Текст книги "Флэшбэк"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

– Японцы не имеют права вводить войска в нашу страну.

Вэл пожал плечами.

– А может, съездим к нашему старому дому? – спросил он. Если он увидит старый дом, вспомнит, как мать стояла на крыльце, ждала его, когда он возвращался из школы… вдруг это поможет ему поднять пистолет, прицелиться и нажать на крючок?

– Нам не хватит зарядки, – сказал Ник, поворачивая на бульвар Спир. – Это ведро проедет еще миль девять, а до «Шести флагов» – четыре мили.

– «Шесть флагов»… – повторил Вэл, глядя на предка. Неужели тот совсем чокнулся?

– К. Т. оставила там для нас машину… настоящую машину, – объяснил Ник. – По крайней мере, я молю Бога, чтобы все так и было. Помнишь К. Т. Линкольн, мою старую напарницу?

Вэл помнил ее… Опасная дама, как он решил тогда, в детстве. Но матери она нравилась – а почему, он не понимал.

– Дело в том, – сказал Ник, – что те, кто постарался сфальсифицировать знакомые тебе материалы для жюри присяжных, снова хотят прикончить меня. Они могут расправиться с тобой и Леонардом, если вы не уедете из города. Дай бог, чтобы этот мерин смог подняться к «Шести флагам», где ждет машина. Но когда мы окажемся там, ты сядешь за руль машины, которую пригнала К. Т., и увезешь Леонарда из города.

– Я не умею водить, – признался Вэл.

Ник горько рассмеялся.

– Леонард говорил мне, перед тем как принять успокоительное, что ты хотел получить удостоверение дальнобойщика и водить большие фуры.

– Все это было вранье, – пробормотал Вэл. – Одно вранье.

– Не буду с тобой спорить. А еще Леонард говорил, что у тебя есть имя и адрес человека, который подделывает НИККи. Покажи эту бумажку.

Вэл, чувствуя себя таким же одурманенным, как его дед, залез в карман куртки, набитый запасными магазинами и патронами для бесполезной «беретты». Вытащив оттуда бумажку, он протянул ее Нику.

– Знаю я этого типа, – заметил Ник. – Мы с К. Т. посадили его на пять лет, когда ты был совсем маленьким. Он теперь живет на территории реконкисты, далеко от границы. Вряд ли ты добрался бы туда сегодня.

– У меня все равно нет денег, – сказал Вэл.

Они проезжали мимо Хунгариан-Фридом-парка с его армией льготников – сплошь бездомные-одиночки. У тротуара стояли полицейские автомашины и фургоны, возле них было множество полицейских, отправленных для подавления беспорядков. Вэлу казалось, что все это где-то не здесь, за миллион миль от него.

– Для новой карточки нужно двести баксов… старых баксов, – добавил он.

– Извини, у меня их нет. Несколько дней назад были. Но я растратил их на всякие взятки и заплатил пилоту за полет из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес.

Вэл уставился на него.

– В Лос-Анджелес? Что ты там делал?

– Искал тебя.

– Вранье, – пролаял Вэл.

– Хорошо, пусть вранье, – согласился Ник. – Я потратил их в казино Лас-Вегаса. Мне все равно, что ты думаешь. Но сейчас я не смог бы дать тебе две сотни, даже если бы имел.

– Почему?

– Я бы внес аванс за операцию Леонарду. Чтобы жить, ему необходима операция. А государство оплатит ее, когда он будет уже мертв… лет десять или двадцать как.

Леонард, словно услышав свое имя, заворочался и застонал на заднем сиденье. Вэл оглянулся на деда, и у него самого защемило сердце.

– Мне прошлой ночью приснился сон, – сказал Ник. – Мы втроем мчались в Тексхому, штат Оклахома. На старом «шеви-камаро» с восьмицилиндровым турбонаддувным движком.

– А что такого в Тексхоме?

– Это граница с Техасом.

– А что, в Техасе заплатили бы за операцию Леонарда?

Ник скосил на парня глаза.

– Нет. Но они сделали бы ее, будь у нас деньги. А я бы придумал, как найти их.

– Я знаю, что Техас не пускает к себе бесполезных людей, – сказал Вэл. – Особенно таких, которые подсели на флэшбэк.

Ник ничего не ответил. Минуту спустя Вэл спросил:

– Так что, машина, которую твоя приятельница… К. Т., оставит нам у «Шести флагов» – это старый бензиновый восьмицилиндровый «камаро»?

