Текст книги "Тайна Моря"

Автор книги: Брэм Стокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Глава XXIV. Хитрый план

Теперь я всерьез задумался, как поговорить с Марджори, при этом ничего не испортив и не предав доверия Адамса. В ходе размышлений у меня крепло убеждение, что лучше просто быть честным и спросить ее же совета. Соответственно, встретившись с ней в Кроме в полдень, я заговорил об этом, хотя, признаюсь, не без трепета. Когда я сказал, что хочу спросить совета, она вся обратилась в слух.

Нервничая, я начал:

– Марджори, когда человек в затруднении, ему лучше посовещаться с лучшим другом, верно же?

– Разумеется!

– А ты мой лучший друг, верно?

– Надеюсь! Очень хотелось бы так думать.

– Тогда послушай, дорогая, я попал в такой переплет, что не вижу никакого выхода, и прошу тебя о помощи.

Должно быть, она отчасти угадала причину моего «переплета», потому что во время ответа на ее лице мелькнула слабая улыбка.

– Все те же неприятности? Дипломатия Сэма Адамса, да?

– Совершенно верно. Я хочу спросить, как, по-твоему, мне поступить, чтобы причинить как можно меньше боли очень дорогому мне другу и в то же время исполнить важнейший долг. Вдруг ты увидишь выход, какого не вижу я.

– Продолжай, дорогой, я слушаю.

– С нашей прошлой встречи я получил очень тревожные известия из источника, который не вправе называть. Я могу их тебе рассказать, только не спрашивай, откуда мне все это известно. Но сперва кое-что еще. Я уверен, хотя и не наверняка, что твой секрет раскрыт: детективы знают, где ты проживаешь.

Она тут же выпрямилась.

– Что?!

Я быстро продолжил:

– И жаль признаваться, но если он раскрыт, то из-за меня – хотя, разумеется, не по моей воле или умыслу.

Она накрыла мою ладонь своей и успокоила:

– Если в этом участвовал ты, я смогу взглянуть на дело иначе. Можно узнать, как тебя впутали?

– Конечно! Здесь я не связан словом. А причина простейшая и прозрачнейшая. Нас с тобой видели вместе. Потеряв твой след, они не знали, где тебя искать, зато знали меня и следили за мной. Вуаля!

Ответила она только:

– И в самом деле просто! – И через некоторое время спросила: – Тебе известно, как далеко они зашли в своих поисках?

– Нет. Я только знаю, что они ожидали найти твое укрытие еще два дня назад. Полагаю, к этому времени им это удалось.

– Слишком уж Сэм Адамс умен. Того гляди назначат президентом, олдерменом[38]38
  Олдермен (буквально в переводе с англ. «старейшина») – член местного управляющего учреждения во многих округах США.


[Закрыть] или еще кем почище, если не поостережется. Но знаешь ли ты, почему они так из-за меня утруждаются?

– Я могу рассказать, – ответил я, – но только ты не говори никому, чтобы больше никого не подвергать опасности. Тебя планирует похитить преступная банда ради выкупа.

Она подскочила от возбуждения и захлопала в ладоши.

– О, очаровательно! – воскликнула она. – Расскажи все, что знаешь. Вдруг удастся поводить их за нос. Вот будет потеха!

Я никак не мог разделить ее веселья: дело было слишком серьезное. Она заметила выражение моего лица и замолчала. Задумалась на минуту-другую, наморщив лоб, и затем сказала:

– Арчи, ты не преувеличиваешь угрозы?

– Дорогая, в заговоре негодяев всегда кроется угроза. Мы должны их бояться, потому что не знаем, сколько их и на что они способны. Не представляем их метода, где и когда ожидать удара. Все это тайна, покрытая мраком. Атака произойдет только с одной стороны, но мы-то должны защититься со всех.

– Но послушай: это всего лишь угроза.

– Угроза тебе, – угрожай они мне, я бы и сам посмеялся. Но, милая моя, помни: мой страх рожден из любви к тебе. Будь ты мне никем, я бы, пожалуй, пережил это легче. Позволив мужчине любить себя, Марджори, ты взяла на себя новую ответственность. Перед тобой его сердце, поэтому ступай осторожней.

