Текст книги "Флэшбэк"
Автор книги: Дэн Симмонс
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
1.09
Денвер и «Курс-филд»
14 сентября, вторник
Когда Ник служил в денверской полиции, там никто и никогда не осмеливался расшифровать инициалы женщины-детектива К. Т. Линкольн на женственный, нежный манер – типа «Кати». По крайней мере – в ее присутствии. Если кто и называл детектива Линкольн по имени, то всегда говорил «К… Т.», делая между инициалами уважительную паузу – если не из опасения, то хотя бы для разделения взрывных согласных. Ходили слухи, будто никто – ни капитан, ни комиссар, ни даже начальник отдела кадров – не знает, что они обозначают. За спиной у К. Т. высказывались всякие грязные и сексистские предположения. Мужчины ее побаивались, а – как быстро обнаружил Ник, став напарником К. Т., – чем неувереннее мужчина, тем легче его напугать.
Ник Боттом никогда не боялся детектива первого ранга К. Т. Линкольн; но, может быть, это объяснялось их успешной работой в паре.
Но теперь, когда она широким шагом подходила к выгородке в дальнем углу ресторана «Денвер дайнер», где ее ждал Ник, он отчасти испытал неуверенность и тревогу при виде ее хмурого лица. Он знал, что эта цветная женщина с суровыми чертами, волосами в мелкую кудряшку и ростом в шесть футов два дюйма всегда носит на бедре девятимиллиметровый «глок»; это вовсе не способствовало уменьшению беспокойства.
– Я заказал тебе кофе – сейчас принесут, – сказал Ник, когда К. Т. села напротив него.
Они нередко завтракали здесь после ночного дежурства в Денверском центре. Дара никогда против этого не возражала. Как и спутница К. Т. Ник не видел К. Т. и не говорил с ней почти пять лет. Она за это время получила повышение – чин лейтенанта и должность главы отдела… которые полагались Нику, не стань он флэшнаркоманом и не обделайся всюду, где только можно и нельзя.
– Не хочу кофе, – холодно сказала К. Т. – И на вопрос, который ты собираешься задать, я отвечаю «нет». Есть что-нибудь еще, мистер Боттом? У меня назначена встреча с ребятами Дельвеккьо из отдела быстрого реагирования. Мне пора отчаливать.
«Что, этот кретин Дельвеккьо возглавляет теперь ОБР?» – подумал Ник.
– Это на какой вопрос ответ? Я у тебя еще ничего не спросил, К. Т. И что, по-твоему, я собираюсь спросить?
– Я не буду твоим снайпер-секундантом сегодня на «Курс-филде», – ответила лейтенант.
Хотя Ник ни разу не подъезжал к К. Т. Линкольн, он всегда считал ее привлекательной женщиной, несмотря на ее рост, суровое лицо и короткие, непослушные волосы. Ник как-то сказал Даре: он вполне может себе представить, что К. Т. – потомок Авраама Линкольна, если у того была связь с красивой черной женщиной цвета кофе с молоком, как у К. Т., и язвительным характером. Подобно Линкольну (несмотря на то, что второразрядные историки, в отчаянных поисках свежего взгляда на самого популярного американского президента, распускали всяческие слухи), К. Т. Линкольн в любовных делах предпочитала женщин.
Но больше всего угрюмая, молчаливая начальница отдела напоминала канонизированного президента глубоко посаженными, темными, до странности линкольновскими (и лишь изредка благожелательными) карими глазами.
– Откуда ты знаешь, что я иду на «Курс»? – спросил Ник.
– Ты что – меня за дуру держишь? Вся полиция знает, как ты пыжишься изо всех сил и выставляешь себя идиотом, услуживая Накамуре. Думаешь, через советника можно добиться того, что губернатор разрешит увидеть Оза, Дина, Делроя Ниггера Брауна и всех остальных кретинов, – а полиция ничего не узнает? Спустись с небес на землю, Боттом.
– А что – «Ник» уже не катит? – спросил Ник.
– Ник утонул на дне ампулы с флэшбэком, – отрезала К. Т.
Уязвленный Ник ответил:
– У меня есть снайпер-секундант для «Курса».
– Один из головорезов Накамуры. Отлично. Значит, я тебе не нужна. Если нет других вопросов…
И К. Т. двинулась прочь из выгородки.
