Текст книги "Тайга шумит"
Автор книги: Борис Ярочкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
25
Хмурое небо висело над тайгой.
Дождя еще не было, но в воздухе чувствовалась та сырость, какая бывает в лесу в дождливое время. Дул порывистый ветер. Он набегал то с одной стороны, то с другой, и деревья недовольно шумели, обозленные надоевшей игрой.
Где-то за горизонтом вспыхивали зарницы, воркотал гром; чуть спустя, огненная змея вонзилась в землю совсем близко, следом раздался оглушительный раскат грома.
Гроза застала Павла, когда он шел от лесосклада к конторке. Он вбежал в помещение мокрый, смеющийся и увидел таких же промокших замполита и технорука.
– Тоже досталось? – улыбнулся он, подходя к ним. – Ничего, на дворе лето, тепло, да и гроза скоро пройдет.
Павел принялся растапливать железную печурку. Вспыхнула бенгальским огнем береста, загудело в трубе, и вскоре теплом дохнула нагревающаяся жесть. Столетников и Седобородов приблизились к печке и, хитро переглядываясь, посматривали на Павла.
– У вас вид, будто сто тысяч выиграли, – сказал Павел, весело глядя на их физиономии. – Чего перемигиваетесь?
– Магарыч будет, Владимирыч? – спросил Седобородов, раскуривая свою неизменную трубку.
– Смотря за что, – уклончиво ответил Павел.
– Тогда будет! – Седобородов потер руки и засмеялся. – Трелевочные трактора завтра жди!
– Сколько? – Павел вскочил с корточек.
– Семь, – сказал Столетников, но, видя, что Леснов скривил губы, прибавил: – и за эти благодарите Нижельского. Машины предназначались другому леспромхозу, а он помог нам получить несколько штук. Что, недовольный?
– Нет, почему же, но их мало для леспромхоза…
– Пока хватит, – улыбнулся Столетников. – Даем их вашему лесоучастку, а вы докажите, что Верхутин и Бакрадзе в своих расчетах не ошиблись… Вы куда Павел Владимирович? Подождите, дождь!
– Сухое к мокрому не пристанет, – беззаботно рассмеялся Павел и уже со двора добавил: – Предупрежу трактористов, чтобы после работы сюда собрались, потолкуем!..
Вернулся Павел в конторку через час. Он кое-как выжал сырую одежу и, подойдя к столу, вынул из ящика сделанные ранее схемы эстакад.
– Вот, товарищи, примерно так будут выглядеть разделочные эстакады или, вернее назвать, верхние склады. По моим расчетам, строить их надо как можно ближе к пасекам. Как вы думаете?
– Определенно так, – поддержал Седобородов, удивляясь, что раньше не соглашался с этим, и сказал: – Когда вы успели рассчитать-то?
– После совещания у директора, – улыбнулся Павел. – Меня Александр Родионович об этом просил, говорит, все равно, мол, пришлют.
– Значит, Павел Владимирович, порожняковой дороги теперича не будет? – заметил Седобородов. – Верно. Тогда надо делать на магистрали разъезды…
– А вот они, – показал Павел. – Но, не знаю, кого мы посадим на трелевочные трактора?
– Лучших трактористов, – ответил Столетников, – а на их место бывших помощников.
– Помощников? – с недоумением сказал Седобородов.
– А почему бы и нет?.. Уверен, что помощники, получив трактора с прицепами, будут стараться оправдать доверие. Тем более, ездить им придется лишь по магистрали, это много легче, чем по волокам. А трактористы с радостью пересядут на трелевочные.
– Верно, Александр Родионович, – обрадовался Павел, – это мысль!
Ветром тучи унесло за хребет. Улыбнулось яркими лучами солнце, быстро сохла умытая дождем земля. Тайга сразу повеселела, стала светлее, приветливее, и на душе у Павла было так же радостно и светло.
26
Заневский, стараясь отвлечься от назойливых мыслей, углубился в чтение сводок по лесоучасткам, но не мог сосредоточиться.
«И дернула же меня нечистая к трибуне! – ругал он себя. – Осрамился только! Раз уж выступать, так подготовиться надо было, а то вышел и растерялся… Это как там крикнули? А-а. «Чему научили-то…» Гм, а чему меня учить? Сами поучитесь, поработайте с мое!»
