Текст книги "Во власти девантара"

Автор книги: Бернхард Хеннен

Соавторы: Джеймс Салливан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 53 страниц)

Целительные чары

Нурамон стоял над мертвым девантаром, словно громом пораженный. Демон что-то сделал, прежде чем Мандред убил его. Его, словно тень, окутывало дыхание магии. Однако теперь бестия лежала неподвижно. Лезвие кабаньего копья Мандреда торчало из его глазницы. Сын человеческий стоял на коленях на каменном полу и тяжело дышал.

Нурамон встряхнулся. Наконец он снова смог ясно мыслить. Он обернулся и увидел мертвые тела Ванны и волка. Фародин лежал на спине; в груди его зияла глубокая рана.

Нурамон тут же бросился к нему.

– Фародин! – крикнул он, однако его товарищ потерял сознание.

Дыхание было поверхностным, пульс нитевидный… Несмотря на кровоточащие порезы на щеке лицо его напомнило Нурамону лицо спящего ребенка.

Эльф обещал Нороэлль, что они оба вернутся. А теперь Фародин умирал у него на глазах. Вместе с облачками дыхания таяла последняя надежда. Потому что мертвого исцелить нельзя.

Нурамон схватил своего товарища за руку. Та еще не остыла. Оставалось немного тепла. Когда-то мать говорила, что существует порог, начиная с которого можно только наблюдать за тем, как умирает дитя альвов. Оценив серьезную рану, он понял, что Фародина уже не вернуть.

Его товарищ решился на невозможное, чтобы спасти его. Теперь Нурамон должен попытаться сделать все, что в его силах, как и обещал Нороэлль. Теперь его черед совершить невозможное. Если это конец и ничего сделать нельзя, то он, по крайней мере, умрет, пытаясь спасти Фародина.

Эльф закрыл глаза и снова подумал о Нороэлль. Увидел перед собой ее лицо – и начал плести чары.

Боль пришла сразу, глубоко вонзившись в голову. Казалось, каждая жилка в его теле раскалилась.

Нурамон услышал свой крик. Что-то схватило его за горло. Ему приходилось отвоевывать каждый вздох. Интересно, он перестанет дышать, когда снова задышит Фародин? Потом что-то вцепилось ему в сердце и безжалостно сдавило. Боль захлестнула. Он хотел отпустить Фародина, но не чувствовал, что делает. Нурамону казалось, что тела у него больше нет. Подумал о Нороэлль. После этого он захотел любой ценой удержать Фародина и перетерпеть эти муки. Он не знал, жив ли еще, не знал, как обстоят дела с Фародином. Не знал он также, сколько времени прошло. Было лишь страдание, наполнявшее его. Одна мысль – не отпускать! – вот и все, что осталось.

Внезапно Нурамон вздрогнул. Боль потекла обратно в руки. У него кружилась голова, все казалось расплывчатым. Кто-то звал его по имени. Подняв глаза, он увидел тень, которая явно обращалась к нему.

Прошло много времени, прежде чем он узнал голос Мандреда:

– Проклятье! Да скажи же что-нибудь наконец!

– Нороэлль! – собственный голос казался чужим, словно доносился издалека.

– Ну же, не вздумай мне! Не спи!

Нурамон увидел, что сидит рядом с Фародином. Эльф по-прежнему касался груди товарища, держал его за руку. Вскоре Нурамон почувствовал биение сердца Фародина. Дыхание вернулось. От его губ поднимались бледные облачка пара.

Нурамон замерз. Казалось, все соки внутри него обратились в лед. Интересно, он умрет или нет? Этого он не знал…

Наконец эльф взглянул в лицо Мандреду. Сын человеческий смотрел на него с благоговением.

– Ты великий чародей! Ты спас его. – Мандред положил руку ему на плечо.

Нурамон отнял руки от Фародина и упал навзничь. Опустошенно глядя в потолок, он наблюдал, как за слоем льда мерцает магический свет. Медленно-медленно возвращалось к нему внутреннее спокойствие.

Внезапно Мандред насторожился.

– Ты слышишь это?

Нурамон насторожился. Откуда-то доносилось странное гудение.

– Что это?

