Текст книги "Флэшбэк"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

1.16
Денвер
25 сентября, суббота

К. Т. превзошла саму себя.

В машине с Ником сидят Вэл – на пассажирском сиденье, и Леонард – сзади. Они несутся на юг по хайвею 287–385, через прерии команчей, со скоростью 130 миль в час, в «шевроле-камаро» 2015 года выпуска с турбонаддувом, который К. Т. Линкольн увела со штрафплощадки.

Бесконечные прерии убегают назад по обе стороны от белого автомобиля, что несется по пустому двухполосному хайвею. Они давно уже ушли от слабосильных машинок денверской полиции и колорадской дорожной инспекции, а после того как повернули на юг с I-70, у водородных скейтбордов Накамуры тоже не осталось ни малейшего шанса. Вэл веселится, потрясая кулаком на протяжении сорока миль пути.

Почти двадцатилетний «камаро» показывает, на что способен его двигатель «Вортек» в 630 лошадиных сил, с турбонаддувом и крутящим моментом в 518 фунто-футов. Здесь нет вставных электромоторов – один бешеный восьмицилиндровый двигатель L99 объемом в 6,2 литра, пожирающий галлоны редкого высокооктанового бензина.

Все стекла имеют щели для стрельбы, и Вэлу уже выпал шанс использовать свою щель по назначению. Капот машины дорожного патруля, преследовавшей их, взлетел в воздух, и та перевернулась в облаке поднятой ею же пыли. Эта машина была последней из всех. Вскоре они въехали в Спрингфилд, штат Колорадо, что на севере прерий. Леонард на заднем сиденье погрузился в разложенные перед ним карты, хотя и Бетти, и навигатор самого «камаро» ежеминутно выдают информацию.

– Когда мы доберемся до Кампо, через десять миль, – Леонард перекрикивает рев двигателя и шум задних покрышек «Нитто» NT55R, – останется девяносто восемь миль до пограничной станции Тексхома.

– Сколько жителей в Кампо? – кричит Ник. Ему трудно поверить, что здесь, среди вечно колышущихся трав, есть какой-то город.

– Сто пятьдесят, – кричит Леонард.

– Сто тридцать восемь, – отвечает Бетти.

– Сто… сорок… один, – говорит слегка тормозной навигатор «камаро».

– Па! – вскрикивает Вэл. – Нас догоняет вертолет. Но я его не слышу – только вижу.

– Это «сасаяки-томбо», – говорит Ник, гордый тем, что знает об этом и может все объяснить. В последний час с лишним ему приходилось изо всех сил сосредоточиваться на езде: на скорости в 130 миль выбоина или заяц на дороге могут привести к катастрофе. – По-японски это означает «стрекоза».

– Что мне делать? – кричит Вэл, открывая лючок на крыше и скидывая с плеч ремни безопасности.

Он встает, держа РПГ, который Ник принес в рюкзаке вместе с другим оружием.

– Дай предупредительный выстрел, – перекрикивает Ник вой воздуха, который присоединился к шуму двигателя и покрышек. – Там может быть Сато. Я не хочу его убивать.

– Принято, – кричит Вэл, прицеливается и пускает ракету.

Темный выхлоп обжигает белый капот «камаро».

Ракета, как и планировалось, проходит рядом с вертолетом, но задевает кончик одного из громадных, замысловато изогнутых роторов. Большую, но изящную машину уводит в сторону, она пропадает за поросшим травой холмом справа от них.

– Ты видел попадание? – спрашивает Ник, когда Вэл зашвыривает отстрелянный РПГ назад, закрывает лючок и снова пристегивается.

Они приближаются к Кампо на скорости в 140 миль.

– Все в порядке, – говорит сзади Леонард. – Вертолет совершил жесткую посадку, авторотируя, и поднял большое облако пыли. Все живы.

Вэл протягивает пятерню отцу, который тут же возвращает свою руку на баранку.

– Сворачивай на Мейн-стрит и хайвей, обозначенный как четыре-двенадцать, два-восемьдесят семь, шестьдесят четыре, три, пятьдесят шесть перед муниципалитетом в Бойз-Сити, – говорит Леонард, просовывая голову между отцом и сыном.

– Почему у одного хайвея в Оклахоме столько номеров? – смеется Вэл.

