355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэн Симмонс » Флэшбэк » Текст книги (страница 21)
Флэшбэк
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 00:48

Текст книги "Флэшбэк"


Автор книги: Дэн Симмонс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Вэл, который уже помочился, стоя рядом с Калибром Деверо и другими (и с удовольствием наблюдая, как его струя соединяется с другими, описывающими дугу в лунном свете – яркие ленточки на фоне темного, исчезающего во мраке торца скалы внизу), провел еще минуту близ явно усталого, страдающего от холода несчастного деда.

– Вэл, ты смотрел спутниковые новости о боях в Лос-Анджелесе? – спросил Леонард, понизив голос, словно тема была запретной.

– Нет. У Деверо даже телика нет. Что, все плохо?

– Хуже. Похоже, город разваливается на части, и исправить уже ничего нельзя.

«Хорошо», – подумал Вэл, ненавидевший Лос-Анджелес все те пять лет и одиннадцать дней, что провел в нем.

Он надеялся, что какое-нибудь сильное землетрясение полностью поглотит его; но и этих боев, после которых остается одна выжженная земля, будет достаточно.

– Губернатор ввел военное положение и просит помощи у Вашингтона, – продолжил дед. – Но сейчас правительство не может выделить сил.

«Хорошо», – снова подумал Вэл. Вслух он сказал:

– Значит, твоему приятелю Эмилио – как его там – не удается одержать победу, как они предполагали, да?

– Судя по всему – нет, – сказал Леонард, глядя на горстку курящих дальнобойщиков, которые вовсе не торопились возвращаться в душные кабины. – Хорошо, что мы оба вовремя выбрались оттуда.

«Скажи что-нибудь новенькое, Леонард».

Вэл кивнул и застегнул молнию на своей старой кожаной куртке. Хулио дал ему старую бейсболку дальнобойщиков-индивидуалов, и Вэл теперь не снимал ее, даже ложась спать, – только натягивал пониже.

– Дедушка, а ты больше не думал о том, какой пароль был у мамы?

Вэл видел, что Леонард колеблется, но не понимал, что это значит. Он, конечно, сказал старику о зашифрованном тексте неспроста. Леонард, большой дока в разгадывании кроссвордов, знакомый к тому же с основами криптографии, мог знать какое-то слово, важное для его дочери. Но Вэлу вовсе не требовалось видеть расшифрованным весь этот громадный объем текста, или текста с фотографиями, или видео, или что уж там было, черт его раздери.

У Вэла и так хватало доказательств того, что его отец организовал убийство матери, и Вэл знал: его предок должен быть за это наказан. Он завел руку за спину и нащупал «беретту».

– Думал немного, – сказал Леонард. – У меня могут появиться предположения, когда мы опять вместе сядем за текст. Это наша последняя ночь перед Денвером – если в Колорадских горах не окажется сюрпризов. Ты уверен, что хочешь ехать вместе с этим Бигеем?

– Да, – сказал Вэл, а потом почти непроизвольно спросил:

– Дед, а у нас не осталось двухсот долларов?

– Осталось… даже больше… постой, Вэл, ты имеешь в виду новые доллары или старые?

– Старые.

Леонард, судя по всему, был потрясен.

– Нет. Конечно нет. Я потратил почти все, что было у меня… у нас… чтобы уехать с этим конвоем. Ты ведь знаешь. А для чего, позволь спросить, тебе нужны двести долларов, или почти триста тысяч новых?

Вэл чуть не улыбнулся, видя, что даже в этих обстоятельствах дед старается строить фразу безукоризненно правильно.

– Для важного дела. Правда, важного, – ответил он. – С ними я смогу стать дальнобойщиком.

– Что ж, возможно, это похвальная цель на будущее. Хотя, Вэл, я надеялся, что ты, с твоими знаниями и сообразительностью, мог бы поступить в колледж…

– Мне не нужно на будущее, Леонард. – Вэл не скрывал, что раздражен неуступчивостью старика. – Я хочу уехать из Денвера с этим конвоем в воскресенье. Но мне для этого нужно двести баксов. Может, немного больше.

«Деверо, конечно, сказал, что на изготовление фальшивого НИККа, который можно предъявить в Союз дальнобойщиков, уйдут две недели, а то и месяц. Но когда говоришь с Леонардом, важна суть, а не подробности».

