Текст книги "Дворец иллюзий"
Автор книги: Читра Дивакаруни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– И твой тоже, – подмигнув, добавила она.
Слуги кружили, словно насекомые, вокруг меня. Немножко пыльцы лотоса, чтобы придать изящный оттенок щекам невесты; свадебное белое с золотым сари так уложено, чтобы подчеркнуть волнение моей груди, создавая, однако, непорочный образ. Старая женщина с лукавой улыбкой втирала пасту сандалового дерева в мой пупок. Браслеты на запястьях и на ногах, пояса, носовое кольцо, украшенное драгоценными камнями, настолько массивное, что должно поддерживаться цепью, прикрепленной к моей прическе.
– Я чувствую себя как в боевых доспехах, – сказала я Дхаи-ма.
– Хватит тебе теперь телиться! Твой брат уже весь пол истер в коридоре в ожидании тебя.
Дхри ждал меня снаружи, чтобы отвести в свадебную залу, где уже собрались цари. Он выглядел сурово в своих церемониальных шелковых одеждах. Я заметила висящие на бедре ножны, на которых были вырезаны летающие животные.
– Зачем ему меч? – спросила я.
Дхаи-ма ответила:
– Что за вопрос! Разве ты не знаешь, что священный долг брата защищать достоинство его сестры? Сегодня ему будет чем заняться со всеми этими стариками, облизывающимися вокруг тебя.
– Твоя пошлость никогда не перестанет забавлять меня, – сказал ей Дхри.
Дхаи-ма засмеялась и шлепнула его по ушам. Она поспешно ушла, чтобы занять самое лучшее место в секторе, приготовленном для царских слуг.
Но я знала истинное назначение меча. Мой брат ждал беды.
* * *
Под шум и звуки музыки я слышала, как приближались вновь пришедшие. Кругом раздавалось ржание лошадей, звуки трубы, лязганье оружия.
Дхри сказал:
– Цари взяли своих воинов. Они выстроились на улице. Но не беспокойся. Вся армия Панчаала тоже вооружена и готова.
– Спасибо, что сообщил. Теперь я чувствую себя совершенно спокойно, – ответила я.
– Тебе кто-нибудь говорил, что сарказм не идет невестам? – спросил он.
Когда я зашла в свадебную залу, там воцарилась абсолютная тишина, словно я была мечом, который одновременно перерезал каждую голосовую связку. Под паранджой я посмеивалась.
– Смакуй этот момент власти, – говорила я себе. – Может быть, он единственный.
* * *
Сначала Дхри показал мне царей, которые пришли только посмотреть, то есть тех, кого я могла не бояться.
– Смотри, Кришна.
Там был он, мой друг, беседующий со своим братом, словно он пришел на деревенскую ярмарку. Изысканное перо павлина на его короне покачивалось, когда он поднимал руку, будто в знак благословления или беспечного приветствия.
В зале зрители сидели в соответствии с кастами. Сектор Вайшьи был отмечен голубым флагом, на котором было изображено торговое судно. Флаг Шудр изображал крестьян, собирающих урожай пшеницы. У брахманов были самые лучшие места напротив с мягкими, украшенными кисточками валиками, на которые удобно облокачиваться. На их белом шелковом флаге был изображен священник, совершающий жертвоприношение огню.
Теперь Дхри показал мне важных гостей. Я постаралась сопоставить их с теми портретами, которые я видела, но они казались старше, крупней, черты их лиц казались более заурядными. Проиграть перед глазами этого собрания было бы публичным унижением, и горький вкус этого поражения остался бы на многие годы.
По изменяющемуся голосу брата я сразу определяла тех, кто были наиболее опасны – не потому, что они могли выиграть, но потому, что они могли сделать в случае поражения.
– Арджуна? – наконец спросила я.
– Здесь его нет.
Я удивилась равнодушному тону Дхри. Он продолжал называть другие имена. Когда он замолчал, я спросила:
– Это все?
Он понял, что в моем вопросе кроется еще один вопрос. В его глазах я заметила неудовольствие.
– Карна пришел.
