Текст книги "Тайга шумит"
Автор книги: Борис Ярочкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
12
Низенький хитрый толстяк, Скупищев славился необычайной пронырливостью и изворотливостью. Все, что казалось по его мнению, нужным хозяйству теперь или в будущем, он без разбора тащил себе в склад, и при виде переполненных стеллажей, углов, заваленных ящиками, бочками и мешками, его лоснящееся лицо с большим красноватым носом расплывалось в самодовольной улыбке.
Имея довольно обширный круг приятелей и знакомых в районе и области, он без особого труда увеличивал «богатства» своего склада, не думая, понадобятся ли вообще те или иные материалы или детали, но зная, что при случае их можно обменять на нужные. Им прочно владела страсть накопления, и он не останавливался ни перед чем. Просил и умолял, требовал и угрожал, льстил и обещал отблагодарить. И если уж Скупищев обещал, – а делал он это лишь в тех случаях, когда знал, что не раз придется обратиться сюда самому, – то слово держал.
Приходилось и обманывать.
«Что ж, – вздыхал он, – такая уж наша работа: не обманешь – не проживешь, а достать надо».
Стоило в кабинете начхоза появиться просителю, как Скупищев превращался в артиста. Он жаловался на трудности, связанные с работой, где черт голову сломать может, однако сам он не ломал! – удивлялся количеству требуемого. И всегда сочувствовал, обещал, восклицал, и если уж решал выписать, то самую малость, всегда считая, что раз материал входу, то он понадобится на более важное дело.
…Получив вечером разрешение директора, Скупищев утром на полуторке выехал в город. На склады областной базы он прибыл к обеденному перерыву. Заглянул к знакомым кладовщикам, выписал в конторе накладные на лесоповальный инструмент и направился к заведующему базой за подписью.
Заглянув в кабинет, он вытаращил и без того выпуклые глаза и замер в полуоткрытых дверях. В кресле, за столом, подписывая какие-то бумаги, сидел в офицерском кителе без погон его старый сослуживец.
«Он или не он? – раздумывал Скупищев, и, когда завбазой поднял голову, его физиономия озарилась улыбкой. Он распахнул дверь, порывисто вошел в кабинет радостный и смеющийся.
– Ой, люди добрые, кого я вижу! – воскликнул Скупищев и приложил руки к груди. – Ефим, ты как сюда попал?!
– Ива-ан? – удивился завбазой, вскакивая с кресла и роняя на стол карандаш.
Они обнялись, похлопывая один другого по плечу, и Скупищев от радости даже прослезился.
– Ну, рассказывай, рассказывай. Где работаешь, как живешь, как здоровье, семья? – засыпал вопросами старый друг, усаживая Скупищева на диван и пристраиваясь рядом.
Скупищев вспомнил довоенную жизнь. Он работал агентом по техснабжению в Могилеве, Ефим был тогда его начальником. Но началась война. Ефима призвали в армию, а Скупищев эвакуировался на Урал и устроился в леспромхозе.
Скупищева тянуло на родину в Белоруссию, но уже обжитый теплый уголок и хорошее положение удерживали. Он понимал, что там все разрушено, сожжено, и ему придется начинать жизнь с самого начала. И это пугало его. Он уже на собственном опыте знал, как тяжело расставаться даже с мелочами, нажитыми упорными стараниями, и все время откладывал переезд до более благоприятного времени. Теперь же, увидев своего бывшего начальника здесь, он твердо решил никуда не переезжать.
«Да и какая разница, где жить, – подумал он, – везде одинаково, везде надо работать, а на родине можно побывать и во время отпуска».
– А ты, Ефим, как?
– Ну, как – воевал. Последние два года был начальником боепитания дивизии. Теперь демобилизовался и приехал к семье. Отдохнул немного, и райком партии направил сюда, на базу…
– Елки-палки лес густой… Поздравляю, Ефим, от всего сердца! – Скупищев схватил его руку и стал пожимать, глядя на полоску из пяти разноцветных колодочек на кителе друга. – Сколько орденов!
– Пока один, – смущенно улыбнулся польщенный завбазой, – остальные медали… Да ты о себе расскажи.
