Текст книги "В оковах страсти"
Автор книги: Дагмар Тродлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)
Сам Господь Бог, казалось, помогал мне… Наконец-то кинжал выпал из моей руки.
Глава 6.
В шести бедах спасет тебя, и в седьмой раз не коснется тебя зло.
(Иов 5;19)
Я проснулась, когда лучи солнца коснулись моего лица. Вокруг меня все щелкало и шумело, тихое жужжание здесь, шепот там – невидимое перешептывание леса было вездесуще. Я подняла голову. Затхлая пещера… Сквозь лаз в нее пробивалось солнце… Я с трудом вспоминала о том, что произошло. Соломинка уколола меня в спину. Я лежала на соломе, на накидке из моего узелка. Рядом лежал Эрик, наполовину погруженный в солому и накрытый одной лишь рубахой. Повязка с кашицей из трав, которую я наложила, съехала, и прижженная рана от копья предстала передо мной во всей своей красе. Лицо его было бледным, нос заострился от истощения и изнеможения. Казалось, он еще спал. Паук изучал его голую руку. Он вскарабкался по кисти руки, переполз на запястье и устремился к предплечью. Я увидела, как он полз над изображением змеи на негнущихся щупальцах, и содрогнулась от ужаса. Осторожно, чтобы не разбудить Эрика, я надела перчатку и, превозмогая отвращение, сбросила наука с его руки. Несмотря на холод, на лбу его выступили капли пота и скатывались к подбородку. У него был жар. О небо! Нам нужно поскорей уходить отсюда. Я заботливо накрыла его своей накидкой. И тут ощутила страшный голод. В моем узелке (и как только я сохранила его!) лежал единственный ломоть хлеба, я спрятала его до лучших времен. Несмело я просунула голову через лаз в пещеру. Мы находились в глухом лесу. Высокие деревья и густой пролесок мешали как следует рассмотреть местность. И как только Эрик смог найти дорогу в такой чаще? Совсем рядом я услышала журчание ручья. Я вынула из узелка чистую рубаху и пошла па плеск воды.
Неподалеку с пещерой серебряной лентой тянулся небольшой ручей. Его кристально чистая вода сверкала в еще зыбком свете. Облака, что покрывали небосвод накануне, ушли, им на смену пришло молочного цвета утреннее солнце. Похоже, дождя не будет. Несколько заспанных русалок потягивались на фоне падающего света, я всмотрелась получше, но они уже растворились в тумане. Глыбы скалы лежали на воде, как заколдованные существа, покрытые толстым мхом. Воздух вибрировал от энергии солнца. В лесу у меня всегда возникало ощущение, что я не одна. Где были лесные призраки? Быть может, они, хихикая, наблюдали за мной из-за кустарников и листьев? Я сняла одежду и, смущенно озираясь по сторонам, спустилась к воде, чтобы лечь на спину и вытянуться во весь рост. Было до жути холодно, будто жидким льдом охватило все мои члены, охладило боль и разбудило во мне жизненные силы. Я оттерла грязь на теле, вымыла пропитанные потом волосы и как следует вымыла испачканное кровью лицо. Холодная вода немного приглушила боль. Когда водная поверхность стала гладкой, как стекло, я склонилась перед ней, как перед зеркалом. Полосы ярко-красного цвета, проходившие поперек моего лица, были заметны. Шрамы вовсе не к лицу невесте. С фрау Аделаидой я теперь, и вправду не могу равняться. Что бы сказал отец, увидев меня! Он стал бы негодовать, в ярости избил бы – на душе у меня стало совсем тяжко. Но не сейчас, Элеонора, думать об этом, не сейчас.
Что-то ползло по моему бедру. Я посмотрела вниз, собираясь поймать насекомое… Кровь струилась по внутренней стороне моего бедра, капая в воду, капля за каплей, как обычно, каждый месяц, по определенному для женщин матерью-природой циклу. Я прикусила губу. Надо же, именно сейчас и здесь! Я разорвала рубаху, которую хотела использовать как перевязочный материал, и одну половину использовала для себя и только потом опять надела брюки. Вторую половину я выстирала.
