Текст книги "Права мутанта (СИ)"

Автор книги: Бронислав Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3. Подмоги, которые нам обещают

1. Кшиштоф Щепаньски, начальник экспедиции

Без искренне преданных делу энтузиастов нечего и соваться в этнографические экспедиции вроде нынешней, тем более – предлагать мутантам дружбу и содействие. А всё же, панове, важно помнить: мутанты для нас, а не мы для мутантов. Хотя самим мутантам этой подробности знать и не обязательно.

Братислав, Карел и Вацлав рассказали, как ходили поклониться следам мамонта – здесь неподалёку, между поваленных берёз. Пана Кшиштофа они частью позабавили, даже порадовали, но и – самую малость встревожили. Всё-таки господа антропологи не должны бы настолько удаляться от реальности, чтобы поклоняться одному из животных. Пусть даже реликтовых, воскрешённых мутацией.

Антропологи неисправимы. То они атеисты до мозга костей и всякие (даже правильные) религиозные идеи с порога отвергают, то ударяются в самые грубые гротескные суеверия. Их идолопоклонничество местами очень полезно, но может и вылезти боком. Пан Щепаньски единственно терялся в догадках, каким именно боком. Но скорее левым.

Пока же профессору вылезала боком его собственная несдержанность. И что на него нашло, когда ради красного словца он выдал полковнику Снегову сведения, почерпнуть которые мог только из телефонного разговора. А мобильные телефоны в России давно уже вне закона. Ещё с последней войны, когда мобильная связь применялась отважными предателями федерации для корректировки огня противника.

Полковник изящно закрыл тему с ранеными, да ещё отчитал начальника экспедиции за нарушение федеральных законов. А всего-то и стоило: подождать, когда эти раненые на самом деле прибудут. Правда, молча ждать, когда энергии так и рвутся наружу – тоже не лучшая тактика. Того и гляди, впустую перегоришь. И с приездом раненых устроишь полковнику лёгкий ветерок вместо полноценной бури.

Кстати, вот и они. Наконец-то. Издалека послышался гул дизельного мотора. Отставший БТР показался из-за плотно посаженных стволов хвойных берёз и вырулил к лагерю. С брони спрыгнул солдат и тут же кинулся докладывать полковнику Снегову – тот намедни надолго уходил вглубь леса, но тут как раз случился поблизости. И капитаны его тут же – оба оставшихся. Тоже подошли впервые разузнать о событиях, доложенных пану Кшиштофу почти что сутки назад.

Прочие солдаты с третьего БТРа засуетились, что-то (или кого-то) выгружая. Ага. А вот и раненые. Одного вынесли в позе сидя, другого в позе лёжа. В остальном – два равно бессознательных тела. Может, уже и бездыханных – даже издали скверно выглядят.

Интересно, а где Горан Бегич? Что-то он не торопится с докладом к своему начальнику. Ах да – вон он вместе с солдатами суетится у тела своего брата. Что ж, раз идёт такая суета, значит, раненые ещё живы.

Живы, но в опасности: могут в любой момент помереть.

Ну наконец-то придурковатый Горан оторвался от своего полудохлого близнеца и запоздало побежал к начальнику.

– Профессор! – выдохнул он. – Прошу вас... Необходимо как можно скорее выступать!

– Я правильно понимаю, – холодно отозвался пан Щепаньски, с прищуром оглядывая нелепую фигуру забывшегося картографа, – что вы сейчас пытаетесь отдать мне приказ?

2. Горан Бегич, этнокартограф

Обжигающий холод в глазах профессора Щепаньски – вполне знаком и ожидаем. Горану бывало не по себе от такого взгляда, и когда-нибудь прежнее ощущение вернётся, но не сейчас, когда ему слишком жутко от другой напасти – той, что приключилась с беднягой Зораном.

– Прошу меня простить, пан профессор, – склонил голову Горан (автоматически, без чувства вины и подобострастия), – события с моим братом слишком сильно меня задевают. Зоран находится на грани жизни и смерти, он сейчас весь горит и нуждается...

– Горит?

– Речь о высокой температуре, пан профессор, – подошёл малозаметный Горислав Чечич, – извините, что помешал, здравствуйте.

