Текст книги "Флэшбэк"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

– Если бы все еще ходили автобусы, мы могли бы сесть на автобус, – сказал Леонард. – Четыре мили – идеальное расстояние для поездки на городском автобусе.

Вэл ничего на это не ответил. Бомбисты-смертники любили американские автобусы не меньше, чем когда-то палестинские террористы – автобусы в Тель-Авиве и вообще в Израиле. В некоторых крупных американских городах метро и надземные железные дороги все еще работали, – людей и багаж там просвечивали, и довольно эффективно, пусть даже раз-два в месяц поступали сообщения о взрывах. А вот автобусы были беззащитны. Леонард считал, что американцы, отказавшись от автобусов, сделали большой шаг назад в цивилизационном развитии.

Вэл накинул ремень своей маленькой сумки на плечо, оглянулся и, не сказав ни слова, взял из рук деда его сумку, более тяжелую. Они пошли дальше – Вэл на несколько шагов впереди. Леонард обратил внимание, что внук оставил свободной правую руку. Пистолет он держал за поясом с левой стороны, под курткой.

Леонард пожалел, что сбежал из дома и Лос-Анджелеса не в кроссовках, а в туфлях. Ноги распухли и так болели, что он едва мог идти. Раньше Леонард полагал, что ежедневная полумильная прогулка до Эхо-парка позволяет ему поддерживать форму, но оказалось, что это вовсе не так.

Утром в машине Хулио и Пердиты он слышал последние новости из Лос-Анджелеса. Если верить им, самые тяжелые бои в городе и окрестностях уже отгремели, отряды реконкисты отходили по I-5 к Сан-Диего. Национальная гвардия Калифорнии и англосаксонские военизированные формирования восстановили контроль над I-5 и прибрежным коридором на всем их протяжении от Лонг-бич до Энсинитаса. Сообщалось, что Нуэво-Мексико потерпела крупнейшее поражение со времени начала экспансии.

У Леонарда все это вызывало смешанные чувства. Как историк-любитель и знаток классической литературы, он понимал, насколько несправедливым был захват юго-западных штатов у Мексики в 1840-е годы. Но кроме того, он был достаточно стар, чтобы помнить лос-анджелесские беспорядки 1992 года. Волнения вспыхнули после того, как оправдали полицейских, избивших человека по имени Родни Кинг. Меньше чем за неделю в городе случились тысячи поджогов, и многие из выжженных кварталов так и оставались незастроенными уже сорок лет. Погибло более полусотни человек, около двух тысяч были ранены.

Леонард вспомнил о тех бесчинствах сейчас, услышав подробное сообщение о том, как толпа вытащила из бронетранспортеров, избила и прикончила бойцов реконкисты – целую роту. Это случилось в Южном Центральном Лос-Анджелесе, на пересечении авеню Флоренс и Саут-Норманди – там же, где в 1992-м вытащили из грузовиков, а потом избили водителей и других невинных людей. Теперь, как передавала радиостанция, чернокожие боевики убили больше двухсот бойцов реконкисты и двинулись на восток города, преследуя отступающие силы Нуэво-Мексико и сжигая все на своем пути.

Это расстроило Леонарда. Он волновался за своего друга Эмилио Габриэля Фернандеса-и-Фигероа и его сына Эдуардо. Дай бог, чтобы они остались живы, думал он. Джордж Леонард Фокс ни на минуту не сомневался, что Эмилио, хотя и за деньги, спас жизнь Вэлу (а может быть, и Леонарду), когда девять дней назад помог им выбраться из Лос-Анджелеса.

Леонард обратил внимание, что Вэл решил подняться по ступенькам с пешеходной дорожки у берега Черри-Крик на тротуар вдоль бульвара Спир. Велосипедистов внизу стало меньше, а дорожку и берег заполняли бездомные.

Он только что вспоминал Аламо (когда-то он вычитывал статью своего приятеля о техасском Аламо и сражении в феврале – марте 1836-го, когда от рук генерала Санта-Анны погибли Трэвис, Крокетт, Боуи и другие; главное внимание уделялось неудачному руководству Сэма Хьюстона, Остина [108]108
  Хьюстон, Сэмюел(1793–1863) – политический и государственный деятель, первый президент Республики Техас, впоследствии губернатор штата Техас. Остин, Стивен(1793–1836) – политический и государственный деятель, известен как «Отец Техаса», привел туда 300 семей из США, играл важную роль в американизации этой территории.


