Текст книги "Права мутанта (СИ)"

Автор книги: Бронислав Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Зрителям его поведение показалось излишне вольным. Многие из них рассердились, обиделись, разъярились, раздосадовались. От обожания до ненависти – один шаг. Великий герой проявил неуважение к священному ритуалу. Не почтил съедением тело жертвы. Да что он теперь за герой, если он трусит отведать вкусной человечины?

Откуда эти мысли и чувства? Неужели сам Хомак может воспринять и понять их? Может, инициация дала какой-то магический эффект, и перевоплотила его, как оборотня, в новую оболочку, дарующую понимание мутантских желаний? Или – подселила в его собственное тело некое демоническое существо, от которого не скрыты никакие желания и чувства?

– Он упорствует! – возгласил Прыщ. – Призовём же Хозяина!

– Хозяина, Хозяина! – подхватили мутанты.

Некоторые пропали из виду. Спрятали свои любопытные мордочки, освещаемые факелами по краям ямы. Неужто в самом деле побежали искать мамонта? Хомак залился истерическим смехом.

Но чего-то и он в этой жизни не знал.

Издали ещё раздались тяжёлые шаги, и на пологий склон ямы пала густая чёрная тень. Мамонт. Мамонт-мутант. Эту особь Хомак однажды уже видел: волохатое чудище с дополнительной рудиментарной головой на боку. Именно оно прошло мимо БТРа полковника Снегова, в котором Братислав ехал от замка Брянск до Берёзового тупика.

– Хозяин! Хозяин! – возгласили мутанты, падая ниц перед пришельцем. Их переполнял не столько страх, сколько восторг, поэтому они то и дело приподнимались – чтобы в новом приступе счастья пасть ниц.

– Кто вас обидел, мутанты? – раздался раскатистый голос.

Интересно, откуда же он раздался? Где-то прячется чревовещатель?

– Он! Он! Этот человек нас обидел! – запричитали мутанты.

Тяжело переступая колоннами ног, Мамонт-хозяин спустился в яму.

Оцепенение сковало движения Хомака. Несчастный антрополог сидел у тела поверженного коллеги и до колик в животе боялся, но всё равно не решался даже пошевелиться. После прибытия мамонта просторная гладиаторская арена стала поразительно тесной. Впечатляющего размера ноги топали совсем близко. Если такая нога на тебя наступит...

Внезапно Братислав ощутил свободу – будто невидимые путы пали. Он воспользовался моментом, когда мамонт разворачивался, и юркнул в неприметную нишу в стене ямищи.

Мамонта заметно разочаровало, что человек, по чью душу он пришёл, внезапно пропал из виду.

– Вон он! Вон он! – заорали наблюдательные мутанты, показывая на нишу с Хомаком своими кривыми и когтистыми указательными пальцами.

Мамонт оглянулся и заметил Хомака передней головой, а тогда поворотился, чтобы дать посмотреть и второй голове – рудиментарной, прилепившейся сбоку. Или не просто посмотреть?

Эта вторая голова у чудовища именно и разговаривала. Вот и сейчас она произнесла прежним раскатистым басом:

– Поднимите мне хобот – не достану!

Послышалась возня – это к Мамонту со всех сторон подбегали мутанты. Некоторые от переизбытка чувств бросались прямо с обрыва в яму, но такие разбивались. А те, которые побежали по пологому склону, либо по лестнице, добирались с некоторой задержкой.

– Поднимите мне хобот, не могу нацелиться! – с раздражением потребовал Мамонт. Те мутанты, которые добежали, ловко стали друг другу на плечи и быстренько составили пирамиду, чтобы добраться до безжизненно повисшего хобота рудиментарной боковой головы. Раструб хобота направили на героя. Из раструба несло какой-то бензиновой гадостью. Напалм, что ли?

Всё! Пропал, понял Хомак.

Захотелось всех надурить – и умереть раньше, чем начнётся самое страшное. И, кажется, у него получилось. Бездыханным грянулся он об стену, и от страха почти не заметил, как вылетевший из хобота столб огня обращает его тело в пепел.

Глава 10. Немедленно бросьте мутантские кости!