Дхри не указал на него, но я сразу заметила его. Он стоял рядом с Дурьодханой, наполовину скрытый мраморным столбом. Мое сердце забилось так сильно, что я испугалась, как бы он не услышал этот стук. Я очень хотела взглянуть на лицо Карны, чтобы увидеть, действительно ли его глаза так печальны, какими их изобразил художник, но я знала, что это было бы непозволительно. Вместо этого, я разглядывала его руки, лишенные всяких орнаментов, сильные, суровые суставы пальцев. Если бы мой брат знал, как мне хотелось прикоснуться к ним, он пришел бы в ярость. Дурьодхана сказал что-то – возможно, обо мне, – и его товарищи захохотали, хлопая себя по коленям. Один Карна (я с благодарностью это отметила) сидел недвижим, как огонь. Только едва приоткрытые губы показывали его неодобрение. Но этого оказалось достаточно, чтобы заставить Дурьодхану замолчать.
Дхри позвал меня на помост. Его голос был так резок, что мои слуги посмотрели на него в изумлении. Я послушно поднялась, и пока я шла, преданность и желание боролись во мне. Если бы Аржуны здесь не было, как Кришна и Дхри запретили бы мне выбрать Карну?
Раздался звук трубы, и состязание началось.
Позже, когда лес будет выкорчеван и на его месте построят дворец, полный чудес, после игры в кости, после предательства и потери, изгнания и возвращения, после войны с ее ослепляющими горами человеческих черепов, певцы обессмертят сваямвару, с которой все и началось. Вот что они будут петь:
«В этом зале, пропитанном надеждами и украшенном тревогой, где гордость играла на свадебной флейте, а злость стучала в барабаны, величайшие короли Бхарата не могли оторвать от земли лук Киндхары. Из горстки тех, кому удалось прицелиться и выстрелить, никто не сумел попасть в рыбий глаз. Джарасанда промахнулся на ширину пальца, Салья на ширину бобового семени, а Шишупала на ширину кунжутного семени. Когда Дурьодхана пустил свою стрелу, зрители заликовали, но ведущий состязания осмотрел мишень и заявил, что принц Каурава промахнулся на ширину горчичного семени.
Наконец настал черед Карны. Как лев он поднялся на ноги. Свет сверкал на его доспехах, как на золотой гриве. Он повернулся на восток помолиться солнцу. Затем повернулся на север поклониться своему учителю, потому что тот не испытывал к нему зависти, несмотря на свое проклятие. Соединив ладони в знак уважения, Карна подошел к могущественному Киндхаре и поднял его – легко, словно детский бамбуковый лук, что вызвало шепот удивления среди собравшихся. Когда он натянул тетиву лука, дабы проверить ее гибкость, раздался глубокий и мелодичный звук, будто лук запел в его руках. Даже Драупади в восторге затаила дыхание. Однако тут же раздался страшный грохот. Сама земля начала трястись, и каждый мог слышать далекие крики шакалов и стервятников. Брахманы закачали головами, увидев эти предзнаменования, и стали перешептываться:
– Какая беда произойдет с нами, если этот человек выиграет конкурс?
Сам Кришна сел на свое место, и великий Вьяса, который, как известно, предвидел всю историю земли в медитации, осторожно посмотрел на Карну, потому что он знал, что в эту секунду решается весь ход истории, замершей между добром и злом.
Но Дхриштадиумна, который стоял рядом с Драупади, выступил вперед и сказал:
– Хоть и славен ты, Карна, своей силой, но человек, который принадлежит к низшей касте, не может претендовать на руку моей сестры. Поэтому я покорно прошу тебя вернуться на свое место.
Глаза Карны сверкнули, как лед на солнце, но он много узнал после турнира в Хастинапуре. Он спокойно ответил:
– Это правда, что я был воспитан Адхиратой, но я кшатрий. Мой учитель, Парасурама, видел это своим внутренним глазом и проклял меня за это. Это проклятие дает мне сегодня право стоять здесь среди этих королей-воинов. Я буду участвовать в этом конкурсе. Кто посмеет остановить меня?
