Текст книги "Эратийские хроники. Темный гном (СИ)"
Автор книги: Денис Лукашевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
– Умойся! – рыкнул цверг. – Почем мне знать, что ты захочешь взамен?
– Правильно! Узнаю кровь.
– Кровь? – Шмиттельварденгроу кольнуло неприятное предчувствие.
Фигура подошла ближе. Незнакомец был невысок, совсем, как дварф, но не столь широк в плечах, как каменнорожий. Скорее, он походил на…
Незнакомец стянул капюшон и раздвинул полы плаща, засунув большие пальцы за широкий пояс из толстой кожи, на которой еще сохранились следы от драконьих чешуек.
Кроме него были еще камзол глубокого черного цвета с начищенными серебряными пуговицами, штаны-шаровары, заправленные в тяжелые невысокие сапоги с массивными пряжками.
Лицо было гораздо примечательнее. Широкое, скуластое, с крупными тяжелыми чертами. Из-под набрякших век поблескивали черные глаза, в которых не было ни грана добра или сочувствия. Низ физиономии скрывала густая черная борода, аккуратно заплетенная в две толстые косицы. В темноте было не разобрать, но Шмиттельварденгроу мог поклясться, что она неприятного, землисто-серого цвета, как и у него самого. Перед ним стоял цверг.
– Дхаров дхар! – выдохнул Шмиттельварденгроу.
– И я тебя рад видеть, брат, – кивнул гном. – И твоих… друзей. – Пауза была почти незаметна. – Меня зовут Лардарнагдаррен, и я Хранитель Темного Трона. Рад снова видеть разумных, верных Тьме. Вы ведь поклоняетесь Черной Хозяйке и Ее Посланнику?
– Э-э… да, – ответил Джалад вместо Шмиттельвардегроу.
Тот молчал и сверлил тяжелым взглядом Лардара.
– Тогда следуйте за мной – скоро могут явиться остальные. Нам надо успеть скрыться за Завесу.
Он повернулся и зашагал вглубь руин, не дожидаясь ответа.
Джалад и Фозз поравнялись со Шмиттелем.
– Клянусь демонами, я ему не доверяю! – прогундосил он в бороду.
– Но почему? – Джаффец недоуменно посмотрел на него. – Он же тоже – цверг!
– Вот именно поэтому и не доверяю! Мы, темные гномы, поганые друзья.
3.
Внизу кипел огромный чан плавильни и с жадностью поглощал падающие в него останки. Лишь выпускал лепестки пламени, когда расплав схлебывал очередное мясо . В кровавом сумраке плавильного цеха гномы походили на мускулистых дхаров с огненных горизонтов Бездны, ворочающих вилами и крючьями то, что осталось от грешников. И это было очень близко к истинному положению дел. В Ганалийской долине не было праведников.
Мясом служители называли каторжан, безликий расходный материал, которому стоило лишь исчерпаться, как его тут же отправляли сюда, в плавильный цех, где гигантским чанам, в которых кипел металл, был все равно, что поглощать: железо, плоть и кости. Только вот в последнее время мяса было слишком много: пришлось задействовать две печи, чтобы не испортить металл избытком углерода.
Грязные и потные дварфы в коротких штанах и фартуках на голую грудь толкали вагонетки, загруженные останками мяса, и методично скидывали их в печь. Руководил им старый морщинистый дварф-трун с русой бородой в многочисленных подпалинах. Под фартук бригадир одел видавшую виды старую рубаху. Порой он начинал яростно размахивать старой растрескавшейся курительной трубкой и покрикивать на своих подопечных.
– Куда?! А ну стой – гони к Третьей печи! Здесь хорош, а то железо хрупким будет. Давай, поднажми! – А потом тише, про себя: – Вот же свалилось, твою-то ж мать!
Норманг Меднобородый не слышал его, но догадывался, какие чувства обуревают труна-наемника: любой дварф душой болел за свою работу. Правда вот, бригадир Рагнар справлялся со своей, а вот некий Норманг Меднобородый, славный воин-жрец из Стангарона – нет. Не увидел сразу в старом цверге опасность, высокомерие застило глаза – и вот как все вышло.
