Текст книги "Во власти девантара"

Автор книги: Бернхард Хеннен

Соавторы: Джеймс Салливан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 53 страниц)

Едва отряд оставил ворота позади, Нороэлль показалось, что глаза обманывают ее. На просторной лужайке, пожалуй, никогда еще не было столько детей альвов. Все они хотели наблюдать за тем, как эльфийская охота отправится в путь. Над лужайкой в солнечном свете сверкали крылья луговых фей; феи любопытны, это все знают. Рядом с дорогой, по которой они двигались, стояли эльфы из сердца страны и из самых отдаленных уголков королевства. Очевидно, некоторые вчера не поспели ко двору, но сейчас не желали упускать возможности взглянуть на отъезд отряда эльфийской охоты. То там, то тут раздавались приветствия в адрес товарищей. Даже на холмах у леса стояли эльфы из домов посланников и махали руками.

Вдруг Нороэлль заметила, что возле головы Мандреда кружится маленькая фея. Человек отмахнулся от нее, как от надоедливого насекомого, однако не попал. Фея вскрикнула и полетела к Нороэлль. Мандред оглянулся. Очевидно, он слышал крик, но не заметил фею.

Постепенно он наращивал темп. Казалось, ему понравилось скакать на эльфийском жеребце. Оставалось надеяться, что он не упадет. Говорили, что на спине Айгилаоса он производил не особенно хорошее впечатление.

Когда дети альвов остались позади, а перед товарищами раскинулись просторные луга, Лийема проехала мимо них и вскоре догнала Мандреда. Тот удивленно посмотрел на нее. А та сняла с пояса деревянную флейту и дунула в нее. Хотя было видно, что щеки у нее надулись, не было слышно ни единого звука.

Вскоре Обилее воскликнула:

– Вы только посмотрите туда! – она указала направо. Что-то белое отделилось от тени леса и стало быстро приближаться.

– Это они! – воскликнул Айгилаос.

– Их семеро! – объявил Нурамон.

– Семеро? – переспросил Фародин. – Невероятно!

Мандред обернулся в седле.

– Семеро кого?

Нороэлль знала ответ, как и любое дитя альвов. То были белые волки эльфийской охоты. Никто не мог сказать, сколько их присоединится к охоте, до тех пор, пока не увидит их. Чем больше их было, тем важнее было дело и тем больше опасность. По крайней мере, так говорили.

– Это наши волки! – крикнула Лийема Мандреду.

– Волки? Это чертовски большие волки!

Нороэлль улыбнулась. Волки с белой густой шерстью были ростом с пони.

– А они опасны? – услышала она вопрос Мандреда. Однако из-за громкого стука подков Лийема не услышала его. – Они опасны? – повторил тот громче.

Лийема улыбнулась.

– Ну конечно.

Когда волки нагнали их, четверо помчались во главе отряда, по одному – по сторонам. А седьмой волк побежал рядом с Лийемой.

Вскоре группа достигла опушки и остановилась, чтобы бросить последний взгляд на замок королевы. Казалось, даже Мандред был тронут.

Фародин и Нурамон тоже не могли оторвать взгляда. Лицо же Нурамона выражало тайную тревогу, в то время как Фародин пытался бороться с этим чувством. Но Нороэлль видела, что скрывается за маской спокойствия.

Волки выражали нетерпение, они окружили лошадь Мандреда. Казалось, сын человеческий не знает толком, как себя вести по отношению к ним. Он постоянно старался не терять волков из виду. «Должно быть, у него были неприятные воспоминания от общения с волками», – подумала Нороэлль. Быть может, в его мире волки представляют большую опасность для жизни, как волки Гальвелуна для детей альвов. Заметив взгляд Нороэлль, Мандред склонился в седле и, словно желая доказать свое мужество, погладил самого большого волка по холке. Это понравилось зверю!

– Пора в путь? – спросил сын человеческий.

Волк зарычал и посмотрел на Мандреда.

Лийема не сдержала улыбки.

– Он не говорит по-фьордландски, но ты ему нравишься.

Лийема по-эльфийски объяснила волкам, почему Мандред не понимает их, затем перевела то, что сказал сын человеческий. Волк склонил голову набок, а потом внезапно успокоился. Остальные тоже почувствовали его настроение и забегали вокруг, то отбегая, то приближаясь к Мандреду. Волки стремились в дорогу.

