Текст книги "Флэшбэк"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Ник подался вперед, чтобы получше разглядеть оранжево-черное пятно между городками Спрингер и Вэгон-Маунд, расположенными милях в двадцать пяти друг от друга, на плато вдоль I-25.

– Мы должны ехать, сэр, – сказал Сато. – Что вы посоветуете – I-двадцать пять или дорогу по каньону до Таоса?

Малькольм уронил руку и пожал плечами.

– Откровенно говоря, на этой неделе I-двадцать пять может быть чуточку безопаснее. Каннибалы Гальягоса расширили радиус своих атак. База у них – в бывшем бойскаутском лагере Филмонт, близ Симаррона, у хайвея, идущего по каньону. Кавалерия герцогини не очищала последние тридцать миль Шестьдесят четвертого хайвея от завалов и бандитов, хотя обычно делает это… Некоторые говорят, что герцогиня умерла. Может быть, из-за неразберихи после сражения шанс проскочить незамеченными будет выше, если выбрать I-двадцать пять. Шанс есть. Может быть. Небольшой.

Сато кивнул, пожал майору руку и пошел с Ником из трейлера туда, где стояли два коричневатых модифицированных «лендкрузера», на которых им предстояло ехать в Нью-Мексико по обочине дороги. Близ вершины перевала у ответвлений дороги стояли танки. Ник увидел, что вдоль хребта, на юг и на север от них, расположились артиллерийские части Национальной гвардии. Вертолет-стрекоза уже улетел.

У автомобилей ждали четыре молодых ниндзя, работающих на Сато. Японец представил их Нику: Джо, Вилли, Тоби и Билл, – а тот в ответ на их кивки только приговаривал: «Угу». Ник вспомнил случай из детства, в самом конце прошлого века: ему потребовалась помощь по каким-то компьютерным делам, и голос с сильным акцентом из некоего колл-центра в Индии произнес: «Меня зовут Джо». Угу.

Все четверо еще недавно были одеты в выцветшие джинсы и дешевые неинтерактивные футболки, но за то короткое время, что Ник с Сато находились в трейлере, парни облачились в бронеодежду. Преображение оказалось серьезным. Никаких обычных для ниндзя черных тапочек, одеяний или шлем-масок. Безобразно дорогая бронеодежда нового поколения, следующего за «кожей дракона», – на вид тонкая, как шелк, и покрытая чешуей внахлест, – была сконструирована по образцу самурайских доспехов конца первого тысячелетия. У каждого она выглядела по-своему, но обязательными деталями были накладки на плечи, некое подобие юбки, шлем, шипованные перчатки и наголенные щитки.

– Опа, – сказал Ник, глядя на них. – Крутая жесть, как сказал бы мой сын.

– Хай, [83]83
  Да (яп.).


[Закрыть]– промычал Джо.

Он, в отличие от товарищей, надел шлем, и весьма впечатляющий, – с тщательно сработанными то ли рожками, то ли небольшими наростами в форме хоккейной клюшки. А в остальном то был вполне современный ударопулестойкий шлем из кевлара-9.

Ник показал на наросты.

– Джо, можно спросить у вас, для чего эти антилопьи рожки на вашем шлеме супергероя?

– Символы клана, – свирепо прохрипел тот. Правда, облик свирепого воина оказался смазанным: молодой наемник неожиданно улыбнулся и, сверх того, он жевал резинку. – Клана Накамуры, – добавил Джо, уже без улыбки.

Ник посмотрел на три других шлема – стоя в ожидании перед открытыми дверями машин, ниндзя прижимали их к телу левой рукой. На каждом имелись одни и те же замысловато раскрашенные рожки, похожие на штанги футбольных ворот. Значит, догадался Ник, люди Сато были не простыми ронинами, наемниками без хозяина, а буси, самураями-ниндзя, которые не просто служили Хироси Накамуре, но почти наверняка отличались фанатической преданностью его фамильной корпорации.

– Как называются эти штуки? – спросил Ник, показывая на висящие наплечные накладки, но не прикасаясь к ним.

Они казались тяжелыми, но Ник догадался, что они изготовлены из того же сверхлегкого плетеного кевлара-9, как и остальная часть бронеодежды.