В ответ Дхриштадиумна вынул свой меч. Лицо его было бледно, как зимний вечер и его рука дрожала: он знал, что он не равный противник Карне. Но честь этого дома была под угрозой, и он не мог поступить иначе.
Затем, из тишины, которая воцарилась в свадебном зале, раздался голос, сладкий как песнь коэля[9]:
– Прежде чем ты попробуешь завоевать мою руку, король Анги, скажи мне имя твоего отца. Без сомнения, будущая жена, которая должна разлучиться со своей семьей и последовать за мужем, имеет право знать это.
Это была Драупади, и, говоря это, она встала меж своим братом и Карной, сняв вуаль. Ее лицо было изумительно, как полная луна после месяца облачных ночей. Но ее взгляд был взглядом воина, который видит щель в доспехах противника и вонзает свое лезвие без колебаний. Каждый мужчина в собрании, даже если и желал ее, поблагодарил свою судьбу, что не он стоял перед ней.
Карна ответил на вопрос молчанием. Побежденный, с виновато опущенной головой, он покинул свадебный зал. Но он никогда не забыл это унижение в присутствии всех царей Бхарата. И когда пришло его время отплатить надменной принцессе Панчаала, плата его выросла во сто крат».
* * *
Я не виню народных певцов за их песни. С одной стороны, события происходили именно так, как они их описали. Но с другой стороны – все было совсем иначе.
Когда Карна выполнил задание, и мой брат вышел вперед, держа руку на мече, тревога охватила меня, и мой разум помутился. Что-то ужасное должно было вот-вот произойти. И только я одна могла помещать этому. Но что я могла сделать? Я посмотрела на Кришну в надежде получить указание. Мне показалось, что он слегка качнул подбородком, но я не понимала, что он хотел этим сказать. За ним сидел, нахмурившись, Вьяса. Он предупреждал меня об этом моменте, но я не была способна вспомнить его слова. Не говорил ли он мне, что я буду причиной смерти брата? Я стиснула зубы и глубоко вдохнула. Я не уступлю так просто своей судьбе.
Дхри достал из ножен свой меч и расправил плечи. Карна навел свой лук – он единственный выбрал это оружие, чтобы стрелять в мишень – на грудь моего брата. Его глаза были красивы, грустны и решительны – глаза человека, который всегда попадает в то, во что целится.
Мое сознание затуманилось, и я помню лишь одно: я бессознательно отступила от огня, и Дхри сжал мою руку. Он был первый, кто полюбил меня. Все стиралось перед этим: дрожь при первом взгляде на Карну и оцепенение, которое охватило меня, когда он отвернулся в гневе.
Позже некоторые будут хвалить меня за храбрость, которую я проявила, поставив выскочку-сына колесничего на свое место. Другие назвали меня надменной, посчитав, что мое отношение к человеку зависит от его касты. Они скажут, что я заслужила все испытания, которые выпадут на мою долю. Однако другие будут восхищаться мной, потому что я была верна дхарме, что бы это ни значило. Но я сделала это только потому, что не могла допустить, чтобы мой брат погиб.
Могут ли наши действия изменить нашу судьбу? Или же они – песчинки в трещине дамбы, которые всего лишь оттягивают неизбежное? Я спасла Дхри, и он мог продолжать совершать героические и ужасные поступки. Но не так просто избежать смерти. Когда она придет к Дхри еще раз, я пожалею, что спасла ему жизнь на празднике сваямвары, где, по крайней мере, он мог умереть достойно.
Лишь в одном я уверена: что-то изменилось в тот момент, когда я задала Карне вопрос, который, как я знала, больше всего принесет ему страданий. Единственный вопрос, который заставит его положить свой лук. Когда я шагнула вперед и взглянула в глаза Карны, я увидела в них свет – восторга ли, желания или зарождающейся любви – я не знаю. Если бы я была мудрее, я бы подарила ему надежду на любовь, и таким образом мне удалось бы смягчить опасность момента, значимость которого я тогда даже не могла себе представить. Но я была молода и слишком испугана, и сказанные мной слова (слова, о которых я буду сожалеть всю жизнь) потушили этот свет навсегда.
