Текст книги "Флэшбэк"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

2.01
Перекресток Десятки и Ла-Сьенеги, Лос-Анджелес
11 сентября, суббота

Билли Койн и Вэл вели остальных ребят вверх по бамбуковым лесам на обрушенную часть 10-го хайвея, где располагался Субботний открытый рынок. Вдруг сверху, с бетонки, и снизу, из города, раздались звуки: выстрелы из сотен стволов – АК-47, которые ни с чем не спутаешь, – усиленные динамиками крики муэдзинов, взывающих к правоверным с десятков лос-анджелесских минаретов, звон церковных колоколов в городе, крики с Субботнего рынка и с тенистых улиц внизу: «Аллах акбар! Аллах акбар!»

Все ребята замерли на месте, решив, что это атака хаджи или смертник с бомбой.

Но потом Вэл понял, что Лос-Анджелес отмечает старый праздник – «9/11». Как учили Вэла в школе, в этот день, 11 сентября 2001 года, началась успешная борьба с империалистической гегемонией Америки. Был открыт путь к созданию Нового Халифата и появлению других обнадеживающих признаков Нового миропорядка. Вэл знал, что и христианские церкви каждый год звонят в колокола, присоединяясь к торжествам в десятках лос-анджелесских мечетей, – демонстрируют солидарность, понимание и снисходительность.

За спинами карабкающихся парней, в центре города, кто-то в попытке сделать всегородское торжество еще праздничнее стрелял красными и оранжевыми ракетами; те взрывались, ударяясь о стекла старых небоскребов. Затем мальчишки перебрались с лесов на бетонную I-10 и несколько минут наблюдали столпотворение в центре. Тухи, Костолом и Динджин разразились радостными воплями, но, увидев, что старшие помалкивают, притихли. Они молчали, но каждый раз, когда ракета взрывалась у стены коренастого небоскреба, вскидывали кулаки в воздух.

Когда они повернулись к рыночным киоскам, Вэл понял, почему так усердно стреляли с бетонки. Большинство торговцев за лотками здесь были хаджи или по меньшей мере выходцы с Ближнего и Среднего Востока. Большая часть продаваемого ими дорогого товара попадала в страну тоже через хаджи, когда те возвращались из своих резиденций в Пакистане, Индонезии, Еврохалифатах или Великой Исламской Республике, матери всех народов Халифата. В нее входили бывшие государства Ближнего Востока – Ливан, Израиль, Египет, Саудовская Аравия, Судан, Тунис: на карте Республика напоминала изогнутый ятаган. В отличие от остальных ребят Вэл знал это – он любил географию и иногда скачивал виртуальные карты на свой мобильник, а потом изучал их. Они менялись очень быстро.

Еще он любил историю, но тут уж виноват был дед. Леонард нес столько всякой исторической чуши, что часть ее застряла у Вэла в голове, когда он был помладше.

Вэл удивлялся, как эти верблюжатники – если даже полеты в пределах того, что осталось от США, стоили миллионы новых баксов – умудряются так часто летать через океан. Вероятно, за счет прибылей от всего этого крутого дерьма, что они продают вот здесь.

Правда, по большей части это крутое дерьмо стоило своих денег.

Два ряда рыночных лотков протянулись ярдов на сто. В проходах между столами, укрытыми яркой материей, уже шатались первые покупатели. Койн толкнул Вэла и кивнул сначала в одну, потом в другую сторону. Вэл понял, что старший приятель показывает на две пары полицейских в полном защитном обмундировании черного цвета. Они расположились по краям рынка, а наверху жужжали мини-беспилотники. Короткие черные автоматы копов напомнили Вэлу, зачем он с ребятами пришел сюда.

Но сначала они пошли вслед за младшими – Тухи, Манком и другими – к лоткам со всякими занятными штуками.

Несколькими из них распоряжались женщины, большинство – в хиджабах. За другими сидели бородачи, а позади них – женщины, закутанные с ног до головы в паранджу. Вэл заметил, что у одной из них ярко-голубые глаза. Он готов был поклясться, что это Синди, ходившая вместе с ним каждую среду на занятия по социальной ответственности. Вэл нередко заглядывал в глаза Синди на этих занятиях.