– Я же могу на него не наступать? – развила она метафору. – Если мое чутье и говорит об угрозах, то об угрозе твоему сердцу!

– Ах, милая моя, но оно не стоит на месте. Оно следует за тобой, куда бы ты ни шла; скачет вперед-назад и из стороны в сторону. Как ни берегись, рано или поздно ты на него наступишь, в темноте или средь бела дня.

– Я и не представляла, – сказала она, – что приняла на свои плечи такую ношу, когда сказала, что выйду за тебя.

– Беда не в замужестве, – отвечал я, – а в любви!

– Ясно! – Она ненадолго замолкла. Потом повернулась ко мне и нежно произнесла: – Арчи, как бы мы ни решили поступить, я рада, что ты пришел за советом ко мне и честно признался в своем затруднении. Делай так всегда, любовь моя. Так лучше для тебя и так лучше для меня – знать, что ты мне доверяешь. Сегодня ты подарил мне неописуемое удовольствие.

Потом мы поговорили о другом и наконец условились дождаться следующего дня, прежде чем разработать план действий. Перед моим уходом, расчувствовавшись из-за расставания, она сказала (и я видел, что это давно уже у нее на уме):

– Арчи, мы с тобой будем жить вместе, как муж и жена. Ведь правда? Думаю, нам обоим хочется сблизиться так, как только могут мужчина и женщина – плоть от плоти, кость от кости, душа от души. Не думаешь ли ты, что мы станем еще ближе, если встанем вместе против всех бед? Мы знаем друг друга совсем недолго, но увидели друг в друге достаточно, чтобы держаться вместе до конца жизни. Однако, дорогой мой, покуда это было только желание – теперь должна последовать борьба за это. Будь же един со мной в этой борьбе. Моя борьба, похоже, началась даже раньше, чем я тебя узнала. Когда придет время твоей борьбы – а я вижу, она тебя уже ждет, и имею в виду сокровище, – ты можешь рассчитывать на меня. Возможно, мне так только кажется, но дружба первопроходцев Америки, когда мужчины и женщины сражались плечом к плечу против общего врага, у меня в крови! Так дай мне почувствовать, прежде чем я отдамся без остатка тебе, а ты – мне, что между нами та же дружба; от этого любовь станет вдвое дороже!

Что на это сказать влюбленному? Мне это казалось самой сутью супружеской любви и оттого было вдвое дороже для меня. Мы скрепили клятву поцелуями, и я ушел, чувствуя, что на самом деле оставляю позади жену.

Вернувшись в Круден, в ожидании весточки от Адамса я взялся за загадку сокровищ. В гуще событий последних дней она практически вылетела у меня из головы. Я снова перечитал бумаги, чтобы освежить факты в памяти; проверил шифр, чтобы не растерять навык. Пока я возился с ним, мне вспомнилась нежность Марджори в тот день поездки из Бремора, и, читая, я поймал себя на том, что машинально выстукиваю пальцами на столе символы по шифру Марджори. Дочитав, я сидел задумавшись, и передо мной вставали все новые его вариации в виде последовательной цепочки – когда разум свободно витает в облаках и одна идея тянет за собой другую. Я не был спокоен, потому как теперь жил в ожидании какого-нибудь письма или телеграммы тревожного свойства; переживания стали для моего действующего воображения привычным фактором. Перед глазами плыли самые разные возможности, по большей части – в связи с Марджори. Радовало хотя бы то, что мы придумали общий метод тайной коммуникации; я решил, что, когда отправлюсь в Кром на следующий день, привезу бумаги с собой, чтобы возобновить с Марджори нашу учебу и практиковаться, пока мы не заучим шифр.

