Текст книги "Права мутанта (СИ)"

Автор книги: Бронислав Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Дыра с набитым ртом кивнула, и пан Кшиштоф поглядел на соотечественника с нескрываемым превосходством. Ясно, что не судьба какого-то Кухарчука его так взволновала, но возможность показать: именно ему, пану Щепаньски, а не жалкому выскочке Супскису, принадлежит честь давно и по-настоящему знать пани хозяйку.

Когда Дыра прожевала, ответила подробней:

– Кухарчуку пришлось многому научиться. Служить у мутантки и не уметь готовить человечины – это нонсенс, вы понимаете...

При слове "нонсенс" пан Кшиштоф опять послал Супскису высокомерную ухмылку. По всему, это мудрёное слово Дыра действительно подхватила у профессора. Не у повара же.

Пока что в светском разговоре участвовала пани Дыра и два поляка. Люди Супскиса и люди Щепаньски молчали, Прыщ тоже не вмешивался, целиком занятый едой. Протолкнуть в его маленький круглый ротик весьма крупные куски свинины из деревянного таза – задача почти непосильная, но мутанты – настойчивые ребята.

Гора еды на столе постепенно уменьшилась. Вытирая лоснящиеся губы салфеткой, Залман Супскис откинулся на спинку стула и спросил:

– Так я был прав, госпожа? Это была человечина?

– Конечно, Залман! – задорно закудахтала Дыра. – Вы наблюдательны.

А Прыщ, который до сих пор не проронил ни слова, вытащил изо рта наружу последнюю обглоданную кость и пояснил:

– Свинья у мутантов – священное животное. Поэтому свинины наши повара не готовят. Никогда. Об остальном делайте выводы.

Хомак обмер. Он ведь тоже пробовал куски с того блюда. Неужели... Нет, не может быть! Кости-то на мясе были наверняка свиные. Не станет же повар Кухарчук, каким бы мастером он ни сделался, прикреплять человеческую мускулатуру к суставам парнокопытного животного. Нет, все шутят: и Прыщ, и Дыра.

Так или иначе, над столом повисла долгая пауза. И пан Щепаньски, видимо, сочтя обстановку, достаточно торжественной, произнёс речь.

– Я долго ждал этого дня, – говорил красноречивый пан, – ждал, несмотря на волю к действию. Ибо со мной выжидала вся Европа, глядя на попрание прав и свобод мутантов одной крупной варварской страной...

Братислав Хомак внутренне посмеялся, слушая босса. Тот при подготовке речи явно перестраховался на случай присутствия вражьего уха, но сделал это блестяще. Достаточно представить, что эту речь слушает кто-то из русских варваров – ведь главное пропустит мимо ушей. Под "крупной варварской страной" он, конечно же, поймёт отнюдь не Россию, а – Великую Чернобыльщину. По нынешним меркам это – крупнейшая, разумеется, после России, страна в Европе. А расположена – тут совсем неподалёку, сразу за Черниговской народной республикой. И коли властвуют там мутанты, то права каких-то других мутантов уж наверняка попирают.

– Но выбор Европы сделан, – пан Кшиштоф плавно подвёл свою речь к кульминации, – справедливость в её сердцах восторжествовала, и отныне я уполномочен сделать важное заявление. Закрывать глаза на проявления в России варварской мутантофобии Европа больше не намерена. Решено: мы вам поможем победить русских!

Финальный аккорд. Аплодисменты.

Дыра, прижимая ладонь к одной из развесистых грудей, прочувствованно произнесла:

– Мы принимаем помощь милой Европы. Что нам теперь нужно делать, Кшиштоф?

– Первым долгом – зачистить свои леса от мьютхантеров, – пан профессор заговорил деловым тоном, – и сделать это быстро, а для того мобилизовать всех мутантов мужского пола, не считаясь с их возрастом. Оружия в закладках под Глухоманью должно хватить.

– Сделаем, – согласилась Дыра.

– Уже делаем! – поправил её Прыщ и перемигнулся с Залманом Супскисом.

– То есть как? – нахмурилась правительница Елани.

– Американское предложение пришло раньше. Я уже две недели, как поставил своих людей под ружьё, – Прыщ потешно скривил свой мелкий роточек, – поэтому с мьютхантерами будет покончено самое малое дня через два-три. И к этому моменту можно планировать следующее действие. Какое, пан Кшиштоф?

