Текст книги "Права мутанта (СИ)"

Автор книги: Бронислав Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Коллега из Сербии не исключает и этой маловероятной возможности, – пожал плечами Милорадович, – и думает, что экспедиции выйдет не на пользу жёсткое переживание культурного шока в первые же дни работы.

Кто хочет – опровергайте.

4. Леонид Андреевич Погодин, башенный стрелок БТРа (теперь по совместительству врач)

У больничного здания – покосившегося одноэтажного барака с маленькими тёмными окнами – Лёня Погодин вздохнул с преждевременным облегчением. Подумал: ну вот, раненые доставлены, оба ещё живы, теперь за них отвечать западным специалистам... Мечтатель!

Мог бы сразу догадаться, что больница не функционирует – стоило просто поглядеть на тёмные окошечки. Да и не просто тёмные, а словно бы подёрнутые вековой паутиной. Тут бы и задать себе пару резонных вопросов. Так куда ты, Лёнька, доставил живыми раненых? В образцово-показательную передовую клинику мутантской зоны?

Нет же: охота была продлить самообман. Даже когда сторож-мутант в линялой балаклаве возился с амбарным замком на больничных воротах, Погодин чисто по-пижонски удивлялся лишь одному: зачем носить балаклавы мутантам, которые и так все на одно лицо?

Потом сторож отпер ворота, первым вошёл в больничный барак и, обернувшись, пообещал немедленно разбудить немецких специалистов из "Хирургов через заборы". Когда он за этим направился вдоль по длинному тёмному коридору, Погодин даже не задумался, отчего бы прославленным специалистам ночевать взаперти? И искренне недоумевал, чему же хмурится капитан Сергеев?

Рядом стоял близнец Зорана Бегича, потому Погодин постарался не выдать охватившей его неприличной радости, когда говорил:

– Что ж, пойду поскорее "передать дела".

– Шутов, зайди-ка тоже, – велел капитан.

– И я пойду, – поспешно вызвался Горан Бегич, которому, по всему, также что-то не нравилось.

– А где сама операционная? – крикнул Погодин вслед удалявшемуся сторожу. – Раненых-то нашим куда нести?

– Да пёс его знает! – лениво бросил тот через плечо, даже толком не обернулся. – Немца в гостинице разбудим, он всё и покажет.

Ответ не сильно-то любезный, ну да пусть его, вздохнул Погодин. Положим, немецких медиков-волонтёров всё равно будить придётся, а ночной сторож, да ещё из мутантов, не обязан быть в курсе работы врачей и последних медицинских технологий.

Что ж, не будем создавать суеты хотя бы сами, решил Погодин. Он удостоверился, что носилки с Зораном и Багровым останутся в широком больничном вестибюле сразу за воротами, и лишь тогда присоединился к Шутову и Горану Бегичу.

Вместе с ними он еле нагнал сторожа в балаклаве, резво шаркающего по дощатому полу на плохо гнущихся ногах. Колоритный мутант успел уже одолеть почти весь коридор и как раз сворачивал на дальнюю лестницу, что уводила куда-то в полуподвал. Хорошо же устроили немецких специалистов!

Загремел засов, тяжёлая дверь повернулась на петлях – и потрясённым взглядам людей предстала мутантская гостиница для немецких волонтёров. Только если такое назвать гостиницей, то что тогда арестантская камера?

– И здесь держат врачей? – ужаснулся Горан Бегич.

– Есть, конечно, комнаты и получше, – соизволил ответить сторож, – они в другом конце коридора. Но всё надо заслужить.

Ну, что-то в этой комнате напоминало и гостиничный номер. Письменный стол с настольной лампой, зеркало, платяной шкаф, на стене над топчаном – электрический ночник. Только на свет Божий отсюда не выходило ни единого окошка, да и засов на двери задвигался снаружи.

На топчане, прикрытый пледом, дремал молодой человек интеллигентной наружности. Как только четверо нежданных посетителей бесцеремонно нагрянули в его "келью", обитатель вскочил на ноги, закрываясь рукой от света собственного ночника.