13
Шрам
Мои ноги истекали кровью. Я никогда не ходила босиком по улицам, усеянным колючками и камнями. Я смотрела на человека, быстро идущего впереди меня, на его недорогую белую накидку, покрывающую гибкую спину, и думала: неужели это тот человек, которого я ждала. Только час назад я надела на его шею свадебный венок. Беспощадное солнце пекло так сильно, что кружилась голова. Мы не разговаривали с тех пор, как покинули дворец. В горле у меня пересохло. Согласно свадебному обряду я ничего не ела весь день, а после церемонии мой муж отказался остаться на праздновании в честь свадьбы, причем довольно дерзко, на мой взгляд.
– Я должен вернуться к семье, – сказал он. – Они будут беспокоиться.
В ответ на расспросы моего отца он заявил, что не имеет права рассказывать о своих близких и называть свое имя.
Отец едва сдерживал себя.
– Позволь нам пригласить твою семью присоединиться к нам, – сказал он. – Они могут жить в любой части дворца, какую выберут. Как-никак, согласно брачному договору, половина королевства – твоя.
Мужчина сказал, что ему не нужны дворцы. Он попросил, чтобы я избавилась от моего пышного убранства, совершенно не подходящего для жены простого брахмана. Служанки принесли мне хлопковое сари. Я протянула рыдающей Дхаи-ма свои золотые украшения, оставив лишь ожерелье из ракушек, которое он одел на меня.
– Тогда позволь нам дать тебе колесницу, – в ужасе вскричал мой брат. – Панчаали не привыкла…
– Теперь она должна научиться, – резко перебил его мой муж.
Каждый шаг по неровной, источающей жар тропинке отзывался нестерпимой болью. Я была слишком горда, чтобы попросить замедлить шаг, даже когда я споткнулась и упала. Пробившись через тонкое сари, галька оцарапала мне колени. Царапины покрывали мои ладони. Я кусала губы, чтобы скрыть слезами боли слезы, появлявшиеся от обиды, вызванной равнодушием мужа. Внутренний голос говорил мне: «Карна бы никогда не позволил тебе так страдать». Но это не было правдой. Если бы он увидел меня сейчас, он бы рассмеялся от взыгравшего в нем безжалостного удовлетворения.
Я встала, стиснув зубы. «Я могу преодолеть это», – сказала я себе. Но как же мне было больно! Я не хотела мириться с таким унижением. Я была женщиной. И я должна была направить свои силы совсем на другое.
Я увидела дерево баньяна в стороне от дороги и села в его тени. Вытянув ноги, я пыталась не замечать боль, пульсирующую во всех конечностях. Это даже хорошо, что я так устала. Моя усталость, словно щит, защищала меня от страха. Что подумает муж? Я глубоко вздохнула и скрестила руки. Я выжидающе всматривалась в его удаляющуюся фигуру, чтобы увидеть, как скоро он заметит мое отсутствие и что он тогда сделает.
* * *
Вот как я попала в такое затруднительное положение.
Карна уехал. Зал гудел о неудачах, которые постигли королей. Дурьодхана кричал, что состязание было несправедливым и невыполнимым. К тому же он не собирался показываться друзьям побежденным.
– Давайте покинем дворец в знак протеста, – кричал он, обращаясь к другим правителям.
Но кто-то (думаю, это был Шишупала) с лицом, перекошенным от злости, вскричал:
– Почему мы должны так просто покинуть дворец, не оставив Друпаду ничего, что будет напоминать ему о нас?
Я увидела, как напряглась спина Дхри, и он дал знак командующему армией Панчаала.
Затем брахман сказал:
– Могу я попробовать?
Мои мысли были заняты Карной и тем, как я с ним обошлась. В груди щемило, словно кто-то взял мое сердце руками и стал его сжимать. Я заметила, но без какого-либо интереса, что длинные волосы мужчины были собраны в традиционный пучок. Белая грубая одежда покрывала его узкие плечи. Он был молод. Его улыбка обнажала крепкие прямые зубы – большая редкость среди бедных. Цари надсмехались над ним, но брахман не унывал.
