Текст книги "Эмбруддок (СИ)"

Автор книги: Брайан Уилсон Олдисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

   Перекрутив плащ, Аоз Рун быстро накинул его в виде петли на шею фагора. Ещё рывок – и фагор упал на землю, а его кайдав, испугавшись, поскакал прочь.

   Но от этого рывка вылетел из седла и сам Аоз Рун. Он растянулся во весь рост на мокрой траве и с трудом поднялся, глядя на упавшего фагора в нерешительности. Тошнотворный запах двурогого ударил ему в нос. Он не знал, сможет ли убить его простым ножом. Второй фагор уже кинулся на помощь товарищу. Серый тоже ускакал. Аоз Рун позвал Курда, но собака, яростно лаяла на второго фагора. Он был верхом и скакал галопом к месту боя. Ситуация из плохой быстро становилась отчаянной.

   Пока первый фагор поднимался, Аоз Рун схватил его копьё и побежал к реке. У него ещё оставался шанс добраться до острова. Но едва добежав до реки, он понял, что бросаться в неё очень опасно: в черной воде плыли трупы утонувших животных, огромные коряги, сучья. А сам он никогда не умел плавать. Это было не нужно ему.

   Аоз Рун замешкался, колеблясь, – и тут фагор настиг его. Он вспомнил свою первую битву с фагором в далекие времена холодов. Тот его противник был ранен. Но этот был уже очень стар. Аоз Рун понял это, когда стащил его с седла. Может, удастся столкнуть его в реку, пока не подоспел второй? Тогда у него будет шанс выжить.

   Но это оказалось не просто. Старое чудовище всё ещё обладало громадной силой. Они схватились, не желая уступать друг другу. Аоз Рун никак не мог воспользоваться копьём. Они отчаянно боролись, причем фагор всё время старался ударить человека рогами.

   В отчаянии Аоз Рун позвал собаку, но та отчаянно лаяла на приближавшихся пеших фагоров. Их было трое, и все они бежали к месту боя.

   Аоз Рун вскрикнул от боли, когда фагор вывернул ему руку. Он выронил копьё, но при этом появился другой шанс. И тогда Аоз Рун нанес сильнейший удар коленом в пах противника. Фагор со стоном пошатнулся и Аоз Рун отступил назад, увлекая его в реку. Они уже стояли по колено в воде.

   Сильное течение несло ствол дерева, который крутился в реке. Огромная ветка вдруг высунулась из воды, как корявая рука чудовища, и зацепила фагора и человека. Они оба упали и скрылись под водой.

   Из воды вынырнула другая ветка, на которой болтались чьи-то желтые внутренности. При новом повороте дерева они снова скрылись под водой. Река с гулом катила свои воды, равнодушная к разыгравшейся на её берегу трагедии.

* * *

   В течение четырех часов Баталикс сражался с Фреиром, стараясь проглотить его. И наконец это почти ему удалось. Тусклый желтый свет лег на землю. Всё замерло, даже насекомые притихли.

   И ещё четыре бесконечных часа Фреир, украденный с дневных небес, медленно возвращался в мир. Только к закату ему удалось окончательно освободиться. Однако никто не мог гарантировать, что люди вновь смогут увидеть его целым и невредимым.

   Затем темные тучи заполнили небо от горизонта до горизонта, и этот тревожный день умер. Каждое человеческое существо в Олдорандо, будь это взрослый или ребенок, пошло спать в этот вечер в состоянии страха и тревоги. Затем поднялся сильный ветер, принесший страшную грозу и возобновивший панику.

   В Олдорандо этой ночью случились три смерти: одно самоубийство и два человека погибли в пожаре. Только хлынувший ливень спас город от ещё больших разрушений. Все решили, что Шэй Тал, уходя, прокляла их город и весь мир. Мрачное предсказание Бри сбылось.

* * *

   Свет из древнего окна Большой Башни высвечивал серую пелену дождя. Он плясал на и потолке комнаты, где без сна лежала на постели совершенно голая от дымной жары Ойра. За окном свирепо завывал ветер, ещё раздувая огонь в жаровне, заменявшей лампу. Стекла окна звенели на ветру.