– Сэндан-но-ита, кюби-но-ита, – сказал Джо.

«Длинновато для сравнительно небольшой накладки», – подумал Ник.

– А почему дополнительный слой красного кевлара-девять у вас на левой руке, а не на правой?

Ответил ему Тоби. Самый приземистый и худой из четырех, он говорил до нелепости низким голосом.

– Дополнительная защита на левой руке называется котэ, Боттом-сан. С ее помощью можно быстро поднять руку, чтобы отразить меч или пулю. И она только на левой руке, – правая должна оставаться свободной, чтобы самурай мог стрелять из лука.

– Или из комплекса «Игла» – ракета в нем запускается с плеча, – добавил Билл, похлопав себя по цилиндрической наплечной накладке.

Сато обошел ближайший «лендкрузер». Шеф службы безопасности был одет в собственную бронеодежду – все, включая шлем и металлическую маску, красное, цвета крови. Хотя маску он поднял на лоб. Ник увидел, что из нее торчат, наподобие усов, какие-то бледные волосоподобные нити. На поясе у гиганта висел настоящий самурайский меч в ножнах.

Желания рассмеяться у Ника не возникло.

– Цуги-но фурцу дэсу ка ябан то дзёдан ова-цу та-но? [84]84
  Ну что, так и будете продолжать? Или хватит издевок и шуточек? (яп.)


[Закрыть]– пролаял Сато, обращаясь к своим четырем бойцам.

Четверо молодых людей одновременно поклонились. И поклонились низко.

– Хай! Дзюнби-га дэки-тэ, босу ни ид си масу, [85]85
  Да! Я все подготовил и отправил боссу (яп.).


[Закрыть]– сказал Джо.

Сато повернулся к Нику. Тот подумал, что шеф службы безопасности чувствует себя гораздо комфортнее в самурайских доспехах, чем в обычном черном или сером костюме и галстуке.

– Джо поедет с нами, трое других – во второй машине. Вам лучше надеть свою бронеодежду, Боттом-сан.

Внешне обе машины походили на «лендкрузеры», но когда Ник увидел стоявших рядом с ними людей, то понял, что каждый из компактных внедорожников – странный термин, употребительный во времена детства и юности Ника, – раза в два больше самого крупного автомобиля почтенной гаммы «лэндплющеров», на их с Дарой языке. Еще он заметил, что у «лендкрузеров» нет никаких стекол – даже ветрового. Вся прочная, покрытая матовой краской поверхность представляла собой однородную желтовато-коричневую смесь из стали, кевлара-9 и различных сплавов.

На самом деле, – Сато сказал это Нику, когда тот надел свою, совсем не самурайскую, броню, – обе машины являлись помесью отлично бронированного гражданского грузовика и постоянно модернизируемого «Ошкош Б’Гоша», разработки двадцатилетней давности. «Ошкош» был американским армейским ПМПЗВА, «противоминным противозасадным вездеходным автомобилем», как объяснил Сато.

Днище «лендкрузера» было поднято на четыре фута над землей и имело V-образную форму, что защищало его от самодельных взрывных устройств. Во времена, когда каждая старушка в городе готова была платить за дополнительную защиту для своего «шевроле», чтобы доехать до супермаркета живой, этот ПМПЗВА был тем не менее уникальной машиной.

Огромные мишленовские шины накачивались из кабины, позволяли даже в спущенном виде проехать двести миль и имели металлическую оплетку. Четыре колеса с независимой подвеской военного образца ТАК-7 передавали на кузов лишь незначительные колебания, даже если громадный автомобиль сминал отделение вражеских солдат. Вместо аккумуляторов или двигателей внутреннего сгорания, требовавших бензина либо дизельного топлива, машины приводились в движение рядными восьмицилиндровыми семисотсильными турбодвигателями «Катерпиллар-С10», обеспечивавшими крутящий момент в 1880 фунто-футов. Питались двигатели от «радиоактивных элементов», стоявших в самом защищенном месте автомобиля. Иными словами, пояснил Сато, два «лендкрузера-ошкоша» могли дважды обогнуть земной шар без дозаправки.

– Неплохо, – одобрил Ник.