Холодный ветер шевелил кроны деревьев, заставляя меня дрожать от холода. Как я тосковала по теплу: лето с ароматами цветов и созревающего жита наступит еще так нескоро. Я потрясла тяжелыми прядями волос, которые доходили мне почти до щиколотки, и потрогала их рукой. Они свалялись, и прежде чем расчесать их, прошла бы целая вечность. И опять появятся вши. Я тихо выругалась. Всего несколько недель назад я избавилась от зимних вшей. В последний раз отжав волосы, в скверном расположении духа я пошла к пещере.
Эрик выглядывал из расщелины скалы, лицо его было суровым.
– Где вы были?
– Купалась в ручье.
Он закусил губы.
– Я уж было подумал, что вы сбежали, – как бы между прочим произнес он.
– И куда же? Я не имею ни малейшего понятия, где нахожусь.
– Гмм…
Некоторое время он рассматривал меня, наморщив лоб, не шевелясь. Потом предпринял попытку спуститься вниз по выступу скалы.
– Куда ты?
– Мыться, – ответил он, неторопливо и осторожно карабкаясь дальше.
– Мыться? – вырвалось у меня.
Я ударила себя по губам. Краска стыда залила мое лицо. Он весь напрягся. Глаза его превратились в узкие щелки, губы вытянулись в узкую полоску когда он преодолел последний участок скалы и очутился настолько близко от меня, что я смогла ощутить на своем лице его горячее дыхание.
– Даже слепой увидит, что во вшивом замке вашего отца лошади чище людей, – прошипел он. – Но знайте же, фройляйн, что там, где я вырос, принято регулярно мыться, у нас есть бани, а вы считаете нас грязными варварами… Мы при этом пользуемся хорошим, нежным мылом. Когда я жил достойно, как и подобает человеку, то привык по утрам смотреться в зеркало, а не соскабливать, как теперь, слой грязи! – сказав все это, он удалился.
Его слова задели меня, я посмотрела ему вслед. Грязные, неопрятные конюхи и на самом деле были отличительной чертой замка отца. Но Эрик больше не был конюхом. Я могла бы сейчас дать руку на отсечение!
Я медленно вошла в пещеру, пытаясь завязывать в узлы локоны волос, чтобы хоть чем-то занять руки. Неужели наш замок действительно был таким уж медвежьим углом, как он утверждает? У нас имелся даже сортир, что встречалось не так часто и не везде. И прачечная, и помывочная, запиравшаяся изнутри на засов, чтобы можно было спокойно мыться…
Интересно, как мог выглядеть его родительский дом? Королевский двор, крепость с многочисленными залами и башнями, с бессчетным количеством прислуги, дом, где кто-то один отвечал за грязные сапоги… Я уставилась на вершины деревьев. Сын короля, выросший среди витязей и дам, не уступавших по красоте Аделаиде, – невольно я сверяла все это с корявым зигзагом судьбы, который изменил всю мою жизнь. Что я представляла собой сейчас… изуродованная глупая девушка с Эйфеля – северо-западной части Рейнских сланцевых гор, дочь невеликого по своему значению свободного графа… Отвратительная и грязная. Эта мысль здорово задела меня. Отвратительная и грязная… И первым движением моей души было намерение тут же собрать свой узелок и бежать домой, где меня воспринимали такой, какая я есть, где меня не обижали на людях. Но разве мы не находились здесь, в лесной чаще, и не зависели друг от друга?
Воля судеб, связавшая нас, будет продолжаться не далее, чем до опушки леса.
Солнечные лучи пытались пробиться меж деревьями, в которых скрылся Эрик. Я пошла прямо на них.
Плеск воды становился все слышнее и слышнее, и тут я увидела его. Он стоял в ручье, в котором недавно лежал, так же как и я, нагой и неподвижный, и грелся в лучах солнца, которые указали мне путь сюда. Его кожа отсвечивала белым цветом в сумраке леса, безупречно белая, как в той сказке, в которой мужчины были статными, а женщины нежными, обворожительными… Я спряталась за ближайшим деревом, чтобы еще хоть немного понаблюдать за ним. Воин, рыцарь, обезображенный клеймом моего отца… Как Господь Бог допустил такое?