– Вот его спросите об операционной, – ткнул сторож в тщедушную фигурку толстым мутантским пальцем, увенчанным ястребиным когтем. – Он – один из волонтёров, которые к ней это... прилагались.

– Фабиан. Фабиан Шлик, – представился волонтёр. Глаза его тревожно бегали, руки тряслись. Погодин подумал, что в жизни не видал такого перепуганного немца. И кажется, даже Горан, который в Словении выше крыши насмотрелся на самых разных немцев, мог бы сказать то же самое.

– Вы активист "Хирургов через заборы"? – уточнил Погодин.

Фабиан Шлик в замешательстве кивнул.

– Вы врач?

– Ну, почти... – немец запнулся, мучительно подыскивая слова. – По правде говоря, среди нас пятерых можно назвать врачом только Дитриха Гроссмюллера. Я же простой санитар, и даже скорее – переводчик... А вы уже говорили с Дитрихом? – быстро спросил он с неясной Погодину надеждой, но при том с опасением покосился на мутанта-сторожа.

– Нет, мы его не видели. А где он?

– Его номер в другом конце коридора, – с готовностью сообщил Шлик, – только боюсь, он ещё не вернулся...

– Откуда?

– С операции. Он ушёл в Столичную Елань – вырезать аппендицит у высокопоставленного мутанта.

– Вот как? И когда же нам его ждать? – почему-то Погодин всерьёз обеспокоился только в этот момент.

– Думаю, завтра поутру! – как-то чересчур бодро произнёс Фабиан.

– Ага, значит, уже поутру доктор Гроссмюллер сможет заняться нашими ранеными, – повернувшись к спутникам, Погодин ошарашил сам себя: почти точь-в-точь воспроизвёл чересчур оптимистичный тон беспокойного немца. Но под взглядом Горана Бегича – тут же сник. И поспешил выяснить у Шлика, давно ли доктор отбыл из Березани.

– Да... Месяца полтора будет, – обречённо промолвил Фабиан и сощурился, словно вдруг испугался побоев от Погодина, Шутова, Бегича. Последнего ему, впрочем, и правда стоило поостеречься.

– Вы в своём уме? – вскричал Погодин, понимая: стоит ему сейчас неубедительно возмутиться, и Горан, возможно, отдубасит и его с Фабианом за компанию. – Доктор отбыл на операцию полтора месяца назад, а вы его ждёте завтра поутру? Думаете, дождётесь?

– Нет, не думаю, – честно признался Фабиан, – и, наверное, герр Гроссмюллер... просто удачно сбежал.

– Боюсь, и нам этого доктора Дитриха не дождаться, – с отчётливой тяжестью на душе произнёс Погодин. – Что скажете, Горан?

Губы словенца искривились в гримасе озлобленной боли:

– Что скажу? Моего брата надо немедленно спасать, а не ждать какого-то докторишку! Оборудование хоть на месте?

– "Евролэб"? Да, оно здесь, в одиннадцатой палате – этим заверением Шлик немного разогнал грозовые тучи, но не ушёл из зоны действия молний.

– Значит, заниматься ранеными придётся лично вам! – не терпящим возражений тоном заключил Погодин.

5. Кшиштоф Щепаньски, начальник экспедиции

«Полагаю, культурный шок нам сейчас не нужен»... У, кур-рва!

Противный старик Ратко Милорадович, разумеется, в своём репертуаре. Теперь он, видите ли, заподозрил хозяев-мутантов – и в чём? В принуждении к каннибализму их собственных партнёров. Ни много, ни мало. Как ещё можно истолковать его демарш за пиршественным столом?

Самое скверное, подозрения белградского профессора не удалось единодушно высмеять – а ведь идиотские подозрения, каждому бы понять. Экспедиция разделилась примерно пополам. Пятёрка западных славян во главе с паном Кшиштофом отринула предрассудки о мутантской кухне и смело набросилась на мясные блюда. Зато четверо южных славян -те продемонстрировали подлинно страусиную осторожность. С какой придирчивостью они изучали даже знакомые салаты, заправленные майонезом! Какими лицами встретили невинную попытку добряка Закусило выбрать для них лучшие куски! Смехота пакостная.