1. Веселин Панайотов, этнограф

Перед Веселином показался не один волк, а четыре. Один чёрного окраса, два буро-пегих и один серый. Вышли спокойненько из лиственной чащи Кабаньего острова, сели на пути у этнографа, внимательно на него посмотрели. Специально Панайотова не пугали – клыков зря не скалили, но волки – они ведь вообще страшны. Самим фактом своего присутствия.

Что ж, волки находятся в состоянии видимого благодушия, самое время с ними пообщаться. Хорошо, что есть готовая форма-оберег, которую Веселин готов предъявить. Проблематика "того света" четвероногих, может быть, и не сильно волнует, но таков уж ритуальный диалог, с научной точностью подслушанный у Рябиновича.

– На том свете были? – спросил у волков Панайотов. Те, как будто, заинтересовались поставленным вопросом. По крайней мере, молча переглянулись.

Понимая, что собеседники, скорее всего, не ответят, Веселин сам ответил за них.

– Были, – сказал он.

Волки снова переглянулись – кажется, одобрительно. Интересно, насколько они поняли сказанное. Если бы поняли – должно быть, согласились бы. Волки, живущие в Дебрянском ареале – всё равно, что с того света.

– Мёртвых видели? – продолжил этнограф опрос волков.

– Видели, – признался он как бы от имени волчьей стаи.

Да уж, волки мертвецов наверняка видели. Не в том они мире живут, чтобы не водить знакомства со смертью. И с собственной, и с чужой. Хищные звери, не в пример травоядным, должны наиболее глубоко чувствовать присутствие разрушительной стороны в мире и себе. В особенности – хищники, живущие вдали от людей в дикой природе. Пуще того – во враждебном всякой естественной жизни мутантском ареале. Там смерть – в каждой берёзовой иголке. Доказал Славомир Костич.

– Мёртвые кусаются?

– Нет.

На сей раз волки переглядывавлись долго, и Веселин ожидал, когда они снова обратят внимание на него. Ничего, дождётся, спешить-то ему особенно некуда. Вопрос о том, кусаются ли мертвецы, мог лежать за пределами волчьего опыта. Тогда, чтобы принять версию Панайотова, четвёрка должна сперва ему поверить. Ну так за чем дело стало? Пусть поверит.

Правда истину об укусах мёртвых Веселин сообщал не от собственного имени, волки его даже не уполномочивали отвечать, но истина – она говорит сама за себя...

Волки поглядели на Веселина насмешливо. Усомнились.

– То есть, вы хотите сказать, что мертвецы кусаются? – переспросил Панайотов.

Против такой постановки вопроса волки не возражали.

Пожалуй, Веселину пора скорректировать свои взгляды на способности мертвецов. Если у волков на эту тему нашёлся собственный опыт, его не стоит сбрасывать со счетов.

– Но вы всё равно не кусайтесь, – миролюбиво закончил Панайотов.

Один из волков предупредительно зарычал. Тот, чёрный. Сразу дал понять: то, что городит Веселин, ему не по нраву.

– То есть, как хотите, – поправился Панайотов, – кусаться, не кусаться – вам решать. Полная свобода выбора.

Такое решение волку понравилось гораздо больше.

– Собственно, – развил идею Веселин, – не бывает поведения на все случаи жизни. Иной раз кусаться вовсе не стоит, как в традиционном заговоре у Рябиновича. Но приходят и такие времена, когда – надо кусаться. Кстати, по-моему, такое время как раз подошло.

2. Алексей Иванович Сергеев, капитан войск МЧС

Вот так сидишь в засаде, ожидаешь, что мимо тебя проведут твоих товарищей, и будет их контролировать какое-нибудь вменяемое количество мутантов. Ну, пусть двадцать, ну тридцать, ну чуть больше...

А из болота, как из рога изобилия, лезет и лезет, и вот уже прошло несколько сот мутантов – наверное, всё население Березани. Всеобщая мутантская мобилизация, будь она неладна. Это же как можно было ненароком влипнуть!