Дед только покачал головой.

– У меня нет таких денег, Вэл. Даже близко. У нас хватит лишь на день-два, когда мы доберемся до Денвера. Я только надеюсь, что твой отец там и мы сможем его найти.

– А где ему еще быть? – сказал Вэл, засовывая кулаки поглубже в карманы куртки. – Он же флэшнаркоман, чтоб ему было пусто. Он будет там, никуда не денется. Будет под флэшбэком, а если нет, то вообще не вспомнит, кто мы такие. Отличное воссоединение семейки. Ты только не рассчитывай, что Ник Боттом покормит нас, пустит к себе в дом или заплатит за нашу дорогу, Леонард. Он долбаный наркоман, уже много лет как.

Понимая, что злость его отчасти объясняется флэшбэкной ломкой (он был уверен, что у него есть еще часовая ампула, но та оказалась пустой, а значит, кто-то нашел ее и использовал; в итоге Вэл не флэшбэчил почти двое суток), Вэл повернулся спиной к деду и пошел к группе дальнобойщиков в поисках высокого старика индейца.

Границу Колорадо они пересекли около полуночи.

В Колорадо для конвоя подобных размеров, да еще и с охраной, бандиты были не страшны, а отряды реконкисты здесь, на далеком севере, совершали лишь беспокоящие налеты. С другой стороны, I-70 на участке в пол сотни миль перед Денвером проходила через довольно внушительные горы. Ни федеральные власти, ни власти штата за ней не следили, и проезд по этому отрезку дороги превращался в опасное занятие. Бигей рассказал Вэлу, что двадцатью пятью годами ранее конвой тяжелых грузовиков преодолел бы двести сорок три мили от Гранд-Джанкшн на западе штата до Денвера за четыре часа, а то и меньше, если бы не засады черномазых.

Теперь на это уходило двенадцать часов, причем при удачной погоде.

– Нынешняя ночь удачная, – проворчал Бигей.

Погода пока держится, добавил он. Скоро из-за снежных бурь перевал Лавленд-Пасс должен закрыться на зиму, а с ним и единственный легкий путь из Юты в Денвер. После закрытия Лавленд-Пасса водителям придется делать крюк на север и ехать через Солт-Лейк-Сити, потом по I-80 через Шайенн в Вайоминге, а оттуда на юг, в Денвер. Иными словами – проделывать лишнюю сотню миль.

– А что, нельзя очищать перевал? – спросил Вэл. – Чтобы он и зимой был открыт?

Бигей издал смешок на свой, индейский, манер.

– А кто будет платить за снегоуборочные машины и работягам? Штат Колорадо? Да он обанкротился еще раньше, чем Соединенные Долбаные Штаты Долбаной Америки. И потом, тут есть и другие перевалы, включая Вейл-Пасс. Они надолго закроются после двух-трех серьезных снегопадов.

– А туннеля здесь не было? – спросил Вэл, вспомнив что-то из рассказов то ли отца, то ли деда.

Бигей кивнул, его лицо заострилось: сплошные острые кромки и выступы в янтарном свете приборного щитка. Обычно он носил черную ковбойскую шляпу, но сегодня его длинные черные волосы были перевязаны лентой.

– Да. Туннель Эйзенхауэра на высоте одиннадцать тысяч футов. Он проходил под континентальным водоразделом, милях в шестидесяти от Денвера. Два туннеля: один – на восток, другой – на запад. Длиной всего мили полторы, но благодаря им можно было не подниматься по Шестерке на этот сраный Лавленд-Пасс. Думаю, высота перевала, через который мы перемахнем сегодня… не знаю точно… около двенадцати тысяч футов.

– А что случилось с туннелями? – спросил Вэл и сразу же пожалел об этом. От недосыпа и флэшбэкной ломки он отупел.

Бигей в ответ только рассмеялся.

– Эти говнюки чуть ли не первым делом взорвали туннели, когда все пошло вкривь и вкось после Дня, когда настал трындец. Федералы и власти штата года полтора потратили, чтобы отремонтировать один из туннелей и обеспечить движение с запада на восток зимой, но… три недели спустя его снова взорвали. А вскоре почти все в стране пошло в жопу, и они бросили это дело.

