Текст книги "Во власти девантара"

Автор книги: Бернхард Хеннен

Соавторы: Джеймс Салливан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 53 страниц)

Вечер при дворе

Нурамон стоял посреди комнаты, стены и потолок которой были богато украшены фресками. Семерых призвала королева на эльфийскую охоту, и семь комнат было отведено им. Когда-то эти покои были устроены для того, чтобы охотники могли вооружиться и отдохнуть. Здесь их родственники должны были оказывать им честь. И здесь Нурамон был совсем один.

В потолок и стены были встроены янтарины медового цвета, источавшие теплый свет. В стене справа от Нурамона находилась глубокая ниша, в которой лежало оружие и снаряжение, а также украшения. Все это когда-то брали с собой на охоту его предшественники. Кто бы ни вернулся с нее, он обычно оставлял все в комнате.

Будучи призванным, Нурамон мог взять некоторые из этих предметов; по крайней мере, так рассказывал ему Фародин. Но он не хотел претендовать на какие-либо из этих вещей, не хотел лишать их блеска. И из обмундирования ему оставалось то, что и так у него было, а было у него немного. Обычаи требовали, чтобы его родственники пришли к нему сюда, чтобы помочь и снарядить в дорогу. Однако на это рассчитывать Нурамону не приходилось. На каменной скамье напротив ниши не восседали родственники, не лежали дары.

Разве королева не оказала ему большую честь, призвав на эльфийскую охоту? Разве не заслужил он, чтобы его родственники, как принято, пришли и выразили свою радость? Вместо этого все выразили недоумение. Они даже не брали на себя труд опустить голос до шепота, насмехаясь над ним. Он был отверженным и понимал, что даже королева не в силах ничего изменить.

Что, кроме Нороэлль, есть еще в этом мире, что может удержать его здесь? Родители его давно ушли в лунный свет. Братьев и сестер у него не было, друзей тоже. Только Нороэлль. Только ее, казалось, не тревожит его наследие. И если бы она слышала решение королевы, то наверняка разделила бы с ним радость. Она пришла бы к нему, в эти покои.

Нурамон слышал истории о последней эльфийской охоте. Товарищи отправились в путь и дали отпор тролльскому князю из Кельпенвалла. Эльфийские семьи предложили охотникам оружие и драгоценности. И те, чьи дары были приняты охотниками, преисполнились гордости.

Наверняка в этот миг, когда он стоит один-одинешенек, его братьям по оружию в других комнатах предлагают снаряжение. К сыну человеческому тоже наверняка пришли. Нурамон спросил себя, завидовал ли когда-либо прежде эльф человеку.

Шорох шагов у двери заставил его оторваться от размышлений. Он обернулся в надежде, что это племянник, кузина или дядя, или одна из тетушек, кто-нибудь из его семьи. Однако еще прежде, чем дверь отворилась, он услышал женский голос, окликающий его по имени. Дверь распахнулась. В комнату вошла женщина в сером одеянии волшебницы.

– Эмерелль, – удивленно произнес он. Его повелительница выглядела совершенно по-новому. Она не была похожа на королеву, скорее на странствующую могущественную колдунью. Ее светло-карие глаза сверкали в свете янтаринов, на лице сияла улыбка. – Тыпришла ко мне!

Эльфийка закрыла двери.

– И, похоже, я единственная.

Она приблизилась к нему, сделав это с такой элегантностью и силой, что Нурамону показалось, что перед ним – эльфийка из древних героических сказаний. Королева еще застала те времена. Она была рождена не от эльфов, а происходила напрямую от альвов и видела их, прежде чем те покинули этот мир. Где-то в этом замке Эмерелль хранила камень альвов, сокровище, оставленное ей предками, которым она однажды воспользуется, чтобы последовать за ними. Но почему она пришла к нему как волшебница?

И, словно прочитав его мысли, она ответила:

– Такова традиция. Королева приходит к каждому из избранных для участия в эльфийской охоте. И поскольку я услышала голоса у всех, кроме тебя, то решила начать отсюда. – Она остановилась перед ним и выжидающе взглянула в глаза.

В нос Нурамону ударил аромат свежих весенних цветов. То был аромат королевы, и он смягчил его сердце.