[Закрыть]и прочих так называемых техасцев), а потому удивился, увидев газон Аламо-Пласита-парка на другой, северной стороне улицы. Напротив него, с южной стороны, то есть ближе к ним, находился Хунгариан-Фридом-парк – поменьше размером. И там, и там, особенно в Хунгариан-Фридом-парке, справа от них, стояли сотни лачуг и потрепанных палаток. Рядом толклись сотни бездомных – в основном мужчины. Вэл замедлил шаг и пошел рядом с Леонардом.

– Держись поближе ко мне, дедушка.

Несколько тощих, сердитых с виду парней лет двадцати пяти перешли многолюдную улицу до половины, выйдя на центральную дорожку, и последовали за ними.

Бульвар Спир сворачивал к Восточной Первой авеню, меняя направление – дальше он шел с востока на запад. Справа показалась высокая ограда, за которой находилась обширная территория бывшего Денверского кантри-клуба. Черри-Крик исчезал в этой недоступной для публики зоне.

С северной стороны улицы тянулся один из старейших благополучных районов Денвера: тенистые улицы, бывшие дома мультимиллионеров (если считать в старых долларах). Теперь эти дома лежали в руинах: многие были сожжены, другие заняты бродягами или превращены в третьеразрядные флэшпещеры.

Увязавшаяся за Вэлом и Леонардом группка парней перебежала Саут-Даунинг-стрит и догнала их. Вэл уронил сумку деда, развернулся и вытащил из-за пояса «беретту».

Парни остановились футах в тридцати и принялись сыпать проклятиями, а один поднял с земли камушек и швырнул в них. Продолжая браниться и делать неприличные жесты, преследователи все же развернулись и направились назад, в Хунгариан-Фридом-парк.

Леонард почувствовал, что ему тяжело дышать. Вэл засунул пистолет за пояс, поднял его сумку и, твердо схватив деда за локоть, быстро повел его по тротуару вдоль ограды кантри-клуба.

– Удивительно, что у них тоже не оказалось оружия, – наконец выдавил из себя Леонард. Он все время оглядывался через плечо.

– Будь у них оружие, – сказал Вэл, – они не были бы бездомными. А нас бы пришлепнули. Давай скорее.

Сердце Леонарда колотилось от напряжения и адреналина. Поравнявшись со входом в кантри-клуб, он заглянул внутрь.

Синие палатки раскинулись на месте теннисного корта и восемнадцатилуночного гольф-поля за массивным главным зданием. На немногих свободных участках помещались конвертопланы: СВВП [109]109
  Самолет вертикального взлета и посадки.


[Закрыть]или… как их там – «Оспри»? Они стояли в ряд, двигатели и винты находились в положении для вертикального взлета.

– Интересно, что… – начал было Леонард.

– Не останавливайся, дед. Мы почти пришли.

Превращенный в жилье молл, где обитал зять Леонарда, занимал длинный и широкий квартал, с одной стороны ограниченный рекой. Высокое ограждение и колючая лента между крытой парковкой, построенной еще для молла, и рекой не позволяли бездомным селиться на берегу. По другую сторону Черри-Крика, на юге, располагался кондоминиум подороже: много колючей ленты, автоматных вышек и частных охранников у ворот. На этом берегу дела обстояли похуже.

Леонард помнил, что район близ Черри-Крик был одним из самых дорогих в Колорадо мест для шопинга. Теперь квартал двух-, трех– и четырехэтажных зданий на противоположной от кондо-молла Ника Боттома стороне Первой авеню превратился в лабиринт рынков и построек, выжженных в ходе беспорядков или войн за сферы влияния. За последнее десятилетие здесь исчезли все элитные магазины.

«Господи, как много зависит от обслуживания», – подумал Леонард.

Давно, еще до Дня, когда настал трындец, вышли книга и телесериал о мире, в котором люди внезапно исчезли – не вымерли, а просто исчезли. Они зачаровали Леонарда, который тогда еще преподавал Шекспира и Чосера. До просмотра сериала Леонард не понимал – книгу, лежавшую в основе, он так и не прочел, – насколько сеть коммуникаций, физическая основа современной жизни, зависит от постоянного обслуживания. В своих апокалипсических видениях он всегда воображал, что города по большей части сохранят свой облик на целые десятилетия, даже на целый век, пока сорняки, трава, деревья и дикие животные не начнут заполнять их. Но оказалось, что это не так. В сериале не говорилось о том, что служебные туннели, подземные ходы, вся подземная часть большого города – вроде Нью-Йорка – без постоянного обслуживания через день окажутся под водой. Одно это вскоре приведет к взрывам из-за роста давления в трубопроводах, затоплению подвалов небоскребов, обрушению фундаментов и удивительно быстрой деградации городской инфраструктуры.