Хорошо, Сергеев заранее прикинул – что-то не то, да и приказал своим людям получше затаиться, не высовываться. А то ведь рядовой Мамедов уже собирался снимать передних из снайперской винтовки, заранее прицеливался, мог и без команды кого-то грохнуть, либо просто ненароком спусковой крючок задеть... Легко догадаться, что бы за таким выстрелом последовало. Всемером попробовать остановить батальон – это круче, чем в одиночку на пустынной улице сделать умное замечание городской шпане. У всякой великолепной семёрки есть свой запас прочности.

Пропустили. Всех. Даже спины затекли от неподвижного лежания в наскоро вырытых окопчиках.

Где-то под конец нескончаемой колонны мутантов тащились и рабы с арестантами, а в их составе – Рябинович и Хрусталёв. На ногах тяжёлые кандалы, совсем новенькие. Сзади – ещё прилично мутантов оставлено, специально, чтобы пресекать побеги. Не подберёшься потихонечку.

– Так что, мой капитан – просто пропустим врага? – вполголоса поинтересовался Гаевский. Этот боец – далеко не Мамедов, ввязываться в лишнюю потасовку без команды не станет. Потому – не просто так интересуется, а пытается подсказать решение.

– Нет, – отверг его непритязательную идею капитан Сергеев, – врага мы намерены преследовать.

– Преследовать? – изумился Гаевский. – Но их же там...

– Нападать не станем, – уверенно сообщил Сергеев, – а по следу пойдём. Вот они нас и выведут к надёжному месту Глухомани.

– Так там же их ещё больше! – оторопел боец.

– Я в курсе. Но что-нибудь придумаем.

Мутанты шли, не торопясь. Кандалы на арестантских ногах их здорово задерживали. Поэтому капитан Сергеев их пропустил далеко вперёд, и только тогда велел бойцам собираться.

– Не слишком ли задержались? – капитан Багров, как обычно, поглядел на свою раненую ногу. – Сумеем ли нагнать?

– Вот то-то и оно, что постараемся не нагнать, – усмехнулся Сергеев, – поэтому, Юрий Михайлович, за ногу не беспокойтесь: она нас никак не задержит. Напротив, сориентирует, поможет идти потише, поспокойнее.

– Зачем же поспокойнее, Алексей Иванович?

– Затем, чтобы на превосходящие силы ненароком не нарваться.

– Но Глухомань у них, наверное, хорошо охраняется, – заметил Багров, – там нарвёшься в два счёта.

– Так и мы будем настороже!

Шли, как и задумали. Медленно, привольно, точно на городской прогулке. Ритм задавал капитан Багров. Ковылял себе, опираясь на палку. Шутов, Погодин, Гаевский, Мамедов, Егоров и сам капитан Сергеев изо всех сил старались его не обогнать. В общем-то получалось.

Время от времени Сергеев посылал вперёд кого-то из бойцов – в основном проверить, не сокращается ли дистанция до опасного предела. Не сокращалась: спасённая нога Багрова прекрасно справлялась с возложенной на неё задачей.

А вот опасности сбиться с пути не было вовсе. Попробуй заблудись, если до тебя по лесу прошлось несколько сот неряшливых мутантов. Что могли, вытоптали, что попалось под руку – поломали. Дикий народец.

Жаль только, от места встречи с полковником Снеговым удалялись с каждым шагом. А посыльного к атаману Соколу, близ поста которого полковник обязательно остановит БТРы, Сергеев так и не направил. Не мог дальше дробить отряд. Ведь не отбили Рябиновича с Хрусталёвым, как собирались. Пропустили, отложили освобождение на будущее.

3. Славомир Костич, этнограф

Сколько пришлось пролежать на полу в больнице посёлка Березань, этого Славомиру Костичу и не упомнить. Долго, наверное. Скверно переживать собственный паралич, пребывая почти в полном сознании. Для такой деятельной натуры, как Славомир – в особенности.

Запомнить пришлось практически всё. И дорогу из Елани в Березань через Кабаний остров, и ожидание: вот-вот появятся волки. И момент, когда Хрусталёв и Рябинович были вынуждены больного понести. И Березань, которая с момента ухода оттуда экспедиции изменилась до неузнаваемости. И суетливые попытки солдат разминуться с мутантами.