– Вероятно, нет, – ответил Ник. – Я просил самую быструю машину со штрафной площадки денверской полиции. Помнишь последний из восьмицилиндровых перехватчиков Безумного Макса?

– Понятия не имею, что за херню ты несешь, – солгал Вэл.

Ник пожал плечами. Они приближались к эстакаде I-25. Машина повернула налево – к заброшенным башням и «русским горкам» бывшего «Элитч-гарденз». Приборный щиток мерина показывал, что зарядки осталось на три с половиной мили.

На парковке оказался только один автомобиль, припаркованный в стороне от остальных и задом наперед. Ник остановился рядом с ним и прошептал:

– О господи, не может быть.

Оглянувшись на Леонарда, он вышел из мерина. Несколько секунд спустя из машины вылез и Вэл, по-прежнему с пистолетом в руке.

Ник вытащил маленькую коробочку, примагниченную в нише над левым задним колесом. К брелоку ключа зажигания была прикреплена записка от К. Т. – он узнал ее почерк: «На штрафплощадке почти пусто, взять ничего не удалось. Это моя личная машина. Удачи».

Ник и Вэл стояли, разглядывая синий «менло-парк» – полностью электрифицированный мини-вэн. В хороший день дальность поездки без подзарядки у него достигала ста миль.

– Ну, хотя бы цвет посветлее, – пробормотал Ник.

Вэл понятия не имел, о чем он.

Ник только успел протянуть ключи Вэлу и собирался сказать что-то, когда четыре ПМПЗВА в пустынной камуфляжной окраске с ревом выехали на парковку, окружили их и, завизжав тормозами, остановились. С десяток японцев в черной спецназовской бронеодежде, с автоматами в руках, высыпали из громадных машин и взяли на прицел Вэла и Ника.

Вэл попытался было вскинуть руку с «береттой», но предок так сжал его запястье, что он выронил пистолет. Сам Ник не сделал ни малейшей попытки взяться за оружие.

Крупный японец, тоже в черной форме, вышел из ближайшего «ошкоша» по заднему пандусу и стал молча смотреть, как один из молодых бойцов, обыскав Ника, отобрал у того из девятимиллиметровый «глок» и пистолет тридцать второго калибра. Еще один ниндзя, подняв с земли «беретту», обыскал Вэла и вытащил из его карманов все обоймы и патроны. Двое других японцев в черном легко извлекли Леонарда из машины; тот не проснулся. Третий держал бутылки с внутривенной жидкостью.

Двое ниндзя, обыскивавшие Вэла и Ника, кивнули крупному японцу, а остальные, стиснув автоматы, принялись оттеснять отца и сына к задней двери большой бронемашины.

– Боттом-сан, – обратился к Нику здоровяк в черном, – время пришло.

1.18
Денвер
25 сентября, суббота

Ник сделал все, чтобы избежать этой последней встречи с Хироси Накамурой, но в душе всегда понимал, что она неизбежна.

Когда он проигрывал ее в уме, она неизменно происходила в эвергринском кабинете Накамуры, в его вилле на вершине горы, где Ник познакомился с миллиардером. Однако, когда Ника и Вэла вывели из задней двери «ошкоша» – оба заморгали под лучами низкого, но яркого ранневечернего солнца, – Ник увидел, что они стоят на Уази-стрит в ЛоДо, перед холостяцким жилищем Кэйго Накамуры. На месте убийства.

Теперь эта улица в центре напомнила Нику сцены из бесчисленных съемок городских войн, которые каждый вечер крутили по телевизору: американские войска в пакистанском, бразильском или китайском городе. Несколько больших ПМПЗВА перекрывают улицу с обеих сторон, превращаясь в своего рода блокпосты, посреди улицы приземляются два вертолета, солдаты занимают улицы и крыши эвакуированных зданий.

Но сейчас они находились в американском городе, и солдаты были не усталыми американцами в громоздкой бронеодежде и расцарапанных наколенниках, а бойцами Накамуры (или Сато – есть ли между ними разница, поинтересовался про себя Ник): десятки ниндзя в с автоматами, в десантных ботинках и черной спецназовской форме, в одинаковых тактических солнцезащитных очках с крохотными капельными наушниками и микрофонами под черными шапочками.