– Брахманы более благородного происхождения, чем принцы, – заявил один из присутствующих. – Дайте ему попробовать, он имеет право.
Кто-то выкрикнул:
– Не стоит недооценивать силу молитвы! Она может спасти тогда, когда физическая сила не помогает.
Брахманы и кшатрии, между которыми существовало давнее противоборство, обменялись многозначительными взглядами.
Дхри, немного успокоившись, жестом пригласил молодого брахмана в центр зала.
Брахман что-то быстро произносил, наверное молитву, хотя в его голосе не слышалось никакой мольбы. Одним движением, быстрым как вспышка света, он натянул лук. Выстрел. Щит раскололся пополам и со звоном упал на пол. А рыба, все еще медленно вращающаяся, криво свисала с потолка. В ее медном глазу торчала стрела брахмана.
Толпа восторженно закричала, в то время как цари сидели в зловещем молчании. Дхри крепко пожал руку брахмана; отец спустился с трона; а священники поспешили к победителю. Сопровождающие меня ринулись вперед, усыпая дорогу цветами и исполняя свадебные песни. Кто-то вложил мне в руки свадебный венок. Брахман был очень высоким. Ему пришлось нагнуться, чтобы я могла надеть венок на его шею. Кто он? Возможно, Кришна знал его, но в толпе людей я не могла отыскать своего мудрого друга. Как брахман мог быть так искусен в стрельбе из лука? Я пыталась разглядеть на его теле следы от былых сражений, но белая накидка скрывала его плечи. Дхаи-ма рассказывала, как боги, приняв человеческое обличие, спускались на землю, чтобы жениться на непорочных принцессах, но я сомневалась, что я была достаточно непорочна для этого. Я пыталась рассмотреть его, но он намеренно отворачивал лицо. Один из царей стал дуть в раковину, призывая остальных к бою. Тут же подхватили остальные. Хурри, Панчаали, Дхри стали перешептываться. Почему брахман не хотел встречаться со мной взглядом? Встав на цыпочки, я молча набросила на него гирлянду. Так ли должен совершаться свадебный обряд? Не слишком ли быстро все происходило? Он торопливо надел на мою шею ожерелье из раковин каури, которые носят только бедные деревенские женщины. Итак, я была замужем.
Тотчас началась схватка. Двадцать царей, а может, и больше, ринулись к моему мужу-незнакомцу. Он исчез в блеске мечей. Я уставилась на беспорядочную массу из мужчин и оружия. Я должна была волноваться за моего новоиспеченного мужа так же, как и за себя, – но ничего подобного со мной не происходило. Дхри выкрикивал приказы, в то время как ему приходилось отражать нападения и нападать самому. Группа царей перекрыла вход, мешая нашим солдатам попасть в зал.
Невероятно, но незнакомец появился из этого моря оружия невредимым. Даже накидка, повязанная вокруг его плеч, была цела. Я ожидала увидеть злость на его лице, но вместо этого лишь заметила ожесточенное ликование. Он протолкнул меня вперед, целясь из лука в толпу. Мне показалось, он что-то невнятно говорил. Выпущенная им стрела рассыпалась сотнями искрами света, которые, соединившись, упали обжигающей сетью на царей. Они бросились в разные в стороны и, словно пьяные, спотыкались друг о друга. Это было прекрасное наказание. Когда он прицелился во второй раз, цари, не дававшие войти нашим солдатам, потеряв строй, разбежались кто куда.
– Госпожа, – сказал незнакомец, опустив глаза. – Я прошу прощения за страх, причиной которого я, возможно, стал.
Теперь я была уверена, что он не был брахманом. Догадки и предположения завертелись в голове. Я прищурила глаза, чтобы лучше разглядеть его.
– Меня не так легко напугать, – ответила я.