Но на пути у нее встала официантка, которая принесла кофе и большой завтрак для Ника: яйца, бекон и картофельные оладьи. Ник торопливо проговорил:
– Я хотел поговорить о Даре.
Экс-напарница Ника замерла, потом села.
– Что ты хочешь сказать о Даре? – резко спросила К. Т., когда официантка наполнила их чашки и ушла.
– Дэнни Оз, израильский поэт, которого Кэйго Накамура расспрашивал в числе последних…
– Я помню, кто такой Дэнни.
– …сказал мне вчера, что в день их с Кэйго встречи он видел Дару и незнакомого ему толстого, лысого типа – вероятно, помощника окружного прокурора Харви Коэна. Мне нужно знать, почему она была там, К. Т.
К. Т. подняла чашку обеими руками и медленно отхлебнула, явно давая себе время поразмыслить.
– Оз ни разу не говорил о твоей жене во время остальных пяти расследований убийства Кэйго, – негромко сказала она.
– Пяти? – переспросил Ник. – Пяти? Я знал только о нашем совместном расследовании с ФБР и еще об одном, которое проводили японцы года два спустя.
– С тех пор было еще три, – сказала К. Т., глядя в свою чашку. – ДВБ-шное три года назад, потом опять наше, после того как губернатор вставил клизму Пенья-младшему. И полтора года назад делом опять занялись ФБР с ЦРУ или черт их поймет с кем. С секретной группой, которая может совать нос в грязные углы, обычно недоступные для федералов.
– Значит, мое расследование будет шестым за шесть лет, – пробормотал Ник.
– Пятым с одной сотой, – отрезала К. Т., на лице которой мелькнуло несвойственное ей выражение – вроде сожаления о сказанном.
Но Ник только кивнул.
– Почему Накамура нанял меня, после того как все эти мощные структуры не смогли ничего выяснить? Хотя вообще-то мне все равно… Я просто хочу знать, почему Дара и Харви Коэн были в «Шести флагах» в тот сентябрьский день. И еще есть вероятность, что она пришла на вечеринку в ЛоДо в ночь убийства Кэйго.
К. Т. подняла на него глаза.
– В логово Кэйго? Это невозможно, Ник. При каждом расследовании списки гостей и видеозаписи просматривали вдоль и поперек. Черт побери, люди Накамуры даже воссоздали все происходившее в трехмерном варианте. Никаких следов Дары.
– Воссоздавали компьютеры, – раздраженно возразил Ник. – Компьютеры зависят от той информации, что в них вводится. А на одной из записей, сделанной внешней видеокамерой, мелькнуло лицо… кого-то… похожего на Дару. На расстоянии в пол квартал а и по другую сторону улицы. В тот момент, когда все стали спешно выметаться, чтобы не встретиться с полицией.
К. Т. покачала головой.
– Технари из ФБР и других контор увеличили все кадры наружной съемки. Никого, кто мог бы представлять интерес для следствия.
– Понимаешь, – Ник расставлял слова так, будто засовывал пули в барабан револьвера, – может, моя покойная жена и не представляет интереса для следствия. Но для меня-то представляет. Мне нужно знать, почему она была в «Шести флагах» в тот день – а потом, возможно, на вечеринке. А для этого мне требуется твоя помощь, К. Т.
Та откинулась к спинке, так что расстояние между ними увеличилось.
– Господи Иисусе, Ник. Ты начитался и насмотрелся всяких историй про частных детективов, где разжалованный полицейский пользуется услугами приятеля, который остался в полиции и делает для него всю тяжелую работу. Между прочим, реальному полицейскому в реальном мире это грозит потерей значка. А я больше тебе не приятель, Ник Боттом, и даже если бы им была, все равно не сделала бы этого.
– Ты была подругой Дары, – решительно сказал Ник, соединив ладони и направив указательные пальцы на К. Т., как ствол пистолета. – Или вела себя, как ее подруга, в те дни.
– Пошел ты в жопу, Боттом.
– И ты туда же, Линкольн. Тебя волнует не потеря значка. Тебя волнует, что ты не получишь очередного повышения. А кем ты станешь потом, К. Т.? Комиссаром? Мэром? Королевой Колорадо?
Ник выбрал выгородку в дальнем углу ресторана, у туалетов, подальше от окон и утренних толп, но люди все равно поворачивались и поглядывали в их сторону из-за стенок своих выгородок. Он подался поближе к женщине и прошептал:
– Мне нужна твоя помощь, К. Т.