Род человеческий в Соединенных Штатах не исчез, совсем нет. Но всеобщее ощущение того, что страна сдалась, плюс повсеместное распространение флэшбэка – из-за чего в каждый конкретный момент лишь немногие исполняли свои служебные обязанности, – вызвали схожее по масштабам разрушение инфраструктуры.

Бокс Леонардова зятя располагался в огромном укрепленном бетонном кубе без окон. Лучше бы он стоял на другом берегу реки – здесь же здание возвышалось, как Форт-Апачи [110]110
  «Форт-Апачи» – американский вестерн 1948 года.


[Закрыть]в глубине индейской территории. Леонард наблюдал в этот день, как люди перемещаются по разрушенным кварталам – бывшей торговой зоне Норт-Черри-Крик по другую сторону широкой улицы. Однако прогулка в этих краях ночью и без оружия обернулась бы кошмаром.

Въезды в крытую парковку со стороны реки теперь были перегорожены проволокой под высоким напряжением. За берегами – огороженными, осклизлыми, с вытоптанной травой – велось непрерывное видеонаблюдение из кондо-комплекса. В западном торце здания располагался контролируемый подъезд к парковке. Автомобиль должен был проехать через автоматические ворота, бетонный взрыв-короб – там обыскивали машины и изымали взрывчатку, если находили, – потом через еще одни ворота, а уже затем по пандусу внутрь гаража.

Стальные, без окон двери главного входа смотрели на север. Над ними виднелись пузырьки видеокамер.

Леонард и Вэл пересекли Первую авеню и прошли взад-вперед по улицам, обращенным к громаде мола, – по двум кварталам.

– Если бы мы только могли позвонить… – сказал Леонард. Ему пришлось сесть.

– Спокойно, дед, – отрезал Вэл. Они держались в тени, пряча лица от камер наблюдения наверху – словно дешевая бижутерия, те висели вдоль всего фасада. – Тебе придется зайти внутрь и узнать, дома ли мой предок.

– Мне? Одному? А ты не пойдешь?

– Денверские копы меня разыскивают. Мы слушали радио в грузовике – там передавали фамилии всех ребят, с которыми я корешился. На меня наверняка выпущена ориентировка. Может, мной интересуются еще ФБР и ДВБ. Они высчитали, что в первую очередь я заявлюсь сюда… и вот, пожалуйста, я здесь. Но тебя, Леонард, они могут и не искать.

Леонарду не нравилось, когда Вэл называл его по имени.

– Меня могут искать точно так же, – возразил он.

Вэл пожал плечами.

– Все равно, у нас в запасе нет ничего лучшего, чем Ник Боттом. Он, конечно, по уши во флэшбэке, но у него могли сохраниться связи в денверской полиции. Если нет, он хотя бы сумеет вывести нас из города. Охрана здания, наверное, не пропустит тебя дальше холла или КПП – не знаю, что тут есть. Но если тебя не задержат и не позвонят сразу же в полицию, то, может, разрешат позвонить предку в его бокс. А если тебя все-таки схватят, скажи, что бежал из Лос-Анджелеса, а где я – не знаешь.

– Мне не поверят, если я скажу, что уехал из Лос-Анджелеса без тебя.

Вэл пожал плечами. Молчание затягивалось.

– И ты полагаешь, что твой отец дома в середине дня? – спросил наконец Леонард слегка дрожащим голосом.

– Он наркоман, – бросил Вэл. – А флэшбэкеры почти всегда дома. Когда не залегают во флэшпещеру.

– Если он дома… если меня не задержат и не вызовут полицию… что я должен сказать твоему отцу?

– Скажи, что я здесь. Пусть он выйдет поговорить со мной. И захватит двести баксов – старых баксов. Если у него нет столько на руках, мы можем дойти до банкомата. Несколько банкоматов еще стоят.

Леонард не знал, смеяться или плакать.

– И это все? Все, что тебе нужно от отца, – это деньги? Чтобы добыть фальшивую карточку и стать водителем?