– Здравствуйте, пан Горислав, не трудитесь объяснять то, что вполне по силам самому Горану, – прошипел пан Щепаньски, – и оставьте нас наедине, будьте любезны.

– Извините, – тихий македонец ретировался за ближнюю палатку.

А начальник экспедиции принялся допытываться, как обстоят дела с разведывательным заданием. Ну ещё бы ему не вспомнить.

– Плохо обстоят дела, – признался Горан, – задание оказалось невыполнимым. По пути нам не встретилось ничего, что могло бы явно свидетельствовать о пребывании мьютхантеров. Потому и на карту наносить как бы нечего...

– Вот как? – профессор выдал презрительную усмешку. – А вот Карел Мантл выявил большую наблюдательность. По его словам, в районе моста через реку Селезень – у мьютхантеров какие-то укрепления. Вы и их не заметили?

– Мы не переезжали через реку Селезень, – вздохнул Горан. – Только через Мамилов ручей – и то под конец пути. А реки не было. Видимо, нас везли по другим дорогам. И более чем кружным путём.

– Что ж вы позволили водить себя за нос? – процедил пан Кшиштоф с язвительной жалостью.

– У нас не было рычагов влияния на ситуацию, – пожал плечами Горан, – водитель бронетранспортёра подчинялся не нам.

– Я вижу, ситуацию полностью контролировали русские, – с этим обвинительным тоном пану Щепаньски к русским бы и обратиться, – я вижу, вы с братом стали пешками в их игре! И мне даже удивительно, – в голосе пана зазвенела свежая ненависть, – как они не заставили глупо погибнуть вас обоих. "Подложить свинью" – кажется, так выражаются эти русские?

– Да, у них есть такое выражение, – подтвердил Горан, – однако...

– Однако, русские подложили свинью и самим себе? – злобно осклабился профессор. – Не уберегли своего капитана? Да, меня это утешает. Вот только боюсь, не ваша с Зораном в том заслуга.

Нелегко разговаривать с человеком, который уверен, что всё заранее понял. Пана Кшиштофа так и распирало самодовольство от полноты информированности, которую – между прочим – сам Горан и обеспечил, когда украдкой звонил Грдличке и надиктовывал монологи о случившемся, не слыша ничего в ответ (из-за сломанной гарнитуры).

А вот теперь профессор Щепаньски готов слышать одного себя. И Горану, как обычно, трудно ему возражать. Но возразить нужно:

– Простите, пан профессор, всё было не совсем так...

Щепаньски от неожиданности замолчал, причём впился в переносицу Горана не сулящим ничего доброго взглядом. Мол, говори, если смелый.

– То есть, разведку нам они затруднили, это так, – немного сдал назад Бегич, – но со свиньёй вышла чистая случайность...

– Чистых случайностей не бывает, пора бы вам знать, – перебил пан Кшиштоф и снова замолчал.

– Свинью не "подкладывали"! – твёрдо сказал Горан. – Напротив, капитан Багров получил своё ранение, пытаясь спасти Зорана. Если бы не капитан, моего брата бы уже не стало. Для меня это очень важно, извините.

– А для меня важно выполнение вами обязанностей, – жёстко выплюнул профессор Щепаньски.

– Если я вам и правда ещё нужен, – с болью произнёс Горан, – то моего брата необходимо спасти. Чечич говорил, где-то в мутантском ареале действует операционная "Евролэб". Нам необходимо туда вовремя добраться. Счёт времени идёт на часы и минуты. Прошу вас, прикажите собирать палатки.

Не всё, но хоть что-то в словах Бегича профессору понравилось. Польстил глагол "прикажите". Он подтвердил щепетильному пану его власть определять, когда именно собирать палатки.

– Добже, – пробормотал пан Кшиштоф и вскричал. – Эй, пан Йозеф! Позови-ка ко мне Соплю и этого, как его – пана Чечича. – и доверительным тоном объяснил Горану Бегичу. – Пусть они вместе определят, где находится эта самая операционная и как туда побыстрее добраться.