– Удар по ЧНР, – просто сказал профессор. Упреждение его видимо обескуражило, ведь прибывая в Столичную Елань с тайной миссией он – конечно же – рассчитывал на свою эксклюзивность.

– Удар по ЧНР всеми силами, – поправил его Супскис, – при чёткой координации между мутантами вашего ареала, войском Великой Чернобыльщины и непобедимой евроатлантической авиацией.

– Да, это я и имел в виду, – с некоей унылостью согласился пан Кшиштоф и прихлебнул из оловянной кружки мутантского пойла. Братислав на его месте не стал бы делать настолько крупных глотков.

– Как результат, – продолжал Супскис, – неминуемо падёт Чернигов, Нежин, Новгород-Северский, Путивль. Чернобыльщина выйдет к Дебрянскому ареалу и... – после лёгкой заминки, – они воссоединятся!

– Но это ещё не всё! – в последней надежде поднял указательный перст пан Щепаньски. – Не все в курсе, но...

– Но после воссоединения с Чернобыльщиной мы штурмуем замок Брянск, – закончил за него Прыщ, – и открываем дорогу на Москву.

Пан Щепаньски молча дохлебал кружку до дна и налил ещё.

– Кстати, насчёт брянского направления, – поросячьи глазки Прыща сконцентрировались и поглядели на профессора довольно остро, – точные данные о местонахождении тамошних баз мьютхантеров нам должны были передать Горан и Зоран Бегичи, картографы из вашей экспедиции.

– Так информация предназначалась вам? Неужели? – устало отозвался профессор.

– Именно нам. И мы всё ждали ваших картографов, пан Кшиштоф, а они нас в Елани так и не посетили. Я уже слыхал от Пердуна, что с одним из них произошёл несчастный случай, но второй-то Бегич – всё ещё не пища! Что же он всё не прибудет начертить нам уточнённую карту?

– Вот и пошлите за ним! – несколько злорадно оживился профессор и потянулся за новой кружкой.

Интересно, кому адресовано злорадство: Горану Бегичу, Прыщу, Супскису, всем троим? Ясно одно: прямо сейчас пан думал не об общем деле.

О том, что карты не получилось, Братислав Хомак знал не хуже, чем сам пан Щепаньски, а уж тот подобного по гроб жизни не забудет. Подумать только! Мелочному полковнику Снегову вполне удалось напакостить не одним лишь разведчикам из Словении, но и каждому, кто на их данные рассчитывал.

Прыщ и Залман Супскис ещё немного повыступали, повышая свою значимость в деле будущего воссоединения с Чернобыльщиной, но удостоились жёсткого окрика хозяйки, после чего заткнулись.

– Мобилизацию-то я проведу, – хмуро выплюнула Дыра, – и в штурме Чернигова мои боевики будут первыми. Но я не понимаю одного: куда спешили вы двое? – Дыра с презрением ткнула в шею Прыща и щеку Супскиса заострённым ногтем, после чего брезгливо вытерла от крови салфеткой указательный палец. – И если уж спешили, почему вовремя не известили меня?

Прыщ что-то забормотал – Дыра в ответ полоснула его ногтем ещё и по глазам. И не закройся тот ладонью в последний миг – дальше бы ходил слепой.

– Молчать! Я знаю, зачем вам выслуживаться перед Великой Чернобыльщиной, – с презрением процедила Дыра, – да только моих заслуг никто не перебьёт! – голос её зазвучал звонче. – А теперь – только пьём и веселимся! Того, кто на моём пиру ещё хоть раз заговорит о деле – съедаю на месте! Заживо, в сыром виде! – хозяйка облизнулась.

Языком изрядной длины и влажности Дыра обслюнявила свои губы, а заодно щёки и кончик носа, после чего хлопнула в ладоши. По этому сигналу пятеро давешних прислужников внесли новую смену напитков, а за ними три совершенно обнажённые прислужницы принесли напитки и себя.

Дыра потребовала, чтобы за успех предстоящей войны выпил каждый.