* * *
Вскоре после того, как я расположилась под деревом, мой муж поспешил ко мне. Я заметила, что он хмурился. Он начал было что-то спрашивать, но потом увидел мои ноги и покраснел. Опустившись на колени, он начал осматривать мои стопы. Он сделал из листьев чашку и принес мне воды из пруда, чтобы я утолила жажду и омыла ноги. Затем, оторвав кусок от своей накидки, он обмотал мне ноги и извинился, что не заметил мои страдания, так как был поглощен проблемами. Когда я спросила какими, он лишь покачал головой.
Я внимательно посмотрела на его лицо, пытаясь вспомнить его среди тех портретов, которые я видела. Но на холсте был нарисован самоуверенный мужчина с усами, короной на голове, драгоценными сережками и длинными вьющимися локонами, которые были смазаны маслом и источали аромат. Это же лицо – худое и загорелое, с высокими, аскетическими скулами, волосами, зачесанными назад – смущало меня.
И я, не в силах больше бороться со своим любопытством и исполненная решимости, быстро скинула накидку с его плеч. Вот они, шрамы от сражений! Я осмелилась прикоснуться к шраму в верхней части руки. Его глаза устремились на меня. Странно, но это были словно совсем другие глаза! Как такое возможно? Но нет, у меня не было права даже и думать об этом, не то чтобы спросить! Теперь это была моя судьба. Ради семьи и пророчества, сделанного при моем рождении, я должна была достойно встретить все испытания.
– Ты Арджуна? – спросила я.
Он не ответил, но улыбнулся, и черты его лица тут же смягчились. Это должно было польстить мне, но на сердце у меня было тяжело. Тем не менее я заставила себя не убирать руку с его плеча. «Ты его жена», – сказала я себе. На ощупь шрам был тверже, чем я представляла, словно наконечник стрелы все еще находился под кожей. Я провела ногтем по шраму, как учила меня колдунья, и почувствовала, как он резко задержал дыхание.
Почему вдруг мое лицо покраснело, словно я была виновата?
Он сказал:
– Если бы меня звали Арджуна, это сделало бы тебя счастливее?
Я, пытаясь сохранить ровный тон, ответила:
– Я больше не принцесса. Я твоя жена, и согласна с моей участью, кто бы ты ни был.
– Это достойно похвалы, – сказал он, и в его глазах заиграл огонек.
Я рисковала, произнося следующую фразу, наступая на опасную территорию неправды:
– Но я много думала об Арджуне, с тех пор как Кришна рассказал мне о его силе.
Он отвернулся от меня. Его брови нахмурились, губы сжались. А что если он не был Арджуной, как я поспешно предположила? Почему я не вняла предостережениям Дхаи-ма о том, что моя поспешность меня погубит? Как-никак, у многих воинов были шрамы. Кто мог бы упрекнуть моего мужа-незнакомца в том, что он рассердился, услышав восхищение другим мужчиной из уст молодой жены?
Но он говорил со мной ласково и спокойно, и я поняла, что его беспокойство не имело никакого отношения ко мне.
– Я не могу открыть тебе своего происхождения без согласия моей семьи. Но я скажу тебе, что я тоже много думал о Панчаали с тех пор, как Кришна рассказал мне обо всех ее добродетелях.
Весь остальной путь он держал мою руку, поддерживая меня, когда я спотыкалась. Он больше не разговаривал, и я была благодарна за это молчание. Мое сознание пыталось охватить все, что произошло со мной в течение последних нескольких часов. Теперь, когда у меня не было и доли сомнения в том, что он Арджуна, я знала, что те близкие, кто беспокоился обо мне – Дхри, Дхаи-ма, мой отец, Кришна – будут рады, узнав, как все обернулось. Я вышла замуж за самого доблестного воина. Он станет одним из самых надежных союзников моего отца. В Великой войне он будет защищать моего брата, который должен исполнить свое предназначение. Любезный, благородный, храбрый, красивый – он будет достойным мужем для меня (и я стану достойной ему спутницей жизни), поскольку мы оба оставим след в истории. Возможно, он построит дворец, о котором я мечтала, дворец, в котором я наконец буду чувствовать себя дома.