Руки у Ника и Вэла были связаны пластиковой лентой – но спереди. У Ника появилась крошечная надежда. Каждый коп или солдат, берущий в плен врага, знает, что у опасных задержанных (а любой человек, которого имеет смысл задерживать, должен считаться опасным) руки связывают за спиной. Руки, запястья, кулаки – все, что спереди, легко превращается в оружие.

Либо их схватили не всерьез – а Ник ни на секунду не верил в это, – либо люди Сато не считали Ника и его сына серьезной угрозой. Еще вероятнее: люди Сато считали Ника и его сына опасными, но были уверены в своем численном превосходстве и огневой мощи. Это позволит отвести любую реальную угрозу за то короткое время, что пленники будут оставаться в живых.

Судя по тому, сколько ниндзя – в обход закона – они выставили на Уази-стрит и сколько ниндзя вошли вместе с ними в дом Кэйго, Ник склонялся к последнему предположению.

– Эй, поосторожнее там! – прокричал Ник трем ниндзя, которые несли вниз по пандусу «ошкоша» все еще не пришедшего в сознание доктора Джорджа Леонарда Фокса. Двое из них вытянули руки в виде носилок, третий тащил бутыль с внутривенной жидкостью.

Ниндзя словно и не слышали его – поток людей влился в здание и устремился прямо к лестнице. Ник вспомнил, что дом Кэйго переоборудован из склада и здесь нет лифта. Ну, пусть те, кто несет Леонарда, потрудятся, решил он. Правда, его тесть казался обескураживающе худым и легким – прямо-таки пугало, одетое профессором.

Сато первым поднялся на третий этаж. Там он повернул не направо – в частные покои и спальню, где произошло убийство, – а налево, в затейливо отделанную библиотеку. Именно в ней Ник впервые увидел то видео: Дара, стоящая на темной улице. Сегодня – впервые за две недели с того момента, когда он застыл в потрясении от увиденного, – Ник Боттом точно знал, почему она была там во время вечеринки и убийства Кэйго.

С тех пор Ник подозревал: Сато знал, что он увидит Дару на этой записи, и потому привел его туда – чтобы Ник увидел Дару, стоящую рядом с домом Кэйго в тот вечер. Но оставалось непонятно, зачем его жене понадобилось приезжать туда и почему Сато хотел показать ему это.

Теперь он знал ответы на оба вопроса и готов был разрыдаться от этого.

Во время их прошлой встречи Хироси Накамура все время стоял. Теперь миллиардер сидел за столом красного дерева перед окнами, выходящими на север. По сторонам стола стояли четверо ниндзя в черном с оружием в руках. Двое, несшие Леонарда, осторожно положили его на кожаный диван за спиной Ника – у стены, под книжными полками. Вэла оттеснили к дивану и посадили рядом с дедом.

Сато отошел в сторону и кивнул. Один из его людей закрыл двойные двери библиотеки. Считая тех четверых, что стояли у стола, в помещении теперь находились десять вооруженных ниндзя, но просторная библиотека совсем не казалась переполненной. Никто не предложил Нику стула, и он стоял на персидском ковре, чуть прищурившись, чтобы видеть лицо Накамуры на фоне лучей вечернего солнца, пробивавшихся через деревянные ставни за спиной магната. Тот выглядел совершенно спокойным, как и при первой встрече.

– Мистер Боттом, – сказал он, – я надеялся, что мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах. Но этого не случилось.

– Отпустите моего сына и тестя, Накамура, – сказал Ник, словно персонаж одной из тысяч плохих телевизионных драм. Но неважно: надо было продолжать. – Они посторонние. Они тут ни при чем. Отпустите их – и тогда мы с вами поговорим.

– Мы с вами поговорим в любом случае, – отрезал Накамура. – Ваш сын должен знать, кто вы такой.

Немногочисленные лампы потускнели, и из замысловатого резного бюро на южной стороне комнаты поднялся плоский телеэкран. Как только он закончил подниматься, по нему побежали кадры – картинка без звука.

Ник видел себя с высоты около двадцати футов над землей: камера смотрела почти прямо вниз. Цвета казались странными, но потом он понял, что объектив миниатюрного беспилотника таким образом компенсировал низкую освещенность.

Ник увидел себя – как он обыскивает карманы трех лежащих на земле людей. Двое из них явно мертвы, а третий, самый молодой, умоляет о пощаде.

Звук внезапно появился, и все в библиотеке услышали стоны и мольбы парня: «Пожалуйста… мистер… вы обещали… обещали… мне так больно… вы обещали…»

Ник смотрел, вместе со своим сыном и остальными, – только глаза Леонарда были закрыты, – как человек в центре кадра приставляет пистолет почти вплотную к лицу испуганного, умоляющего о пощаде парня и стреляет.