Четвертый забой разрушен, по крайней мере, выходы завалило напрочь, погибло много каторжан, но не все: из воздуховодов порой доносились крики и стоны, приглушенные расстоянием и толщей камня. Но не о них сожалел Норманг, отнюдь. И даже не о том, что снизилась добыча железной руды – все равно, в Четвертом не слишком-то и большой был выход руды. Сожалел дварф совсем о другом: о собственной глупости.
Ошибки надо исправлять. Он и так их допустил в своей жизни достаточно. Пальцы нежно пробежали по лезвию-полумесяцу небольшого метательного топорика, засунутого за пояс. Эту ошибку он исправит кровью. Черной кровью темного гнома.
Позади вежливо кашлянули. Дварф резко обернулся, все еще пылая яростью. Но увидев низушка быстро остыл.
Фолвенбранд стоял на расстоянии пары шагов и прижимал к груди массивный гроссбух в переплете из черной кожи.
– Господин Норманг, к вам посетители. Изволите подняться? – Лицо низушка в обрамлении пушистых бакенбардов, пухлое и почти невинное светилось искренним почтением.
– Зеленокожие?
– Они самые, господин Норманг. Из побережных.
– Явились! – прогрохотал громовой раскат дварфского голоса.
Норманг в последний раз взглянул на просторы правильного цеха, принял меховой плащ из протянутых Фолвенбрандом рук и, развернувшись, двинулся к выходу. Ему еще предстояло еще пересечь две сотни каменных ступенек лестницы, прорубленной в склоне Ганалийского кратера и ведущей к Старому Замку.
Старый Замок возвышался над кольцевым хребтом Ганалии и походил на одинокий гнилой зуб, торчащий из мягких десен злобной старухи. Нижние уровни его были вырублены прямиком в скальной породе, оголенной чудовищной мощью небесного гнева. Но Замок постоянно, на протяжении всей истории добычи железной руды в долине, достраивался, наростал причудливыми формами. В основном, к его возведению приложили руку цверги, но отметились и иные темные народы: кобольды, лугаши, ныне истребленные и почти забытые. Когда вычистили Льдистое нагорье, а Ганалийская долина перешла дварфам, они навели здесь свой порядок. Исчезли многочисленные горгульи, оседлавшие всевозможные выступы, и причудливые барельефы. Их сменили строгие геометрические формы и параллельные борозды, вырубленные в камне, – традиционные символические изображения священных бород дварфских прародителей.
Нормангу некогда было разглядывать красоты Старого Замка, тем более за последние годы они уже успели порядком приесться. Как и отвесные склоны кольцевого хребта, изъеденная шахтами, словно червоточинами, бесплодная долина, мрачные кубы и параллелепипеды железоделательной фабрики с вечно чадящими трубами и низкое серое горгонское небо, вечно сыплющее ледяной трухой.
По дороге наверх ветер успел проморозить тяжелый меховой плащ и забраться под одежду – это были не теплые глубины Стангарона. Несмотря на легендарную выносливость своего народа, стан успел основательно продрогнуть, пока поднимался в свои покои в Старом Замке, но и здесь было не лучше. Огромные, холодные и выразительно пустые, они без радости встретили своего хозяина. Кроме каменного кресла с вырубленными в подлокотниках хмурыми ликами Стана Первого и накинутой на сидение медвежьей шкуры, огромного камина и широкого круглого стола, вырубленного из цельного куска гранита с красными жилами орихалка, здесь ничего и не было. На столешнице еще виднелись следы от затертых цвергских рун.
Двое слуг-низушек разжигали камин, копошась в прокопченной пещере, и, хоть они преуспели и под низкими каменными сводами, облицованными черным камнем, уже пылал огонь, тепла все еще не было. Камень неохотно напитывался теплом, и сквозняки, пронизавшие покои, выдували его наружу сквозь узкие окна-бойницы, прорубленные в четырехфутовых стенах. Сквозь окна едва мог протиснуться худосочный низушек, но вот от холода они совсем не спасали. Вставить стекла, как нынче делали в Эратии, не позволяла гордость.
Дварф нетерпеливо махнул рукой, отсылая слуг. Те быстро скрылись за дверью, но не успела та с тяжким глухим стуком захлопнуться, как на пороге показался запыхавшийся Фолвенбранд. В своей шубе он напоминал мохнатый шар на коротких ножках. Волнистые бакенбарды легли на пушистый воротник, обрамляя красное от усилий лицо.