   Ойра ожидала отца и никак не могла заснуть. Вдобавок, её тревожили комары, которые недавно появились в Олдорандо. Вообще в мире появилось много такого, чего никто раньше не видел. Это пугало её. Она понимала, что судьба всего города приближалась к перелому истории, за которым таилась зловещая неизвестность.

   Пляшущий багровый свет освещал древний деревянный потолок, щели и грязные пятна на нем, похожие на изображение старика. Старика с длинными косматыми волосами, одетого в мантию. Ойра попыталась представить себе его лицо, которое было спрятано за надвинутым капюшоном. Старик двигался в такт мерцанию пламени. Казалось, что он шагает в неизвестность, паря среди небес...

   Устав от дурацкой игры, Ойра отвернулась и задумалась. Она думала о своём отце, о том, куда он с Элином Талом мог так надолго исчезнуть.

   Когда она снова посмотрела на потолок, то увидела, что старик вдруг повернулся и смотрит прямо на неё. Его жестокое лицо было изборождено морщинами. Сейчас он двигался быстрее, в такт с трепетанием огня на ветру. Он шагал к ней через миры. Всё тело его светилось огнем ядовитого цвета, предвещая что-то ужасное. Он нес с собой болезни и смерть.

   Встревоженная Ойра приподнялась и села. Возле её уха жужжал комар. Отогнав его, она почесала свой плоский живот и взглянула на такую же голую, тяжело дышащую Дол, лежавшую на соседней постели.

   – Что с тобой?

   – Начались схватки. Очень больно.

   Ойра соскочила с постели и подбежала к подруге, чье лицо мучительно белело в полутьме.

   – Может, пора послать за матушкой Скантиом?

   Ма Скантиом выполняла обязанности повивальной бабки в городе.

   – Пока не надо. Давай поговорим, – Дол протянула руку и Ойра сжала её. – Ты хорошая подруга, Ойра. Я столько передумала, пока лежала здесь. Ты и Бри... Я знаю, что вы думаете обо мне. Вы обе хорошие, но такие разные – Бри так не уверена в себе, а ты всегда уверена...

   Ойра слабо улыбнулась.

   – В нашем мире иначе нельзя.

   Дол вздохнула и нахмурилась.

   – Я всегда так мало знала. Люди так плохо относятся друг к другу, это ужасно... Надеюсь, что я всегда буду любить своего ребенка. Я не понимала твоего отца, он презирал меня, я это знаю. И теперь он отомстил мне. Его нет со мной в эту ночь...

   Снова стукнула рама. Дол сжалась от боли. Ойра положила руку на её тугой круглый живот.

   – Я уверена, что он не ушел с Шэй Тал, если ты боишься этого. Он ненавидит её всеми фибрами души.

   Дол приподнялась на локте, отвернула лицо в сторону.

   – Мои мысли гораздо мучительнее для меня, чем боль. Я знаю, что совершенно не стою его. И всё же я сказала «да», а она сказала «нет». Я всегда говорила ему «да» – и всё же его нет здесь. Я думаю, что он никогда не любил меня, ему было нужно лишь моё тело...

   Внезапно она разрыдалась и слезы брызнули из её глаз. Ойра заметила их, когда Дол повернулась к ней и спрятала лицо на её обнаженной груди. Снова стукнула рама под завывание ветра.

   – Давай я пошлю рабыню за Скантиом, – вновь предложила Ойра.

   – Пока не надо, не надо, – сказала Дол. Постепенно слезы её высохли и она глубоко вздохнула. – Времени достаточно. Времени достаточно для всего...

   Ойра поднялась, подошла к окну и распахнула ветхую раму. Сырой воздух с силой ударил ей в лицо. Она с благодарностью глубоко вдохнула его.

   С улицы до её ушей донеслись крики встревоженных бурей гусей. Теплый влажный ветер гулял по её нагой коже, заставляя с неожиданной остротой ощутить всё её крепкое, туго налитое жарким желанием тело. Напрасно горящим желанием, увы.

   – Почему я тоже должна оставаться одна?! – вдруг отчаянно крикнула она в темноту ночи.

