Текст книги "Тайга шумит"
Автор книги: Борис Ярочкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
15
С утра небо затянули тяжелые тучи, седые и хмурые, и, прижимаясь к тайге, ползли над землей, роняя мелкий моросящий дождь. Потом налетел шквал, завертел, закрутил их и погнал в обратную сторону. Прорвался сквозь образовавшуюся в тучах дыру солнечный луч и, скользнув по веткам, пролез через лапник на стволы, подлесок, землю, заплясал непоседливым зайчиком, и тайга словно обрадовалась ему, встрепенулась, зашумела, отряхивая с игластой одежды капли, свежая и умытая. «Эмка», ныряя в лужах, усердно разбрасывала грязь и воду, оставляя за собой ленту расползающейся жижицы.
Тайга стояла вдоль дороги непроницаемой зеленой стеной, потом разбежалась в стороны, навстречу метнулись вырубки, и, вскоре показалась конторка лесоучастка. Машина остановилась. Нижельский, Столетников и Седобородов пошли к зданию.
– Здравствуйте, товарищи! – сказал Нижельский, задерживаясь в дверях и глядя на сидящих за маленьким столом Леснова и Костикова. – Не помешаем вам?
– Входите, товарищ секретарь! – воскликнул Павел. – Немного опоздали: у нас в перерыв было маленькое собрание. Решили строить на лесобирже эстакаду и дорогу с бугра спустить на нее.
– Надеюсь, на открытие пригласите?
– Обязательно! – улыбнулся Павел, здороваясь с приехавшими.
– А теперь скажите, сможете ли без ущерба для работы провести нас по лесоучастку.
– Пожалуйста!
– Тогда показывайте свои достижения.
Павел улыбнулся. Не стыдно было вести на лесоучасток секретаря райкома: было что показать. Не любитель хвастаться, Павел больше говорил о недостатках, и на первый взгляд складывалось впечатление, что на лесоучастке неблагополучно. Но стоило побывать в нескольких звеньях, посмотреть, как спорится работа – и мнение менялось.
Нижельскому все больше нравился молодой инженер.
Они свернули к контрольно-пропускному пункту.
Под аркой стоял трактор, и старик Леснов с бранью сталкивал с прицепа двухметровые дрова.
– Безобразие!.. Безответственность! – повысил он голос, увидев подходивших, и с ожесточением набросился на тракториста, словно тот был во всем виноват. – Чего глазеешь? Разгружай, не буду принимать! Не понимаю, чем люди думают, – обратился он к Павлу. – Елку в дрова режут, благо не надо мерять, на глаз. А план с крепежом проваливают. А ты тоже хорош, нача-альник! – подчеркнул он. – Пошто не дашь каждому звену задание на крепеж? Уши прожужжали – крепеж, крепеж шахты ждут, а люди что ни попало в дрова режут. Второй прицеп нынче бракую!..
– Не шуми, отец, – недовольно сказал Павел и обратился к помощнику тракториста. – Беги в звено и передай, чтобы сейчас же шли сюда. Перепиливать на крепеж будете, а потом поговорим.
– За это штрафовать надо, а не перепиливать, – продолжал ворчать Леснов.
– Молчит, – шепнул Столетников Нижельскому о Павле, – а ведь завтра же даст каждому звену задание на крепеж.
– Вижу, что дельным советом не побрезгует, – кивнул тот.
– Он уж такой, – подтвердил Седобородов, проникаясь уважением к Павлу и наклоняясь к уху Нижельского, – что услышит, аль вздумает хорошее – беспременно сделает!
16
Вечерело…
Мать заглянула в комнату Александра, покачала головой:
– Бросал бы, темнеет, а ты рисуешь, – с ласковым упреком проговорила она. – Глаза попортишь.
– Кончаю, мама, – отозвался сын.
Александр вымыл и сложил в чемоданчик кисти, краски, палитру. Долго сидел, задумавшись, потом подошел к ветхому комоду, на котором стояла фотография молоденькой белокурой девушки с уложенными венком толстыми косами.