Жаль, на столе нашлось немало вегетарианских блюд. Греческий салат, картофель с грибами, рис с овощами, не говоря уже о десертах. Ладно бы на этой бы лужайке паслись одни Милорадович и Костич – те своё отношение прояснили заранее. Но к ним присоединился и морально неустойчивый Панайотов, а ещё – Чечич. Последний – так и вовсе неожиданно, ведь недавно выглядел полностью лояльным.

С мутантской стороны за столом сидели только заместители первых лиц селения – Закусило да Вертизад. Оба вовсю налегали на яства, словно видели в торжественном ужине лишь повод хорошо подкрепиться. Но пан Щепаньски не сомневался: Пердуну и Прыщу они всё-всё доложат в мелких подробностях. И о том расскажут, что начальник экспедиции контролирует не всю свою экспедицию. Тьфу, кур-рва!

Постепенно гости насытились, и заместители хозяев – тоже. Наступило время поговорить. В этот момент инициативой разговора неожиданно завладел болгарин Панайотов. Парень откуда-то вытащил свой блокнот с предварительными записями о мутантских селениях здешнего ареала, в котором нашёл и сведения о Березани, пока довольно скудные.

– "Селение Березань, – зачитал Панайотов, – яркий образец мутантского сообщества приозёрного (приболотного) типа. Занятия жителей: охота, рыболовство, животноводство, приусадебное огородничество"...

– О, да! – с гордостью вставил Закусило, поглаживая живот. – В нашей Березани такие огороды – закачаешься! В самой Елани не сыскать таких огородов. Думали даже переносить столицу, к съестному поближе, но тамошний народ воспротивился. Привыкли они уже.

А Веселин Панайотов читал дальше:

– "Народные промыслы: деревянная скульптура, вышивка". Есть такое?

– О, да! – закивал Закусило. – Наша скульптура, она – самая деревянная. Прямо там, на рыночной площади стоит. Да вы мимо проходили. Придёт утро – так ещё увидите. А вышивка – тоже знатная. Угу, вышивают прямо у нас. В самой Елани так не вышивают, от нас везут.

– А кто, например, делает скульптуры?

– Кто? Так хотя бы Ванидло! Знатный скульптор. Как зачнёт плотничать, так у него одни скульптуры и получаются.

– А кто у вас вышивает?

– Так опять же Ванидло! Потом ещё этот, Западло...

– А где живут Ванидло и Западло? Как их найти?

– Так найти не мудрено. От ворот – прямо направо до самого пруда, там и Ванидло... А Западло тоже поблизости. Через дом от Кабысдохова племянника – и сразу за берёзой. Да здесь недалеко.

– А ещё говорят, у вас в Березани хорошо пляшут. Пляшут?

– Так э... пляшут. Мы, это, народ весёлый. Чего не сплясать?

– Здесь у меня в разделе "Народные праздники" записано: "Танец урожая". Знаете такой, да? Его когда танцуют?

– Э... "Танец урожая"-то? Ну, если какой урожай – так его и танцуют...

Молодец болгарин, не мог не признать профессор Щепаньски. Всё-таки исследовательский интерес – на первом месте. Только малейшая возможность – а он уже с блокнотиком. Даже в захолустной Березани, куда экспедиция и не предполагала забрести, Панайотов не ест, не спит, а готовится нарыть кучу ценного эмпирического материала. Достойно!

Но и мы оставлять это дело на самотёк тоже не станем. Какой ни молодец болгарин, а экспедиция – не его личная. Общая экспедиция.

– Йозеф! Пора бы подключиться, – моргнул пан Кшиштоф расторопному Грдличке.

Ещё миг – и предводитель чешских антропологов уже сидел по другую руку от толстяка Закусило. И с увлечением участвовал в обсуждении, словно сам его и затеял.

Что ж, подумалось пану профессору, теперь, после всех уточнений, что где есть и как куда пройти, Панайотов наверняка захочет задержаться в Березани, лично поглядеть на сульптуру, вышивку, танцы. И, пожалуй, можно ему это позволить. Но не одному, а в компании с чешским коллегой. А что: пусть привыкает работать в команде, чума болгарская.