Лейтенант смотрела на него все так же холодно, разве что чуть прищурилась.
– Знаешь, что тебе нужно, Ник? Побриться, постричься, почистить зубы и похудеть фунтов на двадцать пять. Новый костюм и галстук тоже не помешают.
Ник почувствовал, как у него екнуло в груди, но ничем не показал этого.
– Мне нужна твоя помощь, К. Т. Мне нужно знать, почему Дара была в «Шести флагах». И была ли она рядом с домом Кэйго в ту ночь.
– Она тебе никогда не говорила, что Коэн или окружной прокурор интересуются всем, связанным с Кэйго Накамурой?
– Ничего такого я не помню. Я просматриваю эти дни один за другим с помощью флэшбэка, и все, что она говорит или не говорит, теперь кажется мне подозрительным. Мне надо поговорить с тогдашним окружным прокурором Ортегой.
– С Мэнни Ортегой? – К. Т. фыркнула и ухватила ломтик бекона с тарелки Ника. – Какой толк встречаться с мэром и спрашивать его о деле, о котором шесть лет назад он мог даже и не знать? В городе говорят, что для Ортеги мэрство в Денвере – лишь ступенька в карьере. У него амбиции национального масштаба.
– Насрать на Ортегу с его национальными амбициями, – прошипел Ник. – Мне нужно знать, почему Харви Коэн оказался с Дарой в «Шести флагах» именно в тот день. Над чем таким он работал?
– Может, встречу с Ортегой лучше устроить через советника? – предположила К. Т. – Но твое… расследование… уже никак не связано с поисками убийцы Накамуры.
– Не знаю, – откровенно сказал Ник. – Знаю только, что мне сейчас наплевать, кто убил парнишку, если это не имеет отношения к Даре. И к… так называемой катастрофе, в которой она погибла.
Густые брови К. Т. взлетели вверх.
– Так называемой? Ты хочешь сказать, что авария, в которой погибли Дара и Харви, не была просто несчастным случаем?
Ник пожал плечами и опустил взгляд на остывающую и затвердевающую пищу.
– Пять с половиной лет назад дорожный патруль, шериф, денверская полиция – все предоставили тебе результаты расследования катастрофы. Я это знаю. Машины на шоссе ехали с большой скоростью, когда Коэн начал съезжать с I-двадцать пять на Восточную Пятьдесят восьмую авеню. Харви и сам всегда очень быстро ездил по городу. Пожилая пара в бьюиковском мерине перед ними резко остановилась. Беспричинно… кто-то перед ними замедлил ход, и они ударили по тормозам – старики часто так ездят. Харви не успел остановиться вовремя или обойти их, как и водитель фуры за ним. Все три машины врезались в ограждение. В пожаре погибли и пожилая пара, и водитель фуры. Бога ради, Ник, что тут может быть, кроме несчастного случая?
Он посмотрел на нее налитыми кровью глазами.
– Ты когда-нибудь слышала о подставах, К. Т.?
Лейтенант фыркнула.
– Конечно. Старая схема выколачивания денег из страховых компаний. Но я не знаю случаев, чтобы в автомобиле, тормозящем перед машиной лоха, сидела пожилая пара англосаксов, ни разу не нарушавшая правил. И чтобы ударяющая машина была громадной фурой. И чтобы мошенники добровольно согласились сгореть. Придумай что-нибудь получше, Ник.
– Откуда они ехали, К. Т.?
– Кто?
– Харви и Дара. Откуда они ехали, когда произошел «несчастный случай»?
– В протоколе, кажется, было написано, что с ланча, – сказала К. Т. внезапно усталым голосом.
– К тому времени Харви с Дарой три с лишним часа как уехали из офиса, – проворчал Ник. – Чертовски долгий ланч. И куда они направлялись? В офисе окружного прокурора тогда заявили, что они собирались взять показания у кого-то в Глоубвиле, и больше никаких подробностей. Кто, черт побери, ездит в Глоубвиль, чтобы брать показания?
– Полагаю, помощник окружного прокурора со своими людьми, если им нужно взять показания у глоубвильца, – заметила К. Т. – Почему ты не задал эти вопросы тогда?