– Круто! – завопил Сули. – Вот это круто!

Ребята сгрудились вокруг столиков с интерактивными футболками. Это была серьезная одежда: почти каждая футболка стоила не меньше полумиллиона новых баксов. Но у Койна, похоже, всегда имелись деньги на карточке, а потому вся шайка стала разглядывать товар.

Старый чернобородый хаджи держал в руках футболку – из самых длинных и самых дорогих. Трехмерное изображение Джефри Дамера (давний серийный убийца, интерес к которому проснулся после сериала телесети «Эйч-би-о» с Джилли Гибсоном в главной роли) занимало всю спину. Каннибал – настоящий Дамер, а не актер – был изображен в тот момент, когда он сношал в пустую глазницу череп одной из жертв. Когда Джин Ди подошел к футболке, Дамер прекратил свои безумные движения и, по-прежнему прижимая череп к своему паху, повернул голову через плечо. Голова его, казалось, поднялась с поверхности черной материи, словно из нефтяного озера. Искусственный разум на ткани проговорил адским голосом:

– Эй ты… да, ты, прыщавый в красной рубашке… Есть свободная глазница. Хочешь присоединиться?

Джин Ди отпрыгнул назад. Семеро его товарищей и два-три десятка торговцев за соседними лотками разразились смехом. Старухи в паранджах прыснули со смеху и скромно отвернулись, чуть приподняв свои вуали. Хаджи, державший футболку, улыбался, обнажая щербатый рот за колючей проволокой черной бороды.

– Меня интересует вот эта, – сказал Койн и показал на спину футболки.

Один из подручных торговца – мальчишка едва ли старше Вэла, с жидким пушком вместо бороды, в крутой шапке хаджи, с патронташем поверх жилетки и в рубашке цвета хаки, – поднял футболку, о которой говорил Койн.

В центре ее было одно-единственное пятнышко. Оно стало увеличиваться в размерах, пока не превратилось в человека, обнаженного по пояс и быстро идущего навстречу покупателю. Вскоре уже можно было разглядеть его лицо. Владимир Путин.

– Ну просто блеск, нах, – загудел Сули.

– Заткнись, Сули, – велел Койн.

Путин шагал к Койну до тех пор, пока мощный обнаженный торс и мускулистые руки царя Владимира не заполнили спину футболки целиком. Потом торс сменился лицом Путина, а лицо – прищуренными глазами.

– Ни хрена себе, ему же лет сто пятьдесят, – сказал Манк.

Голос его звучал приглушенно в присутствии силовика, дольше всех в мире сохраняющего власть. Путин был «силовиком» также и в смысле физической силы.

– Всего восемьдесят, – автоматически сказал Вэл. – Он родился в пятьдесят втором. На шесть лет старше моего деда.

– Заткнись, – приказал ему Койн. – Слушай.

Повернув голову, прищурившись и заглянув Койну прямо в глаза, Путин с футболки сказал по-русски:

–  Moio sudno na vozdushnoy podushke polno ugrey.

Каждый слог звучал, как выстрел. Койн бешено рассмеялся.

Вэл крутанул головой. Неужели Койн и вправду понимает эту русскую околесицу? Может, мамочка Билли К. была русской? Вэл не помнил.

– Это он чо, Койн? – спросил Манк. – Чо он сказал-то?

Койн отмахнулся от вопроса. Глядя в глаза Путину, он спросил по-русски:

–  Vladimir Vladimirovitch, skol’ko eto stoit? Footbalka?

Голова и мощные плечи внезапно поднялись над тканью. Вэл отпрянул. Почему-то это пугало его даже больше, чем каннибал Дамер.

– Восемьсот тысяч баксов, – сказал Путин по-английски с сильным акцентом, натянуто улыбаясь Койну и поглядывая на других ребят.

Тухи, Костолом, Динджин, Сули, Манк и Джин Ди отступили вместе с Вэлом.

– Новых баксов, – добавил Путин. Улыбка его стала совсем уже неискренней, и он спросил Койна:

– Ты что – хочешь навесить мне лапшу на уши? – И добавил по-русски:

–  Droog.