– Прости меня, – тихо сказал он. – Я не знаю всех традиций. – И опустил взгляд.

– Разве ты никогда не мечтал о том, чтобы принять участие в эльфийской охоте? Каждый ребенок мечтает об этом, знает традиции и каждый шаг, который должно совершить этой ночью.

Нурамон вздохнул и посмотрел ей в глаза.

– Ребенок, который никому не нужен, мечтает о меньшем.

Он подумал о времени, когда его родители ушли в лунный свет.

Он был еще совсем крохой, однако никто не пришел, чтобы взять его к себе в семью. Родственники отказались от него, и он вернулся в дом на дереве, где жили его родители. Там он был одинок. Только те дети альвов, для которых ничего не значит проклятие, терпели его присутствие. И их было немного.

– Я знаю, как это тяжело, – сказала королева, возвращая своими словами Нурамона из воспоминаний. – Однако мое решение станет знаком для остальных. Пока что они испытывают удивление, но совсем скоро посмотрят на тебя другими глазами.

– Хотелось бы мне поверить. – Он опустил взор, не в силах выдержать взгляда Эмерелль.

– Посмотри на меня, Нурамон! – потребовала та. – Ты не должен забывать о том, что я и твоякоролева тоже. Я не могу заставить других любить тебя. Но буду относиться к тебе так же, как к ним. Ты чувствуешь себя одиноким и задаешься вопросом, принадлежишь ли вообще к числу эльфов. Однако скоро остальные тоже разглядят твою истинную сущность. – Она опустила глаза. – Ты пережил страдания с юных лет. Похоже, Нороэлль пробудила в тебе силы, в существование которых никто и не верил. Теперь настал миг оказать тебе должное, честь, которую ты заслуживаешь благодаря своим качествам!

– И я воспользуюсь этой возможностью, Эмерелль.

Королева обернулась и взглянула на дверь.

– Поскольку никто не идет, а воинов всегда снаряжали в путь, займусь твоей экипировкой я. Позже я велю принести все в твои покои.

– Но…

– Нет, не говори, тебе это не подобает! Посмотри туда, наверх, – она указала на изображение эльфийки, сражавшейся с драконом. – Это Гаомее. Она победила дракона Дуанока, который пришел на нашу землю через ворота Хальгарис.

Гаомее! Дуанок! Хальгарис! Все это были имена из легенд, говорившие о великих деяниях и напоминавшие о героических временах.

Когда-то в Альвенмарк пришло много драконов, однако немногие из них нашли свое место в этом мире и заключили союз с эльфами. Дуанок был далек от того, чтобы пойти на такой пакт. По крайней мере, так говорили. И юная Гаомее зарубила его. По спине Нурамона побежали мурашки.

Королева продолжала рассказ:

– У Гаомее не было семьи. Я выбрала ее и вызвала тогда немалое удивление. Я увидела в ней что-то, что когда-то обнаружила в себе самой, – Эмерелль закрыла глаза, она завораживала Нурамона. Никогда прежде ему не доводилось видеть закрытых век королевы. Наверное, так она выглядит, когда спит и видит сны о вещах, понять которые может только эльфийка необычайной силы. – Я очень хорошо помню Гаомее… Она стояла здесь передо мной, и слезы бежали по ее щекам. У нее не было подходящего обмундирования, чтобы сразиться с Дуаноком. И я снарядила ее в путь. Не д о лжно допускать, чтобы охотник был плохо вооружен и одет, особенно если он отправляется в царство людей.

– В таком случае я приму дар.

Нурамон посмотрел наверх, на фреску с Гаомее, и вид ее целиком поглотил его внимание. Королева открыла перед ним путь, о возможности которого он даже не подозревал. Он всегда довольствовался тем, что вынужден стоять в стороне.

– Я знаю, это для тебя внове, – негромко произнесла королева, возвращая его с небес на землю. – Однако это поворотный момент для твоей души. Никогда тот, кому дано имя Нурамон, не входил в состав отряда эльфийской охоты. Ты – первый. И поскольку с эльфийской охотой связана эльфийская слава, то многим после твоего возвращения придется решать заново, относиться ли к тебе с насмешкой или же с уважением.

Нурамон невольно улыбнулся.

– Почему ты улыбаешься? Поделись со мной своими мыслями, – потребовала королева.