3. Веселин Панайотов, этнограф

Вокруг раненых шла суета. Солдаты, что прибыли с ними, с лихорадочной быстротой устроили их на кариматах с густыми бурыми пятнами: капитана уложили, а учёного поддерживали в позе сидя с нелепо запрокинутой головой. Свой импульс к движению они передали и тем военным, что более суток расслабленно простояли лагерем в берёзовой роще.

– Так чего ждём? – забеспокоился Рябинович. – Я так понял, скорей собираем палатки?

– Погоди! Будет приказ – сразу соберём, – одёрнул его Шутов.

– Так трёхсотые же – вон какие тяжёлые! Их еле досюда довезли.

– А ты подготовься, – посоветовал Седых, – чтобы побыстрее собраться, как дадут приказ. Чтобы как только, так сразу.

Вроде и разумный совет, а всё же мимо: жутковатое ощущение неоправданной фатальной заминки так и повисло над группой солдат. Его прочувствовал не только Веселин Панайотов, но и кое-кто из его коллег.

– Словно тень от гигантской гильотины пала на циферблат солнечных часов, – молвил вполголоса Карел Мантл, большой эстет и любитель неоправданно сложных поэтических метафор.

Ничего себе комментарий! По ком плачет гильотина, это ещё вопрос, чуть не вырвалось у Веселина, но – сдержался. Ни к чему пустые перепалки, тем более – Мантл явно не хотел сказать дурного. Просто он странненький.

А пауза длилась. Раненые в полной отключке ждали решения своей участи, которая зависела от доброй воли и согласия двух начальников. К одному из них побежал отчитываться невредимый словенец Бегич, к другому – ефрейтор Погодин, доселе известный как башенный стрелок БТРа, но непостижимым образом преображённый в главного по медицине (ну да русским не в новинку такие внезапные трансформации).

Пока непостижимый Погодин в сторонке держал ответ перед полковником Снеговым и двумя капитанами, а невредимый Бегич в другой сторонке – перед профессором Щепаньски, солдаты из БТРов более раннего прибытия тоже, как могли, разживались информацией.

Нефёдовские – выпытывали у Мамедова с Хрусталёвым подробности боя со свиньёй и последующих блужданий БТРа, но слушали невнимательно. Ведь то – о прошлом, а что-то делать надо прямо сейчас. Сергеевские – те в волнении толпились у двоих несчастных, убеждались, насколько они "плохи" и терялись в предположениях, куда их нести дальше.

Одни говорили – скорее в палатки, другие – скорее собирать палатки и добираться до мутантских деревень. Все сходились на том, что важно "поскорее", но направление этому скорому движению должны задать приказания начальства. То есть – полковника Снегова при участии профессора Щепаньски.

Рядом, поближе к палатке учёных, стояла и троица чешских антропологов – все, кроме Йозефа Грдлички. Эти подробностей происшествия ни у кого вызнавать не стали, но тоже над чем-то ломали голову – верно, гадали о том, что решит профессор Щепаньски при скромном участии полковника Снегова.

Всё-таки, полномочия между полковником и профессором распределены нечётко, не для всех возможных случаев. Сейчас, когда один раненый – из военных, а другой – из учёных, кому распоряжаться их судьбами накануне похода в мутантские земли, которые Россия признаёт своими, но де-факто не контролирует?

В таких случаях начальникам следует договариваться между собой, но договорятся ли? Склонность пана профессора занимать крайнюю позицию всем известна. Жаль, если люди из-за неё пострадают.

Веселин потыкался среди слабо информированных о будущем солдат и учёных – и решил, если не прогонят, подойти послушать, о чём же таком сейчас рассказывают полковнику и двум капитанам. Снегов его присутствие заметил ещё издали, но не воспротивился. Даже капитанам Сергееву и Нефёдову подал знак не беспокоиться. Верно, больших секретов вслух не звучало. Хотя...

– Да оба при издыхании, – мрачно сообщил башенный стрелок Погодин, временно преобразившийся во врача. – Температура за сорок. Того и гляди – сгорят, как свечки. Жаропонижающим я их кормил, но это не выход, вы понимаете.

– Так что, капитана до Брянска уже не довезём?

– Очень сомневаюсь. В его состоянии единственная надежда на ту операционную, которая где-то здесь, у мутантов.