Широкое лицо его мрачнело, мохнатые брови почти совсем закрыли маленькие глаза.
«Но как дальше работать, как вывести из прорыва леспромхоз? Трест каждый день бомбит, секретарь райкома звонит, Столетников с парторганизацией аврал устроили – не отстанут! Надо что-то придумать, чтобы дотянуть до графика. Видно не урежут план…»
Он вспомнил о трелевочных тракторах, и какой-то проблеск надежды озарил его.
Он понимал: если удастся опыт, то леспромхоз наверстает упущенное и не только выполнит план, но и перекроет его, и тогда опять все будет хорошо. В то же время это и пугало.
«Если трелевочные трактора оправдают себя, я останусь в дураках, – думал он, всей душой желая провала опыта. – А собрание – мне наука. Теперь возьму себя в руки. Все зависит от меня».
Заневский еще раз глянул на сводки, выдвинул ящик стола и положил их туда.
«Чем-то надо отвлечься, – пришла мысль, – на лесоучасток съездить, что ли?»
Позвонил в гараж, и вскоре машина подкатила к крыльцу конторы.
– К Зябликову еду, – сказал он Зине Воложиной и подумал:
«А почему к Зябликову?.. Нет, поеду к нему, давно не был там, посмотрю, как перестраивает работу. На собрании-то хвастался».
На пятый лесоучасток директор приехал через час.
– Нет, нет, Семен Тихонович, не надо меня сопровождать, занимайтесь своими делами, я сам, – сказал Заневский.
Зябликов пожал плечами: «Всегда выговаривал, когда не идешь с тобой, а сегодня сам гонишь», – и направился к конторке, а Заневский зашагал по тракторной дороге к делянкам.
– Чье звено? – спросил он тракториста, выезжающего с пасечного волока на магистраль.
– Раевского, – откликнулся, проезжая, тот.
Заневский свернул на пасеку и задержался у сучкорубов. Люди работали как всегда: обрубали сучки, стаскивали в кучи порубочные остатки, подкатывали по подмосткам бревна к волоку, готовя штабелек.
«Ну, что я здесь увижу нового» – думал Заневский.
Но вот его внимание привлек паренек. Он стоял около вальщиков и с тоской поглядывал на топор, которым помощник вальщика выбивал с комля подпиленный клин.
– Вы почему не работаете? – спросил его Заневский.
– Топора нету: лопнул обух, – ответил сучкоруб. – Вот и жду, когда у Раевского освободится.
– А запасные топоры?
– А были они когда?.. У Скупищева-то зимой снега не выпросишь. Свези ему топор разбитый, тогда заменит и то со скандалом, – раздраженно проговорил Раевский и с упреком посмотрел на директора. – Вот так и работаем!
Он проводил взглядом падающее дерево и, потрогав мотор электропилы, отложил ее в сторону.
– Или вот, – продолжал Раевский, указывая на электропилу. – Перегрелся мотор, теперь жди, пока остынет, запасной нету. А на складе у Скупищева они лежат… С нас спрашивают кубики, план. А как его дать, когда с инструментом такая морока? Бери топор, Боря, – сказал он сучкорубу, и в сердцах сплюнул. – Одним словом, тьфу, а не работа!
Заневский смутился, записал что-то в блокнот и пошел дальше, не сказав лесорубам ни слова…
Несколько дней подряд кабинет директора был закрыт.
Побывав на дальних лесоучастках и внимательно присмотревшись к работам, Заневский в последнюю очередь поехал к Леснову. Он увидел совершенно иную картину. Здесь каждое звено заранее готовило рабочее место, у лесорубов был необходимый инструмент, хорошо налаженный. «Видно, каждая минута тут на счету…
Заневский отметил, что в звеньях и между ними шло соревнование, и трактористы, приезжая с лесосклада на свои пасеки, первым долгом сообщали количество вывезенной их звеном древесины, а в перерыве под аркой лесосклада у Доски показателей собиралась оживленная толпа.
– Вот черти, обогнали нас!
– Эге, поровну. Ну, держись! – слышались возгласы лесорубов.
Многое заставило задуматься директора, а в один из вечеров, придя в кабинет, Заневский вызвал начхоза и технорука.