Блестя, капли воды скатывались по его телу, и сердце мое билось в горле, когда я осмелилась взглянуть на его наготу, но мне так и не удалось заставить себя отвернуться и умчаться прочь, нет… король эльфов принадлежал мне и в это мгновение тоже. Эрик повернул лицо к солнцу. Удивительно привлекательным медленным движением он убрал со лба мокрые волосы и провел рукой по голове, повторив это несколько раз. Как драгоценные жемчужины, капли с его волос, сверкая, падали в воду, одна за другой, оставляя следы на воде, пока не исчезали совсем….. Я слышала, как он вздохнул. Потом опустил руки…
***
Сколько же времени прошло с тех пор, как я, спрятавшись за деревом, стояла, не отваживаясь даже дышать? Солнечные лучи, как чертенята-проказники, бесились на воде, а Эрик теперь стоял в тени. Волшебство закончилось.
Я смотрела, как он одевался, как завязывал на бедрах слабый ремень. Бог мой, я совсем потеряла стыд! Он сел на одну из глыб, свесив ноги в воду. Сделав глубокий вдох, я взяла наконец свою рубаху, которую все еще держала в руке, и свернула ее.
– Ты… разрешишь?
Он вскочил, покачал головой:
– Не сходите с ума, графиня.
– Почему нет?
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь мыл мне спину! – Не мигая, он смотрел на воду.
– Я не кто-нибудь, – тихо возразила я.
В ответ он вздохнул, провел рукой по мокрым волосам и, наконец сдавшись, кивнул.
И я помыла ему спину, как часто делала это при гостях отца на приемах как жест приветствия перед тем, как они садились за трапезу. На мгновение мне представилось, будто мы находимся у нас дома в натопленном помещении; ручей был ванной с теплой водой, в которую мастер Нафтали добавил благоухающие эссенции, а Эрик – нашим высокочтимым гостем…
Он сидел совсем тихо, когда я мыла ему спину и под коркой грязи обнаружила все то, что произошло в темнице. Вздутыми утолщенными буграми и алыми талерами от безжалостного хлыста была расписана кожа. Рубцы, о которых я знала все в подробностях. Они плясали у меня перед глазами, будто по мановению руки волшебника накладываясь друг на друга и пересекаясь, превращались в кресты – жирные кресты, аккуратно вырезанные ножом на его лопатках.
Мокрая рубаха выпала у меня из рук на землю…
– Смилуйся, пресвятая дева Мария… – потрясенная увиденным, прошептала я и отступила на шаг в сторону.
Кресты адски отсвечивали. Эрик обернулся.
– Теперь вы понимаете, почему я предпочитаю мыться в одиночестве? – с горечью в голосе проговорил он.
– Но… но кто… – пролепетала я, запинаясь.
Глаза его сузились.
– Вот только теперь не лицемерьте, фройляйн! Вам лучше знать, каким оружием имеет обыкновение воевать ваш отец. Оно недостойно мужчины!
– Это… это неправда… что ты говоришь сейчас, здесь!
Вне себя от охватившего меня страха я, споткнувшись о глыбу в скале, упала в прибрежную траву у ручья. Прочь, прочь отсюда, от него, чьи глаза – сплошное обвинение, и я чувствовала, насколько это справедливо… Но когда я уже хотела повернуться, чтобы убежать, он грубо схватил меня и толкнул так, что я упала на землю. Ударившись, я вскрикнула, но он уже стоял надо мной, крепко держа за плечи и схватив меня за подбородок.
– Это был священник, графиня, – шипел он, не в силах совладать с собой, и его глаза пронзали меня, как две острые стрелы. – То был чертов аббат… и ваш отец поощрял и подбадривал его!
Его неукротимый гнев так и сочился из каждой поры тела, придавившего меня, словно гранитная глыба, и не дававшего мне свободно дышать. Я больше не могла ни о чем думать. Прямая, как палка, лежала я на земле, будто зверь, притворившийся мертвым в надежде все же спастись бегством. Потом он скатился с меня, будто не мог больше выдерживать моего взгляда. Я попыталась отползти за ближайшее дерево, боясь, что он вернется и забьет меня до смерти, вымещая безумный гнев на дочери своего истязателя. Наверное, он почувствовал мое стремление бежать и в тот самый миг схватил меня за руку.
