Текст книги "Дворец иллюзий"
Автор книги: Читра Дивакаруни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Его слова привели меня в замешательство. Разве сила не была чем-то простым и цельным? Просто в том мире, который я знала, мужчины обладали большей властью (и я надеялась изменить такое положение вещей). Мне нужно было подумать над словами Сикханди.
Но прежде я должна была спросить у него кое-что. Взяв его за руки, я почувствовала, какими грубыми стали его ладони. Я попыталась намазать их кремом, но Сикханди остановил меня:
– Зачем мне это? Мне предстоит перерождение.
– Когда мы впервые встретились, за что ты поблагодарил меня? – спросила я.
– За то, что ты поможешь свершиться моей судьбе.
– Как?
– Из-за тебя начнется Великая война, во время которой я встречу Бхишму и убью его.
Лицо Сикханди потемнело.
– Хотя мне стоило просить у тебя прощения за то унижение, которое тебе предстоит пережить перед войной, и все то горе, которое обрушится на тебя после нее. Но ты вынесешь все испытания, сестра, потому что твоя судьба связана с моей.
7
Рыба
Я сидела под сливовым деревом в саду, безуспешно пытаясь сосредоточиться на томе Ньяи Шастры. Эта увесистая, трудная книга, которую я позаимствовала у брата, представляла собой свод законов страны. (Вскоре после визита Сикханди отец запретил мне брать уроки у его учителя, объявив, что я должна сосредоточиться на занятиях из сферы девичьих интересов.) Рядом со мной распускались дурманящие лепестки лета, все вокруг отвлекало: насекомые стрекотали, ароматные плоды черной сливы неспешно падали в густую траву. От брачных криков птиц необъяснимо щемило в груди. (По-видимому, это как раз лежало в «сфере девичьих интересов»?) Мои спутницы, дочери придворных, теснились под зонтом, чтобы уберечь кожу от палящего зноя. (Отец навязал мне общество этих девиц после визита Сикханди в надежде, что они окажут благотворное влияние, но те лишь раздражали меня.) Они шепотом обменивались сплетнями, жевали листы бетеля, чтобы подкрасить губы, обменивались рецептами любовных напитков, недовольно надували губки, хихикали безо всякой причины и издавали чересчур женственные вскрики, когда неосторожная пчела подлетала слишком близко. Время от времени они бросали на меня взгляды, в которых явственно читалось: «Только бы поскорее вернуться во дворец! Как безжалостно солнце, и даже зонтик не спасает, и как губительно оно для кожи! Теперь нам придется часами вымачивать кожу в йогурте и мазаться пастой из куркумы!»
Я упорно игнорировала их взгляды и продолжала читать. Запутанные законы, касающиеся ведения хозяйства, вплоть до обращения со слугами и женами, навевали на меня тоску и дремоту, но я была полна решимости изучить то, что должен знать царь. Иначе чем я буду отличаться от этих пустоголовых девиц или жен моего отца, которые занимались лишь тем, что пытались заслужить его благосклонность? За что еще я могла бы уважать себя? Поэтому я игнорировала все соблазны лета и продолжала продираться сквозь дебри трактата.
Однако мне не суждено было дойти до конца Ньяи Шастры, поскольку, переворачивая очередную страницу, я увидела запыхавшуюся, раскрасневшуюся Дхаи-ма, которая семенила в моем направлении так быстро, насколько ей позволяла грузная фигура. Отогнав моих компаньонок, она шепотом сообщила мне новость из дворца (правда, прошептала она так громко и восторженно, что все остальные всё услышали). Итак, отец, которого, по всей видимости, встреча с Сикханди привела в сильнейшее смятение, решил через месяц выдать меня замуж.