– Ой, Ефим, много надо рассказать, много, а с чего начать – и не знаю… – Скупищев взял предложенную другом папироску, неумело прикурил, закашлялся и продолжал. – Шесть, седьмой год живу здесь. Работаю снабженцем в леспромхозе Таежном. Семья жива, здорова… – и, вспомнив, вдруг о бачках для питьевой воды, о ложках для столовой, тяжело вздохнул. – Трудно вот работать, – сказал он. – Лесоповального инструмента днем с огнем не достанешь, а мне жизни не дают. Да и разве только инструмент нужен? Кручусь, как белка в колесе…
– Так вам же должен быть инструмент в разнарядке. Получай.
– Эх-х, выписал я по разнарядке, – скривил толстые губы Скупищев, протягивая накладные, – кот наплакал. Мало на один лесоучасток, – соврал он, – а у меня их пять. Выручай, Ефим. Выпиши хоть еще столько же…
– Ванюша, не обижайся, не могу я без наряда. Сам должен знать, как…
– Какой же ты друг, ежели не выручаешь? Может быть, и я тебя чем-либо выручу.
– Ваня, все что хочешь выпишу с базы, а это не могу. В ограниченном количестве получили. Вот скоро…
– Значит, не выручишь? – обиженно поморщился Скупищев.
– Ванюша…
– Знаю, знаю, – не дал ему договорить Скупищев, – лучше с посторонними иметь дело, чем со знакомым и притом другом.
– Ах, Иван, Иван, как тебе не стыдно! Зачем так говорить?
– А я хожу по базе, – опять перебил его Скупищев, – вижу, покосились склады, один скоро совсем завалится. Помочь тебе думал, лес прислать, а ты вот как меня встретил…
– Ну, зачем, зачем же сердиться, – уговаривал завбазой, а сам думал: «Как я сразу не сообразил, что Иван может лесом выручить?» Вслух же продолжал: – Что ж, уж раз так нужен лесоповальный инструмент, помогу по старой дружбе. И ты мне помоги. Склад надо новый строить, а леса нет…
– Ой, Ефим! Сразу бы так! А сколько тебе леса надо?
– Совсем мало, Ванюша, кубометров семьдесят.
– А ты мне сколько дашь?
– А сколько тебе надо?
– Дай на первый случай хоть столько же, сколько в разнарядке. «Если даст половину – и то хорошо будет!» – подумал Скупищев.
– Гм… Ну, ладно, Ванюшка, договорились, – немного помедлив, согласился завбазой, и Скупищев, не ожидавший такой щедрости, просиял, хлопнул в ладоши.
– Значит, по рукам? – и подумал: «Вот он каков, закон снабженцев: нужно сто – проси двести, сотню уж обязательно получишь!»
– По рукам! – сказал Ефим, и они, пожав друг другу руки, поднялись. – Сейчас, Ванюшка, перерыв. Пойдем ко мне обедать, моя жена очень рада будет тебя видеть. После обеда выпишу, и получишь.
– Пошли! – согласился с радостью Скупищев.
«Правильная русская пословица, – думал он, выходя из кабинета, – не имей сто рублей, а имей сто друзей».
13
Заневский просматривал докладную записку десятника погрузки Костикова и думал о разговоре с замполитом.
«Не лучше ли было согласиться и разрешить Костикову заняться своим предложением?.. Нет, не лучше. Вряд ли что выйдет! К тому же лебедки предназначены для трелевки леса, и их могут в любой момент из леспромхоза забрать».
Заневский сунул под стекло докладную записку, прислушался. Из приемной доносился тихий говор – был час приема посетителей.
«И какого черта, – с раздражением подумал он, вслушиваясь в невнятный разговор, – рабочий день, а они тут сидят».
Болела голова: вчера в районе встретил двоюродного брата, изрядно выпили. Заневский скривился, потер ладонью обрызнутые сединой виски.
«Опохмелиться бы!»
– Можно, Михаил Александрович? – в дверях показалась секретарь – Зина Воложина. – Уже десять человек собралось, – робко произносит она, – принимать будете?
– Кто там? – разглядывая какую-то бумажку и стараясь казаться занятым, спрашивает Заневский.
– Ветврач, завклубом, десятник погрузки, домохозяйки, клиенты, – перечисляет она, – и начхоз пришел.
– Начхоза позови, а остальные пусть подождут.
Зина вышла. Заневский смотрит на часы. До обеденного перерыва остается час.
«Одного-двух приму и уйду, – решает он, – пусть в рабочее время не шляются».