–  Nyet, —сказал Койн по-русски, снова разражаясь безумным смехом. – Davayte pereydyom na ty, Vladimir Vladimirovitch.

–  Poshyol ty! – отрезал искусственный разум Путина и злобно рассмеялся.

Понимая, что Койн снова может отбрить его, Вэл все же спросил:

– Что это значит?

– Это значит «пошел в жопу», – сказал Койн. Его смех странным образом напоминал смех искусственного Путина.

– А ты что ему сказал?

– Неважно. – Койн повернулся к бородатому хаджи. – Я беру эту футболку с Путиным.

Хаджи просканировал НИКК Койна и посмотрел на парня чуть ли не с почтением. Парнишка с патронташем сложил футболку и хотел было достать бумажный мешок.

– Нет, я ее надену, – сказал Койн.

Расстегнув синюю фланелевую рубашку и бросив ее в урну, он натянул на себя новую черную футболку. Вэл заметил «беретту» девятого калибра, засунутую сзади за пояс его джинсов. Он не знал, видел ли кто-нибудь еще койновский пистолет. Койна, казалось, это не беспокоило.

– Ну, ты krutoy paren', – сказало по-русски лицо Путина, заполнившее теперь грудь футболки.

– Что это значит? – промямлил Манк.

– Крутой парень, – перевел Койн.

Оттянув немного ткань футболки, чтобы посмотреть Путину в лицо, Койн сказал:

– Ты klyovy chuvak,старина. Просто жесть. И большая shishka.А пока заткнись – нам нужно купить еще кое-что.

Шайка из восьми ребят рассеялась, чтобы не вызывать подозрений. И потом, каждого интересовало свое.

Тухи, Костолом, Динджин и Сули отправились посмотреть пиратские игры из Японии, России, объединенной Кореи, Индии и других стран, экспортировавших высокотехнологичную продукцию. Джин Ди, все еще красный от стыда после того, как Дамер обозвал его прыщавым, пошел один. Манк последовал за Койном, который двинулся вдоль ряда лотков, разглядывая дорогие – от миллиона баксов – новые видеорекордеры и другие оптические штуки. Вэл в одиночестве продирался сквозь плотную толпу, не обращая внимания на зазывные крики продавцов и не опасаясь за свои карманы: налички у него не было, а НИКК осталась дома.

Один длинный стол, за которым хозяйничали два афганских хаджи в одежде талибского правительства, был завален военными куртками, боевыми ботинками и дешевой бронеодеждой американской армии. Младшие вроде Динджина, которым еще нравилось носить такое дерьмо, любили говорить, что все это снято с американских солдат, убитых в Китае и Южной Америке, в подтверждение чему на бронеодежде обычно имелась дырка с кровавым ободком. Но Вэл, уже достаточно искушенный, знал, что все это украдено продажными интендантами в долгом процессе поставки снаряжения на изменчивые фронты. Американская армия стала наемным войском на службе у Японии и Индии.

Шестнадцатилетний Вэл, которому до призыва оставалось одиннадцать месяцев и несколько дней, не имел ни малейшего желания щеголять в армейских обносках. Скоро он получит настоящие ботинки, парадную и полевую форму, внутричерепной штрих-код.

Когда Брэду, старшему брату Билли Койна, пришло время идти в армию, родители откупились от призыва. После этого Брэд присоединился к Арийскому братству, и ему все равно пришлось надеть форму, хоть и другую. К ней он получил более надежную бронеодежду и более эффективное оружие, чем у плохо оснащенных американских солдат, которые сражались с полевыми командирами и чавесистами. (Вэл знал, что благодаря Брэду Койна зауважали еще сильнее, и его авторитет главаря жалкой шайки белых флэшбэкеров укрепился еще больше.)

Когда Вэл рассказал своему деду о Брэде (то есть о том, как родители Брэда и Билли избавили сыновей от призыва) и спросил, не может ли дед сделать для него то же самое, Леонард уставился на него, как на психа.