* * *
С того момента, как я услышала пророчество, я то и дело размышляла о замужестве, то с восторгом, то со смирением, то с ужасом. Я смутно ощущала, что оно откроет для меня огромные возможности, но не знала, какого рода. Мне всегда представлялось, что муж для меня будет избран старейшинами, как в случае остальных дочерей моего отца, но от Дхаи-ма я узнала, что для меня будет организована сваямвара – церемония, в ходе которой девушка сама выбирает жениха из присутствующих и, по традиции, дарит ему гирлянду из цветов. Отец объявил, что в Панчаал будут приглашены правители из каждого королевства в Бхарате, достойные моей руки.
Когда я оправилась от первого потрясения, меня охватило радостное возбуждение. Я поспешила на поиски Дхри.
– Не могу поверить, что сама выберу мужа! – воскликнула я. – Почему же ты раньше об этом молчал?
– Не спеши так радоваться, – хмуро ответил он. – Сваямвара никогда не приводит ни к чему хорошему – раньше или позже.
На мгновение меня охватило дурное предчувствие, но я не позволила словам Дхри испортить себе радужное настроение. Он всегда был чересчур предусмотрительным и осторожным. Иногда я шутила, что боги, должно быть, что-то перепутали, создавая нас: это ему следовало родиться девочкой, а мне – мальчиком.
– Если бы только это решение не было принято отцом так поспешно… – произнес он.
– Ты просто завидуешь – у тебя-то не было возможности выбрать супругу, – отшутилась я. Но, разумеется, это было неправдой, так как Дхри испытывал нежные чувства к принцессе соседнего королевства, хотя и был помолвлен с ней по настоянию отца. Брата неизменно удивляло то, с каким мрачным видом я разглядывала ее портрет, который он прятал за кипой манускриптов.
Все же мне не давал покоя один вопрос: «С какой стати отец, который буквально упивается своей властью, решил предоставить мне такую головокружительную свободу?»
– Неужели этому действительно суждено случиться? – пытала я Дхри. – Или отец передумает в последний момент?
– Церемония точно состоится. Уже разосланы сотни гонцов к самым влиятельным правителям, для них уже готовят роскошные комнаты.
В этот момент раздался смех незаметно вошедшего в комнату Кришны, заставив меня вздрогнуть от неожиданности:
– О да, это случится, Кришнаана, но, боюсь, все произойдет не совсем так, как ты себе представляешь. Правда многогранна, как алмаз. Расскажи ей, Дхриштадиумна, расскажи ей об испытании.
* * *
План, разработанный отцом и его советниками во имя процветания королевства и во славу дома Друпадов, заключался в следующем: свадьбе будет предшествовать состязание. И тому правителю, который победит, я надену на шею гирлянду из цветов.
– К чему надо было называть это сваямварой? – возмущалась я. – Зачем выставлять меня на посмешище перед всеми этими людьми? Ведь все равно моя судьба полностью в руках отца.
Дхри выглядел подавленным, но твердо возразил мне:
– Нет, все в руках судьбы, ведь задание, которое отец приготовил для претендентов на твою руку, вовсе не из легких. Они должны будут пронзить металлическую мишень в форме рыбы, которая будет вращаться на потолке свадебного зала.
То, что он поддерживал отца, лишь раззадорило мой гнев:
– А что в этом трудного? Разве стрельба по движущейся мишени – это не первое, чему обучают воинов? Можно подумать, враги сидят на поле брани в ожидании твоей разящей стрелы?
– Это еще не все, – продолжал он спокойным голосом. – Они будут видеть не саму цель, а лишь ее отражение в движущейся воде. У них будет пять попыток поразить мишень стрелой, пущенной через крошечное отверстие в щите. Также им запрещено пользоваться своим оружием.
– В их распоряжении будет только киндхара – самый тяжелый лук из ныне существующих, – с готовностью пояснил Кришна. – Твой отец долго просил у богов благословения на это условие состязания. В наши дни на свете живет лишь несколько воителей, способных поднять этот исполинский лук, и еще меньше тех, кто может натянуть его тетиву.
Я уставилась на них обоих.
– Чудесно! Значит, задание невыполнимо! Отец что, сошел с ума?
– Оно не невыполнимо, – парировал Кришна. – Я знаю человека, которому оно по силам. Арджуна, третий принц Пандавы, мой близкий друг.