Братислав подумал, что кому-кому, а пану Кшиштофу лучше бы остановиться, но настырная Дыра присматривала, чтобы от её тоста никто не уклонился. Щепаньски снова опрокинул полную кружку, тогда как предусмотрительный Хомак свою лишь слегка пригубил – и то моментально почувствовал сильный перебор!..

...Проснулся Братислав Хомак у себя в постели, почему-то без штанов, но зато в бронежилете. Чем же вчера всё закончилось? А кто его знает – память выдавала чистые страницы.

И в какой момент потерялись штаны? Нет ответа. То есть, разумеется, Братислав – уже далеко не мальчик, чтобы не догадываться, в каких случаях люди просыпаются без штанов. И он помнил, как упорно его внимания желала и добивалась хозяйка вчерашнего пира.

А ещё Дыра оставила на нём свои запахи. Тьфу, мерзость какая! Она же отвратительна! Хуже, чем с животным, застонал Хомак, скрипя зубами от огорчения. Так низко пасть, в таком навозе вываляться...

А впрочем, ладно – утешил он себя спустя пару часов: всё-таки в пьяном виде – не считается!

Глава 8. Неделька-другая, и звери сорвутся!

1. Адам Константинович Рябинович, рядовой войск МЧС

Прежде чем отправиться в Березань, хорошо всё взвесили: кому идти, зачем, да и надолго ли? Выходило, что идти надо по-любому, ведь от столбняка хороший человек умереть может. А к тому же и от пацанёнка узнали уже много: капитан Сергеев у себя в Березани таких вестей не сыщет. Конечно, пора докладывать капитану. А что пацанчик ещё может много чего сказать – так пусть лучше профессору Милорадовичу говорит. Профессор умный, он главное запомнит, чего надо, перескажет.

Думали ещё, чтобы кому-то в Березань идти, а кому-то остаться – но несерьёзно это. Когда вас всего два солдата, лучше дальше не разделяться. Не то по одному делить будут уже совсем жёстко и на много частей.

Так вот и порешили: идти поскорей, прямо с утра, не задерживаться, и непременно вдвоём – с Коляном Хрусталёвым, то есть. Ну, и Славомира Костича третьим взять, как же иначе, когда ради него идём.

О том, что собрались уходить, решили особо не распространяться. Мало ли, вдруг капитан скажет: а чего пришли-то, возвращайтесь-ка в Елань, да разузнайте всё путём. А то без подробностей нет понимания, что делать. Коли скажет так капитан – и ладно: вернёмся в Елань, будто никуда не ходили. Официально ведь ни с кем не прощались. Щепанского вон тоже не расцеловали на прощание в обе щеки. Непорядок, хе-хе!

Неофициально кое с кем попрощались, конечно. С Милорадовичем, понятное дело. С мальцом по имени Тьфу (то есть Тхе – но тут один хрен: имечко у него какое-то плевательное). И Веселин Панайотов ещё в гости зашёл, так с ним тоже попрощались. А больше в этой экспедиции, почитай, и не с кем прощаться. Остальные – чисто шпионы.

С мальцом, кстати, вот что получилось. Он-то сбежать – сбежал, а куда сбежал, и сам не прикинул. Детей ихних – мутантских – теперь лет до трёх в особом питомнике с матерями держат, а дальше отлучают от матерей – и скорее в школу. Английский язык изучать. И нет такого, чтобы кто-то своих детей прятал – за это ведь можно самому пострадать. Потому родители Тхе – они бы первые его сдали. Такой уж мутантский образ мыслей.

Ну, и раз некуда Тхе деваться, то решили его Панайотов с Милорадовичем у себя прятать. Им-то он и по-человечески приглянулся, да и для науки шибко полезен, не без этого.

Но то уже дела еланские, а нам дорога в Березань. Знакомая уже дорога. Так вот и по жизни: ходишь себе туда-сюда, БТРом ездишь взад-вперёд – патрулируешь, значит. А коли всё по одному месту, то, знать, на роду такое написано.

Хотя что на роду написано, то и переписать можно. Вон село Рябиновичи тыщу лет себе на одном месте простояло, а подкралась мерзкая Чернобыльщина с тамошними почварами – пришлось всем перебираться куда-то под замок Полоцк. Добро бы только и там мутанты не достали. А то ж переезжать – оно тоже судьба, и из незавидных.