Я решила больше не предаваться сожалениям. Я повернусь лицом к будущему и буду сама делать его каким захочу. Я найду утешение в исполнении своего долга. Если я удачлива, любовь придет ко мне.
Это было то, о чем я думала, идя по дороге. Жаркий день близился к концу. Дорога из камней и колючек уводила меня все дальше от того, что мне было так близко и знакомо.
14
Баклажан
Склонившись над дымящимся очагом, который растапливают навозом, я готовила баклажанный карри под пристальным взглядом свекрови. Кухня была крошечной, в ней едва хватало воздуха. Моя спина болела. От дыма раздирало горло. Пот стекал на глаза, и я яростно смахивала его со лба. Нет, я не собиралась доставить свекрови такое удовольствие – довести меня до слез, хотя я была на грани того, чтобы расплакаться от отчаяния.
Несмотря на то что моя свекровь была уже довольно пожилой женщиной и матерью пятерых сыновей, у нее были черные блестящие волосы. Она безмятежно сидела в белом сари вдовы, выбирая камешки из дешевого красного риса, который принесли ее сыновья. Казалось, она не чувствовала жары. Поначалу я думала, что это потому, что она расположилась перед единственным в кухне окошком. Но скорее всего она обладала какими-то особенными способностями, которые пока оставались для меня загадкой. На ее лице можно было уловить выражение легкого презрения. Весь ее вид говорил: «Ты находишь это трудным? Тогда бы ты никогда не выжила, если бы тебе пришлось пройти через то, через что прошла я».
Я попала в семью, где все было окутано тайной и секретами, о которых никто не говорил. Мне приходилось использовать все свои умения и сноровку, чтобы разгадать их. Но одно было вне всякого сомнения: как только она увидела меня накануне днем, она тут же стала воспринимать меня как соперницу.
* * *
К тому моменту как мы с Арджуной вошли в маленькое полуразрушенное поселение на краю города, наступил вечер. Дома так плотно прижимались друг к другу, что казалось, будто глиняные стены вытесняют друг друга. Я считала, что готова к трудностям. Но мое сердце упало, когда я обнаружила, что на узких улицах воняло помоями, так, что мне пришлось закрыть нос, а бездомные собаки бегали по улицам с открытыми язвами на боках.
Когда мы повернули за угол, к нам присоединилось четверо молодых людей, одетых, так же как и Арджуна, в одежды бедных брахманов. Я знала, что это, должно быть, остальные из семьи Пандавы. Из-под покрывала я бросала взгляды на их лица, но не могла припомнить ни одного из них. Каким искусством перевоплощения они владели!
Братья обняли Арджуну и, похлопав его по плечу, стали упрекать, что он не позволил им помочь ему в битве. Когда они обратились ко мне с приветствием, то в их глазах я заметила любопытство и, как мне показалось, восхищение. Не зная точно, как должна вести себя жена с братьями мужа, я склонила голову, хотя мне было очень любопытно за ними наблюдать. Они были очень веселыми: двое младших стали изображать, как пораженные правители убегали от моего мужа. Один, что был крупнее и мускулистее, хлопал себя по коленям и громко хохотал, тогда как самый старший смотрел на них со снисходительностью. Мой муж был рад слышать их похвалу, хотя он говорил мало. Когда они подходили к нам, он выпустил мою руку, впрочем, меня это не сильно волновало.
Старший брат, которого, как я позже узнаю, звали Юдхиштхира, поторапливал нас.
– Мы опаздываем! – сказал он. – Вы ведь знаете, как волнуется мать.
Мы еще раз повернули за угол и увидели их хижину, которая была самой убогой из всех остальных. Из маленького кухонного окошка доносился стук глиняных горшков.
Самый высокий из братьев – если я правильно запомнила, его имя было Бхима – подмигнул Арджуне:
– Мать всегда так серьезна, давай подшутим над ней!
До того как остальные успели остановить его, он крикнул:
– Мам, выйди, посмотри, что мы сегодня принесли домой!