– Арджуна? – изумилась я. – Ты никогда не говорил нам, что он твой близкий друг!
– Я многого вам не рассказывал, – сказал Кришна без намека на раскаяние.
Глаза Дхри заблестели.
– Он и в самом деле величайший лучник наших дней?
– Думаю, да, – подтвердил Кришна. – К тому же Арджуна красив и пользуется успехом у женщин. Я уверен, что нашей Кришнаане он придется по душе!
Чтобы лишить их удовольствия видеть сжигающее меня любопытство, я спросила с невозмутимым видом:
– С какой стати нашему отцу взбрело бы в голову выдать меня за человека, который унизил его?
– Арджуна ничем не оскорбил его. Он действовал, выполняя приказы Дроны. Воин питает величайшее уважение к человеку, который победил его в бою.
Ох уж эти мужчины! По каким странным правилам они живут. Мне хотелось расспросить Дхри, почему же тогда отец так сильно ненавидит Дрону, если тот завоевал победу в честном бою. Но я позволила себе отвлечься на мысли более приятного характера. Каково это быть возлюбленной величайшего воина наших дней, каково быть женщиной, чья улыбка заставила бы его сердце биться быстрее, чье неодобрение ранило бы его почти смертельно, чьими советами он бы руководствовался при принятии самых ответственных решений? Может, так мне суждено повлиять на ход истории?
Кришна смущенно улыбнулся, как будто мог прочесть мои мысли, и сказал:
– Если только план сработает, какой великой победой это будет для Панчаала!
Я почувствовала неладное:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Неужели ты не понимаешь? – принялся объяснять Кришна. – После того, как Арджуна возьмет тебя в жены, он прекратит сражаться против твоего отца на стороне Дроны.
Мне стало горько, словно мой рот наполнился золой. Как глупо с моей стороны было мечтать о любви, ведь я все лишь наживка, червяк, болтающийся на кончике удочки.
– То есть отец придумал это задание, чтобы заманить Арджуну во дворец? – уточнила я. – Пригласить его означало бы для отца уронить достоинство в глазах остальных. Однако он уверен, что такой доблестный воин, как Арджуна, не сможет противостоять соблазну пострелять из киндхары. Не судьба детей, а власть – это единственное, что заботит моего отца.
Я давно знала об этом. Однако меня поразило, насколько больно оказалось сказать эти слова вслух.
– Панчаали, – начал утешать меня Дхри, – это не так!
– Почему ты всегда отказываешься признать очевидное? – воскликнула я с горечью. – Для короля Друпада мы не более чем пешки, которыми он готов пожертвовать, когда ему это выгодно. Я, по крайней мере, не задержусь здесь надолго, а ты… даже твоя смерть не остановит отца, если представится возможность отомстить такой ценой.
Едва я произнесла эти слова, как пожалела об этом. И не только потому, что Дхри смотрел на меня так, будто я дала ему пощечину. Дхаи-ма говорила, что можно накликать смерть, если говорить о ней. Не накликала ли я неудачу на голову брата из-за того, что не попридержала язык? И я тут же произнесла про себя молитву, чтобы с братом ничего не случилось.
Кришна дотронулся до моего плеча:
– Твой отец не такой бессердечный, как кажется. Просто он убежден, что ты найдешь свое счастье, став женой величайшего героя Бхараты, а призвание Дхри – защищать честь семьи.
Едва Кришна произнес это, мне почудился запах крови и пожарищ. Будущее Дхри грозило быть настолько хуже того, что может случиться со мной, что я устыдилась своего мелочного беспокойства. Я задалась вопросом о том, сломает или ожесточит его такая судьба и какое из двух зол меньшее. Я уже не знала, о том ли я молилась.
– Кстати, насчет скромной роли пешек, – сказал Кришна. – Разве все мы не пешки в руках Времени, величайшего из всех игроков?