– То есть, – полковник нахмурился, – надежды нет?

– Горан Бегич обещал поговорить со Щепаньски. Может, что и получится... – но в голосе Погодина звенело сомнение.

Да уж, подумал и Веселин, некоторые обещания даются опрометчиво. Те, которые предполагают надежду повлиять на пана Кшиштофа – так уж точно. Горану Бегичу угодно обманываться, если он в самом деле думает, что сможет сориентировать Щепаньски на милость к русскому капитану.

– Я вижу, сомневается даже наш болгарский товарищ, – заметил полковник Снегов и повернулся к Панайотову, внимательно глядя ему в глаза. Тем самым он как бы легализовал присутствие Веселина и пригласил его к беседе.

– Да, – признался Веселин, – профессор подсказок не любит.

– Ясно как день, – быстро заговорил Погодин, – что в операционную скорее всего отправится один Зоран, а Багров – зря он на свиной клык напоролся. Но всё же... хоть чисто теоретически, а стоит прикинуть: вдруг Щепаньски возьмёт и согласится с Гораном. Согласны ли вы, мой полковник, вот в чём вопрос?

– Хороший вопрос, Погодин, – похвалил Снегов. – Сразу и не ответишь. Именно потому пройдоха профессор и может его задать.

Разговор у полковника закончился как бы ничем. Снегов задумался – вот и весь итог. Насколько Веселин представлял стиль его руководящих действий, важной чертой там проходил отказ от поспешных решений. И даже теперь, когда времени на спасение раненых в обрез, полковник терпеливо ждёт первого хода от своего оппонента. Но вдруг и профессор упрётся?

После того, как совещание у полковника завершилось, а приказа от него не последовало, напряжение в лагере достигло пика. Смолкли почти все разговоры, в тишине Веселин услышал, как на осеннем ветру поскрипывают тяжёлые ветви вечнозелёных берёз.

Обстановку отчасти разрядил капитан Сергеев. Он что-то коротко скомандовал Елохину и Егорову, те поспешили к главному – снеговскому – БТРу и приволокли оттуда суперсовременные носилки-трансформеры (Веселин и не думал, что у русских такие есть). На одни носилки переложили капитана Багрова, на другие пересадили Зорана Бегича.

– Так они выглядят гораздо лучше! – с искренним удовлетворением в голосе отметил антрополог Карел Мантл, известный не только бесчеловечным эстетством, но ещё и слепой верой в научно-технический прогресс. Впрочем, что верно, то верно: на таких носилках раненым удобнее, да и больше шансов доставить их живыми – что на машине, что при ручной переноске.

– Хорошо выглядят, особенно сидящий, – произнёс рядом ещё один голос и Веселин, обернувшись, пересёкся взглядом с мутантом Соплёй. И невольно содрогнулся, ибо представил, что за смыслы стоят за этим безликим словом "хорошо". Ведь самых безнадёжных раненых мутанты...

– Да, похоже, он имел в виду – "аппетитно", – подтвердил подозрения Веселина и профессор Милорадович, который только что подошёл, но сразу оказался "в теме".

– Бездоказательное предположение! – хмыкнул Братислав Хомак. – Отчего вы решаете за Соплю, что именно он имел в виду?

– Вы могли заметить, коллега, – усмехнулся Милорадович, – что расспросить Соплю о чём-либо – задача, решаемая лишь в присутствии профессора Щепаньски. Приходится ориентироваться на внешние признаки.

– На какие же?

– Обратите внимание, как по-разному этот Сопля глядит на каждого из раненых. В капитане Багрове, несмотря на рану ноги, он ещё готов признать человека. Но рана живота – другое дело, не так ли?

– Неубедительно! – как отрезал Хомак.

А Веселина – убедило. То, как Сопля смотрел на Зорана Бегича... Это трудно описать, но люди так обычно смотрят на изысканную пищу. Выражал ли мутантский взгляд именно аппетит? Пожалуй, что и нет. Но признание Зорана съедобным – да, выражал.

Стало быть, таки убедительно, пусть и не для всех. Люди и людоедство... Первые до последнего надеются, что второе может существовать где-то далеко и отдельно от них. И всё же людоеды едят не кроликов.