Норманг опустился на кресло и запустил в бороду кулак, яростно сжав жесткие волосы в горсть. Только затем он соизволил обратить внимание на секретаря.
– Ну, где этот дармоед? Надеюсь, Клыку будет, чем оправдаться…
– Извините, мастер, – поклонился низушек, – но Сломанного Клыка нашли на внешнем склоне с, гм, сломанной шеей.
– И это его спасло! – буркнул Норманг. – Так кого орки нашли себе в новые вожди?
В сопровождении двух дварфов в полном боевом облачении из нижних, приемных покоев поднялся невысокий и донельзя уродливый орк.
Вообще-то, с точки зрения дварфов, они все такие – не слишком симпатичные. Но этот был особенно… приметен. Норманг хмыкнул, осматривая его. Что Сломанный Клык, что этот были на редкость малоприятными личностями. Орк был коренаст, и при ходьбе переваливался из стороны в сторону на коротких кривых ногах. Длинные руки свисали почти до самого пола. По выражению перекошенной, татуированной морды ничего нельзя было прочитать.
– Ты кто? – осведомился Норманг, высокомерно осматривая орка.
Тот почесался, запустив лапу под вонючие меха, накинутые на покатые плечи. Зеленокожий был коренным побережником и шагратским всадником – только у них были такие короткие и кривые ноги, приноровленные сжимать бока их смрадных животных. И пахло от него не лучше.
– Кривой Язык, гноме.
Норманга передернуло и невольно захотелось подправить перекошенную физиономию тяжелым дварфским кулаком, да и манерам поучить заодно.
Язык пожевал выступающими челюстями и продолжил:
– Друг Сломанного Клыка. Нынче я – голова.
– Хорошо, голова, – кивнул дварф. – И что ты мне скажешь?
– Слыхал, – протянул орк, непрестанно двигая челюстями, – ты ищешь темного гнома.
Норманг резко подался вперед и едва удержался от того, чтобы схватить зеленокожего за горло и вытрясти из него всю необходимую информацию. Дварф был куда массивнее и наверняка сильнее орка, хоть тот и выше почти на голову.
– Где он?! – только прохрипел гном. Горло внезапно перехватило стальным обручем. Внутри клокотало, словно в котле, готовом вот-вот взорваться.
Орк предупредительно подался назад. В маленьких поросячьих глазках проявился страх.
– В Городе Забытых Богов, – как можно невозмутимее сказал Язык.
– В Городе… В Горгонаде! – догадался Норманг.
В голове словно щелкнули шестеренки, складываясь в новые мысли. Неужели?.. Неужели все, что случилось, было не просто так? Неужели все это было ради нового и сложного плана по возрождению Тьмы?! И только в руках Норманга Меднобородого задавить ее в зародыше, пока проклятая не подняла голову.
Это был шанс все исправить. И не только: возможность вернуться в Темную Глубь, вновь занять место в Совете Благородных, и теперь не как сыночек высшего жреца, а герой-победитель.
Норманг повернулся к Фолвенбранду.
– Передай Рогнаку – пусть готовит два десятка бойцов. – Дварф взглянул на орка: в глазах у бородатого карлика разгоралась злая надежда. – Мы выступим, Язык. Сколько ты готов выставить топоров?
Орк хитро осклабился.
– Мы еще не договорились о цене, гноме…
Дварф мрачно улыбнулся, огладив бороду.
– Будешь верным, орк, – не обижу. Я не забываю преданности. Как и обмана…
4.
Лардарнагдаррен шагал уверенно, лавируя между руин только по едва заметной тропке. Порой он останавливался и принимался оглядываться, словно в поисках скрытых вешек и знаков. Это была его вотчина, которую он наверняка успел изучить досконально. И, возможно, и сам обустроил, как ему хотелось, превратив в мудреный лабиринт.
Приостановившись, Лардар поравнялся со Шмиттельварденгроу. Дальше они шли вровень. Перед ними мелькал магический светлячок, отливавший гнилостной зеленью. Позади шагали Фозз и Джалад. Маг возбужденно вертел головой, осматривая местные достопримечательности.
– Давненько я не видал подобных себе, – сказал Лардар, покосившись на своего собрата.