Вэл кивнул, прогоняя сон.

– Если перевал всего на тысячу футов выше, – сказал он хрипловатым от усталости голосом, – то какая, собственно, разница?

Бигей снова рассмеялся своим лающим смехом.

– Сам увидишь, малыш. Сам увидишь.

На дороге не было других автомобилей, кроме машин их конвоя, да еще изредка встречались конвои, направляющиеся на запад. Луна в четвертушку и звезды казались очень яркими из-за нетающего снега на вершинах, которые вскоре показались по обе стороны дороги.

Телевизора в кабине у Бигея не было, зато его пиратское радио вещало всю ночь. Вэл привык к официально разрешенным радиостанциям – Эн-пи-ар, Си-эн-ар, Эм-эс-би-ар, Ви-о-эй. Но Бигей слушал свое пиратское радио, как он говорил, то есть кучу нелицензированных пиратских АМ– и FM-станций, работавших всю ночь напролет.

Большинство из них были разговорными станциями, близкими к давно запрещенным правым организациям. Старик Бигей, казалось, жадно впитывал все это говно.

Вэл подремывал под дебаты правых – заунывные, похожие на речи проповедника-возрожденца, заглушаемые неугомонными и крикливыми ведущими. Эти последние замолкали только по случаю звонков слушателей, еще более безумных и правых, чем они.

– Радиостанции, ведущие, инженеры со всей этой дребеденью должны постоянно крутиться, – сказал в какой-то момент Бигей. – И всегда на один шаг опережать ДВБ и других федералов.

Вэл проснулся на несколько минут и снова начал задремывать под радиотрескотню.

«…Нет, мы не всегда были такими, друзья. Тридцать лет назад… двадцать пять лет назад… мы все еще были великой страной. Единой страной. Пятьдесят полноправных штатов, пятьдесят звезд на флаге. Мы сами выбрали упадок, друзья. Мы решили, что нам нужно национальное банкротство и банкротство сорока семи штатов, чтобы выполнять социальные программы… семьдесят три процента населения вообще не платят никаких налогов, друзья, но при этом хотят быть обеспечены бесплатным медобслуживанием от колыбели до могилы, гарантированной занятостью от колыбели до могилы, при минимальной часовой зарплате в четыреста восемьдесят долларов и тридцатичасовой рабочей неделе… разве кто-то пожелает работать в нашей великой, потерянной, загаженной, погибшей стране… при пенсионном возрасте в пятьдесят восемь лет с полным социальным пакетом, хотя у нас сейчас восемнадцать неработающих пенсионеров… в том числе одиннадцать миллионов незаконных иммигрантов, только что подпавших под последнюю амнистию и получивших гражданство… так вот, у нас на каждого работающего приходится восемнадцать неработающих пенсионеров, забывших, что такое труд…»

Голоса продолжали гундосить. Вэл дремал.

Спустя несколько часов после Гранд-Джанкшн они столкнулись с одной из тех проблем, которые удлиняли путь до Денвера с четырех часов до двенадцати. За брошенными зданиями горного городка Гленвуд-Спрингс (система поставок продовольствия была разрушена – его ввозили только в большие города, а потому маленькие обезлюдели, прежде всего – недосягаемые зимой горные городки) на двенадцать миль протянулся каньон. По словам Бигея, этот отрезок раньше был в десятке самых впечатляющих, если брать все междуштатные дороги.

Раньше.

Некогда здесь проходили две ленты эстакадного четырехполосного шоссе – две полосы, по которым машины ехали на запад, возвышались над двумя другими, предназначенными для движения на восток. Освещенные, хорошо проветриваемые туннели были пробиты в упрямых отвесных скалах, вздымавшихся на тысячу футов по обеим сторонам, – сверху оставалась лишь узкая полоска звездного неба. Теперь все это превратилось в узкую двухполосную дорогу, отсыпанную гравием, с рытвинами и крутыми объездами вокруг осыпей и обрушенных секций. Машины ползли, как черепахи, подпрыгивали и тряслись на нижней передаче вдоль бурлящей, вырвавшейся из узды – дамба была взорвана – реки Колорадо.