   Горький запах дыма дохнул ей в лицо. Догорающий дом находился совсем рядом, напоминая о дневном безумии. Когда она отвернулась, Дол уже сидела и вытирала мокрое лицо.

   – Пошли за Скантиом, Ойра. Будущий лорд Эмбруддока спешит появиться на свет. Мой муж уже вряд ли увидит его, с ним случилось несчастье, я чувствую это...

   Ойра поцеловала её в щеку. Обе женщины были бледны, понимая всю важность наступаюшего момента.

   – Он скоро вернется, обещаю. Мужчины – они такие беспечные.

   Она закуталась в плащ и босиком выбежала из комнаты, окликая задремавшую рабыню.

* * *

   Ветер, который ударил в лицо Ойры, проделал далекий путь. И куда менее далекий путь предстоял ему. Он должен был угаснуть среди угрюмых утесов Кузинта. А родился он в бескрайних просторах моря, которое древние мореплаватели назвали Ардент.

   Ветер двигался вдоль экватора, набирая влагу и скорость, пока не наткнулся на Восточный Щит Кампаннлата, Нктрикх, где он разделился на два ветра. Северный воздушный поток прорычал над перешейком Чалсе и истощил себя, ослабив летние холода Ускутошка. Южный ветер пролетел над морем Сцимитар, над высокогорьем Валлгос, над морем Орла, промчался над громадной пустыней, которая некогда была великой страной Борлиен, вздохнул над Олдорандо, заставив стучать раму в дымной комнате Ойры. А затем он продолжил свой беспечный путь, не задерживаясь тут и не услышав первых криков сына Аоза Руна.

   Этот теплый ветер нес с собой птиц, насекомых, семена, споры, микроорганизмы. Он пролетел над Олдорандо за несколько часов и был тут же забыт всеми – и тем не менее, и он сыграл важную роль в том, что должно было здесь произойти.

   Пролетая над восточной окраиной древней страны Олдорандо, он принес спасительное тепло человеку, сидящему на дереве в весьма неудобном положении. Дерево находилось на острове у берега бурного потока, который уже носил название реки Такисса. Человек повредил ногу и теперь мучился от боли.

   Под деревом скорчился сталлун-фагор. Должно быть, он ждал возможности для нападения. Но он был неподвижен, как каменная статуя. Лишь уши его двигались, засекая малейший звук. Его птица сидела на ветвях дерева, в безопасном отдалении от человека.

   И человек и фагор были выброшены на берег острова полу-утонувшими. Человек сразу же нашел для себя место, где мог чувствовать себя в безопасности – ведь он был ранен. И сейчас, когда так кстати подул теплый ветер, он беспомощно сидел на дереве.

   Этот ветер был чересчур теплым для фагора. Он шевельнулся и быстро пошел между камнями, которые занимали большую часть острова, должно быть в поисках укрытия. Его птица какое-то время смотрела на хозяина, склонив голову, затем полетела за ним.

   Человек задумался. Если убить эту птицу, фагор лишится стража, да и еды хватило бы на некоторое время.

   Но сейчас перед Аозом Руном стояла более важная проблема, чем голод. Во-первых, нужно победить врага. Через густую листву он мог видеть из своего убежища берег реки. Там стояли ещё четыре фагора. Их белые птицы либо сидели на плечах хозяев, либо медленно и лениво парили в воздухе над ними. Один из них был верхом. Другой держал поводья кайдава. Они стояли уже несколько часов без движения, глядя на остров.

   Держась в отдалении от них, сидел Курд, его собака. Иногда он жалобно подвывал, иногда заливался злобным лаем. Фагоры не обращали на него внимания.

   Прикусив губу от боли, Аоз Рун смог продвинуться по своей ветке так, чтобы увидеть уходящего врага. Тот шел медленно. Так как остров был мал, то Аоз Рун решил, что фагор сделает круг и вернется обратно. Если бы он был в хорошей форме, то непременно устроил бы двурогому неприятный сюрприз – засаду.