– Элеонора, – произнес он чуть дыша, – графиня, выслушайте меня внимательно. Боги свидетели тому, что я никогда ни в чем не хотел упрекнуть вас. Вы сделали для меня больше, чем я мог ожидать. – Он притянул меня к себе. – Но обещайте мне лишь одно, графиня: никогда не пытайтесь сделать из меня христианина. Никогда.
Не произнеся ни слова, с широко распахнутыми глазами, я кивнула. Рука его упала вниз, он опустил голову и отвернулся. Я услышала его ругательства на родном языке. Внутри у меня все тряслось от волнения: мой отец, кресты, ужасная вина, которая все больше и больше мучила меня, стоило лишь вспомнить о том, что происходило в темнице… В полутьме ветвистых кустарников я попробовала привести круговорот моих диких мыслей в порядок и все вытирала с лица слезы – слезы, жгущие мои раны от ударов хлыста, боль от которых отдавалась во всем теле, где неистово бушевали стыд и чувство вины. Рыдая, я металась в листве из стороны в сторону. Никто не мог помочь мне, ни с кем я не могла разделить свой позор. Даже голод ничего не значил в сравнении с муками совести. Я погрузила лицо в листву, чтобы не видеть белый свет и по возможности не смотреть на него, не видеть рубцы, эти страшные рубцы…
– Элеонора! Элеонора, идите сюда, быстро! – вдруг услышала я взволнованный крик Эрика.
«Оставь меня», – подумала я.
– Скорее идите сюда!
Я обтерла лицо и пошла к ручью. Эрик стоял, прислонившись к дереву, с его волос капала вода.
– Вы слышите?
Тишина. Потом донеслось лошадиное фырканье.
– Где ваш меч?
– В пещере, я…
– Какая беспечность! Вы никогда не должны выходить без оружия! Быстрее, нам надо вернуться в пещеру, может, они проскачут мимо.
Спотыкаясь, мы побежали к скале, в пещеру…
Цокот копыт приближался, скоро можно было уже различить голоса двух всадников. Я вложила в руку Эрика свой длинный кинжал и вынула из ножен меч. На какое-то мгновение я с благодарностью вспомнила отца за то, что он позаботился о моем столь необычном вооружении, и уроки боевого искусства, преподанные оружейным мастером Герхардом, не прошли для меня даром.
Эрик хотел взять из моей руки меч, но я держала его, крепко сжав кулак.
– Отдайте же! Что вы, черт возьми, собираетесь делать с мечом?
– Это моя вещь, и она всегда будет со мной! И потом, я прекрасно владею им!
– Дайте мне меч, женщина!
Лошадь заржала возле самой пещеры, кто-то спешился. Для спора время было совсем неподходящее. В мгновение ока мы оказались за кучей соломы и, затихнув, притаились там.
– О божество мое, Один, пусть они минуют нас! Да дайте мне этот проклятый меч – не вмешивайтесь не в свое дело хотя бы на этот раз! – прошептал Эрик и поглубже задвинул меня в угол, в который мы с ним забились. Одновременно он шарил рукой за моей спиной, надеясь обнаружить оружие, которое я крепко держала в своей руке. Через свою рубаху я ощущала его сильное тело, обнаженную кожу, холодную, освеженную ключевой водой…
– Твоя рубаха! Где твоя рубаха?
Эрик закрыл глаза.
– Проклятье! Я забыл ее у ручья! – Он тихо застонал. – Вы совсем заморочили мне голову, графиня…
– Я морочу вам голову?
Холодок пробежал по моей спине. Я попыталась разжать пальцы рук, сжимавшие рукоять меча.
– Проклятье, да вы делаете это и более всего тем, что отказываетесь отдать мне оружие!
– Да сохранит нас Всевышний, – прошептала я и придвинулась к нему вплотную.
Снаружи шаги уже не были слышны. Мы сидели, затаившись, в своем углу.
И вдруг неожиданно у лаза в пещеру раздался крик, от которого в моих жилах застыла кровь, матерый мужик, точь-в-точь кабан, с горящим факелом стоял у лаза. Эрик оцепенел от неожиданности. Через несколько мгновений свет выхватил нас из темноты.
– Ну наконец-то! Вы – в ловушке! – торжествующе вскрикнул мужчина. – Вам не выйти живыми отсюда!