6. Горан Бегич, этнокартограф

– Значит, заниматься ранеными придётся лично вам! – с претензией на утверждение, но полувопросительным тоном пролепетал Погодин.

– Э... мне? – с безнадёжностью во взоре отозвался Фабиан Шлик. – Ну, как скажете. Но если эти раненые вам не совсем безразличны, лучше бы к ним пригласить врача. Не простого санитара.

– Здесь нет врача! – отрезал Погодин, уставившись на Шлика. Только у Горана сложилось чёткое впечатление, что последние слова предназначены ему лично, а ничуть не германскому волонтёру.

Нет врача? Как бы не так! А сам-то господин Погодин? Когда оказывал Зорану первую помощь, на недостаток образования не жаловался. Говорил, всё дело в оборудовании. Говорил, в мутантский ареал надо ехать, а в Брянске никто не поможет. Ведь было такое?

И вот он, наконец, мутантский ареал, вот и больница с ценным оборудованием. За чем же теперь дело стало?

Эх, Погодин, Погодин! Разговаривая с Фабианом Шликом, лицемер из последних сил пытался перевесить на запуганного санитара свои врачебные обязанности, но – что-то в его логике никак не срасталось. Горан чем далее, тем яснее понимал: между медиками идёт циничный торг на тему "Кто останется крайним?", причём не Шлик эту торговлю затеял. Именно Погодин всеми правдами и неправдами пытается сбыть с рук два сильно просроченных едва операбельных тела.

Да и сам Погодин не мог не почувствовать, до чего некрасиво выглядят его ухищрения. Потому-то напрягся, стал избегать взгляда Горана и в какой-то момент раздражённо процедил:

– Что вы на меня так смотрите? Я башенный стрелок БТРа!

– Это не важно, – сказал Горан как можно мягче, – важно спасти Зорана и капитана Багрова.

– Вы не понимаете! Здесь нужен врач! – вскипел Погодин.

– Здесь нет врача! – повторил Горан тот самый довод, которым Погодин пару минут назад угостил Шлика.

Врача нет, но есть два медика, которые – по крайней мере – попытаются его заменить. А коли не попытаются, мстительно прикинул Горан, то – заменят раненых на носилках.

К счастью, калечить медиков не пришлось. А то ведь Горан – и не сомневался, что приведёт в исполнение свой вынесенный по умолчанию приговор. Ведь брат – это не кто-то из толпы, самим понимать надо!

В какой-то момент у Погодина натупило-таки просветление, и он заговорил по-другому. Быстрым, деловым тоном. Принял, стало быть, руководство на себя. И правильно: не идти же под начало к санитару, пусть он хоть из трижды Западной Европы.

– Достали! – сказал Погодин. – Только некогда пререкаться. Фабиан, как там у вас с антибиотиками? Нужны самые сильные.

Германец припомнил несколько названий. Погодин кивнул:

– Последнее – покатит! Для начала готовь шприцы, санитар. На десять кубов. И пора наведаться в операционную. Палата номер одиннадцать, насколько я запомнил? Горан, сгоняйте к нашим, пусть поднесут туда обоих.

Ну надо же: в убитой Березанской больнице таки отыскался решительный врач. А что привели его туда сами искатели, это уже детали.

7. Веселин Панайотов, этнограф

Кажется, на торжественном ужине в председательском доме так и не подали человечины. Во всяком случае, никто из членов этнографической экспедиции её так и не обнаружил. Пан Кшиштоф Щепаньски в благодарственной речи, коей ужин завершился, вовсю зубоскалил на предмет суеверий в среде учёных-этнографов. Что ж, и пускай тешится.

Даже если тревога, поднятая профессором Милорадовичем, вышла ложной, Веселин Панайотов – уж точно не в обиде. Бережёного Бог бережёт, как иногда говорят русские, да и не только они. Прослыть перестраховщиком – горе пустячное. Но далеко не пустяк – обнаружить запечённую кисть человеческой руки под слоем салата на дне собственной тарелки.

На ночлег, как и было обещано, экспедицию разместили также в председательском доме – совсем рядом с пиршественной залой, только на первом этаже. Показать учёным отведенные им покои взял на себя труд кастелян Зыркало и пара его бессловесных краснорожих подручных.