В сумерках были плохо различимы черты дорогого ему лица, но глаза девушки, большие, ясные, казалось, улыбались Александру. «Наденька, – с тоской подумал Столетников, и сердце его больно защемило, – дорогой ты мой человек, куда же ты запропала, храбрая наша разведчица, где мне отыскать тебя?..»
…Это было в мае сорок второго года. Цвела черемуха, распускались на деревьях листья, заливались по ночам соловьи. Выйдешь из землянки, а кругом лес, весной пахнет… Но только бойцы мало обращали на это внимание: вокруг были немцы. И вот в один из таких дней в штаб партизанского соединения поступило донесение от связной Дальней, учительницы немецкого языка.
Она сообщала, что в их деревню приехали на автомашине десять полицейских, во главе с изменником Куприяненко, чтобы отобрать скот у населения. Тотчас направили туда группу партизан, и они оставили немцев без мяса! Девять полицейских было убито, а главарь скрылся. С партизанами в лес пришла и Надя Дальняя.
…Ясный майский день.
Приятной прохладой веет в окно землянки. Перед столом стоит связная Надежда Дальняя, среднего роста, худенькая девушка. Светлые зеленоватые глаза разглядывают сидящих перед ней людей. Она отвечает на вопросы коренастого майора с широким, скуластым лицом.
«Так вот она какая Надежда Дальняя!» – думает старший политрук Столетников, вспоминая ее короткие, но ясные донесения, написанные мелким красивым почерком.
– Куда же вас определить? – вопросительно говорит майор, смотрит в окно и, вздыхая, пожимает плечами.
– В деревню ей возвращаться нельзя, – вмешивается Столетников, – ее видели там с партизанами.
Дальняя облегченно вздыхает и, с надеждой глядя на комиссара партизанского соединения, подсказывает:
– В разведку!
И она становится разведчицей.
Учится бесшумно ходить, ползать, маскироваться, ездит верхом, переплывает в одежде и обуви речку.
Непривычно, тяжело.
Ночью ноет поясница, болят руки, ноги.
И вот первое боевое задание. Она выполняет его так быстро и легко, что кажется, зря тратила время и силы на учебу.
Дни летят быстро, незаметно. Как-то поздней осенью ее вызвали в штаб, в числе других разведчиков.
– Надо точно установить, когда выходит из дома немецкий комендант, а затем уничтожить его. Вы, товарищ Дальняя, выполните первую половину задачи, а уничтожением майора Ленке займутся другие.
Это задание было успешно выполнено.
За этим следовали новые и новые. Надежда становилась смелой, опытной разведчицей, незаменимым человеком в партизанском отряде.
Войска Советской Армии освободили Орел, Харьков…
Немцы спешно подвозили на фронт подкрепления, боеприпасы, но не дремали и партизаны. Воинские эшелоны летели под откос, на дорогах устраивались засады, взрывались мосты, минировались шоссе и проселки. Гитлеровцы бросили против соединения партизан, где была Дальняя, карательный полк СС.
Как выяснилось позже, карателей привел в расположение партизан тот же Куприяненко, что руководил реквизицией скота и скрылся при налете партизан. Завязался бой. К вечеру штаб стали обходить. Бойцы выбивались из сил в ожидании своих отрядов, за которыми были посланы связные.
Столетников лежал за пулеметом. В «максиме» кипела вода, хоть чай пей! – кончались в ленте патроны, а противник готовился к решительной атаке. Момент был критический. И в это время к нему приползла с тремя коробками пулеметных лент и трофейной канистрой воды Дальняя. Буквально в ту же минуту подобрался немец и швырнул гранату. Столетников успел лишь увидеть ее длинную деревянную ручку, мелькнувшую над головой. Но вдруг что-то мягкое упало на него, резко шевельнулось, и в следующую секунду раздался взрыв.
Комиссар остался цел и невредим, а Наде осколки повредили ногу.
