Текст книги "Диктатор. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Борис Шахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 83 страниц)

  Лорд Дэвис оказался пунктуальным и через пять минут открытый для перемещения камин озарился зеленой вспышкой. Гость вежливо поклонился и уселся в предложенное кресло. Домовой эльф принес обоим магам чай и бисквиты, и следующие десять минут никаких серьезных тем не поднималось. Но все рано или поздно кончается, и Питер Дэвис перекинул нить разговора на причину этой поздней встречи.

  – К сожалению, Амелия, насколько бы мне ни было приятно твое общество, но я вынужден перейти к делам, – Питер поставил пустую чашечку на журнальный столик.

  – И? Наконец ты скажешь, зачем поднял меня с кровати? Мне завтра, то есть уже сегодня, придется очень рано встать, чтобы успеть ознакомиться с отчетами Авроров по делу Крэбба. А потом еще и речь готовить...

  – Вот именно про это заседание я и хотел бы с тобой поговорить. Ты ведь там будешь Обвинителем, не так ли? Я скажу прямо. На будущем суде я хочу, чтобы ты сделала все возможное для того...

  В принципе о теме будущего разговора миссис Боунс догадывалась и так. Тут и догадываться не нужно было, Питер прямо сказал о своем явном интересе повлиять на будущий судебный процесс. Конечно, и судьи, и адвокаты, и обвинители приносили все положенные магические клятвы. Однако уголовное делопроизводство на прецедентном правовом поле как нигде очень сильно зависит от преференций участников судебного заседания. И фактически обмануть не обманув формально тут не просто, а очень просто.

  Редкий случай, когда интересы сразу нескольких сторон совпадают. Впрочем, Боунс такое развитие событий тоже устраивало. Одновременно на ровном месте без особых затрат времени и сил "списать" долги и у Дэвиса, и у Крэбба, чем не удача? Поэтому, догадываясь о желании Дэвиса оправдать будущего зятя, она заранее готовила... не очень серьезные аргументы против. Цену-то себе набить тоже не помешает!

  И именно поэтому, следующие слова Питера оказались для нее полнейшей неожиданностью.

  – ...чтобы лорд Крэбб был осужден либо на срок в Азкабане или, что гораздо предпочтительнее, на очень серьезный денежный штраф.

  Только благодаря многолетнему опыту работы в Департаменте Магического правопорядка Амелия смогла удержать на лице спокойную, вежливо-заинтересованную мину. Но мысленно она скривилась от брезгливости. Да, так для Дэвиса, было даже лучше, но для нее... Для нее это было на грани весьма и весьма... нелицеприятного поступка. Нет, конечно, ей ничего не грозит. Ведь сначала ты долго работаешь на свою репутацию, а потом она работает на тебя, так что недоброжелатели в случае чего даже не будут раздувать такую мелочь. Но это с формальной точки зрения, а с другой... Боунс поморщилась уже в открытую. То, чего хотел от нее лорд Дэвис, "притопить" Крэбба, выглядело бы с ее стороны на взгляд Винсента откровенной подлостью. И поэтому:

  – Тогда там была не только ваша дочь, но и моя племянница, – тщательно подбирая слова произнесла начальница ДМП. – Я не могу отплатить Винсенту Крэббу такой черной неблагодарностью за защиту моей единственной племянницы. К сожалению, меня тогда отвлекли срочные дела, и я не смогла посетить разбор в Хогвартсе. Появись я там тогда, месяцем отработок Уизли бы не отделались!

  – Я вас понимаю, но, увы, вынужден настаивать, – развел руками лорд Дэвис.

  – Зачем вам это? – прямо спросила Амелия Питера.

  – Увы, дела рода Дэвис требуют от меня такого!

  – А вам не жалко его? Я ведь привыкла делать свою работу хорошо, и если задамся целью посадить... Все же Азкабан – не курорт, да и состояние рода Крэбб сейчас весьма в плачевном, простите за тавтологию, состоянии. Ну, насколько я знаю... – продолжала мадам Боунс.