Джо помогал ему закрепиться на сиденье. Здесь были не только пятиточечные ремни в металлической оплетке, но и целый ряд ограничивающих застежек, которые намертво прикрепляли человека к саркофагу пассажирского сиденья. Облаченный в броню, погруженный в глубокую ванну противоаварийного сиденья с ремнями безопасности, Ник вдруг пожалел, что не успел помочиться.

Словно читая его мысли, водитель в красных самурайских доспехах сказал:

– Тут есть выпускная трубка в двери, вы можете использовать ее для мочеиспускания, Боттом-сан. Моча отводится в мочеприемник внутри двери, емкостью до трех галлонов. На остановке он опорожняется.

– Три галлона, – проговорил Ник. – Отлично.

Если снаружи на «лендкрузере» нельзя было разглядеть никаких стекол, то изнутри возникала полная иллюзия того, что перед Сато и Ником расположены два больших лобовых стекла – благодаря трехмерной картинке высокого разрешения, составленной по сигналам от множества наружных микрокамер.

Иллюзия усиливалась еще и тем, что на «ветровое стекло» по команде водителя выводились всевозможные мелкие изображения и цифровая информация – совсем как на обычном лобовом стекле с индикацией.

Джо попытался надеть на Ника кислородную маску.

– Не нужно.

– Нужно, – послышался голос Сато в наушниках. – При попадании в машину снаряда или взрыве самодельного устройства в кабине не будет кислорода.

Ник решил, что это из-за огнетушащих веществ, CO ₂или какой-нибудь пены, и не стал спорить. В кислородную маску был встроен микрофон, а наушники внутри шлема сиденья-саркофага, охватывающего голову, чувствительно вдавливались в нее. Сато показал Нику на напольную кнопку: при однократном нажатии включалась закрытая линия связи с Сато, при двукратном – с Джо, а при трехкратном – связь с другой машиной, позволявшая общаться всем шестерым.

– Что еще мне нужно делать, сидя здесь, на пассажирском сиденье? – спросил Ник. Вокруг него размещались всякие навороченные консоли, ЖК-панели, переключатели и рычаги.

– Совсем ничего, – сказал Сато. – Ничего не трогайте, Боттом-сан.

– Отлично, – ответил Ник, прикидывая, не пора ли воспользоваться выпускной трубкой; но потом решил подождать, пока Сато и Джо не займутся чем-нибудь.

Ник хотел посмотреть на Джо позади себя – что он там делает? – однако не мог подвинуть свое сиденье-колыбель. Но оказалось, что монитор на приборном щитке показывает внутренности машины. Ник понаблюдал, как ниндзя устраивается на своем сиденье.

Остальная часть «лендкрузера» не представляла никакого интереса. Заднее сиденье и грузовой отсек были пусты, если не считать втиснутых повсюду шкафчиков и замысловатого сиденья Джо. К удивлению Ника, это сиденье теперь поднялось через отверстие в крыше, вместе с Джо, сжимавшим что-то похожее на пулемет САТО М260 калибра 7,62 мм.

Ник смотрел на монитор и видел, как сзади растет черный пузырь, а ствол пулемета просовывается через стекло – или пластик – и принимает фиксированное положение. Вертикальный столб сиденья загудел за спиной у Ника, и ствол медленно повернулся, а Джо с пулеметом описал полный круг. Это напомнило Нику фильмы, где показывали стрелка в бомбардировщике Б-17 – «Вертикальный взлет» и «Мемфисская красавица: История летающей крепости».

И тут он понял: ствол прошел сквозь черное стекло, или пластик, или плексиглас.

– Осмотическое стекло? – спросил Ник.

Сато не ответил, тогда он один раз нажал кнопку интеркома в полу и повторил вопрос.

– Хай, – прохрипел в ответ Сато: похоже, он проверял что-то у себя на телефоне. – Полупроницаемый пуленепробиваемый пластик. Десятисантиметровая заплатка на оружейной башне. Наплавляется на оружие.

Ник громко рассмеялся.

– Один этот пластик обошелся Накамуре дороже, чем билеты на самолет из Денвера в Лос-Анджелес, а оттуда – в Санта-Фе. Эти треклятые автомобили… они, наверно, стоили Накамуре в тысячи раз больше, чем он платит мне за расследование.

– Конечно, – раздался ровный голос Сато в наушниках Ника.