Веселину досталась комнатка из самых маленьких, однако же – сравнительно чистая и опрятная. Слуга, который проводил Веселина, осветил её, будто днём, когда зажёг пять парафиновых свечей в разлапистом подсвечнике на столе.

Умилили тщательно выбеленные стены и чёрные потолочные балки. Стилизация под средневековый дизайн?

Под узким окошком, выходящим на задний двор, располагалась узкая же кровать. Да и не кровать, а так, лавочка. У изголовья – письменный стол с изгоняющим тьму подсвечником. Лишнее напоминание учёному, что он не отдыхать сюда прибыл, но трудиться на этнографическом поприще.

Столом Веселин воспользовался раньше, чем постелью. Заметки, наскоро сделанные на протяжении ужина, требовали систематизации. В особенности, план действий на завтра, который в последний момент скорректировал Йозеф Грдличка. Итак, их совместное посещение творца деревянной скульптуры намечено на одиннадцать часов, осмотр вышивок – на двенадцать, изучение движений народного танца – на четыре.

Будь воля Веселина, сдвинул бы время первой встречи на раннее утро, да и остальные не растягивал на целый день. Но, как известно, от добра добра не ищут. Ибо Грдличка – посланец от Щепаньски, носитель начальственной воли. Воли, и без того непривычно доброй к Панайотову.

Казалось бы, чего стоило деспоту профессору привычно заартачиться: мол, завтра же выступаем на Столичную Елань, а в Березани ковыряться нечего! Но – ничего подобного. И Веселин догадывается, почему.

Всё-таки пан Кшиштоф – истинный человек науки. Не зря он происходит из древней династии профессоров Ягеллонского университета. Наследственность – великая сила. Подумать только: несколько поколений профессоров Щепаньски во славу науки шли на самые немыслимые подвиги. И все как один, согласно средневековому университетскому уставу, давали пожизненный обет безбрачия.

8. Алексей Иванович Сергеев, капитан войск МЧС

Березанская больница капитану Сергееву не понравилась сразу. Закрытая на висячий замок, длинная, как коровник, со щелевидными окнами, через которые человеку не выбраться. Когда же сторож этого заведения вызвался отыскать живущих при больнице немецких специалистов – и принялся искать где-то внутри запертого снаружи периметра – в этот момент «не нравится» стало слишком мягким определением.

Главное, Сергеев держал в уме, что и его собственный отряд, по предварительной договорённости, предполагалось разместить в больнице – рядом с операционной, либо где-то-прямо-в-ней. Вот это и называется "покупать кота в мешке". Мы же не видели, какова собой больница! Представляли светлые, хорошо проветриваемые помещения с широкими окнами и плакатом "Добро пожаловать" на входе.

Вот так договорились ребятки! Типа: "Не извольте беспокоиться, мы тут у вас в тюряге перекантуемся!".

Пока Погодин, Шутов и Горан Бегич странствовали по коридору больничного барака в поисках врача, Хрусталёв, Гаевский, Рябинович и Егоров пронесли внутрь носилки с ранеными – и установили на выдвижных распорках прямо напротив распахнутых ворот. На фоне ободранных стен вестибюля суперсовременные носилки смотрелись инородно. Что иное можно будет сказать и об "Евролэбе"?

Капитан Сергеев и рядовой Мамедов остались снаружи – вместе с мутантом Дылдой, что показывал дорогу к больнице. Не Бог весть какая, но гарантия, что никому (да хотя бы и Дылде?) не взбредёт внаглую закрыть ворота, пока весь отряд собрался внутри здания.

Кто не позаботился о свободном выходе, тот сидит взаперти, не правда ли, господа немецкие специалисты?

Специалист оказался в единственном числе, по имени Фабиан Шлик. Это из пяти! Прочие, видать, разбрелись, несмотря на крепкие запоры, а этого – последнего – мутанты с особым тщанием берегли. В подвале держали – позднее доложил Шутов. Но, как водится, остался – не самый толковый. Не врач, а мальчик "поднеси-подай". Хорошо, Погодин это дело просёк и с ходу взял немца под своё начало.