   Он посмотрел на небо. Фреир медленно и упорно продирался сквозь переплетения неторопливо плывущих туч. После вчерашнего сражения он был цел и снова полон сил. Проигравший свою битву Баталикс затерялся где-то в облаках. Аоз Рун очень хотел спать, но не осмеливался – его терзал страх быть убитым во сне. Вероятно, фагор ощущал то же самое.

   Скорее всего, фагор сейчас устраивает западню ему. Аоз Рун едва удержался от искушения спрыгнуть с дерева и разведать обстановку. Но искушение было сильнее его. Он понимал, что судьба подарила ему неожиданный шанс и он наверняка умрет, если не использует его.

   Какое-то время он собирался с силами. Потом с трудом скользнул вниз по дереву – и тяжело упал на землю, парализованный ужасной болью в ноге. Он лежал со стонами, будучи не в силах подняться, ожидая, что в любое мгновение на него может кинуться фагор и убить его.

   Фагоры на другом берегу увидели его падение и теперь кричали что-то своему товарищу – но их голоса заглушались ревом бегущей воды. Курд тоже завывал, добавляя свою долю в этот спасительный шум.

   Наконец Аоз Рун поднялся на ноги. Двигаться было трудно. Его черная шуба намокла и стала очень тяжелой. Но главная проблема – это его левая нога. Она сильно распухла и ужасно болела. Колено не сгибалось совершенно. К счастью, у края воды он нашел сук, опершись на который, он кое-как мог двигаться. Страх, боль, голод бурлили в нем и он чуть не терял сознание. Он чувствовал, что не только ранен, но и болен. Его некогда могучие мышцы тяжело обвисли на нем, словно вериги, – но в его изможденном теле ещё оставалось немного сил. Он осмотрелся вокруг в отчаянии, ожидая нападения фагора. Однако того пока не было видно.

   – Я убью тебя, монстр, чего бы мне это не стоило... – прохрипел Аоз Рун. – Ведь я лорд Эмбруддока!

   Он двигался вперед шаг за шагом, прячась за грудами камней, чтобы фагоры с другого берега не видели его. Над рекой, по которой неслись сучья, стволы деревьев, трупы животных, клубился туман. Сам остров был не более двадцати шагов шириной. Он походил на спину огромного затонувшего чудовища.

   Завывая от боли, как как раненый медведь, Аоз Рун брел вперед, прижимаясь к воде, чтобы оставить как можно большее пространство между собой и местом возможной засады.

   Из густых зарослей на берегу реки внезапно выскочил бийелк и бросился в воду. Вскоре из-под неё показалась его красно-коричневая голова с двумя рогами. Могучее животное, преодолевая мощь реки, описывающей широкую дугу вокруг острова, поплыло на другую её сторону. Однако течение относило его всё дальше и дальше, и вскоре Аоз Рун потерял его из виду.

   Немного погодя, перебираясь через сваленное дерево, он снова увидел белую птицу. Она наблюдала за ним, сидя на крыше древней каменной хижины. Приземистые стены хижины, грубо сложенные из валунов, так заросли лишайником, что строение казалось творением природы, а не разума. Аоз Рун стал осторожно обходить хижину, предположив, что фагор находится внутри.

   Сразу за хижиной остров обрывался. Здесь бурлила вода, но через несколько метров остров начинался снова, словно кит, несущий на спине бесполезный груз камней и плывущий неизвестно куда. Там Аоз Рун смог бы найти безопасное убежище. Ведь фагоры ненавидят воду – и вряд ли его противник сможет перебраться туда.

   Холодная как лед вода стиснула его ноги, как зубы стунжебага. К счастью, разделяющий два острова поток был глубиной всего лишь по колено. Аоз Рун с трудом выбрался на другой берег и тут же упал на землю. Отдышавшись, он повернулся, чтобы снова посмотреть на хижину. Фагор наверняка укрылся там, такой же больной и измученный, как и он сам.

   В голове Аоза Руна созрел замечательный план. Превозмогая боль, он потащился по острову, осматривая его берег. Наконец он подобрал две толстых палки. Затем, опираясь на них, словно паралитик, он переправился назад, на первый остров. При этом он не спускал глаз с крепкой двери хижины. Если она сейчас откроется – он немедленно умрет.