Нынче и проснуться пришлось ни свет, ни заря – чтобы не сильно на глаза попадаться, а вчера и легли совсем позно – всё Тхе расспрашивали. Вот бы поскорей дойти до березанской больницы и выспаться.

А пока зачавкало под ногами болото: ляпу-чапу, ляпу-чапу... Шли медленно – параличному Костичу с трудом удавалось двигаться. Прикрутила клятая инфекция. А когда медленнее идёшь, так и ноги сильнее вязнут – не без того. Как взошли на твёрдую землю Кабаньего острова – вздохнули с облегчением. Или нет?

Навряд ли. По лицу Славомира из Белграда никакого там облегчения не прочтёшь – застыло, как глина. И Хрусталёв шёл в напряжении, это точно. Наверное, он волков боится.

Зато Адам Рябинович не боится. Он знает, чего ждать от этого зверя. Если волк тебя уж признал – дальше можно ходить смело. Волки – не шакалы какие-нибудь, чтобы ни с того ни с сего менять решения. Им надо действовать уверенно. А коли начнёт волк так глупо колебаться – его свои же проучат. Ибо заколебал!

За весь путь через Кабаний остров перед Рябиновичем лишь однажды мелькнул волчий силуэт где-то на пределе человеческой видимости. И всё. Видать, этот четвероногий сторож опознал их с Хрусталёвым – и попусту решил не вмешиваться. Идут люди, значит, надо им. А волку что с того?

Пройдя весь остров, Адам обернулся, отвесил земной поклон и вполне серьёзно негромко сказал:

– Спасибо, волки, что пропускаете.

По дороге к Елани он так поблагодарить забыл, но никогда не поздно набираться вежливости.

В ответ на "спасибо" Рябиновичу послышался отдалённый волчий вой.

– Ты слышишь? – вздрогнул Колян Хрусталёв. Ага, по всему – вой не просто послышался.

Остался второй, самый долгий болотный переход. Одолеть его – и можно будет отдохнуть в Березани.

Только Славомир Костич заметно выбился из сил. Или тело всё дальше переставало его слушаться – тут одно другому не мешает, всё равно скверно. Костич и шёл-то налегке, не тащил на спине рюкзака с вещами, но для больного человека и ноги переставлять – это труд.

– Так что, тащим его за руки – за ноги? – нехотя предложил Хрусталёв.

– Пусть пройдёт, сколько сможет, – решил Адам, – а как начнёт уже тонуть, мы подхватим. Заранее выбиваться из сил – дело гиблое.

Костич очень старался, вот и прошёл своими ногами добрую половину болотного пути. А там уже и Хрусталёв с Рябиновичем подсобили. Выдюжили, хотя Колян – мужичонка хлипкий.

Березань – по первому впечатлению – ничуть не поменялась, будто и не покидали её несколько дней назад. Интересно, вернулся ли в неё страшный Пердун? Похоже, нет, думал Рябинович, придирчиво оглядывая селение со стороны луга, на котором их троица расположилась передохнуть. Ничего не говорило глазу: вот пришёл хозяин. И это-то радовало.

– Как, Славомир, отдохнул? – спросил Рябинович.

Ответить тот не смог. Рот перестал открываться – бывает же!

– Ну, отдохнул, или нет, а пойдём! – Адам с Коляном взяли на плечо напряжённое, какое-то затвердевшее тело учёного и понесли к посёлку.

По дороге Рябинович ещё пытался поговорить с Костичем. Тот, судя по глазам, всё понимал, но не имел власти растворить рта. Положеньице!

– Ух, Погодин обрадуется! – хохотнул Хрусталёв, поднимаясь кривой улочкой к берёзовому частоколу. – Он же и Бегичу, и Багрову чуть ли не первым долгом противостолбнячную сыворотку вкатил. И уже ходил довольный, что, по крайней мере, от столбняка застраховался.

– А чего ему не ходить довольным?

Из дальнейших путаных объяснений Хрусталёва Рябинович уразумел, что и сама противостолбнячная сыворотка – штука опасная. Если Погодин не смутился возможными осложнениями, а колол сыворотку не глядя, значит, сильно боялся столбняка у раненых. Тех пронесло, но вот сегодня к нему на операционный стол внесут Костича. Как тут лицу Погодина не вытянуться?