Невольно вспомнилась лекция профессора Атанасова о каннибализме в мутантской культуре Чернобыльщины. Тот объявил, что слухи о людоедских практиках – сильно преувеличены. Но мог ли кабинетный учёный Атанасов сравнить слухи с реальным положением дел, выясненным на личном опыте? А двое его ассистентов – те могли бы, но пропали без вести в этнографической экспедиции. По малодостоверным слухам, обоих съели.

4. Горан Бегич, этнокартограф

Чечича разыскали быстро – застенчивый македонец стоял сразу за ближней палаткой и словно бы ожидал, когда позовут. А вот мутанта Йозеф Грдличка высматривал по всему лагерю и ближним окрестностям – и еле нашёл. Оказывается, тот стоял в гуще зевак и пялился на раненых.

Известие, что мутант Сопля специально подходил поглазеть на Зорана, брату Горану почему-то совсем не понравилось. Хотя, казалось бы, что в том особенного? Не каждый день отважные герои сходятся в единоборстве со свиньями-мутантами, потому их опыт во всех смыслах поучителен.

Может, Сопля в тайне болел за свинью, а проницательному Горану о том шепнула верная интуиция? Жаль, интуиция не точный инструмент – теряйся теперь в догадках. А возможно и такое, что Сопля людям просто завидует, понимает ущербность своей расы, потому неудачам людей исподтишка радуется. Вот урод! Да, бывает и это – если не что похуже.

Горислав Чечич сжато изложил свои сведения о "Евролэбе". Молодец, не вдавался в излишние подробности – помнил о Зоране, что после суточных блужданий прибыл на заветную поляну и ждёт скорейшего спасения.

– Ну что, друг Сопля, – обратился пан Щепаньски к мутанту, – известно ли тебе, о чём толкует пан Горислав?

Сопля согласно кивнул:

– Да, есть такая операционная. Это в Березани – сразу через болото. Только как же Сопля вас туда поведёт: с него Пердун голову сни-имет! – мутант заголосил неожиданно высоким визгливым голоском. Упоминая о Пердуне, Сопля так и вжимал голову в плечи, словно уже заранее готовился с нею расстаться. Комично выглядела на совете у профессора эта красномордая образина. Горан бы вволю посмеялся над её ужимками, кабы было ему сейчас до смеха.

– А отчего же ему снимать с тебя голову, друг Сопля? – удивился пан.

– Так ведь это Пердун держит Березань. И у него строго!

– С паном Пердуном поговорю я сам, – со значительным видом бросил Щепаньски, – думаю, я сумею его убедить.

– Вы-то сумеете, пан Кшиштоф, – вздохнул Сопля и скрючился ещё горше, – а голову Сопле он отнимет всё равно. Он их засушивает, головы-то. А мозги съедает: ума набирается.

– Верно, друг Сопля, этот Пердун у вас там теперь самый умный? – улыбаясь, поинтересовался пан.

– Нет, раз на то пошло, Прыщ – тот умнее. Жрёт, как не в себя. А самая умная, конечно – это Дыра.

– Дыра? – оживлённо воскликнул пан Щепаньски. – Вот так славная новость! Дыра теперь у вас в ареале? Или это другая Дыра?

– Нет, та самая, из Чернобыльщины. Она нынче самая умная и главная. В самой Столичной Елани.

– Надо же! И давно?

– Да с полгода.

– Ого! Вот не думал... Обязательно зайду, поздравлю! – профессорские глаза так и заблестели. Он и не притворялся – а правда очень обрадовался. Видать, коротко знал упомянутую Дыру.

Настроение поляка заметно исправилось, что Горана не могло не радовать. А всё же, когда беседа профессора с мутантом ушла от помощи Зорану к совершенно другому предмету, выдержать и не перебить шефа стало особенно трудно. Ведь брат – совсем плох, его еле сюда довезли...

– Но что ж ты, друг Сопля, до сих пор о Дыре молчал?

– Это всё она – не велела говорить. Только мне теперь всё едино: если Пердун съест, то и Дыра не сыщет, – последовал горестный вздох.