– Сколько у нас на складе лесоповального инструмента? – спросил он Скупищева.
– Немного, Михаил Александрович, – развел руками тот.
– Я спрашиваю – сколько? – настойчиво повторил Заневский, чувствуя в груди нарастающее раздражение.
– Электропил полсотни будет, а топоров – около трехсот…
– Боже мой! – с негодованием воскликнул Заневский. – Что ты делаешь, Скупищев? Как это называется, черт возьми!.. Завтра чтобы на складе ничего не осталось, все выпиши сегодня же на лесоучастки, и в первую очередь обеспечь Зябликова.
– Ой, люди добрые, да разве так можно разбрасываться?! Это не по-хозяйски, это…
– А держать на складе, когда людям работать нечем, по-хозяйски? – оборвал его Заневский. – На собрании был? Слыхал, что о твоей работе говорили?.. Так вот, или работай честно, или… сам знаешь, что может быть.
– Вальщик-моторист, Иван Иванович, должен две электропилы иметь, чтобы работать запасной, когда перегреется мотор, да четыре цепи пильные, топоры запасные, а у нас многие ничего не имеют в запасе, а то просто нужного нет, – заметил Седобородов и, подойдя к Заневскому, протянул пару напильников: трехгранный и плоский. – Как нравится?
– Напильники как напильники, – ответил Заневский, осматривая их.
– Наш кузнец сделал, – улыбнулся Седобородов, – и я уже дал ему задание…
– Молодцом, правильно поступили! – обрадовался Заневский. – Если наши кузнецы делают такие вещи, то должны же сделать валочные вилки?
– Беспременно!
– Тогда поручаю это дело вам, Сергей Тихонович. А кузнецам скажите, дирекция, мол, в долгу не останется. Завтра же пусть приступают к массовому изготовлению. А ты, Скупищев, обеспечь кузницу сырьем.
Домой Заневский возвращался, впервые за много времени довольный прошедшим днем.
27
Тайга дышала утренней прохладой.
Озаренная косыми лучами солнца, нарядная и притихшая, она словно замерла в ожидании чего-то большого, радостного.
Рабочий день начался, как всегда.
Прерывистым жужжанием запели электропилы, ревом тракторных моторов и лязгом гусениц наполнился лес, глухим раскатом грома прокатился грохот падающих деревьев. Вздрогнули ветви и уронили на землю росу. Кружилась в воздухе осыпающаяся хвоя, желтыми и бурыми бабочками нехотя слетали с осин и берез листья.
– На волок, на волок, Гриша, – весело кричал Павел Верхутину. – Старайся класть деревья так, чтобы вершины были в сторону трелевки!
– Ничего, Павел Владимирович, сейчас ветки обрубят, и волок будет чист! – отозвался звеньевой и посмотрел в сторону трактора.
Машина подошла к очищенным хлыстам, развернулась и, чуть осадив назад, стала. Рабочие начали комплектовать пачку древесины.
– Гриша, скажи, чтобы на вершинах хлыстов оставляли два-три толстых сучка, – крикнула Татьяна Русакова из кабины, – а то при трелевке чокеры[3]3
Чокер – короткий кусок троса с крючком на одном конце и прикрепленный другим к кольцу, скользящему по тросу.
[Закрыть] соскакивают!
– Ладно, Таня, будем оставлять! – заверяют сучкорубы.
– Готово, Татьяна, трогай!..
Настроение Павла поднимается и потому, что трелевка идет успешно, а трактористы с каждым рейсом берут пачку хлыстов больше прежней, и потому, что кряжевщики к концу рабочего дня почти загружены раскряжевкой.
«Еще несколько дней, и лесоучасток станет перевыполнять график», – радостно думает Павел.
На следующий день автомашины с трактористами-трелевщиками выехали на лесоучасток на полчаса раньше лесорубов. К началу работы приехали не только Заневский со Столетниковым, но и все начальники лесоучастков. Они с интересом рассматривали разделочные эстакады, волоки, наблюдали, как трактористы комплектуют на пасеках пачки хлыстов и трелюют их к верхним складам.
