Текст книги "Тайга шумит"

Автор книги: Борис Ярочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

15

Трактор с прицепом остановился у штабелей дров, бросавших на волок длинные тени. Выглянув из кабины, Русакова посмотрела на солнце. Оно было еще высоко.

«Успею!» – подумала она и, став на гусеницу, спрыгнула на землю.

Рабочие лесосклада приступили к разгрузке, взялась за полено и Татьяна, и тут надтреснутым дискантом пропел гудок шпалорезки.

– Ну, шабаш, бросай работу, – сказал партнеру усатый рабочий, – завтра докончим!

– Как же это завтра? – заволновалась девушка. – Или вы не знаете, что с завтрашнего дня мы переходим на сквозной метод?

– Все уши прожужжали, – спокойно возразил рабочий. – Ну, и с богом, а нам-то какое дело? Гудок был, значит, кончай работу. Закон! Так-то, милая!

– Эх-х, – с горечью вздохнула девушка и посмотрела в сторону шпалорезки, куда собирались рабочие.

Там: машины уже разворачивались в сторону поселка, люди залезали в кузовы.

– Русаковой наше почтеньице, – вывел ее из задумчивости чей-то голос. – Кого ждешь, Таня, почему не глушишь мотор?

– Ступай своей дорогой, – отмахнулась Татьяна и взялась за полено.

Не глядя на проходящих мимо рабочих, она стала укладывать дрова в штабель и, чтобы ни о чем не думать, считала. Так, казалось, работа шла быстрее.

– А ну, товарищи, поможем Татьяне, – услышала она знакомый голос и, оглянувшись, увидела технорука Седобородова, остановившего группу рабочих лесосклада.

– Помочь, можно, – отозвались те и, побросав на штабель телогрейки и куртки-спецовки, принялись за работу.

Таня с благодарностью взглянула на технорука.

– Молодец, дочка, – подойдя, сказал он, – правильно, говорю, делаешь, что не оставляешь назавтра. Однако, зря своих рабочих отпустила.

– Гудок же был, Сергей Тихонович, – тихо ответила девушка, виновато глядя на высокого, горбоносого старика, с прокопченными табаком пышной бородой и усами. – Шабаш, говорят.

– Шабаш шабашом, а закончить надо… Ну, поезжай! – кивнул он на трактор.

Таня влезла в кабину трактора и взялась за рычаги. Сильней заурчал мотор, машина дрогнула и рванулась с места.

«Ну, вот, теперь я успею!» – радостно засмеялась девушка и подумала о Николае. Улыбнулась, радуясь, что теперь они будут вместе, в одном звене!..

Чем ближе подъезжала она к делянке Верхутина, тем звонче стучало сердце.

В центре пасеки у тракторного волока собрались лесорубы. Увидев Русакову, Константин Веселов многозначительно подмигнул товарищам и, приняв театральную позу, пропел:

 
Едет, едет, едет Таня,
Едет, к милому спешит…
 

Девушка нахмурилась, но на лице Константина было такое невинное выражение, что она невольно тут же улыбнулась, простив ему шутку.

Верхутин поднялся, уступив ей место на лесине, и, глядя на лесорубов, заговорил. Слушали его с некоторым недоверием.

«Что ж, – было написано на лицах лесорубов, – посмотрим, что выйдет».

– Вы спрашиваете, какая, мол, будет польза от сквозного метода? – говорил Верхутин. – Давайте вместе рассудим. Вот ты, Николай, – обратился он к Уральцеву, – сколько зарабатываешь?

– Всяко случается, – нехотя ответил Уральцев. – Меньше тысячи не бывало, чаще полторы-две, а то и больше.

– А ты, Костя? – спросил Григорий Веселова.

– Я, как люди, что напилил, то и будет. Серединка – тысячу.

– А ты? – повернулся звеньевой к лесорубу, работавшему обычно с кем-либо в паре.

– Да как сказать-то?.. Пятьсот-семьсот…

– А вы? – спросил он других.

– Считай, что не больше.

– И вам хватает?

– На вот те, хватает! Да откуда хватит-то, ежели у меня дома жена с тремя ребятишками? Рад бы больше заработать, да, видать, кишка тонка. Больно много времени попусту расходуешь.

– А почему?