  На самом деле сейчас она была почти уверенна в причинах того, почему Питер поступает так с защитником его дочери. Как раз именно из-за нее, из-за Трейси. Интрига-то совершенно простенькая. К кому может обратиться лорд Крэбб за помощью? И что с него за это потребуют? Вот только раз Дэвисам так нужен Крэбб, то пусть они хотя бы заплатят за него должную цену! В том числе и ей.

  – Вы же понимаете, что противопоставлять себя действительному члену Совета Лордов... Да еще по такой мелочи... Да на меня набросятся все, хотя бы из аристократической антиконформистской солидарности!

  – Не волнуйтесь, вы будете в попытках очернить Крэбба далеко не одиноки. Так что можете не особо стесняться. И за это я, скажем так, готов списать вам весь оставшийся долг... м-м-м, весь кроме еще одной, на этот раз точно последней серьезной услуги. И да. После заседания вы должны намекнуть лорду Крэббу, что у него есть друзья, которые могут помочь ему. И эти друзья не работают в министерстве... Вам все понятно?

  Чем дальше, тем меньше все происходящее нравилось Боунс. Теперь это не просто плохо пахло вмешательством в чужие родовые дела, а отвратительно смердело большой политикой.

  – И все равно, я еще не дала согласие на это. Все же поймите, что моя племянница учится на одном курсе и факультете! И если все получиться так, как вы хотите... – намекнула Боунс в надежде, что Дэвис поймет ее правильно и передумает. Но Питер понял ее совсем по-другому. Будто она торгуется. И повысил ставки.

  – Я спишу вам весь оставшийся долг. Под ноль, – предложил он. – И прикрою Сьюзен от мести Крэбба.

  А вот это было уже серьезно. "Расплатиться и стать независимой, это дорогого стоит... Многого... И этого тоже?" Видя, что Амелия плотно заглотила наживку, Дэвис позволил себе короткую усмешку.

  – Я могу считать, что мы договорились? – мужчина встал, отвесил безупречный вежливый, но короткий поклон, улыбнулся и чуть вопросительно поднял бровь.

  – Да... – Амелия чувствовала себя мерзко, но выбор сейчас стоял между недоброжелательностью нищего лорда и свободой от обязательств для нее самой. Выбор легко прогнозируемый, потому что очевидный.

  А вот на заседании суда сюрпризы следовали один за другим. Для начала, верховный судья неожиданно занял не как обычно пассивную и стороннюю позицию, а очень сильно вмешивался в процесс. На стороне Крэбба! Сына бывшего Упивающегося Смертью! Нет, конечно, не совсем беспардонно и нагло, но для понимающих людей, которыми сейчас были заняты трибуны, очень даже заметно.

  Вторая ошеломляющая истина открылась Амелии тогда, когда в процессе прений за лорда Крэбба... не вступился никто! Трибуны, наполненные чистокровными и полукровками всех оттенков политических воззрений (были в зале и нейтралы, и про-дамблдорские прогрессисты, и крайние консерваторы, по которым Азкабан со времен процессов десятилетней давности плачет), хотя откровенно Крэбба и не топили, но и вступиться не торопились! Лорд Малфой, к примеру, произнес несколько коротких сложных по посылу речей, речь, смысл которых можно выразить в двух словах как: "делайте с Крэббом, что хотите, но привилегии чистокровных не троньте!". Прогрессисты не могли понять, как им развернуть заседание себе на пользу, и что есть их польза здесь вообще, поэтому ничего конкретного, кроме общих фраз: "давайте жить дружно к общему благу" не сказали. Или, как вариант, ситуация, что члены старых чистокровных семей режут друг друга на дуэлях их абсолютно устраивала. Активных нейтралов интересовали больше жаренные факты о событиях в Хогвартсе, а не судьба какого-то молодого лорда. Заднескамечники послушно молчали, магглорожденных в зале не было, а отсутствующую прессу известят позже и по факту. Таким образом, в итоге единственным и неповторимым ярым обвинителем оказалась... глава Департамента Магического Правопорядка, то есть мадам Боунс! Питер Дэвис организовал для Амелии на ровном месте шикарную ловушку!