– Нехватку дорог они возмещают избыточной нумерацией, – говорит Ник, удивляясь тому, что его сын и тесть смеются при этих словах.

Потом они оказываются в Тексхоме, штат Оклахома, население 909 человек по данным Леонарда, 896 – по данным Бетти, у навигатора «камаро» нет данных. От Денвера – 364 мили, которые «камаро» проделал меньше чем за три с половиной часа. Наконец они приближаются к переходу на границе с Республикой Техас.

– Фигасе, – говорит Вэл. – Они на лошадях.

Ник поворачивает направо у флагштока. На флаге – белая звезда в синем треугольном поле. Красные и белые полосы кажутся ему знакомыми. Техасская кавалерия провожает их через открытые ворота, устроенные в двух высоких оградах. Между оградами – минное поле. За открытыми воротами Ник с удивлением видит знакомое здание.

– Я думал, что Аламо гораздо дальше на юге, – вполголоса говорит он.

Мощный двигатель «камаро» теперь лишь тихонько ворчит.

– Многие совершают такую же ошибку, – говорит Леонард и подается вперед, чтобы пожать ему руку; а когда Ник протягивает руку Вэлу, мальчишка обнимает его.

Ник проснулся от удушья. По щекам его текли слезы.

Флэшнаркоманы редко видели сны. Теперь, когда вместо флэшбэкных заходов в прошлое к Нику возвращались нормальные сновидения, он удивлялся их силе. Зачем менять такие ощущения на повторное проигрывание жизни с помощью химии? Зачем он делал это?

Он встал, принял душ и побрился, собираясь одеться и покинуть кондоминиум в 6.30 утра. Ребра под корсетом сегодня болели сильнее, но Ник не обращал на это внимания. Посмотрев на себя в зеркало после бритья, он увидел кое-какие изменения.

За две недели расследования он потерял немало фунтов, скулы заострились, лицо стало худощавым. Но главная перемена состояла не в этом. Его глаза. Изменились его глаза. Стали более ясными. Вот уже шесть лет Ник смотрел на себя и на остальной мир мутным взглядом того, которому нужен один флэшбэк, – либо созерцал мир тяжелым похмельным взглядом того, кто долго пребывал под флэшбэком. Теперь его глаза сделались другими.

Могут ли они остаться такими? По телу Ника пробежала дрожь. Он закончил одеваться.

На пункте сдачи оружия он выписал свой девятимиллиметровый «глок» с левосторонней поясной кобурой и крохотный карманный пистолет тридцать второго калибра для наголенной кобуры, которую носил редко. Работая патрульным, а затем детективом в отделе убийств, Ник всегда брал маленький пистолет для подбрасывания улики: номера затерты, рукоятка обмотана лентой, никакой криминальной истории. Но он ни разу не пользовался им в гневе, а тем более – для защиты себя или напарника. Он считал, что этот короткоствол обеспечивает точность стрельбы максимум на пять футов.

Прежде чем уйти из дома, Ник отвел в сторону начальника домовой охраны Ганни Г., показал ему фотографии Вэла и Леонарда и выдал отставному моряку пятьдесят старых баксов: больше трети из того, что осталось у Ника после оплаты полета в Лос-Анджелес, и целое состояние по любым меркам. Ник пообещал дать еще денег, если Ганни позаботится о них, пока сам он не вернется. Или в том случае, если он не вернется.

– Здесь на прошлой неделе были люди из ФБР и Внутренней безопасности. Интересовались этим мальчишкой, мистер Б., – сказал Ганни Г.

– Знаю. – Ник протянул целое состояние в твердой валюте бывшему моряку с лицом в белых шрамах. – Даю слово: моего сына просто хотят допросить как важного свидетеля по делу, в котором он не участвовал. Но даже это расследование уже приостановлено. Обещаю, что, если вы ему поможете, вас не ждут неприятности. Вот еще двадцать пять, чтобы вы устроили их здесь без меня и избавили от всякого беспокойства.

– Я бы сделал это для вас и бесплатно, мистер Б., – сказал охранник, засовывая деньги в карман.