Медленно, с угрожающим видом, дерзкой гримасой на бородатом лице он вынимал из ножен свой меч. Сильно толкнув меня, Эрик вырвал из рук мой меч и бросился на мужчину. Зазвенели мечи, и я увидела, как железный кулак ударил Эрика в живот – тот застонал от невыносимой боли, с силой ударился о стену скалы и мешком рухнул на пол.
– О Всевышний… Эрик!
Мужчина обернулся и увидел меня. Воинственная гримаса обнажила его гнилые зубы. В то же мгновение я выскочила из своего угла, схватила меч и вступила в ожесточенный поединок. Голод и смертельная усталость разом были забыты. Я, словно ласка, вертелась вокруг врага, точно так, как учил меня Герхард. Скорость и быстрота реакции превосходят силу. Грязь поднималась и разлеталась в разные стороны там, где промахнулся меч моего врага. Он попытался загнать меня к стене. От взмаха мечом волосы мои, завязанные в пучок, рассыпались по плечам.
– Ха-ха, ты сражаешься с бабой! – рассмеялся второй. Он стоял у лаза и пытался отодвинуть котел в сторону.
Глаза моего противника зло заблестели. Внезапным ударом он выбил из моей руки меч и оттеснил меня к скале. И прежде чем я смогла увернуться от него, он схватил меня за руку, в которой прежде был меч, вцепился в рубаху и, дернув, порвал ее на мне до самой талии.
– И правда, баба!
Я буквально вжалась в стену. Факел приблизился и полыхал уже у самого моего лица.
– Ты должна теперь порадовать меня по-другому, – прорычал он и медленно приблизился.
В поисках защиты я метнулась к стене и наткнулась на факел в руке своего врага. Запахло моими палеными волосами. Факел упал на землю, и мужик загоготал точно сумасшедший:
– Огненная баба для меня!
Пламя коснулось моего плеча. Господи, смилуйся надо мною!.. Прочь отсюда, от пламени…
И в это время – о чудо! – Эрик пришел в себя.
– Dursinn! Skal þat gjalda ykkar lif! [15]15
Негодяй! Это может стоить тебе жизни! (др. сканд.).
[Закрыть]– вскричал он и руками стал тушить пламя. Кабан рванулся за мною с мечом в руке. В бессилии я споткнулась и упала, успев увидеть, как Эрик вонзил свой кинжал в тело кабана.
Эта победа, однако, не дала нам и минуты отдыха. Напарник убитого с яростным криком пнул котел ногой, он перевернулся.
Эрик хладнокровно схватил меч убитого и кинулся в сторону на врага. В ушах моих загудело при виде боевой схватки. Они сражались совсем близко от меня, и смерть плясала между ними. Какая-то неведомая сила бросила меня вперед, и я изо всех сил воткнула клинок в спину этого, второго. Он с хрипом упал на землю.
Потом стало тихо. Мы стояли друг против друга, потные, тяжело дыша.
– Fifla, сумасшедшая, что вас заставило броситься спасать меня? Неужели вы решили, что я больше не смогу защитить себя? Воин борется до последнего вздоха… черт подери! И для этого ему не нужна женщина! – неистовствовал Эрик.
Вдруг он подхватил меня и потащил к лазу в пещеру, поближе к свежему воздуху. Темные полосы двигались перед моими глазами, в ушах шумело. Я задрожала как осиновый листок, мне стало невыносимо холодно. Его руки крепко держали меня, при этом он продолжал ругаться на своем родном языке почти мне в ухо, гневно, прерывая свою речь всхлипами. Я чувствовала его руки на своей горящей коже, плечах, спине, ощущала, как учащенно, будто барабанная дробь, бьется его сердце.
Грохот в голове исчез, темные полосы пропали одна за другой. Руки его ослабли настолько, что я уже доставала ногами до земли. Казалось, целую вечность мы простояли вот так, прислонившись к скале. Пальцы Эрика гладили мои волосы, путались в разорванной рубахе. Когда он прикасался к моей коже, я затихала и глубже зарывалась носом в его плечи. Он не отдергивал руку, а проводил рукой вдоль моей спины, все ниже и ниже… Что со мной происходит? Я чувствовала каждый в отдельности из десяти его пальцев, каждый волосок, каждый позвонок – до тех самых пор, пока меня внезапно не пронзила острая боль. Эрик тут же отпустил меня. С его правой руки капала кровь.