– Да.

– Но ты ведь так злился на него, Вэл?

– В жопу. Уже неважно. Я не знаю, что там было у них с мамой, да и не колышет это меня больше. Если он там… если не потратил все до последнего цента на флэшбэк… пусть выйдет ко мне и принесет двести старых баксов. Можешь сказать, что я никогда больше его не побеспокою. Пусть только даст денег. Он отправил меня в ссылку на пять долбаных лет. Уж двести-то баксов он мне должен, я думаю.

Леонард покачал головой, помолчал, потом проговорил:

– Может быть, я подберу пароль к тексту на телефоне твоей матери. Мне пришли в голову кое-какие варианты.

Парень вздернул голову:

– Разве это теперь важно?

– Может, и важно.

Леонард не знал, важно это или нет. Он хорошо изучил свою любимую дочь, когда они жили вместе, но шансы на разгадывание пароля были невелики. Дара с ее недюжинным интеллектом понимала, что самым безопасным паролем будет более-менее случайный набор букв и цифр. Конечно, это было сентиментальной глупостью – полагать, что он угадал трехбуквенное слово.

– Я больше не считаю, что предок и в самом деле убил ее, – пробормотал парень. – Просто мне невмоготу было видеть, как он не плачет после маминой смерти. Он не плакал на похоронах, не плакал, когда мы разбирали ее вещи. Сукин сын… вообще никак не показал, что переживает. Потом он избавился от меня, а… а я думаю, что на какое-то время у меня шарики съехали. Мне просто нужны деньги, сколько бы он ни дал. А потом я уеду куда-нибудь и постараюсь никогда больше его не видеть.

Леонард начал было говорить, но прикусил губу.

– Тогда, может, ты отдашь мне телефон моей дочери? Я хочу прочесть ее дневник.

– Если ты приведешь сюда предка и он даст мне денег, чтобы я мог сделать карточки, то можешь забирать на хрен этот телефон. А теперь иди, дед.

Холл кондоминиума представлял собой пуленепробиваемый взрывобезопасный бункер с камерами наблюдения. Двери в жилые помещения были из многослойного металла. Посетителям следовало говорить в микрофон и видеокамеру рядом с трехмерным экраном высокого разрешения, на котором бесконечно крутилась заставка: цветущий луг с оленем и парящий в голубом небе орел. И все это – под вдохновенную музыку, вполне способную прикончить человека со слабыми нервами.

Из-за решетки донесся мужской голос:

– Добро пожаловать в кондоминиум «Черри-Крик-молл». Чем могу быть полезен?

Леонард сказал, что хочет поговорить с мистером Ником Боттомом.

Последовала пауза, потом голос ответил:

– Пожалуйста, оставайтесь на месте. Сейчас к вам выйдут.

Леонарда охватила паника. Они вызывают полицию. Охрана здания предупреждена. Его схватят и продержат до приезда полицейских.

Он быстро направился к тяжелым дверям, ведущим на улицу, и попытался открыть одну створку. Та подалась. Леонард знал, что те, кто следит за ним через камеры, могли запереть дверь из центральной диспетчерской. Раз этого не сделали, его не собираются задерживать. Выглянув из двери, он не увидел Вэла на другой стороне улицы; правда, движение на Первой авеню было довольно напряженным.

Леонард закрыл дверь и стал ждать. Его старое сердце колотилось, постоянный цветок боли в груди распускался, раскрывал лепестки, достигая размера кулака. Он знал, что это не сердце. Что-то росло внутри его, все сильнее болело в левом легком. Джордж Леонард Фокс ощущал, как тяжесть смерти все сильнее придавливает его к земле.

Внутренняя дверь открылась. Вышел невозмутимый и крепкий мужчина в простой черной форме охранника. У него на поясе висели рация и другие обязательные атрибуты, но пистолета Леонард не заметил.

– Вы – доктор Фокс? – сказал человек, протягивая руку. – Я Ганни Г., глава службы безопасности кондоминиумов «Черри-Крик-молл».

Леонард пожал протянутую руку. У Ганни Г. были короткие, тупые и широкие пальцы. Пожатие его мозолистой руки напоминало прикосновение к стволу дерева с более-менее гладкой корой.

– Мистер Боттом просил меня присмотреть за вами и вашим внуком… – сказал Ганни Г.

«Мы арестованы», – подумал Леонард.