– Вспомнил страх, отразившийся на лицах моих родственников, когда ты призвала меня. Теперь я больше, чем просто позор для всего рода, я представляю опасность. Они вынуждены думать о том, что в случае моей смерти у них родится ребенок, в котором будет моя душа. В принципе, они должны были прийти сюда, чтобы вооружить меня наилучшим образом, в надежде на то, что я выживу. Однако, похоже, отвращение ко мне сильнее страха моей смерти…

Эмерелль добродушно взглянула на него.

– Не суди их слишком строго. Им нужно время привыкнуть к новой ситуации. Только немногие из тех, кто живет столетиями, быстро привыкает к новому. Никто не мог предугадать, что я призову тебя. Даже ты сам не ожидал этого.

– Это правда.

– Ты понимаешь, что случится дальше?

Нурамон не знал, о чем она… О его жизни или только об этом вечере?

И прежде, чем он успел что-либо сказать, Эмерелль продолжила:

– Отправляющиеся на эльфийскую охоту подвергают себя опасности. Поэтому королева дает каждому совет на дорогу.

Нурамон устыдился своего невежества.

– Я последую ему, как бы он ни звучал.

– Хорошо, что ты настолько доверяешь мне. – Она положила руку ему на плечо. – Ты не такой, как другие, Нурамон. Когда ты смотришь на мир, то видишь что-то иное, не такое, как обычный эльф. Ты видишь красоту в том, к чему другие испытывают отвращение. Ты видишь благородство там, где другие с презрением проходят мимо. Ты говоришь о гармонии там, где другие сдаются. И поскольку ты таков, я дам тебе совет, который однажды произнес оракул Тельмарина. «Выбирай себе родственные связи! Не заботься о своей внешности! Потому что все, чем ты являешься, находится внутри тебя».

Нурамон стоял, словно громом пораженный. Ему довелось услышать слова оракула Тельмарина из уст королевы! А потом внезапно возник вопрос. Эльф помедлил, затем отважился задать его:

– Ты сказала, что слышала этот совет. С кем говорил оракул? Кому дал он этот совет?

Эмерелль улыбнулась.

– Следуй совету королевы! – сказала она и поцеловала его в лоб. – Оракул говорил со мной. – С этими словами она отвернулась от него и пошла к двери.

Нурамон озадаченно смотрел ей вслед. Прежде чем закрыть за собой двери, она сказала, не глядя на него:

– Я видела Нороэлль во фруктовом саду.

Когда Эмерелль ушла, Нурамон опустился на каменную скамью и задумался. Оракул когда-то посоветовал это королеве? Призвала ли она его потому, что узнала в нем себя? Внезапно Нурамон осознал, как сильно ошибался в королеве. Он всегда относился к ней как к недосягаемому существу, к женщине, сиянием которой можно только любоваться, как любуются далекой звездой. Однако он никогда не додумался бы до того, что между ними может быть что-то общее.

Эмерелль всегда была примером и идеалом для эльфов и прочих детей альвов, которые находились под ее защитой. Как он мог сделать исключение для себя? Она не только открыла перед ним путь, которым пошла когда-то сама, но и указала на Гаомее. Во время эльфийской охоты он будет следовать примеру Гаомее. Но выше этого совет королевы.

Он еще раз вызвал в памяти ее слова и вспомнил о Нороэлль… Нурамон покинул комнату, в дальнем конце коридора он увидел Мандреда с группой нескольких эльфов. Сын человеческий громко благодарил их. Нурамон ухмыльнулся. Нет, теперь он не хотел меняться с Мандредом или кем-либо еще из отряда эльфийской охоты ни одним даром этого замка.

Идя по коридору, он заметил, что к Мандреду не пришла ни одна женщина. Это не удивило его. Очевидно, при дворе уже вовсю шепчутся о том, насколько неподобающе глазел он на женщин. Эльф был рад тому, что в тронном зале Нороэлль не попала под взгляд Мандреда. Как он мог быть настолько бестактным!

В этот миг Мандред воскликнул:

– Что ж, друзья мои! А теперь произнесите заклинание, которое сделает этот доспех подходящим мне по размеру, и я с радостью приму его… Стоп! Уберите от меня мечи и другие детские игрушки. Я Мандред! Разве у вас нет секиры? – Нурамон покачал головой. Грубый голос, грубый характер! И тем не менее не поддаться его обаянию невозможно.