– Очень даже просто! – сердился лесоруб. – Вальщик свалит да раскряжует, подсчитал на глазок – норма аль две есть, ему и хватит. А мне-то норма от сучков идет. Может, сам бы свалил себе, да электропила одна. Перегрелся мотор – жди, пока остынет, а топором лесину не свалишь. Вот и заработай!

– Значит, плохой был метод?

– Выходит…

– А как думаешь, лучше ли будет при новом?

– Должно бы…

– Вот именно. – А станем работать дружно и слаженно, больше шестидесяти кубометров заготовим и вывезем, и заработок прибавится, – говорил Верхутин.

– На словах-то густо, а на деле-то как выйдет, – бабушка надвое сказала, – пробурчал Николай.

– Да не хуже, – сердито заметил его бывший напарник. – От шестидесяти кубометров больше сучков будет, чем от твоих двадцати. Значит, больше и заработаешь, да прибавь еще погрузку леса на прицеп. Так, Гриша? – спросил он Верхутина и, ухмыльнувшись, кивнул на Уральцева. – Не по сердцу, видать, Кольке новый метод.

Уральцев сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей, и стал свертывать цигарку. Татьяна внимательно посмотрела на него. Николай был хмур, в широко посаженных глазах его застыла тревога.

«Что с ним, – заволновалась девушка, – не заболел ли?»

Их взгляды встретились. Николай насупился еще больше и отвернулся, прочтя в глазах девушки немой вопрос.

Глянув на часы, Верхутин хотел сказать, что пора идти к шпалорезке – их ждут автомашины, но Таня, вспомнив, дернула его за рукав.

– Гриша, а предложение можно дать? Только я говорить ничего не буду.

Она подняла с земли ваги и раздала их Верхутину, Уральцеву и Веселову, затем позвала товарищей к разделанной сосне:

– Давайте-ка, подкатим к прицепу и погрузим. А у кого есть часы, заметьте время. Ну, раз-два… взяли!

Лесорубы с интересом ждали развязки. Они видели, с каким усилием и напряжением четверо их товарищей перекатывали шестиметровое бревно через пни, как покраснели от натуги их лица. Кто-то принес и приставил к прицепу слеги-покаты, и через несколько минут взмокшая четверка, наконец, вкатила бревно на прицеп.

– Легко? – запыхавшись, поинтересовалась Татьяна.

– Как обычно! – насмешливо отозвался Веселов. – Дружно вкатили – силы сократили. Гуртом легче.

– А теперь вот что сделаем, – сказала девушка. – Гриша, возьми электропилу и свали парочку сосен под прямым углом к тракторному волоку. Обрубите их и разделайте. А потом свалите несколько штук на разделанные, чтобы они упали параллельно дороге. И тоже разделайте.

Ее просьба вскоре была выполнена, и Таня подвела трактор, остановив прицеп у бревен; приставила к нему покаты.

– Ну, берите ваги, давайте теперь подкатывать!

И они быстро катили бревно за бревном по двум-соснам к прицепу.

– Сколько времени мы катили первое бревно? – спросила Таня, когда бревна были погружены на прицеп.

– Пять с половиной минут! – ответил кто-то из толпы.

– А остальные шесть штук?

– Тринадцать минут.

– Вот, товарищи, и все мое предложение. Поняли?

– Ты смотри, ве-ерно! – обрадовался Верхутин. – Мы так раза в два-три быстрей грузить будем.

– Правильно, Таня! И сучкорубам легче!

– Молодчина!

– Тише, товарищи! – Григорий вскочил на прицеп. – По-моему, предложение Тани очень хорошее, и нам надо обязательно его приспособить в своем звене. Как вы думаете?

– Испытал на себе? – пошутил кто-то, и все рассмеялись.

– Испытал, – засмеялся и Верхутин.

– Тоже мне, выдумщица, – уязвленный, Николай зло посмотрел на улыбающуюся девушку и зашагал к шпалорезке, чтобы поскорее уехать в поселок.

«Это она, чтобы передо мной пофорсить. А мне ни жарко ни холодно».

Таня с горечью глядела вслед удаляющемуся Уральцеву. Что с ним?

Верхутин видел волнение девушки. Когда все лесорубы направились к шпалорезке, он подошел к ней.

– Не обращай внимания, Таня, – кивнул Григорий в сторону ушедшего Николая.

– А я и не думаю, – вспыхнув, поспешно отозвалась Таня и, оставив прицеп на пасеке, поехала к тракторному парку.