– Не знаю. – Сын человеческий вынул кабанье копье из глазницы девантара. Древко сломалось и было теперь длиной всего в руку. – Пойду посмотрю.

Нурамон знал, что не все еще закончилось. Нужно было проверить, действительно ли Фародин исцелился. Эльф устало поднялся и стал обследовать товарища. Тот спокойно спал. Рана полностью затянулась. Нурамон чувствовал, как сила Фародина возрастает с каждым вздохом. Дело сделано! Он не нарушил обещания!

У выхода из пещеры раздавался пронзительный визг, который никак не хотел обрываться. Нурамон испуганно схватился за меч. Когда Мандред вернулся, он опустил оружие.

Сын человеческий казался обеспокоенным.

– Там что-то не так!

Нурамон поднялся. Голова кружилась.

– Что такое?

– Идем, сам поглядишь!

Он сделал несколько шагов за Мандредом, потом оглянулся на Фародина. Не очень хотелось оставлять его рядом с мертвым девантаром. Но Мандред был очень взволнован. И эльф поспешил за фьордландцем.

Дойдя до выхода, Нурамон не поверил своим глазам. Вход преграждала толстая ледяная стена, видно сквозь нее было плохо. По ту сторону медленно разгорался, а затем затухал свет.

– Что это такое, Нурамон? – спросил Мандред.

– Не могу тебе сказать.

– Я попытался проделать копьем дыру во льду. Но ничего не вышло. – Сын человеческий поднял оружие и изо всех сил вонзил острие в лед, оно с воем отскочило. Мандред провел рукой по стене. – Ни царапинки. – Он выжидающе глядел на Нурамона. – Может быть, ты мог бы использовать свои руки и…

– Я целитель, Мандред. Не больше, но и не меньше.

– Я знаю только то, что видел. Ты вернул Фародина из чертогов смерти. Попробуй!

Нурамон неохотно кивнул.

– Только не сейчас. Мне нужен покой. – Эльф отчетливо чувствовал чары, работавшие внутри стены. Неужели это месть девантара? – Пойдем обратно.

Мандред неохотно повиновался. Нурамон пошел следом, думая о битве с чудовищем. Они сражались хорошо; сын человеческий прославил свой род, а эльфы и волки – детей альвов. И тем не менее они не могли выиграть так легко. Или в гневе они превзошли сами себя настолько, что их сила сравнилась с силой альвов?

Вернувшись к месту сражения, Нурамон посмотрел на мертвого девантара. Мандред заметил это.

– Мы победили бестию. И стену ледяную мы тоже пробьем!

Сын человеческий ошибался. Но откуда ему знать? Девантар был врагом альвов. Если они хотят верно оценить свою победу, то должны сравнить себя с альвами и задаться вопросом, как повел бы себя в этой ситуации альв. И именно это и тревожило Нурамона. Альв мог предположить только одно…

– Мы замерзнем! – сказал Мандред, отвлекая Нурамона от размышлений. Сжимая в руке кабанье копье, сын человеческий сидел рядом с Фародином. – Мы должны попытаться пройти сквозь эту стену, пока у тебя вообще еще есть силы.

– Успокойся, Мандред! Я отдохну здесь, как и Фародин. И мы не замерзнем, несмотря ни на что.

Лицо фьордландца выражало беспокойство.

– То же справедливо и для людей. – Он подсел ближе к воину, снял с пояса данный Нороэлль мешочек и развязал его. – Вот, возьми ягоду! – он протянул Мандреду шелковицу.

Ярл колебался.

– Ты поделишься со мной тем, что дала тебе возлюбленная?

Нурамон кивнул. Ягоды были волшебными. Если они насыщают эльфа и оставляют приятное чувство, то в случае с человеком они должны сотворить настоящее чудо.

– Мы сражались бок о бок. Считай эти ягоды первым подарком Нороэлль. Если ты вернешься вместе с нами, то она осыплет тебя несметными богатствами. Она очень щедра.

Оба взяли по ягодке. Мандред смотрел на Ванну и мертвого волка, на сердце его было тяжело.

– Неужели действительно есть причина считать это славной победой?

Нурамон опустил взгляд.

– Мы выжили в битве с девантаром. Кто еще может сказать такое!

Лицо сына человеческого посерьезнело.