– Они что же, понимают, что ты им говоришь?

– Каждое слово. Они умнее некоторых эльфов. Уж можешь мне поверить.

– А они? Как они разговаривают? – поинтересовался Мандред.

Лийема погладила самого большого из белых волков.

– У них есть свой язык. И я его понимаю.

Нороэлль улыбнулась. Этот человек такой… понятный. То, как он смотрел на крупного волка, как поднимал одну бровь и в то же время кусал губы – думать он мог только об одном: такой волк был бы идеальным спутником на охоте.

– Это самые лучшие товарищи для охоты, – произнес Мандред.

Нороэлль с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться громко.

– Конечно, – ответила сыну человеческому Лийема.

– Они такие же верные, как собаки?

Лийема расхохоталась.

– Нет, сравнивать их с собаками нельзя. Они гораздо умнее. Повтори то, что ты тогда говорил.

– По-фьордландски?

– Да.

– Пора в путь?

И животные снова забеспокоились, ожидая, когда же отряд наконец тронется с места.

– Ну, в таком случае вперед! – воскликнул Мандред, и отряд сорвался в галоп.

Нороэлль и ее возлюбленные молчали. Семеро волков чувствовали тревогу Нороэлль за ее любимых. Животные понимали, насколько велика опасность, ожидавшая охотников. Они сами определяли численность стаи, которая присоединится к эльфийской охоте. Что же это могло быть за существо, подстерегавшее их за каменным кругом? Хотя Нороэлль доверяла способностям своих возлюбленных, однако даже великие герои погибали в бою. Что, если случится худшее? Что, если Нурамон ошибается, и душа эльфа, умирающего в землях людей, не возрождается в Альвенмарке?

Они проезжали мимо Дуба Фавнов и озера Нороэлль. Еще вчера она была здесь с Фародином и Нурамоном. Нороэлль спросила себя, повторится ли когда-либо еще такой день.

Когда показалась крепостная башня у моста Шалин Фалах, они сделали небольшую остановку, чтобы попрощаться с Айгилаосом – он не мог ступить на белый мост из-за своих подкованных копыт. Кентавр несколько раз обругал строение.

– Увидимся у ворот, – сказал он и ускакал прочь.

Нороэлль посмотрела вслед кентавру, вспоминая все истории, которые рассказывали об этих созданиях. Наверняка он завидует эльфийским скакунам, которые благодаря неподкованным копытам и эльфийской ловкости могли без проблем пересечь мост.

– Зачем же он подковал копыта, если по этой причине не может пересечь мост? – спросил Мандред.

– Вроде как кобольды при дворе поговаривают, что благодаря подкованным копытам он может скакать быстрее, – ответила Лийема. – Теперь он думает, что быстр, а вот приходится делать крюк.

Мандред рассмеялся.

– Вполне в духе Айгилаоса!

Они продолжали путь. У башни Шалин Фалаха отряд ожидал Олловейн. Мандред встретил его холодно, но Олловейн ответил веселой улыбкой. Они быстро прошли ворота. Нороэлль спросила себя, что могло произойти между Олловейном и Мандредом.

Они пересекли Шалин Фалах и на другой стороне ущелья миновали руины Вельрууна. Когда-то тролли разрушили этот круг камней. Сама она не жила в то время и не могла это помнить, однако эти события хранили в памяти деревья и духи леса. Когда-то давно врата Вельрууна вели в одно из княжеств троллей. Нороэлль отчетливо чувствовала там силу семи троп альвов, пересекавшихся в одной крупной звезде. Тролли нашли способ запечатать ворота. И ни один эльф не знал, какими чарами они при этом воспользовались.

Лес становился все гуще. Нороэлль вспомнила давние времена, когда часто бывала здесь. Она любила этот лес.

Отряд ехал по дороге меж берез и наконец достиг большой поляны, на которой находился холм с каменным кругом. Когда-то рядом с развалинами башни Ландовин провел последний бой против троллей. Нороэлль с печалью задумалась над тем, сколько эльфов нашли здесь свою смерть.