Ее вскоре эвакуировали самолетом в Москву. Она писала, что поправляется, но, вероятно, будет немного хромать… С тех пор девушка и спасенный ею комиссар не встречались… Он писал много писем с фронта на село, где она работала до войны, на отдел образования в Калинковичи, но… видно, уехала куда-нибудь к родственникам.
17
Старую многострадальную полуторку бросало из стороны в сторону на рытвинах и ухабах. Громыхал побитыми бортами кузов, дребезжали боковые рамы кабины, и в нее через дыры ветрового стекла врывался ветер.
– Ой, люди добрые, как трясет! Совсем нервы расшатает!..
Машина нырнула в лужу, водитель и начхоз на миг подперли головами крышу кабины, и колеса забуксовали в грязи.
– Крышка! – безнадежно махнул рукой шофер и выключил мотор. – Теперь загорай до попутной, пока не вытащит, – сказал он, обходя грузовик и почесывая затылок.
– Ты как знаешь, а я пойду, – сказал шоферу Скупищев, ощупывая на голове шишку. – Как вытащат, подъедешь к правлению, я там буду.
– Шлё-опай! – равнодушно согласился шофер. – А мешки не берешь?
Скупищев отрицательно покачал головой, накинул капюшон плаща и зашагал в деревню, беспорядочно разбросанной по холмам.
Шел теплый мелкий дождь но, казалось, он никому не мешал. С токов к колхозному амбару тянулись груженные мешками хлеба подводы, крытые брезентом, где-то в лощине устало урчали трактора, и несколько голосов задорно тянули песню, а с лугов доносилось сытое мычание коров и оклики пастуха.
Заходить в правление Скупищев не торопился.
«Тише едешь – дальше будешь, – говорил он себе, останавливаясь у скотного двора и разглядывая строения. – Текут крыши, – отметил он, переводя взгляд с покоробленного от времени теса на развалившийся загон, – тоже новый делать надо… Ой, люди добрые, да и амбар-то не лучше!» – чуть не закричал он и направился к толпившимся под навесом колхозникам.
– Хорошее зерно, – похвалил Скупищев, запуская в него руку и быстро осматривая помещение. «Тонн двадцать пять будет», – сразу определил он. Задрав голову, увидел через крышу амбара кусок хмурого неба.
– До дождя убрали, – пояснил кладовщик, настороженно оглядывая незнакомца, – мало ли кто может приехать! – а сегодняшнее до весов направляем в сушилку. Сыроватое трошки.
– А больше ничего не убираете? – деловито осведомился Скупищев, заглядывая в длинный ларь.
– Горох начали, картошку-скороспелку роем. Давеча в город отправили пять машин. А-а… вы кто будете-то? – уже строго спросил кладовщик, преграждая путь ко второму ларю. – Инспектор какой?
– Инспектор? – презрительно скривил толстые губы начхоз. – Я – Скупищев, – сказал он, ко, видя, что сказанное не подействовало, добавил: – Начальник хозяйства Таежного леспромхоза.
– Так ступайте до своего хозяйства и заглядывайте там во все углы, а здесь посторонним строго воспрещается.
«Опоздал прогонять, – усмехнулся Скупищев, – я и сам ухожу», – и протянул кладовщику руку.
Теперь он шел в правление колхоза уверенно, как командир, закончивший рекогносцировку и нашедший брешь в обороне противника. Дождь перестал. В прорванные тучи глянуло солнце, блеснуло отраженным лучом ветровое стекло остановившейся у правления полуторки.
Скупищев не торопясь поднялся по ступенькам на крыльцо и, откинув капюшон, вошел в помещение.
– Доброго здоровьица! – поклонился он усатому мужчине, разговаривавшему по телефону, и сел на табуретку у стола.
– Будем знакомы, – протянул руку председатель колхоза и повесил на аппарат трубку.
Скупищев дождался, пока они остались с глазу на глаз, назвал себя и, хитро щуря из-под очков выпуклые глаза, заговорил:
– Плохо живете, товарищ председатель, – и, встретив настороженно-вопросительный взгляд, продолжал: – Хлеб-то в амбаре мочит сверху, прогнила крыша. Менять надо.