– Я! Потому что однажды я уже с ним сражался. И уже один раз ушел от него. Но не потому, что был так уж велик, а потому, что он так хотел. И когда я смотрю теперь на этот труп, то не могу поверить, что нам удалось то, что дано только альвам.

Нурамон перевел взгляд на девантара.

– Я понимаю, о чем ты.

– Альвы! Для вас они – отцы и матери вашего народа, а для нас они как боги. Не наши боги, но равные им по силе. Мы называем их имена вместе: боги и альвы!

– Я понимаю.

– Тогда скажи мне, как мы могли победить эту бестию?

Нурамон опустил взгляд.

– Может быть, мы не сделали этого. Может быть, он сделал с нами то, что уже проделал с тобой.

– Но вот же он. Мы его убили!

– И тем не менее может статься, что он добился именно того, чего хотел. Что, если моей силы не хватит на то, чтобы пробить стену? Тогда нам придется умереть здесь.

– Но он мог убить нас и раньше.

– Ты прав, Мандред. И дело не в тебе, он легко мог убить тебя. Дело в Ванне, Фародине или во мне. Один из нас должен был остаться здесь в плену.

– Но ты говорил, что души детей альвов возвращаются обратно на родину. Если вы умрете здесь, то родитесь снова.

Нурамон указал на потолок.

– Посмотри на эти огоньки. Это место силы, которое девантар выбрал в качестве места сражения неспроста. Может быть, наши души никогда не выйдут отсюда. Может быть, они окажутся здесь в ловушке навечно.

– Но разве Ванна не говорила о вратах?

– Говорила. Она полагала, что это место похоже на круг камней неподалеку от твоей деревни. Вот только эти врата закрыты. Быть может, человек-кабан запечатал их навеки, чтобы задержать нас здесь.

Мандред кивнул.

– Значит, это я завел вас в эту ловушку. Если бы я не пришел в ваш мир, то…

– Нет, Мандред. Нам не уйти от своей судьбы.

– О Лут, почему это должно было случиться в твоей пещере? Почему ты вплетаешь нити в наш саван?

– Не говори так! Даже с существом, которого я не знаю. – Он посмотрел на Фародина. – Сегодня мы не впервые совершили невозможное. Кто знает, быть может, мы одолеем и ту стену снаружи.

Мандред протянул ему руку.

– Будем друзьями?

Нурамон удивился. Никогда в жизни никто не просил его дружбы. Он взял руку Мандреда и руку спящего Фародина. Обе они были холодны. Он даст им тепло.

– Возьми его за другую руку, – попросил он Мандреда.

Сын человеческий был удивлен.

– Колдовство?

– Да.

Они сидели так, и Нурамон отдавал им свое тепло, забирая холод. И поскольку в нем постоянно рождалось новое тепло, а от обоих его товарищей поступало все меньше и меньше холода, случилось так, что холод совсем ушел из тел Мандреда и Фародина.

Через некоторое время сын человеческий нарушил молчание.

– Скажи, Нурамон, как ты думаешь? На кого из вас нацелился девантар?

– Не знаю. Может быть, девантар мог видеть то, что еще только случится. Может быть, Ванна стала бы великой волшебницей. А Фародин – герой, о котором сложено уже немало легенд. Кто знает, что станет с ним?

– А он вправду убил семерых троллей?

Нурамон пожал плечами.

– Некоторые говорят, что даже больше.

– Больше, чем семь! – Человек недоверчиво поглядел на спящего Фародина.

– Он не хвастает своими деяниями. И поскольку он настолько скромен, королева часто отправляет его с поручениями. – Целитель втайне всегда завидовал товарищу и никогда не понимал, почему для Нороэлль это не имеет значения.

– А какая причина могла быть у этой твари, чтобы убивать тебя? – не отставал Мандред.

– Кто знает, в чем заключается его предназначение? А теперь давай помолчим и подышим спокойно. А то еще замерзнем.

– Хорошо. Но сначала пообещай мне кое-что.

– Что же?

– Никому никогда не говори, что я держался с вами за руки.

Нурамон едва не расхохотался. Какие же странные эти люди.

– Обещаю.

– А я обещаю тебе, что ты всегда можешь рассчитывать на Мандреда, – торжественно объявил сын человеческий.