   Когда он подошел к хижине, птица фагора громко закричала и спикировала на него, стараясь ударить клювом в глаз. Аоз Рун отбил птицу удачным взмахом палки. Ему удалось сломать ей крыло и птица, отлетев в сторону, рухнула на землю, корчась на траве. Крики её стали ужасными, перья окрасились кровью. Упав на спину, она бессмысленно била уцелевшим крылом, уже не в силах перевернуться и взлететь.

   Аоз Рун подошел к хижине и быстро запер дверь хижины, подперев её палками. Дверь сразу же начала сотрясаться от ударов изнутри. Предупрежденный птицей фагор старался вырваться наружу. Но палки держали надежно. Аоз Рун ухмыльнулся. Его план сработал. Если ему повезет – фагор умрет в этой каменной тюрьме страшной смертью от голода и жажды.

   Он хотел пойти обратно, – но тут взгляд его упал на птицу. Она всё-таки перевернулась и поползла в сторону, беспомощно волоча за собой перебитое его палкой крыло. Кровь лилась из раны с торчавшей белой костью. Ухмыльнувшись, Аоз Рун высоко поднял над головой свой импровизированный костыль и с силой опустил его на голову несчастной птицы. Та мгновенно испустила дух.

   Взяв её подмышку, Аоз Рун снова переправился через поток. Там он лег на землю и попытался с помощью растираний вернуть жизнь своей ноге. Боль изнурила его. Фагор всё ещё рвался из хижины, с такой силой, что дверь прыгала на позеленевших бронзовых петлях. Аоз Рун понял, что рано или поздно палки не выдержит – но пока фагор был выключен из игры и лорд Эмбруддока был вполне доволен собой. Его отчаянный план всё же сработал.

   Волоча за собой птицу, Аоз Рун забрался в щель между двумя упавшими деревьями, чтобы укрыться от сырого ветра. Слабость накатывала на него волнами. Он уснул, спрятав лицо в ещё теплые перья птицы.

* * *

   Холод и онемение всего тела разбудили его, вырвали из тяжелого сна. Фреир висел в нижней части западного неба, утопая в золотистом тумане. Повернувшись в своем укрытии, Аоз Рун смог увидеть берег реки. Фагоры всё ещё стояли там. За ними, на склоне холма, лежал мертвый Элин Тал, его уже терзали жадные стервятники. Над холмом висел тусклый Баталикс. Курда нигде не было. Собака либо убежала, либо её убили фагоры.

   Нога болела уже меньше. Аоз Рун выбрался из своей щели, встал. На другом берегу потока, всего в нескольких метрах от него, стоял фагор. За ним была хижина, дверь которой была всё ещё заперта. Он выбрался из плена, раздвинув каменные плиты на крыше. Аоз Рун поразился его чудовищной силе.

   Фыркнув, фагор повернул голову сначала в одну сторону, затем в другую. Кончики его рогов сверкнули на солнце, когда он сделал это загадочное движение. Вид у него был довольно жалкий, шерсть слиплась от недавнего пребывания в реке.

   Как только Аоз Рун поднялся во весь рост, он стал представлять собой хорошую мишень. Фагор метнул грубое копьё. Аоз Рун был слишком удивлен, слишком скован, чтобы увернуться, но самодельное копьё пролетело мимо, совсем рядом. Видимо, у фагора была повреждена рука, иначе бы он не промахнулся.

   Аоз Рун сжал кулаки, понимая, что лишь чудом сейчас избежал смерти. К тому же, скоро стемнеет. Озноб подсказывал ему, что необходимо разжечь костер, иначе дело обернется плохо.

   Он занялся сбором топлива, благодаря Вутру, что почувствовал себя лучше, сильнее, – но, тем не менее, он ещё сильнее ощущал, что чем-то болен. Сильно болел живот. Может быть, это просто голод, сказал он себе. Но пища была рядом, нужно только разжечь костер.

   Собрав сухие сучья, он нашел укромное место среди камней, начал быстро вращать сухую палочку между ладонями. Дерево обуглилось.