Однако через полтора часа, преодолев двенадцать миль, они вернулись на поврежденное, но ремонтируемое асфальтобетонное покрытие, и Бигей снова врубил верхнюю передачу.

– Ух, как бы мне хотелось научиться этому, – сказал Вэл.

Генри «Большой Конь» Бигей скосил на него глаза, потом снова перевел взгляд на дорогу и задние габаритные огни идущего впереди грузовика.

– Чему? Переключению передач? У этой красотки шестнадцать передних передач. И четыре задних. Ты этому хочешь научиться? Переключать передачи и пользоваться демультипликатором на больших машинах?

– Я хочу научиться водить большие машины, – сказал Вэл. Усталость и ломка действовали на него, как пентотал. Или, подумал он, снова превращали его в ребенка.

Бигей кивнул.

– Да. Калибр сказал, что ты попросишь об этом. Мой ответ – да… может быть. Я дам тебе неделю-другую испытательного срока. Будешь сидеть рядом, учиться переключать передачи. Заплатишь по дороге. Но это, конечно, если у тебя есть НИКК.

– У меня ее нет, – сказал Ник, готовый расплакаться. Если начать тут распускать нюни, подумал он, то лучше уж открыть дверь и броситься в бурлящую, покрытую белыми бурунами Колорадо. – И не будет, – выдавил он. – Денег у меня нет ни хера. И времени нет.

– Времени? – переспросил Бигей.

– Деверо говорит, что ее делают за две недели… иногда за месяц… даже если есть деньги. А вы ведь уезжаете… когда? Утром в воскресенье, до восхода солнца?

– Да бога ради, малыш, я ведь говорю не об этом уик-энде. Я буду проезжать через Денвер в конце октября, перед самым Хеллоуином. К тому времени ты обзаведешься карточкой, и я возьму тебя на испытательный срок в одну-две недели. Никаких обещаний. Если увижу, что ты говно, а так, скорее всего, и окажется, высажу тебя посреди дороги к хренам собачьим. Обещаю только это.

Вэл мог лишь смотреть перед собой и изо всех сил стараться не заплакать. Бигей включил радио.

«…Политика этого президента состояла в том, чтобы льстить нашим врагам, поощрять их, отдалять от нас союзников и оставить без помощи Израиль, который уничтожила страна, создавшая ядерное оружие. А ведь мы могли предотвратить это, друзья! Соединенные Штаты могли помешать Исламской республике Иран, которая составляет основу нынешнего Всемирного Халифата, создать это оружие! Теперь же эта страна… и этот Халифат… имеют тысячи атомных бомб, а наша страна, после большого соглашения с Россией, заключенного за пять лет до нашего полного банкротства, имеет, по окончательным условиям договора о СНВ, двадцать шесть бомб. Двадцать шесть! И ни средств доставки, ни воли для доставки, и…»

Вэла сморил сон.

Они съехали с гор над Денвером около десяти утра. Еще раньше Вэла разбудил рев передач и двигателя во время подъема на Лавленд-Пасс. Открывшийся вид навсегда останется для него одним из самых невероятных зрелищ в жизни.

Долгий спуск с уклоном в шесть процентов, а то и больше на последнем десятке миль, при съезде к Денверу, высоченные небоскребы, сияющие впереди в утреннем свете, и все это при езде на низкой передаче и высоких оборотах, при подтормаживании двигателем, при вони перегретых тормозных колодок. Двум грузовикам из конвоя пришлось остановиться в уловителях.

И вот они съехали вниз. Вэл видел теперь другие машины на I-70, соседних дорогах и хайвеях. Они уже много дней не встречали такого плотного движения. У Вэла даже голова закружилась.

– Но прежде чем мы с тобой… может быть… договоримся, я должен спросить тебя кое о чем, – сказал Генри «Большой Конь» Бигей, выключив радио. Здесь, вблизи крупного города, работали только Эн-пи-ар и другие официальные станции.

– О чем? – спросил Ник.

Его вдруг охватил ужас – что, если индеец откажет ему? У него был месяц, чтобы найти двести старых баксов (может, украсть у предка и пристрелить этого гада? – правда, Вэл сомневался, что у застарелого флэшнаркомана есть столько денег), потом добыть НИКК. Тогда он, может, и успеет.