16

В поселок она попала с последней автомашиной.

Придя домой, сразу же сняла комбинезон и, налив в умывальник воды, долго и сосредоточенно терла намыленной вехоткои руки, потом вымыла лицо, шею, уши, насухо вытерлась стареньким полотенцем. Прислушалась. В комнате Уральцева было тихо.

«Дома нет, что ли? – подумала она и шумно вздохнула. – Не пойму, что с ним. От меня отворачивается, и домой уехал, не дождавшись…»

Она вновь перебрала в памяти все, что произошло за день, вспомнила утреннюю встречу.

– Коля, ты знаешь, что завтра мы уже новым методом работать будем? – крикнула она Уральцеву, когда навальщики грузили ее прицеп.

– А-аа, – неопределенно отозвался Николай и усмехнулся. – Цыплят по осени считают!

Таня непонимающе посмотрела на него, хотела переспросить, но Николай включил электропилу, и в воздухе повисло монотонное жужжание. Пила коснулась хлыста, из-под стремительно бегущей цепи брызнула струя молочно-желтых опилок, жужжание стало прерывистым, то подымаясь до высокой ноты, то возвращаясь к первоначальной.

– Готово, Таня, поезжай! – крикнула ей одна из навальщиц, и девушка, не придав значения сказанному Николаем, влезла в кабину и тронула трактор…

Хотелось есть. Таня рассеянно стала чистить картофель, мягкий и сморщенный, с обрезанными ростками – остаток от посадки.

В коридоре послышались твердые, неторопливые шаги. Они приблизились, на секунду замерли у дверей. Раздался стук, и сразу же распахнулась дверь. Сказав: «Можно?» – Николай вошел в комнату.

– Коля, ты ужинал? Садись со мной.

– Спасибо, Танюша, – отказался он, свертывая цигарку, – только что из столовой.

– А ты картошки поешь, там ведь жареной не бывает.

– Жареной можно. Только немного, – согласился Николай, присаживаясь к столу.

– А я много и не дам, – пошутила девушка.

Николай ел молча. Отодвинув пустую тарелку, он начал скручивать цигарки. Выкурил две и принялся за третью. Татьяна закашлялась, открыла окна.

– Чего дымишь? – шутливо проворчала она, отбирая у Николая цигарку и ласково прибавила: – Вредно же для здоровья, Коля!

– Обидно…

– Ты о чем?

– О новом методе, черт бы его побрал!

Таня пожала плечами.

Николай с упреком посмотрел в ее большие темно-серые глаза, хотел чему-то улыбнуться, но улыбки не получилось. Скуластое лицо его, загорелое и обветренное, сморщилось, тонкие, как у девушки, губы скривились, из груди вырвался вздох.

– Скажи, Таня, разве я плохо работаю?

– А кто об этом говорит?.. Многим у тебя поучиться можно…

– Вот-вот! – обрадованно подхватил он. – А что им от меня надо?.. Новый метод! Ну, и работайте им, а меня не трогайте. Я и один не меньше сделаю…

– Постой, постой, Коля, тебе идти в звено не хочется? – темно-серые глаза девушки расширились, она начала понимать Николая.

– Да, не хочу! – зло отрезал он. Посмотрел на изумленную Татьяну, на мгновение прикусил губу и, смягчившись, пояснил: – Одному мне легче работать. Сколько захотел, столько и сделал, никто тебя не подгоняет. А главное – все твое!

– А я, Коля, думала, что ты работаешь за совесть, а не за деньги, – медленно и разочарованно проговорила она, отворачиваясь к окну.

– Что-о?.. Или у меня совести нет? Эх, Таня, Таня, не понимаешь ты меня. А деньги мне тоже нужны. А тебе разве не хочется одеться?

– Мне, как и каждому, хочется одеться, обуться и поесть… Но ты ошибаешься. Я думаю не только о заработке…

Она задумалась, глядя в окно.

– Я так понимаю: трудно, не хватает обуви, одежды, питания. Ты работаешь, и чем труднее достается кусок хлеба, тем он дороже…

– А все-таки деньги – все! – не сдавался Николай. – Ты вот сегодня предложение внесла, чтобы быстрее нагрузить прицеп и сделать больше рейсов, а значит, и больше заработать. Не так разве?

Девушка покачала головой.