По пути к фруктовому саду Нурамон спросил себя, как Нороэлль воспримет известие о том, что он призван. Возобладает ли страх над радостью? Королева вплела в свои слова похвалу Нороэлль. И это было правдой: возлюбленная изменила его. Она подарила ему веру в себя, он вырос благодаря ее расположению.

Немногим позже Нурамон добрался до фруктового сада. Он был заложен на широком скальном уступе, к которому можно было пройти только через замок. Стояла ночь. Он поднял глаза и посмотрел на луну. Вот цель его жизни. Наконец уйти в лунный свет! Все эти годы луна была его лучшей подругой. Его предки – те, которые прежде носили его имя и душу, – тоже, наверное, чувствовали подобную привязанность к луне. Легкое сияние, коснувшееся его, было подобно прохладному дуновению ветра, придававшему свежести теплой весенней ночи. Нурамон пошел между деревьев.

Под одной из берез он остановился и огляделся по сторонам. Последний раз он был здесь давно. Говорили, что у каждого дерева, растущего здесь, есть душа и дух, и каждый, кто может слышать, может различить их шепот. Нурамон прислушался, однако ничего не услышал. Может быть, его чувства еще слишком слабы?

Однако теперь следовало найти Нороэлль. Это фруктовый сад, значит, искать ее надо под фруктовым деревом. Он огляделся, чтобы посмотреть на фрукты, которые приносили деревья круглый год. Он увидел яблоки и груши, вишни и мирабель, абрикосы и персики, лимоны и апельсины, сливы и… шелковицу. Нороэлль любит шелковицу!

На самом краю сада стояли две шелковицы, но Нороэлль под ними не оказалось. Нурамон прислонился к стене и оглядел окрестности. Палатки перед замком ночью казались похожими на яркие фонарики.

– Где же ты, Нороэлль? – тихо произнес Нурамон.

И тут он услышал шепот в кронах деревьев.

– Она не здесь, ее здесь не было! – Он с удивлением обернулся, однако увидел только две шелковицы.

– Это мы, – донеслось из ветвей большего дерева.

– Иди к Пихте Фей. Она мудра, – добавило меньшее дерево. – Однако прежде чем уйти, возьми наших плодов!

– Разве не говорят, что наделенные душой шелковицы славятся заботой о своих плодах? – удивленно спросил Нурамон.

Листья большего дерева зашелестели.

– Это верно. Мы не такие, как наши бездушные сестры. Но ты отправляешься к Нороэлль.

Меньшее дерево встряхнулось.

– Ты окажешь нам честь, если возьмешь наших плодов, чтобы она отведала их.

Две ягоды упали Нурамону прямо в ладони. Шелковица с меньшего дерева была темно-красной, с большего – белой.

– Я благодарю вас обеих. – Голос Нурамона дрогнул, и эльф отправился в путь. Ему казалось, что он видел пихту неподалеку от березы.

Добравшись до Пихты Фей, он вспомнил это дерево. Ребенком он играл там с луговыми феями. Она не была ни высокой, ни раскидистой, скорее ее можно было назвать невзрачной. Но ее окружала аура, не терпевшая холода. Она была заколдована чарами, которыми владел и сам Нурамон. Пихта обладала целительными силами. Он отчетливо чувствовал их.

Ее ветви трепетали на ветру.

– Кто ты, решивший потревожить меня? – прошелестела крона дерева.

Вокруг поднялся шелест. Повсюду, там, где только что стояла тишина, теперь перешептывались все.

– Кто это? – казалось, спрашивали деревья.

– Эльфеныш, – прозвучал ответ.

Пихта Фей приказала:

– Тихо! Пусть он сам скажет!

– Я всего лишь обычный эльф, – сказал Нурамон. – И я ищу свою возлюбленную.

– Как твое имя, эльфеныш?

– Нурамон.

– Нурамон, – повторила крона.

Другие деревья тоже прошептали его имя.

– Я слышала о тебе, – заявила Пихта.

– Обо мне?

– Ты живешь в доме на дереве, на дубе по имени Алаэн Айквитан. Дом из дерева, в котором когда-то жила душа могущественной Церен. Ты знаешь Алаэн Айквитан? Слыхал ли о Церен?