Иногда Вэл жалел о том, что, увидев «беретту» Койна, он первым делом подумал об убийстве деда. Ведь Вэл знал, что дед вовсе не специально выставляет себя полным идиотом. Просто его так учили в университете.

Вэл подошел к столу с дорогими товарами. На нем были выставлены трехмерные экраны высокой четкости: складные, разворачивающиеся и другие – все гибкие и сверхтонкие. Поскольку этот стол также принадлежал «импортерам»-хаджи (Вэл давно понял, что Открытый рынок – самое безопасное сегодня место в Лос-Анджелесе: смертник или смертница ни за что не заявились бы сюда в поясе шахида), все экраны были настроены на один из англоязычных каналов «Аль-Джазиры». Они показывали не только сцены побивания камнями или обезглавливания, но и торжества в честь 9/11, происходившие по всей стране.

Несколько трансляций шли из относительно новой мечети «Шахид аль-Харам», которая была построена на Граунд зиро – бывшей площадке Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Вэлу мечеть казалась прекрасной – вроде Тадж-Махала, только черная, более высокая и изящная. В этот момент мэр Нью-Йорка, вице-президент США и главный имам Нью-Йорка по очереди произносили полные надежды речи близ дыры, где когда-то стоял этот идиотский Всемирный торговый центр. Потом здесь построили Мемориальный центр 9/11 и новую Башню свободы, но и они оказались разрушены.

Вэлу представлялось разумным, что на этом месте построили самую большую мечеть в Америке. Никто не будет атаковать мечеть. (Хотя Великая Исламская Республика, как Леонард объяснил Вэлу, шиитское государство и вполне может сделать это, поскольку мечеть Шахид аль-Харам – суннитская.) И еще Леонард объяснил Вэлу, что Шахид аль-Харам означает нечто вроде «мучеников святого места»; это, конечно, раздражало замшелых правых и твердолобых американских гегемонистов.

Но несколько недель назад Вэл забрел в крохотную телевизионную комнату в подвале их дома и увидел, что его дед смотрит какое-то шоу, восхваляющее мечеть Шахид аль-Харам, а заодно две сотни других громадных мечетей, которые были построены или строились повсюду в США (не считая Республики Техас, которая не являлась частью Штатов и мечети не приветствовала). Вэл готов был поклясться, что дед беззвучно рыдает. Это что еще за херня?

Дед смутился, затем объяснил потрясенному и тоже смущенному Вэлу, что у него всего лишь простуда. Однако тот задумался: что, если Леонард подружится с Альцгеймером и останется у него на руках? Что он тогда будет делать?

Но на следующий день во время одного из редких совместных обедов, приготовленных в микроволновке, Леонард взял поучающий, назидательный тон, пытаясь объяснить внуку, что в действительности происходило 9/11. Он, Леонард, преподавал тогда какую-то херню – этимологию какого-то Джона Китса-Шмитса в Колорадском университете – и в это время уже развелся с одной женой, но еще не успел жениться на следующей, и на руках у него была трехлетняя мать Вэла, и он уехал в университет и присоединился к другим преподавателям в холле – все смотрели, что сделали самолеты шахидов с Пентагоном и Всемирным торговым центром и…

Вэл оборвал его, сказав, что всем насрать на эту древнюю историю. Он, Вэл, что теперь – должен зарыдать из-за того, что Джексон Каменная Стена [38]38
  Джексон, Томас Джонатан (прозвище – Каменная Стена, 1824–1863) – генерал Конфедерации во время Гражданской войны в Америке.


[Закрыть]был убит при Геттисберге? Все это было, прошло и на хер никому не нужно.

«Джексона Каменную Стену убили до сражения при Геттисберге», – педантично возразил Леонард.

Вэл вяло ответил, что эта правая антихалифатская брехня потеряла всякий смысл еще до того, как Леонард впал в старческий маразм. Как и все американские дети, Вэл с детского сада изучал Коран и знал, что ислам – религия мира. Это знал любой недоумок. Почему Леонард льет слезы, созерцая прекрасную Мечеть мучеников на Священном месте в Нью-Йорке? – спрашивал Вэл. Чего ему надо? Чтобы они перетащили кости этого поджигателя войны Грега Дубль Буша в Нью-Йорк и построили там для него усыпальницу?