Вошел Скупищев. Он вернулся из поездки минувшей ночью. Разгрузив лесопильный инструмент, он строго-настрого приказал кладовщику никого в склад не допускать и помалкивать о количестве привезенного. Составив только что разнарядку на выписку инструмента лесоучастка, утаив про запас половину, он направился на доклад к директору.
– Ну, что привез?
– Электропилы, запасные цепи к ним, канадские топоры, колуны, немного валочных вилок. Без наряда достал циркульные и продольные пилы для шпалорезных и пилорамных станков…
– Сколько?
– Теперь живем, Михаил Александрович! И наказ вашей дочери выполнил!
«Слава богу, – облегченно вздыхает Заневский, – теперь не посмеют ссылаться на отсутствие или недостаток инструмента».
– Все по блату достал – хвастается Скупищев, но, заметив входящего в кабинет замполита, проглатывает объяснение.
– Как же это, «по блату»? – интересуется Столетников, поняв, о чем шла речь.
– Мой бывший начальник и друг – теперь завбазой.
– А, – улыбается замполит, хитро щурясь. – А вы ему что пообещали? Ведь долг платежом красен.
– Пообещал, – нехотя проговорил начхоз и подумал: «Ну, точно в душу заглянул!.. Сказать или нет? Скажу, – решает он. – Замполит должен понять!» – И говорит:
– У него склад завалился, леса просит… Нас обещает всегда выручать.
– А наряд-то у него есть?
– Нет наряда, – развел руками Скупищев, но через несколько секунд под хитро улыбающимися глазами собираются мелкие морщинки. – Наряд-то закон, он нам знаком: что выписано – получи, а про излишки – молчи. Но коль другу сделаешь одолжение, всегда и все достанешь без промедления. Вот так!
Столетников прошелся по кабинету. Улыбка исчезла с его лица, глаза стали серьезные, задумчивые. Посмотрел на Заневского – директор улыбался. Перевел взгляд на начхоза – тот с видом победителя взирал на замполита.
– Так, значит, рви, тащи? – с негодованием сказал Столетников.
– Зачем рвать и тащить? Дают – бери, бьют – беги, – невозмутимо ответил Заневский. – А запас карман не трет.
– Эх-х, Михаил Александрович, – разочарованно вздохнул Столетников, – я был о вас лучшего мнения… По-плюшкински у вас получается: тащи все, что ни попало, авось да пригодится.
Скупищев же пожал плечами, словно хотел сказать – каждый, мол, понимает по-своему.
«Зря я ему рассказал, – подумал он, отводя от замполита взгляд. – Вместо «спасибо», выговором угостил, следующий раз умнее буду».
Молчание Заневского Столетников истолковал по-своему: «Согласился со мной», – и сказал:
– Михаил Александрович, я собираюсь на участок Зябликова. Решил взять с собой Леснова. Надо помочь там перестроить работу. До каких же пор они будут тянуть нас назад!
«Я с ним ничего не мог сделать, а вам и подавно не удастся», – злорадно подумал Заневский, но ничего не возразил.
– Может, вместе поедем?
– Нет, поезжайте уж с Лесновым. Работы у меня много. Скоро конец месяца, из треста все время звонят… Да за Павлом Владимировичем смотрите. Горячий он, все норовит по-своему да поскорее.
– А по-моему, это не порок. Такие, как Леснов, живут будущим! А что горяч слишком – согласен с вами. Но это исправимо.
– Так-то оно так, – протянул Заневский, барабаня пальцами по настольному стеклу, – только нельзя за все сразу браться. Помню, работали до войны и в войну. Ни электропил, ни тракторов не было. Лучок, да топор, да лошадь, а план перекрывали и, держали знамя треста! А теперь пообленились. Война, дескать, кончилась, есть техника, она производительнее, можно и силенку приберечь и отдохнуть. Вот тут в чем загвоздка!
– Ошибаетесь, Михаил Александрович, и жестоко, – сказал Столетников. – Вы говорите: «Во время войны леспромхоз перевыполнял план». Да, действительно, люди сами отказывались от выходных, они тоже сражались за Родину!.. Но поймите, дорогой, что естественно было тогда, недопустимо сейчас. А вы и теперь за старое держитесь…
– Это – мораль? – озлобился Заневский.
– Совет… Да поймите же, черт возьми, мне хочется работать с вами плечом к плечу, вместе, если придется радоваться и горевать, а вы… Не обижайтесь за резкость, поймите меня правильно.