Пока сохранялась надежда уйти втроём, Хрусталёв и Рябинович его не бросали, но как только сделалось ясно: вряд ли кто-нибудь вообще выживет – Костича положили на пол и попробовали раствориться. И то не получилось: разыгралось крупное побоище, автоматы прямо в больничном здании трещали без умолку.

Костичу, можно сказать, повезло. Мутанты, как ни были голодны, признали его несъедобным – и тут же утратили всяческий интерес. Видите ли, Дух берёзового леса избрал его тело временной обителью, вселился, навёл свои порядки.

Наверное, "духом берёзового леса" мутанты и называли банальный столбняк, ведь в школе им не объясняли про всякие там болезнетворные бациллы (мутантская школа – вообще явление особое). А может, и не столбняк там был: мало ли какой возбудитель-мутант мог подкрасться к щеке Славомира в гиблом берёзовом лесу.

Впрочем, столбняк – не столбняк: что за разница? Главное, для мутантов оно – дух. И духа этого мутанты уважали, но тем более боялись подцепить при поедании Костича. Лучшей охранной грамоты от их каннибальских поползновений – и придумать сложно.

Костич лежал, а солдаты в отдалении отступали и отстреливались, и опять отстреливались, и снова отступали. Их автоматы то затихали, то работали дальше. Хоть какое-то развлечение для параличного – слушать мелодию боя.

А потом случилось и локальное светопреставление, которое – опять же, чудом – Славомира всерьёз не задело. Ну, не то, чтобы не зацепило совсем. Больницу так здорово тряхнуло, что тело Костича даже подпрыгнуло на полу, а дальше из многочисленных прорех по больничному зданию подули суровые сквозняки – которые, казалось, всю душу из тела выдули. Хорошо, что так только казалось.

Славомир Костич всё лежал, позабытый, а вокруг творилась история. Мутанты раздавали друг другу красные балаклавы. Что это значит, Костич так и не смог понять, но что-то революционное.

Потом краснобалаклавники привели в здание много людей в лохмотьях, и заперли в больничных палатах. В одну из таких палат – Костич бы рот раскрыл от изумления, когда бы челюсти его слушались – поместили и двоих немцев – Гроссмюллера и Шлика. Третьего же немца, как стало ясно из их разговора, зачем-то пристрелил Горан Бегич.

Любопытно, что совсем недавно, в недобрый час появления в здании Костича и русских солдат, Фабиан Шлик им что-то другое рассказывал, будто не знал, что Каспара Вирхофа не стало. Так и говорил: "Здесь остались только мы трое...", или ещё: "принесли больного?.. Я пойду позову Каспара и Дитриха". Выходит, специально врал, заманивал. Зачем ему это?

Потом в ту же дверь втолкнули Рябиновича с Хрусталёвым – недавних сопровождающих Костича. Славомир порадовался, что солдаты ещё живы (думалось уже иное), но всё же закрадывались сомнения: надолго ли?

Когда лежишь в абсолютной недвижимости, остаётся хотя бы думать. Подмечать, анализировать. Если хоть это можешь, ты жив. Даже если мысли лезут – ох и заупокойные. Например, о нервно-паралитических токсинах, которые вырабатывает возбудитель столбняка (или другая, мутантская бацилла – в данном случае не важно).

Паралич скелетной мускулатуры и лицевых мышц – это ещё цветочки. Вот когда вегетативная нервная система откажет – это будет что-то! Остановится, скажем, дыхание – и всё. Дальше не интересно.

А потом краснобалаклавные мутанты вывели рабов и арестантов. Построили их где-то рядом во дворе и увели. Да и сами там же построились и тоже удалились. Наступила тишина. Практически никого не осталось.

Надо же, как не повезло Хрусталёву и Рябиновичу! Стоило на сутки-другие задержаться – и Березань бы их встретила иначе. Пустотой, заброшенностью, безопасностью. Правда, Костичу бы намного легче не стало: врачей-то, к которым он шёл в Березань, мутанты всё равно увели.

Ну, раз увели, с "духом берёзового леса" придётся бороться самому. Победить в борьбе за власть над организмом. Неясно только, как это сделать, если скелетные мышцы уже не слушаются. Мысленно проговаривать свои решительные протесты? Только это и остаётся.