«Джорджа Дабл-ю Буша», – печально ответил Леонард.

После этого Вэл отправился к ребятам из своей шайки и объявился только на следующее утро. К тому разговору они с Леонардом больше не возвращались.

Но теперь, глядя на мэра Нью-Йорка и вице-президента, которые облизывали с ног до головы злобного бородатого имама, Вэл испытал какую-то досаду, непонятную ему самому. Может, из-за хаджи на Открытом рынке, пытавшихся ободрать покупателя как липку. А может, эта досада была таким же идиотизмом, как груды американских ботинок и форменной одежды, якобы снятых с убитых американских солдат возле китайской деревни с непроизносимым названием.

Вэл тряхнул головой, прогоняя идиотские мысли, и бочком подошел к столу с оружием, – ведь ради оружия они и пришли сюда, – чтобы на расстоянии посмотреть, как Койн пробует сделать покупку.

Койн был старше, выше и темнее всех в восьмерке. Его попытка отпустить бороду не увенчалась особым успехом, однако он все же завел негустую, но вполне нормальную темную щетину. Он не мог засвечивать свою НИКК, но зато имел льготную карточку военного. Вообще-то она принадлежала Брэду, но дружки того из Арийского братства подправили ее, и теперь карточка показывала, что Койну уже перевалило за восемнадцать. Если Койн договорится с продавцом, то платить ему явно придется наличкой… но наличка у него, похоже, была.

Хаджи за столиком с оружием отогнал Тухи и других ребят – копы и мини-беспилотники ДВБ кружили в нескольких сотнях футов над головой. Сейчас бородатый иранец подозрительно оглядывал Койна. Но льготная карточка, похоже, прошла авторизацию на его сканере. Когда хмурый хаджи потребовал у Койна НИКК, тот улыбнулся, пожал плечами и сказал, что не взял ее с собой – только армейскую и кучу налички. Тут вот какое дело: он охотник и хочет запастись новым оружием, прежде чем в Айдахо закончится сезон охоты на оленей.

Последние слова были койновским враньем, таким типичным, что Вэл, стоявший неподалеку и делавший вид, что рассматривает стереоскопические очки из Бразилии, тут же отвернулся. Выбор был невелик: либо отвернуться, либо расхохотаться.

Хаджи не смеялся: Вэл видел это в зеркало для примерки очков. Но на вранье Койна насчет охоты он вроде бы тоже не купился. Тем не менее парня он не прогнал и позволил ему рассматривать оружие.

Койн еще раньше сумел купить для шайки два пистолета на Олд-Плаза, довольно дерьмовых: револьвер тридцать восьмого калибра времен Реймонда Чандлера (Вэл, как ни удивительно, любил читать) и новенький пластмассовый пистолет со складной рукояткой, индонезийского производства, стрелявший крохотными биоразрушаемыми патронами калибра 5,79 мм. Когда-то, в счастливом прошлом, хаджи незаметно проносили эти штуковины на борт самолета. Джин Ди получил первый из них, со стволом двухдюймовой длины, а Манка утешили индонезийской игрушкой.

Койн пока не сообщил своим ребятам, где или как надо прикончить япошку, чтобы потом бесконечно флэшбэчить на это. Но оружие, говорил он, должно быть у всех, а ему самому нужен хотя бы один автомат, стреляющий стреловидными пулями. Вэлу он уже шепнул, что отдаст ему свою девятимиллиметровую «беретту». Того это вполне устраивало. Вэл любил тяжесть пистолета, любил ощущать его в руке и по-прежнему представлял, как пускает своему папочке в живот разрывную пулю.

Койн взвешивал в руках современный черный увесистый пистолет производства ОАО «Ижмаш» под стреловидный боеприпас. Похоже, именно это и нужно было главарю шайки флэшбэкеров, и он уже начал было торговаться с хаджи. Но тут мрачный верблюжатник, бросив взгляд на мини-беспилотники и четырех черных рыцарей городской полиции, совершавших обход лотков, неожиданно и раздраженно прогнал Койна.