– Я тоже, – хмыкнул Шмиттельварденгроу.
Лардар замолчал. После неожиданно добавил:
– Я рад.
Шмиттельварденгроу тут же закашлялся, подавившись слюной. Шумно булькнув, он смачно сплюнул. Нити тягучей слюны повисли на бороде. Он нервно хохотнул и удивленно уставился на своего спасителя.
– Чего?!
– Тяжко, – поникнув, сказал Лардар. Тяжело быть одному, особенно, когда знаешь, что впереди есть цель. Эта огромная ответственность… Порой мне хотелось ее с кем-нибудь разделить… И вот ты… и они. – Он мотнул головой в сторону огра и человека. – Я рад, что вы ко мне присоединились…
– Мы еще ни к кому… – начал было Шмиттельварденгроу, но его уже словно не слышали.
– Особенно я рад тебе, брат. Потому что знаю: дело нашего народа живет!
Старый цверг посмотрел на Лардара и совсем тихо спросил:
– И в чем же дело нашего народа?
Тот недоуменно посмотрел на Шмиттельварденгроу, но вскоре его взгляд прояснился.
– В службе Властелину Тьмы, конечно.
В горле у Шмиттельварденгроу пересохло. Он очень хотел не понимать, о чем болтает Лардарнагдаррен. Хотел, но не мог. Цверг прекрасно осознавал, к чему ведет этот новоявленный горгонадец. Словно и не бывало трех десятилетий забытья, отчаянных попыток избавиться от навязчивых образов.
Прошлое властно настигло его: тук-тук, отдавай должок.
– Война давно закончилась, – медленно, подбирая слова, произнес Шмиттельварденгроу. – Если ты не знаешь, или забыл, то я расскажу тебе, «брат». Мы проиграли: Тьма отступила, Симгар опустел, а последние цверги – это ты да я. Осколки, которые больше не склеишь. Нет больше ни нашего народа, ни повелителя Тьмы – вообще всего, во что я верил! Великая Блудница ушла, а ты, мой дрожайший «брат», живешь в заброшенных руинах! Вот и вся цель. Вот это все, – он в запале развел руки в стороны, – и есть наше будущее.
– Заброшенных? – делано удивился Лардар. Внезапно он положил руку старому цвергу на плечо. Тот вздрогнул: неприятный холодок волной протянулся вдоль позвоночника. Он посмотрел в лицо горгонадцу: грубая, словно выветренный песчаник, кожа, глубокие оспины и морщины, похожие на застарелые шрамы, но внутри, в глубине темных с багрянцем глаз он увидел искреннюю веру. – Ты разочарован, брат, и не мудрено, ведь мудрость Господина от тебя скрыта. Ты видел крах старого мира, но новый-то не слишком от него и отличается. Еще десять лет назад я был точно таким же. Потом же я кое-что узнал.
Он снова замолчал, словно раздумывая говорить дальше или нет. Потом он улыбнулся. Неприятная цвергская ухмылка, походившая на оскал, осветила его мрачное лицо.
– Позволь я покажу тебе, брат!
И на следующем шагу что-то изменилось. Снова Шмиттельварденгроу почувствовал напряжение, словно уперся в упругую стену, легко прогибавшуюся под его натиском. Раз – и ощущение пропало, словно он шагнул внутрь мыльного пузыря. И мир неуловимо изменился. Вроде бы те же самые руины, но исчезло запустение, а между полуразрушенных стен пролегла обустроенная тропка, с которой кто-то тщательно убрал весь мусор. Появились шесты с привязанными к ним факелами. Они едва тлели, но цвергу освещения хватало.
– Дхарово отродье! – выдохнул гном.
Они находились под куполом огромного заклятья, магической путаницы, скрывавшей истинное от чужого взгляда. Вспомнилась и могучая «стена праха», уничтожившая орков. А после Шмиттельварденгроу вспомнил своего демона-доходягу. Лардарнагдаррен постоянно искал оставленные знаки, специально им созданные, чтобы найти единственный верный путь под полог невидимой завесы.
Старый цверг напрягся: он не доверял этому типу. Не просто, как цверг цвергу, а как более сильному цвергу. Существу, обладавшему куда как большей силой. Не физической, но магической. Что гораздо опаснее...