– Эта штуковина у тебя на спине за поясом… ну, которую ты украдкой поправлял всю ночь, чтобы она не врезалась тебе в спину, бок или кишки. Ты из нее когда-нибудь стрелял?

Вэл замешкался. Наконец, не зная, как лучше ответить, он промычал:

– Угу.

– Я имею в виду, черт возьми, не мишень, или кролика, или еще какую хрень, – сказал Бигей, переводя взгляд на Вэла; на дорогу он сейчас совсем не смотрел. – А живого человека. Стрелял?

– Угу, – выдохнул Вэл.

– Попал?

– Угу.

– Убил?

Глаза Бигея сверлили Вэла, как буравчики. Тот попытался сглотнуть слюну – и не смог.

– Угу.

Они подъезжали к пересечению с I-25. Развязку взорвали, и теперь тут был временный, отсыпанный гравием съезд. Машины одна за другой двинулись по нему.

– Он это заслужил?

Вэл чуть не выдал еще одно «угу», но остановился. Именно этот вопрос не давал ему уснуть всю последнюю неделю. Он откашлялся.

– Не знаю, – сказал Вэл. – Может, и нет. Но я думаю, дело было так: либо он, либо я. Я выбрал себя.

Бигей несколько минут молча вел грузовик по I-25.

– Хорошо, – проговорил он наконец. – Я окажусь здесь – если будет на то воля Аце Ашки – где-то двадцать седьмого октября. И наверное, весь день проведу на большой погрузочной площадке Федерального центра Саут-Бродвей. Буду тебя искать. По нынешнему расписанию конвой отбывает в восемь вечера. Если не придешь, можешь обо мне забыть.

– Приду, – пообещал Вэл.

1.13
Санта-Фе, Нуэво-Мексико
16 сентября, четверг

Остаток пути до Санта-Фе прошел без происшествий, а последние миль семьдесят – из Лас-Вегаса, Нью-Мексико, до Санта-Фе – их сопровождала военизированная «техническая служба»: пикапы с крупнокалиберными пулеметами в кузове.

Три наемника, Сато и Ник остановились в Санта-Фе, в японском консульстве – бывшем отеле «Ла Фонда» на центральной площади. Останки Джо унесли в подвал для кремации.

По прибытии Сато повел Ника и других в медицинскую клинику консула, которая, на взгляд Ника, была чище, современнее и лучше оснащена, чем любое медицинское учреждение в Денвере. Пока все проходили короткую проверку, у Сато обрабатывали ожоги и порезы, а на его серьезный перелом наложили новейший и дорогущий реконфигурируемый гипс – так называемый «умный гипс», слишком дорогой для американцев, кроме разве что ведущих спортсменов, которых оцифровывали. Он приводил к полному исцелению, без всяких последствий.

Беседу Ника с доном Кож-Ахмед Нухаевым в его загородном поместье назначили на десять утра. Приглашение направили мистеру Накамуре, причем условия оговаривались очень четко: и «ошкош», и Хидэки Сато могут приближаться к дому дона не более чем на десять миль. Нику велели быть в 9.30 утра у собора Святого Франциска (официально, насколько он знал, звавшийся «кафедральным храмом Святого Франциска Ассизского» – Дара говорила ему, когда они проводили тут отпуск в первые годы их брака, что это тот самый собор, возведение которого всю жизнь наблюдал епископ в романе Уиллы Катер «Смерть приходит к архиепископу»). Одному.

Полквартала от консульства до храма Ник прошел за минуту, да и то лишь потому, что остановился, разглядывая издали построенную сто сорок пять лет назад церковь. Затем он пересек улицу и остановился на ступеньках. Ник помнил рассказ Дары о том, что этот собор во франко-романском стиле, с двумя башнями-близнецами, заложили около 1869 года при архиепископе-французе Жане-Батисте Лами. Потом строительство было приостановлено, а освятили собор в 1887 году, без шпилей, потому что деньги закончились.

Церковь с двумя усеченными башнями всегда казалась Нику странноватой.

День стоял теплый, солнечный, и Санта-Фе пах так, как всегда пах осенью для Ника, – смесью сладких ароматов: запахи горящих сосновых бревен, сухих листьев с высоких старых тополей на улицах старого города и шалфея. Дара как-то сказала, что во всех Штатах нет города, где пахло бы лучше.