Встречные мутанты провожали настороженными взглядами тело Костича, будто одеревеневшее на плечах солдат. Вчувствоваться в эти взгляды было проще пареной репы. Мутанты же тупые, и редко могут скрыть личное отношение, особенно во всём, что касается человеческих тел.

Так вот, тело Костича. У некоторых прохожих оно вызывало явный аппетит, но большинство испытывало тревогу. Рябинович не раз услышал шёпоток про какого-то "духа берёзового леса", который в Костича наверняка вселился. А таких одержимых есть нельзя: они заразны.

А никто вам, свиньи, его в пищу и не предлагал!

Зайдя за частокол, Хрусталёв и Рябинович привычно свернули к больничному бараку. Подойдя совсем близко, спохватились, что ворота стоят нараспашку, а на часах никто не стоит. Ни Мамедов, ни кто другой.

– Что-то нечисто, – взволнованно пролепетал Хрусталёв, – может, так сразу не будем заходить?

– Поздно, – почти не раскрывая рта, словно в подражание Костичу, проворчал Рябинович, – за нами уже толпа собирается.

Хрусталёв оглянулся и побледнел:

– А слона-то я и не заметил.

Вместо того, чтобы тянуть, да выжидать, в больничные ворота почти вбежали. В вестибюле тоже не встретилось никого из русских военных. А чем дальше в коридор, тем неспокойнее.

Рябинович пинком распахнул дверь в операционную. Пусто. Серый евроаппарат по обеззараживанию крови всё ещё стоит под окном, но из людей к нему никто не подсоединён. Ни Багров, ни Бегич.

– Или все выздоровели, или всё намного хуже, – пробормотал Хрусталёв, – но второе "или" – скорее всего.

Что тут ответишь? О чём говорит опустевшая больница в мутантском краю? Вряд ли о светлом празднике выздоровления.

Тут отворилась дверь одной из палат, и в коридор вышел санитар Фабиан Шлик.

– Фабиан, привет! Где наши? Где капитан Сергеев? – изрядно запыхавшись, выпалил Хрусталёв.

– Так... они ушли, – промямлил Шлик, – не знаю, куда. Здесь остались только мы трое...

– А где раненые? Зоран Бегич, капитан Багров?

– Всех ваши забрали, – более уверенным тоном сказал Шлик, но глаза забегали. – А вы что, принесли больного?

– Как видишь, – Хрусталёв кивнул на застывшее тело Костича, ноги которого держал на плече, – кажется, столбняк.

– Так несите скорей в операционную! Я пойду позову Каспара и Дитриха, – засуетился Фабиан.

Вместо чтобы вернуться к операционной, куда только что заглядывали, Хрусталёв дёрнулся в сторону выхода из больницы, но поздно – в вестибюль уже входила плотная группа мутантов. Между прочим, с автоматами.

– Не пробьёмся, – одними губами произнёс Рябинович, оценив ситуацию, – отступаем вглубь здания...

Славомира Костича не стали заносить в операционную, положили прямо на пол в коридоре, сами отбежали едва ли не в панике. Рябинович втянул Хрусталёва в пустой кабинет главврача и стал медленно, не дыша, закрывать за собой приоткрытую дверь. Может, не разберутся, куда мы юркнули? Вроде, отвлеклись на оставленное тело. Прости Господи, что не успели беднягу пристрелить.

В сужающуюся щель Рябинович прекрасно видел своих недалёких преследователей и убеждался: их помыслы приковал к себе Костич. Мутанты, собиравшиеся в вестибюле, глядели на тело учёного с гастрономическим вожделением и медленно к нему приближались, покуда кто-то из них не проронил:

– Поглядите, в него же вселился дух берёзового леса!

После таких слов толпа мутантов от Костича даже отшатнулась. И слава Богу: вовсе некрасиво было так его оставлять! С другой стороны – выжить бы теперь хоть кому-то!

– Да, это дух берёзового леса! Посмотри-ка на лицо: всё уже одеревенело, скоро нарастёт береста, – разорялся среди мутантов некто самый наблюдательный.

– Точно! Эти двое! Они же нам специально его подкинули! – раздались крики гнева. – Искать диверсантов!

Конечно. Если мутанты отравятся человечиной, виноваты только мы.