– Я не только о себе думала. От этого всем польза. Лесорубы больше заработают, леспромхоз перевыполнит план… А вот ты о своей рубашке… И неужели тебе не хочется работать со мной в одном звене?

– Видишь, Таня… – замялся Николай, – когда реже встречаешься – желаннее…

– Я надоела тебе?.. – с обидой вымолвила Таня, в глазах ее блеснули слезы.

Николай спохватился. Взяв девушку за руки, он хотел было притянуть ее к себе, но Татьяна вырвалась и, всхлипывая, отошла к окну.

– И ты еще говоришь, что любишь? – говорила она. – Людям в радость, когда вместе работают, а ты…

– Таня, Танюша, – Николай подошел к ней, обнял узенькие вздрагивающие плечи. – Прости меня… Ну, сорвалось как-то… не обдумал… Конечно, я буду работать с тобой в звене…

Таня повернула голову, взглянула на Николая. Он смотрел куда-то в темноту распахнутого окна.

«О чем он думает? Наверно, переживает, что меня обидел – он ведь хороший. Он поймет меня, и все будет по-прежнему».

И девушка ласково коснулась щекой его лица.

17

Задребезжал телефонный звонок. Заневский снял трубку.

– Доброго здоровья, Михаил Александрович! – услышал он голос секретаря райкома и насторожился. – Говорят, вы переворот у себя устраиваете, а? – продолжал Нижельский.

– Какой? – не понял Заневский. – Кто вам сказал?

– Слухом земля полнится. А мне, честное слово, обидно, что новости приходится слышать от других. Ну, что бы стоило поделиться, телефон-то под руками. Или вы вообще недолюбливаете телефонную связь?

– А-аа, – протянул Заневский, поняв намек. «Уже успели сообщить!» – с неприязнью подумал он о Столетникове и Леснове. – Да, Олег Петрович, был тут один разговор, – сказал он. – Обсудили, решили перейти на новый метод работы…

– Только? – разочарованно молвил Нижельский. – А я, грешным делом, собрался уже было к вам. Думал – завтра и перейдете.

– Видите ли, Олег Петрович, – заискивающе начал Заневский, – вопрос о переходе на сквозной метод решен. Но о дне не договорились – все зависит от того, когда закончат рубить в старом квартале. Сегодня я узнаю и позвоню вам вечерком…

– Ну, что ж, ладно…

Нижельский положил трубку. Заневский же еще долго держал ее около уха. Мучила мысль, что его обошли, рассказав Нижельскому о новом методе.

«А сам виноват, – думал он. – Распустил всех, каждый делает, что хочет».

Позвонила телефонистка. Спросила, кого вызвать. Нет, ему никого не надо. Он просто забыл положить на место трубку.

«Новый метод… А ведь удивятся в тресте, когда узнают. Шутка ли, сразу на сотню-другую кубиков больше давать за день будем!» – Заневский откинулся на спинку кресла и закрыл темно-карие маленькие глаза.

Представилось: он читает газету, где на первой полосе помещен его портрет – портрет лучшего директора леспромхоза. Потом его поздравляют, просят поделиться опытом.

«А может же такое быть! Надо и Леснова поощрить, – подумал он. – Это поднимет в нем дух, подбодрит. А он, глядишь, и еще что-нибудь придумает. Толковый малый! Надо приласкать его, тогда и огрызаться не станет…»

Заневский взял телефонную трубку и позвонил на квартиру Леснова. Но Павел с работы еще не приходил. Не было его и на лесоскладе, куда Заневский дозвонился спустя полчаса через район и железнодорожный коммутатор. Он впервые искренне пожалел, что на лесоучастках нет телефона.

«Надо обязательно провести, – подумал он, – а то до секретаря еще дойдет, и, пожалуйста, скандал!»

Леснов через несколько минут вошел в кабинет сам.

– На ловца и зверь бежит, – обрадовался его приходу Заневский. – Давайте сядем и поговорим о переходе на сквозной метод, – пояснил он, увидя во взгляде Павла вопрос. – Решить-то мы решили, а точно день перехода не определили.

Павел с удивлением смотрел на Заневского. Удивляло, что он разговаривает ласково, покровительственно, даже чуть-чуть заискивающе.