Не было – в те времена, когда Санта-Фе относился к Соединенным Штатам.

Ник знал, что теперь этот богатый город не является частью ни одной страны. Нуэво-Мексико формально заявляло о контроле над ним, но в Санта-Фе хватало денег, чтобы нанять небольшую армию и отстоять свою независимость. В городе держали вторые дома кинозвезды, знаменитые писатели и воротилы с Уолл-стрита, и к тому же в последние годы он получил солидные вливания капитала из Японии. А уж японцы никак не хотели жить в мексиканской деревне.

Таким образом, Санта-Фе стал уменьшенной копией Лиссабона времен Второй мировой – город, напичканный шпионами, двойными агентами, ушедшими на покой солдатами удачи и международными плохишами вроде дона Кож-Ахмед Нухаева. Очаровательный горный городок с уединенными коттеджами в благоуханной долине, у подножия Сангре-де-Кристо, стал местом, где они устраивали свои резиденции и откуда вели свою деятельность.

Черный «Мерседес S550» – полностью электрифицированный, а может, сверхдорогой, на водороде, – прошелестев, остановился у тротуара. В нем сидели трое человек неопределенной, как показалось Нику, национальности, но очевидной профессии, все в белых рубашках с коротким рукавом. Это были беспощадные ребята, беспощаднее простых наемников, которые тоже никого не щадили. Убийцы в пятом поколении, с другого континента.

Человек на заднем сиденье открыл дверь и поманил Ника внутрь.

Ник не сказал ни слова, как и три человека в кубинских рубашках навыпуск – тех официальных рубашках в дырочку, которые кубинцы, вероятно, надевают на похороны, – и они поехали на север по Бишоп-Лодж-роуд.

Ник знал эту ухабистую старую дорогу, проходившую по городским задворкам. Она тянулась миль на шесть, до деревеньки Тесукве на пересечении дорог; некогда тут обитали стареющие кинозвезды и старлетки. Здесь, среди холмов, над поросшей густым лесом узкой долиной, можно было надежно спрятать большой дом. Ник решил, что поместье дона Кож-Ахмед Нухаева расположено между Санта-Фе и Тесукве.

Так и оказалось. Проехав мили четыре, «мерседес» свернул направо, на узенькую гравийную дорожку, идущую вверх по сухой балке, потом выехал на асфальтированный подъезд пошире. Оттуда автомобиль направился к вершине холма, выбравшись из тополиной рощи на луг с пожухлой травой, после чего спустился вниз, в сосновый лесок. Ник заметил замаскированные бункеры чуть в стороне от вершин. Предположив, что этот въезд – главный, он понял, что его чрезвычайно удобно оборонять в случае наступления бронетехники или пехоты.

Оказалось, что в поместье дона уровней безопасности больше, чем в особняке Накамуры на вершине холма. Тут имелись три стены с воротами (пространство в полмили между стеной и ограждением простреливалось насквозь с вышек и непременных скрытых пулеметных гнезд) и МР-сканеры: два – для машин, три – для Ника и троих приставленных к нему охранников.

Когда они добрались до главного – как решил Ник – здания, визитера отправили во взрывобезопасное помещение без окон, где другие люди в рубашках навыпуск, стали просвечивать его, обыскивать, заглядывать в полости тела. К тому времени, как последний из охранников в рубашке навыпуск провел Ника в громадную комнату с высокими окнами и сказал, что здесь можно присесть, тот был на грани бешенства. Увидев шкафы с книгами и гигантские столы с кожаными столешницами, Ник предположил, что это и есть кабинет дона Кож-Ахмед Нухаева.

«Когда он войдет, – подумал Ник, – первым делом надо спросить, как его называть. Вся эта донова хрень начинает доставать меня».

Ник сел, но вскоре поднялся – дверь открылась, и кто-то вошел в комнату. Оказалось, однако, что это не дон, а четыре новых охранника. Самый высокий и старший направился прямо к Нику, жестом показав, что нужно снова поднять руки.