  Дэвис поступил безжалостно прагматично. Раз некая Амелия Боунс ему больше ничем не обязана, то и резонов занимать ей такое важное место больше не было. И начать смещение старого главы ДПМ можно с того, что поссорить ее вообще со всеми. От деятельного неодобрения одновременно всех игроков никакой нейтралитет не спасет! "Но ты зря надеешься, Питер, что я сдамся без боя! В конце концов, я уже не та разбитая горем женщина абсолютно без перспектив, какой была десять лет назад! Посмотрим, кто кого съест! Но несмотря ни на что, оплаченную роль следует честно отыграть до конца..."

  На фоне осознания надвигающихся проблем смотреть на откровенно жалкие попытки Крэбба хоть как-нибудь защититься, было откровенно печально. Да, ударила она сильно, но ведь и лазейки оставила! В конце концов у Крэбба под боком есть Эрнест МакМиллан! Из древней семьи законников, прославившихся участием в подготовке пакета законов, вошедших в историю как законы Гампа. По сути, государообразующих законов Магической Британии. Неужели нельзя было заранее озаботиться нужной информацией? "А еще лорд!" Хорошо еще, у этого "лорда" хватило ума понять подсказку Амбридж, в противном случае его показательно распяли бы. Конечно, решение лечь под Министерство тоже не без изъяна. Теперь чистокровые антиконформисты его и слушать не будут, но это всяко лучше, чем если бы план Дэвиса удался.

  Нехорошо и то, что теперь Крэбб ей – враг. Причем враг "честный", обоснованный и заслуженный ее собственным поведением. "Ведь я спас если не жизнь, то хотя бы здоровье ее единственной племяннице, которая всегда была Амелии как дочь, а в ответ неблагодарная Боунс почти посадила в тюрьму! Причем, ладно бы непредвзято и за дело, но нет – максимально несправедливо за какую-то мелочь!" И он не простит. Она бы сама никогда не простила такого откровенного предательства! Неприятно, но логика событий теперь заставляет в будущем ее как можно сильнее давить Крэбба, чтобы у того не оставалось сил и средств вцепиться (может быть, даже не в фигуральном смысле) в ее собственное горло. В какой-то мере задача Дэвиса отсечь от Крэбба возможных союзников продолжит выполняться, причем даже помимо ее собственного желания. Все признаки отлично проведенной интриги налицо.

  Даже снятая с помощью весьма и весьма нераспространенного заклинания чтения по губам фраза, произнесенная в сердцах с досадой себе под нос лордом Дэвис: "Нужно было его все же сажать! За "выбраться из Азкабана" он бы согласился на все что угодно!..." не сильно подняла ее настроение.

  – Я буду пристально следить за вами, лорд Дэвис, – так же про себя, одними губами прошептала Амелия. Спина уже достаточно далеко отошедшего в толпу мужчины даже не дернулась, но, благодаря заблаговременно перед каждым серьезным делом выпиваемому Зелью Кошачьего Слуха, тот, к кому обращалась Боунс, все услышал. И сделал для себя выводы... соответствующие.

  Глава опубликована: 16.02.2017

  Интерлюдия 19

  Блейз, осторожно подкравшийся к двери кабинета главы рода Забини, тихонько замер и внимательно прислушался к разговору. Точнее, назвать это разговором было нельзя, потому что используемая его матерью модель связного артефакта не голосила на всю комнату как другие, дешевые, а передавала звук только при касании и только своему хозяину. Так что приходилось пытаться мысленно восстановить разговор, слыша реплики только одной стороны. Заодно это было весьма и весьма полезной тренировкой. Правда, удачно и корректно получалось это... далеко не всегда. И к сожалению, сейчас был как раз тот самый сложный случай. Так что с кем и о чем говорила его мать, понять человеку не в теме, в том числе и ему самому, было очень сложно.

  – ...значит, мой ученик, так и не дождавшись официального окончания ученичества у своего мастера, уже позволил себе набирать своих собственных? Не рановато ли?

  – ...

  – Да это-то как раз очень просто! Из всех моих учеников только ты, девочка, в двенадцатом такте делаешь шаг вперед, а не влево! Это не говоря уже о том, что он оказался отлично натренирован именно на придуманную мной танцевальную последовательность!