Тот пожал плечами и расхлябанной походкой пошел прочь. Но когда Вэл догнал его у стола с играми, по лицу Койна гуляла улыбка.

– Этот гнойный пидор всучил мне вот что, Вэл.

Койн показал ему крохотную зеленую карточку с адресом. Вэл знал, что эта улица тоже проходит под заброшенной бетонкой. На карточке было написано карандашом «2400».

– Ночной рынок, – прошептал Койн. – Завтра вечером. Этот верблюжатник продаст мне три из тех офигенных оаошников. А найдутся деньги – и больше. И к понедельнику мы будем готовы. Ты точно не хочешь мини-автомата?

Вэл покачал головой.

– Мне нравится «беретта».

Койн ухмыльнулся и ущипнул его за руку – как раз в тот момент, когда появились другие ребята.

– Слушай, Б. К., я видел, как тебя попер прочь этот хрен, – прокричал Костолом. – Когда о нас услышат, когда мы укокошим япошу… эээп!

С этим последним звуком из здоровенного слюнявого парня вышел воздух: Койн с силой сунул ему кулаком в живот, совсем не по-дружески, потом еще раз. Костолом согнулся, как мешок с бельем. Остальные ребята чуть отступили, и Койн на мгновение показал пальцем вверх – на беспилотники.

Один из облаченных в бронеодежду призраков-полицейских повернулся, услышав, как Костолом грохнулся наземь, и сказал что-то в микрофон шлема. Трое его товарищей тут же развернулись в сторону Койна, совершая плавные, тягучие движения, точно роботы из научно-фантастического фильма. Щитки на шлемах опустились – копы разглядывали увеличенную картинку происходящего.

Ухмыляясь во весь рот, Койн показал полицейским пустые ладони, затем протянул руку, помогая встать Костолому. Вэл глупо засмеялся, так, словно это была игра, и несколько ребят поумнее последовали его примеру. Костолом, нахмурившись, поднялся; его нижняя губа была вытянута, как у обиженного четырехлетнего ребенка. Койн направился к ближайшему спуску, обняв Костолома за плечи: кучка жопоголовых недорослей ищут с утра приключений на рынке для взрослых, только и всего.

Они оказались в трех кварталах от рынка, среди пахнущей плесенью темноты под наклонившимся, провисшим участком Десятки. Здесь можно было не бояться ушей и глаз тех, кто ходит по земле или парит в небе. Койн снова ударил Костолома – на сей раз прямо в лицо.

Вэл услышал, как лязгнули зубы. Он бесстрастно смотрел, как грузный, жирный, глупый парень опять валится на землю.

– Безмозглая скотина, – прорычал Койн, стоя над поверженным Костоломом с широко расставленными ногами. – Ты безмозглый сучий потрох, гребаная сволочь. Думаешь, это тебе игрушки, мудак ты херов? Не понимаешь, что из-за тебя нас всех могут прикончить? Отправят к херам собачьим на этот гребаный стадион, и мы будем гнить там до конца дней. Хочешь, чтобы тебя весь остаток жизни трахали в жопу киллеры из латинов и ниггеров?

Койн резко обернулся к остальным (ко всем, кроме Вэла, и Вэл знал это) со все еще сжатыми кулаками и злобной гримасой на лице и закричал:

– Вы этого хотите, пидоры безмозглые? Если хотите, чтобы вас загребли в ДВБ и там запытали или просто замочили, – ну и хер с вами, флаг вам в руки. Но только без меня, а не то я сам это с вами сделаю, мудозвоны херовы.

Внезапно в правой руке Койна оказалась «беретта». Вспоминая об этом позднее, Вэл понял, что никак не может восстановить в памяти то мгновение, когда Койн закинул руку назад и выхватил пистолет. Только что рука Койна была сжата в кулак, и вот уже черное дуло смерти двигается, нацеливаясь на каждого по очереди.

Все, кроме Вэла, принялись бормотать извинения, клясться, что они-то не лопухнутся, никогда не скажут ничего там, где их могут услышать. Даже Костолом стал рассыпаться в извинениях, выплевывая через распухшие губы осколки разбитых зубов и сгустки крови.