Его слова тронули Нурамона.

– Спасибо, Мандред. – Другие эльфы ни во что не поставили бы дружбу человека, но для Нурамона это многое значило. Он надолго задумался, а потом сказал: – С этого дня ты – друг эльфов, Мандред Айкъярто.

Ребенок

Нороэлль закрыла глаза. Год прошел с той ночи, когда ей приснились любовные игры с Нурамоном. И то был больше, чем сон. На протяжении последних четырех времен года в ней рос ребенок. Сегодня настал день родов. Она чувствовала это так же отчетливо, как воду, в которой плавала, или прикосновение русалок, находившихся рядом.

Она открыла глаза. Стояла ночь, небо было ясным и звездным. В лунном свете рождаются эльфы, в лунный свет возвращаются. Она чувствовала, как прохладная вода касается ее тела. Волшебство источника пронизывало ее и ребенка внутри. Ребенок шевелился.

Одна из трех русалок поддерживала ее голову. Нороэлль чувствовала, как ее грудь равномерно вздымается и опускается. Вторая русалка пела одну из песен своей далекой родины. А третья была рядом с Нороэлль, готовая прочесть в ее глазах каждое желание. Все они прибыли из Альвемера, чтобы помочь ей с родами. Они были морскими подругами волшебницы, имен их не знал ни один эльф. Их обнаженная кожа блестела, словно усеянная бриллиантами. Взгляд Нороэлль скользнул к берегу, затем к лугам, где в лунном свете сверкали крылышки бесконечного множества фей.

На берегу стояли Обилее, королева и некоторые придворные. Юная Обилее светилась от счастья. А лицо Эмерелль не выражало ничего. Два эти лица были словно зеркалами прошедшего года.

Обилее рассказывала ей истории о том, как мужчины приходили к своим возлюбленным после смерти, чтобы зачать с ними ребенка. Однако королева выражала сомнения и держалась отчужденно.

Нороэлль чувствовала, как ребенок шевелится в ее чреве. Ссора с королевой заботила ее гораздо меньше, чем вопрос, сможет ли она стать ребенку хорошей матерью. Она знала истории, которые рассказывала ей Обилее долгими ночами. И знала, какую часть ее подруга всегда опускала: у родившегося ребенка всегда была душа возлюбленного. Эта мысль пугала Нороэлль, потому что это означало бы, что Нурамон зачал сам себя. Он был бы своим собственным отцом, а она стала бы матерью своему возлюбленному.

Она со страхом спрашивала себя, сможет ли быть матерью Нурамона. Однако теперь, лежа здесь, она знала ответ. Да, сможет! Она будет помнить отца, таким, каким он был. И этот ребенок…

Вот оно! Мать часто рассказывала ей о родах. Однако ничто не могло подготовить ее к тому, что она сейчас ощущала. Словно кто-то произнес могущественное заклинание, и ребенок пришел в движение. Ее тело изменилось, Нороэлль чувствовала это. Она увеличивалась там, куда двигался ребенок, и уменьшалась там, откуда он уходил. Это было постоянное превращение, и Нороэлль понимала, как ее тело в этой изменчивой игре, словно приливы и отливы, принимает в себя воду источника, чтобы могло свершиться превращение и ребенок отыскал дорогу. Она осознавала его настойчивость, он хотел наконец родиться на свет.

Казалось, даже время растянулось. Лунный свет на воде, песня русалки, ребенок, мельчайшие подробности – все это навеки останется в памяти Нороэлль. Она дышала спокойно, закрыв глаза, принимая то, что должно было случиться.

Внезапно она почувствовала, как что-то покинуло ее тело и принесло с собой волну новых ощущений. Все тело ее завибрировало и в последний раз изменилось. А потом она услышала крик новорожденного. Она испуганно открыла глаза.

Та из русалок, которая пела, держала ребенка так, чтобы только голова его была над водой. Он был таким маленьким! Таким хрупким. И кричал изо всех сил.

Русалка коснулась пуповины и была немало удивлена тем, что плоть просто отпала. Нороэлль знала, что у других детей альвов необходим острый нож, чтобы окончательно разорвать связь ребенка с матерью.