– Церен мне не знакома, однако Алаэн Айквитан я знаю. Я чувствую его присутствие, когда нахожусь дома. Его магия поддерживает летом прохладу в доме и тепло зимой. От него моя мать научилась целительству, а от нее – я. Но он никогда не открывался мне.

– Сначала ему необходимо привыкнуть к тебе. Ты еще молод. Его посланники рассказывали о тебе… о твоем одиночестве. – На языке у Нурамона вертелись вопросы, однако Пихта снова поинтересовалась: – Кто твоя возлюбленная?

– Ее зовут Нороэлль.

Веселое перешептывание раздалось в ветвях, они несколько раз повторили имя Нороэлль. Однако голоса деревьев определенным образом сплетались с шелестом крон, и он не мог различить, что говорят деревья о Нороэлль.

Однако слова Пихты Фей он различал отчетливо.

– Ее здесь нет, сегодня ночью она не приходила сюда.

– Но королева сказала, что она здесь, в этом саду.

– Королева говорит то, что должно быть сказано. Нороэлль не здесь, но близко. Иди на террасу, туда, где рядом стоят липа и маслина!

Нурамону хотелось спросить еще и о Церен, но в данный момент важнее было найти Нороэлль. И он поблагодарил дерево и отправился в путь, указанный Пихтой.

Вскоре он увидел липу и маслину. Они стояли у отвесной скалы, тянувшейся до самой террасы. Подойдя ближе, он увидел узкую лестницу, ведущую наверх.

На каменном парапете террасы стояла Нороэлль в белых одеждах. Она казалась похожей на дух, спустившийся с луны. Она еще не заметила его. Он ступил под сень липы. Пихта Фей была права: королева сказала то, что нужно было сказать. Она осторожно подвела его к этому моменту. Нороэлль там, наверху, он здесь, внизу! Эта ситуация почти звала родиться стихотворение, произнесенное из тени липы к лунному свету в небесах.

Тут Нороэлль что-то произнесла. Не с луной ли она разговаривает? Не с ночью ли? Он уже чувствовал себя лишним. Он слушал ее, а она об этом даже не подозревала. А потом она обернулась. Она говорила не с луной и не с ночью, а с эльфом. Мгновением позже Нурамон увидел того, к кому она обернулась: то был Фародин.

Нурамону захотелось уйти поскорее, и он попятился из тени липы в тень маслины. Прислонившись к стволу, он вполуха слушал слова, произносившиеся наверху. Фародин нашел новый тон, и Нороэлль он нравился. Впервые Фародин искренне говорил о своей любви.

Значит, все кончено…

Сквозь ветви наблюдал Нурамон за тем, как Нороэлль в лунном свете поддается чарам Фародина. Она никогда не выглядела настолько счастливой. Фародин попрощался с ней поцелуем и удалился. Нороэлль осталась на месте, с улыбкой глядя в ночь. И поскольку Нурамон любил ее, он не удержался и тоже улыбнулся. Не важно, что Фародин, очевидно, одержал победу. Его любимая улыбалась, и это трогало.

Нурамон некоторое время наблюдал за Нороэлль и увидел, как постепенно улыбка исчезла с ее губ, как на лице снова появилась грусть. Вместе с ее улыбкой исчезла и его, и когда она негромко произнесла в ночь его имя, у него перехватило дыхание. Фародин заставил ее улыбаться, а мысли о нем опечалили ее. Когда он увидел, что по лицу ее скатилась слеза, он не выдержал. Тихонько вздохнув, он прошептал: «Нороэлль, дитя альвов ты милое!»

Нороэлль вздрогнула.

– Слушай голос древа!

Она опустила глаза, их взгляды встретились, и она снова улыбнулась.

– Я вижу тебя там, в ветрах. Словно фея из моих грез.

Нороэлль вытерла слезы, глубоко вздохнула и произнесла:

– Но как же эльфийка может быть подобна фее?

– Гм… – начал он, но тут же продолжил: – Твое платье – березовая кора. Оно сияет и сводит меня с ума, – говорил он, переходя из тени маслины обратно в тень липы. – Поверь голосу липы. Послушай меня, дивное альвов дитя!