* * *
Всю ночь я размышляла над словами Кришны и задавалась вопросом, зачем он развеял все мои романтические иллюзии еще до встречи с женихом. Чему он хочет научить меня? Тому, что под внешне благими намерениями всегда кроются корыстные мотивы? Тому, что я не имею права отдаваться во власть эмоций, поскольку являюсь значимой фигурой на политической арене Бхарата? Или тому, что мне следует заковать свое сердце в броню из осторожности и предусмотрительности?
Все это были, без сомнения, мудрые предостережения. Но я была женщиной, и имела свой взгляд на происходящее. Я подойду к этой проблеме с другой стороны: независимо от того, что задумал отец. Что бы ни задумал мой отец, я способна заставить сердце Арджуны трепетать, способна повлиять на ход его мыслей. Время, безусловно, – искуснейший игрок, однако пока длятся мгновения, отмеренные человеку в земном мире, который мудрецы именуют «призрачным», я сделаю ответный ход.
8
Колдунья
Однажды утром приехала колдунья.
Но почему же я так ее называю? Она ничем не отличалась от обычных женщин, торгующих на рынке. Она была одета в голубое сари, повязанное на крестьянский манер между ног. От нее исходил запах соленой рыбы. На подбородке у нее была татуировка в виде звезды.
– Кто ты? – спросила Дхаи-ма. – Как ты прошла мимо стражи незамеченной?
Мускулистыми руками она грубо отодвинула Дхаи-ма со своего пути. Дхаи-ма уставилась на нее, разинув рот. Я ожидала, что она закричит караульным или начнет ругать женщину со свойственной ей яростью, но ничего подобного она не сделала.
– Меня послали, – сказала она, обращаясь ко мне, – заполнить некоторые из имеющихся пробелов в твоем крайне бесполезном образовании.
Я не была против. (Втайне я была согласна с ее мнением о моем образовании.) Мне было интересно узнать, что же она предложит.
– Кто послал тебя? – спросила я.
Я была почти уверена, что ее послал Вьяса, который также происходил из семьи рыбака.
Она усмехнулась. У нее были очень белые и острые зубы, которые выделялись на темном лице.
– Твой первый урок, принцесса: чтобы избежать вопросов, на которые ты не хочешь давать ответа, просто игнорируй их.
К концу недели она научила меня, как правильно ухаживать за волосами, как мыть их, питать, расчесывать и убирать их тысячами разных способов. Она заставляла меня тренироваться на ней и резко упрекала меня, когда я ненароком цепляла прядь или слишком туго заплетала косу. У нее были курчавые непослушные волосы, с которыми трудно было совладать, поэтому я получала множество замечаний, но принимала их с необычайной покорностью.
Дхаи-ма неодобрительно раздувала щеки, но как я заметила, лишь в отсутствие колдуньи: «Смешно! Где это видано, чтобы принцессы заплетали кому-либо волосы или даже свои собственные?!»
Но я чувствовала, что у колдуньи были на это свои причины, и я усердно старалась, пока она не сообщала, что удовлетворена.
* * *
Колдунья также научила меня многим другим «нецарским вещам». Она заставляла меня спать по ночам на полу без каких-либо подушек. Она заставляла носить самое жесткое хлопковое сари, раздражающее мою кожу, до тех пор, пока я не привыкла к нему. Она заставляла меня есть то, что ели низшие из моих слуг, она научила выживать, питаясь только одними фруктами и водой.
– Эта женщина станет для тебя смертью! – жалобно причитала Дхаи-ма. – У тебя остались одни кожа да кости!
Но это не было правдой. Колдунья научила меня йоге и правильному дыханию. Эти упражнения наполняли меня энергией настолько, что мне не нужно было никакого другого источника. Дыхательная гимнастика сделала мой ум острым, я начала видеть грани, которые я раньше не видела. Я заметила, что ее уроки были противоречивы. Она обучала меня секретам красоты и обольщения. Но в то же время она научила меня казаться такой невзрачной, что мало кто захотел бы взглянуть на меня еще раз. Она рассказала, как готовить пищу из самых лучших и самых скудных продуктов; делать снадобья как для лечения, так и для вызывания болезни. Она научила меня не бояться высказывать свое мнение, но также и хранить молчание; когда можно лгать, а когда нужно говорить правду. Благодаря колдунье я могла узнавать скрытые страхи человека по дрожащему голосу. Она научила меня укрывать себя от печали других, чтобы я могла выжить. Я поняла, что она готовила меня к разным событиям, которые произойдут со мной. Я пыталась угадать, какую форму они могут принять, но тщетно.