Сербы – народ упрямый, это всякий скажет. Которые из них были недостаточно упрямы – давно превратились в хорватов, либо мусульман. Даже без надежды на успех сербы гнут свою линию, не считаясь с затратами, вот им и удаётся порой использовать в полной мере малейшую вероятность победы. Костич тоже, вступая в борьбу с берёзовым недугом, пообещал себе не сдаваться, не отступать. Победить проклятого духа-бациллу.

И что же: не прошло и двух суток после исхода мутантов из Березани – а "дух берёзового леса" заметно потеснился. Понемногу восстановился контроль над кистями рук – это уже что-то! Затем обрела подвижность нижняя челюсть. Лицевые мускулы после нескольких суток судорожного сжатия немилосердно болели, но радовало, что расслабились и они.

Развивая успех, Славомир принялся ползать по коридору. Не беда, что лишь одними кистями рук сильно не оттолкнёшься. Не в том дело, чтобы далеко проползти. А в том, чтобы показать "духу берёзового леса", кто в теле хозяин. Мутантский дух злился, протестовал, но дух самого Костича продолжал его теснить, освобождая орган за органом.

Где-то за сутки Славомир умудрился доползти до дальнего конца коридора – и это притом, что после взрыва на полу в нескольких местах лежали труднообползаемые груды битого кирпича. Руки же освободились до самых локтей, правда, кисти от долгого и сильного трения превратились в одну сплошную ссадину. Больно? Весьма. Зато нет сомнения, что ты воплощён.

Добравшись до дальнего торца коридора, Костич пополз обратно. Теперь он и голову научился неплохо держать. Ещё несколько мучительных пластунских ходок – и "духа берёзового леса" удастся изгнать. Насовсем.

Но посреди обратного пути Славомиру пришлось остановиться. В больничное здание кто-то вошёл. Значит, не все мутанты покинули Березань.

Костич застыл. На сей раз по собственной воле.

Вошедший был, похоже, совершенно слеп. Он двигался на ощупь вдоль стен коридора и ругался вполголоса. И дважды основательно испортил воздух. Пердун, тут же догадался Славомир Костич.

Из ругани, к которой сербский учёный не замедлил прислушаться, следовало, что Пердуна в Березани оставили одного. Совсем одного! Даже верные побратимы – и те ушли на мобилизацию. Даже четвероногие братья-мутанты – боевые свиньи. Пропали, к тому же, и повара. Недоеденные останки Зорана Бегича даже некому оказалось сварить. А сырые, да ещё несвежие – просто испытание для желудка.

Пердун был слеп, голоден, зол и озабочен судьбой коллекции. Где-то там, во взорванном подвале под больницей он держал свои любимые головы. А путь в нужный подвал открывался из кабинета главврача. То есть, прежде открывался. Сейчас-то и кабинета главврача никакого не осталось, там почти до потолка возвышалась куча щебня, а выше зияла дыра в осенние небеса.

Слепец пытался добраться к несуществующей двери, опираясь на стены, несколько раз он оскальзывался и падал мордой в кирпичное крошево, но так и не преуспел. Тогда уселся на кучу камней и заголосил:

– Пропала коллекция! Пропала библиотека! Головы мои, головы!

Библиотека? Библиотеку жалко, конечно, подумал Костич. Хотя вряд ли в собрании Пердуна нашлось бы что-нибудь стоящее.

А правитель Березани уже оставил попытки проникнуть в кабинет главврача. Теперь он шарил по полу в той части коридора, где раньше лежал парализованный Славомир. Интересно, что ему там нужно?

И об этом ругань Пердуна дала исчерпывающие сведения:

– Дьявол, куда ж он делся? Где-то тут его оставили, не съели. Во придурки, испугались "духа берёзового леса", а может это ещё и не он...

Так он же меня ищет, догадался Костич. Видать, проголодался так сильно, что и духи ему более не страшны.

Хорошая идея была – отползти. Теперь слепцу запросто не наткнуться.