Товарищи остановились у подножия холма и стали ждать Айгилаоса. Мандред спешился и молча отошел от отряда. Он хотел посетить Атту Айкъярто.

Нороэлль слышала о том, что дуб спас ему жизнь. Она спросила себя, что разглядел Атта Айкъярто в Мандреде. Когда-то Дуб Фавнов говорила ей, что старый Атта Айкъярто может предвидеть будущее. Интересно, что знает старое дерево, согласившееся расстаться с частью своей силы ради того, чтобы спасти сына человеческого?

Нороэлль позволила Фародину помочь ей спешиться. Нурамон несколько замешкался, и ему пришлось помогать Обилее. Молодая эльфийка покраснела – настолько сильно тронул ее жест Нурамона. Нурамон подвел ее к Нороэлль.

Они вместе уселись на траву, однако для слов еще было слишком рано. Вскоре притихли и остальные члены отряда. Даже волки вели себя необычайно скромно.

И только когда прибыл Айгилаос, вновь начались разговоры.

– Неужели мне потребовалось слишком много времени? – запыхавшись, спросил человекоконь. На боках у него выступил пот.

– Нет, Айгилаос, не беспокойся, – сказала Нороэлль.

Кентавр устал, ему необходимо было отдохнуть. Над поляной снова повисло молчание.

Теперь не хватало только Мандреда, чтобы эльфийская охота могла, наконец, тронуться в путь. Прошло больше часа, прежде чем сын человеческий вернулся. Нороэлль готова была многое отдать за то, чтобы выведать, что узнал Мандред у Атты Айкъярто. Но он только спросил:

– Вы готовы?

Его спутники кивнули. Нороэлль почувствовала себя немного виноватой. Она знала, что все молчали из-за нее. Ей хотелось все исправить.

– Идемте, я провожу вас наверх, к кругу камней.

По пути Нороэлль почувствовала силу звезды альвов как дыхание ветра, дувшего ей в лицо. Это место не потеряло ни капли своей магии. Прислонившись к камню, стоял Ксерн и смотрел на круг, в центре которого клубился туман. Не оборачиваясь, он спросил:

– Кто идет? – Поскольку эти слова он произнес по-фьордландски, очевидно, он знал, что это Мандред.

Сын человеческий выступил вперед и ответил:

– Эльфийская охота!

Ксерн повернулся к ним.

– В таком случае, эти врата открыты. Мандред, ты пришел в этот мир, когда в тебе едва теплилась жизнь. И покидаешь его вместе с силой Атты Айкъярто. Пусть эта сила защитит тебя и твоих спутников! – Он указал рукой на стену тумана.

Фародин и Нурамон выжидающе посмотрели на Нороэлль. Наконец она нарушила долгое молчание.

– Думайте о том, что вы делаете это для меня. Думайте о том, что я очень люблю вас обоих.Берегите друг друга. Прошу вас.

– Я буду помогать Фародину… пусть даже ценой своей жизни, – произнес Нурамон.

А Фародин объявил:

– Страдания Нурамона станут моими страданиями. Что бы ни случилось с ним, случится и со мной.

– Во имя всех альвов! Умоляю вас, не отдавайте свои жизни, чтобы защитить других. Берегите не только друг друга, но и себя. Я не хочу, чтобы судьба лишила меня выбора. Возвращайтесь оба!

– Я сделаю все для того, чтобы мы вернулись оба, – сказал Фародин.

– А я обещаютебе, что мы вернемся, – произнес Нурамон.

Фародин казался удивленным, потому что его товарищ обещал то, чего обещать не мог. Кто знает, что случится там? И тем не менее именно это обещание хотела услышать Нороэлль.

Она сделала знак Обилее и снова обернулась к своим возлюбленным.

– Я хочу подарить вам кое-что, что будет напоминать вам обо мне в пути.

Обилее принесла два мешочка. Нороэлль протянула один Нурамону, второй – Фародину.

– Откройте их! – попросила она.

Оба выполнили ее желание и заглянули внутрь. В то время как Нурамон только улыбнулся, Фародин удивленно воскликнул:

– Шелковица!

– Ягоды волшебные, – заявила она. – Они придадут вам силу и наполнят ваш желудок больше, чем вы могли бы предположить. Думайте обо мне, когда будете их есть.