И хотя я знала, что все, чему она меня обучала, очень важно, в своем тщеславии я училась лишь тому, что услаждало мое эго.
* * *
В конце обучения колдунья преподала мне уроки по искусству соблазнения – первому, чем должна владеть жена. Она показала, как посылать легкий взгляд уголком глаз. Как слегка прикусывать нижнюю припухшую губку. Как ходить, покачивая бедрами, чего совершенно достаточно, чтобы намекнуть на скрытые желания.
Она сказала: «В постели ты должна быть разной каждый день, восприимчивой к настроениям твоего повелителя. Иногда нужно быть настоящей львицей, иногда дрожащей голубкой, а иногда ланью».
Она дала мне травы – одни для возбуждения, другие для выносливости, третьи для дней, когда мне захочется побыть в уединении.
– А как же любовь? – спросила я.
– Стебель голубого лотоса, превращенный в мед, заставит мужчину быть от тебя без ума, – ответила она.
– Это не то, о чем я спрашивала…
Она сказала мне название травы, чтобы увеличивать мое собственное желание.
– Нет, научи меня, как любить мужа и как сделать так, чтобы он меня любил.
Она громко засмеялась: «Я не могу научить тебя этому. Любовь настигает человека, словно вспышка молнии, но и исчезает так же. Если повезет, она попадает в тебя, а если нет, то ты проведешь всю свою жизнь, томясь по мужчине, с которым не сможешь быть вместе. Принцесса, я советую тебе забыть о любви. Удовольствие проще, а долг важнее. Учись удовлетворяться ими».
Возможно, я должна была бы поверить ей и изменить мои ожидания. Но я не стала этого делать. В глубине моего упрямого сердца я была убеждена, что заслуживаю большего.
* * *
На прощание колдунья одарила меня историей о Кунти и пергаментом, на котором была изображена карта королевств Бхарата.
Колдунья рассказала, что в юности Кунти получила благословение вспыльчивого мудреца Дурвасы, которого ей как-то удалось умилостивить. Она могла, когда захочет, взывать к богу с просьбами, и она попросила сына. Это был довольно странный дар, не столько из-за трудностей, связанных с ним, сколько потому, что Кунти не могла иметь детей от своего мужа Панду. Так ее первенец, Юдхиштхира, был сыном бога Справедливости, второй, Бхима, от бога Ветров, а Арджуна был сыном Индры, царя-бога. Однажды вторая жена короля Панду стала умолять Кунти научить ее этому дару, и Кунти согласилась. Так от богов-близнецов, известных своим умением исцелять, родились два брата, Накула и Сахадева.
– Веришь ли ты, что человек может родиться от бога? – спросила я.
Она взглянула на меня.
– Верю в это так же сильно, как и в то, что человек может родиться из огня! Но ни мое, ни твое мнение не учитывается. Не для этого я рассказываю тебе эти истории.
Колдунья была хорошей рассказчицей. Она столь живо описала одинокое существование Кунти, что я могла представить даже самые мелкие подробности. Будучи удочеренной дядей, бездетным королем Кунтибхоем, она не имела ни братьев, которые бы лелеяли ее, ни сестер, которым можно было бы довериться, ни матери, к которой можно бы было прийти за утешением.
Ее замужество за Панду, обусловленное политической выгодой, нельзя было назвать счастливым. Практически сразу же он взял в качестве второй жены красавицу Мадри, даруя ей всю свою любовь. Вскоре после этого Панду был проклят одним из брахманов. Он передал правление королевства в руки своего слепого брата Дхритараштры и ушел в лес, чтобы искупить вину.