– Мальчик! – негромко сказала русалка. – Это… чудесный мальчик.

Две другие русалки отнесли Нороэлль на берег, мягко подняли из воды. Она села на плоский камень и посмотрела на крохотное существо, которое певунья все еще держала в воде.

Кто-то положил Нороэлль руку на плечо. Она подняла взгляд и увидела рядом Обилее. Взяла подругу за руку. Затем поднялась и оглядела себя. Тело было невредимо. Чего она только ни слышала о родах у других детей альвов! Что это требовало нескольких часов или даже дней невероятного напряжения. Что над этим чудесным событием словно тень висели воспоминания об ужасной боли. В случае с Нороэлль ничто не говорило о том, что она только что родила. Она просто отмечала внутреннее опустошение. Ей не хватало ребенка.

К волшебнице подошли придворные дамы, отерли ее нежнейшими тканями, помогли надеть белые одежды. Обилее протянула ей платок, в который нужно было завернуть ребенка.

Нороэлль выжидающе смотрела на русалку, державшую новорожденного. Наконец та подплыла и протянула ребенка. Кожа мальчика была совершенно гладкой, вода стекала с нее.

Нороэлль приняла ребенка на руки и осторожно завернула в платок. С любопытством оглядела его. У него были ее голубые глаза, и кричать он перестал, потому что она – его мать. Редкие волосики, которые она осторожно промокнула полотенцем, были русыми, как у Нурамона. Однако мать говорила, что при рождении у нее тоже были русые волосы, а потемнели они только с годами. Этот ребенок был так похож на нее. Только уши сильно отличались. Хотя они были несколько продолговатыми, но совершенно не острыми. Однако это тоже могло поменяться.

Королева подошла к Нороэлль.

– Покажи мне ребенка, чтобы мы могли узнать, не несет ли он в себе душу известного эльфа.

Нороэлль протянула малыша королеве.

– Вот мой сын.

Эмерелль протянула руку, хотела коснуться лба малыша, но внезапно отшатнулась. На лице ее отразился ужас.

– Это не ребенок Нурамона. Ты ошиблась, Нороэлль. Это даже не эльфийский ребенок.

Новорожденный снова заплакал.

Нороэлль испуганно отстранилась, прижала сына к груди. Попыталась успокоить малыша.

– Посмотри на уши! – сказала Эмерелль.

Да, конечно, уши были слишком закругленными для обычного эльфа. Но, может быть, они со временем примут привычную форму. Что беспокоило ее больше, так это то, что Эмерелль не хотела видеть в ребенке Нурамона.

– Ты уверена, что в моем сыне не живет душа Нурамона?

– Ребенок очень похож на тебя, но его отец – не эльф.

Нороэлль решительно покачала головой. Королева ошиблась!

– Нет! Этого не может быть! Это невозможно. Той ночью ко мне приходил Нурамон.

– Все именно так, как я говорю. Послушай меня хорошенько! – Эмерелль указала на волшебницу пальцем. Никто и никогда не угрожал ей так. – Через три дня ты принесешь своего сына к моему трону! Там я решу его и твою судьбу, – с этими словами королева отвернулась и вместе со свитой покинула берег озера.

Нороэлль хотела поговорить с русалками, однако те исчезли. Она посмотрела на лужайку по ту сторону озера. Маленькие луговые феи тоже исчезли. С ней осталась только Обилее.

Подруга набросила плащ ей на плечи.

– Не обращай внимания на то, что говорят о тебе другие. У тебя есть сын.

Нороэлль вспомнила слова королевы.

– Тебе следовало держаться от меня… – У нее закружилась голова.

Обилее поддержала ее.

– Идем, я помогу тебе.

И они вместе пошли прочь.

Это должен был быть самый лучший день в ее жизни. Но теперь все разрушено. Королева напугала ее. Что она имела в виду, когда сказала, что решит ее судьбу и судьбу мальчика? Это слишком похоже на приговор. Может ли Эмерелль судить ее, не зная, что произошло ночью год назад? Кто мог зачать ребенка, если не Нурамон? Неужели к ней пришло другое дитя альвов, лишило ее воли и надругалось над ней во сне? Нороэлль посмотрела ребенку в глаза, и ей перехотелось думать об этом. Даже с такими бесформенными ушами он был красивым. Должно быть, королева ошиблась.