– … проводить вас обоих к нему и устроить там, – закончил охранник.

Леонард обратил внимание, что лицо у Ганни Г. походило на карту Луны – под постоянным загаром виднелась сеточка белых шрамов.

– Когда мой зять говорил с вами?

– Сегодня утром, сэр. Перед отъездом.

– Значит, сейчас его нет? – задал глупый вопрос Леонард. Если бы так ответил кто-нибудь из учеников профессора, рядом с его фамилией в журнале появилась бы крохотная буковка «н» («недоумок») – для экономии времени, когда настанет пора аттестации.

Ганни Г. кивнул.

– Но мистер Боттом сказал, что вернется сегодня к концу дня. И лично просил меня позаботиться, чтобы вам и вашему внуку было удобно.

– А как вы меня узнали? – спросил Леонард не то что слабым, но явно потерянным голосом.

– Мистер Боттом показал мне ваши фотографии, сэр, – сказал охранник. – У вас есть багаж? Я буду рад помочь вам отнести его наверх.

«Наверх, в камеру временного содержания», – подумал Леонард.

Он был настолько испуган, что его чуть ли не разбирал смех.

– Наш багаж у внука, – пробормотал он так, будто реальный мир все еще существовал. – Мы, наверное, придем попозже.

Удастся ли им удрать от полиции? Леонард знал, что ему не удастся. Даже ухромать не получится.

Ганни Г. – что за имечко? – засунул руку в карман рубашки, вытащил оттуда клочок бумаги и сказал:

– Извините, доктор Фокс. Совсем забыл. Мистер Боттом просил передать вам это.

Записка гласила: «Леонард, Вэл, я рад, что вы в безопасности. Прошу доверять этому человеку. Он проводит вас в мой бокс. Я вернусь попозже, сегодня, в субботу. Нам обязательно нужно увидеться. В моей комнате, на столе, лежат чеки в кафетерий – возьмите, если захотите поесть или попить. До скорого. Ник».

Далее следовала сделанная наспех приписка: «Ганни Г. сообщит мне по телефону о вашем приезде».

Леонард не мог сказать, написано это Ником или нет, потому что не был знаком с его почерком. Он сунул записку в карман, чувствуя, что совсем сбит с толку.

– Пойду за внуком и багажом, – произнес он наконец. Его слова гулким эхом отдавались во взрывобезопасной входной коробке.

– Отлично, доктор Фокс, – сказал квадратнолицый охранник. – Я подожду вас здесь.

Вэл ждал его не там, где они расстались, а у западного угла кондоминиума. Леонард поведал ему о происходящем. Парень нахмурился, глядя на громадное здание.

– Мне это кажется подозрительным, дедушка.

– Да, – согласился Леонард. – Но меня же выпустили.

– Им нужен я, дедушка. Может, за меня объявлено вознаграждение. Омура вполне мог его предложить.

– Да, но… – Леонард еще раз показал ему записку. – Это почерк твоего отца?

Вэл нахмурился.

– Вроде бы. Не уверен. Я так давно не… – Он прищурился, посмотрев на солнце, смял записку, швырнул ее на землю. – Там у меня отберут пистолет.

– Да, охранники наверняка это сделают, – сказал Леонард. – Рядом с телеэкраном висит объявление…

– Они не получат моего пистолета, – отрезал Вэл.

– Они наверняка его вернут, когда мы будем уходить.

Вэл улыбнулся.

– Идем со мной, дед.

К западу от огромного здания молла, за въездом на парковку, к реке шла старая мощеная велосипедная дорожка, прежде пересекавшая Черри-Крик по небольшому мосту. Велосипедная дорожка и тротуар продолжались на другом берегу, но узенький мостик был кем-то взорван. Вэл повел деда к западной оконечности уничтоженного моста – многочисленные камеры наблюдения на кондоминиуме не захватывали это место. Вода под мостом была слишком высока, а потому бездомные там не собирались и не ютились.

Леонард смотрел на Вэла, который взял два камня. Используя один как молоток, а другой – как долото, он принялся сбивать ржавую заглушку на старой трубе, торчавшей из речного берега. Наконец та со ржавым скрежетом соскочила. Теперь по трубе ничего не текло. Внутри оказались грязь и паутина. Вэл залез в свою сумку, вытащил одну из футболок, достал из-за пояса «беретту» и завернул в футболку вместе с несколькими магазинами. Засунув сверток в трубу на глубину запястья, он с помощью двух камней вернул заглушку на место.