Экран почернел, затем втянулся в бюро.

– Мы знаем, что вчера вы встречались с советником Омурой в резиденции этого джентльмена над Лос-Анджелесом, мистер Боттом, – сказал Хироси Накамура. – Записи вашего разговора у нас нет, но мы можем представить себе, как он проходил.

– Отпусти народ мой, Накамура.

Миллиардер, казалось, не слышал его.

– Поскольку все сказанное вам Омурой – почти наверняка либо искажение фактов, либо полная неправда, то я объясню, каковы истинные ставки в той игре, в которую вы ввязались.

– Мне насрать, что у вас там за ставки… – начал было Ник.

– МОЛЧАТЬ! – взревел Сато.

Все в библиотеке, кроме Накамуры и Леонарда, казалось, вздрогнули при взрыве этого голоса. Ник и не предполагал, что человеческий голос без усилителя может достигать таких убийственных децибелов. Он представил себе, как ниндзя в черном, на крышах и на улице, подпрыгивают на месте.

– Совершенно верно, – сказал Накамура. – Если вы оборвете меня еще раз, вам и двум остальным заткнут рты. А поскольку ваш тесть чувствует себя неважно, ему это вряд ли пойдет на пользу.

Ник стоял, покачиваясь от злости.

– Более двадцати лет назад я с моими коллегами, японскими бизнесменами, слушал в Каире речь вашего молодого президента, призванную польстить исламскому миру – мусульмане тогда еще не объединились во Всемирный Халифат. Он воздавал им хвалу за некие воображаемые достижения, явно искажая исторические факты. Этот президент запустил процесс полного пересмотра истории и современных реалий, рассчитывая с помощью лести расположить радикальных исламистов к себе лично и к вашей стране. Такого рода внешняя политика, если она применяется к силам фашистского толка, называется политикой умиротворения.

Ник молчал.

– Тот президент и ваша страна вскоре стали проводить эту пародию на внешнюю политику, занимаясь совсем уже неприкрытым и бесполезным умиротворением. Решено было перейти к социал-демократическому устройству, меж тем как в Европе оно уже начинало рушиться под грузом долгов и бременем социальных программ. Одновременно происходили одностороннее разоружение, уход Америки с мировой арены, предательство старых союзников, быстрая и целенаправленная сдача ее позиций как сверхдержавы и полный отказ от международных обязательств, к которым страна долгое время относилась со всей серьезностью.

Ник через плечо бросил взгляд на Вэла: рот приоткрыт, лицо белее бумаги. Вэлу было нехорошо. Ник понимал, что его сын едва сдерживается, чтобы у всех на глазах не облевать неприлично дорогой персидский ковер.

– Мистер Боттом, – резко сказал Накамура, – вы меня слушаете?

Ник снова посмотрел на одержимого манией величия миллиардера. Тот подался вперед, сложил руки на сверкающей столешнице и продолжил свой спич:

– Экономический кризис, который привел к гибели Европейского союза и коллапсу Китая, а также насильственная и бесполезная смерть граждан Израиля, которых бросила ваша страна, мистер Боттом, – шести миллионов евреев и миллиона неевреев, – все это были лишь этапы упадка Америки. Упадка, который поначалу подготавливался целенаправленно, а потом просто стал неизбежным.

Последовала долгая пауза, и Ник заговорил, понимая, что рискует получить кляп в рот:

– К чему эта лекция по истории, мистер Накамура? Особенно с учетом того, что вы наняли меня для расследования смерти вашего сына.

Накамура закрыл глаза, словно беря себя в руки, чтобы не взорваться. Потом он натянуто улыбнулся.

– Как я сказал, мистер Боттом, таковы ставки в игре, в которую вы ввязались. Мы, японские промышленники, уже четверть века назад знали, что нашей стране придется заполнять пустоту, которая образуется из-за добровольного упадка Америки. Мы не горели желанием брать на себя эту обязанность… Воспоминания о Дайтоа Сэнсо, Великой восточноазиатской войне, или, по-вашему, Второй мировой… были слишком мучительны. И еще раз, мистер Боттом: мы вовсе не стремились признавать себя сидо миндзоку, «первым народом в мире», хотя и понимали, что нам придется играть эту роль. Та первая война, что началась в Китае почти сто лет назад, вспыхнула вследствие нашей гордыни – нашего милитаризма в сочетании с надеждами на империю, самочинными искажениями собственной религии и самурайским кодексом бусидо. Но эта грядущая война, мистер Боттом, война куда более всеобъемлющая и страшная для врага, чем Дайтоа Сэнсо, не станет, подобно ей, курай танима – «темным провалом». Это будет глобальная война за освобождение.