Ник нацарапал записку, хотя и не надеялся, что Вэл с тестем появятся сегодня, – но воспоминания о виденном во сне придали ему оптимизма. Вскоре он уже выезжал с крытой парковки на своем вибрирующем, стонущем мерине. После могучего восьмицилиндрового двигателя во сне, после того ощущения свободы, вести это электрическое ведро было сплошным мучением. Счастливая физиономия индикатора зарядки показывала, что сегодня Ник может проделать тридцать одну милю, если станет ехать в основном под горку.

– К. Т.!

Лейтенант полиции развернулась, присела, почти извлекла «глок» из кобуры – и замерла.

– Ник Боттом?! Какого хера тебе нужно?

– И тебе доброе утро, лейтенант Линкольн.

К. Т. жила на Капитолийском холме, в большом старом доме постройки девятнадцатого века. Когда-то район считался престижным, но в конце прошлого или начале нынешнего столетия дома здесь превратили в дюжину блоков со сдаваемыми внаем боксами. И вот уже шесть десятилетий эта часть города отличалась высоким уровнем преступности. Но живущему в ней копу это давало дополнительные возможности. Соседи К. Т. по дому, которые могли позволить себе машину, держали ее в громадном, отдельно стоящем гараже, куда вела длинная подъездная дорожка. Именно тут Ник и решил перехватить свою старую напарницу.

– На кой черт ты вырядилась в форму, детектив? – спросил Ник. Увидев К. Т. – черная патрульная форма, пистолет на поясе, полицейский значок на груди, дубинка и прочее, – он вспомнил о первых годах их совместной работы.

– В Лос-Анджелесе за последнюю неделю случились маленькие неприятности, – сказала К. Т., выпрямляясь. – Или ты усиленно изображал Филипа Марло [119]119
  Филип Марло – частный детектив, созданный писателем Реймондом Чандлером в 1930-е гг.; действовал в Лос-Анджелесе.


[Закрыть]и не заметил?

– Слухи до меня дошли, – сказал Ник. – И что?

– Отряды реконкисты и тамошнее ополчение – все получили по заднице. Полтора с лишним миллиона латинов восточного Лос-Анджелеса припустили на юг – спасать свои жизни. Говорят, силы Нуэво-Мексико не устояли в Сан-Диего и теперь отступают к старой границе.

– И что? – повторил Ник.

– А то, что в Денвере полмиллиона скотов, которые тоже думают: не выкинуть ли латинов к чертям с нашего двора? Сегодня все полицейские выходят на дежурство в полном защитном снаряжении. Будем сооружать линии обороны в Файв-Пойнтс, северном Денвере, районе Вест-Колфакса, у школы Мэньюал и по всему юго-западу города, за Санта-Фе-драйв.

– У вас мало сил, К. Т.

– На хера мне об этом говорить? Какого черта тебе надо, Ник? Мне нужно работать.

– Есть ли подвижки с восьмицилиндровой машинкой, о которой я просил? Со штрафстоянки?

К. Т. прищурилась.

– Так ты это серьезно говорил?

– Серьезнее инфаркта, напарник.

– Не называй меня напарником, флэшпещерный житель. Зачем мне ставить на карту всю свою карьеру и пенсию, воруя для тебя машину со штрафстоянки, Ник Боттом?

– Потому что меня убьют, если я не обзаведусь настоящими колесами, чтобы убраться отсюда.

– Кто это тебя убьет? – спросила К. Т. – За тобой летят черные вертолеты? [120]120
  Термин «черные вертолеты» стал популярным в консервативных кругах в 1990-е годы как символ и примета военного переворота.


[Закрыть]

Ник улыбнулся. Она была ближе к истине, чем думала.

– Ты читала материалы для жюри присяжных.

– Еще одна причина, чтобы не говорить с вами, мистер. А тем более – идти ради вас на преступление.

Ник кивнул.

– Если предположить, что они сфабрикованы, – ну предположи это на минутку, – то спроси себя, кто мог изменить записи телефонных разговоров, подделать свидетельские показания, сделать все необходимое, чтобы жюри вынесло нужный вердикт? Покойный мэр и бывший окружной прокурор Мэнни Ортега?

К. Т. прыснула со смеху.

– Кто, если не он? – гнул свое Ник. – Губернатор? Кто?

– Кто-то на уровне офиса советника Накамуры, – сказала К. Т., кинув взгляд на часы и нахмурившись. – Но зачем Накамуре было тратить столько времени шесть лет назад, фабрикуя дело против тебя, расходовать силы и деньги, а потом нанимать тебя для поисков своего драгоценного сопляка?