Ругаясь, на чём свет стоит, Пердун ушёл. Но на следующий день вернулся, продолжил свои поиски. Славомир за это время снова отполз по коридору подальше. Власть над конечностями возвращалась, но не настолько, чтобы решиться покинуть больничное здание. Всё же укрытие, какое-никакое.

А потом в бывшую Березанскую больницу ворвались волки. Сначала четверо, потом ещё несколько. Ох, и разделались они с Пердуном – ошмётки мутантской плоти так и летели, кровь орошала стены и пол.

Славомир Костич успел подумать и о своей незавидной судьбе – волки, как справятся с правителем Березани, наверняка всё здесь обнюхают и обшарят – но тут вслед за хищниками в барак вошёл и Веселин Панайотов. Спокойно, как ни в чём не бывало. Словно и не волки хозяйничали в Березани, а – так, охотничьи псы расшалились.

Неужели волки способны вытерпеть власть человека?

Так оно, или иначе, а вместе с Веселином пришло спасение.

4. Евгений Павлович Нефёдов, капитан войск МЧС

Людей-то в распоряжении полковника Снегова оставалось – кот наплакал. Капитан Нефёдов. Два башенных стрелка-ефрейтора: Волынец и Акимушкин. Четверо рядовых: Елохин, Зверев, Седых и Чуров. Ах да, ещё трое водителей: Калинин, Андолицкий, Рысаков. Итого... Маловато на три бронемашины, как ни крути.

Случилось такое малое количество – известно, как. Во-первых, многих оставили ещё в замке Брянск. БТРы ведь не резиновые, и если везёшь в них целую этнографическую экспедицию, поневоле кто-то из твоих людей не поместится. Во-вторых, раненого капитана Багрова пришлось отправить в Березань, а капитана Сергеева с кучей бойцов – ему в помощь и охрану. Никто ведь не думал, что вернуться в Брянск окажется так непросто.

Но полковник Снегов не был бы собой, когда не обратил недостаток в достоинство. Мало людей – много места. Значит, при переезде Наших-друзей-из-Заслона из-под Брянска к Чернигову – будет, куда поместить большую часть отряда атамана Сокола.

Правда, у людей атамана недостаёт боеприпасов. Поделиться с ними – так у всех станет недоставать. Потому ребятам Сокола придётся кататься пассажирами, пока не достанется боевых трофеев. Может, оно и недолго, но – тревожно, ещё бы!

Расформировывая свой лагерь, Сокол постарался прихватить всё ценное. Например, у него было три пушки. Все три – прицепили к БТРам. Хотя снарядов имелось немного – хватило бы от силы на два десятка выстрелов – но сознание, что отряд обеспечен артиллерией, тоже, наверное, чего-то стоит. Занять бы ещё уверенности, что все три пушки к нужному моменту удастся развернуть.

БТРы нагрузили основательно. Ехали осторожно, выпуская вперёд пешую разведку. Часть пути делали по дорогам, но кое-где – поперёк дорог (разумеется, зная наверняка, где и как можно проехать).

У одной из дорог, известных только ему, атаман Сокол попросил обождать и сам с десятком своих ребят углубился в чащу. База Заслона, которую они предполагали посетить, ни капитану Нефёдову, ни полковнику Снегову ведома не была. Только и знали, что в этих местах ополченцы из Заслона избрали атаманом какого-то Сапожника. Но где сидел Сапожник, имели представление лишь патрульные из замка Орёл. Они и снабжали ребят Сапожника оружием и боеприпасами. Как обычно, втихаря.

Вернулся Сокол хмурым донельзя – это притом, что боеприпасами разжился. На вопросительный взгляд полковника Снегова лидер Заслона ответил, скрипя зубами от досады и ярости:

– Нет больше Сапожника. Наверное, мутанты захватили его врасплох. Окружили – ну и... – здесь атаман помолчал, уравновешивая дыхание. – Весь отряд полёг подчистую, никто не спасся.

– Что-то вы пропустили, атаман, – без увёрток указал Снегов, – не исключено, что и нам о том важно знать.

– По ним прошлась какая-то тяжёлая тварь, типа слона, – восполнил пробел атаман Сокол, – везде прошлась – по палаткам, окопам. Везде её следы. Много людей подавила. Заживо.