– Тогда они не казались мне важными. Тогда мне ничто не казалось важным.
К. Т. посмотрела на свои сильные пальцы, лежавшие на столешнице.
– Чтобы получить эту информацию, тебе придется встретиться с Ортегой и нынешним окружным прокурором, – очень тихо сказала она. – Чего ты хочешь от меня?
– Для начала достань все, что дорожный патруль, люди шерифа и полицейские не показали мне шесть лет назад, – ответил Ник. – И все то из офиса коронера, чего я не видел.
Она смотрела на него несколько долгих секунд и наконец спросила:
– Ник, ты и в самом деле хочешь увидеть фотографии с места катастрофы – искалеченное, обгорелое тело Дары?
– Да, – сказал Ник, свирепо глядя на нее. – Хочу. А еще фотографии тел Харви, пожилой пары и водителя фуры. И мне нужно увидеть все, что есть в полиции об участниках этого происшествия. Я хочу знать все, что известно об этом водиле и о старых пердунах.
– Больше ничего?
– Нет, еще кое-что. Мне нужно, чтобы ты разузнала, не интересовался ли какой-нибудь отдел полиции, или ФБР, или еще кто, чем занимался Кэйго Накамура перед убийством… Мне нужно все, что могло заинтересовать окружную прокуратуру и вызвать приезд Дары и Харви в «Шесть флагов» в тот сентябрьский день.
– Это будет непросто.
– Ты начальник отдела, лейтенант Линкольн, – сказал Ник. – Когда мы оба были детективами второго ранга, то считали, что выше начальника отдела только Господь Бог.
– Неужели? – К. Т. пристально поглядела на него. – Так вот, это не так. – Она снова двинулась прочь из выгородки. – У тебя все тот же телефонный номер?
– Да, – сказал Ник, но, подумав, тут же прибавил:
– Слушай, лучше всего нам встретиться с глазу на глаз, как сейчас. И лучше ксерокопии, чем файлы.
К. Т. остановилась и наклонила голову.
– Впадаешь в паранойю?
– Даже у параноиков есть враги, К. Т. Если ФБР и ЦРУ возвращаются к этому делу, очень вероятно, что они подозревают существование заговора против Накамуры с его холдингами. Заговора со стороны всяких там японских корпораций.
К. Т., теперь стоявшая рядом с выгородкой, наклонилась и понизила голос:
– Будет опасно, Ник. Для тебя и для меня. После Дня, когда настал трындец, японцы почти что вернулись к феодализму. Ты же знаешь. Эти корпоративные объединения – кэйрэцу – похожи на феодальные княжества. Ты ведь слышал о возрождении кэйрэцу в Японии?
– Конечно.
– Тогда ты должен помнить, что премьер-министр и члены японского парламента – всего лишь пешки. Главы этих объединений-кэйрэцу, вроде Хироси Накамуры, которые к тому же возглавляют возрожденные семейные концерны-дзайбацу, – каждый из них хочет стать сёгуном новой Сферы взаимного процветания Юго-Восточной Азии. В нее японцы намерены включить Китай и остальные азиатские страны. Накамура – советник Америки, а значит – одна из главных фигур в том феодальном кошмаре, который эти самураи-бизнесмены называют культурой. В этих кэйрэцу и дзайбацу убийство всегда считалось частью честной игры. Не нужно тебе вмешиваться в их войны, Ник.
Ник посмотрел на нее. Их разделяло совсем небольшое расстояние, и Ник чувствовал тот же еле уловимый аромат, что и во времена их совместной работы на 16-й улице.
– Я не могу не вмешаться, К. Т. Если есть хоть малейшая вероятность того, что в это дело вмешалась Дара, то должен и я.
К. Т. Линкольн выпрямилась и теперь, казалось, смотрела на пустую стену за выгородкой, но не уходила. Несколько секунд спустя она спросила:
– Знаешь, почему я из тех всего лишь пяти процентов американцев, которые никогда не пользовались флэшбэком?
– Ты из амишей? [74]74
Амиши – религиозное движение, зародившееся как самое консервативное направление в меннонитстве. Амиши стремятся к простоте в жизни и одежде, отличаются нежеланием принимать некоторые современные технологии и удобства.
[Закрыть]
Его бывшая напарница не улыбнулась.