Преданные ему жены, Кунти и Мадри, оставили все и последовали за ним. Но, возможно, им не следовало этого делать, так как, согласно проклятию, Панду должен был умереть, когда возжелает женщину и обнимет ее. Прошли годы. У них появились дети. Но однажды Панду, больше не в силах унимать желание, обнял Мадри. Он умер. Страдая от мучившего ее чувства вины, Мадри не хотела жить. А Кунти, несмотря на обрушившееся на нее горе, собрала всю свою волю и вернулась во дворец в Хастинапуре вместе с пятью принцами. Для нее никогда не было разницы между ее собственными детьми и детьми ее соперницы. Многие годы она, одинокая, всеми порицаемая вдова, боролась за существование и безопасность своих детей при дворе Дхритараштры. Так было до тех пор, пока они не выросли.
Я хотела сказать колдунье, как я была тронута страданиями и храбростью Кунти, но она опередила меня, сказав:
– Не позволяй волнам собственных же эмоций утопить себя.
Она пристально посмотрела на меня глазами, холодными, словно агаты.
– Поняла?! Поняла, что погубило такую женщину, как Кунти?! А что позволило ей выжить, когда она была окружена врагами? Поняла, что делает царицу царицей? Тогда остерегайся этого!
Я не придавала особого значения словам колдуньи. Со свойственной юности высокомерием я полагала, что мотивы, которые руководили Кунти, были слишком просты, чтобы им уделять внимание.
Только когда мы встретились с Кунти много позже, я поняла, как она отличалась от того образа, которой я создала. И насколько опасной она была.
* * *
Карта представляла собою толстый измятый лист цвета человеческой кожи. До этого я никогда еще не видела, на что похожа страна, в которой я жила (хотя учитель рассказывал мне об этом). Она имела форму перевернутого треугольника, сужающегося книзу, словно вклинивалась в океан. Наше государство состояло из стольких королевств, что мне казалось, что я никогда не выучу все их названия. Учить реки и горы было легче: произнося вслух названия, я показывала их на карте. Когда я коснулась пальцем вершин Гималаев, что-то кольнуло мне руку, и я поняла, что эти снежные цепи станут значимыми в моей жизни. Я с удивлением рассматривала королевство Панчаал и пятнышко, называемое Кампильей. Это было так диковинно – впервые открыть свое местонахождение в мире.
– Эту карту нарисовали незадолго до того, как я пришла к тебе, – сообщила колдунья. – Но она уже не годится.
Она провела рукой по пергаменту. Казалось, границы королевств начали передвигаться: одни увеличивались, другие уменьшались. Некоторые исчезали друг за другом, пока остальные меняли свои названия.
– Цари всегда сражаются, – сказала она. – Все, что они хотят – это больше земель, больше власти. Они облагают людей налогами, оставляя их умирать от голода. И заставляют их сражаться в своих армиях.
– Но есть ведь и хорошие цари, которые заботятся о подданных, – оспаривала я. Я думала о Кришне, хотя не имела ни малейшего представления о том, как он управляет своими землями.
– Таких очень мало, – сказала она, – и они уже устали от войны. В нынешнем третьем поколении человечества хорошие люди по большей части слабые. Вот почему земля нуждается в Великой войне.
Снова «Великая война»… Эти слова, словно когти, царапали мне легкие. Я неуверенно сказала:
– Мне говорили, что я стану причиной этой войны.
Она взглянула на меня. Мне показалось, в ее глазах было сожаление. Но она лишь произнесла:
– Существует множество причин для начала этой войны.
Я настаивала:
– Мне сказали, что миллионы женщин из-за меня станут вдовами. Мысль о том, что я стану причиной страданий невинных, сдавливает мое сердце.
– Так было всегда. Когда невинные не страдали? В любом случае ты ошибаешься, полагая, что женщины такие невинные.