– Куда уж менять, руки не доходят. Мы и по-бедному бы обошлись – починить, да вот…
– Теса нет? – посочувствовал Скупищев и научил: – А вы горбылем.
– А где его взять-то? У нас пилорамы нету, – и нахмурился. – «Тоже мне, советчик приехал, будто сами не знаем».
– Да и хлева ремонта требуют, и загон менять надо, – говорил Скупищев, не обращая внимания на хмурый вид председателя, – совсем развалятся, тогда вас же винить будут!
– На загон мы жерди заготовили по весне, а крыши придется соломой опосля уборки крыть… А вы, случаем, не помочь хотите? – усмехнулся председатель. – Колхоз спасибо скажет.
– Можно и помочь, – невозмутимо ответил Скупищев, – по-соседски.
«Ничего себе соседи, – подумал председатель, – верст тридцать с гаком! – он вынул из стола кисет, свернул козью ножку и прикурил от зажигалки. – Ишь, благодетель нашелся, – опять насупился он, – хитришь, брат, приехал-то с порожней машиной».
Скупищев встретился с ним взглядом и прочел в глазах: «Знаем вашего брата, на словах густо, а на деле пусто», – но в то же время видел, что задел председателя за живое.
– Ой, люди добрые, – воскликнул Скупищев, поглядев на часы, – время-то за полдень перевалило – обед!
– Что ж. Пойдемте обедать, – пригласил председатель, – там и потолкуем.
Они вышли из правления. Скупищев подмигнул шоферу, мол, все в порядке и, захватив из кабины маленький чемоданчик, догнал председателя. Теперь его интересовало, сколько он привезет в леспромхоз овощей и картофеля…
Под вечер машина возвращалась в Таежный.
– Ну, и мастак же вы, Иван Иванович, на всякие что ни на есть махинации, – восторженно говорил шофер Скупищеву, кивая на кузов грузовика, – этакую махину отхватили, а!
– Тут не в махинации дело, а в таланте! – многозначительно ответил начхоз и поднял палец вверх. – Нужно подход иметь, дорогой, подход, а то и ржавого гвоздя не достанешь. Понял?
– Начинаю, – недоверчиво ответил шофер и покачал головой, словно хотел сказать: «А мошенник ты – ни дать ни взять!»
18
Скупищев поднял на сморщенный от напряжения лоб очки, прикидывая, кому сколько достанется картофеля и гороха. Казалось бы, и не трудное это дело – составь список, распредели, передай в магазин, и дальнейшее от начхоза не зависит. Но легче достать и привезти, чем распределить. Как ни старайся, всем не угодишь.
Кроме того, его угнетало, что незаметно снабжение, как и все другое в леспромхозе, попадало под контроль замполита, и ему, начхозу, приходилось быть начеку. Он пытался жаловаться, но директор лишь усмехнулся и разводил руками, дескать, ничем не могу помочь, терпи…
Скупищев вздохнул, да и было от чего вздыхать. Остался неразрешенным вопрос – сколько выделить картофеля и гороха замполиту.
«Дашь мало – обидится, много – скажет, почему? – думал он. – Как быть?»
В кабинет постучали, но стук не дошел до сознания начхоза, и только когда в комнату шагнул Столетников, Скупищев очнулся.
Неожиданное посещение замполита не удивило начхоза, он уже привык к ним, но всякий раз настораживался: в каждой сказанной замполитом фразе искал тайный смысл, а на вопросы отвечал не спеша, ища в них каверзу…
– Вот за картофель и горох вам спасибо, Иван Иванович, – сказал Столетников, здороваясь, и Скупищев обрадовался.
– Я уже почти все распределил, – весело начал он, – вот только вам да еще кое-кому осталось, – и протянул замполиту список.