Ее возлюбленные быстро переглянулись, затем Нурамон произнес:

– Хорошо. И не только, когда будем есть их.

Нороэлль обняла сначала Фародина и поцеловала его на прощание. Он хотел сказать что-то, однако та приложила два пальца к его устам.

– Нет. Никаких слов прощания. Никаких заверений в любви. Я знаю, что ты чувствуешь. Не произноси того, что я читаю на твоем лице. Одно слово – и я расплачусь! А пока что я еще улыбаюсь.

Он промолчал и провел рукой по ее волосам.

Нороэлль вырвалась из объятий Фародина и обняла Нурамона. Поцеловала она и его. Он взял ее лицо в ладони и долго смотрел на нее, словно желая точно запомнить, как она выглядит. Потом в последний раз улыбнулся ей и опустил руки.

Отряд сел на коней. Только Айгилаос, которому это не было нужно, уже был возле стены тумана. Тут Мандред воскликнул:

– Следуйте за мной, спутники!

И эльфийская охота вступила в каменный круг.

Фародин и Нурамон ехали в хвосте, позади волков. В последний раз оглянулись на Нороэлль. А потом в тумане исчезли и они.

Ксерн отвернулся и медленно пошел вперед. Обилее схватила Нороэлль за руку. Туман рассеивался, а страх Нороэлль возрастал. Ей вдруг показалось, что она только что видела Фародина и Нурамона в последний раз.

Мир людей

Когда туман исчез, в лицо товарищам пахнуло ледяным дыханием мира людей. Нурамон произнес несколько слов тепла, чтобы прогнать холод, по меньшей мере, из своей одежды. С любопытством огляделся по сторонам. Они находились в каменном круге на высоком утесе. Далеко внизу, под ними, была деревня.

Мандред направил своего скакуна к краю пропасти. Казалось, он собирается повести животное вниз. Очевидно, деревня, лежавшая на противоположном берегу фьорда, занимала все его внимание. Должно быть, именно об этом селении он говорил при дворе.

– Я нашел след! – крикнул Брандан. – Он совсем свежий, словно человек-кабан был здесь еще совсем недавно.

Это место было открыто всем ветрам, здесь, наверху, не было живности. Что могло держать здесь чудовище так долго? Неужели оно ожидало? Нурамон улыбнулся. Нет, это, конечно, чушь.

– Мандред! – строгим голосом крикнул Фародин.

Сын человеческий вздрогнул. Затем придержал поводья и направил кобылу прочь от утеса.

– Извините… Просто мне нужно было узнать, как там мои… Похоже, человек-кабан не напал на Фирнстайн.

Ярл занял место во главе отряда и повел всех вниз. Стая волков неслась перед ними, образовав веер. Они тоже почуяли человека-кабана.

Хотя след совершенно четко вел прочь от деревни, Нурамону показалось, что сын человеческий с каждым шагом беспокоится все больше и больше.

– Что-то не так, Мандред? – спросил он фьордландца.

– Лошади, – сдавленным голосом пробормотал он. – Они заколдованные, не так ли?

Нурамон не понял, о чем он говорит.

– Зачем нужно заколдовывать лошадей?

– Но… они ведь не проваливаются в снег. Этого не может быть. Снега здесь по меньшей мере по колено.

Нурамон заметил, как Фародин и Брандан улыбнулись друг другу. Что им известно?

– А почему лошади должны проваливаться в снег?

– Потому что так полагается! – Мандред пришпорил свою кобылу. – Если лошади не заколдованы, то заколдованным должен быть снег. – Он соскочил с коня и мгновенно увяз по колено.

Брандан рассмеялся.

– Я не вижу в этом ничего смешного, – вмешался Айгилаос. Он поспешил к Мандреду, оставляя за собой глубокие следы. – Эти длинноухие слишком любят потешаться над нами. Я до сегодняшнего дня не понимал, как им удается идти по поверхности. Это точно не волшебство. И дело явно не в том, подкованы ли их лошади.

Нурамон думал, что сын человеческий обидится, – однако его глаза внезапно сверкнули.

– Как думаете, королева подарит мне эту лошадь, когда мы вернемся?

– Если ты уцелеешь, то все может быть, человек, – заметил Фародин.