«Плечом к плечу», а сам спицы в колесо вставляет! – раздраженно подумал Заневский. – Видишь, без наряда выписать леса нельзя, запас держать – тоже, взаимно выручить другое предприятие – не смей. Что же можно? Разрешить использовать трелевочные лебедки на погрузке? Нет, замполит, так мы общий язык не найдем, ты мне помогать должен, а не мешать!»
К конторе подкатил на мотоцикле Леснов. Столетников заторопился.
– Мы с вами еще вернемся к этому разговору, не правда ли? – сказал он и направился к двери.
Едва замполит вышел, Скупищев с мольбой в глазах обратился к Заневскому.
– Михаил Александрович, выручайте!.. Ведь вы же понимаете, что значит иметь с техбазой блат? А леса они просят мало…
– Сколько? – машинально спрашивает Заневский.
– Семьдесят.
– А на чем возить будут? – спрашивает Заневский. – Машин я не дам!
– Не на-адо, – замахал руками Скупищев. – Я с вагонным диспетчером договорюсь.
– Ладно, иди. Я позвоню Раздольному.
– Ой, Михаил Александрович, большое спасибо. Сразу видно хозяин!
Заневский снисходительно улыбнулся, посмотрел, на часы и, поднявшись с кресла, вышел за Скупищевым из кабинета.
– Еду на лесобиржу, – сказал секретарю, – буду в семь вечера.
Но в приемной его тотчас же обступил народ.
– Товарищ директор, это безобразие, две недели вы не выполняете наш наряд на отгрузку шпал! Вы задерживаете строительство железнодорожной ветки!..
– К начальнику погрузки обращались? – и, увидев десятника погрузки Костикова, Заневский кивнул ему. – Проводите товарища, Леонид Константинович.
– Я два раза уже был у Раздольного. Говорит, не дают вагонов, и к вам посылает.
– Идите к нему. Скажите, я распорядился немедленно отгрузить!
– Дайте письменное распоряжение, или буду звонить в райком!
– Хорошо, – кривя губы, согласился Заневский и повернулся к секретарю. – Зина, напишите.
– Михаил Александрович, – к Заневскому протиснулся ветврач, – что же это получается? На участке Зябликова ветеринар снял с работы двух заболевших лошадей, а они работают…
– Напишите рапорт, я наложу на Зябликова взыскание.
– Товарищ Заневский!..
– Товарищ директор!..
– Ой, люди добрые, что творится! – Скупищев, работая локтями, направился к выходу. – Пообедать человеку не дают, вот приспичило!
– Поневоле приспичит, когда три дня ходишь, а приема не добьешься. То занят, то уехал, то не принимает, то еще черт знает что!.. Товарищ директор! – прогремел басом вышедший из терпения клиент, протягивая над головами людей какую-то бумажку.
Скупищев тем временем прошел в свой кабинет и позвонил диспетчеру.
– Василь Васильич? – Скупищев тревожит… Здравствуйте, здравствуйте, дорогой!.. Выручайте! Нужно срочно отгрузить облтехбазе стройлес… Да-да. Подайте нам сверх нормы четыре вертушки… Что-о-о?
– А мою просьбу когда выполните? – говорит по телефону вагонный диспетчер. – Я ведь вас все время выручаю. Знаете же, какие простои вагонов под погрузкой в леспромхозе?
– Я начхоз, а не начальник погрузки! А насчет просьбы – на днях выполню. Что, что?.. Слово даю, Василь Васильевич!.. Значит, пришлете?.. Вот спасибо. Буду ждать.
«Все, как по маслу, идет, – засмеялся Скупищев. – Лес будет отгружен, а насчет просьбы – не знаю. Вряд ли Михаил Александрович даст ему лес для дома. Впрочем, это не мое дело. Сказать – скажу».
Скупищев вышел из кабинета. Заглянул в полуоткрытую дверь бухгалтерии, – там около бухгалтера стоял Леснов. Хотел, было, зайти и спросить, почему он не получает провод, но тут увидел директора.
«Он же на лесобиржу едет, – вспомнил начхоз. – Поеду и я!» – и поспешил за Заневским.
– Павел Владимирович, вы здесь? – раздался в дверях голос Зины Воложиной, – вас ищет Александр Родионович.
– Иду, – ответил Павел и, взяв накладные, заторопился к замполиту.
– Что это у вас? – спросил его Столетников, когда Павел вошел к нему в кабинет, держа в руках бумаги.