Впервые в жизни Нороэлль усомнилась в своей повелительнице. Эмерелль что-то скрыла. Она видела это по лицу королевы. На миг Нороэлль увидела на нем страх.

– Неужели Эмерелль отнимет у тебя ребенка? – без обиняков спросила Обилее.

Нороэлль в ужасе замерла.

– Что?

– Она напугала меня. Думаешь, она говорит правду?

Нороэлль погладила сына по щеке.

– Ты только посмотри на него! Неужели ты видишь что-то дурное в глазах этого ребенка?

Обилее не сумела сдержать улыбки.

– Нет. Он прекрасен и похож на тебя.

– Я сделаю все, что скажет королева. Только одного не допущу: чтобы этому ребенку причинили зло.

Обилее кивнула.

– Но как же ты назовешь его?

– Есть только одно имя, которое я могу дать ему. – Она нежно поцеловала малыша. – Нурамон! – прошептала эльфийка.

Покинутая долина

Нороэлль бежала с ребенком по лесу. Стояла ночь, тихий ветер гулял меж деревьев. Сын держал ее за мизинец. Он молчал, словно чувствовал присутствие воинов, которые были совсем рядом и искали их.

Вот! Молодой рыжеволосый эльфийский воин двигался прямо к ним. На нем была длинная кольчуга. Ветер трепал его серый плащ с капюшоном. Воин смотрел прямо на них. У него были красивые зеленые глаза. Он озадаченно хмурил лоб. Быть может, он чувствовал что-то, однако Нороэлль была уверена, что он не сумеет разглядеть ее сквозь слепящее заклинание. Наконец он двинулся дальше, однако лишь затем, чтобы резко повернуться, сделав всего лишь несколько шагов. Сейчас он был так близко, что мог коснуться ее, если бы вытянул руку. И тем не менее не видел. Он покачал головой и что-то пробормотал себе под нос. Затем пошел дальше.

Для Нороэлль было несложно скрыться от вооруженных эльфов. Она шла между ними, и никто ее не видел. Они могли быть хорошими воинами и даже следопытами, однако волшебниками они не были. И обмануть их было легко.

Когда Нороэлль встретилась с предводителем отряда, она остановилась и принялась изучать витязя. Как и остальные, он был одет в серый плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, взгляду открывались лишь блестящие доспехи.

– Ты уверен, что правильно понял королеву? – спросил рыжеволосый воин. – Я просто не могу в это поверить.

Командир отряда стоял неподвижно и, казалось, ни на что не обращал внимания.

– Если бы ты видел ее гнев, то не задавал бы таких вопросов, – голос показался знакомым.

– Но почему она послала нас? Нороэлль – волшебница, каких поискать. А среди нас нет никого, кто мог бы перехитрить ее. Почему королева не дала нам в помощь волшебника?

– Наверное, потому, что не предполагала, что Нороэлль ей воспротивится. Пойдет против воли повелительницы, даже не зная, в чем заключается наша задача…

– Не знаю, смогу ли я выполнить это поручение.

– Об этом нужно было думать раньше, прежде чем клясться королеве.

– Но убить ребенка!

Нороэлль отпрянула. Она не хотела верить в то, что слышала только что своими ушами. Неужели она неправильно оценивала Эмерелль все эти годы? Она даже помыслить не могла о том, чтобы королева послала своих, чтобы убить беспомощного мальчика. Плен – вот самая крайняя мера, которая приходила в голову Нороэлль. Что же случилось, что Эмерелль отдает такие приказания? Или королева была такой всегда, а Нороэлль просто не замечала этого?

Королева не только отдала этот неслыханный приказ, но и потеряла веру в нее. Она могла бы подождать, пока Нороэлль явится вместе с ребенком в тронный зал. Так приказала волшебнице Эмерелль. И Нороэлль пришла бы, если бы королева не послала воинов в ее дом.

Одного не понимала Нороэлль: почему владычица послала только мечников? Слова командира не давали ответа. Ведь если Эмерелль не предполагала, что Нороэлль не подчинится приказу, то зачем тогда послала воинов? За этим что-то крылось. Что бы там ни было, Нороэлль знала, что нужно делать.