Все говорили, кроме Вэла.

Койн навел «беретту» – ту самую «беретту», которая должна была перейти к Вэлу, – прямо ему в лицо.

– Ты меня понял, говноед? Так и будешь молчать?

Уязвленный Вэл смог только моргнуть и кивнуть. Он испытал странное чувство, увидев наведенный на него пистолет, – какую-то тяжесть в паху, словно его яйца хотели спрятаться внутри тела, неожиданное желание укрыться за чьей-нибудь спиной, неважно чьей: хоть за своей. Потом он услышал собственный голос:

– Ты пока что не сказал, как и где мы сможем убить япошку.

Койн улыбнулся и, кивнув в ответ, сунул пистолет под футболку: Путин на ней теперь внимательно слушал и мрачно улыбался. Он жестом пригласил всех встать в кружок. Даже Костолом поднялся на колени и присоединился к остальным.

– Не просто япошку, – прошептал Койн. – Самого Даити Омуру. Калифорнийского советника.

Кто-то присвистнул. Костолом тоже было попытался, но только сморщился и осторожно приложил пальцы к разбитым губам и сломанным зубам.

– Заткнитесь все, – приказал Койн. Все замолчали. – В пятницу вечером будет крупное мероприятие – перепосвящение Диснеевского центра исполнительских искусств на Гранд-авеню. Придут все, включая мэра-латина, но о появлении советника Омуры знает только самая верхушка – и мы. Он прибудет вместе с кортежем из зеленой зоны и Гетти-Касла. Я точно знаю, когда он приедет, – с точностью до секунды. Знаю, куда подъедет бронированный лимузин, с какой стороны выйдет Омура, где будут его телохранители.

– Но как… – пропищал было Динджин, но замолчал, получив шлепок от Тухи или кого-то другого.

Вэл, все еще пунцовый от злости и смущения, понял. У Койна было столько денег, потому что его разведенная мать работала в городских структурах, постоянно поддерживая связь с офисом советника. В департаменте транспорта.

– А мы будем поджидать его там, – заключил Койн, обводя взглядом одно лицо за другим.

Джин Ди покачал головой.

– Я видел такие штуки по телику, Б. К. Нет, я ничего такого, но… я просто… ну, типа… нас и на десять кварталов не подпустят к этому Дворцу исполнительских искусств и к тому, что там будет. В особенности если приедет советник. Это все равно что приезд Папы Римского, и…

– Одного Папу не так давно убили, – оборвал его Койн.

Джин Ди кивнул, тряхнул головой, снова подхватил нить своей мысли.

– Не, я хотел сказать… ну, ты знаешь, там будут полицейские штата и эти, ну как их там, федеральные…

– Из нацбезопасности, – уточнил мрачный Сулли.

– Да, но я не о них, – сказал Джин Ди, – я других имел в виду. Ну, эти, федеральные…

– Служба безопасности Государственного департамента, – произнес Койн, демонстрируя всем меру своего терпения.

– Да. Но не только они. Еще и личная охрана япошки… – сказал Джин Ди и как-то съежился.

«Картина впечатляющая, вот только парнишка далеко не впечатляет», – подумал Вэл.

Вэл заговорил и сам удивился, как спокойно – даже уверенно – звучал его голос, хотя он чуть не обосрался от страха минуту назад, под дулом «беретты».

– Джин хочет сказать, что мы не сможем подойти близко, а если и подойдем, то не сможем убить Омуру и остаться в живых – нас застрелит его охрана. Даже если нам удастся подобраться поближе, убить советника и самим остаться в живых, мы все равно не уйдем. Весь город поставят на уши. Наши физиономии покажут по всем каналам, а мы и на полквартала не успеем отойти… нет, мы не успеем.

Вэл понимал, что концовка получилась скомканной, – но что сказано, то сказано, решил он и скрестил руки на груди.

Койн улыбнулся.

– Ты абсолютно прав, старина. Кроме одного. Коллекторы. Я знаю коллекторную систему. Знаю, как пробраться туда, где ждать, из какого коллектора стрелять, через какой уходить.

Тухи скорчил гримасу.