– Война с кем? – спросил Ник. Он должен был выслушать все это, прежде чем сказать то, что от него потребуют.

Накамура печально покачал головой.

– С воинствующим исламом, мистер Боттом, – тихо пояснил миллиардер. – С гидрой по имени Всемирный Халифат. Ислам был всегда, пусть Америка совершенно не желала признавать это, изуверской и варварской религией, мистер Боттом. А его пророк – не менее жестоким воителем, чем наш фельдмаршал Хадзимэ Сугияма [131]131
  Хадзимэ Сугияма(1880–1945) – японский фельдмаршал, начальник генштаба во время Второй мировой войны.


[Закрыть]или ваш генерал авиации Кёртис Лемей. [132]132
  Лемей, Кёртис (1906–1990) – генерал американских ВВС, разработал стратегию систематических бомбардировок городов Японии.


[Закрыть]Фундаменталистский, экспансионистский, основанный на терроре ислам прошлого и нынешнего веков отвратителен и мерзок. Граждане Великой Японии, подданные Сына Неба, потомка богини Солнца в Стране восходящего солнца, где все восемь углов вселенной сходятся под одной божественной крышей, не позволят, чтобы их отбросила назад в седьмой век варварская религия жителей пустынь, которые вознамерились править миром и обращаться с покоренными народами, как с рабами-недочеловеками! Но этого не будет! Мы этого не допустим!

Теперь кричал Хироси Накамура. Голос его не достиг рок-концертной силы, как у Сато, но был настолько громок, настолько полон искренности и фанатизма, что Ник отступил на полшага.

– Поэтому мы, капитаны японского бизнеса, снова превратили наши кэйрэцу в дзайбацу военного времени. Интересы нашего семейного бизнеса уже не служат курсу Японии на мировое лидерство, а определяют его. Итак, мы вернулись к самурайской чести и подлинному бусидо. Вот почему нам вскоре понадобится один всевластный сёгун, который давал бы советы императору во время тотальной войны.

Ник откашлялся.

– Тотальной ядерной войны, – хриплым голосом проговорил он.

– Конечно, – снисходительно, почти презрительно подтвердил Накамура. – Все даймё, даже ваш немощный друг Омура, сходятся на том, что решительная схватка за будущее мира станет ядерной и термоядерной. Враг продемонстрировал бескомпромиссность и безжалостность, уничтожив Израиль. Мы не менее решительно примемся уничтожать заразную умственную болезнь, поразившую два миллиарда жителей планеты.

– Омура-сама считает, что Техас будет союзником, – вставил Ник.

Накамура покачал головой.

– Советник Омура становится нерешительным и сентиментальным, мистер Боттом, когда речь заходит об остатке вашей некогда сильной страны. Его не будет среди кандидатов, когда для нас, даймё, придет время выбирать первого за сто шестьдесят лет сёгуна. Малозначащие обломки Америки сегодня играют свою роль в подготовке к грядущему сражению.

Ник кивнул.

– Да, двести тысяч наших мальчишек сражаются за ваши интересы в Китае, – сказал он.

Накамура долго молчал.

Ник услышал, как над домом низко пролетел обычный вертолет – не «шепчущая стрекоза». Где-то неподалеку, в неоккупированной части Денвера, завыла сирена «скорой помощи» или полицейской машины. Нику показалось, что он слышит отдаленные звуки стрельбы.

Неужели город сегодня разошелся по швам, как того боялись К. Т. и денверская полиция? А если и так, то разве Нику не наплевать?

– Значит, вы понимаете, каковы ставки в этой игре, Ник Боттом, – сказал Накамура. – А теперь вы должны отчитаться о вашем расследовании.

Ник вытянул вперед связанные руки.

– Развяжите меня.

Накамура и Сато не стали ничего делать.

Ник знал, что может прыгнуть на Накамуру и попытаться обхватить тонкую шею миллиардера связанными руками. Но он также знал, что Сато и четыре охранника у стола убьют его в ту самую секунду, когда он попытается это сделать.