– Идем, – сказал он.

Леонард поразился, обнаружив, как тесно у Ника – и как шумно в соседских боксах и в коридорах бывшего торгового комплекса. Здесь хватало места только для кровати, крохотного стола, дешевого стула, маленькой ванны с туалетом и душевой и совсем микроскопического стенного шкафчика. Он лежал на кровати, часто дыша, а Вэл ходил туда-сюда, как хищник в слишком маленькой для него клетке.

– Чеки на столе, – сказал Леонард. – Можно сходить в кафетерий и поесть. После завтрака на дороге прошло бог знает сколько времени.

Вэл, ничего не ответив, открыл единственный ящик маленького отцовского стола. Там лежала только гибкая клавиатура для дистанционного управления телевизором. Леонард знал, что обычно телевизор и его компьютерные функции управляются посредством телефона. Потом Вэл залез в стенной шкафчик, перебрал рубашки, брюки, спортивные куртки, после чего вытащил бухту веревки и ремни крепления, висевшие в углу.

– Это что еще за хрень?

– Вероятно, твой отец занимается скалолазанием, – ответил Леонард, увидев металлические карабины и зажимы, которые в прошлом веке назывались жумарами.

– Фига с два, – сказал Вэл. – Готов спорить на что угодно, предок припас это на тот случай, если вдруг придется давать деру с крыши. Видишь это?

Он поднял небольшой прямоугольный сверток из оранжево-черного нейлона.

– Что это?

– Это для плавания. Может, плавающее кресло вроде тех, что бывают у рыбаков. Предок спускается с крыши на газон, надувает эту хреновину и гребет что есть мочи на другую сторону реки.

– Такие меры предосторожности вполне разумны на случай пожара… – начал было Леонард.

Вэл расхохотался и принялся просматривать ящики.

– Твоему отцу не понравится, что ты копаешься в его вещах, – заметил Леонард.

– Мой… отец… может надеть свой лучший галстук и поцеловать меня в задницу, – сказал Вэл. – Если я найду деньги, то сразу же смотаюсь отсюда.

Он вытащил из-под свежего нижнего белья несколько ампул с флэшбэком и швырнул на кровать.

– И ты даже не станешь ждать отца, чтобы поздороваться с ним?

– Нет.

Вэл заглянул под кровать, за большой телеэкран, обследовал бачок унитаза и душ. Потом, вернувшись в комнату, он посмотрел на ящики, которые только что переворошил, и пробормотал:

– Постой-ка. Я помню, что когда от меня что-то прятали в доме…

Вэл принялся вытаскивать ящики и выворачивать их содержимое на пол. Жестом попросив деда подвинуться, он стал укладывать пустые ящики на кровать дном вверх. К каждому ящику снизу скотчем были прикреплены цветные папки.

– Опаньки, – сказал парень.

– Не похоже на деньги. Твой отец придет в ярость, когда вернется и увидит…

Но Вэл уже сорвал скотч и теперь укладывал папки на столик, одну поверх другой. Сначала он просто перелистывал страницы, явно в поисках денег, но, просмотрев папки, разложил их по порядку и принялся читать.

– Господи Иисусе, – выдохнул Вэл.

– Что это?

Вэл без слов, не отрываясь от следующей папки, швырнул деду ту, что уже прочел.

– Господи Иисусе, – снова проговорил он.

Леонард начал читать. Такие дурные предчувствия были у него только раз в жизни – когда его жена Кэрол пришла домой и сообщила ему, что у нее рак яичников.

Это были ксерокопии доклада для жюри присяжных – доказательства, снимки, сделанные со спутника, записи телефонных разговоров и другая информация. Из всего этого вытекал единственный вывод: пять с половиной лет назад Ник Боттом, детектив первого ранга из отдела по особо важным делам, узнал о романе своей жены с Харви Коэном, помощником окружного прокурора, – и подстроил убийство обоих, замаскировав его под автокатастрофу.

– Господи Иисусе, – прошептал доктор Джордж Леонард Фокс.

Вэл закончил беглый просмотр последней папки, встал, вытащил альпинистские веревки из стенного шкафчика и бросил их на пол. Потом он открыл свою сумку и начал вынимать оттуда вещи, одновременно опустошая карманы собственной куртки.

Леонард понял, что мальчишка набивает карманы пистолетными обоймами и горстями пуль.