– Нет. Просто у меня и без того много важных мертвецов, на которых я трачу большую часть времени, пока страна дуреет от этого долбаного наркотика. Я прочла в отчете, что ты вчера встречался с этим гугловским недоумком Дереком Дином. Значит, ты понимаешь, куда ведет эта привычка – жить ложной жизнью с мертвецами. Каждый час под флэшбэком – это час, вычеркнутый из реальной жизни.
Ник, не моргая, смотрел на нее. Когда он заговорил, голос его звучал твердо, бесстрастно.
– О какой реальной жизни ты говоришь, К. Т.?
Та на секунду закрыла глаза, потом развернулась, собираясь уходить, но задержалась и сказала через плечо:
– Будь осторожен сегодня на «Курс-филде». У нас есть сведения, что Хидэки Сато, которого ты выбрал себе в снайпер-секунданты, – один из киллеров на службе дзайбацу, о которых мы говорили.
– Хорошо. Значит, он не промахнется. Позвони мне, когда что-нибудь найдешь, и мы встретимся снова.
Лейтенант Линкольн покинула ресторан той же уверенно-агрессивной походкой, которой вошла.
С оружием на «Курс-филд» не пускали, а потому Ник провел больше получаса, облачаясь в бронекостюм из кевлара-плюс. Костюм обволакивал все тело под уличной одеждой, а также шею и голову – словно шлем-маска, внахлест покрытая чешуйками из легкого пулеотражающего металла. Лицо оставалось незащищенным, и какой-нибудь здешний обитатель легко мог прикончить Ника – в тюрьме «Курс-филд» имелись пистолеты, заточки, топорики, шила, дубинки и настоящие боевые ножи. Но к-плюс отражал удары большинства клинков, а при удаче позволял вступить в игру снайпер-секунданту.
Однако длинный клинок, со скоростью молнии посланный в глазницу тренированной, умелой рукой нациста тела – такие попадались среди обитателей тюрьмы, – мог сработать не хуже пули. Эти закоренелые преступники из «Курс-филда» были самыми накачанными и сильными людьми в штате Колорадо.
– Здесь только мужчины? – спросил Сато. Директор тюрьмы Билл Полански, главный конвойный и командир отряда снайперов Пол Кампос наблюдали, как Ник облачается в бронеодежду. Полански принадлежал к спокойным, но обстоятельным администраторам среднего звена: в системе образования он к сорока пяти годам стал бы директором или был на грани того, чтобы вышибить себе мозги.
Кампос, с коротко стриженными седыми кудрями и морским загаром, принадлежал к тем, кто вышибет мозги у кого угодно, только не у себя. Без всякого удовольствия, но предельно умело.
– Только мужчины, – ответил директор Полански. – У нас здесь нет настоящих стационарных камер… разве что штрафные изоляторы под трибунами. Женщины помещаются неподалеку, в бывшем «Пепси-центре».
– Я, бывало, смотрел там, как «Самородки» играют с «Лавиной», – сказал Кампос. – А один раз слышал Брюса Спрингстина. [75]75
Спрингстин, Брюс (р. 1949) – известный автор песен и исполнитель.
[Закрыть]Вы умеете обращаться с этой винтовкой, мистер Сато?
Японец крякнул и кивнул.
Натягивая кевлар-плюс на гениталии, Ник посмотрел на незаряженное оружие, которое взвешивал в руке Сато. Это была снайперская винтовка М40А6 с продольно-скользящим затвором – такими все еще пользовались морпехи. Ник увидел, что у нее съемный магазин на пять патронов. Предельное расстояние для стрельбы на «Курс-филде» было относительно невелико – футов пятьсот пятьдесят максимум. Поэтому тюремные снайперы вполне обоснованно пользовались бывшими натовскими патронами 7,62 х 51 мм, более легкими по сравнению с тяжелыми бронебойными калибра 12,7 мм.
Кампос постучал по прицелу.
– Это «Полис Марксмен II L» – модернизированный «Шмидт-и-Бендер 3-12 x 50» с подсветкой визирных нитей. Режим дневной стрельбы. Возможно, вам придется стрелять в теневую зону под вторым навесом, где живет Д. Ниггер Браун, но прицелу хватит света для обеспечения четкости, даже если солнце скроется за облаками. – Кампос помолчал. – Вы пользовались этим оружием раньше, сэр?
– Да, пользовался, – сказал Сато и установил винтовку на двуногую опору, стоявшую на столе.