  – ...

  – Просто впервые встречаю молодого человека, которого с первого раза не смогла утанцевать. И это было весьма для меня, хм... неожиданно.

  – ...

  – Не хвастайся! Я особо и не старалась! Не такому сопляку со мной соревноваться!

  – ...

  – Да что ты говоришь?! Всего за месяц? Хм... Достаточно неплохо. И что ты о нем знаешь?

  – ...

  – Вот как ты заговорила со своим учителем? Что значит: "Не мое дело?". А если я скажу тебе, что он в меня крепко влюбился и, если захочу, легко уведу его у тебя?

  – ...

  – Значит, не любовь? А что же ты тогда пытаешься скрыть?

  – ...

  – Ну как хочешь...

  – ...

  – Ах вот как?! Ну раз так, то я признаю твое ученичество завершенным! Радуйся! Ты теперь официально – подмастерье! Бумаги пришлю совой. Можешь набрать теперь хоть сотню малолеток! – и зеркало лицевой стороной вниз отправилось на полку.

  – Еще учить меня будет, соплячка, – фыркнула в пустоту комнаты мадам Забини, потом посмотрела в сторону полуприкрытой двери и громко сказала: – Хватит подслушивать, я тебя вижу. Что встал там? Заходи давай!

  – Привет, мам.

  – Что пришел?

  – Да я вот, из совятни. Письма принесли, – и Блейз показал зажатую в руке пачку.

  – Хорошо. Давай их сюда.

  Письма отправились к адресату, которая задумчиво разложила их на мелкие стопки и сосредоточенно водила над ними волшебной палочкой. Проверяла на вредоносную магию. Предосторожность далеко не лишняя, ибо друзей у леди Забини было гораздо меньше, чем завистников и врагов.

  – Что-то хочешь спросить? – не отрываясь от проверки, обратилась она к мнущемуся сыну.

  – Я не понимаю.

  – Чего ты не понимаешь?

  – Ну... Насчет Крэбба.

  – И чего же именно ты не понимаешь?

  – Как он вел тебя с тобой! Это оскорбление! А потом ты м-м-м... пошла смотреть на его дуэль, – смутился Блейз. – И поздравила его с победой. Пусть формально и в спину, негромко, что он тебя мог и не услышать, но все же поздравила. Он тебе... понравился? – совсем тихо закончил он.

  – Хм, – Забини оторвалась от писем и перевела взгляд на своего красного сына. Задумалась, потом неожиданно выбросила вперед левую руку, схватила его за домашний свитер и так резко рванула на себя, что тот потерял равновесие и свалился ей на колени. – У! Мой щекастик! Какой ты милый! Дай я тебя поцелую!

  – Мама! Сколько раз я просил не трепать меня за щеки! Я уже взрослый! – возмутился Блейз. – И вообще, в нашей британской культурной традиции не принято такое открытое выражение чувств и...

  – Да мне на ваши английские правила плевать с высокой колокольни! – небрежно отмахнулась леди Забини. – Неужели я не могу поцеловать своего крошку-сыночка?

  – Ма! Ма! – завертелся в кольце рук Блейз.

  – Сы! Ын! – передразнила своего наследника леди Забини.

  – Ладно, – со смирением в голосе выдохнул он и вернулся к разговору. – Ты так и не ответила на мой вопрос.

  – Чувствую влияние этого вашего Слизерина. Уже не так просто сбить тебя с мысли, не так ли?

  – Угу, – со скрытой гордостью кивнул Блейз. Не часто ему доставались от матери серьезные похвалы. В основном такие вот тисканья. "Хорошо еще, что никто не видит всего этого, иначе моя школьная репутация серьезного и местами даже сурового слизеринца рухнула бы в бездну!"

  – И что ты хочешь знать? Понравился ли мне твой однокурсник? Влюбилась ли я в него?

  – Я хочу знать, не следует ли мне начинать тренироваться называть Крэбба папочкой, – съязвил Блейз.

  – То есть ты думаешь, что твоя взрослая, обворожительная, как никто красивая мама с радостью распахнет свои объятья перед ровесником своего сына? Нищим, слабосильным и страшным как смертный грех сосунком?