Тут мне сообщили, что меня хочет видеть некий джентльмен, и я велел служанке пригласить его. Не думаю, что особенно удивился, увидев перед собой одного из той троицы, которую уже замечал в Крудене. Джентльмен молча вручил мне письмо – как оказалось, от Адамса. Я прочитал его с упавшим сердцем. В нем говорилось, что им удалось подтвердить прибытие в Англию двоих из банды похитителей. Видели, как они высадились в Дувре, но затем их след затерялся между Дувром и Лондоном. Адамс советовал не терять бдительности. Как я понял, он уже сам предпринял некие шаги. Посланец, увидев, что я дочитал письмо, спросил, не будет ли ответа. Я сказал: «Только благодарность» – и он ушел. Лишь потом я сообразил, что мог бы спросить о внешности подозреваемых, чтобы узнать их при встрече. И снова я упал в своих глазах как компетентный сыщик.

Тем временем ничего другого мне не оставалось: из-за последней просьбы Марджори я не мог принять никаких мер без ее ведома. Она явно рвалась в схватку с похитителями и хотела, чтобы я поддержал ее сердцем и душой. Хоть меня и прельщало это единство целей, наша самодостаточность порождала и опасность – бесконечную вереницу опасностей. Осложнения разрастались такими темпами, что невдолге нам нельзя будет ступить и шагу. За Марджори будут следить всеми силами и со всей целеустремленностью американской Секретной службы. Было очевидно, что уже скоро Марджори об этом неминуемо узнает и предпримет побег любой ценой. Если ей удастся вырваться из-под тайного наблюдения, она сыграет на руку врагам, а значит, навлечет новую опасность. Я бился над тем, как лучше угодить ее пожеланиям. Если нам предстояло сражаться вместе и без внешней помощи, нужно сделать все для победы.

Я все думал, и думал, и думал, пока голова не пошла кругом, и тут меня посетила мысль. Да такая простая и согласная с моими собственными пожеланиями, такая замечательная, что я чуть не вскрикнул от удовольствия.

Не теряя ни минуты, я собрал вещи и сел на поезд через Абердин в Лондон.

Я не тратил времени даром. Уже на следующее утро я встретился в Лондоне со своим стряпчим в юридической коллегии «Докторс-Коммонз». Там я получил лицензию архиепископа Кентерберийского на свадьбу Арчибальда Хантера и Марджори Аниты Дрейк в любом месте Англии – в Шотландии такая лицензия не действовала. Я тут же вернулся, по дороге задержавшись в Карлайле, чтобы договориться с местным священником о свадьбе в восемь часов следующего утра.

Глава XXV. Индуктивное умозаключение

Думаю, Марджори заподозрила, что у меня на уме что-то странное, потому что стоило мне утром войти в комнату – и она, уже привычно для меня, приподняла брови и наморщила лоб, как делала всегда, когда раздумывала. Она положила обе руки так, чтобы их не видела миссис Джек, и подняла пальцы в следующей последовательности: левый указательный палец, правый средний, левый мизинец, правый мизинец, левый большой, правый безымянный, правый указательный, левый большой, правый указательный – таким образом сказав «подожди»[39]39
  Wait (англ.).


[Закрыть] в своей вариации двухбуквенного шифра. Я понял намек, и мы принялись болтать о пустяках. Наконец она отвела меня наверх, в длинную обшитую дубом комнату. Здесь мы остались наедине; со своего места на подоконнике, в конце комнаты, противоположном от входа, мы бы издалека завидели посторонних. Так мы были уверены, что нас не подслушивают.

Марджори устроилась поудобнее в гнезде из подушек.

– А теперь, – произнесла она, – рассказывай!

– О чем? – спросил я, шутя с ней.

– О новостях, которые тебе не терпится передать. Погоди! Я сама угадаю. Ты в приподнятом настроении, значит, это не плохие новости; но раз это новости и они не плохие, значит, они хорошие – по крайней мере, с твоей точки зрения. Ты ликуешь, а значит, это касается чего-то личного – для этого ты достаточный эгоист. Уверена, ты бы так не сиял из-за любых финансовых или официальных дел вроде поимки похитителей. А значит, раз это личное и у тебя больше обычного гордый вид… Дай подумаю… А! – Она в замешательстве осеклась, и ее лицо и шею залило румянцем. Я ждал. Меня слегка пугала безошибочная точность, с которой она меня раскусила; зато она быстро и действенно подготовила почву для моего предложения. После паузы она добавила тихим голосом: – Арчи, покажи, что у тебя в кармане жилета.