– Я над этим работаю.

– Но это если допустить, что материалы для присяжных сфабрикованы, – отрезала К. Т. – Что есть чистая брехня.

Лейтенант Линкольн повернулась, собираясь уходить. Ник знал, что К. Т. ненавидит, когда к ней прикасаются: он видел, как однажды до нее дотронулся начальник отдела – и тут же отступил под взглядом К. Т., а попутно она дубинкой выбила зубы умолявшему о чем-то преступнику. И все же Ник ухватил ее за предплечье и развернул.

– Из папки для жюри присяжных следует, что я убил мою жену. Ты много лет знала нас, К. Т. Ты можешь себе представить, как я убиваю Дару? – Он встряхнул ее обеими руками. – Черт побери, неужели можешь?

К. Т. высвободилась и недовольно посмотрела на него, но потом опустила глаза.

– Нет, Ник. Ты не мог убить Дару. Никогда.

– Так вот, найду я убийц Кэйго Накамуры или не найду, – а отчитаться я должен уже сегодня вечером, – советник Накамура все равно собирается прикончить меня. Я уверен. Но будь у меня быстрая машина…

– Ты рехнулся, – сказала К. Т. Но голос ее теперь звучал мягче. – Почему ты сказал вчера по телефону, – я, кстати, так потом и не уснула, – что пытаешься спасти Вэла и себя? Вэл что, вернулся из Лос-Анджелеса?

– Я искал его с понедельника до вчерашнего вечера. Очень возможно, что они с дедом бежали из города, пока там не началось все это дерьмо.

– И он приедет сюда… к тебе? Почему, Ник?

«Не исключено, что он хочет меня убить», – подумал Ник, но вслух этого не сказал, а только пожал плечами.

– Я знаю одно: если он появится сегодня, мне нужно средство, на котором можно быстро убраться из города. Машина с яйцами.

– И как далеко тебе нужно… убраться… из города? – спросила К. Т.

– На триста шестьдесят четыре мили – где-то так.

– Триста шестьдесят… Ник, ни одна машина в наши времена не проедет столько без ночной зарядки или без водородного движка. Что там такого, за триста шестьдесят миль отсюда, куда ты должен… – Она замолчала, широко раскрыв глаза. – Техас? Ты мне совсем мозги засрал.

– Ничего не засрал, лейтенант Линкольн.

– Республика Техас не принимает объявленных в розыск преступников. И флэшнаркоманов тоже не принимает. А еще они…

К. Т. снова замолчала. Ник ничего не ответил. Она подошла поближе.

– Ты стал… другим. У тебя глаза… Ты что – соскочил с этого дерьма, с флэшбэка?

– Кажется, да, – тихо проговорил Ник. – В последние девять дней было столько дел, что я забыл про флэшбэк.

– Целых девять дней…

В ее голосе слышался сарказм – как и всегда, но за насмешкой Ник различил заданный всерьез вопрос.

– Это только начало, напарник, – сказал Ник.

Он вспомнил, как несколько месяцев помогал ей избавиться от анальгетиков и сигарет – после одной небольшой перестрелки. Отказаться от никотина было труднее, чем от наркотиков. Дара понимала Ника, когда тот просиживал вечера со своей напарницей, слушая ее стоны и брань. Он знал, что и К. Т. помнит это.

– Может быть, – проворчала она. – Но эта затея с машиной – тухлая с самого начала, Ник. Во-первых, в городе только что прошел ежегодный аукцион по продаже машин со штрафплощадки. Так что там почти ничего нет.

– Но ты ведь сумеешь что-нибудь для меня найти, К. Т.

– Черт тебя подери, – прорычала она, сжимая кулаки. – Прекрати так поступать со мной, засранец. Я тебе ничем не обязана.

Ник согласно кивнул, но К. Т. опустила взгляд, чуть не задыхаясь от злости, и произнесла, глядя в землю:

– Кроме моей жизни, Ник. Кроме моей жизни. – Она подняла голову. – Если я найду машину, хоть и не думаю, что найду, куда ее перегнать? В твой молл?