Заневский с часами в руках следил за ходом работ. Сначала он удовлетворенно усмехался: трактористы трелевали по четыре-пять кубометров. «Я говорил, – думал он, – что больше пяти кубиков не возьмут и – пожалуйста!» Но вот Татьяна Русакова привезла шесть кубометров, еще и еще, а к концу рабочего дня директор увидел, что трактористы сделали по десять-двенадцать рейсов.
– Михаил Александрович, – сказал Столетников, – одно звено Верхутина на восемнадцать кубометров превысило прежнюю выработку.
Заневский молчал.
– Товарищи, лесоучасток на сто два и шесть десятых выполнил дневной график, – сообщил Седобородов, явившись с лесосклада. – Вот те и трелевочные трактора!
Заневский посмотрел на технорука и отвернулся.
– А зимой они должны трелевать больше, чем сейчас, – продолжал ни к кому не обращаясь Седобородов, – потому как снег закроет все корни, ямы и пни, и волок натертый будет, – и повернулся к директору и замполиту: – Однако, теперь есть шанс выполнить план, а?
Заневский пожевал губами и промычал что-то неразборчивое.
– Думаю, да, – сказал Столетников. – Только жаль, ждать придется, когда остальные трактора пришлют, – с сожалением закончил он, и Заневский понял, что это упрек в его адрес.
Он взял себя в руки и подошел к Бакрадзе.
– Васо Лаврентьевич, виноват, – глухо произнес он, глядя куда-то выше его головы. – Доказали вы с Лесновым, что я был неправ. Поздравляю вас с успехом, – и протянул руку, – и вас, Павел Владимирович… Спасибо!
28
Дома Заневского ждали вести не из приятных.
– Папа, – встретила его Верочка, – тебе несколько раз звонили из райкома. Просили передать, что завтра – бюро, приглашают к десяти часам…
Заневский нахмурился и ушел к себе.
«Что же скажут на бюро?» – думал он.
Подошел к столу, тяжело опустился на стул и с безразличием оглядел комнату.
«Ну, покаюсь, скажу – виноват, не понимал. Ну, прочтут нотацию и простят. В крайнем случае, замечание вынесут, даже пусть выговор… А я ведь, если начистоту говорить, от тракторов отказался не потому, что не верил в них, а потому, что мечтал, чтобы план срезали».
Стало самому стыдно своего признания, и он постарался думать о другом – хотя бы о предложении Леснова объединить все пилорамные, клепкорезные и шпалорезные станки и создать свой лесозавод. Его так поглотила эта идея, что он потянулся к карандашу и бумаге, начал чертить, что-то вычислять и подсчитывать.
«Это же превосходная мысль, – восхищался он. – Сырье под боком, электростанция вполне может работать на отходах, затраты на подвозку леса минимальны, а прибыли, прибыли какие!.. Да, зря я обругал Леснова, когда мне Раздольный рассказал, что режут штакетник и тарную дощечку из горбыля!»
Потом он подумал о лесоучастках и стал записывать в блокнот, что надо сделать в первую очередь, но, вспомнив о предстоящем бюро, задумался.
«Как некстати оно, – насупился он, – только разворачиваться начал, надо перестраивать все… а придется ли? – испугала мысль. – Может, на мою долю и не достанется?..»
Много передумал за эту ночь Заневский.
Было поздно. Зная, что надо проснуться со свежей головой, он несколько раз ложился в постель, но сон не приходил. Заневский поднимался, вновь и вновь шагал по комнате, и только когда забрезжили первые проблески рассвета, забылся беспокойным сном…
29
Проснулся Заневский раньше обычного.
Глянув на часы, он убедился, что вставать рано, и, заложив за голову руки, продолжал лежать, еще и еще раз обдумывая свое поведение на бюро.
В конторе его уже поджидал Скупищев. Начхоз был встревожен – его тоже вызывали.
– Что же теперь будет, Михаил Александрович? – пролепетал Скупищев, входя за директором в кабинет.
– По заслугам и награда. Недоволен? – с язвительной усмешкой сказал Заневский, понимая, что издевается не только над начхозом, но и над собой. – Любишь кататься, – люби и саночки возить!
Он сел за стол и принялся подписывать принесенные Зиной Воложиной бумаги, затем разговаривал по телефону с замполитом, и Скупищев понял, что говорили о бюро.