  – Значит, он для тебя ничего не значит? Фух! Но все же, почему ты выделила его?

  – Не особо и выделила, если ты правильно меня понял. Скучно мне было. Помнишь, как пять лет назад я одного слишком наглого парнишку опозорила на таком же балу? Вот и Крэбб вел себя похабно, так что я его и попыталась, хм... протанцевать. Но танцует он неожиданно неплохо, должна признать. Что же касается дуэли, то, во-первых, он встал на защиту моей чести, ну, как это понимал сам, а во-вторых... Мы, женщины, почти всю жизнь льем кровь ради мужчин и поэтому любим, когда они льют свою кровь за нас. Это нормально.

  – Нагло? Да ты это еще очень... очень мягко называешь то, что устроил на балу мордредов Винсент. Вот и Драко говорил, что Крэбб...

  – Блейз! Я тебе что говорила? Держись от Малфоев подальше!

  – Но с кем мне тогда общаться? Не с Крэббом ли?

  – Ты что не понимаешь, что они легко втравят тебя в какое-нибудь... нехорошее дело? Помни, что твой покойный отец, лорд Забини, в свое время весьма в грубой и нелицеприятной форме отверг просьбу об ученичестве Того-самого-мага! А Малфой был его преданным слугой! Не говоря уже о том, что Крэбб, вообще-то, вассал Малфоя-младшего и обязан делать для него все, что этим... блондинам будет угодно!

  – ...

  – Что молчишь? Ты меня понял?

  – Да!

  – А сделаешь? – леди строго посмотрела на своего сына, чья слизеринская уклончивость в формулировках ей была отлично известна. Впрочем, слизеринская ли? Забини и сама умела отвечать честно и прямо, но так, что спрашивающий либо ничего не понимал, либо понимал все совершенно не так, как на самом деле.

  – Ну... постараюсь. Во всяком случае, после того как поставлю Крэбба на место...

  – Не смей, дурак. Забыл про Малфоев? Еще не хватало давать этим... интриганам такое шикарное обоснования для конфликта, как защита своего вассала. Кстати, что ты вообще знаешь о Крэббе? Вы с ним общаетесь?

  – Знаю много. А общаться... да как-то не особо. Пока был на Слизерине – да, а сейчас... Он все же на этом смешном Хаффлпаффе.

  – Понятно... – задумчиво проговорила Забини, после чего выдала своему ребенку задание. – Знаешь, слей-ка в омут памяти воспоминания о Крэббе. Самые-самые, на твой взгляд, эффектные.

  – Ну мама! Каникулы же!

  – Сын! Тем более, много я и не прошу. Так, самую малость.

  – Хорошо, хорошо, – буркнул Блейз, после чего задал очередной вопрос: – "Мы льем кровь ради мужчин и поэтому любим, когда они льют кровь за нас...". Это как? Я не понял, объясни.

  – Хм... Как быстро летит время, – Летиция в очередной раз с умилением потрепала по кудрям Блейза. – Ты, мой красавчик, такой большой уже вырос! Девчонки, поди, на моего милашку заглядываются, не так ли?! – с хитринкой спросила Илэрия Забини своего единственного сына.

  – Причем тут это? – смутился он, что не помешало ему привычно дернуть головой, чтобы увернуться от ласки матери.

  – Хм... Пожалуй, уже пора... да, – задумчиво пробормотала себе под нос Мария, после чего окинула Блейза каким-то оценивающим, хищным взглядом.

  – Что? – напрягся он.

  – Малыш, а ты помнишь Италию, мою тетю Розу и ее, хм... пансион для девочек?

  – Помню, – отвернул голову в сторону Забини.

  – Ах, какой ты у меня милый, когда краснеешь! Ладно-ладно, не злись! Я не просто так спрашиваю. Как ты думаешь, не стоит ли нам этим летом опять туда съездить отдохнуть? Да и подружки твои, поди, наверняка соскучились, тем более они подросли, и им наверняка есть, что тебе показать и чему научить!

  – Мама!