– Так, так… – неопределенно произнес Столетников и, не дочитав список, возвратил начхозу. – Мне ничего не надо, – нахмурился он. – А что же лесорубам останется? – Столетников прошелся по кабинету, остановился у стола. – Большинство питается в столовой и не имеет приусадебных участков, а вы о них забыли, – жестко проговорил он. – По-моему, надо три четверти в столовую сдать, а для семейных – в магазин, и всем поровну. Как вы находите?
– А-а-а… да-да-а… п-правильно, – в замешательстве проронил Скупищев, хотя вовсе не находил это правильным.
– Вот и хорошо, – лесорубы вас добрым словом помянут, приятно же будет? – замполит улыбнулся и направился к двери, но задержался. – Иван Иванович, а как вам удалось получить картофель и горох? – уже серьезно сказал он, видя, как бледнеет розовое, лоснящееся лицо Скупищева.
«Начинается, – удрученно подумал тот, – опять канитель будет!»
На счастье начхоза в кабинет заглянула Зина Воложина и позвала Столетникова к телефону. Скупищев посмотрел на список, вздохнул и усмехнулся. «Распределил!» – подумал он и, смяв листок, бросил его в мусорницу. Позвонил директору.
– Михаил Александрович?.. Разрешите зайти?.. Иду, иду!
Скупищев быстро встал из-за стола, вынул из портфеля какие-то бумаги и поспешил к директору. Войдя в кабинет, положил перед Заневским счета на закупленный картофель и горох, и довольный произведенным эффектом, победоносно улыбнулся.
– Как же ты умудрился купить, когда колхозы еще не выполнили поставки? – Заневский строго посмотрел на Скупищева. – Если обещал им лес, то доставай наряд как хочешь, я не дам ни кубометра. И так говорят, что злоупотребляю властью…
– Да люди только и знают, что говорить…
– Правильно говорят! – перебил его Заневский. – Как достал?
– На этот раз обошлось без леса, Михаил Александрович, – они просили немного горбыля и бракованных досок…
– А это не лес? – вскипел Заневский. – Не дам.
– Михаил Александрович, доро…
– Не дам!.. Довольно, надоел ты мне. И запомни, против правил и законов я больше не пойду, лес не моя собственность.
– Михаил Александрович, дайте же сказать, – умоляюще простонал Скупищев, поднимая на лоб очки. – Не для себя же я старался. Сколько по карточкам люди получают продуктов, сами знаете, а картофель и горох пойдут лесорубам на дополнительные блюда, немного в магазин семейным отпустим…
Заневский презрительно смотрел на Скупищева и думал:
«Разрешил ему раз-другой, он и вообразил, что ему все дозволено, а потом с меня спрашивают. Надо положить этому конец. – Вздохнул. – Авось, бог не выдаст, свинья не съест. Да и что за горбыль-то мне будет? Лес – другое дело…»
Он еще раз посмотрел на счета, почесал за ухом и поднял взгляд на входящего замполита.
– Александр Родионович, что делать? – сокрушенно сказал он, протягивая ему счета, – опять самовольно поступил, – и рассказал, как начхоз получил в колхозе картофель и горох.
– Говорите, товарищ Скупищев, в обмен на горбыль и доски договорились? – сказал Столетников. – А сколько они просили?
– Определенно председатель ничего не сказал. Говорит, сколько совесть позволит. Положение у них тяжелое, зерно в амбаре, а крыши почти нет…
– Ишь, ты – совесть… – усмехнулся замполит и задумался.
«Да, хлеб может пропасть, помочь надо. Наше же добро, для нас же люди вырастили».
– Я думаю, Михаил Александрович, – сказал он, возвращая начхозу счета, – горбыль и бракованные доски можно дать колхозу. Кубометров пятнадцать-двадцать. Хватит? – спросил он Скупищева.
– Колхоз, наверно, на столько и не рассчитывал, – повеселел тот, решив, что все сошло благополучно.
– Только надо будет, – продолжал Столетников, – запросить трест и взять разрешение. Я уверен, что нам не откажут. А начхозу за самовольство в приказе вынести выговор и предупредить, – что при повторении подобных случаев будет уволен с работы.