Она взмахнула рукой над пергаментом, и карта задрожала. Мне казалось, я видела сотни простых и величественных домов. Я слышала голоса и мысли женщин, горькие и бранные. Одни насылали смерть и болезнь на своих соперниц, другие хотели власти над домочадцами. Некоторые осыпали детей руганью, оставляющей шрамы на их сердцах. Другие били служанок, выставляя их вон без гроша. Другие нашептывали на ухо спящим мужьям слова, полные ненависти, так что когда мужья просыпались утром, они выплескивали злобу, которая копилась в их женах.
– Как видишь, – сказала колдунья, – женщины привносят свой вклад в мировые проблемы всяческими коварными способами. А ты, обладая большей силой, чем все остальные, можешь принести много разрушений, если не будешь осторожна. Я научила тебя разным противоположным вещам – если бы ты только смогла запомнить их и не забыть под натиском страсти!
– Я смогу! – сказала я с уверенностью, которую невозможно было измерить. Я знала, что была умна, даже слишком, как часто сетовала Дхаи-ма. Я знала многое, чтобы контролировать страсть. Я видела себя великой королевой, которая дарит мудрость и любовь. Панчаали, Несущая Мир – так меня будут называть люди.
Колдунья засмеялась. Именно такой я запомнила ее: согнувшаяся от смеха и хлопающая себя по бедрам.
9
Портрет
Я вошла в зал в тот момент, когда художник уже выставил свои полотна, каждое из которых было покрыто шелковой вуалью. Дхри сидел, нахмурившись, и, кивнув мне, даже не улыбнулся. Он так и не притронулся к манговому соку, который Дхаи-ма принесла ему. Осязаемая, как горячий воздух, его тревога, передалась и мне. Я решила дождаться момента, когда мы останемся одни, чтобы выяснить причину проблемы.
Художник уже бывал в Кампилии раньше. И когда пришло время других дочерей Друпада выходить замуж, он приехал вновь, чтобы написать их портреты, которые затем должны были быть отосланы царям, с которыми мой отец хотел наладить отношения. Сегодня художник привез портреты влиятельных царей, чтобы при встрече со своими поклонниками я знала, кто есть кто.
Я надеялась найти Кришну. Я зависела от него, так как хотела разузнать секреты, которые должна была знать потенциальная жена, информацию, которую художники старались избегать из-за незнания или страха. У кого из царей было скрытое заболевание, кого преследовало семейное проклятие, кто был скрягой, кто бежал с поля боя во время битвы, а кто был слишком упрям, чтобы сделать это? Знание Кришны о таких вещах озадачивало. Возможно, подумала я с неким раздражением, сейчас он был в своем дворце на берегу моря и наслаждался компанией своих жен.
Художник раскрыл первый портрет:
– Это благородный Салья – правитель южного королевства Мадрадеш, – сказал он нараспев, – и дядя пандаванской принцессы.
Я стала рассматривать портрет царя. Его искусно сделанная корона не могла скрыть седину волос. У Сальи было добродушное лицо, но грузная фигура выдавала его любовь к легкой жизни. Под глазами у мужчины были мешки.
– Он старый, – прошептала я Дхри с неприязнью. – Возможно, у него даже есть дочери моего возраста. Почему он хочет приехать на сваямвару?
Мой хмурый брат пожал плечами.
– Это вызов, как ты сама сказала, а мужчины не могут не принять вызов. Он не представляет никакой опасности для нас. Он не победит.
Хотя Дхри и сказал «нас», меня это не слишком успокоило. Если Салья одержит победу в состязании, думала я с ужасом, мне придется идти с ним, молча и покорно, как будто я кошелек с золотом, который победитель уносит с собой в конце боя.
Художник раскрыл другие портреты.
Он показал мне Ярасандху – царя Магадхи с горящими, словно угли, глазами. (Я слышала, как наставник Дхри говорил, что он держит всех побежденных королей закованными в лабиринте под своим замком.) Потом Шишупала – его друга, с кривым подбородком и насмешливым ртом. Он правил Чеди и давно был в ссоре с Кришной. Я увидела Джаядратху – мрачно ухмыляющегося владыку Синхуса с чувственным ртом.