– Электропилы и топоры со склада выдал? – спросил его Заневский, откладывая в сторону ручку и поднимая на начхоза колючий взгляд.
– Михаил Александрович, да разве теперь можно думать о…
– Не выписал?.. Не выдал?!
Заневский не мог себя сдержать. Он быстро встал и, выйдя из-за стола, приблизился к Скупищеву, схватил его за борта пиджака и начал в бешенстве трясти.
– Негодяй!.. Подлец!.. Да я тебя сам, без бюро, вышвырну из леспромхоза, под суд отдам! Ты у меня узнаешь, как…
– Что здесь происходит? – спросил Столетников, с недоумением останавливаясь у порога.
– По душам разговариваем, – зло усмехнулся Заневский, приходя в себя и отпуская побледневшего Скупищева. – Сейчас же марш выписывать инструмент, – приказал он.
– Так я опоздаю на бюро, Михаил Александрович, Александр Родионович, неужто до вечера не потерпят с инструментом? – взмолился Скупищев. – Есть же у них…
– Во-он отсюда, или я тебя… – закричал Заневский, сжимая огромные кулаки, но Столетников сердито глянул на него, и директор, стиснув зубы, не окончил фразы.
– Я, Иван Иванович, распоряжение директора не собираюсь отменять, выписывайте, – строго сказал Столетников и добавил: – Мы вас подождем.
К райкому партии машина подъехала ровно в десять.
Поздоровавшись с Нижельским и членами бюро, Заневский искоса удивленно глянул в сторону дочери – «почему и она здесь» – и сел в конце стола. Рядом разместились замполит, начхоз, через минуту вошел Павел Леснов, и секретарь объявил повестку.
Слово предоставили Заневскому.
– Я прошу бюро, – начал он, – разрешить мне выступить позднее, – волнуясь, сказал Заневский.
Ему разрешили.
Выступления дочери он почти не слушал. В голове теснились мысли, не имеющие ни прямого, ни косвенного отношения к происходящему. Почему-то вспомнилось детство, похороны отца, и он ясно увидел мать, ее широко открытые глаза, устремленные на гроб, распущенные волосы и пронзительный крик, когда закрыли гроб. Потом вспомнил тридцатую дивизию, Чонгарскую переправу, где был ранен в гражданскую войну.
Слово предоставили Леснову, за ним Столетникову. Спокойно и убедительно замполит показал причины застоя в леспромхозе, проанализировал их, сделал выводы. Заневский не мог не признаться себе, что Столетников лучше его, директора, знает положение дел.
«Когда же он успел изучить технологию, – думал Заневский, – можно подумать, что имеет специальное образование!»
– Заневский пренебрег желанием людей помочь ему разобраться в ошибках, – говорил Столетников. – Мы вынуждены были без согласия директора решить вопрос о проводке телефона, о применении предложения Костикова. Мы вынуждены были созвать открытое партийно-комсомольское собрание, чтобы поговорить о причинах срыва плана…
Заневский раскрыл блокнот с набросками своего выступления и стал бегло просматривать. Он что-то вычеркивал и дописывал, переставлял и исправлял, вновь перечитывал, и когда начал читать в третий раз, то с ужасом понял, что все перемешалось не только в конспекте, но и в голове. Он понял, что своим выступлением хотел выгородить себя хотя бы частично, оправдать кое-какие поступки.
Он нахмурился и вдруг разорвал свой конспект пополам, еще на две части, еще и еще. Потом спохватился и с недоумением посмотрел на клочья бумаги.
«Что я наделал? Ведь там были записаны факты, все даты».
Скупищева он совершенно не слушал. «Надо признать свои ошибки, – думал он. – А если сказать: не справился с обязанностями и прошу освободить от… нет, нет, только не это! Я еще смогу наверстать упущенное и доказать, что способен руководить леспромхозом».
– Высказались все, – сказал Нижельский, – слово за вами, товарищ Заневский. Пожалуйста.
Заневский тяжело поднялся, медленно обвел сидящих тревожным взглядом. Ему показалось, что секретарь райкома смотрит на него с насмешкой, словно хочет сказать: «Можешь и не говорить ничего, от твоего выступления решение бюро не изменится».
Ему стало не по себе.