– Да так… провод выписал, – нехотя ответил Павел. Столетников снял с вешалки плащ, подошел к Леснову, глядя на накладные, которые Павел торопливо засовывал в карман.
– Покажите, – попросил замполит. Павел медлил, потом, волнуясь, протянул накладные, исподтишка наблюдая за лицом Столетникова. – Все-таки добились своего?! – улыбнулся замполит и одобрительно потряс Павла за плечи, возвращая бумаги.
– Молодец, – похвалил он. – А я был вчера на вашем лесоучастке и видел, как звено дорожных рабочих заготовляло столбы. Хотел спросить, зачем торопятся. Теперь ясно. Но-оо… не будет ли ущерба для работы?.. Михаил Александрович согласен?
Павел молчал. Он не смотрел на замполита. Лицо его покрылось густым румянцем.
– Директор ничего не знает, – тихо проговорил он.
– А кто разрешил выписать десять тысяч метров провода?
– Скупищев…
Столетников удивленно и в тоже время недоверчиво посмотрел на Леснова.
Павел, чувствуя на себе пристально-внимательный взгляд замполита, растерялся. Он даже испугался, что задуманное может сорваться.
Когда директор ему отказал в проводе, ссылаясь на более неотложные дела, Павел решил взять ответственность на себя, но телефонную линию провести. Если и поругают потом, – не велика беда. Главное, будет связь. И, не думая о последствиях, он смело воспользовался дерзкой мыслью – приписал в разрешении начхоза к тысяче еще один нуль.
– Я, Александр Родионович… мне Скупищев разрешил выписать тысячу, а я… прибавил…
– Так вы подделали?!
Столетников нахмурился, бросил на диван плащ, стал ходить по кабинету. Вынул папиросу, начал сильно мять ее. Оболочка разорвалась, табак просыпался, но он ничего не замечал.
– Рассказывайте, – потребовал он, – садитесь.
Лицо Павла из бледного стало багровым, потом снова побелело… Он глядел на замполита виновато, покаянно.
– Хотел провести линию, она необходима… вот и…
– И считаете это нормальным?
– Нет, конечно… не подумал об этом, – признался Павел.
– Эх ты-ы, мальчишка! – гневно сказал Столетников. Он еще раз прочитал накладные, потом разорвал их пополам, еще на двое, еще и выбросил в мусорницу. – Иди получи дубликат, а эти накладные я порвал… нечаянно. Понял? – выразительно закончил Александр, впервые назвав Павла на «ты».
14
Окончив десятилетку, Александр Столетников послал документы в художественную студию, но смерть отца расстроила планы, и он поступил на работу, чтобы содержать себя, сестру и больную мать. Вскоре сестра вышла замуж, а его призвали в армию – направили в военно-политическое училище.
Прошли два напряженных учебных года, а затем младший политрук Столетников выехал в часть, расположенную под Ленинградом.
Спустя месяц, он подыскал небольшую, но удобную квартиру и послал матери деньги на дорогу. А через несколько дней телеграфировал, чтобы не выезжала: причиной была финская война и отъезд его соединения на фронт.
За день до перемирия Александр получил тяжелое осколочное ранение. Восемь месяцев пролежал в ленинградском госпитале, потом месяц отдыхал в Махинд-жаурском санатории под Батуми. Новое назначение было в Смоленск, и туда, наконец, приехала к нему мать.
Но недолго длилось его счастье. Началась Отечественная война. Пришлось разлучиться с матерью и эвакуировать ее к сестре в Свердловск.
В боях под Ельней Александр был ранен. Выписавшись из госпиталя, он с группой десантников попал в тыл врага в район Полесья.
Война кончилась для него при штурме Зееловских высот на подступах к Берлину. Ослепший, оглохший и потерявший речь в результате контузии, замполит полка майор Столетников шесть месяцев пролежал в госпитале. Постепенно, вслед за слухом, стали восстанавливаться речь и зрение.
Самое тяжелое пришло с выпиской: его демобилизовали. Столетников не представлял себе жизни вне армии, не видел для себя иного пути и погрузился в состояние какой-то апатии.
Неизвестно, сколько бы еще длилось его безразличие к себе и окружающему, если бы не повстречался он случайно с бывшим начальником, подполковником Нижельским.
А было это так.