– Тогда зачем я тут вообще нужен? – поинтересовался Ник. – «Ничего не трогайте, Боттом-сан». Да я тут пассажир – и ни хера больше.

– Вовсе нет, Боттом-сан. Именно вы будете допрашивать дона Кож-Ахмед Нухаева, когда мы доберемся до его лагеря в Санта-Фе.

– А почему я? – Голос Ника звучал ожесточенно; он был рад, что никто, кроме Сато, его не может слышать. – Меня тащат в эту поездку, как мешок с грязным бельем.

– Вы допрашивали дона Кож-Ахмед Нухаева шесть лет назад? – спросил Сато.

– Нет. Вы же знаете, что не допрашивал. Его не было в стране.

– Этим закончились четыре из пяти попыток допросить его, включая вашу. Короткий допрос провело ФБР – по спутниковой связи – два года назад, но специальные агенты задавали дону не те вопросы. Вы первым по-настоящему допросите его – того, кто одним из последних дал видеоинтервью Кэйго Накамуре… и у кого, возможно, были веские мотивы не желать, чтобы интервью попало в чужие руки.

– Значит, вы считаете Кож-Ахмед Нухаева главным подозреваемым? – спросил Ник, безуспешно пытаясь повернуть голову так, чтобы видеть Сато.

– Он – самый важный из тех фигурантов дела, которых еще не допрашивал компетентный следователь, Боттом-сан.

И снова Ник чуть не рассмеялся. В данный момент он чувствовал себя кем или чем угодно, только не «компетентным следователем».

Сато дотронулся до каких-то кнопок. Нику показалось, что в его черепе раздалось высокое гудение.

– Что это? Турбины?

– Нет. Это большой гироскоп, – сказал Сато. – Набирает обороты.

– На кой черт нам гироскоп?

– Он вместе с гидравлическими амортизаторами поможет поставить машину на колеса в том случае, если «лендкрузер» опрокинется.

На этот раз Ник не смог сдержать смеха.

– Я сказал что-то смешное, Боттом-сан?

– Ага, смешное. Минуту назад, когда Джо пролез через крышу, я подумал, что смотрю кино про Вторую мировую войну, где летают на Бэ-семнадцать. Вроде «Вертикального взлета». Ощущение такое, что я персонаж «Безумного Макса» или «Дорожного воина».

– Это тоже американские фильмы про Вторую мировую войну? – спросил Сато, нажимая новые кнопки.

Взревели громадные турбины, усилив шум в ноющей голове Ника. За спиной у него зажужжало хитроумное кресло-турель, в котором разместился Джо.

– Нет, – ответил Ник, напоминая себе, что не нужно кричать в микрофон. – Это фильмы двадцатого века – кажется, австралийские – о говенном будущем, в котором все пошло наперекосяк. Людей в причудливых машинах убивают на дорогах, где властвует криминал.

– А-а-а-а, – проворчал Сато. – Эн-эф.

– Что?

– Американская эн-эф.

– Что это? – спросил Ник, когда Сато проверил связь с машиной, в которой ехали Вилли, Тоби и Билл. – Эн-эф? Что это?

– Ну вы же знаете, – сказал Сато, включая передачу тяжелой машины. Ник услышал, как под ним заскрежетала мощная трансмиссия «ошкоша». – Эн-эф.

– По буквам. Как пишется?

– «Н» дефис «ф», – сказал Сато, выезжая на дорогу перед вторым «лендкрузером» и направляясь мимо танка, туда, где военный кран поднял для них один из ограждавших шоссе бетонных блоков. – Эн-эф.

Ник расхохотался пуще прежнего.

– Вы абсолютно правы, Хидэки-сан, – сказал он наконец, не зная, как вытереть сопли под кислородной маской. – Вся эта лабуда – прямо-таки научная фантастика. И чем дальше, тем фантастичней.

Они покинули пределы Колорадо и Соединенных Штатов и, спускаясь с гор, устремились в Нью-Мексико.

3.02
Лас-Вегас, Невада и дальше
22 сентября, среда

Из дневника почетного профессора

Джорджа Леонарда Фокса

Пять дней пути. Пять дней. Эти последние пять дней кажутся мне важнее и насыщеннее последних пяти лет моей жизни. «Насыщеннее» – значит богаче, полнее событиями, в которые человек окунается сознательно. Лишь немногие из моих любимых персонажей вели такую жизнь – например, Элис из Бата. [86]86
  Персонаж из «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера.