– Я слышу тебя, дух дерева. Никогда прежде не доводилось мне слышать, чтобы дерево разговаривало стихами.

Он шепотом отвечал:

– Мне тоже трудно говорить голосом эльфа, чтобы понравиться моей фее.

– Мне казалось, что только что со мной говорила маслина.

– Наши корни сплелись. Дух у нас один, только кора разная. В нас сплелись любовь и жизнь, – ответил он.

– Разве там, внизу, мало берез? Почему ты тоскуешь обо мне?

– Как видишь, я стою на краю сада, взгляд устремлен на тебя. Повелительница этого места сказала мне, что нужно помогать любящим, когда они говорят своим милым слова любви.

– Я знаю этот сад, и знаю, что тебе бы должно слушать меня, но не говорить. Неужели молчание нарушено из-за меня?

– Каждый должен когда-то нарушить молчание. Бесконечность – это долго и далеко.

– И ты любишь меня?

– Конечно.

Он увидел, как она коснулась ветки.

– Ты дивное дерево. Твои листья нежны, – она притянула ветку к себе и поцеловала листок. – Хорошо ли, мое дерево?

– Это словно волшебство. И за это я хочу одарить тебя.

– Одарить? Неужели маслиной?

– Да нет же. Каждый, кто стоит там, наверху, берет мои маслины, и я не возражаю. Я не хочу дарить тебе то, что каждый может взять у меня сам. Для моей возлюбленной у меня есть кое-что необычное. Ты ведь знаешь, сколь ревниво хранят свои плоды обе шелковицы?

– Да. Поэтому разумнее отыскивать бездушные. Потому что тех нужно слишком долго уговаривать, чтобы они расстались со своими плодами.

– Что ж, именно это я и сделал. Я… Я почувствовало, что мимо пролетел ветерок, по направлению к обеим шелковицам, которые растут на другом конце сада. И я попросил их передать мне плод. Сначала они отказывались и говорили, что я всего лишь дерево. На что мне ягоды? Однако когда они узнали, что их плоды предназначены для тебя, они сразу согласились.

– Но как же они передали тебе плоды? Ты стоишь здесь, а они находятся на большом расстоянии.

– Ах, они передавали их от дерева к дереву, а потом положили на лужайку, куда я мог протянуть корни, и я целый день хлопотал, чтобы мой дар достиг моей возлюбленной.

– Значит, ягоды теперь у тебя?

– Да, и я хочу передать их тебе.

– Но как? Должна ли я прийти к тебе? Или ты положишь их на листок и протянешь мне с помощью ветвей?

– Нам, деревьям, подвластна большая волшебная сила. Смотри! – Нурамон бросил красную ягоду так, чтобы она приземлилась на парапет террасы прямо перед Нороэлль. Затем он бросил белую ягоду, которую Нороэлль проворно поймала сама. – Получила? – спросил он.

– Одна лежит у меня в руке, вторая – прямо передо мной. Они такие красивые и свежие!

Нурамон наблюдал за тем, как она ест ягоды. Словно завороженный смотрел он на ее губы.

Отведав ягод, девушка сказала:

– Это самые сладкие ягоды, которые я когда-либо ела. И что же теперь с нами будет, о мой дух дерева?

– Ты не хочешь спуститься ко мне и пустить здесь корни?

– С таким же успехом ты мог бы высвободить свои корни и подняться по лестнице ко мне…

– Послушай меня, возлюбленная моя! Послушай, что я скажу! Здесь, в моей тени, спит юноша и видит сны. Может быть, он тебе приятен?

– Да, соединись с ним и иди ко мне. Душа с твоим голосом, в этом теле – вот что нужно мне нынче ночью. Иди ко мне, Нурамон!

Эльф помедлил. Но разве сегодня не день чудес? Его призвали на эльфийскую охоту. Королева поведала ему свое предсказание. С ним говорили деревья.

Он собрался с духом, вышел из тени липы и поднялся по лестнице на террасу, где его ждала Нороэлль. Сначала он хотел держаться на расстоянии, как поступал всегда. Он ни в коем случае не хотел коснуться ее. Но она была так соблазнительна, как никогда прежде. Ветер трепал ее платье и длинные волосы. Она молча улыбнулась и склонила голову.