– Вы… вы ранены, фройляйн!
Голос его звучал взволнованно. Ничего не понимая, я уставилась на него. Я едва держалась на ногах, так почему он поставил меня на землю, почему? Тут я снова почувствовала на своем теле его руки. Задрав мою рубаху, он осматривал мою спину, на которой клинок оставил свой след. Кончиком пальца он вытер кровь. Я содрогнулась от боли. На земле валялся лоскут, которым еще вчера вечером я хотела перевязать его рану. Эрик бережно наложил его на порез и протянул мне концы повязки.
– Завяжите. Чуть позже посмотрим, что можно сделать. – Он помог мне надеть накидку поверх порванной рубахи и смотрел, как я затягивала завязки. – Не так просто найти вам равного, графиня… клинок ваш очень остр, скажу я вам! Кто обучал вас?
Взглянув на него, я хотела сказать, что я никогда еще не сражалась вне стен своего замка, что от напряжения у меня ломило все кости, что он крепко должен держать меня, потому что до сих пор я вся дрожу. Но не могла вымолвить ни слова. Нервное напряжение было таким сильным, что и двигаться я могла с большим трудом…
Внезапно Эрик резко повернулся и опустился на колени рядом с убитым мною. Он взял кинжал, обтер его и решился надеть на себя рубаху с его плеча. С нескрываемым отвращением я смотрела, как он с трудом раздевал труп и стягивал через голову свою рубаху. Я видела кровь убитого на белом льне, еще не высохшую, оставленную кинжалом прореху, через нее виднелась его белая кожа… И тут я вышла из оцепенения. Был ли он сыном короля или нет – не знаю. Но он оставался варваром, и это навсегда.
Шатаясь, я отошла подальше. Возле стены меня вырвало. Жирная крыса неожиданно промчалась у самых моих ног. Содрогнувшись от омерзения, я пыталась удержаться за стену. Я хотела домой, где была еда и мягкая постель. И Эмилия, которая смогла бы меня успокоить. До меня донеслось напряженное дыхание Эрика. Да, я хотела покинуть его. И чем скорее, тем лучше. Он раздражал меня; его глаза, которые изучали меня столь выразительно и одновременно отвлеченно. Дрожь пробежала по моей спине в тех местах, которых он касался. Разум мой помутился – мне следовало бежать прочь от него! Если бы только я была дома – Боже милостивый, дома.
А дома была война. Дома просто не было, во всяком случае, того, который я знала и любила. Замок Берг переполнен сейчас людьми, ищущими защиты. Кругом шум, запах гари, кричащие, умирающие мужчины, причитающие женщины, орущие дети… Еды не хватает, вода ограничена, и нигде нет покоя… с содроганием я вспомнила о последней осаде. Тогда еще была жива мать. Она все держала под своим контролем, не смея даже на мгновение потерять самообладание: утешала женщин, укачивала детей, тащила соломенные шары и размешивала масло в чане, раздавала мужчинам со своей солнечной улыбкой поджаренный хлеб, и везде, где бы она ни появлялась, становилось спокойней… Отец гордился ею! С какой охотой я раскрыла бы перед ней свою душу, рассказала бы о том, что мне выпало пережить. Она бы поняла все. И поняла бы даже, почему не хочу видеть рядом с собой мужчину, который присвоил себе одежду убитого.
У лаза кто-то запищал. То была крыса. Я подняла с земли камень и бросила в нее. Она моментально смылась.
– Эй, что ты здесь делаешь? – раздался высокий возмущенный голос.
И тут же на меня уставились два неестественно светлых зеленых глаза, и возле меня оказался в высшей степени странный человечек – такого, как он, я не видела никогда в жизни! Вдвое меньше меня ростом, с огромной лысой головой и круглый, как шарик. С морщинистого лица на меня смотрели два детских глаза.
– Пресвятая Дева Мария, не оставь меня своею милостью, – прошептала я, отшатнувшись.
Глаза у человечка сузились до щелок.
– Ты убила мою крысу. – Он приблизился. – И ты отвратительна. – Тут он увидел в пещере двух убитых, и глаза его округлились от удивления. – Да ты еще и людоедка!