   Он насыпал на него трут из мешочка и удвоил усилия. Чудо свершилось, появились язычки пламени. Морщины на грубом лице Аоза Руна разгладились, когда он смотрел на разгорающийся огонек. Фагор стоял неподвижно и смотрел, ждал.

   – Сын Фреира, ты сотворил тепло! – вдруг крикнул он по-олонецки. Аоз Рун видел сейчас только силуэт своего противника на фоне золота западного неба.

   – Да, я сотворил тепло и теперь намереваюсь поджарить и съесть твою птицу! – крикнул он.

   – Дай и мне немного!

   Аоз Рун посмотрел на него. Боль и усталость прогнали из его мыслей ненависть.

   – Через день или два наводнение кончится. Тогда мы оба сможем пойти по домам. А пока ты останешься там, где ты есть.

   Фагор говорил с сильным акцентом и Аоз Рун ничего не понял из его следующих слов. Он присел возле костра и изредка поглядывал туда, где темный силуэт его противника постепенно размывался во тьме опускавшегося вечера.

   – Ты, Сын Фреира, болен и умрешь этой же ночью, – вдруг сказал фагор.

   Аоз Рун гневно вскинул голову.

   – Болен? Да, я болен, но я всё ещё лорд Эмбруддока!

   Он позвал Курда, но ответа не было. В наступившей темноте уже нельзя было разглядеть группу фагоров на том берегу. Весь мир погружался в ночь, все предметы превращались в свои тени. Ему вдруг показалось, что фагор пригнулся, готовясь перепрыгнуть через водную преграду, разделявшую их. Он погрозил кулаком:

   – Ты живи в своём мире, я буду жить в своём!

   Даже такая короткая фраза необъяснимо изнурила его. Он поднес руки к глазам и застонал от накатившей вдруг слабости. Да, он точно чем-то болен. Скорее всего, простыл в холодной воде, подумал он.

   Фагор долго не отвечал, как бы собираясь с мыслями. Наконец он произнес:

   – Мы живем в одном и том же мире, и поэтому мы должны сражаться.

   Эти слова достигли ушей Аоза Руна, но он не смог понять их смысл. Он помнил только, что кричал Шэй Тал о том, что выжить они смогут только в том случае, если будут едины. Он поискал её глазами и не нашел. Это типично для неё: отсутствовать в тот момент, когда она больше всего нужна ему...

   Повернувшись к костру, он подбросил в него сучьев и занялся кровавым делом – начал разделывать птицу. Руки плохо слушались его и дело продвигалось медленно. Наконец, он отрезал одну ногу и насадил её на острый сук. Затем протянул сук к огню – и тут же почувствовал, как огонь, сжигающий его желудок, отозвался жгучей болью в костях. Весь его скелет, казалось, был охвачен огнем. Страшная боль пронизывала всё его тело. От одной мысли о еде его начало тошнить.

   Он вскочил на ноги, побежал к реке, бросился в неё и начал бегать по мелководью, разбрасывая брызги, но холодная вода только усилила его муки. Он кричал от боли во всем теле, уже не чувствуя боли в ноге. Ему казалось, что река застыла, а остров превратился в лодку, плывущую по водной глади, и он не мог управлять ею. Лодка плыла, погружаясь в огромную пещеру тьмы. Наконец, жерло пещеры сомкнулось, поглотив его.

* * *

   – У тебя костная лихорадка, – сказал фагор. Его звали Ямм-Вхрмар. Он не был воином. Он был вождем небольшого племени мирных лесных жителей. Они мигрировали на восток в поисках более холодных мест, повинуясь своим воздушным октавам. На пути они встретили соплеменников, которые сообщили им, что с востока надвигается великая армия, которая уничтожает всё и всех на своём пути. Встревоженные лесные жители повернули обратно, на запад, – но искаженные затмением воздушные октавы привели их в эту долину, где их застигла непогода. Они были вынуждены укрыться от дождя. Страх и смятение овладели ими. Когда перед ними появились два сына Фреира, они просто подчинились древнему долгу – и в результате этого старый Ямм-Вхрмар оказался в столь затруднительном положении.