Заневский снисходительно улыбнулся. Ему приятно было видеть Павла растерянным. Он заговорил:

– Как дела с дорогами и волоками в новом квартале?.. Садитесь, пожалуйста, – предложил кресло около стола и сел напротив, сузил свои маленькие глаза, склонил набок голову.

– Готовы, – коротко ответил Павел.

– А в старом квартале как работы подвигаются, к следующей неделе-то закончите лесоповал и вывозку?

– Почему к следующей? – редкие брови Павла чуть приподнялись. – Я уже закончил.

– Как? – Заневский недоверчиво сощурился. – У оврага же остался невырубленный клин. Я сам видел…

– Ну, и что? На нем я оставлю пару звеньев. Они его за несколько дней вырубят, потом зачистят делянки. Там леса мало, участку работы едва на день хватит. Поэтому я и решил завтра с утра переводить людей в новый квартал. Пасеки размечены, звеньевые их знают. Навальщики из бригады распределены по звеньям, трактористы тоже знают с кем работать. Я провел после гудка собрание, и лесорубы в курсе дела… Вот и пришел окончательно утрясти этот вопрос.

– Да вы его и без меня утрясли, – засмеялся Заневский, хлопнув Леснова ладонью по колену, – чего же еще трясти? – но через несколько секунд его широкое лицо приняло озабоченное выражение, он нахмурился.

«Опять без меня все решил, – кольнула мысль. – До каких же пор это будет?»

– А как вы себя чувствуете, не волнуетесь? – заговорил он о другом. – Меня, знаете ли, немного тревожит переход…

– И я волнуюсь, – признался Павел, приглаживая ладонью густые, слегка вьющиеся волосы. – Трудностей не боюсь – знаю, что в тяжелую минуту поддержат, помогут.

– Что за вопрос, я всегда рад вам помочь! – по-своему понял Леснова Заневский. – Когда что нужно будет, прошу ко мне. А то как-то неловко получается: сперва узнает весь леспромхоз, а то и район, а затем директор.

– Да, – серьезно подтвердил Павел.

– Ну-у… – проронил Заневский, – будто и все. Решили!

Он сдвинул широкие брови, вопросительно посмотрел в чуть прищуренные глаза Павла.

– Что у вас еще есть ко мне?

– Все, Михаил Александрович, – весело улыбнулся Леснов и быстро поднялся, словно гимнастерку, по привычке, одернул на себе пиджак. – На лесоучасток-то завтра приедете?

– Постараюсь. Приглашу секретаря райкома и с ним загляну.

– Милости просим. До свидания!

– Всего хорошего. Счастливо! – Заневский встал, крепко пожал руку Павла и, обняв его за плечи, проводил до приемной. – Ни пуха ни пера!

18

Павел проснулся в праздничном настроении. На душе было так хорошо и легко, что хотелось смеяться и петь. Даже завтрак нынче показался ему вкуснее обычного.

– Погодил бы ехать, сынок, – сказал отец, когда они позавтракали. – Рановато. Добрые люди, чай, только просыпаются.

– Поеду, папа. Лучше по участку поброжу или в конторке что сделаю, чем сидеть да поглядывать на часы.

«Как же не волноваться? – раздумывал старик. – Бывало, ходишь по звеньям, брак какой заметишь, сучки там заподлицо не обрублены, аль еще что, и скажешь, замечания дашь, поругаешь – они и исправят, перепилят, потому как все видишь. А как-то теперь будет у приемочного пункта? Кто за всем следить-то станет?.. Да и с непривычки сиднем сидеть, надоест весь день. Метод! Кому хорош, а мне непригож!»

Леснов распахнул окно и подставил грудь ворвавшемуся в комнату ветру, с наслаждением вдохнул влажный после дождя воздух, пахнувший смолой и хвоей.

«Сам-то, Павлуша, будто ничего, успокоился, – продолжал размышлять отец. – Успеха ждет?.. Да-а, этому радоваться можно. Да и то сказать: в газетах пропишут, другим в пример ставить будут, авось, и старика упомянут нехудым словом… Фу, аж самому приятно стало!»

Леснов искоса глянул на сына, улыбнулся своим мыслям и, подойдя к Павлу, сказал, взяв его под руку.

– Ладно, бери уж и меня с собой, Павлуша. Поехали!

19

До начала работы оставалось четверть часа. Павел, ломая в руках прутик, вышел из конторки лесоучастка и, увидев Бакрадзе, удивленно свистнул.