– Нет, – сказал Ник, быстро соображая. Ставить ее нужно туда, где много народа, но нет угонщиков. Туда, где поблизости есть охрана, но только не шумная. – Парковка у «Шести флагов». Как можно дальше к югу. Там не проверяют машин до конца приемного времени, то есть до девяти вечера, но охранники у главных ворот приглядывают за машинами на парковке. Припаркуйся как можно южнее, но рядом с остальными, чтобы машина не привлекала внимания.

– Как ты ее узнаешь? – пробормотала К. Т., снова бросив взгляд на часы.

– Отправь мне эсэмэску. И припаркуй машину задом наперед – чтобы отличалась от других.

– И где я оставлю ключи от машины, которую не смогу добыть? – спросила она. – За противосолнечным козырьком?

Ник вытащил маленькую металлическую коробочку, которую ему дал Ганни Г. тем утром.

– Это магнит. Прикрепи над левым задним колесом… ну, как в «Бешеном Максе».

– Хорошо. Как в «Бешеном Максе».

К. Т. взяла коробочку, открыла ее, потом захлопнула и закатила глаза, выражая недовольство всей этой чепухой.

– Не бери в голову, – посоветовал ей Ник. – Держи коробочку подальше от своего телефона и других компьютерных штук… иначе сильный магнит начисто сотрет память.

К. Т. начала протягивать коробочку ему назад, словно внутри было что-то заразное. Ник выставил вперед ладони и покачал головой:

– Шутка. Магнит такой слабый, что и к машине вряд ли прилипнет. Левое заднее колесо. Договорились?

– Хорошо. – К. Т. повернулась, собираясь уходить. – Но я ничего не обещаю…

Ник снова прикоснулся к ней – на этот раз едва-едва, к плечу.

– К. Т.?

Она сердито вперилась в него, но без настоящей ярости, как прежде.

– Что?

– Найдешь ты машину для нас или нет, если сегодняшний день закончится для меня неважно… а у меня нехорошее предчувствие… – Ник затряс головой и начал снова. – Если со мной что-то случится и вдруг появится Вэл с дедом, не могла бы ты позаботиться о них, ради меня? Найти для них безопасное место, пока…

К. Т. смотрела на него, и в ее темных глазах Ник прозревал истинную боль. Она ничего не сказала. Но и не ушла.

– Ты видела Леонарда, – поспешил сказать он. – Он хороший мужик, но, понимаешь… всю жизнь был ученым. Вывезти Вэла из Лос-Анджелеса – намного больше того, что он может сделать для выживания. А ведь Леонарду уже почти семьдесят пять…

Ник замолчал. Нужные слова никак не шли в голову.

– Ты просишь меня присмотреть за Вэлом, если Накамура или кто-то другой убьет тебя сегодня, – подсказала К. Т.

Ник с глупым видом кивнул. Глаза его увлажнились, в горле стоял комок.

– Ах, Ник, Ник… – печально протянула К. Т., повернулась на каблуках и пошла прочь, к далеким дверям гаража.

Ник знал, что это означает «да». По крайней мере, так он это понял.

Он поставил своего мерина на тридцатиминутную парковку около Капитолия, купол которого сверкал сусальным золотом. С вершины холма открывался вид на север – на равнину, где у слияния Черри-Крик и Платт-ривер расположились тюрьма «Курс-филд» и Центр временного содержания ДВБ «Майл-хай». Ник опустил стекло с водительской стороны и выключил аккумуляторы.

«Что теперь?»

Впервые за две недели с того дня, как Накамура нанял его, у Ника появилось несколько свободных часов – время для себя. Через двенадцать часов или раньше (наверное, раньше, может, даже гораздо раньше) ему придется снова предстать перед миллиардером и либо назвать имя убийцы Кэйго Накамуры, либо признать свою неудачу. В любом случае, подумал он, Накамура не будет вести себя мирно.

Ник Боттом ненавидел головоломки. Ненавидел с самого детства. Но ему удавалось на удивление ловко их решать. Именно благодаря логическим способностям он сумел быстро пройти путь от рядового полицейского до детектива первого ранга и оказаться в отделе по особо важным делам – в тридцать с небольшим лет.