– Желательно обойтись без смертных случаев, – устало произнес Полански, когда Ник натягивал на голову кевларовую шлем-маску. – Штат Колорадо отказался от смертной казни много лет назад и никогда не рассматривал возможность ее восстановления. Каждый застреленный вами заключенный – это куча бумажной работы для нас. Вообще-то после смерти заключенного возни с бумажками куда больше, чем после убийства посетителя.
Сато кивнул. Ник посмотрел сквозь глазные прорези своего нового головного убора. Уши у него были закрыты, но микрофоны принимали наружные звуки, обеспечивая радиосвязь с Сато и остальными, – им отводилась бывшая ложа для прессы. На шлем-маске кроме двустороннего микрофона имелась миниатюрная 3D-камера, так что Сато и прочие могли следить за всем, что Ник видит и слышит… если только ему не отрежут голову и не утащат куда-нибудь.
Ник принялся натягивать свою уличную одежду, – кевларовые перчатки в последнюю очередь. Полански подошел к нему, включил микрофоны и камеры, отступил в сторону и сложил руки на груди. Вид у директора был мрачный.
– Мы идем навстречу советнику Накамуре, мистер Боттом, но неужели допрос этого конкретного заключенного стоит таких хлопот?
– Может быть, и нет, – сказал Ник.
Закончив одеваться, он пошевелил руками и пальцами, покрутил головой. Ощущение было такое, будто его завернули в усаживающуюся обертку из металлопластика. Тело начинало потеть под кевларовой броней.
– Ну что ж, вперед, – произнес он.
Он прошел через дверь в стене центрального поля и начал долгий путь по игровой площадке. Лачуга Делроя Брауна находилась на первом уровне, за основной базой, на полпути до конца поля. Наркодилер со сроком всего в три года, Браун вообще-то не заслуживал такого хорошего места, но у него были и другие отсидки, за более серьезные преступления; кроме того, он имел здесь дружков.
Ник не оглядывался через плечо, но знал, что Сато стоит за зеркальным пуленепробиваемым стеклом помещения на втором уровне, где прежде был ВИП-ресторан. Теперь его превратили в снайперское гнездо.
Когда «Курс-филд» превратили в тюрьму под открытым небом, игровое поле первое время оставалось незанятым и предназначалось для физических упражнений. Теперь и внутреннее, и внешнее поля [76]76
Части бейсбольного поля, употребляются также термины «инфилд» и «аутфилд».
[Закрыть](травы на том и другом не осталось) были заставлены палатками из одеял, коробками, лачугами из подобранных на свалке листов жести, сооружениями из всевозможных отходов. Здесь жили новички и всякая шваль, чьи убогие жилища не имели защиты от непогоды. Над «Курс-филдом» никогда не было крыши – ни съемной, ни какой-либо другой. Черным заключенным достались лучшие места – крытый участок за основной базой, протянувшийся за пределы скамеек запасных первой и второй баз. Белым принадлежали крытые участки в левой части трибун, на первом и на втором ярусах. Латины владели обоими ярусами правой части и открытыми трибунами в центре, которые прежде назывались «Рокпайл». [77]77
Военный мемориальный стадион.
[Закрыть]Обитатели этой зоны так и звали ее до сих пор.
Дорогие закрытые люкс-ложи стали помещениями без окон для ВИП-заключенных, которые платили за них директору и охранникам сумасшедшие деньги. А на третьем ярусе выросли лачуги и палатки, где обитали эксцентричные и пожилые заключенные, желавшие лишь одного: чтобы от них отстали на хрен.
От двери в стене центрального поля к основной базе, мимо лачуг, шло нечто вроде тропинки, и Ник зашагал по ней. Из палаток и коробок на него смотрели мрачные лица, но никто не приблизился. Если расстояние между заключенным и посетителем уменьшалось до шести футов, следовало ждать выстрела.
Путь был долгим, и Ник так разогрелся под кевларовой оберткой, что чуть не падал в обморок. Он знал правило: если заключенные, один или несколько, нападают на тебя с колющим оружием – сворачивайся в клубок, закрывай лицо кевларовыми руками, и пусть твой снайпер-секундант делает свое дело, пока тебя пытаются заколоть. Когда всех застрелят, вскакивай на ноги и быстрее света мчись к ближайшему выходу.