   Он стоял неподвижно у края воды, ожидая смерти своего вечного врага Фреира. Его исчезновение во тьме принесло Ямм-Вхрмару облегчение. Он замерз и стал массировать раненую руку. С благодарностью он встречал ночь.

   В отдалении лежал в камнях его враг. Теперь от него можно не ждать неприятностей. Всё-таки ему было жаль этих нелепых сынов Фреира. Все они обязательно заболевали, касаясь фагоров. Но это была справедливость, высшая справедливость...

   Ямм-Вхрмар ждал, сидя неподвижно, физически ощущая текущее сквозь него время.

   – Ты болен и умрешь! – снова крикнул он.

   Однако он и сам был болен. Он поднялся, почесал голову здоровой рукой, осмотрелся. Наступила полная темнота. Где-то под его ногами Баталикс, верный солдат Баталикс, отец расы фагоров, снова пробивался в мир. Ямм-Вхрмар пошел в хижину без крыши и лег, закрыв глаза. Он спал без снов и движения.

   На восточном краю неба появились розоватые проблески, предвещающие восход Фреира. Он взойдет ещё много раз до того, как спадет вода. Ведь это наводнение было вызвано стремительным таянием гигантских ледников Нктрикха. Пройдет много времени, пока река вернется в своё естественное русло. А ещё через века, когда Фреир достигнет вершины своего величия, воды реки испарятся и этот район планеты превратится в гигантские пустыни – Пустыни Мадура... Но это будет ещё не скоро.

   Сейчас, когда человек и фагор спали, они ещё не понимали, что пройдет ещё очень много времени, пока спадет вода. Это было временное явление – но оно будет длиться почти две сотни лет Баталикса.

* * *

   Люди издавна боялись укуса фагора, – но в эту эпоху укус вши фагора был ещё более ужасным.

   Обычно укус вши не доставляет беспокойства фагору, да и человеку. При укусе она впрыскивает в кровь сильное обезболивающее вещество и высасывает кровь совершенно безболезненно и незаметно, так как она необходима ей для продления рода. При этом насекомое крепко впивается в кожу, комфортабельно устраиваясь на ничего не подозревающей жертве.

   У вши сложные половые органы и совершенно отсутствует голова. В её крошечном теле нашел надежное убежище вирус гелико. Отсюда, дождавшись благоприятных условий, он начал своё триумфальное шествие по планете. Такие условия для вируса возникали только дважды в Большой Год Геликонии. Целая цепь событий должна была решить судьбу здешнего человечества: климат, социальные реформы и гелико-вирус.

   Вместе с ядовитой слюной вирус устремляется из тела вши в кровь человека, которого кусает вошь. Следуя своим октавам, вирус находит путь в человеческий мозг, в гипоталамус. Там он вызывает мучительное жжение во всём теле и нередко смерть.

   В гипоталамусе, этом центре ярости и похоти, вирус воспроизводит себя в бесчисленных копиях, которые бурей обрушиваются на человечество.

   Жуткие мучения, которые испытывают жертвы, в большинстве своем остаются неописанными, так как и жертвы и свидетели чаще всего погибают.

* * *

   Все эти факты были установлены в результате терпеливого наблюдения и тщательной дедукции. Ученые Авернуса были хорошими наблюдателями, имеющими прекрасную аппаратуру. Чтобы получить исчерпывающие данные, им даже не было нужно спускаться на поверхность планеты.

   Однако их пожизненное заключение на станции давило на них не только чисто психологически. Они понимали, что не имеют возможности непосредственно проверить свои гипотезы. Вирус убил бы и их.

   Их понимание причин распространения так называемой костной лихорадки с некоторых пор стало предметом горячих споров. Новые знания и наблюдения породили новые гипотезы. Исследования показали, что во времена затмений и нашествия вируса происходит изменение состава пищи людей. Ратель вышел из моды. Брассимпсы, богатые витаминами и многие столетия спасавшие людей от смерти, тоже исчезли из их рациона. Не послужило ли такое изменение диеты причиной ослабления сопротивляемости людей вирусу? Дебаты разгорались всё жарче и наиболее горячие головы уже высказывались за то, чтобы совершить незаконную экспедицию на планету, несмотря на опасность.