Но теперь…

Что теперь? Он был уверен, что у него на руках все факты, необходимые для раскрытия преступления, но даже эти треклятые факты то и дело меняли взаимное расположение, размывались. Ник чувствовал себя слепым художником, пытающимся создать скульптуру из кучи мелких камней. В целом он мало продвинулся по сравнению с тем, чего достигла его команда шесть лет назад. Тогда они решили, что Кэйго, возможно, прикончил кто-то из свидетелей (или – эта мысль пришла уже напоследок – Кели Брак, подружка Кэйго): поэт Дэнни Оз, у которого не было особых мотивов, но зато были кипящий гнев и близкое безумие, достаточные для убийства в реальном мире; вор и наркодилер Делрой Ниггер Браун – он мог проговориться о чем-то во время интервью, будучи под кайфом, и не хотел, чтобы это фигурировало в фильме; наркоман и наркодилер Дерек Дин, который сейчас догнивает в Полном погружении среди зелени Наропского института, мог совершить убийство ради последующих флэшбэкных удовольствий; дон Кож-Ахмед Нухаев – у того нашлось бы с десяток причин, и на некоторые он намекал Нику при встрече. Однако вероятнее всего убийство совершил специальный отряд киллеров-ниндзя, направленный одним из восьми кэйрэцу или дзайбацу (точнее, семи – клан Накамуры не считался) и семи даймё, возглавлявших конфедерации кланов-компаний. Семь беспощадных даймё, включая добродушного лысого яйцеголового Даити Омуру, которому Ник от усталости и посттравматического стресса после пяти веселых дней в Лос-Анджелесе воздавал всевозможные почести, только что в задницу японскую не целовал… Семь беспощадных даймё, и каждый в своей маниакальной самовлюбленности уверен, что выживание его страны и всего мира зависит от того, станет ли он – именно он – сёгуном. Семь беспощадных даймё, и каждый готов убить тысячу Кэйго Накамура с их секс-рабынями, лишь бы увидеть, как сбываются его мечты о сёгунате.

На этом остановилось расследование Ника и К. Т. Линкольн шесть лет назад. И именно на эту вероятность, казалось, указывало большинство свидетельств, старых и новых.

«Большинство, но не все», – подумал Ник.

С Капитолийского холма Денвер вовсе не выглядел городом, который вот-вот захлестнет волна расового и этнического насилия. Листья на деревьях в парке у холма уже меняли окраску. Температура стояла идеальная – чуть выше семидесяти, [121]121
  По Фаренгейту, т. е. более двадцати по Цельсию.


[Закрыть]и у солнечных лучей был тот ясный, чистый, хрустальный позднесентябрьский оттенок, из-за которого колорадцы хотели обитать именно в этих краях. (По крайней мере, до наступления поганенькой весны без всякого намека на весеннюю погоду, так что зима затягивалась до июньской жары.)

Глядя на здания внизу, Ник попытался собраться с мыслями. Ему обычно помогало, когда он давал волю подсознанию и там сплетались нити независимо от фактов, подогнанных разумом.

На маленьких прогалинах парка у холма расположилась городская библиотека, возведенная каким-то пробивным архитектором-постмодернистом в 1990-е годы. Вся прелесть башни, похожей то ли на карандаш, то ли на мелок, сошла на нет еще в прошлом веке. За библиотекой располагалась основная часть музея искусств. Ник подумал, что этой постройке в «модерновом» стиле уже шестьдесят с лишним лет. Музей, обнесенный стеной и покрытый черепицей, по-прежнему напоминал замок, свернувшийся клубком и готовый отражать нападение. Маленькие, страшной формы окна были в беспорядке разбросаны по зданию.

Ник вспомнил, как мать, любившая искусство, в детстве водила его в музей. Показывая на окна, она объясняла:

– Человек, построивший это в начале семидесятых, придумал окна такой формы и расположил их в таком порядке, чтобы они обрамляли великолепные виды на горы и подножия гор. Словно картины, висящие на стенах. Здорово, правда? Вот только архитектор не учел, что вокруг построят здания выше этого и пейзажи будут не видны… и теперь окна-рамы выглядят глуповато.

Как-то раз Леонард после пары рюмочек рассказал Нику о своем научном руководителе, который относил такие неизбежные случаи к действию Железного закона непредумышленных последствий. Полицейский и сын полицейского прекрасно знал, что такое тирания непредумышленных последствий, и вовсе не нуждался в объяснениях профессора.