– Логично! – похвалил пан.

Горан Бегич смотрел на его счастливое лицо, пытался унять нетерпение и при том лихорадочно вспоминал: кажется, о чём-то важном он до сих пор забыл упомянуть. О чём бы это? Ах да, о капитане Багрове и его лечении.

Только как бы эту тему ввернуть? Сразу, сейчас, вместе с вопросом о Зоране, или отдельно? Каждая из тактик имеет минусы. Если отдельно, пан Щепаньский просто откажет, и всё. Если сейчас – он, того и гляди, рассердится и перестанет договариваться о лечении Зорана. Кто тогда сможет повлиять на Соплю и его соплеменников?

Хорошо бы, если бы спасение Багрова произошло само собой. Впрочем, "само собой" – значит, усилиями других людей. А какие другие люди заинтересованы приложить усилия? Только русские, которых пан Кшиштоф заведомо не любит.

– Итак, решено, – говорил меж тем профессор, – ты, Сопля, ведёшь нас не сразу в Елань, а сначала в Березань. Это ведь по дороге?

– Крюк получится...

– Значит, почти по дороге. В Березани нам только и надо, что операционная (Пердун может не беспокоиться). Там мы оставляем на лечение Зорана Бегича, а сами уходим на Столичную Елань. Логика ясна?

Сопля не производил впечатления существа, которому бывает ясна логика. Однако же – закивал. Только вслед за тем вскрикнул:

– Пан Кшиштоф! А вы скажите Дыре, чтобы Пердун Соплю не ел, хорошо? Он послушает, он её боится.

– Хорошо, друг Сопля. Главное, не волнуйся.

Итак, главные вопросы с мутантской стороной пан Щепаньски решил. Теперь он выйдет к своим подчинённым из этнографической экспедиции, велит им поскорее собирать вещи, а далее... Далее ему останется только проститься с русскими военными – по-хорошему, или как там у него получится. Ах, да – и договориться со Снеговым о точном времени и месте встречи для обратного пути к замку Брянск. Если Горан так и не заговорит о спасении Багрова, то для русских это будет единственный момент, когда ещё не поздно повлиять на судьбу капитана.

Но что за варианты ходов в запасе у русских? Негусто с самого начала. Распрощаться с пассажирами, обиженно укатить на БТРах в Брянск? Но капитан Багров умрёт по дороге. Ультимативно потребовать от пана Щепаньски, чтобы капитана захватили к операционной? Но тут уж профессор костьми ляжет, чтобы только насолить. По-человечески попросить? Но пан Щепаньски, как почует слабину, станет до посинения торговаться. И много чего выторгует, пока злосчастный капитан опять-таки не умрёт – на сей раз посреди торга.

Разумеется, наотрез отказать в медицинской помощи русскому офицеру – поступок из тех, что без ответа не остаются. И благоразумнее пану Кшиштофу русских военных зря не дразнить – они всё ещё нужны, коли планируется возвращение экспедиции из Дебрянского ареала обратно. Кстати, через позиции мьютхантеров – а те только русских и пропускают. С другой стороны, благоразумие и пан Кшиштоф редко ходят рядом. А раз так, без усилий Горана дело не обойдётся.

Нет, не обойдётся. Увы.

Значит, пора. Горан Бегич кашлянул. Профессор не обратил на него ни малейшего внимания, и пришлось начинать речь в безразличной пустоте, словно для себя самого:

– Есть ещё одно. Русский капитан, который спас Зорана, а потом нашёл дорогу и доставил его сюда. Он тоже заслужил спасение.

– Да ну? – хорошо, что пан Кшиштоф хоть как-то отреагировал.

– Воля ваша, профессор, но мне так кажется. Капитан Багров думал о моём брате, вместо того, чтобы спасаться самому. Он ведь мог развернуться и просто уехать в Брянск. Там его бы выходили, а Зорана – нет. Я... ни на чём не настаиваю, просто думаю, что спасти этого капитана было бы справедливо, а ещё – разумно и целесообразно.

– Вот как? – только последнее слово пана Щепаньски заинтересовало. – В чём же ты, Горан, усмотрел целесообразность?