* * *

   Не все заболевшие костной лихорадкой погибали. Выживала примерно одна треть. Остальных убивали сами соплеменники, соседи, оставляя трупы стервятникам, целые тучи которых теперь парили над селениями, ожидая следующей жертвы. Многие люди, боясь смерти, покидали селения, – но лихорадка настигала их в дороге. Из умерших в пути только немногие получали свою могилу.

   Выжившие от болезни теряли треть своего веса и даже впоследствии не восстанавливали его, так как изменялась генетическая структура их клеток. Эта структура передавалась следующим поколениям. Такое сложение сохранялось до последнего лета Великого Года. А затем приходила ещё более страшная Жирная Смерть.

   Как бы в качестве компенсации за эти экстремальные сезонные диморфические изменения, оба пола на Геликонии были примерно одинаковы по росту и весу. Их вес составлял приблизительно 12 стоунов в старых земных мерах веса. Выжившие от костной лихорадки снижали свой вес до 8 стоунов. Она приспосабливала их скелет к новому весу – и так было до тех пор, пока жуткая Жирная Смерть не приносила драматические обратные изменения.

   Аоз Рун был одним из первых, кто пережил новый цикл этой трагедии. После него многие миллионы были обречены на страдания и смерть. Некоторые племена, жившие в отдаленных уголках планеты, не испытали этого удара, – но их потомкам было суждено жить в изменившемся мире, и у них не было шансов продолжить свой род. Две страшные болезни, порождаемые вирусом, на самом деле были одной болезнью, – и эта болезнь, эта царица смерти, была одновременно и спасителем. Она несла на своем окровавленном мече средство для выживания человечества в необычных условиях жизни на планете.

   Дважды за Великий Год людям приходилось пролезать в игольное ушко, куда загоняла их вошь фагоров. Это была цена их выживания, их дальнейшего развития. Из смерти, из явной дисгармонии, из предсмертных хрипов и воплей рождалась чистая нота уверенности в том, что всё происходит так, как надо, что всё происходящее – к лучшему. Но только те, кто смог сохранить веру в будущее, слышали эту ноту и верили ей.

* * *

   Когда замер скрип костей, погрузившись в мягкую глубину странной музыки, жгучие пустыни боли оросились блаженной влагой. Это было первое, что ощутил Аоз Рун. Всё, что предстало его глазам, когда к нему вернулась способность видеть, – это скопление странных округлых предметов с размытыми очертаниями и неопределенными цветами. Для него они не имели смысла, да он и не искал его. Он просто лежал там же, где упал, с открытым ртом, неестественно прогнувшейся спиной, закатившимися глазами. Он ждал, пока сможет сфокусировать свой взгляд.

   Живительная влага ливня помогла ему обрести сознание. Хотя он ещё не мог управлять своим телом, он ощутил, что руки ему уже повинуются. Редкие мысли посещали его. Он видел бегущих оленей, себя, бегущего за ними, смеющихся женщин, Фреир, сияющий сквозь кроны высоких деревьев. Мышцы его сжимало судорогами, как у старого пса, лежащего возле камина и видящего сны.

   Округлые предметы постепенно превратились в валуны. Он лежал между ними, как будто сам стал частью неорганического мира. Он лежал с руками, закинутыми за голову.

   Превозмогая боль, он двинул всеми конечностями. Вскоре он смог сесть, упершись руками в колени, и посмотрел на реку. Странное удовольствие ощутил он, слушая звуки жизни. Он пополз на животе к берегу реки. Со странным удовлетворением он смотрел на безмятежно несущуюся воду. Пришла ночь. Он заснул, уткнувшись лицом в руки.

   Пришло утро. Свет двух солнц согрел его. Он встал, держась за жиденький ствол ближайшего дерева. Затем он повернул голову, удивляясь тому, что смог совершить это несложное движение. В нескольких ярдах от него, отделенный узким потоком, стоял фагор и смотрел на него.

   – Значит, ты всё ещё жив, – сказал он.