От ужаса я отступила назад.
– Мама! – прокаркал человечек.
Во рту у него не было ни единого зуба. Когда он кричал, была видна вся его глотка, где отсвечивал нежно-красным цветом язычок.
– Мама-мама! – Он немного продвинулся в стену лаза. – Мама-мама!
Господи, не оставь меня своею милостью… Черт добрался до меня…
– Что случилось? Что у вас тут, Элеонора? – Эрик увидел мое искаженное ужасом лицо, но не заметил человечка, ставшего тому причиной. – Так что же, графиня?
– Матерь Божья… благословенная… Взгляни же вперед… – кусая до крови пальцы, пробормотала я.
– Ничего особенного! Лошади ржали! – Он заглянул за угол. – Вы чрезмерно возбуждены, графиня. Я уже готов, и мы поскачем домой.
– У нас гости? – Перед нами предстала хозяйка пещеры. Женщина средних лет, в мрачных, лоснившихся одеждах, босая и с большой вязанкой дров на спине. Ее черные, как смоль, волосы были заплетены в две косы и блестели в солнечных лучах, в руке она держала платок грязно-серого цвета. Но более всего поражало ее лицо. Я не могла бы сказать сразу, что в нем было для меня неприятным; впалые щеки, мелкие морщины… Нет. Ее рот был неестественно перекошен. И ее глаза… Один зеленый, а другой карий. Кожа на моей спине от страха покрылась пупырышками. У нее совершенно разные глаза. Глаза ведьмы…
– Мама, она убила мою крысу, эта отвратительная людоедка! – пожаловался маленький тролль и, тяжело ступая своими слишком большими ногами, направился ко мне. – Ты виновата, ты…
– Я не хотела, прости меня… – прошептала я, отступая.
И натолкнулась на Эрика, стоявшего за мной и положившего мне на плечи руки. Женщина с любопытством рассматривала нас.
– Ко мне сюда давно никто не приходил, – произнесла она, скрестив руки на своем тощем животе.
– Она убила мою крысу, – продолжал сердиться человечек.
Он с силой тянул ее за юбку и начал уже жалобно плакать.
– Успокойся же, Петерхен. Мы найдем тебе нового любимца.
Успокаивая, она гладила его по лысому черепу, пытаясь поймать взгляд Эрика.
– У вас есть еда? Могу предложить вам кусок хлеба. Хотите? – спросила она.
В ее двухцветных глазах вспыхнула жадность. Эрик покачал головой.
– Вы… вы простите нас за вторжение. Нас преследовали, и нам пришлось вступить в бой.
– Вижу. – Голос ее звучал раздосадованно. – Хаймбахская падаль. Я была бы вам признательна, если бы вы убрали отсюда трупы, пока они не начали разлагаться и вонять.
Эрик поставил на место опрокинутый котел и заглянул внутрь.
– Предложить супа я, к сожалению, теперь не смогу… – Она впервые улыбнулась, и ее перекошенный рот придал ее лицу плутовское выражение.
Потом она сгрузила свою вязанку дров и принялась пучком соломы мести пол.
– Элеонора, прошу вас… помогите мне, – шепнул Эрик. – Помогите нести!
Я сжала зубы, и вдвоем мы поволокли убитых прочь из пещеры в кусты, где вороны могли заняться своим делом. Женщина ожидала нас у лаза в пещеру.
– Кто ты? – спросил Эрик.
– Меня называют травницей Гретой. Я варю снадобья для поправки здоровья, а также для исполнения желаний на любой вкус. Я знаю много рецептов…
Так я и знала – то была ведьма-травница! Она следила за нами своими разными глазами.
– Нужно ли вам снадобье? Может быть, для обретения счастья? Или для того, чтобы стать красивой, девушка? – Она подошла ближе и коснулась рукой моего израненного лица. – Может быть, нужно такое снадобье, которое вновь сделает ваше лицо целым и невредимым? Со светлой кожей, прекрасным и нежным. А твои волосы – светло-русыми, с золотым отливом? Чтобы нравиться любимому тобой человеку – а, как считаешь?
Я с трудом постигала то, что она говорила, но голос ее, манящий и воркующий, заставлял мое сердце учащенно биться.