Он вздохнул, посмотрел через плечо на Вэла и Леонарда, так и не пришедшего в сознание, – и начал говорить.

– Теперь я знаю, почему вы наняли меня. Все это срослось только сегодня и во многом случайно. Вы наняли меня расследовать это дело, так как не знали наверняка, что мне известно. Вы не знали, что мне сказала моя жена Дара и какие записи она могла оставить для меня. Вы искали, но так и не нашли ее телефона, поэтому уверенности у вас не было. И потом, вам нужен было кто-то, чтобы донести кое-что до общественности…

Ник помолчал и пошарил взглядом по углам потолка, где виднелись красные огоньки видеокамер.

– Вам нужен был кто-то, чтобы донести кое-что до общественности, ведь сами вы не могли этого сделать… Запись нашего разговора выполнит эту задачу, когда мой тесть, мой сын и я будем мертвы. Для этого вы и наняли меня. Я был для вас идеальным дураком. Мне так нужны были деньги на флэшбэк, что я готов был ехать куда угодно, предать кого угодно, лишь бы получить информацию, которую вы собирались вбросить в мир. И я нашел то, что искал.

Ник сделал несколько шагов. Сато и другие охранники напряглись – и совершенно зря. Ник собирался с мыслями, а не готовился к бесполезному прыжку на магната.

– Флэшбэк создали в Японии, – сказал он наконец. – Никакой лаборатории биологического оружия на экспериментальной ферме Хават-Машаш в израильской пустыне не было. Еще один кровавый навет на евреев, уже после их массового уничтожения – очередного массового уничтожения. Вы, японцы, разработали флэшбэк, – если мои источники верны, это произошло в лаборатории Нары. И именно вы распространяли наркотик в Соединенных Штатах и по всему свету, продавали его гораздо ниже себестоимости и развивали дилерскую сеть: от Кож-Ахмед Нухаева, стоящего на вершине пирамиды, и до мелкой сошки вроде бедняги Делроя Ниггера Брауна и Дерека Дина. Именно вы поставляли флэшбэк все новым и новым наркоманам.

– И зачем это могло понадобиться Японии? – оборвал его Накамура. Голос его звучал так мягко, словно источал масло.

Ник рассмеялся.

– Вы получили то, что хотели, от того, что осталось от нас, после Дня, когда настал трындец, – сказал он. – После того как мы просрали нашу страну из-за своей трусости и непомерных долгов. Вы хотели наших солдат – вы их получили. Вы хотели, чтобы остальные американцы сидели тише воды, ниже травы, – и мы, чтобы сделать вам приятно, стали платить по одному новому доллару за минуту флэшбэка. Наши лидеры уже много десятилетий назад отвергли будущее, отказались от веры в свободный рынок и от обязанностей сверхдержавы, даже программу пилотируемых космических полетов свернули, черт побери. А остальные вслед за лидерами поступили так же, решив вернуться в прошлое с помощью флэшбэка. Триста сорок миллионов наркоманов-американцев, и я сам до прошлой недели, – все воплощали в жизнь, нет, переживали заново свои жалкие онанистские фантазии, потому что боялись смотреть правде в лицо.

В этот момент заговорил Сато:

– Боттом-сан, как вы узнали, что это Япония разработала флэшбэк и поставляет его в Америку?

Ник снова рассмеялся – еще горше, чем прежде.

– Узнал не я – узнала моя жена. И за это ее убили.

Он перевел взгляд с Сато на Накамуру, потом скользнул им по вооруженным людям в комнате. Наконец его глаза остановились на лежавшем без сознания тесте – ведь Леонард говорил, что немного знает японский? – потом на сыне. Он знал, что больше не получит шанса сказать Вэлу, как он раскаивается.

– Женщина, убитая в спальне, в нескольких шагах отсюда, была известна нам, денверским копам, как Кели Брак, барышня для сексуальных услад, выписанная из Японии. Нам сказали, что это любимая секс-игрушка Кэйго Накамуры – и больше ничего. Мы знали ее как Кели Брак: это имя значилось в сфабрикованном от начала и до конца досье, которое прислали японские спецслужбы. Офис советника Накамуры подтвердил этот факт.

Ник помолчал. Злость так распирала его, что предплечья задрожали, руки сжались в кулаки, ноги стали подкашиваться. Сато произнес что-то по-японски, и один из ниндзя принес Нику стул. Садиться Ник не стал – только ухватился за спинку, чтобы не упасть.