Настал мой черед слегка покраснеть. Я достал шкатулочку, где лежало золотое кольцо, и протянул ей. Она приняла ее с восхитительной нежностью и раскрыла. Должно быть, она ожидала кольцо с камнем, какое дарят на помолвку, но при виде гладкого золотого, предназначенного для венчания, у нее вырвалось восклицание, и она закрыла шкатулку и зажала ее в руке, покраснев, как закат. Я почувствовал, что время пришло.

– Сказать? – спросил я, заключив ее в объятья.

– Да! Если желаешь, – ответила она тихо. – Но я слишком удивлена, чтобы думать. Что все это значит? Я думала, это… это последует только потом, когда мы назначим время… для… этого!

– Зачем откладывать, дорогая Марджори!

Поскольку она промолчала, хотя и смотрела на меня с томлением, я продолжил:

– Я составил план и думаю, ты его одобришь. Я имею в виду – в целом, даже если тебе не угодят частности. Что скажешь о побеге от слежки и от полиции, и от всех остальных? Ты уже пряталась раньше – так почему бы не спрятаться снова, когда собьешь их со следа? И я спланировал небольшой маневр, чтобы хотя бы попробовать улизнуть от этих господ.

– Хорошо! – сказала она заинтересованно.

– Итак, первым делом, – продолжил я, занервничав, когда подошел непосредственно к самой теме, – ты не думаешь, что стоит предотвратить пересуды о нас?

– Боюсь, я не совсем понимаю!

– Что ж, суди сама, Марджори. Что бы ни случилось, мы встретим это вместе; если мы решимся на побег, вокруг до него будет много внимательных глаз, а после – развязанных языков, расспросы и проверки на каждом шагу. Нам придется уехать вдвоем, нередко бывать наедине или в странных обстоятельствах. С тайной нельзя сражаться в открытую, сама понимаешь; и невозможно обескуражить обученных сыщиков, уже взявших тебя под колпак, попросту дерзко от них скрывшись.

– Это так, но, чтобы это понять, незачем ломать голову.

– Что ж, я предлагаю немедленно пожениться. И тогда уже никто не сможет раздуть скандал, что бы мы ни делали и куда бы ни пошли!

Я бросил жребий и почувствовал, как меня покидает смелость. Я ждал ее ответа. Некоторое время она молчала, потом тихо промолвила:

– Не бойся, Арчи, я лишь обдумываю твое предложение. Я обязана подумать: оно чересчур серьезное и чересчур внезапное, чтобы решать сгоряча. Но я рада, что ты проявил твердость характера и направил обстоятельства в угодное тебе русло. Это хороший знак!

– Ты иронизируешь!

– Только слегка. Или ты не согласен, что у меня есть повод?

Она еще не пришла к решению, чему, конечно, не следовало удивляться. Последние сутки я нескончаемо обдумывал этот вопрос и не упустил никаких контраргументов; тому порукой был мой страх перед отказом. Но теперь, чуть ли не ожидая отрицательного ответа, я небезосновательно ощутил тень тревоги. Но я так упорно стремился к своей цели, что был готов развеять все ее сомнения. Поскольку было очевидно, что она – вполне ожидаемо – сочла, будто я делаю предложение в порыве страсти, я попытался показать сколько мог свое уважение к ее пожеланиям. Во всяком случае, я почему-то всегда считал убедительную речь своей сильной стороной – пожалуй, это чувствовала и она.

– Я думаю не только о себе, дорогая Марджори – или, по крайней мере, стараюсь. Я думаю и о тебе, и, чтобы это доказать, позволь предложить только формальную церемонию. Позже – тогда, и только тогда, когда ты решишь сама, – мы можем устроить настоящую свадьбу, где и как пожелаешь: с цветами, с подружками невесты, со свадебным тортом и всем прочим. Мы можем по-прежнему оставаться друзьями, даже если нас обвенчают в церкви; и преданно обещаю, что, пока ты не будешь готова, я не стану требовать от тебя доказательств любви – не больше, чем сейчас. А значит, я немногого прошу.