  – Ну все, радость моя, беги, – она ссадила с колен уже не маленького юношу и, чтобы придать ускорение, игриво шлепнула его чуть ниже спины.

  – Мама!

  – Беги-беги. Твоей маме надо поработать.

  Разбор корреспонденции для мадам Забини в последние десять лет всегда был тем еще развлечением, весьма похожим на тяжелую работу маггловского сапера. Писали ей много и часто, вот только приятного в получаемых письмах было редко и мало. Справедливо обиженные соперницы, завистницы, чересчур экзальтированные ведьмочки, желающие узнать секреты обольщения, и это не говоря уже о прошлых, настоящих и будущих поклонниках... Чего хорошего все они могли ей написать? Угрозы, оскорбления, слезы, мольбы – все это льстило лишь только по-первости и уже довольно давно стало для леди Забини абсолютно неинтересно. Ничуть не более, чем чересчур наглые или скорбные разумом предложения от журналистов и писателей, пытающих сколотить свой литературный капитал на ее специфической славе. Вот и раскладывала Забини эти вороха пергамента на тематические стопки, большей части которых суждено было сгореть в камине или быть развеянными в прах волшебной палочкой. Однако сегодня среди ежедневного мутного потока помоев три письма оказались резко необычными. Весьма отличающимися от стандартных и по форме, и, частично, по смыслу.

  Например, вот это вот, написанное на дорогом пергаменте, принесенное анонимной почтовой совой:

  "Добрый день. К сожалению, я не могу назвать вам своего имени, но вы можете называть меня Доброжелатель. Это вполне отражает смысл сего послания: я действительно желаю только добра. Правда, новости у меня для вас, мадам Забини, не очень радостные. Ваше появление на последнем балу было, как всегда, по-настоящему приковывающим всеобщее внимание и воистину не забывающимся, но... увы. В этот раз это сослужило вам плохую службу.

  Да. Ваша защита мощна и труднопреодолима, однако не существует ничего абсолютного, то есть так или иначе неразрушимого. К сожалению, в этот раз вы привлекли к себе внимание как раз тех волшебников, для кого ваша защита серьезная, но не неприступная крепость. У них могут найтись, в том числе, и искренние добровольные жертвы, готовые принести свою жизнь на алтарь служения своим кумирам.

  Меня можно назвать вашим искренним поклонником, и поэтому я не хочу, чтобы с вами или с вашим сыном случилось что-то нехорошее. К сожалению, я не могу повлиять ни на одну из этих сторон, поэтому мне остается только попытаться уговорить вас.

  В приложенном к письму чеке банка Гринготтс вы увидите сумму "две тысячи галеонов". Этого хватит, чтобы в течение года попутешествовать по континенту и в разумных пределах ни в чем себе не отказывать. Если вы захотите продолжить свой отдых за пределами Британии, то я обещаю ежегодно отправлять аналогичную сумму на ваш личный счет.

  Прошу вас, в ложном чувстве защищенности не отмахивайтесь от моего предложения. Я желаю только добра...

  Доброжелатель."

  – Та-а-ак, – потянула мадам Забини, обмахиваясь пергаментом письма. – И кто же это у нас такой вежливый и богатый? И кто так искренне желает добра, правда, весьма красноречиво для понимающего взгляда умалчивая, кому именно? И у кого там, судя по рассказам сына, дочка беззаветно втрескалась в Крэбба? Ну-ну, лорд Дэвис. Как прозрачно. Впрочем, на то и расчет. Прячется он скорее от случайной публичной известности... Или просто не хочет, чтобы жена за переписку с весьма знаменитой обольстительницей ему что-нибудь не лишнее оторвала.

  Хм... Вот так вопрос. Стоит ли две тысяч галеонов в год этой туманной, холодной и чопорной Британии? Вообще, если провести за границей несколько лет, то набежит серьезное состояние. И его мне предлагают за что?.. Однако! Я... оскорблена! Кто бы мог подумать! Мне предлагают деньги не за, как обычно, яркую ночь, не за любовь, не за замужество, а за то, чтобы я... держалась подальше?! Как низко я пала! Постарела, видимо, м-да... Настолько постарела, что уже малолетками интересоваться стала. Хорошо, что сын этого не слышит! Да уж! Ладно, – она бросила письмо на столик и взяла следующее, – посмотрим, что пишут другие?