– Ну... сегодня мы обязаны этому капитану, а как подлечим его – он нам обязан будет. Он человек разумный, положительный – офицер как-никак. Глядишь – и поработать на нас согласится.

– А идея здоровая! – неожиданно заключил пан профессор.

5. Кшиштоф Щепаньски, начальник экспедиции

– А идея здоровая! – одобрил пан Кшиштоф.

Недоумок Бегич даже просиял. Подумал, вот счастье, профессор принял его великую идею. А идеи-то никакой и не было – такое и при минимуме наблюдательности по лицу заметно заранее. Просто язык бегичевский что-то в последний момент сболтнул, и оказалось в тему.

Попробовать завербовать одного из снеговских капитанов – да, это задача интересная. И главное, именно Багров среди них – слабое звено. Подфартило с его ранением. За умника Сергеева, либо головореза Нефёдова – и браться бы не стоило. Первый перехитрит вербовщиков, а второй при случае убьёт – профессору ли Щепаньски не знать эти человеческие породы.

А Багров – достаточно прост, бесхитростен, вежлив с иностранцами, да и жизнь в брянском гарнизоне ему – по лицу видно – здорово приелась. Может, потому он всю дорогу играл в вежливость с Бегичами, что ждал: ну когда же они его вербовать начнут? Только туповатые картографы, даром что все штаны на разведкурсах просидели, разве сами такое просекут?

Итак, план намечен. Теперь надо поскорее действовать, пока не отдали концы ни Зоран Бегич, ни предмет будущей вербовки. И сделать – при всех подчинённых – внезапное предложение Снегову. Ему ведь раздумывать тоже некогда, он даже не успеет опомниться, как придётся принимать быстрые решения. А быстротой мысли полковник не блещет, вот и играет на выжидание.

У пана Кшиштофа решение не расходится с делом. Позвал с собой для массовки Грдличку, Бегича, Чечича и Соплю, гордо выступил в направлении разбитой на отшибе палатки полковника, надеясь, впрочем, встретить последнего на свежем воздухе (до сей поры Снегов собственной палаткой пользовался нечасто).

Как ни странно, полковник оказался в своей палатке. Выйти навстречу не соизволил, двоим рядовым на входе – велел пропустить одного пана профессора, без аудитории. Ага, боится прилюдного разговора, решил про себя пан Щепаньски, да и не стал долго препираться – с отвагой откинул клапан, вошёл в одиночестве.

Пока привыкал к полумраку "шатра полководца", освещаемого единственным маломощным фонариком, думал уже, что и Снегов сидит совсем один, прячется от публичного позора. Но оказалось – капитаны Сергеев и Нефёдов устроились на каримате напротив. Третий каримат, пустующий, полковник знаком предложил пану профессору. Места для размещения прихваченной паном Кшиштофом свиты в палатке, строго говоря, и не было, разве только вповалку.

– Не буду повторяться, – начал целеустремлённый пан, минуя всяческие приветствия, – ведь о предстоящем рапорте генералу Пиотровскому я вас уже известил, господин бывший полковник.

Губы Снегова тронула лёгкая улыбка. "Вы как раз повторяетесь!" – ответил бы полковник вслух, если бы желал обострения. Но промолчал, а значит, расположен к конструктивному диалогу. На этом можно сыграть.

– Не стану говорить и о том, как скверно вы организовали нашу поездку на бронетехнике, – что ж, повторяться, так в полном объёме!

– И вы правы, – без особого интереса в голосе проговорил Снегов, – незачем о том говорить. Пора переходить к сути.

– Но я не могу молчать, когда ваше бездарное руководство оборачивается ранениями и смертями! – вёл дальше красноречивый пан, запросто игнорируя встречную реплику.

– Смертей пока не было, – заметил полковник, – и если кто-то умрёт на этой стоянке, то не потому ли, что вам, профессор, угодно тянуть время?

– Мне? – пропустить обвинение мимо ушей гордый пан не сумел.

– Напомню вам, профессор, что, по всем предварительным договорённостям, наша ответственность за вашу экспедицию исчерпывается автомобильным её участком. Так или иначе, мы вас до указанного пункта довезли. Пусть и не всех в полном здравии.