– Я слышала, что сделала королева. Ты даже представить себе не можешь, как я счастлива.

– И не можешь скрыть от меня своего счастья.

– Я всегда говорила, что однажды все разглядят твою истинную сущность. Я знала это. О, Нурамон! – Она повернула ладони, словно хотела протянуть к нему руки, однако застыла.

Нурамон преодолел свою робость и схватил ее за руки.

Нороэлль опустила глаза, словно желала удостовериться, что его руки действительно коснулись ее. У нее перехватило дух.

Он нежно поцеловал ее в щеку, и она со стоном выдохнула. Когда его губы медленно приблизились к ее рту, она задрожала. А когда губы их соприкоснулись, Нурамон почувствовал, как напряжение Нороэлль спадает, и она отвечает на его поцелуй. Затем она крепко обняла его и прошептала:

– В самый подходящий момент, Нурамон. И тем не менее я так удивлена.

Они долго смотрели друг на друга, и Нурамону стало казаться, что так было всегда.

Через некоторое время Нороэлль попросила:

– Расскажи мне, что произошло сегодня вечером.

Нурамон рассказал ей, как все случилось, не забыл упомянуть и завуалированный комплимент королевы в ее адрес. Особенно же, казалось, Нороэлль тронуло его сходство с Гаомее и предсказание оракула. Закончил Нурамон словами:

– Я чувствую изменения. Королева разожгла огонь, который должен теперь гореть. Я все тот же, что и прежде, однако могу наконец действовать.

– Ты поэтому только теперь смог прикоснуться ко мне?

– Раньше я боялся. А когда я боюсь, то совершаю глупые поступки. Я боялся, что ты отринешь меня; я боялся, что ты выберешь меня. Я был словно не в ладу с самим собой.

– Ты и Фародин, вы особенные. Сегодня у озера мне еще казалось, что ты никогда не приблизишься ко мне, что Фародин ни на миг не приоткроет передо мной свою душу. А этой ночью вы оба изменились.

– Вот только Фародин оказался проворнее.

– Это несправедливо, Нурамон… Только потому, что он первым нашел дорогу ко мне? Должна ли я наказать тебя за то, что к тебе приходила королева? Нет! Одна ночь для меня – это всего лишь миг, и поскольку вы оба пришли ко мне этой ночью, то вы пришли одновременно. Ты рассматриваешь время как нечто очень ограниченное, Нурамон.

– Разве это странно? Если я пойду по пути моих предков, то каждое мгновение, которое мне остается, является для меня драгоценным.

– Ты не пойдешь этим путем. Ты будешь жить долго и уйдешь в лунный свет.

Нурамон посмотрел на луну.

– Удивительно: луна, которую я люблю так сильно, на протяжении столь долгого времени ускользает от меня. – Он помолчал, думая обо всех тех историях, которые слышал о луне. Его бабушка рассказывала о луне в человеческих землях. – Ты знала, что в мире Мандреда луна изменяет форму?

– Нет, я никогда не слышала об этом.

– Она гораздо меньше нашей. И дни проходят, она уменьшается, ночь за ночью постепенно превращаясь в серп, пока не исчезнет совсем. А потом постепенно снова вырастает до полного размера.

– Звучит волшебно. Я мало знаю о Другом мире. Благодаря своим родителям я выучила несколько языков. Но в принципе о мире людей я ничего не знаю. Интересно, какая магия там работает? Могут ли эльфы уйти в лунный свет из мира людей? Что произойдет, если они умрут там?

– Это такие вопросы, на которые могут ответить только мудрецы.

– А ты как думаешь, Нурамон?

– Я думаю, что магия, действующая там, сродни нашей. Я думаю, что эльф может уйти в лунный свет из человеческих земель. Просто луна там дальше. Это гораздо более долгий путь. И если эльф умрет в царстве людей, то это ничем не будет отличаться от того, если бы эльф закончил свою жизнь здесь. Потому что смерть не разнится по месту. – Он посмотрел на нее и увидел на лице ее печать беспокойства. – Ты боишься за наши жизни.

– Эльфийская охота отправляется в мир людей. Помнишь ли ты, чтобы эльф когда-либо умирал там, а потом возрождался здесь?