  Второе письмо было по смыслу полностью идентично первому, только более пространное, и денег приложено не было. Хотя глядя на поставленную в конце письма короткую подпись известного скромника и нестяжателя: «Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов, кавалер ордена Мерлина первой степени, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, Мастер трансфигурации Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор», удивляться этому не приходилось. Политикам такой монструозной мощи редко приходилось кого-нибудь покупать банально деньгами. Ведь иногда достаточно слегка, для них слегка, просто нажать...

  Третье письмо оказалось самым коротким. И самым не завуалировано угрожающим:

  "Слушай меня внимательно, ведьма. Немедленно убирайся из страны и не появляйся здесь ближайшие лет пять, иначе тебе станет очень плохо. Да, я отлично знаю о защищающем тебя проклятье, но ты забываешь, что жизнь зачастую может быть такой, что о свидании с Вечной Леди долго и безнадежно молят. Например, если потерять красоту, питаясь в заточении отрубленными руками и ногами! Своими. Или частями тела своего сидящего рядом сына..."

  Вместо подписи движущаяся картинка – черный череп, изо рта которого выползает змея. Печально известная всем в Магической Британии "Метка Мрака".

  – Хм... Однако, – Мадам Забини расположила письма на журнальном столике, как три вытащенные из гадательной колоды карты. – И что здесь прошлое, что настоящее и что будущее?.. Такой молодой юноша, а уже смог заинтересовать своей персоной столько разноплановых сил, – задумалась она. – Но в чем-то мои конфиденты действительно правы. Следует посетить всех своих друзей и подруг на континенте. Как раз года за четыре управлюсь, тем более круиз оплачен. А там, глядишь, и страсти слегка поулягутся. Отмщение – это хорошо, но жизнь все же гораздо лучше! А Крэбб... Конечно, нельзя сказать, что он меня совершенно не заинтересовал. Все-таки первый в мире мужчина, который заинтересовался моим настоящим... "лицом", а не подобранной "маской". Но конечно, это совсем не повод рисковать своей жизнью и жизнью сына. Да и не девочка я уже, чтобы падать в объятья первого попавшегося на пути трепетного влюбленного. И не настолько стара, чтобы интересоваться малолетками. Кто бы лучше надоумил, как теперь понадежнее объяснить причину переезда на континент своему, как бы сказали в их Хогвартсе, "не по-слизерински горячему" сыну? Хотя... А что тут объяснять? Я же обещала ему посещение "пансиона" в родной Италии? А Роза, если что, всегда меня прикроет. И деньги ей лишними не будут, и память о тех временах, когда мы делили одну маленькую комнатку у старой карги "мадам Софи", зачастую значит даже поболе, чем родственные связи у так кичащихся ими англичанишек!

  Глава 38. Каникулы в печали

  "Только начал красиво жить – и деньги закончились", – с издевательской иронией подумал я. Нет, достать деньги, чтобы оплатить в Министерстве штраф, для меня проблемой не стало. Гоблины в лице моего поверенного Сребросмита, век бы его лживую морду не видеть, без проблем выдали мне в долг требуемую тысячу галеонов. Еще бы, по таким средневековым процентам что ж не дать-то? Более того, мне даже объяснять ничего не потребовалось, договор, как и кошелек с нужной суммой, уже лежали на столе в кабинете поверенного. Не лезут гоблины в дела магов, как же! Угу. Вот только руку на пульсе держат. Плотно. На шейном.

  Проблема в том, что деньги в долг – такая неприятная вещь: берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда. Я и в прошлой-то жизни умудрился прожить так, чтобы обойтись без внушительных заемных сумм, хотя временами это было весьма и весьма непросто, а тут вот лишился кредитной невинности. И беда здесь не только и не столько в том, что придется отдавать больше, чем взял, а в том, что пока я не отдам предыдущий кредит, нового мне гоблины не дадут. Хоть медный кнат остался должен, хоть сто тысяч золотых, без разницы – такое у них правило. То есть теперь у меня нет больше в запасе стопроцентного верного варианта, где можно быстро и надежно занять. И судя по тому, что Логан Крэбб предпочел продать сына в эсквайры Малфою, но не брать денег у гоблинов, ситуация с таким долгом чем-то для мага весьма и весьма опасна.