Почувствовать бы вес Головоруба в руках! Шмиттельварденгроу мечтально прищелкнул языком: вот тогда бы они могли говорить на равных. Сейчас же надо быть настороже и очень, очень осторожным в словах. Горгонадец не просто более искушенный маг, но и, судя по всему, в голове у него поселился хоровод дхаров.
Лардар улыбался, довольный произведенным эффектом. Прямо перед ними выросла каменная коробка, чудом сохранившаяся. Другим торцом она примыкала к нагромождению развалин, в которых цверг с трудом узнал крепость темного лорда. От стен остались одни огрызки, створки огромных железных ворот с обломанными шипами валялись по бокам от разбитой каменной дороги, присыпанные пылью и ржавчиной. Победители славно здесь поработали. Но не смогли отыскать все секреты Горгонада.
Стена из серого гранита, пронизанного черными жилами – этот камень добывали на склонах Льдистого нагорья – казалось монолитной и неразрушимой. Кое-где остались подпалины от магического огня, но этим все и ограничивалась. Ни дверей, ни окон в ней не было – все здание казалось единой скалой безо всяких пустот. Шмиттельварденгроу подумал, что толщина стен наверняка была колоссальной, чтобы ни простукивание, ни чутье земляного мага здесь не помогло. Но здесь что-то было: Лардарнагдаррен не зря их сюда привел.
Гном-маг остановился перед гранитным параллелепипедом и на миг задумался, словно вспоминая. Он взглянул на сереющее перед рассветом небо, хмыкнул. Глаза его загорелись серебром. Уже увереннее цверг шагнул к стене, прижал к холодному камню ладони.
Одна ушла вверх, другая – в сторону. Верх и опять в сторону. Двойная «саргр» – цвергская руна, значащая «любовь». Нет, не романтичное чувство к представителю противоположного пола – его цверги просто не ведали, – а другая любовь, преданность. Жажда служить великому вождю.
Ногами прошла легкая вибрация, и с глухим стоном стена раскололась пополам, открывая темный провал входа. Она не раздвигалась в стороны, а просто среди камня рос проход, словно ускоренный в тысячи раз процесс эрозии. Змеящаяся трещина, потом – узкая полоса. Все шире и шире, и вскоре образовался проход, в который мог протиснуться даже такой кабан, как Фозз.
Позади восхищенно прицокнул языком Джалад. И посмотрел почти с любовным обожанием на Лардарнагдаррена. Шмиттельварденгроу поморщился: поведение джаффца неприятно кольнуло. Руна «саргр» – цверг ненавидел ее.
– Добро пожаловать в мой дом, господа! – учтиво поклонился Лардар и, махнув рукой, пригласил за собой.
5.
Ранним утром, когда невидимое сквозь вечный облачный полог солнце едва оторвалось от горизонта, врата Ганалийского рудника покинуло пять крытых повозок, запряженных тарквиниями. Правили ими хмурые труны в кожаных панцирях и низко надвинутых капюшонах. У каждого к поясу были прицеплены боевые топоры, а спины закрывали небольшие круглые щиты из стали с бронзовыми ликами прародителя. Кроме того, в каждой повозке было еще по десятку гномов, вооруженных точно также. Правда, кто-то предпочитал топорам клевцы и короткие мечи с треугольными клинками.
Через несколько миль к повозкам присоединилось еще около сотни орков верхом на шагратах. Во главе их находился Кривой Язык верхом на особенно крупном верховом грызуне, бурым, с черными подпалинами. Слева к седлу, или, вернее, кожаной попоне, его заменявшей, был приторочен черный хопеш – кривой меч, похожий на огромный серп с длинной рукоятью без гарды. Остальные орки были вооружены топорами, булавами и прочим ударно-дробящим инструментарием. Хопеш был только у Языка.
К полудню это смешанное войско достигло границ Горгонада. Отсюда, с бесплодных черных холмов, припорошенных прахом с белыми разводами изморози, открывался отличный вид на опаленные руины: разрушенные стены, заброшенные идолы орочьих божков и нагромождения рухнувших зданий, похожие на каменные кубики-игрушки ребенка-великана. Взобравшись на вершину одного из холмов, Норманг Меднобородый остановился, засунув большие пальцы рук за боевой ремень. С него свисал короткий треугольный меч в узорчатых кожаных ножнах и два метательных топорика. Рядом с начальником Ганалии хмурился Рогнак Железнолобый.