– Сын, – ответил женский голос с явно аристократическими нотками, – я не могу выйти прямо сейчас, иначе еда подгорит. Но что бы вы ни принесли, вы должны как всегда поделить это поровну между собой.
Братья смущенно переглянулись.
Юдхиштхира неодобрительно взглянул на Бхиму:
– Вечно ты попадаешь в передряги и втягиваешь нас в них! Позвольте мне пойти и все объяснить матери.
Он скрылся в узком дверном проходе. Я думала, он тут же вернется, но нам пришлось простоять у входа в хижину довольно долго. Воцарилась неловкая тишина. Я чувствовала, что братья сомневались, стоит ли меня приглашать в дом без позволения матери. Я посмотрела в сторону Арджуны, но он сделал вид, что разглядывает столб дыма, поднимающийся над крышей соседней хижины. Я стояла на пороге, чувствуя, что здесь меня никто не ждет. Сожаления, которые я гнала прочь, терзали меня, словно стервятники. Когда у меня устали ноги, я села на землю, прислонившись спиной к стене дома, и закрыла глаза. Должно быть, я задремала. Когда я проснулась, свекровь стояла надо мной, словно статуя, высеченная изо льда. И хотя меня мучили сомнения, кем же на самом деле были братья, я сразу узнала в этой женщине королеву-вдову Кунти.
* * *
Кунти не доверяла мне использование специй. Или она просто не считала нужным доверять невестке такое дело. Дав мне мясистый баклажан, кусок соли и немного масла, она велела мне приготовить обед. Я спросила, могу ли я взять щепотку куркумы и перца чили и, может быть, немножко тмина. Но она ответила:
– Больше ничего нет. Ты не во дворце отца живешь!
Но я не верила ей. В нише позади нее стояли миски, горшки и висел какой-то мешочек. А на полу стоял камень для перемалывания специй, на котором остались следы желтого порошка. Я, подавив поднимавшийся во мне гнев, нарезала баклажан тупым ножом, натерла кусочки солью и бросила их на сковороду. Но масла было слишком мало. Огонь горел так сильно, и я не знала, как убавить его. Через несколько минут баклажан стал подгорать. Я уже готова была сдаться и просто смотреть, как подгорает обед, но, обернувшись, я увидела улыбающуюся Кунти и все поняла. Арджуну пришлось пройти испытание с рыбой, а моим испытанием стал баклажан.
* * *
Вчера, не обмолвившись со мной почти ни единым словом, Кунти объявила сыновьям: «Всю мою жизнь, даже в самые тяжелые времена, я следила за тем, чтобы все, что я говорила, было сделано. Я дала себе слово, что воспитаю вас как принцев. И невзирая ни на какие обстоятельства, я исполняла свое обещание. Если вы цените то, что я сделала для вас, вы должны ценить мои слова. Вы все пятеро должны будете жениться на этой женщине».
Я уставилась на нее, я пыталась вникнуть в то, что она говорит. Может, она пошутила, когда сказала, что все пятеро должны жениться на мне? Нет, судя по ее лицу, она говорила серьезно. Я хотела вскричать: «Пятеро мужей? Вы с ума сошли?» Я хотела сказать, что я уже замужем за Арджуной! Но вдруг я вспомнила предсказание Вьясы, которое неожиданно всплыло в моей памяти, и я не стала спорить с Кунти.
Но в ее словах я услышала умело скрытое оскорбление. «На этой женщине», – сказала она, словно я служанка, у которой нет даже имени. Это разозлило меня и сильно ранило. Помня все те истории, которые мне рассказали о Кунти, я восхищалась ею. Я представляла, что если она действительно окажется моей свекровью, то будет любить меня как свою дочь. Теперь я понимала, как я была наивна. Такая женщина, как она, никогда не будет снисходительна к той, которая способна соблазнить ее сыновей.
Братья, раздумывая, смотрели на меня. Они не пытались возражать ей. Вероятно, они всегда подчинялись своей матери. Или, возможно, эта идея не казалась им столь отвратительной, как мне.
Только Арджуна выпалил:
– Мама, как ты можешь нас об этом просить? Это противоречит дхарме[10]!