Моя дорогая Марджори согласилась сразу же. Возможно, ей и самой понравилась мысль о безотлагательной свадьбе – ведь она любила меня, а надежды всех возлюбленных отмечены печатью одержимости: «Время тащится на костылях, пока любовь не исполнит всех своих обрядов»[40]40
  Уильям Шекспир «Много шума из ничего» (пер. Т. Щепкиной-Куперник).


[Закрыть].

Но так или иначе, а она мне доверилась. Прильнув ко мне и вложив обе ладони в мои, она сказала с кроткой застенчивостью, в которой таилась нежность:

– Пусть будет по-твоему, Арчи! Сердцем я уже твоя, и я готова отправиться в церковь, когда пожелаешь.

– Помни, дорогая, – возразил я, – лишь ради тебя и стараясь следовать твоим желаниям, я предложил оставаться пока только друзьями. Что касается меня, я бы рад пойти к алтарю – по-настоящему – хоть сейчас.

Вновь поднялся ее предостерегающий палец, и она ласково сказала:

– Все это я знаю, дорогой, и не забуду, когда придет время. Но как нам готовиться к… свадьбе? Она пройдет в церкви или в канцелярии? Пожалуй, в наших обстоятельствах это и неважно – если настоящая свадьба ждет потом. Когда ты желаешь ее устроить и где?

– Завтра!

Она слегка вздрогнула, пробормотав:

– Так скоро! Я и не думала, что так скоро.

– Чем скорее – тем лучше, если мы хотим воплотить наши планы, – ответил я. – Все уже готово, видишь?

Я протянул ей лицензию, которую она прочла с радостным блеском в глазах и нежным румянцем.

Когда она дочитала, я сказал:

– Я договорился со священником церкви Святой Хильды в Карлайле – он ждет нас к восьми часам завтрашнего утра.

Сперва она сидела в молчании, затем спросила:

– И как ты предлагаешь мне добраться туда незаметно для сыщиков?

– Это и будет наш экспериментальный побег. Я предлагаю улизнуть в маскировке. Конечно, тебе надо попросить миссис Джек и хотя бы одного слугу притвориться, будто ты все еще дома. Почему бы не сделать вид, что ты не выходишь из комнаты из-за мигрени? Тогда еду бы тебе приносили в постель, а домашняя жизнь продолжалась своим чередом.

– И что за маскировку ты задумал?

– Пожалуй, лучше всего тебе одеться мужчиной.

– О, какая потеха! – воскликнула она, но тут же опечалилась: – Только где взять мужское платье? Времени совсем нет, если нужно быть в Карлайле уже завтрашним утром.

– Об этом не переживай, дорогая. Мужской наряд уже идет к тебе почтой. Скоро он будет здесь. Боюсь, придется рискнуть и одеться без примерки. Впрочем, ткань плотная, поэтому сесть должно хорошо.

– Что за наряд?

– Слуги, лакея. Я подумал, так проще всего избежать подозрений.

– Подойдет! О, как волнующе! – Она вдруг замолчала, а потом сказала: – А как же миссис Джек?

– Она сегодня поедет в Карлайл – в небольшую гостиницу в стороне от дороги. Я снял комнаты поблизости от вокзала. Поначалу я боялся, что ей с нами нельзя, но, хорошенько все обдумав, пришел к выводу, что без нее ты можешь не согласиться. А кроме того, тебе захочется быть рядом с ней сегодня ночью, в незнакомом месте.

– Но как мне еще раз переодеться? Не могу же я выходить замуж лакеем – и не могу войти в незнакомую гостиницу лакеем, а выйти уже девушкой.

– Все продумано. Выехав, ты встретишь меня с велосипедом в лесу по дороге к Эллону. Отправляться тебе придется в половине шестого. Никто не обратит внимания, что у тебя дамский велосипед. Ты приедешь в Уиннифолд, где найдешь платье, куртку и кепку. Это лучшее, что я смог раздобыть. Мы вместе поедем в Абердин, тем самым сократив шансы быть замеченными. Там сядем на восьмичасовой поезд в Карлайл, куда прибудем без четверти два. Миссис Джек уже будет наготове с платьем, которое ты выберешь на завтра.