– Мамонт! – вскричал Нефёдов. – Помните мамонта, мой полковник? Которого мы встретили, когда везли экспедицию Щепаньски?

Разумеется, и Снегов помнил мамонта – разве забудешь? Нефёдов не сомневался, что нет, никак не забыть. Мамонта-мутанта. Лохматого слона-переростка с рудиментарной головой на боку. Тогда его пропустили без боя и радовались, что гигант не стал крушить БТРы. Так вот – сокрушил большой отряд Заслона при поддержке двуногих мутантов, которые перекрыли пути к отступлению. Печально.

– Хотите сами посмотреть? – предложил Сокол.

– Нет, – покачал головой Снегов, – некогда. Едем дальше.

Впереди маячила перспектива встретить ещё не один затоптанный отряд: Вииссарионыча, Скорика, Никитина. Первого неплохо подкармливали из Курска, второй с горем пополам защищал от мутантов сумские деревни и вряд ли мог похвалиться хорошим снабжением, а вот у третьего-то вообще положение – не позавидуешь. И с черниговскими властями разругался, и друзей по Заслону настроил против себя – пытался на собственный страх и риск вести с мутантами переговоры. Такому боеприпасов не достать. Только и остаётся: экономить притыренные изначально.

В зоне ответственности Виссарионыча полковник предложил капитану Нефёдову тоже пойти к постам Заслона – вместе с атаманом Соколом и его людьми. Сокола особенно не спрашивали, но тот и не подумал возражать. Уяснил уже – на примере отряда Сапожника – что всё весьма серьёзно. Когда Ребята-из-Заслона гибнут целыми отрядами – тут уже не до мелких секретов.

От дороги, на которой остановили БТРы, до лагеря Заслона добирались часа полтора. По дороге разговорились. Нефёдов понял: Сокол не очень-то верит, что с отрядом Виссарионыча случилась точно такая же беда, как у Сапожника. Всё-таки, здешний старик-атаман – опытный командир. И людей у него больше раза в три, и со снабжением, вроде, больших трудностей не возникало. Неужели и его лагерь – мамонтом?

В чём Сокол оказался прав, беда людей Виссарионыча – не точно такая же. Но беда жуткая. Его отряд мутантам удалось захватить. А значит, этих людей в лучшем случае заживо съедят. В худшем – это если мутанты сыты – будут их пытать, пока не нагуляют аппетит.

Ещё на подступах к разгромленному лагерю Сокол, Нефёдов и сопровождение встретили четвёрку виссарионычевых ополченцев, которая избегла общей участи. Эти бойцы и поведали леденящую душу историю захвата их лагеря, которая затем подтвердилась при посещении места трагедии. Без мамонта здесь тоже дело не обошлось, хотя по людям он и не топтался. Зато – вломился на середину лагеря, ухитрился ухватить хоботом самого Виссарионыча, вызвал на себя шквальный автоматный огонь. А пока лохматое чудовище таким образом отвлекало внимание, со всех сторон подоспели мутанты, взяли людей тёпленькими.

– И главное, слону ихнему ничего не сталось, – пожаловался один из встречных, – шкура толстая, редко какая пуля пробьёт. А все наши так старались его свалить, что на двуногих мутантов – ноль внимания. Лишь мы вчетвером уложили-таки нескольких. Потому и спаслись.

А стоило бы ребятам Виссарионыча в массовом порядке обратить оружие против двуногих, как мамонт их тут же принялся бы топтать. Фу ты, беспроигрышная мутантская тактика.

– Этот слон у них – не простой, – добавил другой ополченец, – не просто животное. Он у них – как мозг операции. Верно говорю? Ему-то все мутанты и подчиняются.

В своём бывшем лагере четверо спасённых без труда разыскали не замеченные захватчиками тайники с боеприпасами, чем уже окончательно решили главную проблему отряда Сокола.

К лагерю Скорика могли бы и не заворачивать. Но, ради полноты картины, сделали лишний крюк на БТРах. И этот лагерь оказался растоптанным, а частично, видимо – уведённым в плен. Сам атаман Скорик попал под тяжёлую мамонтову ногу. Лицо, искажённое гримасой боли, осталось для Сокола узнаваемым. А вот на месте живота и грудной клетки – не сказать, чтобы хоть что-то осталось. Мокрое место уже высохло.