– Говорят, один из моих предков умер по ту сторону нашего мира. И смотри-ка! Я здесь.

Она рассмеялась, коснулась его щеки и зачарованно посмотрела на него.

– Твое лицо неповторимо.

– А твое…

Она коснулась пальцами его губ.

– Нет, ты годами говорил мне эти слова. Теперь я скажу тебе: «Молчи, прекрасное альвов дитя!» – Она отняла пальцы от его рта, и он умолк.

Она мягко провела по его волосам.

– Ты всегда думал, что здешние женщины хотят посмеяться над тобой. И они, конечно же, не прочь. Над твоим именем, над твоей судьбой… Они поступают так, потому что над тобой смеялись всегда. Но даже от них не укрылся твой особенный облик. Ты не поверишь, чего я только не слышала, произнесенного шепотом, какие желания мне доводилось уловить. – Нурамон хотел что-то сказать, но Нороэлль снова запечатала его уста пальцами. – Нет. Сейчас ты должен молчать, как те два дерева, что внизу. – Она отняла руку. – Ты гораздо больше того, что втайне видят в тебе эти женщины. Оракул прав. Все, чем ты являешься, находится внутри тебя!И все, что в тебе есть, я люблю. – Она поцеловала его.

Когда она отстранилась и посмотрела в его лицо, он осторожно заговорил:

– Все изменилось. Мне не верится, что я здесь, с тобой, мы обмениваемся нежностями, ты произносишь эти слова. Что произошло? – Он огляделся по сторонам, словно здесь, на террасе, или в глубинах ночи мог таиться ответ.

– То, что не могли сделать ни ты, ни я, ни Фародин, а только лишь королева. Теперь перед тобой открыт мир.

– Мне нужен не мир.

Она кивнула.

– Когда вы вернетесь, я сделаю выбор. Потому что вы сделали все, что могли. Теперь дело за мной… Признаю, я надеялась, что вы будете ухаживать за мной еще много лет, однако то были всего лишь мечты. Я должна выбрать одного из вас. Какая потеря, и неважно, кого из вас мне пришлось бы лишиться! Однако какая находка для другой эльфийки!

Они молча смотрели друг на друга. Нурамон знал, как больно будет ему получить отказ. Для него не было никакой другой эльфийки; не было никого, к кому он испытывал бы такую любовь. Он еще раз поцеловал ее руки, провел по ее щеке и попросил:

– Давай не будем думать об этом сейчас. Подумаем потом, когда мы с Фародином вернемся.

Она кивнула.

– Ты будешь присутствовать завтра, или же попрощаемся теперь?

– Я приду, – тихо сказала она.

– Тогда я с радостью буду ждать завтрашнего дня. Какого цвета будет твое платье?

– Зеленого. Его сделала Обилее. – Волшебница задумчиво отбросила прядь со лба.

Нурамону нравился этот ее неосознанный жест; она брала волосы безымянным и указательным пальцами, убирая их к затылку.

– В таком случае платье наверняка великолепно.

– Мне очень интересно, что прикажет принести тебекоролева. Что бы это ни было, оно будет дороже, чем все, что мог бы подарить тебе кто бы то ни было.

– Подарить? Я приму это на время эльфийской охоты. Однако когда мы вернемся, я отдам все хозяйке.

Нороэлль не удержалась и рассмеялась.

– Нет, Нурамон. Королева щедра. Она не примет дары обратно.

Он поцеловала ее в лоб.

– А теперь я пойду, Нороэлль.

– Может быть, один из твоих родственников все же заставит себя прийти к тебе в покои.

– Нет, в это я не верю. – Он взял ее руки в свои и произнес: – Однако кто знает? – Он поднял лицо к звездам. – Кажется, сегодня ночью возможно все. – Он отпустил девушку. – Доброй ночи, Нороэлль.

На прощание она поцеловала его.

Нурамон покинул террасу, и дойдя до двери, ведущей в пиршественный зал, снова обернулся и посмотрел на Нороэлль. Она была совершенна. Никогда и нигде он не видел этого настолько отчетливо, как в этот миг.

Дойдя до коридора, где располагались покои участников отряда эльфийской охоты, он заметил, что все двери закрыты. Посетители свои обязанности выполнили, других, похоже, никто не ждал. Гул голосов еще не смолк под сводами.