Вот только ближайший выход был в четырехстах футах – Ника от него отделяли внутреннее и внешнее поле.
Ник остановился примерно там, где раньше помещалась основная база, и вгляделся в трибуны. Ограничительная сетка осталась на прежнем месте, как в дотюремные времена. Это место поразило Ника: раньше он видел его только в цифровом варианте, наблюдая летом по телевизору за играми «Рокиз». [78]78
«Колорадо рокиз» – денверская бейсбольная команда.
[Закрыть]Большинство людей считали, что запрет на посещение зрелищ означает конец профессионального спорта, но трансляции всех спортивных игр и состязаний в цифровом трехмерном формате оказались популярнее живых версий. Одной из причин, вероятно, было мастерство игроков: в новой команде «Колорадо рокиз» числились Данте Бикетте, Ларри Уокер, Андрес Галаррага и Вини Кастилья – все они выступали за команду приблизительно сорока годами ранее. В главной бейсбольной лиге требовалось лишь, чтобы заявленный виртуальный игрок играл за команду когда-либо в прошлом и мог быть воссоздан для игры только за одну из команд. «Бруклин доджерс», например, триумфально вернулись на сцену с Сэнди Куфаксом, Доном Дрисдейлом, Джеки Робинсоном, Дьюком Снайдер, Пи Ви Ризом, Джилом Ходжесом и остальные. Эти «Доджерс» выходили против «Нью-Йорк янкиз», у которых играли Дерек Джетер, Микки Мантл, Роджер Мэрис (настроенный на лучший год своей карьеры), Лу Гериг, Дуайт Гуден и Бейб Рут. О точности соответствия оригиналу виртуальных игроков и составов команд главной лиги шли постоянные споры, но бейсбольные болельщики любили эпоху возрождения. Лишь немногие хотели бы вернуться к накачанным стероидами игрокам последних, отмеченных скандалами десятилетий живой игры.
Ник, как и его старик, обожал бокс и часто смотрел «Пятничные бои», в которых молодой Кассиус Клей дрался, скажем, с Роки Марциано или Джеком Джонсоном…
– Боттом-сан, вы видите? – прошептал голос Сато в ухо Нику. – К вам справа приближается человек.
Ник развернулся.
Незнакомец, направлявшийся к нему из палаточно-хибарочного городка, был высоким, тощим, седоволосым, темнокожим и старым. Одет он был в мешковатые шорты цвета хаки, сандалии и безупречную белую рубашку. Шел старик медленно, но чуть ли не царственной походкой. Остановившись футах в семи от Ника, он раскрыл ладони – мол, руки мои пусты.
– Добро пожаловать, сэр, в наш скромный мир «Курс-филда», sans [79]79
Без (фр.).
[Закрыть]бейсбол, sansболельщики, sansхот-доги и попкорн, sansпиво «Курс», sansчто угодно, кроме осужденных преступников, включая и меня, сэр.
Старик слегка, но не без изящества наклонил голову. Голос его был сочным, басовитым, низким, чарующим – как у некоторых актеров, игравших в шекспировских трагедиях, и у старых спортивных комментаторов.
Ник слабо кивнул, но оглянулся, обшаривая взглядом пространство и задаваясь вопросом, не обман ли это, не хотят ли его зачем-то заманить в ловушку. Двигайся, подсказывал ему мозг. Двигайся, идиот.
– Меня зовут Душевный Папочка, – сказал старик. – А позвольте узнать ваше имя, сэр?
«Двигайся, двигайся»: ничего хорошего не будет, если назвать свое имя выжившему из ума старому преступнику.
– Ник Боттом, – услышал он, словно издалека, собственный голос.
В тот момент, когда отвлекаться было нельзя, его отвлекла какая-то мысль, мелькнувшая в утреннем разговоре с К. Т. Линкольн. Ему показалось, что все это: лачуги, преступники, солнечный свет, старый разоренный стадион, даже сумасшедший старик с удивительным голосом – часть какой-то флэшбэкной реальности, а Ник наблюдает за ней сверху.
«Будешь парить в облаках – тебя быстренько прикончат, кретин».
Душевный Папочка хохотнул тем же самым сочным, низким голосом.
– Что ж, мистер Ник Боттом, вы сегодня оставили ваши ослиные уши дома?