По другую сторону улицы от здания в модернистском стиле расположилась более поздняя, постмодернистская часть музея. У Ника даже осталось в памяти имя архитектора – Дэниел Либескинд. Сооружение из стекла и титана с шипами, выступами и углами напоминало разбитую люстру или расколотую звезду с рождественской елки. Его построили в первое десятилетие этого века. Ник помнил самодовольную шумиху вокруг постройки, якобы возвращавшей Денвер на архитектурную карту Америки – будто это хоть что-то значило после Дня, когда настал трындец. Однако ребячливая радость немного поутихла, когда город обнаружил, что: а) внутренние помещения поломанной елочной игрушки совершенно непригодны для размещения экспонатов и б) все углы и поверхности, которые могли протекать, протекали и обещали делать это всегда.

«Стоп. Что-то из херни, полезшей в голову, может принести пользу. О чем это я думал?»

Ник промотал назад ленту своих свободных ассоциаций а-ля Молли Блум, [122]122
  Персонаж романа Джеймса Джойса «Улисс», последняя глава которого представляет собой поток сознания этой героини и часто называется «монолог Молли Блум».


[Закрыть]словно пленку от старого катушечного магнитофона, – когда-то он научил себя этому – и нашел то, что искал.

Окна-рамы стали бесполезны из-за новых зданий, что окружили музей и закрыли вид на горные пейзажи.

Он по-прежнему пытался раскрыть это дело, используя старые, уже непригодные рамы. Но на прошлой неделе он споткнулся обо что-то… новая штука, загородившая собой старый пейзаж… в ней содержался ответ. Ответ был. Просто Ник пока еще не видел его.

Ник включил свою замечательную четырехколесную поделку от «ГМ», взглянул на улыбающуюся физиономию и распускающиеся листочки интерфейсов: мерин завелся. Хотя он проехал всего ничего, от дневного заряда осталось всего девятнадцать миль. Ник повел этот кусок дерьма вниз по холму, на запад.

На парковке «Шести флагов» было всего с десяток машин. Ник знал, что смешно искать тут «камаро», машину его спасения, – разве что система телепортации из «Звездного пути» могла перенести сюда автомобиль со штрафстоянки за столь короткое время, – но все равно пошарил взглядом. Ни одной машины, поставленной задом наперед или отдельно от других, в южной части парковки он не увидел.

Дэнни Оз курил – обычную сигарету, не косячок – и попивал кофе в почти пустой палатке-столовой под ржавеющей Башней судьбы. Казалось, он ничуть не удивился, что Ник навещает его вновь и так рано утром.

– Кофе, мистер Боттом? – предложил Оз, показывая на большой бачок. – Ужасный, но крепкий.

– Нет, спасибо.

– У вас новые вопросы?

Перед приходом Ника поэт писал что-то в маленьком блокнотике, но теперь отложил его в сторону.

– Не совсем, – сказал Ник. – По крайней мере, ничего в рамках расследования. С этим все.

– Так вы нашли убийцу Кэйго Накамуры?

– Не уверен. – Ник понимал, что такой ответ звучит глуповато. Неважно: так ведь оно и было. – У меня оказалось немного свободного времени, и я подумал, мистер Оз…

– Дэнни.

– И я подумал вот о чем, Дэнни. Как бы вы описали манеры и поведение Кэйго, когда он вас интервьюировал?

Оз молчал целую минуту. Ник уже подумал, что собеседник не понял вопроса (Ник и сам не был уверен, что хорошо понимает свой вопрос), и собирался перефразировать его, когда поэт заговорил.

– Это любопытно, мистер Боттом. Да, в тот день я заметил кое-что необычное в манерах и поведении мистера Кейг.

– Что именно? – спросил Ник. – Подавленность? Обеспокоенность? Настороженность?

– Ликование, – сказал Оз.

Ник, который приготовился делать заметки в своей книжечке, опустил карандаш.

– Ликование?

Дэнни Оз нахмурился и отхлебнул кофе.

– Это не совсем точное слово, мистер Боттом. Я думаю о еврейском слове «менацеях» – пожалуй, точнее всего будет перевести его как «победоносный». Понимаете, за этим стоит лишь интуиция поэта, много лет наблюдавшего за людьми, но у меня сложилось четкое впечатление, что Кэйго Накамура видел себя в преддверии некоего торжества… некоей победы. Победы грандиозного… можно сказать, библейского масштаба.