– Вот кого не ожидал встретить здесь в такой ранний час!

Оба засмеялись, пожимая друг другу руки.

– По звеньям, Павел Владимирович? – тот кивнул головой. – Тогда и меня берите, – сказал Бакрадзе.

Павел с участием оглядел сутулую фигуру плановика-экономиста, скользнул взглядом по его рыхлому, болезненному лицу.

– Васо Лаврентьевич, давно спросить хотел, – начал он, – кто вас заставляет с больными ногами ходить по лесоучасткам?

Бакрадзе усмехнулся.

– Неправильно вопрос ставите, Павел Владимирович. Не «кто», а «что».

Стараясь не отставать от Леснова, он семенил, тяжело неся свое полное тело, и быстро передвигал бамбуковую палочку, на которую опирался. Так они дошли до пасек.

– Звено Верхутина. Десять человек, две электропилы, трактор, – вслух прочитал Бакрадзе дощечку, прибитую к шесту, и остановился.

На делянке уже стучали топоры.

– Скажите, Павел Владимирович, – заговорил Бакрадзе, а вас что заставляет лезть на рожон?.. Что вы так на меня смотрите?.. А? Почему не работаете так же спокойно, как Зябликов или другие начальники лесоучастков?

Павел улыбнулся.

– Вот то-то, генацвале, – улыбнулся и Бакрадзе.

Павел взял его под руку и свернул на делянку Верхутина.

Он видел, как люди старательно вырубали мелколесье, подготовляя рабочее место, не без удивления отметил, что Верхутин валит деревья под прямым углом к пасечному волоку. Обычно валили в елочку накрест.

«Гришка что-то пробует», – мелькнула мысль, и стало досадно, что от него это скрыли.

Прозвучал гудок шпалорезки.

Лесорубы собрались в центре пасеки вокруг звеньевого и после короткого совещания разошлись группами по местам. И только Николай Уральцев направился в конец делянки и приступил к работе один. Вскоре показался трактор Русаковой. Остановив машину, Таня в ожидании готового леса стала помогать сучкорубам.

Павел и Бакрадзе наблюдали за работой издали. Теперь уже деревья валили крест-накрест параллельно волоку. Разметчик металлической меркой размечал очищенные от веток и сучков хлысты, кряжевщик разделывал их по ассортиментам, и, когда они двое вагами быстро откатили к волоку мешавшее им бревно по подмосткам, Павел не выдержал и схватил Бакрадзе за руку.

– Вы понимаете, Васо Лаврентьевич, что они придумали!.. Это ведь временные подмостки приготовлены, вроде эстакады, для быстроты и удобства погрузки леса на прицепы!.. Верхутин, Гришка! – закричал он и возбужденный, смеющийся, подошел к звеньевому. – Как тебе не стыдно, почему молчал?

– Не по адресу обратились, Павел Владимирович, – засмеялся Верхутин. – Претензии предъявляйте Татьяне.

– Русаковой?

– Ей. Она вчера вечером заставила нас испытать. Ну, попробовали – вышло.

– Да здесь нет ничего мудреного, – улыбнулась Таня и пояснила: – Когда пилили лучками, а вывозка шла на лошадях, леса было немного. Успевали грузить и вывозить. Теперь же, пока сделаешь рейс, на пасеке – завал, а тут еще стоишь и ждешь пока нагрузят прицеп. Поневоле придумаешь!

Девушка усмехнулась, словно говоря: «Плохо вы знаете лесорубов, товарищи начальники!»

– Да, – вздохнул Бакрадзе, направляясь на лесосклад. – Не знаем мы людей. Выходит, дело не колесо, толкни – не покатится… – Наморщил лоб, помолчал. – Надо лучше знать стремления людей, – спустя минуту продолжал он, – поощрять инициативу. Тогда и люди будут верить нам, и работа будет спориться.

– Это вы очень хорошо сказали, Васо Лаврентьевич! – искренне проговорил Павел. – Верно в армии-то привык: стоит дать приказ – и подчиненные выполнят его…

– Вы и тогда ошибались, товарищ Леснов. Мало этого было для солдата.

Павел, обернувшись, увидел высокого, смуглого секретаря райкома и замполита.

– А вот товарищ Бакрадзе прав… – улыбаясь, сказал Нижельский. – Ведите, Павел Владимирович, показывайте и рассказывайте.