– У меня есть особенная мазь, она готовится в полнолуние из семян ясенца и аглеи – нанеси ее на раны, и уже утром твое лицо будет чистым. А на ночь сделай глоток росы алхимиллы – чудесное средство от веснушек, девушка.
Тут я почувствовала на своем лице руку Эрика.
– У нас ничего нет, Грета.
Она посмотрела на него пронизывающим взглядом.
– Для этого всегда находятся деньги.
– Я не верю в волшебные снадобья, Грета…
– Я предлагаю вам не лечебные настойки, в которых кошачья моча смешивается с куриным пометом. Я знаю свойства каждой из моих трав и хорошо разбираюсь в том, какую из них следует применять при зубной боли, а какую – при любовных переживаниях. Но вижу, ты не откроешь свой кошелек, какую бы цену я ни назвала, – хитро улыбнулась она и рассмеялась.
Мой взгляд остановился на странном существе с большой головой, которое мирно играло в грязи прямо у моих ног.
– Кто это? – чуть слышно спросила я.
– Мой сын. – Грета подняла взгляд, посмотрела мне прямо в лицо, и ее разноцветные глаза сузились. – Когда-то я тоже жила по-другому, девушка. Я была красива, и у меня был любимый, который хотел взять меня в жены. Но они повесили его, как вора, и прогнали меня из своего общества, потому что этот бедный ребенок внушал им страх… Они называли его чучелом. – Она провела рукой по своей впалой щеке. – Они прогнали нас, голодных и беззащитных, в лес, и я собирала грибы и корни растений, чтобы мой сын не голодал. Зато теперь, – она выпрямилась, – они вынуждены опять приходить ко мне, потому что я знаю, как лечить их ленивые ноги и выступившие наружу нарывы…
Грета внимательно изучала мое лицо, осторожно проводя по нему пальцами. Я оцепенела.
– Ты совсем еще молода, девушка, – тихо произнесла она – Слишком молода, чтобы идти по жизни с обезображенным лицом. Прими от меня немного мази. И не надо денег…
– Н-нет, лучше не надо.
Я подумала о лягушках, которых она использовала для приготовления этих мазей. А с другой стороны, чудо-мазь, которая все может поправить, да еще роса с листа алхимиллы… И никакого гнева отца, никаких насмешек и тогда, может быть, кто-то на мне женится не только из-за наследства… Я вздохнула с тоской. Ее зеленый глаз блестел таинственно, будто изумруд. Она наверняка была ведьмой. Госпожа и повелительница трав и альраунов – мифических существ, обладающих волшебной силой, или всего лишь бедная женщина, существующая за счет легковерности людей? Я медленно покачала головой. Неожиданно она улыбнулась и подмигнула мне, будто поняв мое положение.
– Тогда… тогда дай мне свою руку. – Она схватила мою правую руку и начала внимательно изучать ее. – Сюда так редко заходят гости – позволь мне немного почитать по твоей руке. – Своим тоненьким указательным пальцем она поводила по разным линиям, а потом многообещающе улыбнулась. – Ты выйдешь замуж за принца и будешь очень богата. Да, я вижу это совершенно ясно. Жизнь в золоте и шелке. Твой принц получит в наследство королевство в стране солнца, когда умрет его старый отец. Ты подаришь ему много сыновей, ты станешь королевой для всего народа!
Я с недоверием посмотрела на нее. Женщина, из уст которой звучала такая чепуха, не могла быть ведьмой. Принц и я! Что между нами общего?
– Ну и фантазии, – рассмеялась я. – Принц… в горах Эйфеля!
Она взглянула на меня и покачала головой.
– Над моими предсказаниями еще никогда не смеялись. – Она опять взяла мою руку. – Я отчетливо вижу это. – Она указала на линию, проходящую рядом с большим пальцем. – Это твоя линия жизни, ты доживешь до старости. А как раз над ней находится королевская корона. Смотри, вот эта черточка.
– О Грета, ни один принц-христианин не возьмет в жены дочь моего отца, – все еще смеясь, сказала я, погружаясь в изучение линий на своей ладони, по которым Грета смогла узнать о золоте, шелке и принце. Я же видела только грязь и засохшую кровь в бороздах кожи, делавших мои руки похожими на сморщенные руки старухи.