– Как думаете, один из моих жеребцов сможет покрыть эту кобылу?

Айгилаос рассмеялся своим похожим на ржание смехом.

Нурамону это показалось диким. И о чем только думает этот сын человеческий?

– Нам не следует стоять здесь и шутить, – вмешалась в разговор Ванна. – Скоро пойдет снег. Нужно двигаться, не то мы потеряем след.

Мандред уселся в седло. Отряд молча тронулся в путь, по следу.

Нурамон окинул взглядом окрестности. Он представлял себе человеческий мир совсем иначе. Здесь снег был твердым и грубым, а гряды холмов такими неровными, что он с трудом запоминал дорогу. Казалось, все не подходит одно к другому. Как найти человека-кабана в этом хаосе? Взгляд притягивали тысячи вещей, которые были не такими, как в Альвенмарке.

Все эти новые впечатления утомили Нурамона. Он потер глаза. Мир казался ему необозримым. Если он смотрел на дерево, то у него с трудом получалось рассматривать дерево как нечто цельное – настолько сильно притягивали к себе детали. Оценивать расстояния тоже было трудно. Казалось, предметы находятся ближе, чем на самом деле. И этот мир казался ему… узким. Теперь Нурамон понял, почему королева выбрала предводителем Мандреда. Ему это все было знакомо.

Отряд целый день двигался по следу человека-кабана. Они ехали быстро, когда след вел по открытой местности, и осторожно, когда он приводил их в лес или в скалистую местность. Они постоянно были готовы к встрече с врагом. По крайней мере, так казалось Нурамону.

На протяжении последних часов Брандан постоянно подчеркивал, что след кажется ему странным. Он был слишком свежим! Словно снег отказывался падать на отпечатки ног кабана. Это тревожило Нурамона, лицо Лийемы тоже было напряжено. Остальные производили такое впечатление, что, несмотря на то, что принимают слова Брандана всерьез, ни секунды не сомневаются в том, что выполнят поручение. Эльфийская охота взяла след, и именно волки, с азартом бежавшие впереди, вызывали у Нурамона чувство, что никто и ничто их не остановит, даже в этом странном мире.

Во второй половине дня снег прекратился. Они пробирались сквозь густой лес. Здесь человек-кабан мог поджидать их где угодно. Наконец Мандред отдал приказ искать место для стоянки. Брандан запомнил, где находится след человека-кабана, затем все последовали за Мандредом. Тем временем лицо Фародина приобрело непривычно недовольное выражение, которое Нурамон не мог истолковать.

Они добрались до опушки и разбили лагерь. Айгилаос проголодался и решил немного поохотиться. Он видел следы, Брандан пошел с ним.

Нурамон и Фародин расседлали лошадей. Волшебница Ванна разложила в центре лагеря небольшой костер. При этом казалось, что мысленно она находится далеко. Что-то занимало ее. Лийема и Мандред занимались волками. Мать волков объясняла сыну человеческому то, что интересовало последнего. Звери были спокойны, Нурамон расценил это как добрый знак.

Фародин снял седло, потом вдруг спросил:

– Такой ли ты представлял себе эльфийскую охоту?

– Честно говоря, нет.

– Снаружи все кажется гораздо более блестящим. Мы находим жертву, убиваем ее и возвращаемся к нашей госпоже. В принципе, все просто.

– Ты уже бывал здесь, в человеческом мире, не так ли?

– Да, частенько. Я еще помню последний раз. Мы должны были отыскать предателя и привести его к королеве. Все было, как теперь. Едва пройдя сквозь ворота, мы сразу же отыскали его след. Несколько часов спустя мы уже мчались домой. Но то была не настоящая эльфийская охота.

– И что? Кажется ли тебе Другой мир таким же странным, как и мне?

– Ты имеешь в виду тесноту?

– Да, именно это.

– Все дело в воздухе. Королева когда-то уже объясняла мне. Здесь воздух другой. Не такой прозрачный, как у нас.

Нурамон задумался над этим.

– Здесь все иначе, – продолжал Фародин. – Красоту и ясность Альвенмарка тут ты не найдешь, можешь не искать. Гармонии нет. – Он указал на дуб. – Вот это дерево не подходит к тому. – Он постучал по дубу рядом с собой. – У нас все разное, но все находится в гармонии. Неудивительно, что наша страна кажется сыну человеческому столь прекрасной.