– О, как же все это смутит и озадачит бедняжку! Повезло, что ты ей нравишься и она тебя одобрила, иначе, боюсь, она никогда бы не согласилась на такое безрассудство. Но погоди-ка! Не покажется ли нашим друзьям снаружи странным, если из замка уедет лакей и так и не вернется?

– Ты вернешься завтра, поздно вечером. Миссис Джек к тому времени уже будет дома – она займет слуг чем-нибудь в другой части замка, и ты войдешь незамеченной. К тому же сыщики наверняка держат дозор посменно – на посту уже будут другие. Так или иначе, если они не сочтут отъезд лакея достаточно важным, чтобы проследить за ним, то не всполошатся и из-за его возвращения.

Все это казалось Марджори разумным; мы еще раз обсудили план и продумали сотню деталей. Их она записала для миссис Джек и в помощь своей памяти, когда придется исполнять план самостоятельно.

Уговорить миссис Джек оказалось посложнее, но оттаяла и она. Почти до самого конца нашей беседы она настаивала, что не видит нужды ни в спешке, ни в таинственности. Убедила ее только Марджори, сказав:

– А вы хотите, чтобы снова поднялась суматоха, как в Чикаго? Вы же одобряете мой брак с Арчи? Что ж, я так устала от предложений и всего с ними связанного, что если не выйду замуж сейчас, то не выйду вовсе. Дорогая моя, я хочу выйти за Арчи; вы же знаете, что мы любим друг друга.

– Ах, это-то я знаю, дорогие мои!

– Ну так помогите нам – и потерпи´те секретность недолго.

– Я готова, дитя мое, – сказала она, утирая слезы в уголках глаз.

На том и порешили.

Глава XXVI. Весь свадебный день

Удача была на нашей стороне. Миссис Джек, взяв только платяной чемодан и пару свертков, в тот же день отправилась поездом из Эллона в Абердин. Перед этим она во всеуслышание посетовала, что ехать приходится одной, поскольку мисс Марджори не может выйти из комнаты. Около пяти часов я ждал в лесу, как и было условлено; приблизительно через полчаса ко мне присоединилась Марджори в ливрее лакея. Ливрею мы сменили на фланелевую куртку из моей сумки и спрятали в лесу. Так мы стали менее заметны. На Уиннифолде мы были чуть позже шести, и Марджори переоделась в приготовленный наряд у меня дома. Долго ее ждать не пришлось, и вот мы уже летели в Абердин. Прибыв незадолго до восьми, мы успели на почтовый поезд и добрались в Карлайл в десять минут второго. В гостинице нас уже поджидала, вся изведясь, миссис Джек.

Рано утром мы были готовы, и в восемь часов вместе отправились в церковь Святой Хильды, где, как мы и договорились, нас ждал священник. Покончив со всеми формальностями, мы с Марджори стали мужем и женой. Как же прелестна она была в простом белом платье! Как нежно и торжественно держалась! Мне это все виделось сном о бесконечном счастье, и я каждое мгновение боялся проснуться и обнаружить вместо сна мрачную действительность, полную боли, или ужаса, или невыразимой заурядности.

Вернувшись в гостиницу к завтраку, мы не стали притворяться, будто это свадебный пир. У нас с Марджори были свои роли, и мы – по крайней мере, я – хотели сыграть их как следует. Марджори старательно учила миссис Джек, как ей полагается себя вести, и, хоть порой она окидывала нас романтичным взглядом, рот держала на замке.

Сделав кое-какие покупки, мы сели на поезд в 12:53 и прибыли в Абердин к 18:20. Миссис Джек осталась ждать семичасовой в Эллон, где ее встречал экипаж. Мы с моей женой поехали на велосипедах к Уиннифолду через Ньюборо и Кирктон, чтобы избежать чужих глаз. Когда Марджори переоделась в нашем доме, мы направились в Кром. В лесу она снова натянула ливрею и оставила велосипед.

Перед расставанием она одарила меня такими поцелуями и объятьями, что во мне все запело.

– Ты хорошо себя вел, – сказала она, – но на сегодня роль мужа окончена!