– Он почти закончил свой документальный фильм о приверженности нас, американцев, к флэшбэку, – заметил Ник. – Может, это и есть торжество, о котором вы говорите?

– Не исключено. – Оз надолго замолчал. – Но мне казалось, что это скорее ощущение победы в тяжелой борьбе.

– Какого рода борьбе? Личной? Больше, чем личной? Поражение или успех, по меркам его отца?

– Понятия не имею. – Оз пожал плечами. – Мы находимся в области чисто субъективных оценок, мистер Боттом. Но я бы предположил, что молодой человек одержал победу в личной борьбе, которая выходила за рамки личного. Какое-то событие корпоративного или политического порядка. Но явно более масштабное, чем он сам.

Ник вздохнул.

– Ну хорошо. Ели говорить о чисто субъективных впечатлениях, то у меня к вам два вопроса, которые, в общем, никак не связаны с расследованием.

– О вашей жене? – негромко спросил Оз и потер шею, словно до сих пор ощущал упертое в нее предплечье Ника. На левом виске поэта краснело пятно – там, где дуло «глока» порвало кожу.

– Нет, речь не о Даре, – выдавил Ник и открыл было рот для извинений, но потом захлопнул его. – Просто вопрос. Если бы вы могли спасти Израиль от уничтожения, убив одного человека – одно человеческое существо, – вы бы сделали это?

Дэнни Оз несколько раз моргнул. Мучительное выражение на его лице свидетельствовало о том, что вопрос не только некорректен, – на него невозможно ответить. И все же он ответил.

– Мистер Боттом, Талмуд учит нас вот чему. Я наверняка перевру этот стих, потому что не заглядывал в талмудический трактат «Санхедрин» с детских лет, но все же попытаюсь… «По одной этой причине и был создан человек: дабы научить тебя, что тому, кто уничтожает одну душу… Писание вменяет… – кажется, дальше «в вину» —…уничтожение целого мира; а тому, кто спасет хотя бы одну душу, Писание вменяет в заслугу… – или «в достоинство», точно не помню —…спасение целого мира».

– Значит, вы бы никого не убили, чтобы спасти Израиль?

Дэнни Оз посмотрел Нику в глаза. Прежняя устремленность куда-то вдаль исчезла из его взгляда. И Ник тоже смотрел прямо ему в глаза.

– Не знаю, мистер Боттом. Да простит меня Господь.

– И последний вопрос, – сказал Ник. – Будь у вас возможность вернуться в Израиль сейчас, вы бы сделали это?

Оз иронически хмыкнул, допил остатки холодного кофе и закурил еще одну сигарету.

– Израиля больше нет, мистер Боттом. Только радиоактивная пустыня и в ней – арабы.

– Ну, не вся она радиоактивная. А если бы кто-то прогнал арабов, поселившихся там после бомбардировок?

Поэт снова рассмеялся – низким, печальным смехом.

– Прогнал? Кто может прогнать их, мистер Боттом? ООН?

ООН в конце двадцатого века была надежным союзником арабских стран и палестинцев, а теперь полностью находилась на содержании Всемирного Исламского Халифата – только «миротворческие» операции в Китае финансировались Японией. По иронии судьбы, думал Ник, даже после гибели шести миллионов евреев и уничтожения Израиля так называемым палестинцам все равно не удалось создать собственное государство на радиоактивных обломках. Этого не дали сделать шиитский Иран и суннитские арабские государства, которые соперничали друг с другом и ко всему относились настороженно.

– Нет, – сказал Ник. – Если бы эти земли очистил кто-то другой – тогда вы бы вернулись?

– У меня рак простаты и другие онкологические заболевания – последствия облучения. Я умираю.

– Мы все умираем. Вернулись бы вы в Израиль вместе с другими евреями?

Дэнни Оз снова заглянул Нику в глаза. И опять в его взгляде сквозила новообретенная ясность.

– Я бы поехал в ту же минуту, мистер Боттом. В ту же минуту.

Ник вышел на парковку, понимая, что не узнал почти ничего полезного для себя, – а через несколько часов он предстанет перед Накамурой и у него потребуют назвать имя убийцы.