– Вот это правильно! – неожиданно легко согласился Заневский, поражаясь простоте, с какой замполит решил этот вопрос. – «И я в ответе не буду, – пришла мысль, – и Скупищеву урок как самовольничать!» – И сказал начхозу: – Понял? А теперь ступай!
Скупищев от неожиданности съежился, словно его огрели плетью, и медленно вышел, а Заневский поднял на замполита тревожный взгляд.
«Что он скажет сейчас?» – подумал он.
Директор был встревожен предстоящим на днях открытым партийно-комсомольским собранием. Он, знал, что придется выступить и говорить обо всем прямо, и это его пугало больше всего.
19
Едва сумерки окутали землю, электрическим светом брызнули лампочки на столбах, отодвигая сгущающуюся над поселком темноту.
Замызганная грязью полуторка, устало тарахтя, проехала по прилегающей к бору улице и остановилась у дома Заневского. Из нее вылезли два человека.
– Ой, люди добрые, разве можно мешкать? – вполголоса проговорил низенький толстяк, поправляя на большом красноватом носу очки и озираясь по сторонам. – Бери скорее, я калитку открою.
Шофер, здоровенный детина со скуластым лицом и узкими глазами, легко взвалил на плечи мешок и бегом прошмыгнул во двор. Спустил ношу на крыльцо, направился за другой.
Скупищев постучал. В дверях показалась Верочка.
– Вам кого? – спросила она и наткнулась в темноте на мешок. – Ай!!
– Не пугайтесь, Вера Михайловна, – осклабясь, успокоил ее начхоз, – мы вам картошку и горох привезли. Принимайте, пожалуйста!
– Мама! – позвала Верочка. – Иди сюда, ты, наверно, в курсе дела.
– Кто там? – Любовь Петровна увидела начхоза, улыбнулась. – А, Иван Иванович, заходите в комнату.
– Времени нет, дорогая Любовь Петровна, – поклонился он. – Куда прикажете нести картошку?
– Картошку? Какую?
– Я привез нынче из колхоза и для вас постарался… захватил маленько. И гороха тоже вот…
– Спасибо, Иван Иванович. Вы не беспокойтесь, мы сами уберем… Верочка, открой кладовую, а я деньги принесу. Сколько с нас? – спросила Заневская, кутаясь в пуховый платок.
– Ничего не надо, Любовь Петровна, – заискивающе начал начхоз, – это, так сказать, скромный подарок от председателя колхоза…
– Подарок? – Любовь Петровна на секунду закусила губы, потом спросила:
– А Михаил Александрович знает?
– Да-да… впрочем, нет… в общем, что я привез, знает, а про эти, – Скупищев пнул ногой мешки, – я не успел сказать. Замполит был в кабинете, а при нем я не решился…
– Без денег мы не возьмем, – не дослушала его Любовь Петровна.
– Отвезите обратно, – вмешалась в разговор Верочка, – сейчас же!
Девушка еле сдерживала негодование.
– Вера Михайловна… Любовь Петровна, – умоляюще начал Скупищев.
– За-би-райте!.. А о ваших махинациях я буду говорить в другом месте!.. Пойдем, мама.
– Вера Михайловна, Любовь Петровна, одну минуточку…
Но дверь плотно захлопнулась.
Он несколько секунд топтался на месте, потом скользнул взглядом по ухмыляющемуся лицу шофера и вздохнул. Шофер сидел на мешках и насвистывал с такой беззаботностью и равнодушием, будто хотел подчеркнуть свою непричастность к провалившемуся трюку.
«Ну, вот, – с горечью подумал Скупищев, – хотел «замазать» свой выговор, а, видно, налетел на второй. Что-то будет?»
– Ну, поехали, что ли? – шепнул он шоферу. – А то народ еще увидит… Подай-ка мне на плечо мешок.
– С удовольствием! – насмешливо откликнулся шофер.