Ник кинул взгляд на старика и чуть подвинулся вправо. Он хотел, чтобы между ними сохранилось прежнее расстояние, чтобы Папочка оказался между Ником и возможным стрелком на трибуне, прямо впереди или чуть правее, и чтобы сам Ник не загораживал старика от выстрела Сато.
Не дождавшись ответа, Душевный Папочка сказал:
– Помните «Сон в летнюю ночь» – слова, которые говорит пробуждающийся Ник Моток? «Я скажу Питеру Клину написать балладу об этом сне. Она будет называться «Сон Мотка», потому что его не размотать. И я хочу ее спеть в самом конце представления перед герцогом; и, может быть, чтобы вышло чувствительнее, лучше спеть этот стишок, когда она будет помирать». [80]80
Перевод М. Лозинского.
[Закрыть]Я всегда думал, что он имеет в виду Джульетту из «Ромео и Джульетты». Понимаете, мистер Боттом, Шекспир писал две эти пьесы примерно одновременно… возможно, даже параллельно, хотя это было бы очень необычно для Барда… и я думаю, что в этих словах Мотка он позволил одной реальности проникнуть в другую, как флэшнаркоманы позволяют одной из своих реальностей проникать в другую. До тех пор, пока не перестают чувствовать разницу.
Ник в ответ мог только моргнуть. Странно, что израильский поэт Дэнни Оз тоже поднял вопрос о том, кто такая «она» в словах «спеть этот стишок, когда она будет помирать».
Понимая, что он впустую тратит время и подставляется, Ник сказал:
– Похоже, вы неплохо разбираетесь в Шекспире, мистер Душевный Папочка.
Старик закинул назад голову и рассмеялся сочным, довольным смехом. Зубы у него были большими и белыми; несмотря на возраст Папочки, отсутствовал только один. Что-то в этом смехе навело Ника на мысль, что старик – ямаец, хотя тот говорил без всякого акцента. Ник не знал, что вызвало у старика смех – то ли то, что его назвали Душевным Папочкой, то ли комплимент по поводу Шекспира.
– Я сорок с лишним лет провел в маленькой лачуге на территории депо в Буффало, штат Нью-Йорк. И жил я там вместе с профессором философии, человеком великой учености и любителем денатурата, мистер Боттом, – сказал Папочка. – Некоторые вещи заразны.
Ник понимал, что глупо задавать вопросы и пытаться узнать что-то у старика, – но иногда не мешает побыть глупым.
– За что вас посадили, Душевный Папочка? – спросил он негромко.
И снова в ответ раздался зычный смех.
– Я сижу здесь за то, что жил зимой под виадуком и портил вид на Платт-ривер людям, которые платили сумасшедшие деньги за возможность жить в высокой стеклянной башне у прибрежного парка, – ответил Папочка. – А позвольте и мне задать вам вопрос: зачем вы здесь, мистер Боттом? Или, вернее, кого вы здесь ищете?
– Делроя… Брауна.
Душевный Папочка снова расплылся в широкой улыбке, показав крепкие зубы.
– Как благородно с вашей стороны пропустить слово, начинающееся с буквы «н», мистер Боттом. И я поддерживаю ваш выбор. Из всего, что я видел и выстрадал за свои восемьдесят девять лет, самая великая глупость, совершенная моим народом добровольно, – это возвращение к слову с буквы «н», которое напоминает о веках рабства и никогда не было по-настоящему забыто.
Душевный Папочка повернулся и ткнул в сторону лачуги на полпути к первому ярусу за основной базой. Все сиденья на ярусе, конечно, были давным-давно выдраны.
– Мистер Делрой Ниггер Браун обитает там, сэр, и ждет вас.
– Спасибо, – сказал Ник, чувствуя себя глуповато, и двинулся вперед.
Встав так, чтобы его жеста не видели люди у него за спиной, Душевный Папочка поднял руку с выставленным пальцем.
– Они хотят вас убить, – очень тихо проговорил старик.
Ник замер.
– Не мистер Браун, которого вы ищете, а некто Плохой Ниггер Аякс. Знаете такого?
– Знаю, – так же тихо ответил Ник.
В свое время он арестовывал Аякса, и согласно его показаниям суд приговорил Аякса к десяти с лишним годам за неоднократные изнасилования шестилетней девочки в извращенной форме. Девочка умерла от внутреннего кровоизлияния.