла, облапила торчащее из тела лезвие.
Металл покрылся узором ледяной изморози, онемели, потеряв чувствительность пальцы. Шмиттельварденгроу хватки не ослабил, сжал зубы и выдавил сквозь них слова .
Чернота проскользнула тенями в бороздах «бородатых» рун и впилась в льдистую плоть. Вгрызлась глубже. Голубая, полупрозрачная кровь, сочащаяся из раны, потемнела, зашипела. Паутина черных жил прошила грубо вылепленную физиономию. Глаза вздулись, словно два чернильных шарика, и лопнули – черная зловонная жижа потекла на быстро тающий бледный мех густых бакенбардов, окаймлявших морду твари.
Цверг выдернул секиру и сломанный етун повалился в снег. Еще мгновение – и чудовище почти ничем от него не отличалось, превратившись в рыхлую белую кучу ледяных кристаллов.
Джалад голыми руками зачерпнул огня, словно набрал в горсти воды. Или, что вернее, мягкую глину, которую он мигом начал катать между ладонями, вылепливая плюющийся искрами шарик.
Подбросив на ладони, южанин размахнулся и швырнул его прямо в раскрытую в скрипучем крике пасть. С сухим хлопком шарик лопнул, и пламя, вырвавшись из глазниц и ноздрей, в один миг сожгло то, что у етуна было вместо мозгов. Все еще продолжая двигаться, обезглавленное тело рассыпалось снегом.
По бокам от мага стояли Поссум и Пулдун с рогатинами и факелами в руках. Остальные люди споро встали рядом с ними, образовав оборонительный круг – видать, это была не первая их стычка с тварями Хлада. Караванщики были спокойны и сосредоточены, хоть встреча с ледяными великанами произошло слишком рано: они даже не успели взобраться на перевал.
– Слышь, – сипло выдохнул Пулдун, – чегой-то рановато.
Он покачал головой.
– Да и не их это время!
– Дык, – ответил Поссум, – паладины совсем обленились. Горы не чистят от тварей. Да и тролли затихарились.
– Тролли? – Джалад внимательно посмотрел на него.
– Ага, только каменнолицые могут убить етуна.
– Но...
– Эх, ничего ты не знаешь! – махнул рукой Пулдун. – Это ведь снеговые бабы с когтями и зубами, а сами етуны – бесплодные духи, живущие во льду. Это каждый мальчонка знает у нас, в Дератоне.
Шмиттельварденгроу не слышал разговор, продолжая орудовать секирой на переднем фронте, дорубая очередного великана. Южанин посмотрел на него и отвернулся к людям.
– И так вы каждый раз?
– Не, в это время мы обычно сидим по домам, а с етунами разбираются тролли. Если льдистые и спускаются с гор, то в самые суровые зимы. Да и то десятка не наберется за раз. Не ссы, магик, с тобой ни один етунец нам не страшен! – хохотнул Поссум и ударил факелом по морде близко подобравшегося чудовища.
Горящая головня оставила уродливую рану, разворотившую полфизиономии. Тварь глухо заворчала, пытаясь лапами собрать распадающееся лицо. Получилось неважно, а дератонец закончил дело. Вогнав широкий наконечник рогатины в место между скошенным подбородком и ключицей – у твари почти не было шеи, а голова, казалось, росла прямо из плеч.
Мелгрик забился в самый центр круга, взобрался на сани с товаром, как на революционную трибуну и раздавал указания, активно размахивая руками. Само собой, его уже никто не слушал: люди и без того знали. Что делать. Только вот одно смущало Джалада: никогда раньше, насколько он слышал, так близко к зиме, когда северные перевалы Королевского хребта превращались в полноправные вотчины етунов, караваны не уходили в горы. Наверняка мало кто знал, что их может ожидать. Уж слишком он понадеялись на огненного мага-недоучку. Ан нет, первая ступень, вспомнил он. Хотя куда там – джаффец горько усмехнулся – до первенца ему было учиться и учиться.
Отрубив голову очередной твари, Шмиттельварденгроу придвинулся к стене людских тел, ощетинившихся копьями и рогатинами, но в строй не стал. В тесном круге было не размахнуться топором – гному требовался простор. Да и к тому же, была велика вероятность, что кто-нибудь заметит маленькие фокусы странного гнома.
Он вновь впитал немного праха, подсек обратным ударом ноги етуна и пригвоздил того к земле тяжелым лезвием. Вытаскивал секиру цверг уже из кучи снега.
А етуны все шли и шли, вылезали из хвойника, развдигая руками еловые лапы и устремляясь к людям, как мотыльки на огонь. Только ни в одном мотыльке не было ни росту в полтора людского, ни длинных когтистых рук, ни прозрачных, словно стеклянных, и невероятно острых зубов, ни темной ненависти ко всему с горячей кровью в жилах.
Вот уже двоих им удалось выдернуть из строя, дернув за древки копий. Крики бедняг быстро затихли в темноте. Но от этого круг лишь теснее сомкнулся. Огонь горел жарко, поддерживаемый двумя молодцами, и давал надежду на выживание.
– Мы выстоим! – гаркнул в пространство сквозь обледеневшие усы Поссум.
Нестройным хором отозвались ему караванщики: они видели и чуяли, что до победы осталось совсем чуть-чуть. И развоплощенные етуны отправятся в свои горы, наращивать новые тела изо льда и снега.
И твари уходили. Останавливались на полпути, словно получив неслышный приказ, разворачивались и уходили в ночь.
Кто-то рассмеялся, и сложно было сказать, чего больше слышалось в голосе: радости от победы или истерического облегчения. Люди начали корчить рожи, показывать неприличные жесты, словно они чего-то значили для созданий Хлада и Тьмы. На поляну словно опустился гудящий рой огромных пчел: каждому хотелось что-нибудь сказать, похвалить соседа и пригласить на чарку после сложной и тяжелой ночи. Облегчение людей чувствовалось кожей.