После этого Вэл набросил на плечо бухту веревки с карабинами, вышел из двери и исчез в лабиринте боксов внутри прежнего «Беби-гэпа».

– Вэл! – Леонард побежал к наружным дверям, выкрикивая имя внука.

Но тот уже скрылся из виду – вероятно, сбежал по неработающему эскалатору и завернул за угол коридора.

Леонард стал беспомощно ходить по кругу. Что он может сделать? А если позвонить Ганни Г., охраннику, и сказать, чтобы он не выпускал Вэла? Но в развороченном боксе Ника Боттома, конечно, не было телефона. Сердце схватило после короткой пробежки по коридору. Догнать Вэла не было ни малейшей возможности.

Старик подошел к перилам и посмотрел на то, что прежде было элитным моллом. Перед замызганными окнами бывших магазинов на грязных плитках валялись вонючие мешки с мусором.

Если бы сквозь запыленные, частью открытые фонари в крыше не проникало немного света, в молле было бы совсем темно и нечем дышать.

– Боже мой, боже мой, – прошептал Леонард, почти уверенный, что Вэл отправился за пистолетом и станет бродить у входа, дожидаясь возвращения отца. Придет ли Ник пешком или приедет на машине, он все равно будет мишенью.

Леонард почти уже вернулся в бокс, когда услышал удары и звук бьющегося стекла.

«Господи, они бьют Вэла».

Он снова побежал к перилам, но оттуда по-прежнему никого не было видно; казалось, все в порядке. Леонард остался бы стоять там в ожидании, что кто-нибудь появится и объяснит причину шума, но боль в груди была невыносимой.

Хватая ртом воздух, Леонард вернулся в бокс Ника, отодвинул пустые ящики и сел на кровать. В груди болело так, что он подумал: «Сейчас потеряю сознание». Он заставил себя подняться и подошел к столу, глядя на груду папок.

Вэл вытащил из своих карманов все – перочинный нож, записную книжку, всякий хлам, чтобы освободить место для обойм и отдельных патронов, которые у него были с собой. На столе лежал и телефон Дары: Вэл в спешке забыл его взять. Леонард с трясущимися руками сел на кровать и активировал несколько функций, все еще действовавших на телефоне, потом перешел к зашифрованным текстам и большим видеофайлам.

Появился запрос на трехбуквенный пароль.

Вспомнив, как его прелестная, проказливая дочь рассказывала отцу, почему она влюбилась в человека с таким нелепым именем – Ник Боттом, Леонард набрал буквы: с-о-н.

И получил доступ. Сначала он открыл видеофайлы, но те оказались не видеодневником: в камеру – явно более высокого разрешения, чем установленную на телефоне Дары, – смотрели незнакомые Леонарду люди, говорившие об использовании флэшбэка. Файлы были громадными. Леонард прокручивал их, но там возникали все новые и новые люди, говорившие в камеру. Дара ни разу не появилась. Леонард не мог понять, почему эти записи оказались в ее телефоне.

Массируя одной рукой болевшую грудь, Леонард закрыл видеофайлы и открыл текстовые. Это был дневник, который вела дочь в последний полный год своей жизни – от конца весны до начала осени. Текст тоже был запаролен, но Леонард опять догадался: Килдар – так звали попугайчика, которого Дара держала в восьмилетием возрасте. Файл открылся. Он читал поспешно, все быстрее переходя с одного дня на другой, пока не добрался до последней записи, сделанной за день до гибели Дары.

– Боже мой, боже мой, – снова проговорил Леонард с безграничным ужасом и удивлением.

Это меняло все. Стостраничный материал для жюри присяжных, обвинявший Ника в убийстве, становился просто печальной шуткой. Менялось все.

Надо найти телефон и позвонить Нику. Пусть полиция выследит его по звонку. Неважно. Надо найти и остановить Вэла. Надо… Леонард вдруг ощутил резкую боль в груди – куда сильнее той, привычной и неприятной, что распускалась цветком. Затем она сделалась расширяющимся плащом темноты, который сначала порхал вокруг Леонарда, словно черная летучая мышь, а потом плотно его стянул. У старика помутилось в глазах, дыхание перехватило.

«Мне нельзя терять сознание, – подумал Леонард. – Надо сказать Нику. Надо сказать Вэлу. Надо сказать всем…»

Он не почувствовал, как упал.