– Забудь об этом. Я не стану ползти весь в говне, чтобы кого-то убивать.

Койн закатил глаза.

– Не канализационные коллекторы, идиот. Ливневки. По которым сливается вода во время грозы. Ливневки пронизывают весь город.

Вэл вспомнил фильм 1954 года «Они» о гигантских муравьях. В финале агент ФБР Джеймс Арнесс со своим напарником, как его там, преследовали муравьев на ревущих армейских джипах и грузовиках по гулким подземным коридорам ливневки, которые выходили в обычно сухую Лос-Анджелес-ривер. Отец Вэла по какой-то дурацкой причине любил это кино (возможно, потому, что мать Вэла тоже его любила), и в детстве Вэл тоже любил смотреть вместе с родителями этот идиотский, плоский, черно-белый фильм – маленькая комната в маленьком доме, запах попкорна, тесный пружинный диван…

Он стряхнул с себя воспоминания – живые, как во флэшбэксеансе, но лишь потому, что он часто флэшбэчил на эти моменты, – и сказал:

– Нет, Койн. Нет. Городские службы безопасности и охрана япошки тоже прекрасно знают о ливневках. Я читал, что если кто-нибудь вроде советника появляется на публике, они заваривают крышки люков вокруг на целую милю… – Вэл видел ухмылку Койна, но все равно продолжал:

– Не только круглые крышки канализационных люков, о которых говорил Тухи, но и входы в ливневку. Заваривают наглухо или еще как-то перекрывают.

Ухмылка не сходила с самодовольного лица Койна, и Вэл замолчал. Он вдруг понял, что его руки все еще сложены на груди.

Нет, он не купится на эту Койнову херню. И ему не понравилось нацеленное на него дуло заряженного пистолета. Этого он никогда не забудет.

Словно чувствуя враждебность Вэла, главарь маленькой банды флэшбэкеров положил руку ему на плечо. Голос Койна звучал мягко, убедительно:

– Ты совершенно прав, Валерино. Службы безопасности города и госдепа, ДВБ и ниндзя из личной охраны Омуры позаботятся о том, чтобы окна во всех окрестных зданиях из-за угрозы снайперов были запечатаны, все крыши проверены, все машины эвакуированы, все выходы из коллекторов – тех, по которым выносится говно Тухи, и тех, по которым сливается дождевая вода, – заварены…

Койн выждал несколько секунд, как истинный сын актера, переводя взгляд с одного товарища на другого, – даже Костолома с изуродованным лицом не пропустил, – а потом продолжил:

– Но крышка люка ливневки рядом с Диснеевским павильоном уже заварена. Несколько лет как. И все интернет-сайты утверждают, что она заварена, но на самом деле это не так. Это старая ржавая крышка из двух панелей, а за ней стальная решетка. Мы можем заранее разрезать решетку. И…

Койн снова оглядел лица, затягивая паузу.

– …и у меня есть ключ от этой долбаной крышки.

Шестеро из семи ребят принялись гоготать и толкать друг друга.

– Они нас и не увидят, – добавил Койн. – Мы пристрелим этого ВИП-япошку из люка, скосим его, как травинку. Потом слиняем, а охрана и глазом моргнуть не успеет. И мы запрем за собой эти железные панели. Когда они спустятся в ливневку, мы уже будем в миле от того места, свалим по этому… лабиринту старых коллекторов, выберемся на улицу и смешаемся с толпой. Я даже знаю, где бросить пистолеты так, чтобы их никогда не нашли.

Ребята прекратили гоготать и толкаться – все принялись переглядываться. Даже Костолом перестал вытирать свой разбитый рот.

– Ни фига се, – прошептал наконец Вэл. – Это может получиться. Ни фига се.

– Мы потом сто лет будем флэшбэчить на это, – сказал Койн.

– Ни фига се, – повторил Вэл.

– Ни фига се и аминь, – заключил Койн, благословляя всех перстами, будто новый Папа, занявший место убитого.

–  Yurodivy, – сказал по-русски, натянуто улыбаясь, самодовольный Владимир Владимирович Путин, лицо которого занимало всю футболку. – Вы все… юродивые.