Навестить лагерь атамана Никитина – последняя задача перед тем, как стать лагерем самим и принять бой на подступах к ЧНР. В отношении этого лагеря – тоже никто не питал иллюзий. Победили бы никитинские – давно бы вышли на связь по рации. А молчание – знак полного поражения.

По сложившейся уже традиции, капитан Нефёдов проводил атамана Сокола с людьми до места трагедии. Лагерь никитинских выглядел похоже на ранее рассмотренные – с одним отличием. Атамана Никитина, кажется, устранила не мутантская сторона. По почерку судя – свои. Труп Никитина висел на высокой ветке одинокой хвойной сосны в центре лагерной поляны. А на груди его – табличка: "Предателю от Заслона". Коротко и ясно.

И – оставалась надежда, что, по крайней мере, часть никитинских избежала плена и разгрома. Неподалёку от лагеря обнаружились явные следы боя, а чуть дальше – места, где горел лес, как будто подожжённый напалмом.

5. Ратко Милорадович, профессор этнолингвистики

Ратко и не думал, что ему так быстро приведётся посетить особо охраняемый барак с пленными бойцами Заслона. Но привелось – на пятый, примерно, день. Одно неосторожное слово в бараке овощеводов – и его сочли неисправимым врагом мутантов. Ещё одно – и его перестали терпеть.

А незадолго перед тем – вот неожиданность – в прежний его барак подселили пару чешских антропологов. Мантла и Грдличку – последних, кто в Столичной Елани оставался из состава этнографической экспедиции.

– Это мне только кажется, или нашей экспедиции больше нет? – спросил тогда Милорадович едва ли не саркастически.

Чехи сарказма даже не заметили. Мантл с прискорбием согласился:

– Вы правы, какая может быть экспедиция, когда погиб пан Кшиштоф!

Смех, да и только: для чешского коллеги вся экспедиция заключалась в одном профессоре Щепаньски. Есть пан Кшиштоф – есть экспедиция, хоть бы все остальные участники трижды перемёрли.

А Грдличка весь ушёл в свои переживания. Тот факт, что в отсутствие пана Щепаньски положение его сподвижников резко пошатнулось, очень уж его встревожил. И ведь не за себя переживал! Повторял:

– Мутанты выйдут из-под европейского контроля. Это страшно!

А Мантл ему на то:

– Пока что их действия – в русле основных директив.

А Грдличка:

– Мне кажется, они только делали вид, что нам подчиняются. Их настоящий хозяин – Мамонт. Только его они и слушают, больше никого. Как Мамонт прикажет, так и сделают. И он – наверняка рукотворен. Один чёрт знает, что это за организм, но в него встроен огнемёт. Такого в живой природе не бывает. Огнедышащие драконы никогда не существовали, это доказано. Кто сделал Мамонта, тот и контролирует ситуацию. Наши европейцы? Вряд ли. Американцы – тоже вряд ли. Неужели русские? – этот исполненный паранойи вывод ужасал Грдличку больше всего.

– А что, если Мамонт спонтанно родился в среде мутантов? Что, если он – не продукт заговора, а дитя естественного отбора? – возражал Мантл.

В общем, интересно было послушать мысли неисправимых ревнителей социал-дарвинизма, уже отбракованных в ходе некоторого отбора. И отбора – несомненно искусственного, совершённого кем-то вполне осознанно, по известным ему признакам. Таким секретным, что оба чеха, как ни старались, соответствовать им не смогли.

Долго слушать, однако, не пришлось. Кто-то из новых соседей по бараку, которым не хватило нар, настучал на Ратко мутантам-надзирателям. Заводит, мол, провокационные разговоры. Кто бы мог подумать, что и в концлагере они запрещены? Милорадовича о том не предупреждали.

Жалобы Грдлички с Мантлом ещё звучали, а надзиратели уже стояли рядом с Ратко. И начали демонстративно хмуриться, отчего слова с языка Грдлички стали сползать медленно и тяжело, подобно черепахам.