Столетников шел по городу, равнодушно поглядывая на витрины магазинов, на очереди и прохожих, и только встречные офицеры вызывали в нем острую тоску и зависть. Он шел, машинально переходя на перекрестках улицы, сворачивая за углы, в тысячный раз обдумывая свое новое положение, и немало удивился, увидев перед собой красивое здание вокзала с массивными колоннами.
Пассажиры шумно выходили на площадь. Александра поглотила пестрая, разноголосая толпа.
– Товарищ гвардии майор! – раздался чей-то знакомый голос, но он не обратил на него внимания – мало ли на свете майоров и схожих голосов. – Столетников!.. Александр!.. Ты что, не узнаешь?
Опустив чемоданы, перед ним остановился Нижельский.
– Товарищ гвардии подполковник, вы ли это? – изумился Столетников, еще не веря своим глазам. – Вот так встреча! Как попали сюда?
– Гора с горой не сходится, Саша…
Они крепко сжали друг друга в объятиях и по-солдатски расцеловались, искренне радуясь встрече.
– Вот уж, действительно, – гора с горой не сходится… Ну, принимай однополчанина, показывай город.
– Да что показывать, я и сам-то здесь без году неделя.
– Тогда поехали в гостиницу, троллейбусом минут десять езды, говорят.
Они взяли по чемодану и, оживленно разговаривая, двинулись в путь.
Хмурые тучи жались к земле. Холодный ветер визжал, цепляясь за телеграфные провода, потрескивали под ногами тоненькие корочки льда, вместе с мелким дождем сыпались острые крупинки снега.
В номере гостиницы было тепло. Столетников впервые со дня демобилизации говорил откровенно, не таясь, и в каждом его слове Нижельский чувствовал грусть и тоску, отчаяние и безнадежность.
– И вот я приехал в Свердловск… на иждивение сестры… Ну, встретили, накрыли стол. Кое-что купили в коммерческом магазине и на рынке, кое-что получили по карточкам. Известно, нелегко сейчас с продовольствием. Но дело не в этом… Собрались свои, пришли родственники мужа сестры, сослуживцы. Интересно же поговорить с фронтовиком, с Героем Советского Союза! А мне не до рассказов… И я напился сразу, как сапожник, – первый раз в жизни! – чтобы не приставали с расспросами. Наутро опохмелился порядочно, думал – забудусь, но не-ет, не действует. Я еще. Потом бродил по городу, думал, как жить, чем заниматься.
– И долго ты, ходишь да думаешь?
– Недели две… – невесело улыбнулся Столетников.
– Саша, – медленно начал Нижельский, – по-моему, тебе надо хорошенько отдохнуть…
– Олег Петрович!.. – с упреком перебил его Столетников. – Вы, вероятно, считаете меня больным, не совсем нормальным? Я совершенно здоров.
– Верю, Саша, – серьезно сказал Нижельский, – но ты переутомился. Да-да-да, переутомился от безделья! Забил голову дурными мыслями, опустил руки, и тебе кажется, что все потеряно. Да, тебе надо отдохнуть, – продолжал он, – отдохнуть в работе, чтобы вздохнуть времени не было. И я тебе такую работу предоставлю в самый короткий срок. И попробуй мне отказаться…
– Что, наложите взыскание?
– Да. Наложу…
– Опоздали, я демобилизовался, товарищ подполковник…
– Запаса, – закончил за Александра Нижельский и, глядя на оторопевшего собеседника, улыбнулся.
– Как? – Столетников даже привстал. – Вы демобилизовались?
– Уволился в запас. И назначение получил.
– А куда? – спросил Столетников, и потянулся к коробке папирос.
– Сюда… В распоряжение обкома партии. Не знаю еще, на какую должность, но это не имеет значения. И кому-кому, а тебе дремать не дам… по старой дружбе. Тебя демобилизовали. Ну и что же? Тысячи офицеров едут домой. Посмотри на страну, вспомни то, что в войну пережил, что видел собственными глазами. Все исковеркано, разрушено, сожжено немцами. А кто восстанавливать будет?.. Я спрашиваю, кто будет, если все офицеры, как ты, рассуждать станут?.. Видите ли, он не может без армии!.. А ведь ты солдат, солдат трудовой страны, который обязан выполнять долг там, где прикажет партия, Родина!.. Молчишь?.. То-то!..
До глубокой ночи затянулся разговор фронтовых друзей. Расстались во втором часу, договорились утром встретиться в обкоме.
– Приду, Олег Петрович, обязательно!..