  Правда, непосредственно в данный момент мне на это все было абсолютно наплевать. Появилась у меня более важная проблема.

  Летиция Мария Илэрия Забини.

  Без которой я теперь не могу жить.

  О которой все мои мысли.

  И которая разбила мне сердце, грубо и жестко отвергнув на балу!

  Впрочем, не так уж все и страшно, как кажется на первый взгляд. Мне уже не десять и даже не пятнадцать, чтобы, получив афронт, сбежать и плакать где-нибудь в уголке. Проходил я это в свое время, ничего путного в итоге из этого не выходит. Так что поступим нормально, по-взрослому. А именно – встретимся (даже если меня не хотят видеть) еще раз и попробуем объясниться. Уж что-что, а понять и принять логически противоречивую максиму "если ты прав, пойди и извинись" в отношении общения с женщинами я в "прошлой жизни" успел. "Я прав" великолепно тешит себялюбие, но... только такая вот чрезмерная гордость – лживая и ревнивая сука, которая в итоге оказывается единственным спутником своего хозяина. А меня такое развитие событий совершенно не устраивает! Не стоит повторять прошлых ошибок...

  Тем более у женщин очень часто по семь пятниц на неделе. Мало ли, что и как у нее в голове сложилось в тот вечер? Может, дни у нее те самые, или просто я ей на первый взгляд не понравился чем-то. Или слышала она обо мне какую-нибудь грязную сплетню. Или еще какая-нибудь такая ничего не значащая мелочь. И что, из-за этого терять ту, что для меня все, а потом всю оставшуюся жизнь мучиться и медленно сходить с ума? Нет уж! Будем работать!

  С чего следует начать? Конечно же, со своей внешности. Сказано – сделано: первый раз после попадания сюда я посмотрел на себя в зеркало не привычно-функционально "все ли чисто и нормально сидит", а с точки зрения мужской привлекательности. И увиденное меня совсем не порадовало.

  Конечно, ничего общего с канонным хряком я уже не имел. Об этом позаботились два лета пустынного солнца и названно-двоюродная сестра Лусеро. Да, подрос. Да, тело подтянутое и в тонусе. Да, стал плавнее и изящнее двигаться. Но внешность!

  На голове хилые редкие волосы серого цвета, из-за слабости которых я стригся максимально коротко. Когда-то круглое в фас лицо теперь стало больше напоминать искаженный пятиугольник: узковатый и невысокий лоб, широкие и острые выпирающие скулы, слабый узкий подбородок. Про профиль я даже не вспоминаю, чтобы лишний раз не расстраиваться. Ушедший жир, конечно, это хорошо, но он оставил на лице после себя провалы щек и визуально ставшие глубоко ввалившимися глаза. Довершали "красоту" крупный неправильной формы нос и узкие, всегда поджатые губы.

  Короче, если вспоминать фильм-канон, то из всех играющих там актеров я больше всего был похож на молодой вариант... Уолдена Макнейра. Только губы тоньше и не такая изящная прическа. И не настолько здоровый шнобель... М-да. В женский журнал с такой харей я никогда не попаду. Не Локхарт я, увы. Совсем не Локхарт. И как вообще очень даже не страшненькая Дэвис на меня запала? Не. Зов крови – это страшно. Полюбишь даже такого урода, как я, м-да.

  "Впрочем, здоровая самокритичность не должна перерастать в болезненное самоуничижение", – подумал я и отвернулся от зеркала. – "Я вполне попадаю в каноны мужской красоты – я красивее обезьяны, так что у меня есть все шансы. А раз так, то нужно срочно увидеть ее и сказать ей все самое важное... Конечно, незваный гость хуже татарина, но, я думаю, после всего случившегося на балу заявиться без приглашения не будет такой уж большой наглостью. В конце концов, я же за ее честь бился на дуэли! А для завязки разговора можно искренне извиниться...".