Нурамон помолчал. Несмотря ни на что, Другой мир нравился ему. Столько неизвестного! И если постичь тайну этого мира, то может быть, можно найти и в нем гармонию?

– Похоже, для Мандреда здесь все согласованно и соразмерно, – пробормотал он, бросив быстрый взгляд на сына человеческого.

– Он не обладает столь тонкими чувствами, как дети альвов.

Нурамон кивнул. Фародин был прав. Но тем не менее… Может быть, здесь скрыт свой порядок, для которого требуются чувства еще более тонкие, чем те, которыми обладают эльфы?

Когда все дела были сделаны, Нурамон присел на опушке и обвел взглядом окружающий ландшафт. Фародин присоединился к нему, протянул свой мешочек с ягодами шелковицы.

Нурамон удивился.

– Нужно ли это?

Его товарищ кивнул.

Он принял предложение Фародина. Они съели по нескольку ягод, помолчали.

Когда настали сумерки, Лийема спросила, куда запропали Брандан и Айгилаос.

Нурамон поднялся.

– Я приведу их.

– Мне пойти с тобой? – спросил Фародин.

– Нет. – Он взглянул на волшебницу. – Лучше выясни у Ванны, все ли в порядке, – шепотом сказал он. – Она все время отмалчивается и о чем-то размышляет.

Фародин невольно улыбнулся и поднялся, направляясь к эльфийке. А Нурамон покинул лагерь по следам Айгилаоса и Брандана.

Идти по их следу было легко. Хотя отпечатки сапог Брандана разобрать было сложно, Айгилаос оставлял целую колею. Нурамон несколько раз посмотрел на свои ноги; невольно вспомнился Мандред и то, как он провалился в снег. Может быть, все-таки какое-то колдовство помогает ему двигаться по снегу. Он попытался оставлять более четкие следы, и это ему удалось. Однако приходилось концентрироваться на этом и ставить ноги как можно более неловко. Если этого не делать, ноги его отказывались проваливаться в снег.

Через некоторое время следы изменились. Нурамон увидел, что оба его товарища приметили косулю. Вскоре после этого они разделились, Айгилаос пошел налево, Брандан – направо. След косули вел прямо. Нурамон пошел за Айгилаосом, поскольку это было легче.

Внезапно он что-то услышал. Эльф остановился и прислушался. Сначала он разобрал только вой ветра. А потом различил тихое шипение. Это могла быть всего лишь корка затвердевшего снега, которую сдувало с дерева неподалеку. Но шипение то и дело возвращалось. Оно было то более протяжным, то более коротким. Может быть, это такое животное? Впрочем, это с равной вероятностью мог быть и человек-кабан.

Нурамон осторожно положил руку на меч. Подумал, не позвать ли Айгилаоса или Брандана, но не стал делать этого. Вспыльчивый кентавр мог выпустить стрелу в него,если он криком спугнет дичь.

Казалось, шум раздавался совсем близко. Но Нурамон не хотел полагаться только на свои чувства. Этот мир сбивал его с толку! На сегодня с него было достаточно! Обман зрения уже был. Теперь обмануть могут и уши.

Нурамон осторожно сошел со следа Айгилаоса, чтобы проследить за шипением. Вскоре он увидел между деревьями поляну. Казалось, звук доносится оттуда.

Когда Нурамон достиг ее края, ему показалось, что он что-то заметил. Примерно в центре ее стояли три дуба. Ветер донес до него неприятный запах и заставил на миг застыть. Что-то было не так с этим запахом. Но как можно в этом мире полагаться на эльфийские чувства?

Он осторожно вышел на поляну и огляделся. Никого не видно. Однако с каждым шагом, который он делал, шипение становилось громче. Что бы это ни было, источник его должен был быть на поляне, за тремя деревьями. Рука Нурамона крепче сжала холодную рукоять меча.

Нурамон почти достиг деревьев. По левую руку от себя он увидел широкий след, который вел из лесу. То был след Айгилаоса!

Он поспешил к трем дубам. Шипение стало до ужаса громким и протяжным. Эльф обнаружил в снегу сломанный обруч. Он быстро обошел группу деревьев – и не поверил своим глазам!