И вновь она предостерегающе подняла палец – уже столь хорошо мне знакомый жест – и ускользнула. Дальше она в одиночку возвращалась в замок, а я тревожно ждал сигнала свистка, которым она бы позвала на помощь. Затем я поехал домой, чувствуя себя как во сне.

Оставив велосипед в гостинице, после легкого ужина я прошелся по пескам к Уиннифолду, задерживаясь у каждого места, что ассоциировалось с моей женой. Моя жена! Голова шла кругом: мне все еще не верилось, что это правда. Сев на Сэнди-Крейгс, я чуть вновь не вообразил себе фигурку Марджори на той одинокой скале. Казалось, это было очень давно, ведь с тех пор случилось так много всего.

Но с нашей первой встречи прошло всего каких-то несколько дней. События и в самом деле неслись стремглав. У нас не было передышки, не было времени на передышку. И вот я женат. Марджори – моя жена в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас. Обстоятельства нас так сблизили, что мы казались не свежеиспеченной парой, не женихом и невестой, а давними друзьями.

И все же… Марджори находилась в Кроме, обложенная со всех сторон неведомыми опасностями, а я, ее муж, страдал совсем в другом месте, не имея даже возможности полюбоваться ее красотой или услышать ее голос. Да уж, далеко не свадебный день и не медовый месяц. Другие мужья могут остаться с женами, свободно уходить и приходить, когда пожелают, любить друг друга без ограничений. Почему же…

Я резко взял себя в руки. Уже ворчу, уже таю обиду. Я-то – сам и предложивший такое положение Марджори, своей жене. И она была моей – моей против всего мира. К ней моя любовь, перед ней мой долг. Мои сердце и душа в ее руках, и я верил ей во всем. Сегодня и в самом деле не свадебный день в обычном смысле этого слова. И не медовый месяц. Их время еще придет, когда наш восторг не будут сковывать обстоятельства. К тому же у меня достаточно поводов для радости. Марджори уже назвала меня мужем, поцеловала как мужа – нежность ее поцелуя еще ощущалась на моих губах. Если сидение сиднем, сентиментальные размышления и мрачные раздумья приносят что угодно, кроме любви и доверия, то чем раньше я займусь делом, тем лучше!..

Я тут же вскочил и по мысу дошел до дома, где разобрал ящик с инструментами, присланными из Абердина, а затем приступил к раскопкам пещеры.

Для первой попытки я по многочисленным причинам избрал подвал. Во-первых, он уже находился на определенной глубине, поэтому и работы предстояло меньше, во-вторых, так мой труд сохранился бы в тайне. Готовя котлован под дом, рабочие дошли до скалы. В самом конце мыса Уитсеннан находилась низина в форме чаши, где тонкий слой почвы был глубже других мест. Здесь и вырыли подвал, не утруждаясь тем, чтобы взрывать или долбить скалу. Я разбил кайлом и снял немалый кусок бетона посреди подвала и уже в скором времени выгребал землю и песок между полом и скальным основанием. Я работал, пока не расчистил четыре-пять квадратных футов скалы, и тогда принялся за нее. Трудился я не покладая рук. Мне требовалась деятельность, бурная деятельность, чтобы утомить мышцы и удержать мысли от пучин сумрака и тлена.

Я не сразу наловчился в работе с инструментами. Легко воображать, как пленник выбирается из тюрьмы или крепости с помощью одной ложки. Но попробуй так в жизни – даже при самых благоприятных обстоятельствах и с лучшими орудиями придешь к выводу, что фантазировать – не камни колоть. У меня были новейшие американские устройства, в том числе бур, на который можно было опереться и сверлить не сутулясь, и запатентованная бриллиантовая дрель, прогрызавшая скалу с невероятной скоростью, не идущая ни в какое сравнение с неказистыми орудиями старины. Мой участок располагался на гнейсовой половине геологического раздела. Будь он на гранитной – моя скорость была бы совсем другой.

Я потел час за часом, усталость приходила и уходила. В сон не тянуло – во мне загорелось рвение, не дававшее покоя. Когда я останавливался, чтобы расслабить натруженные мускулы, тут же возвращались мысли о том, что ночь могла пройти совсем иначе… И я снова яростно бросался на скалу. Наконец я потерял счет пролетающим часам; о времени напомнило мерцание гаснущего фонаря. Распрямившись, я в досаде увидел, сколь малого добился. Снят слой скалы толщиной в несколько дюймов – и только.