– Не верю я оркам! – сплюнул тягучим Рогнак и покосился на командира. – Подлые твари. Клыка-то ты выдрессировал, а вот этот, Поганый Язык… От него за милю тянет предательством, клянусь бородой!
– Вот за это я тебе, Рогнак, и плачу, – хмыкнул Норманг и похлопал Железнолобого по плечу, закованному в пластинчатый доспех, – чтоб ты всех подозревал и держал ухо востро. Я тоже не слишком верю этому зеленозадому, но выбирать не приходится: нам надо найти этого дхарового отпрыска, цверга темномордого. Но, если Язык что задумал, ты проследишь, чтобы мы с ним больше не пересекались.
Рогнак почесал ногтем длинный шрама, пересекавший лоб и заходивший на виски. Выше этой полосы бугристой красной плоти начинался блестящий металл. Он доходил до макушки, где резко переходил в густую спутанную гриву. Пластина прикрывала дыру в черепе, проделанную во время Темных войн, был, конечно, не железная, а из странного сплава, но прозвище прицепилось да и гном не возражал против него.
– Гноме! – Хриплый голос раздался совсем рядом. Норманг резко обернулся, а Рогнак схватился за кинжал, висевший на поясе. Язык, отступив на шаг, едко ухмыльнулся, обнажив кривые клыки. – Мы кое-что нашли.
У подножия рядом стоящего холма столпились орки и даже дварфы, что-то оживленно обсуждавшие.
– Клянусь Прохфесором…
– Темная волшба, чтоб мне никогда своей бороды не видеть!
– Что случилось?! – рыкнул Норманг, расталкивая толпу. Вскоре и он увидел предмет обсуждения.
На земле, валялся почернелый орочий костяк, еще сжимавший в руках древко большого топора, рядом валялся скелет шаграта.
– Там, – Язык махнул рукой в сторону, – еще три таких же.
Норманг поднял глаза. Дальше, на промерзшей земле валялись еще кости. Много костей.
– Дхар! – Дварф сжал рукоять топора так, что скрипнула кожа на толстых перчатках, скрывавших его руки. – Это цверг.
– Худо! – буркнул Рогнак, остановившийся рядом. – У нас даже мага никакого нет. Если цверг смог такое учудить…
– С нами предки! – рыкнул Норманг. На поясе звякнули ритуальные топорик и молот, небольшие, из потемневшего серебра.
– А вот маг нам не помешает, – набычился Железнолобый. – Я не боюсь Тьмы, но скольких воинов ты готов пустить в размен ради этого цверга?
Медленно, опустив руки на пояс, Меднобородый подошел к труну. Они были примерно одного роста, и Норманг вперился взглядом в черные глаза под нахмуренными бровями.
– Не. Смей. Мне. Перечить. При. Орках. Ты меня понял, Рогнак?
Что-то скрипнуло под металлическим сводом дварфского черепа. Железнолобый, не отводя взгляда, кивнул.
– Ты мне платишь.
– Гноме! – Верхом на шаграте ухмылялся Язык. Сложив руки на шее животного, он с напускным любопытством смотрел на дварфов. Но глаза его были пусты, как две стекляшки. – У меня есть маг. Ну как – маг. Шаман. Говорят, у самого Хозяина служил. Да вот, когда того ухайдохали, тот подвинулся чутка умом.
– И чем же он нам поможет, твой полубезумный заклинатель погоды? – ехидно поинтересовался Норманг.
Язык расплылся в довольной ухмылке-оскале.
– Дед хоть и с того, но тему рубит: в темной волшбе лучше его никого нет.
Дварф поднялся вперед и рука его уже потянула из-за пояса метательный топорик.
– И ты мне, воину-жрецу Глубинного Города предлагаешь обратиться за помощью к черномагу? И за это я не вырежу твой поганый язык, а? Видимо, тогда тебя будут называть Мертвый Язык. Хочешь попробовать?
Кривой Язык ощутимо напрягся, сжавшись в седле, на морде промелькнула озадаченно-испуганное выражение, а взгляд стал напоминать крысиный. Но руки так к хопешу и не потянулись. Шаграт, словно почувствовав настроение хозяина, подался назад, недовольно фыркнув.