– Что делать будем? – грустно шепнул Хрусталёв.

– Спустись, погляди, что там теперь в подземелье, – предложил Рябинович, – а я буду гостей встречать. Боюсь, вот-вот постучатся.

– Думаешь, там появился выход? – сыронизировал Колян.

– Не думаю, но мало ли...Лучше знать больше, чем поменьше.

– Как скажешь, – Хрусталёв исчез за железным шкафом.

Вернулся хлопец довольно быстро. Мутанты пока не подоспели.

– Ну, какие там новости?

– В "Библиотеке" новая голова появилась. Подписано "Сопля", представляешь? Верно, и правда Сопля. То-то его в Елани не могли сыскать.

Что ж, если Пердун спокойно пополняет коллекцию, значит наших тут нет давненько, печально прикинул Рябинович. А вслух сказал:

– Да не размазывай сопли, парень! Что там ещё?

– Ещё там близ решётки кто-то чудовище порешил, – добавил Колян. – Верно, наши – рядом куча стреляных гильз и пустые рожки остались.

– Расстреляли из-за решётки?

– Ага – размазали по-чёрному, пока гадина прутья сгибала. Прорвалась бы – наделала шороху, но её так уделали ...

– А как сама решётка? Пролезть-то теперь можно?

– Кажется, нет, – замялся Хрусталёв, – щель там совсем маленькая.

Но не прошло и четверти часа, как оба запросто преодолели "совсем маленькую" брешь в решётке, на ходу отстреливаясь из калашей от наседающей мутантской кодлы.

2. Юрий Михайлович Багров, капитан войск МЧС

Немцы из «Хирургов через заборы» оказались не самыми утончёнными вербовщиками. Действовали с немецкой добросовестной прямолинейностью, вот капитан Багров их и раскусил. И попросил далее не стараться. Так и сказал, имея в виду, правда, не медицину.

Но герр Дитрих и герр Каспар обиделись – и прекратили стараться решительно во всём. С тех пор к капитану наведывался лишь санитар Фабиан, да и тот, наверное, тайком от начальства. И процедуры с серым евролэбовским аппаратом в одночасье прекратились.

Знал бы Багров заранее – сумел бы облечь высказывание в более обтекаемые формы. Вот только заранее с ним было не знание будущего, а прекраснодушные представления о немцах как о романтических героях, повёрнутых на ответственности, как об аккуратных тружениках, ценящих превыше барышей свой профессиональный долг, и много такой ахинеи.

Где-то он о немцах подобное читал. Да и не только. Много раз он сводил и личное знакомство с носителями германского духа – через их литературу, музыку, философию. И по-прежнему готов подтвердить мнение о немцах, как о людях ответственных. Но теперь – с оговоркой.

Правильные, ответственные немцы, наверное, остались в Германии. А в Россию приехали шпионами – совсем другие немцы. Безответственные, неправильные – ведь им здесь предстоят заведомо неправедные дела. Настоящая немецкая совесть подобного бы не потерпела.

А ещё через полночи Багров обнаружил, что он привязан к носилкам. Крепко-крепко. И даже не столько привязан, сколько обездвижен за руки и за ноги специальными захватами.

И опять осталось фантазировать в сослагательном наклонении: знать бы заранее... Знать бы заранее, отчего медики из "Хирургов через заборы" решили тебя держать не на деревянном больничном топчане, а в тех самых носилках, в которых ты сюда доставлен товарищами.

Ты думал, речь шла о твоих удобствах? Что ж, носилки удобнее дурацкого топчана, тут и спорить не о чем. Но топчан прост, а носилки – трансформеры с множеством функций. Кстати, среди них – и функция "смирительной рубашки", востребованная в психиатрии. Ты о ней до сих пор не знал, так как русского текста инструкции тебе не прислали. А ещё носилки при тебе ни разу прежде не подключались к питанию. Ты не мог заметить, как из пазов выезжают стальные захваты для голеней и запястий.

А ведь носилки-трансформеры долго ждали своего часа. Ещё с того волнительного мига, когда к замку Брянск прибыла фура из Германии, доверху набитая всяческой гуманитарной помощью – и честной, и не очень, и явными "троянскими конями". Носилки тоже оказались среди помянутых "коней", но на тот момент показались изделием достаточно невинным, чтобы укомплектовать ими начальственные БТРы.