Первым к раненым вернулся Горан Бегич. Как раз поведал о Шлике и передал погодинское распоряжение перенести Зорана и Багрова поближе к операционной. Правда, не успели ребята подхватить носилки, как явились Шутов и Погодин вместе со Шликом и больничным сторожем.

Погодин дал отбой на переноску раненых. Шутов отскочил за ворота к капитану и объяснил, почему. Оказалось, нести пока некуда: операционная ещё не готова. Подумалось: вот ни капли не удивительно!

Раненых оставили в вестибюле, только вкололи им слоновую дозу крутых немецких антибиотиков. Потом Погодин, Шлик и Гаевский с Хрусталёвым – все мало-мальски медицински грамотные – ушли приводить в порядок операционную. Видать, нашли её в очень большом непорядке, раз понадобились все вчетвером.

Теперь в вестибюле с ранеными остались Егоров, Шутов и Горан Бегич. Сторож в балаклаве тоже покрутился у носилок, поглазел на раны, хмыкнул с недоумением – и, поигрывая связкой тяжёлых ключей, прошаркал оттуда в ворота. Прихромал к Сергееву, Мамедову, Дылде.

Как раз в этот момент Дылда спросил у капитана:

– Военные хотят, чтобы им тоже отвели места в больнице, рядом с ранеными? Дылда правильно понял?

– Не совсем! – поспешно выпалил Сергеев. Это чтобы не сказать "совсем не". Отведут они нам места... Ещё бы не хватало!

– Дылда не понял. Дылде спросить позже?

Нет, не позже. Расставить акценты следует немедленно.

– Пока раненые получают помощь, мы берём это здание под свой контроль, – объяснил Сергеев. Вежливо, просто, доходчиво.

– Так это... мне уйти? – предложил сторож. Догадливый!

– Само собой, – кивнул Сергеев, – и ключи оставьте. Соберёмся уходить – обязательно вернём, – он принял протянутую связку, передал Мамедову.

Сторож ещё немного потоптался и отправился восвояси. Дылда ушёл тоже.

9. Веселин Панайотов, этнограф

Веселин Панайотов проснулся ранним утром – нечего дрыхнуть, коли впереди увлекательный сбор этнографического материала. Встреча с Йозефом Грдличкой для похода к скульптору по дереву намечена аж на одиннадцать, но это не повод убивать время. До одиннадцати можно успеть обойти всё селение и составить его примерный план.

План селения может многое сказать вдумчивому этнографу – от иерархии и расстановки сил в сообществе до ключевых верований, типа брачных связей, порядка наследования. План селения – это базовая модель миропонимания его обитателей. Каким они видят мир, таким и село строят. Кто не верит, пусть вспомнит программные работы Клода Леви-Стросса по структурной антропологии.

Разумеется, до сих пор Веселину не удалось получить внятного представления о плане устройства Березани, ведь он не видел селения при дневном свете, а по ночам оно освещается фрагментарно.

И вот он – утренний свет, брезжит в узком окошке. Там, за сараями встаёт солнце, а вокруг председательского дома раскинулась Березань и ждёт заслуженного внимания. И где та сила, что способна остановить исследовательский порыв Веселина?..

Но сила нашлась рядом, у выхода из комнаты. Ей имя – запертая дверь.

Ещё не веря в реальность преграды, Веселин приналёг на тугую дверь. Таки закрыто. Забарабанил кулаками. Ноль ответа.

Да что?.. Да как же?..

И только через час, когда недоумение сменилось досадой, а та приобрела горький оттенок обречённости, к двери комнаты Панайотова подошёл кастелян. Зыркало без долгих разговоров отомкнул дверь и обещал примерно наказать слугу, который её вчера по недоразумению запер.

Поскольку Веселин не знал имени слуги, кастелян пришёл к идее наказать всех троих (а чтобы неповадно!). В ответ гуманный этнограф попросил не усердствовать, на что Зыркало на словах согласился, но при том так и не убрал с лица злобной ухмылки.