Душили обида и злость, проснулось приглушенное самолюбие. Нет уж, Заневский не из таких, чтобы унижаться, пусть их думают, что хотят! Да и какая на нем вина? Украл, что ли? И разве от всех предложений он отказывался? Нет. Он с радостью принял сквозной метод, подмостки-эстакады Русаковой, организовал БРИЗ… Замполит все это поставил в заслугу парторганизации, словно директора не существовало.
Почему он отказался от трелевочных тракторов и хотел отправить лебедки? Да, это его ошибка. Но они должны понять, что любой человек сомневается в новом, пока не увидит своими глазами. А директор такой же, как и все. Ему не помогали. Принижали роль директора, подрывали авторитет, критиковали и рисовали на него карикатуры, хотя теперь виновники громогласно и извиняются, самовольничали. Разве этого мало?
Все это Заневский и высказал сейчас.
Нижельский переглянулся с членами бюро райкома. На их лицах было разочарование, плохо скрываемая досада.
– Конечно, – продолжал после долгого молчания Заневский, – и моя вина есть. Мало уделял внимания лесоучасткам, плохо знал нужды лесорубов, не вникал в работу начхоза. Что же касается отправки леса без наряда в адрес облтехбазы, то не в свой же карман я положил за него деньги! Помог им построить новый склад… взаимная выручка… а база нас инструментом… А колхозу вот даже горбыля не дал, а запросил трест, и нам разрешили…
– Папа, как тебе не стыдно?! – не выдержав, воскликнула Верочка и, опомнившись, тут же залилась румянцем. – Простите, товарищи, – извинилась она.
Заневский вздрогнул, поднял на дочь растерянный взгляд и ужаснулся тому, что говорил. Он виновато посмотрел на сидящих, в его маленьких глазах вспыхнуло раскаяние, и широкое лицо стало красным.
– Простите, товарищи… я не то… – поборов самолюбие, взволнованно признался он. – Я думаю одно, а что-то… вот не пойму сам, заставляет говорить другое… Да, я выгораживал себя, хотел свалить вину на кого-либо, а не на кого…
Вздохнул свободнее, поднял на людей грустный взор.
– По-русски говоря, я прошляпил, отстал, – с усилием выдавил он признание, – и отстал сильно… – и почувствовал, что самое тяжелое сказано, осилено; видел, как сразу потеплели взгляды сидящих, облегченно вздохнула Верочка. – Я не верил в рентабельность тракторов, испугался их и думал, что, отказавшись, спасу себя, а вышло… Надо учиться, переучиваться… и я буду!
– Правильно, Михаил Александрович, – ободряюще сказал Нижельский.
«Нет, наши усилия не на ветер брошены, – думал он, – все-таки Заневский переборол себя. И я за него рад. Фу, даже на душе стало как-то легче!»
– Все, товарищи, мне больше нечего сказать… решайте…
Заневский сел, чувствуя облегчение. Он окинул всех быстрым взглядом: и секретарь, и Столетников с Лесновым, и члены бюро райкома смотрели на него доброжелательно.
«Значит, поверили мне», – и Заневский, шумно вздохнув, как-то успокоился.
Начали выступать члены бюро, вносили предложения. Заневский слушал уже спокойно. Но, когда предложили за срыв плана дать выговор с занесением в личное дело и ходатайствовать перед трестом о смещении с должности директора, он густо покраснел и опустил глаза.
Предложили за обман должностных лиц и злоупотребления по службе исключить Скупищева из партии и ходатайствовать перед директором леспромхоза о снятии его с работы.
– Больше нет предложений?.. Голосуют члены бюро. Кто «за»? – спросил Нижельский и удовлетворенно кивнул головой. – Единогласно… А теперь, товарищи, – обратился он к вызванным, – разрешите пожелать вам быстрее выправиться, помогать друг другу в работе, советоваться, быть внимательным к запросам и нуждам работников, к их предложениям. А трудно будет – милости просим, обращайтесь к нам, поможем всегда.
Бюро окончено.
Верочка, подойдя к отцу, ласково посмотрела на него, виновато улыбнулась.
– Ничего, папа, все еще поправимо, – с участием сказала она, – не падай духом!
Заневский потупился и ничего не ответил.