[Закрыть]Так что я за последние пять дней, вероятно, пережил больше, чем за последние пятнадцать лет. Или пятьдесят.

А может, я никогда прежде и не жил такой полной жизнью.

Я пишу об этом с такой осторожной радостью отчасти потому, что пока в нашей компании все живы-здоровы. Но кого я имею в виду под «компанией»: нас с Вэлом; нас с Вэлом и наших водителей Хулио и Пердиту Романо; нас с Вэлом, Хулио, Пердиту и сотни других людей в караване? От радости и ужаса, от того, что я выжил на этой неделе, я расту. Во мне обитает целый сонм.

Трудно поверить, что лишь два дня назад я своими старческими глазами видел такое зрелище, как сегодняшний Лас-Вегас – Лас-Вегас и все эти веселые, шумные лагеря-стоянки в освещенной факелами пустыне, возле города. Возле стены, которая защищает Лас-Вегас, штат Невада, этот последний оплот цивилизации двадцатого века, от безумного кладбища двадцать первого века, которое не вторглось пока в город и не смяло его яркую, невероятную, хрупкую, сюрреалистическую реальность.

Высокая прозрачная стена с ее маяками, лазерами, знаменами и предупредительными прожекторами начинается у того места, где прежде объезд 215-го шоссе соединялся с I-15, – чуть южнее. Потом она идет за 215-м шоссе вдоль западной границы города и дальше – чуть ли не до Хендерсона на востоке. Аэропорт Маккарран расположен в глубине защищенного стеной пространства, как, конечно, и все знаменитые казино.

Из нашего лагеря на небольшой возвышенности к юго-западу от города мы видели башню Стратосферы далеко на севере (на вершине ее все еще работали «русские горки» и другие аттракционы) и «Луксор» около южной стены. Лазерный прожектор этой стеклянной пирамиды, хорошо видный и днем и ночью, вонзался в небо. Но лишь ночью Лас-Вегас предстает во всей своей красе: огни, прожектора, лазеры на том, что прежде называлось «Эм-джи-эм гранд», «Мандалай-бей», «Экскалибур», «Париж», «Нью-Йорк – Нью-Йорк». Некоторые – вместе со статуей Свободы и Эйфелевой башней в миниатюре, кажутся такими трогательными. Мы видели также изогнутый фасад «Белладжо», не очень высокие башни «Баллис», «Харрас/Империал пэлис», «Трежер-айленд», «Гугл-гранд» и «Мираж», которые тем не менее возвышаются над низкими, возведенными в середине прошлого века постройками «Сизаре пэлис» и отелями в центре города – «Сахарой», «Ривьерой» и старым «Цирк-Цирк».

К востоку от аэропорта видны освещенные белые купола Тадж-Махала (в масштабе 120 % от оригинала), но казино и отели помещаются только в боковых куполах. Внутри главного купола стоит реактор индийского производства, который охлаждает и освещает Лас-Вегас теперь, когда от плотины Гувера [87]87
  Плотина в нижнем течении реки Колорадо, на которой сооружена гидроэлектростанция.


[Закрыть]остались одни воспоминания. Городки, которые противостояли невадской жаре и безводью, сегодня заброшены – всевозможные Месквайты и Тонопы, Эли и Элко, Бэтл-Маунтины, Парумпы и Серчлайты, размером с Рино и Карсон-Сити, которые имели собственные реакторы, но все же потеряли более четырех пятых всего населения. И я могу только представить, сколь великолепен вид на Лас-Вегас из космоса, ведь ночью в этой части американского запада проходит граница между тьмой и светом.

Кроме мерцающих, ослепительных огней внутри города за стенами (прозрачными стенами вокруг казино и отелей, что светятся золотом по ночам) были еще и скопления мириад других огней в пустыне: тысячи громадных грузовиков с включенными фарами, а в образованных ими кругах света – гигантские костры, дерево для которых специально привозится за тысячи миль.