До встречи с Грдличкой по поводу деревянной скульптуры оставалось чуть больше часа. Панайотов решил успеть хоть что-нибудь из задуманного и, вырвавшись на свободу, начал обход территории Березани с центральной части, обнесённой берёзовым частоколом.

Двигаясь по часовой стрелке, прошёлся бы изнутри по всему её периметру, когда бы не наткнулся на стаю мутантских свиней в шипастых ошейниках – наподобие того, в котором вчера щеголял Свинтус, четвероногий побратим Пердуна. У этих ошейники соединялись с массивными стальными цепями, звенья которых тянулись в направлении пяти-шести длинных решётчатых вольеров, выстроенных по краям какой-то ямы или котлована изрядной ширины – издали не больно-то разглядишь.

Веселин подумал, что столь широкая яма должна бы иметь и глубину соответственную, а там, на глубине – должно прятаться нечто секретное, что оправдывало бы выставленную свиную стражу. Разрешат ли мутанты выведывать свои секреты даже беспристрастному учёному-этнографу – вопрос, конечно, риторический – но попытаться-то стоило.

Свиньи в ошейниках мирно отдыхали в высокой мутант-траве, на Веселина внимания, как будто, не обращали, выглядели почти добродушно. Правда, стоило ему приблизиться на расстояние полусотни шагов до ближайшего четвероногого стража, несколько из них вскочило на ноги, как по команде. В утренней тишине далеко разнёсся глухой, но воинственный звук – угрожающее свиное урчание.

Веселин остановился. Что ж, если эти парнокопытные мутантские псы настаивают, он утихомирит своё любопытство. Наука пострадает, но не очень сильно.

Большинство свиней-мутантов удовлетворилось остановкой этнографа и вернулось к блаженному ничегонеделанию. Большинство, но не тот полутораглазый хряк, что стоял к нему всего ближе.

Веселин отнюдь не сразу понял, что простой остановки недостаточно. Когда же стал отходить, сделал это не так уж и быстро. Хряк успел-таки перевозбудиться – и резко сорвался с места. Оказалось, стальная цепь за ним ещё имеет приличный запас и позволяет настигнуть незадачливого нарушителя.

Тут уж и Веселину пришлось отступать не понарошку. Он побежал, мучительно сознавая, что дыхание с непривычки сбивается от чересчур резкого старта, ноги – неуклюже проскальзывают по росистой мутант-траве.

Уйти удалось на самом пределе сил и скорости. Кабан в последнем длинном прыжке почти настиг Панайотова, но уже в средней точке стальная цепь натянулась и дёрнула преследователя назад. Визг, исполненный боли, обиды и досады обрушился на уши человека.

Веселин споткнулся и шлёпнулся на мутант-траву. Отползая, он повторял вслух, точно мантру-оберег:

– Отделался испугом! Отделался испугом!..

И неслабо повезло, что отделался.

10. Леонид Андреевич Погодин, главврач больницы с. Березань

Операционная – и вдруг в одиннадцатой палате. С самого начала такое утверждение звучало дико и резало слух. Операционная – это операционная, палата – это палата, и путать одно с другим – чистый дебилизм.

Но Фабиан Шлик сказал про одиннадцатую палату. Санитар из самой Европы! Тут поневоле поверишь не себе, а ему. Что, если по Европе вообще отменили операционные, а оперируют прямо в палатах? Ведь чудный опыт надо поскорее перенять!

Леонида Погодина по пути к больничному вестибюлю так и тянуло на едкий сарказм, даже на скоморошество. Дай себе только волю... Стоял бы в коридоре – и лишь ёрничал да паясничал, а раненых сами спасайте, коли такие умные!

Но истерикой – Лёньке ли не знать – дела никогда не поправишь, а получишь ту же самую ответственность да пару пощёчин в придачу. Потому новоявленный спаситель раненных героев избегал шутить вслух. Только про себя. И для себя – чтобы успокоиться.

А успокоиться не мешало, так как в одиннадцатую палату он таки заглянул. В дверь с табличкой "Палата N 11", за которой скрывалась точно такая же арестантская камера, как и за другими дверями, выходящими в этот сумрачный коридор убитого мутантского медучреждения.