3. Алексей Иванович Сергеев, капитан войск МЧС

Всего два новых немца поселилось в больничном бараке, а теснота как-то сразу ощутимо сдавила бока. Свободно уже не поговоришь. «Осторожно, враг подслушивает!», как писали на советских плакатах сороковых годов двадцатого века. И если раньше вполне мог бы подслушивать тот же Фабиан Шлик, то теперь, с добавлением ещё двух пар ушей, разведывательная суть «Хирургов через заборы» стала навязчиво бросаться в глаза. И даже о сущих мелочах Сергеев предпочитал говорить солдатам в кабинете главврача, оставшемся едва ли не единственной русской территорией больницы. Вот и мало места – ещё бы, когда больница сузилась до размеров одного кабинета. По сути, так.

Захотелось убраться из тесного мирка далеко-далеко. Но пока нет оснований забрать с собой капитана Багрова, придётся оставаться здесь. И не торопиться, не выдавать нетерпения.

– А эта тварь, внизу, ломится в решётку всё сильнее, – заметил Мамедов.

– Так и есть, – хмыкнул Погодин, уж не знаю, на что она рассчитывает, но мне кажется... в последнее время звук стал другим.

– Может, на то и рассчитывает, – Сергеев прислушался, – а чем отличается звук?

– Как будто решётка поддаётся, – вздохнул Погодин.

– Да, поддаётся, – Мамедов сказал уверенней.

– Это не новость, – вздохнул Сергеев. – Решётка немного шаталась уже давно. Там, – он кивнул на нишу за металлическим шкафом, – Шутов дежурит. Как раз и следит, чтобы расшатывалась не чересчур сильно.

– Что же он нас не извещает? – фыркнул Погодин. – Ему что, ещё слабо расшатано? Да если мы отсюда слышим?!

Словно в ответ на критику снизу послышалась автоматная очередь.

Наверное, Шутов пытался охладить пыл чудовища. Как бы только, наоборот, не раздразнил его. И да, удары в решётку сделались чаще и мощнее. Но и очереди злее. Шутов и чудовище друг друга стоили.

– За мной, – скомандовал капитан Сергеев, заходя в нишу за шкафом, откуда открывался подземный ход.

Мамедов и Погодин присоединились. За ними просунули было любопытные лица Егоров и Гаевский, но капитан приказал им вернуться в коридор первого этажа и подежурить перед дверью кабинета. На случай, если кто-то будет ломиться: всё-таки Шутов уже нашумел изрядно.

К месту, где коридор перегородила решётка, подошли быстро.

Сергеев окликнул Шутова ещё издали – на всякий случай. Иди пойми, что выкинет азартный автоматчик, если осознает чьё-то присутствие в подземелье в последний момент. Оглохший от грохота собственных очередей солдат может и не сразу признать капитанский голос.

– Эй, Шутов, что за самодеятельность?! – крикнул Сергеев.

– Тварь почти прорвалась! – не поворачивая головы, прорычал Шутов, зарядил в АКМ новый рожок и продолжил поливать свинцом две загребущие конечности монстра, высунутые из-за решётки на добрых три метра. Когти судорожно скребли каменные плиты.

А бесформенный обрубок между конечностями – там же раньше была голова! Надо же, как сильно Щутов продвинулся – шею твари перерезал очередями, отчего огромная свиномедвежья морда, чудом просунутая между прутьями решётки, теперь бессильно упёрлась в пропаханную зубами борозду между напольными плитами.

Кровь чудовища так и брызгала по полу, стенам и потолку, еле озарённым тусклым факельным светом. Шутов и сам стоял весь красный, под ним – наверное, уже с одежды – натекла отдельная кровавая лужица.

– Мамедов, Погодин, а ну не стоим, помогаем! – оценил ситуацию капитан Сергеев.

– Да я и сам почти справился, – отёр Шутов со лба пот пополам с вязкой кровью монстра.

– Вот и отдохни, дай другим поиграться! – Мамедов точной очередью окончательно перерезал шею чудища. Голова дёрнулась на полу и застыла. Когти передних конечностей перестали скрести по плитам, расслабились.

– Вот что значит вовремя поразить нервные центры, – небрежно бросил ефрейтор Погодин. Он тоже пару раз успел куда-то выстрелить.