Прямо перед ним, в снегу, лежал Айгилаос! Голова его была запрокинута, и он через открытый рот издавал это шипение. Кудрявая борода человека-коня была залита кровью. В шее Нурамон заметил четыре маленькие ранки. Если бы не они, крики кентавра наверняка были бы слышны по всему лесу. Однако таким образом он не мог издать больше ни звука. Его в буквальном смысле лишили голоса. Его крик был просто протяжным дыханием, вырывавшимся из горла.

На лице Айгилаоса было больше боли, чем когда-либо доводилось видеть Нурамону. Глаза кентавра были широко раскрыты. Он то и дело судорожно вдыхал, хотел закричать, и тем не менее мог издать только жалкое шипение.

Все четыре ноги кентавра были сломаны, из одной даже торчала кость. Брюхо было вспорото. В снегу образовалась замерзшая лужица крови, часть внутренностей вывалилась. Одна рука была погребена под его телом, вторая – вывихнута и сломана, как и ноги. На его коже было много широких ран, словно на него напало какое-то дикое животное.

Нурамон даже представить себе не мог боль, которую должен был чувствовать Айгилаос. Он никогда еще не видел существо, которому досталось бы так же, как кентавру.

– Фародин! Мандред! – крикнул он, не зная, бежать ли за помощью или же попытаться что-либо сделать для Айгилаоса.

Эльф бросил взгляд на свои руки и увидел, что они дрожат. Он просто должен что-то сделать! Его товарищи в лагере наверняка услышали его.

– Я помогу тебе, Айгилаос!

Кентавр перестал беззвучно кричать и повернул лицо к Нурамону. Лицо его дрожало.

Это было бессмысленно. Одна только рана на животе могла убить кентавра. Раны на шее тоже были опасны. Солгать кентавру?

– Для начала я попробую облегчить твою боль. – Нурамон положил руки на лоб Айгилаоса и посмотрел в его слезящиеся глаза. Просто чудо, что он еще в сознании. – Еще минуточку, потерпи! – произнес он и сконцентрировался на заклятии.

Все началось с покалывания в кончиках пальцев. Нурамон следил за своим пульсом и чувствовал, как холодный озноб бежит по его плечам к кистям рук. Почувствовал под пальцами, как теплеет лоб Айгилаоса. Хоть это получилось, пусть тело уже не спасти.

Когда Нурамон убрал руки со лба кентавра, то увидел, как черты его лица медленно начали разглаживаться. С учетом того, сколько крови потерял кентавр, эльф был очень удивлен, что Айгилаос все еще в сознании. Он решил попытаться сразиться со смертью своего товарища, хотя это и казалось безнадежным. Опытом лечения кентавров Нурамон не обладал. Может быть, человекоконь может выжить с такими ранами… И он осторожно положил руки на растерзанную шею раненого.

Айгилаос уже не чувствовал боли, он серьезно смотрел в глаза эльфа. Потом покачал головой и указал взглядом на меч Нурамона.

Нурамон пришел в ужас. Айгилаос понимал, что это конец. И теперь он должен был вынуть из ножен меч Гаомее, чтобы подарить кентавру быструю смерть. Меч, которым Гаомее когда-то зарубила дракона Дуанока в славном бою, он теперь должен был запятнать кровью своего товарища.

Нурамон медлил, однако во взгляде кентавра читалась мольба, устоять против которой он не мог. Она в буквальном смысле слова заворожила эльфа. Он должен был сделать это. Из чувства сострадания! И Нурамон вынул меч.

Айгилаос кивнул.

– Увидимся в следующей жизни, Айгилаос!

Он поднял оружие и опустил его. Однако у самой груди кентавра острие меча застыло. Айгилаос недоверчиво поднял взгляд.

– Я не могу, – в отчаянии произнес Нурамон и покачал головой.

Слова, которые он произнес на прощание кентавру, мощным колоколом звучали в его голове. Увидимся в следующей жизни!Кто может такое сказать? Нурамон не был уверен в том, что душа Айгилаоса найдет путь обратно в Альвенмарк. Тот, кто лишит его жизни здесь, должен навсегда отнять у него шанс на перерождение.