И дело не в том, какова одиннадцатая палата из себя. А в том, что в ней – действительно находилась операционная. Точнее, в том, как именно она там находилась! Упакованная!!! В ящиках!!!

– Это и есть ваша операционная? – деловито спросил он у Фабиана.

– Да, это она.

– А вы не пробовали её... развернуть?

– Пока нет. Не было случая...

– Что ж, Фабиан, вам повезло: случай представился!

И – молчок! Не то за убийственным сарказмом ожидаемо придёт истерика. Погодин сцепил зубы, вполуха слушая разглагольствования немецкого волонтёра. Дескать, доктор Дитрих Гроссмюллер не велел распаковывать ценное оборудование, пока ему не выделят адекватное помещение. Поскольку помещение обещали найти, но ищут по сей день, контейнеры с оборудованием сложили в одиннадцатой палате...

Десять ящиков! Некоторые – в человеческий рост. Когда это всё извлечёшь, установишь, развернёшь, отладишь – даже если немцы не забыли приложить инструкции?

Словно в тумане Погодин навестил раненых (ты смотри – снова живы!), отстранённо проследил за введением антибиотика (хоть одна хорошая новость для пациентов!) – и вернулся к мыслям об оборудовании:

– Скажите, Фабиан, а операционная "Евролэб" вам вообще знакома?

– Да, мы с ней работали. Не здесь, в Германии.

– Уже легче. А есть в этой больнице хоть какая-то операционная – пусть старая, непригодная по вашим евростандартам? Я имею в виду оборудованное помещение.

– Да, – закивал Фабиан, – я покажу. Пару несложных операций наши волонтёры там даже провели! – последнее немец произнёс со странной смесью гордости с горечью и обречённостью.

– Так она в рабочем состоянии? – оживился Погодин. – А я уж думал...

Они вчетвером со Шликом, Гаевским и Хрусталёвым как раз вошли в одиннадцатую палату, волей немецкого доктора превращённую в склад медоборудования. Какова теперь будет воля русского доктора?

– Пожалуй, всё распаковывать мы не станем! – объявил Погодин. – Нужна установка для переливания крови. С неё и начнём.

11. Веселин Панайотов, этнограф

Оказалось, огороженная частоколом часть Березани представляет в плане довольно большой треугольник с закруглёнными углами. Два из этих углов отмечены длинными зданиями, как бы вытянутыми к условному центру треугольника – председательским домом и (наверняка) больницей, третий угол – занят непонятной огромной ямой. Именно к ней Панайотова не пустили мутантские сторожевые свинтусы.

Что ж, выявленная тройственность центра Березани уже может о многом поведать, настойчиво думал Веселин, пытаясь преодолеть внутреннюю дрожь. Да и, несомненно, поведает! Но только не сейчас, когда мысли так и разбегаются, стоит на миг оставить без присмотра. Счастливо отделался, да! А двоим вот – не посчастливилось. Бегичу. И Багрову.

Три объекта на лучах от центра Березани: больница, яма, председательский дом. Три взаимно дополнительных принципа – в чём же они состоят? Председательский дом ассоциируется с мирской властью, больница – с реанимацией, возвращением к жизни, яма – с могилой, смертью, загробным миром. Кого не подлечит больница, того приберёт яма, кого подлечит – тот может явиться в дом и стать председателем. А что, стройно!

Вышло бы ещё стройнее, когда бы обдумывал не в такой лихорадке. Но порой учёные-этнографы не выбирают состояний, в которых приходится работать. Сейчас, к примеру, остаточная тревога от встречи со сторожевым кабаном усиливалась новым опасением: надолго задуматься и опоздать к сроку, предложенному Грдличкой.

В итоге тревожных ожиданий Веселин пришёл к месту встречи – крыльцу председательского дома – ровно в одиннадцать, а Грдличка не мог вырваться от пана Щепаньски до половины двенадцатого.

– Важное дело, – пояснил чех, извинившись за задержку, – касается всей экспедиции и нас с вами.

– И нас с вами?

– Да, нами ведь запланированы исследовательские меры в Березани. А пан Кшиштоф склоняется к тому, чтобы выйти отсюда не позднее двух часов. Болото – его затемно не преодолеешь.