– Вот именно, что не всех и не в полном! По вашей вине на вашем участке ответственности – произошли потери, – профессор почувствовал, что кровь его закипает.

Полковник поглядел на него свысока, как на умственно отсталого:

– То есть вы ждёте компенсации за своего раненого, точно за испортившийся в пути товар? И вместо того, чтобы его восстановить, мешкаете, чтобы Зоран испортился окончательно?

Профессор не нашёл чем достойно ответить на такую наглость. На лице, должно быть, удалось выразить полную меру испепеляющего презрения, но облечь такое в слова – тут и площадная брань покажется пресной. Всё, что удалось выдавить из себя – жалкое бормотание:

– Вы трусливо ушли от ответа на мои обвинения. И вы прекрасно знаете, что третий броневик ехал по другим дорогам, чем первые два. Потому и заблудился. И наскочил на агрессивное животное.

– Хотите начистоту? Извольте! – полковник неожиданно заговорил по делу. – Агрессивных животных – везде достаточно. Заблудились они – это правда – по причине малознакомой дороги. Но вот вопрос: отчего пришлось для третьего БТРа выбрать особую дорогу?

– Отчего же?

– Оттого, что словенские учёные на броне пытались вести незаконную разведку. Не стоит сейчас отрицать, – Снегов предостерегающе взмахнул ладонью, – я ведь не генерал Пиотровский, которому предстоит разбирать вашу жалобу. Я сам – косвенный свидетель того, о чём говорю.

Полковничья откровенность пану Кшиштофу в этот миг показалась не более удобной, чем прежние успешные попытки вывести его из себя.

– Генерал Пиотровский гарантировал нам безопасность, – только и оставалось напомнить упорному пану профессору.

– В сложившейся ситуации нами сделано всё возможное для спасения жизни Зорана Бегича. На одном БТРе, как вы догадываетесь, невозможно и доехать сюда – и одновременно вернуться в Брянск. Отсюда ближе операционная, находящаяся под контролем ваших партнёров, а не наших. Капитан Багров осознанно принял решение не в свою пользу. Впрочем, жизнь нашего капитана вас, профессор, волнует мало – понимаю.

– И вовсе не понимаете! – вспылил пан Кшиштоф не столько от чистого сердца, сколько по обязательству в этом месте вспылить. – Мы, европейцы – не такие варвары, как вы, русские. И мы знаем, что такое благодарность! Поэтому мы приглашаем вашего капитана подлечиться в березанский "Евролэб" – вместе с нашим этнокартографом. – предвкушая наслаждение произведённым эффектом, профессор искоса поглядел на Сергеева и Нефёдова.

Те выглядели безучастными – ну разве что чуть расслабили напряжённо-собранные позы. Но кто в их невозмутимость поверит? Всё-таки, они – капитаны, как и Багров, а значит, должны поневоле живо вчувствоваться в его скорбное положение.

– Неожиданное предложение, – признал полковник Снегов.

– Вы принимаете его? Или, может, откажетесь? – поддразнил его пан профессор. Приятно же бывает снова почувствовать себя на коне!

– Я должен посоветоваться, – нахмурился Снегов.

– О чём же тут надо советоваться?

– Об условиях.

– Так вы ещё собираетесь выставить условия? – подобной самонадеянности пан Щепаньски даже не ожидал.

– А как же: операционная находится на преимущественно враждебной нам территории, где федеральные законы в настоящий момент не выполняются. Не можем же мы там оставить капитана Багрова совсем одного, без поддержки.

– Вот как? – ну что ж, самое время выдвинуть ультиматум. – Заметьте, раненые находятся в лагере уже полтора часа, а вы всё о чём-то раздумываете! Стыдно, панове. Так знайте: выходя отсюда, я немедля отдам своим учёным и проводнику распоряжение о выступлении. Зорана Бегича мы заберём точно, а капитана Багрова – хе-хе – в случае вашего своевременного решения. А если решение выйдет не слишком своевременным, – тут профессор не удержался, чтобы не прыснуть, – знайте вот что: проводник Сопля ходит очень быстро, а путь непрост. Раненому капитану придётся нас догонять вплавь по болоту!