Три ночи назад, когда я наблюдал кипучую деятельность за стенами города (родео и ярмарки, бродячие цирки с подсвеченными колесами обозрения, «русские горки» и ракеты, сотни закусочных, пабов и баров на колесах или в палатках, мотоциклетные и автомобильные гонки рядом с брезентовыми публичными домами в пыльных городках, которые постоянно исчезают и возникают в новом месте, вечный парк развлечений за пределами города, который и сам есть парк развлечений для миллионов миллионеров, еще оставшихся на обанкротившейся земле, – мой внук Вэл говорит мне, как называются самолеты миллионеров, что мигают красным и зеленым и ослепляют при приземлении, эти «лирджеты», «гольфстримы», «хокеры-сиддли», «фалконы», «цессна-сайтейшн-экселсы», «челленджеры» и сверхзвуковые «сухой-путин-соколы», садящиеся каждые несколько секунд), мне пришло в голову, что Лас-Вегас, внутри стен и за ними, – это единственное крупное исключение из нового всеамериканского правила: «больше трех не собираться».

Хулио и Пердита Романо, как тысячи других водителей и пассажиров, веселящихся здесь, на потрескавшейся земле, вне сверкающих стен Вегаса, не опасались смертников с бомбой в своих рядах. Водители (канадцы, направляющиеся в Старую Мексику; мексиканцы с южной стороны старой границы, везущие свой груз на север – в Канаду; американцы, которым нужно на север, юг, восток, запад в любых комбинациях) проехали слишком много и затратили слишком много сил, добираясь сюда, где можно день-другой отдохнуть и повеселиться в современном подобии Америки начала девятнадцатого века, когда встречались свободные трапперы, индейцы и покупатели бобровых шкурок. И они не собирались портить веселье, выпуская бомбистов-смертников и совершая политические убийства.

Эти безумства они припасали для остальной страны.

Фура со спальными местами «Питербилт-417», принадлежащая Хулио и Пердите, – удивительная машина. Передняя часть кабины, где стоят два массивных сиденья «ультрарайд» с мягкой обивкой, – это царство хозяев, центр которого – приборы, кнопки и рычаги перед водительским местом. Нам с Вэлом позволено ехать на двух удобных откидных сиденьях, сзади и чуть выше «ультрарайдов». За нашими сиденьями – широкая и удобная кровать для двух Романо, всегда идеально застеленная днем и редко используемая обоими одновременно: один обычно сидит за рулем. А еще дальше и выше, за складной дверью и под прозрачным спойлером, есть спальное место поменьше размером.

Когда мы с Вэлом уединяемся там и разговариваем перед сном (Хулио и Пердита предпочитают сидеть вместе далеко за полночь, прежде чем один из них отправляется спать), то можем смотреть на небо с его сверкающими звездами. Если же мы сидим в нашей удобной спаленке, то можем смотреть вниз и вперед, на капот и шоссе, мчащееся на нас в ночи.

В первые два дня после бегства Вэл почти ничего не говорил, но теперь он общается со мной, смотрит мне в глаза, – одним словом, перестал меня игнорировать. Откровенно говоря, этот новый Вэл – пусть и потрясенный недавними событиями, о которых все еще не решается рассказать, – стал интереснее и умнее, напоминая теперь мальчика, который приехал жить ко мне пять с лишним лет назад. Я уже устал от угрюмого, необщительного подростка, внутри которого, казалось, копится готовое вспыхнуть насилие.

Пятничная ночь была сущим кошмаром.

Я уже был готов то ли отправиться на поиски Вэла, то ли позвонить в полицию или его отцу (сказать, что он пропал; донести на него, как на возможного преступника?), когда влетел Вэл и размолотил мой телефон. Потом мы оба видели по телевизору лица его мертвых товарищей по флэшбанде. Я видел, что Вэл потрясен, что он белее бумаги. Но он не стал, как большинство людей (и я в том числе), впадать в ступор. Шок от случившегося превратил шестнадцатилетнего мальчишку в расчетливого робота, наподобие его отца, только гораздо более уверенного и умелого.

Нам не пришлось прятаться в депо. Хулио, Пердита Романо и их грузовик уже были там, как и десяток других машин. Когда я показал Романо записку от дона Эмилио Габриэля Фернандеса-и-Фигероа, нам позволили спрятаться в кабине «питербилта», меж тем как в небе кружили вертолеты, а позади нас горел Лос-Анджелес.