Я смотрела портрет за портретом, пока лица царей не стали сливаться в одно. Многие из них были приличными людьми. Но я ненавидела их всех за желание обладать мною и не хотела достаться никому из них.
Этот длинный полдень прошел в скуке и ужасе ожидания. Я хотела увидеть только одно лицо. Мне было интересно, могла ли я отчетливо представить его. Возможно, нет. Неужели для воображения характерно все время преувеличивать или умалять правду?
Когда художник раскрыл последний портрет, я вскочила от удивления, так как это был точно портрет Арджуны.
Но тут он сказал:
– Это могущественный Дурьодхана, наследник престола Хастинапура, с наследниками двора.
Это был принц Кауравов, двоюродный брат Арджуны, пользующийся дурной славой. Учитель прошептал Дхри, что Дурьодхана ненавидит братьев Пандавов.
Дурьодхана был красив, крепок, но его неестественная улыбка совсем не тронула меня. Весь в драгоценных камнях, он сидел на троне, украшенном золотыми лотосами. Слева от него сидел юноша – его слабая, как будто чем-то обиженная, но точная копия.
– Это его младший брат Духшасана, – пояснил художник.
По необъяснимой для меня причине портрет братьев вызвал у меня чувство неловкости.
– Уберите портрет, – приказала я.
Но как только мои глаза остановились на фигуре справа от Дурьодханы, я сказала:
– Нет, подождите!
Мужчина, изображенный рядом с Дурьодханой, выглядел старше принца. Он сидел прямо, со строгим и настороженным выражением лица, словно знал об опасностях этого мира. Несмотря на то что мужчина был нарисован в окружении придворных, он казался таким одиноким. Его единственными украшениями были золотые сережки и доспехи, украшенные узорами, каких я никогда не видела. Я не могла отвести взгляда от его глаз, излучавших какую-то давнюю печаль. Мое нетерпение испарилось в одну секунду, и я забыла об Арджуне. Все, о чем я теперь мечтала – увидеть глаза этого мужчины, когда он улыбается. И мне хотелось, чтобы я стала причиной его улыбки.
– А, это Карна, – сказал художник почтительно, – правитель Анги и лучший друг Дурьодханы. Говорят, он один из лучших…
– Хватит!
Одно-единственное слово, которое заставило нас вздрогнуть. На пороге стоял Кришна. Я никогда не видела его таким разъяренным.
– Зачем вы показываете принцессе портреты этих мужчин? Он не принц.
Обеспокоенный художник закрыл портрет дрожащими руками, прося прощения у Кришны.
Я была смущена. Почему Кришна так разозлился? Что такого было в человеке, из-за которого Кришна повел себя так, как никогда раньше?
– Зачем ты сказал это художнику? Разве он не правитель царства Анга?
– Это царство ему подарил Дурьодхана, – сказал Кришна с твердостью. – Это оскорбление для братьев Пандавов, так как он лишь сын возничего колесницы.
Впервые ответ Кришны меня не убедил. Человек, который с таким достоинством сидел в окружении принцев, и привел в замешательство Кришну, не может быть просто сыном возничего колесницы. Я повернулась к Дхри, чтобы найти ответ на свой вопрос, но он опустил глаза. Ага, значит, есть какая-то тайна, о которой Кришна не рассказывал мне! Я обязательно расспрошу брата об этом позже.
Кришна поспешно спросил:
– Нет ли у вас других портретов?
– У меня есть портрет вашего величества, – ответил художник, запинаясь, – и портрет вашего прославленного брата, Баларама. Тысяча извинений! Я сейчас же их принесу!
Мое лицо пылало. Неужели Кришна намеревался бороться за мою руку? Я никогда не думала, что такое возможно. Все эти годы он был для меня как воздух, которым я дышала – неотъемлемый и незаметный. Но сегодня я чувствовала, что это был другой, новый Кришна, с глазами, полными злости, и голосом, твердым, как стрела. Я не сомневалась, что он пройдет испытание сваямвара, если захочет.