Гном без усилий его остановил, ухватившись за сбрую. Он натянул поводья. Язык сдался и немедленно склонился.
– Что ты, гноме, клянусь Прохфесором! Даже в мыслях ничего такого не было, но Хамок Долговязый реально поможет! – Он горячо закивал. – Он шарит во всей этой темноте!
– Хамок? – Норманг нахмурился: необычное имя для орка. Слишком цивилизованное. Это совсем не нравилось.
– Он из старого рода, – пожал плечами Язык. – У них у всех такие погоняла. Культура, раздери ее Пьютер!
Норманг задумчиво огладил бороду. Цверг должен быть найден и наказан. Крайне жестоким способом. Но если он действительно столь силен в колдовстве, то это усложняло дело. Без помощи этого таинственного Хамока никак не обойтись. Дварф мысленно вздохнул: странное чувство точило изнутри, словно он с каждым своим поступком, каждым словом, каждым шагом все глубже погружается в болото. Что наступит когда-нибудь такой момент, когда из зыби будет уже не выбраться.
– Лады, – кивнул Норманг. – Где твой шаман?
Один из шагратов вышел вперед. Старый, худой, но сбруя была хоть и потемневшая от времени, но сделана была отнюдь не в прибрежных ордах: не сыромятные ремни, а кожа тонкой выделки, металл отливал бронзой, и его покрывал тонкий узор. На шаграте, согнувшись, восседал орк в сером плаще с глубоким капюшоном. Из-под него доносилось хриплое дыхание.
– Хамок, старый хрен! – воскликнул Кривой Язык. – Тут нужна твой помощь, твой чуткий нос и твои ловкие руки.
Долговязый выпрямился и теперь стало видно, что росту он был преизрядного. По крайней мере, выше Языка на голову да и в плечах пошире.
Морщинистая рука в темно-зеленых, почти черных пятнах выпросталась из-под плаща и стянула капюшон. Норманг непроизвольно вздрогнул.
Лицо у Хамока было почти человечьим, и если не массивная челюсть, выступающие клыки и темная зелень кожи, его можно было принять за обычного старика. Седые волосы походили на клочья паутины, прилепившиеся к пятнистой голове. Уши у орка были обрезаны.
Хамок прокашлялся, подслеповато озираясь. Его взгляд смерил гномов и остановился на Норманге.
– Стан! – словно выплюнул он. – Хурштунг !
Долговязый скривился, словно лизнул кислое. Кулаком Язык ткнул его в бок.
– Друг! Ворханг !
– Ворханг? Гном – ворханг?
Язык кивнул.
Хамок задрал свою голову и хрипло рассмеялся. Голос его погодил на шипение воздуха, вырывающегося из прохудившихся кузнечных мехов. Отсмеявшись, орк буквально сполз с шаграта и проковылял к Нормангу. Согнувшись, он заглянул дварфу в лицо. Тот непроизвольно попятился, чувствуя, как начинает закипать.
– Ворханг! Ха-ха, лагаш ворханг. – И потом хрипло на всеобщем: – Я чую Тьму. За сим позвал ты меня, гном-ворханг?
– Я хочу, чтобы ты защитил нас от нее, – хмуро произнес Меднобородый.
– Защитить, ворханг? Дуг-дуг, харашанг мойгра ! Я слабый старик, – хихикнул Хамок. – Пусть уж лучше вы меня защищайте. И кормите, и поите...
Он не договорил. Рука Норманга метнулась атакующей джаффской коброй. Крепкие пальцы, что гнули железные подковы так, словно те были из свежей глины, сжались на тощей орочьей шее, морщинистая кожа выдавилась сверху дряблой волной. Хамок захрипел, когда дварф заставил опуститься его на колени.
Язык потянулся было к хопешу, но тут же замер, не успев обхватить длинную рукоять, оплетенную кожаными шнурками: в лицо ему смотрело острие заточенного болта из черного железа, лежащего в ложе небольшого арбалета. Рогнак Железнолобый хмыкнул, криво усмехнувшись. Он повел арбалетом в сторону, призывая орка успокоиться. Язык выпрямился и отвел руку от оружия. Позади возмущенно загомонили дикари, но смолки, стоило вожаку поднять сжатый кулак.