Только на следующий день я понял, какая громадная нам с Вэлом выпала удача. Деньги Романо уже были заплачены. То немногое, что у меня оставалось, я держал наличными в сумке. Если бы Романо и другие водители не были порядочными людьми, они могли бы не взять нас с собой в ту жуткую ночь или убить по пути из города. Вышвырнул тела – и концы в воду.

Как выяснилось, из-за покушения на жизнь советника Омуры и начала сражения между силами реконкисты и городом на 15-й дороге, перед долгим подъемом к Викторвилю, выставили блокпосты. Хулио Романо рискнул всем, что у них было (не только дорогим грузовиком, но и свободой), взяв нас вместе с багажом и показав, где прятаться: оказалось, в топливных баках по бокам машины есть тайники.

Пока мы скрывались там, Романо запросто мог нажать кнопку, пустить в тайники сжиженный газ, который шел мимо нас по трубопроводам, – и избавиться от всяких хлопот, связанных с нами; разве что выкинуть потом две холодные тушки где-нибудь в пустыне. Им это ничем не грозило, а уплаченный мной аванс оставался у них.

Но Романо оказались достойными людьми. После того как бумаги от Эмилио были проверены и мы миновали блокпосты, Хулио и Пердита выпустили нас из крохотных тайников в топливных баках и вернулись на высокие сиденья в кабине «питербилта». Мы покатили в сторону Барстоу и пустыни.

Когда Хулио или Пердита смотрели спутниковое телевидение в своей зоне отдыха, то разрешали нам с Вэлом присоединиться. И мы наблюдали за тем, как горит оставленный нами Лос-Анджелес.

Схватка оказалось ужаснее, чем, вероятно, предвидели ее участники: штат Калифорния, с одной стороны, и картели, отряды и банды реконкисты Нуэво-Мексико – с другой. Она далеко переросла простые беспорядки. Полиция не вмешивалась, накапливая силы за линией огня. Губернатор Логан обещал, что те, кто из последних сил сражается в разных частях города, получат подкрепление в виде частей национальной гвардии; но лишь немногие комментаторы полагали, что обороняющимся от этого станет легче. Когда губернатор выступил, угрожая обратиться к президенту с просьбой прислать федеральные войска, Хулио только рассмеялся. Эта угроза уже много лет была пустой – федеральные войска сражаются в Китае и других местах за своих иностранных хозяев.

Но если город и силы правопорядка штата серьезно недооценили возможности реконкисты (их, казалось, застали врасплох бронетехника и артиллерия, во множестве доставленные на север, – часть этой техники раньше скрывали камуфляжные сетки на громадном кладбище у лагеря Эмилио), то Эмилио с объединенными силами латинов явно не ждали восстания чернокожих в Южном Центральном Лос-Анджелесе и азиатов на западных окраинах, сопротивления наемников, нанятых богатыми обитателями Беверли-Хиллз, Бель-Эйр, холмов вдоль Малхолланд-драйв и других мест, а также выступлений десятков других групп, не связанных ни с властями штата, ни с силами Нуэво-Мексико. Поэтому простое сражение реконкисты с Калифорнийской национальной гвардией за будущее Лос-Анджелеса почти сразу же превратилось в многостороннюю неразбериху. Лос-Анджелес становился чисто гоббсианским [88]88
  Имеется в виду философское учение английского философа и государственного деятеля Томаса Гоббса (1588–1679), который утверждал, что для человека естественно состояние «войны всех против всех».


[Закрыть]штатом.

Когда я сказал об этом Хулио и Пердите, они поняли и тут же согласились со мной. Оба читали гоббсовского «Левиафана». Так полетели к черту мои представления о водителях грузовиков и их уровне образования.

И если уж зашла речь об образовании, то Вэл, путешествуя в конвое дальнобойщиков, с удовольствием восполняет пробелы в нем.

После первого дня и ночи, когда он был почти совершенно невменяемым (напишу об этом позднее), я вдруг увидел, что Вэл начинает обращать внимание на то, что его окружает, на людей рядом с собой.