– Справились, – констатировал Шутов.

– Вижу, – кивнул Сергеев. Он обошёл вокруг торчащих из решётки частей чудовища. Неправдоподобная образина.

Свиномедведь? Да, что-то наподобие. Пещерный вариант. Причём с бивнями почти слоновьими – правда, их злобная тварюка лишилась первыми, расколотила об решётку. Но зато и решётку-то как погнула!.. Не пусти Шутов автомат в дело, ему бы и самому несдобровать. Наверное, гигант-свиномедведь протискивался сквозь выгнутые прутья, чтобы разобраться с ним лично. Хорошо ещё, задняя часть основательно застряла.

– Что теперь, мой капитан? – спросил Мамедов.

– Надо бы обследовать подземелье за решёткой, – прикинул Сергеев, – а для этого придётся убрать с пути тушу.

– Сделаем! – Арслан вытащил из ножен идеально острый родовой кинжал, который по пустякам, а тем более – для разделки туш – обычно не вынимал. Но сейчас – особый случай. Поверженный зверь истинно чудовищен, и расчленить его способен далеко не всякий клинок.

– Помогайте! – привлёк Сергеев Шутова с Погодиным.

Мамедов кромсал кинжалом свиномедвежью тушу, остальные отволакивали прочь отсечённые куски.

Некоторые из отрезанных частей конвульсивно подёргивались, и Сергеев подумал, что расчленить чудовище – решение правильное во многих отношениях. Но главное...

А что, если бы гадина в один прекрасный момент ожила – когда того менее всего ждали? Обследовали бы подземелье, шли бы спокойно назад – а тут безголовый свиномедведь оклемался, когти веером выставил – и снова на обидчиков!

– О, глядите, мой капитан! – послышался небывало изумлённый голос Мамедова. – Этого медведя кто-то до нас уже пытался свежевать!.. – горец уже в большинстве отсёк лишние части монстра и через искорёженную решётку заглянул на ту сторону прохода, закупоренную задней частью свиномедведя. Там и увидел давние следы от аккуратно спущенной с чудовища шкуры.

Сергеев тоже их разглядел и укрепился во мнении о феноменальной живучести чудища. Когда-то свиномедведя уже побеждали. Даже шкуру сняли – но почему-то только до половины. А дальше... – дальше зверюга проснулась и жила припеваючи в поздемелье аж до сегодняшнего дня. И остальную часть шкуры содрать оказалось некому.

Вот он каков, неубитый медведь. Или – неубиваемый?

– Надо бы сжечь отсечённые части, – нахмурился Погодин, – и задние лапы отделить от туловища поскорее. На них ведь тоже коготки будь здоров!

– Согласен, – проронил Сергеев.

– Займёмся, – ответствовал Шутов.

4. Горан Бегич, этнокартограф

Словно какая-то сила после обеда выгнала на парадный двор перед Председательским домом почти всю мутантскую верхушку Березани – Закусило, Вертизада, высокопоставленных охранников – Дылду, Дерьмодава, Перебейноса, Кишкинаружу, четвероногого Свинтуса, да в довершение полноты представительства – всех троих немцев из «Хирургов через заборы».

И Горан. Да, Горан тоже зачем-то сюда вышел. И остался, чтобы понять, что же затевается.

Ну, вернее, он так себе объяснил причину, почему остался. А мог ли не остаться, да и какова подлинная причина – дело тёмное.

Будто случайно прогуливаясь, к Председательскому дому подошла группка из рядовых уважаемых сельчан. Среди последних Горан узнал Ванидло, Переползло, Кабысдоха с племянником и Хрыча. Каждый из них имел какие-то дела с Каспаром Вирхофом, наверное служили тайными информаторами, вот Горан Бегич их поневоле и запомнил.

А потом подошёл и давешний сторож из больничного барака. Сторож сильно хромал, ноги его не гнулись, на голове красовалась линялая балаклава, но никто на этого субъекта не обратил внимания, даже лица не повернул, пока он проходил через двор.

Вернее, внимание-то хромой сторож как раз привлёк, и даже весьма напряжённое. Но за ним следили в основном боковым зрением. И стояли во дворе, как ни в чём не бывало, только молча.