Гнев плеснул в лицо задыхающемуся шаману. Норманг оскалился, обнажив большие лошадиные зубы, по крепости едва ли уступающие граниту.
– Я ненавижу темнил, – прогремел он. – И по закону я должен бы тебя тут же казнить. Или же заковать в железо и заставить вкалывать в Ганалии. Невелик выбор, так ведь, орк? Но есть и третий вариант: ты мне помогаешь со всей отдачей, на которую ты, тварь ползучая, способен. И я забываю, как ты служил на темной стороне. Клянусь предками, это замечательное предложение, и ты, будь умнее, выбери его.
Хамок захрипел, беззвучно хлюпая губами. Норманг немного ослабил хватку. Задыхающимся голосом орк произнес:
– Хорошо, гном, я помогу. Только... только отпусти...
Дварф с силой отшвырнул орка. Тот упал, закашлялся. Выпрямившись, он покорно склонил голову.
– Здесь был цверг?
– Цверг? Варанг ? – прохрипел Хамок, потирая шею. Он склонился над землей, загреб длинными пальцами черную пыль, устилавшую ее. – Темная волшба. Характан . Лаш-мгра дер . Тьма была здесь.
Он понюхал перепачканные пальцы, лизнул. Зачмокал, словно попробовал изысканное вино. Рогнак подошел к Нормангу, откашлялся.
– Мне он совсем не нравится.
– А хоть один орк тебя привлекает? – с ухмылкой спросил Меднобородый, обернувшись.
– И то верно, – кивнул Рогнак.
Хамок, тем временем, двинулся вдоль холмов, окружавших Горгонад. Он склонился почти на четвереньки, то и дело касаясь руками земли. Вновь пошел снег, вернее, мелкая твердая крупа, а поднявшийся ветер превратил ее в шрапнель, впивающуюся в кожу.
Наконец, орк остановился. Замер, уставившись на вросшую в землю статую какого-то толстопузого орочьего божка. Обошел его и вновь опустился на колени.
– Тут были трое. Хум . Грангар ...
– Человек, огр, – перевел Язык.
– ...И цверг. Да, темный варанг. Я чую его след.
– Куда он ведет? – напрягся, словно взведенная пружина, Норманг.
Хамок вновь зачерпнул горсть праха. Поднял руку и разжал кулак. Ветер дул в сторону от Горгонада, но черное облачко, поднявшаяся с ладони, вместо того, чтобы унестить прочь, вытянулась строго на восток. Туда, где начинались стены уничтоженной цитадели.
– Туда. – Хамок поднял палец и указал перед собой. Прямо в разрушенные ворота Города Забытых Богов.
– Вперед! – взревел Норманг, подняв вверх сжатый кулак, и зашагал к воротам. – Уничтожим тварей!
Гномы, загрохотав тяжелыми, как камнепад, голосами, двинулись за ним. Следом – орки. Шагратов они оставили: внутри каменного лабиринта Горгонада на верховых грызунах было просто не развернуться. Во главе орочьего войска шел Кривой Язык. Хопеш он перевесил за спину.
Мимо Хамока прошли гномы, а следом – орки. Язык повернул к шаману, махнул рукой превратильно своим, чтобы те продолжали наступление. Остановился перед стариком.
Хамок, ухмыльнувшись, стер вторую пару следов оставленными тяжелыми сапогами. Тут, у склона холма было тихое место, и они сохранились, хотя, наверняка, вели от ворот Горгонада. Язык кивнул и двинулся следом за своим войском. Хамок – за ним.
6.
Низкий коридор вел вниз и едва освещался редкими факелами, вставленными в бронзовые держатели через раз. Для цвергского глаза света было достаточно, но позади опять сдавленно ругнулся Джалад, умудрившись споткнуться в очередной раз.
Шмиттельварденгроу ощущал, словно он вернулся домой. И в то время, которое, казалось, он уже давно забыл. Узкая каменная кишка и застарелый цвергский дух – видать, Лардарнагдаррен прожил здесь очень давно. Его широкая невысокая фигура виднелась впереди, и край тяжелого черного плаща стелился по пыльному каменному полу. А еще здесь ощущалась волшба. Древня, темная и очень могущественная, словно с потолка свисали длинные тонкие щупальца, невидимые, но вполне ощутимые, когда они касались лица.