Две ночи мы провели вместе с водителями десятков других фур в пустыне, у стен недоступного, но все же манящего своими огнями Лас-Вегаса, и я обратил внимание на живой – почти жадный – интерес Вэла к тому, что говорят люди вокруг костров.

Бедняга Вэл… Согласно закону и по распоряжению департамента образования его чуть ли не постоянно, с первого дня в детском саду почти двенадцать лет назад, воспитывали в духе толерантности к «этнокультурным различиям», причем эти различия считались самоценными. Но он понятия не имел, что же это такое, пока не оказался среди дальнобойщиков. Вэл вырос в двух городах – Денвере и Лос-Анджелесе, разделенных на расовые, этнические, языковые и (все чаще и чаще) религиозные феоды, которые грызлись и дрались за некий абстрактный пирог в желании отхватить кусок побольше. Бесконечная игра без победителя, затеянная политиками и бандами и нередко перераставшая в открытую войну.

Но в течение этих пяти дней и ночей он видел и слышал парня по имени «Калибр» Деверо, чернокожего южанина, который открыто говорит: возвращение в оборот словечка «ниггер» – это констатация того, что его раса, по большому счету, не состоялась. Деверо шоферит на своей громадной машине вот уже тридцать восемь лет и не собирается бросать работу только потому, что между городами, в которые он возит товар, воцарился и все усиливается хаос.

Вэл слушал рассказы у костра Генри «Большого Коня» Бигея, индейца навахо, который – вместе со своей женой Лауреттой – двадцать восемь лет провел за рулем своей фуры и сопротивляется любым чиновникам, армии или придорожным бандитам, которые пытаются его остановить. Генри откровенно смеется (у него отсутствует один верхний зуб, отчего остальные кажутся еще белее), рассуждая об иронии судьбы: белым людям, которые загнали его народ в резервации, аукнулось их же Предначертание, [89]89
  Существовавшее в Америке XIX века убеждение, что Америке предназначено занять территорию всего североамериканского континента.


[Закрыть]исчезнувшее, словно его и не было. Но я убежден, что в этом человеке совсем нет враждебности. Он просто изучает историю.

– Это случается в каждой расе, группе и нации, – говорит со смехом Генри «Большой Конь» Бигей. – Дни величия накатываются, как высокий незаслуженный прилив, и народ, которому повезло, самодовольно радуется (как радовался когда-то и мой народ), словно заслужил это, хотя ничего такого и не заслужил. А когда прилив схлынет, народы, племена, нации обнаруживают, что стоят, лишенные дара речи и ошарашенные, на сухом и замусоренном берегу.

Странно услышать метафору, связанную с океаном, от того, кто вырос в пустынях Аризоны.

Вэл слушает и других людей, вроде Хулио и Пердиты, которые выросли в густонаселенных восточных городках, но находят счастье только на свободных хайвеях – на том, что от них осталось. Он слушает латинов, вроде Вальдесов, уроженцев Мексики, которые водят свои фуры по междуштатным дорогам с 1980 года и теперь не хотят связываться ни с каким кланом, бандой или народом, желающими утвердиться за счет чужаков. Кроме них есть еще Эллисы, Джан и Боб, и трое их детишек, – как любит говорить Джан, они «получают образование в машинах». Эллисы с Юга, принадлежат к евангелистской церкви, но остроумны, сообразительны, учтивы, свободомыслящи – не выставляют напоказ собственную веру, так как считают это нарушением прав других людей. А трое их детишек, как сообщил мне Вэл, проведя с ними почти весь день, знают географию, историю, астрономию, литературу и фундаментальные науки куда лучше любого из его одноклассников.

Я почувствовал, что больше всего Вэла заинтересовал Купер Джейкс, которого другие водители по непонятной причине называют «Старый Тормоз Джейкс». Это старый пердун, как я, даже старше – ему за восемьдесят, а то и за девяносто, – но при этом худощавый, гибкий, выносливый и на вид неубиваемый, как хрящ. Седая борода Купера Джейкса компенсирует его худобу, и, как у всех великих пророков, густые брови старика – цвета воронова крыла. Эти брови умеют в одно мгновение взлететь и принять устрашающий вид, словно два пистолетных ствола. Рассерженный Купер напоминает мне капитана Ахава из «Моби Дика».