– Считалось, что Кели Брак – дочь американских миссионеров в Японии, – продолжал Ник хриплым от мокроты и злости голосом. – Ложь. Все ложь. Настоящее имя Кели Брак – Кумико Катрина Кэттон. Это дочь Сакуры Кэттон, американки, которая всю взрослую жизнь провела в Японии. Сакура Кэттон была куртизанкой знаменитого японского даймё. Как по-японски «подружка», или «любовница», или «куртизанка», или «вторая жена» – что за слово вы употребляете? Кэйси? Госай? Айдзин? Сэмбо?.. У вас, японцев, столько слов для обозначения внебрачных подружек. Боссы американской мафии называли своих «гума».

Даже воздух в библиотеке, казалось, застыл. Ник скользнул взглядом по японцам и увидел, что все прячут глаза, даже неусыпные ниндзя смотрят в пол. Накамура устремил взгляд куда-то на тысячу ярдов внутрь себя – жители Токио довели этот взгляд до совершенства благодаря частым поездкам в переполненных вагонах метро.

– Это самая сложная часть всего сценария, – проговорил Ник в сгустившейся тишине и указал на Хироси Накамуру. – Вашему семейству и семействам Мунэтака, Морикунэ, Омура, Тоёда, Ёрицуго, Ямасита и Ёсияке мало было восстановить в Японии феодальные порядки, чтобы приготовиться к священной войне с исламом. Вы не могли просто подвести черту, отстроив старую феодальную систему средневековой Японии, превратив кэйрэцу в клановые дзайбацу, стоящие над правительством, а промышленников – в даймё. Вам было недостаточно возродить такие феодальные реальности, как сёгун, самураи, ронины, кодекс бусидо… Нет, вы, сверхдаймё, главы супердзайбацу, хотели вернуть к жизни старые способы подтверждения верности своих вассалов, включая и вассалов-даймё.

Ник перевел дыхание и посмотрел на горящий по-прежнему глаз видеокамеры, потом снова перевел взгляд на Накамуру.

– У Хироси Накамуры возникла проблема с одним из вассалов-даймё: видный полководец в Китае, он стал слишком популярным в народе и даже среди солдат самого Накамуры. Лояльность вашего даймё, мистер Накамура, никогда не подвергалась сомнению, вы знали, что он умрет за вас или сделает сэппуку по вашему требованию. Но такая популярность подчиненного опасна сама по себе. И поэтому вы, как и Ёрицуго, Ямасита, Ёсияке, Морикунэ, Омура, Мунэтака, Тоёда, желая обеспечить преданность вассалов, стали поступать по примеру средневековых сеньоров, японских и европейских… Вы взяли в заложники ребенка набиравшего популярность воина-даймё. Но не двух взрослых сыновей этого даймё от законной жены: один уже погиб, сражаясь в Китае, второго ждала та же судьба, – а любимую дочь этого даймё от куртизанки из Америки. И вот эта Кумико Катрина Кэттон, она же секс-работница Кели Брак, вошла в ваш дом. Вошла не как пленница, мистер Накамура. Вы сделали то же, что делали европейские феодалы, – Кумико стала уважаемым членом вашей семьи. Но случилось немыслимое: Кумико Катрина Кэттон влюбилась в вашего единственного сына. За четырнадцать месяцев до того, как император назначил вас советником, – до того, как вы устроили свое назначение федеральным советником в Колорадо, – Кэйго поехал в Штаты снимать свой документальный фильм. Кумико, она же Кели Брак, поехала с ним. Она не была секс-игрушкой Кэйго. Оба страстно любили друг друга.

Ник помолчал. Накамура откашлялся и вполголоса сказал:

– Позвольте узнать, где вы получили эту информацию, мистер Боттом?

– Вы наняли меня, чтобы я ее нашел. Но я не сумел. Я бы никогда не узнал об истинном происхождении Кели Брак. Я был слишком глуп. Но Кели – Кумико – беспокоилась за своего возлюбленного Кэйго. Ведь ваш непутевый сын отличался острым умом, верно, мистер Накамура? Его вышвырнули из Токийского университета не потому, что он был глуп… а потому, что он был прирожденным бунтовщиком. У нас, в Штатах, есть выражение: «Скрипучее колесо смазывают». В Японии говорят: «Торчащий гвоздь забивают». Не мне говорить вам, что Кэйго был торчащим гвоздем. Бунтарь в обществе, приведенном, как никогда еще в своей истории, к слепому повиновению. Тот фильм, что он снимал, рассказывал вовсе не о том, насколько глупы подсевшие на флэшбэк американцы… а о том, откуда флэшбэк поступает – из Японии. О том, как преднамеренное и целенаправленное внедрение этого наркотика вредит людям – от несчастных беженцев из Израиля, чудом оставшихся в живых после второго холокоста, до отчаявшихся чернокожих из гетто и домохозяек.