Нурамон отшвырнул клинок. Он едва не запятнал оружие кровью товарища. Оставалось только одно: применить волшебную силу и попытаться спасти его.

Нурамон снова осмотрел раны на шее. Мандред описывал кабана как крупное чудовище. А эти раны были такими маленькими, что казалось, нанесены ножом. Может ли человек-кабан владеть оружием? Или это другое чудовище так изувечило Айгилаоса? Удивило Нурамона то, что кроме крови кентавра вокруг не было никаких следов, даже следа косули, за которой охотился Айгилаос. Брандана тоже было не видать. Может быть, он лежит где-то в лесу, такой же растерзанный?

Нурамон подавил в себе желание еще раз позвать остальных. Этим он только привлечет к себе внимание монстра. Эльф осторожно положил руки на раны. И едва он снова подумал о заклинании, как в руках опять закололо. Но на этот раз не было озноба, который он чувствовал раньше. Покалывание превратилось в боль, распространившуюся из кончиков пальцев до запястий. Боль за исцеление! Таков был обмен, присущий его заклинанию. Когда боль наконец утихла, Нурамон убрал руки и осмотрел шею. Раны затянулись.

Однако изучив рваную рану на животе, он понял, что тут его силы не хватит. Здесь нужно было заклинание, оживляющее тело. Нурамон склонился над телом Айгилаоса.

– Ты можешь говорить? – спросил он кентавра.

– Не делай этого, Нурамон, – хриплым голосом попросил Айгилаос. – Возьми меч и покончи с этим!

Нурамон положил пальцы на виски Айгилаоса.

– Это всего лишь боль.

Он хорошо понимал, что большие раны означают большую боль для него. И тем не менее он сосредоточился и попытался дышать глубже.

– Желаю тебе счастья альвов, мой друг, – сказал кентавр.

Нурамон ничего не ответил на это, а позволил волшебной силе течь через руки в тело Айгилаоса. Подумал о тех, кого излечил. То были деревья и животные, изредка эльфы.

Внезапно острая колющая боль пронзила его руки и поднялась к плечам. Это цена за исцеление, нужно терпеть! Боль стала невыносимой. Нурамон закрыл глаза и стал с ней бороться. Однако все его попытки рассеять боль успехом не увенчались. И тут его словно молния ударила. Он понял, что достаточно отпустить руки, как боль уйдет. Но тогда он потеряет Айгилаоса.

Дело было не только во множестве ран, не только в боли, которую причинял вспоротый живот, было что-то еще, что не мог ухватить Нурамон. Яд? Или колдовство? Нурамон попытался расслабиться, однако боль была слишком сильной. Он чувствовал, как руки его свело судорогой, как он задрожал всем телом.

– Нурамон! Нурамон! – услышал он хриплый голос. – Ради всех богов!

– Тихо! Он лечит его! – прокричал голос эльфа. – О, Нурамон!

Боль возрастала, и Нурамон сжал зубы. Казалось, мучениям не будет конца. Они все возрастали и возрастали. Он чувствовал, что теряет сознание.

На миг Нурамон вдруг вспомнил о Нороэлль. И внезапно боль ушла.

Стало тихо.

Нурамон медленно открыл глаза и увидел над собой лицо Фародина.

– Скажи что-нибудь, Нурамон!

– Айгилаос? – вот и все, что сорвалось с его губ.

Фародин отвел взгляд, потом снова посмотрел на него и покачал головой.

Рядом он услышал крик Мандреда:

– Нет. Проснись! Просыпайся же! Не уходи так! Скажи что-нибудь!

Нурамон попытался подняться. Силы медленно возвращались. Фародин помог ему встать.

– Ты мог умереть, – прошептал он.

Нурамон не отводил взгляда от Айгилаоса; Мандред плакал, склонившись над ним. Хотя черты лица мертвого кентавра казались расслабленными, но вид его тела был по-прежнему ужасен.

– Ты забыл, что пообещал Нороэлль?

– Нет, не забыл, – прошептал Нурамон. – И поэтому Айгилаос должен был умереть.

Нурамон хотел отвернуться и уйти, однако Фародин удержал его.

– Ты не смог бы спасти его.

– А что, если смог бы?

Фародин промолчал.

Мандред поднялся и повернулся к ним.