Никогда не отдаст она своего сына королеве и ее приспешникам. Она спрячет ребенка. Существует только одно место, где Эмерелль не сможет легко отыскать малыша: мир людей.

Нороэлль вышла из леса и медленно побрела по мягкому лугу. Она думала о Фародине и Нурамоне. С тех пор как они ушли год назад, чтобы настигнуть в мире людей бестию, жизнь ее совершенно изменилась. Один волк из всего отряда, раненый, вернулся ко двору королевы, молчаливый вестник жестокой судьбы. Вскоре после этого вернулись лошади ее возлюбленных.

Тогда Нороэлль вспомнила свой сон. Тела ее возлюбленных обнаружены не были. Те, кто искал, сообщили, что деревня сына человеческого Мандреда не тронута. Если бы она не видела сон о Нурамоне и не родила бы сына, то не поверила бы, что ее возлюбленные мертвы.

Нороэлль шла всю ночь, никем не замеченная. Когда утреннее солнце взошло над горами, она достигла одинокой долины. Она несла сына в сложенном накрест платке, крепко прижимая к себе. Все это время он вел себя спокойно и даже немного поспал.

– Ты хороший мальчик, – негромко сказала она, погладив малыша по голове.

Затем села на траву и дала ему грудь. Когда ребенок насытился, она легла рядом с ним и стала рассматривать сына. Расставание будет болезненным. Однако это была единственная возможность спасти его.

Нороэлль поднялась. Другой мир! Она перейдет границы. Хотя она знала о тропах альвов, пронизывающих три мира и связывавших их друг с другом, однако никогда еще не применяла своих познаний. Устойчивые врата, как те, через которые ушли ее возлюбленные, ей не подходили. Там Эмерелль наверняка давным-давно выставила стражу, и было бы слишком легко проследить путь, которым она пошла. В местах большой силы, как у каменного круга Атты Айкъярто, пересекались до семи невидимых троп, которые связывали друг с другом миры при помощи магических нитей. Если пройти через такие врата большой силы, то всегда попадешь в одно и то же место. Чем меньше троп альвов пересекутся, тем более непрочными будут врата в Другой мир. Если отважиться на переход через небольшую звезду альвов, то никто не сможет сказать, куда именно занесет путешественника в мире людей. А те, кто не обладал большой магической силой, могли стать жертвами времени. Нороэлль знала, что нужно быть осторожной, чтобы такое не произошло и с ней. Одна ошибка – и сделав шаг сквозь врата, можно потерять сразу сотню лет.

Кроме того, предстояло следить за тем, чтобы пойти по тропе, ведущей в мир людей. Расколотый мир ей не подходил, ибо он был не более чем руинами мира, останками поля битвы, где альвы сражались со своими врагами. Это безрадостное место между Альвенмарком и Другим миром состояло только из одиноких островков, окруженных пустотой. Сегодня эти островки были местами изгнания, а также местами жительства для отшельников и чудаков. В такую темницу относить своего сына она не хотела. И поэтому пришла в эту долину.

Нороэлль чувствовала звезду альвов, состоящую из двух пересекающихся троп. Она закрыла глаза и сосредоточилась на силе. «Если Эмерелль удастся проследить мой путь до этого места, то сделать то же самое в Другом мире будет невозможно», – подумала Нороэлль. Она могла пройти через эту звезду сотню раз, и каждый раз из этой сотни окажется в другой местности в мире людей, поскольку связь между мирами здесь слишком слаба. Дуб Фавнов рассказывал ей, что связь обрывается каждый удар сердца, чтобы затем снова соединиться где-то еще… По его мнению, это обстоятельство указывало на то, что структура пространства между миром людей и Альвенмарком давным-давно была потрясена настолько, что оба мира едва не отрывались друг от друга.

Нороэлль взглянула на солнце. Оно даст ей силу. Не магия воды, не магия ее озера, а магия света поможет ей открыть врата. Она подумала о свете, пронизывавшем ее озеро насквозь. Подумала о волшебстве, и превращение началось. Возврата не было.