– Докажите это, мистер Боттом, – прервал его Накамура.

Ник не улыбнулся.

– Мне ничего не нужно доказывать. Я видел несколько часов отснятого материала, мистер Накамура. А очень скоро их увидят миллионы американцев. Кэйго Накамура покажет, какой ущерб нанесли вы и другие японские милитаристы этой стране.

Накамура ничего не ответил.

– Кумико Катрине Кэттон было наплевать на все эти политические детали, – продолжил Ник. – Она просто боялась, что ее любимого Кэйго убьют. Кумико, как и ее мать, выросла в Японии и видела, насколько страна изменилась за двадцать лет. Она знала, что даймё не позволят Кэйго показать и распространить этот донкихотский фильм. Она знала, что Кэйго остановят… и остановят безжалостно. И вот наивная Кумико – ей все еще были привычнее порядки, принятые в Японии, а не в Америке, на родине ее матери, – отправилась к местным властям за помощью. Она полагала, что если скандальная информация, добытая Кэйго, станет публичной до выхода фильма, то у даймё не будет причин убивать ее возлюбленного. Кумико отправилась к окружному прокурору Денвера – честолюбивому, но глуповатому Мэнни Ортеге, назначенному на должность по политическим мотивам. Даже не поняв, что именно предлагает девушка, он передал дело одному из своих помощников – несчастному, невезучему трудоголику по имени Харви Коэн. Тот вместе со своей помощницей, моей женой Дарой, побеседовал с Кели Брак, или Кумико Катриной Кэттон, и информация о происхождении флэшбэка потрясла их. Ортега был глуп, но Харви и Дара понимали, что попало им в руки. Хотя Ортега утверждал, что дело яйца выеденного не стоит, они настояли на том, чтобы к расследованию подключились ФБР и ДВБ. Оба ведомства подключились, каждое провело свое «полное расследование», после чего их сотрудники заверили окружного прокурора Ортегу, помощника прокурора Коэна и коэновского референта Дару Фокс Боттом, что Кели Брак – патологическая врунья, что на самом деле это честолюбивая куртизанка, подсевшая на героин, и что женщины по имени Кумико Катрина Кэттон вовсе не существует. ФБР и ДВБ сообщили Мэнни, Харви и Даре, что такого рода скандал может повредить американо-японским отношениям, в то время как мы зависим от Японии. Кроме того, это будет личным оскорблением для Хироси Накамуры, будущего федерального советника в Колорадо и юго-западных штатах. Эти федеральные агентства рекомендовали – настоятельно рекомендовали – немедленно свернуть все расследования, начатые по заявлениям этой психопатки, и уничтожить все письменные документы и видеозаписи. После этого Ортега немедленно прекратил расследование, уничтожил все документы, стер все файлы, что были у него, и приказал Харви с Дарой сделать то же самое. Но моя жена и ее незадачливый босс проявили упрямство. Они продолжали тайно встречаться с Кумико Катриной Кэттон и начали переговоры с самим Кэйго Накамурой, сдуру пообещав включить его в программу защиты свидетелей. Все это длилось вплоть до убийства Кэйго и Кумико шесть лет назад, в октябре. Но даже после убийства обоих Харви и Дара не уничтожили документы и компьютерные файлы. Те хранились в номере одного из денверских мотелей, плата за который снималась с личной кредитки Харви, хоть он и не мог позволить себе этого. Они собирались передать эту информацию генеральному прокурору Соединенных Штатов, а копии отправить генеральным прокурорам всех сорока четырех штатов. До самого дня их смерти – их убийства, – то есть три с лишним месяца после расправы с Кэйго и Кумико, Харви и Дара не понимали, что оказалось у них на руках. Дара пыталась сказать мне, пыталась помочь мне в моем расследовании и вывести меня на подлинных убийц. Но она знала, что если выдаст мне тайну, свою и Харви, то я потеряю работу. Работу, которую я любил. А истина состоит в том, что Дара так и не узнала, кто убил ее подружку Кумико и Кэйго, сына миллиардера.