– Вы что – шутите? – спросил Ник. – Те, другие, меня уже сто раз…

Он не видел ни охранника у себя за спиной, ни шокера в его руках, но почувствовал удар. Прежде чем его пронизала боль и нейроны полностью выключились, вместе с нервными окончаниями, Ник успел подумать: «Че…»

А потом потерял сознание.

Он приходил в себя медленно, поэтапно, как всегда бывает после электрошока. Первый этап: неясно, что к чему, воля медленно, кое-как сосредоточивается на том, чтобы не обмочиться в брюки. Второй этап: боль и судороги, кое-что проясняется. Третий этап (его сейчас и переживал Ник): попытка обрести дыхание.

Ему связали щиколотки и запястья – руки были спереди, что оставляло некоторую свободу движений, – надели повязку на глаза, засунули в рот кляп и нахлобучили что-то сверху. Лишь через пару минут Ник понял, что не оглох: просто надетые на него наушники не пропускали звуков.

Но он чувствовал, что находится в транспортном средстве, которое двигается. Об этом говорили вибрации, ощущаемые вестибулярным аппаратом повороты, тряска на неровностях. Значит, его закинули в багажник либо на заднее сиденье грузовика или легковушки и везли… бог знает куда.

«Дополнительные меры безопасности – или я заложник?» – стал спрашивать себя Ник, когда его мозги начали более-менее работать.

Ни то ни другое не имело особого смысла – зачем приглашать его в поместье, а потом насильно перевозить в другое место? Разве так обходятся с гостями? Но какую он мог иметь цену в качестве заложника? Неужели дон Кож-Ахмед Нухаев думал, что Накамура заплатит за него выкуп?

Или же чеченский дон считал, будто Нику известно что-то важное? Если так, пребывание его здесь будет коротким – и, возможно, отмеченным пытками и казнью.

«Знаю ли я что-то такое, что может быть важно для русского торговца оружием, наркодилера и возможного создателя империи?»

Если Ник и знал что-то такое, то сообразить, что именно, никак не мог.

Как экс-копу, Нику было известно, что электрошокер обычно отключает жертву минут на пятнадцать, исключая случаи – гораздо более частые, чем полагали мирные люди, – инфаркта, инсульта, превращения в овощ и мгновенной смерти. Если бы он мог сосчитать частоту своего пульса, то смог бы прикинуть, сколько времени занимает поездка от поместья до места назначения.

«Будто это знание что-то даст тебе, мудила, – сказал себе Ник. – Сато с его ребятами не придут спасать тебя, как кавалеристы, стреляя на скаку. Люди дона обыскали меня с ног до головы, убеждаясь, что на мне и внутри меня нет никаких маячков. И даже если Сато наблюдал за поместьем со спутника или беспилотника, то оттуда наверняка выехали с десяток машин одновременно, в разных направлениях. Сато не может знать, в какой из них я».

Впрочем, какая разница? Сердце его билось так часто, что не могло послужить секундомером. Ник знал, что многие заложники умирали связанными, с кляпом во рту – кто от того же инфаркта, кто задыхался от кашля, вызванного астмой или простудой, а кто захлебывался собственной блевотиной. Он попытался не думать ни о чем таком и замедлить частоту сердцебиения. Адреналин мог понадобиться позднее, сейчас он был ни к чему.

«Они везут меня на свалку».

Да, это было возможно, – но зачем? Потом Нику пришло в голову, что многие миллионы или миллиарды людей за историю человечества умирали, задавая себе в последние секунды этот вопрос: зачем?

«Хватит философствовать, кретин. Думай, что делать дальше».

Тряска прекратилась. Мгновение спустя сильные руки подхватили его, подняли, вытащили из чего-то, поставили на ноги. Ник почувствовал, что путы на его щиколотках перерезали или развязали.

Он не видел смысла притворяться, будто все еще не пришел в себя, и стоял, покачиваясь, – ослепший, оглохший. Потом Ника с обеих сторон подхватили под руки, и он почувствовал, как его крепко хватают сквозь наброшенную на него плотную мешковину. Затем его полуприподняли, поволокли по чему-то вроде гравийной дорожки и, кажется, втащили в здание с ровным полом. Мешок прикрывал тело лишь наполовину, и Ник ощутил, что воздух вокруг стал другим, – более того, почувствовал, что теперь он в помещении. Потом его потащили по коридору, облицованному плиткой, потом вниз по лестнице, потом по другому коридору.