Солнце все сжималось и сжималось. Нороэлль огляделась по сторонам. Все изменилось. Краски стали более тусклыми, все казалось грубым и нечетким. Деревья поблекли, их сменили новые призрачные силуэты. Весна стала зимой, осенний луг превратился в заснеженное поле. Горы уступили место пологим холмам. Вскоре не осталось ничего знакомого.

Так вот он каков, Другой мир!

Жуткое место. Нороэлль спросила себя, как воспринял эти земли Нурамон, придя сюда впервые. Наверняка был удивлен так же, как она сейчас.

Хотя была зима, но собственная магия дарила Нороэлль тепло. Она могла идти босиком по снегу, и ей не было холодно. Но сын ее скоро замерзнет здесь без тепла. И она стала искать людей.

По пути она не встретила ни единого зверя. Казалось, зима не оставляет здесь ни малейших признаков жизни. Она долго плутала по заснеженной пустыне, пока не обнаружила следы зайца. Их вид успокоил ее, она продолжила путь. Потому что там, где была жизнь, была и надежда для ее сына.

Она долго искала жилища и наконец увидела тонкую струйку дыма за гребнем холма. Она пошла прямо на нее и обнаружила дом, скромнее которого было сложно себе представить. По крайней мере, ей так показалось. Она вынуждена была признаться себе, что раньше никогда не видела человеческих домов. Он был крошечным, построен из дерева. Бревна покосились, крыша неровная…

Нороэлль медленно приблизилась к хижине. С каждым шагом она все больше опасалась того, что сейчас дверь откроется и выйдет человек. Она не знала, подействуют ли чары, которыми она скрыла себя, на людей. Нужно было быть готовой ко всему.

Оказавшись у двери, волшебница прислушалась: по деревянным доскам передвигали мебель. Кто-то пел что-то веселое чистым голосом. Звуки были чужими, но мелодия понравилась ей.

Нороэлль поцеловала сына и тихо прошептала:

– Нурамон… Надеюсь, я поступаю правильно. Это единственный шанс. Прощай, сын мой.

Она сняла с младенца заклинание невидимости и положила его на порог. Ребенок был спокоен, неотрывно глядел на нее огромными глазами.

И только когда Нороэлль отвернулась и сделала несколько шагов прочь, он расплакался. На глаза эльфийке навернулись слезы. Но нужно идти! Для его же блага.

Нороэлль спряталась за деревом. Ребенок плакал настолько душераздирающе, что на миг она даже подумала, чтобы забрать его и остаться в этом мире навсегда. Но королева найдет ее. Нороэлль знала, что ей придется творить заклинания, если она захочет выжить в мире людей. А каждое заклинание будет сотрясать тропы альвов. И приспешники королевы очень скоро обратят на нее внимание. Ее сын был слишком мал, чтобы воспользоваться той силой, которую ощущала в нем Нороэлль. А поскольку в мире людей для него не найдется учителя, то его дар, вероятно, никогда не проснется. И это оградит его от гнева королевы.

Из своего укрытия Нороэлль увидела, как открылась дверь, и кто-то вышел на крыльцо. То была человеческая женщина. Нороэлль с любопытством и страхом смотрела на женщину, которая может стать новой матерью для Нурамона. Хотя на женщине было много толстой одежды, но казалось, она даже обнаженной будет широкоплечей и широкобедрой. Нороэлль вспомнила о Мандреде. Очевидно, людям свойственна приземистость.

Лицо дочери человеческой выражало удивление, она недоверчиво огляделась по сторонам. Наверняка она спрашивала себя, кто мог положить ребенка под дверь ее дома и исчезнуть бесследно. Она в нерешительности склонилась над сыном Нороэлль. Лицо женщины казалось строгим. Нос картошкой, маленькие глаза. Однако, склонившись над ребенком, она улыбнулась, и стало заметно, как тепло ее сердца отразилось на ее лице. Дочь человеческая принялась утешать ребенка на языке, которого Нороэлль не знала. Однако слова звучали с такой любовью, что успокоили ребенка. Женщина еще раз оглянулась в поисках кого-нибудь, а затем вернулась в дом вместе с мальчиком.

Едва дверь закрылась, как Нороэлль побежала обратно к дому и прислушалась. Она хотела удостовериться, что действительно не ошиблась в женщине, хотя и понимала, что остаться надолго она не сможет.