Поднявшись по лестнице из подвала и заперев за собой дверь, я заметил, что в окна сочится серое сияние рассвета. Где-то в деревне закукарекал петух. Когда я ступил за порог, чтобы вернуться в гостиницу, восток оживал от красок грядущего дня. Вот так прошла моя брачная ночь.

Когда я возвращался в Круден через пески, сердце щемило от беспримесной любви к далекой супруге, и первая красная полоса зари над морем осветила на моем лице лишь надежду.

Вернувшись в номер, я обессиленно упал в постель. В тот же миг я заснул и видел сны о своей жене, обо всем, что было, и обо всем, что будет.

Марджори придумала, как устроить, чтобы по меньшей мере всю следующую неделю наезжать с миссис Джек в Круден и обедать в гостинице: моя жена решила учиться плавать. В учителя назначался я, и я горел желанием приступить к делу. Она была способной ученицей, к тому же сильной и изящной, не чуждой физическим упражнениям, и нам обоим пришлось легко. Имевшаяся подготовка только упростила дело. Не прошло и недели, а она уже справлялась так хорошо, что требовалось лишь больше практики, чтобы превратить ее в хорошую пловчиху. Все это время на публике мы общались как знакомые – и не больше; мы со всевозможной тщательностью следили, чтобы никто не заметил ни намека на близость между нами. Оставаясь наедине, что случалось редко и ненадолго, мы, как прежде, были хорошими друзьями, и я ни в коем случае не навязывал ей своих чувств. Поначалу трудно было удержаться, ведь я влюбился в жену без памяти, но я держал себя в руках согласно данному мною слову. Скоро меня осенило, что это самое послушание и есть лучший путь к цели, добиться которой я мечтал. Марджори так ко мне привыкла, что вела себя свободней прежнего, вознаграждая стократно против того, что я ожидал. К тому же я с невыразимой радостью видел, как день ото дня растет ее любовь: прежняя осторожная дружба – «временная»! – сходила на нет.

Всю эту неделю, когда Марджори не было рядом, я трудился в подвале на мысе Уиннифолд. Наловчившись обращаться с инструментами, я добился большего, и отверстие в скале уже приобрело внушительный вид. Однажды, выйдя после дня работы на свежий воздух, я обнаружил, что на камне, привалившись к углу дома, сидит Гормала. Она пристально посмотрела на меня и сказала:

– Копаешь могилу?

Вопрос меня потряс. Я и не знал, что кто-то подозревает, что я чем-то занят в доме, – и даже о частых визитах сюда. Не говоря уже о том, чтобы кто-то догадывался о моих раскопках.

Прежде чем ответить, я на миг задумался.

– Что ты имеешь в виду?

– Ха! Да думаю, ты и сам отменно знаешь. Мне не так легко задурить голову, как кажется. Слишком уж часто я слыхала звон по камню, несмотря на стены. А я-то дивилась, на кой ты возвращаешься в этот жуткий дом, отослав свою голубку. Да, она голубка, хоть и больно жестока к старости. Ну что ж! Судьбы делают свое дело, каким бы оно ни было. А я буду держать дозор, чтоб быть поблизости, когда придет конец!

Спорить с ней было бесполезно, а кроме того, что бы я ни сказал, я бы лишь усилил ее подозрения. А мне только подозрений и не хватало.

На следующее утро Гормала бродила по мысу, и на следующее, и на послеследующее. Днем я никогда ее не видел, но вечером ее, как правило, можно было найти на утесе над Рейви-о-Пиркаппис. Я радовался одному: она, похоже, не догадывалась, над чем я работаю.

Однажды я спросил, чего она дожидается. Она ответила, даже не взглянув на меня:

– Быть борьбе с приливом во тьме да савану, парящему в воздухе! Когда будет следующая смерть, и луна, и прилив, я узрю Тайну Моря!

Услышав это, я весь похолодел. То же она предсказывала Марджори – и теперь ждала, когда ее пророчество сбудется.