Наконец они остановились. Ника посадили, сняли с него мешок, наушники, повязку вокруг глаз, вытащили кляп и наконец развязали руки. Он, как полагается, заморгал от яркого света и зевнул, заглатывая побольше воздуха, но сделал над собой усилие и не стал растирать затекшие запястья. Люди, развязавшие его, – все в рубашках навыпуск, как и остальные шестерки дона Кож-Ахмед Нухаева, – вышли в одну из двух дверей.

Комната была небольшая, без окон, с голыми стенами. Перед Ником стоял старый металлический стол, а у одной стены громоздились несколько помятых металлических офисных шкафов. Ник сидел на легком металлическом стуле, такой же стоял по другую сторону стола. Оба были слишком хлипкие – если схватить, толку никакого. Ник подумал, что помещение выглядит как подвальный кабинет школьного учителя физкультуры, только без спортивных трофеев на стене.

«Я и есть трофей», – пришла к нему мысль.

Ни на столе, ни на шкафах не замечалось ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Ник с трудом поднялся на ноги – его все еще покачивало, – собираясь поискать что-нибудь в ящиках стола и шкафах, такое, чем можно воспользоваться, но тут вторая дверь открылась и вошел дон Кож-Ахмед Нухаев. Он быстрым шагом направился ко второму стулу у стола.

– Садись, мой друг. Садись, – сказал дон, показывая Нику рукой на его стул.

Ник остался стоять, покачиваясь.

– Я тебе не друг, сука. А после этой поездки можешь считать меня своим врагом.

Нухаев рассмеялся, показывая крепкие, желтые от никотина зубы.

– Я бы извинился, Ник Боттом, но ты настоящий мужчина и достаточно умен, чтобы не принять мои извинения после таких оскорблений. Да, ты прав. С моей стороны это было варварским поступком, несправедливым по отношению к тебе. Но необходимым. Садись, пожалуйста.

Нухаев, который годами превосходил Ника, сел, а тот остался стоять.

– Почему необходимым?

Дон Кож-Ахмед Нухаев выглядел несколько старше, чем на фотографиях, которые показывал Сато. Интересно, подумал Ник, сколько лет прошло с тех пор, как люди Накамуры, или полиция, или какое-то разведывательное агентство сумели заполучить фотографию этого человека?

– Хороший вопрос, – ответил сильно загорелый, с морщинистым лицом дон и сложил руки на металлической столешнице. – Я бы ответил откровенно: нет обстоятельств, которые требовали бы подобного обращения с гостем, Ник Боттом. Но ты ведь не простой гость. Твой наниматель, мистер Хироси Накамура, имеет основания – веские основания, как политического, так и стратегического порядка – желать моего уничтожения. И еще у него есть орбитальное гиперкинетическое оружие, которое японцы остроумно называют, кажется, «жэ-медведем». Ты слышал это название?

– Да, – ответил Ник.

Он подозревал, что Нухаев знает, как Сато днем ранее использовал это оружие против танков.

– Итак, ты сам понимаешь, – продолжил дон, – что мне не стоило искушать судьбу и давать мистеру Накамуре точные сведения о моем присутствии в поместье в конкретный день и час. – Он усмехнулся. – Да, Ник Боттом, ты думаешь: «Этот тип впадает в паранойю». Готов с тобой согласиться. Я лишь спрашиваю себя: «Настолько ли я впадаю в паранойю, насколько нужно?» Пожалуйста, садись, чтобы не упасть.

Ник сел, чтобы не упасть.

Дон Кож-Ахмед Нухаев кого-то напоминал ему. Точно: Энтони Куинна, актера прошлого века, который так нравился ему и Вэлу. Сходство было не столько в чертах лица, сколько в голосе и небольшом акценте, в линии рта, когда тот изгибался в высокомерно-удивленной улыбке. А кроме того, этническая принадлежность Нухаева была так же неочевидна, как у Энтони Куинна, который играл мексиканцев, арабов, индейцев и греков. И еще дон выглядел таким же крепким, как покойный актер: приземистый, но с широкой грудью, громадными руками и сильными мужскими пальцами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю