Текст книги "Во власти девантара"

Автор книги: Бернхард Хеннен

Соавторы: Джеймс Салливан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 53 страниц)

Кинжал королевы

До башни доносился шум полевого лагеря. Громко стучали молоты кузнецов-оружейников. Беспокойно ржали лошади. У костров пели песни. Каждый по-своему боролся со страхом. Завтрашний день решит дальнейшую судьбу Альвенмарка.

Фародин прислонился к перилам балкона и подумал о том дне, из-за которого все и случилось. Если бы Гийома тихонько задушили подушкой и он умер бы в маленьком домике неподалеку от храмовой башни Анисканса, то всего этого бы не было? Смог ли бы он это сделать? Не его ли слабость привела к тому, что враг стоит у Сердца Альвенмарка? Или все началось со смерти Гельвууна?

Эльф глубоко вздохнул. Прохладный ночной воздух был небезупречен. Привкус слишком знакомого запаха. Вонь серы. Или ему только мерещится? Может, он постепенно сходит с ума? Или он не победил в самом главном своем бою? Может быть, девантар, как и тогда, когда они торчали в ледяной пещере, затаился и продолжает плести интриги?

Фародин попытался отогнать эту отчаянную мысль. Он смотрел на полевой лагерь. На сколько хватало глаз, были палатки, а костры горели даже на самых отдаленных холмах. Никогда все народы Альвенмарка не собирались вместе. Это тоже произросло из смерти Гийома. Были забыты старые распри… Фародин подумал об Оргриме. После того как спустя сотню лет после морской битвы душа короля троллей Болдора не возродилась, Сканга выбрала герцога Оргрима в качестве правителя своего народа. Тролли, принесшие столько горя эльфийскому народу, завтра будут стоять у Вельрууна, неподалеку от Шалин Фалаха, чтобы сражаться бок о бок с эльфами. Именно в том самом месте, где столетия назад они сражались в таком ожесточенном бою! В том месте, где умерла Айлеен! Все перевернулось в этом мире. И все казалось возможным. Если он переживет завтрашний день, то они попадут к Нороэлль. Рука Фародина коснулась маленького кожаного мешочка, в котором он хранил кольцо Айлеен и изумруд Нороэлль. Он почувствовал, как сжалось горло. Конец поисков был близок! Но как могли годы одиночества изменить Нороэлль? Что осталось от эльфийки, которую он так любил когда-то? И что осталось от Фародина, которого знала она?

Звук заставил эльфа обернуться. Дверь в покои королевы открылась, и к нему на балкон вышла Эмерелль. Она была одета в белое. Никогда прежде не видел ее Фародин в этой одежде. Она была простой и безыскусной. Высокий воротник облегал шею. Платье было приталенным, с широкими рукавами и достигало щиколоток.

– Я рада, что могу еще раз встретиться здесь с тобой. – Она тепло приветствовала его. – Мы так часто говорили здесь о смерти. – Королева подошла к нему, на каменные ступени, и взглянула вниз, на равнину.

– Для тебя прошло много времени с тех пор, как мы стояли здесь, наверху, в последний раз. Тогда я не сомневался, что все, что ты приказываешь, идет на благо Альвенмарка, – задумчиво произнес Фародин.

Из лагеря послышался веселый смех кентавров.

– А что ты думаешь сегодня? – спросила Эмерелль.

– Я рад, что не убил Гийома. Он был хорошим человеком. Если бы он прожил дольше… Может быть, всего этого бы не было. – Он немного отошел от перил и посмотрел на королеву. Она выглядела такой юной. Такой красивой и невинной. – Что во мне такого, что ты выбрала меня из всех детей альвов в качестве палача?

– Если одним ударом кинжала я могу предотвратить сотни других смертей, то разве предосудительно нанести его?

– Нет, – решительно ответил Фародин.

– И поскольку ты так считаешь, то я сделала тебя своим кинжалом. Были времена, когда один удар холодной стали мог предотвратить исход карликов или эльфов Валемаса. Я боялась, что все наши народы окажутся рассеяны и, хуже того, что мы будем вести друг с другом долгие, кровопролитные бои. Альвенмарк мог погибнуть. Убийства помешали этому. И если завтра мы выживем, то Альвенмарк будет силен, как никогда, и начнется новая эпоха. Что значит принести в жертву одно тело, если знаешь, что душа возродится вновь? Умирает только плоть. А душа начнет все сначала, что, возможно, больше не приведет ее на темные тропы.

– Ты никогда не сомневалась, верно ли поступаешь?

Эмерелль обернулась и облокотилась на перила.

– Что значит верно или неверно, Фародин? Я приказала тебе и Нурамону убить Гийома. Вместо этого вы оба пытались спасти его. И тем не менее Гийом был убит. Судьба давно определила день его смерти. И хотя не вы совершили это преступление, его приписали народу эльфов. Как мать, Нороэлль поступила верно, не отдав мне дитя. Было верно не убивать сына Нороэлль. И тем не менее мы стоим здесь и сражаемся за Альвенмарк. Я всегда пыталась действовать ради всех детей альвов. Может быть, тебе будет легче, если ты узнаешь, что решение о чьей-то смерти никогда не давалось мне легко.

Этого ответа Фародину показалось не достаточно. Раньше ему было легче принимать ее слова, не переспрашивая.

Они долго молча стояли рядом, слушая шум полевого лагеря.

– Ты ощущаешь запах серы? – спросил он.

Она кивнула.

– Нужны очень тонкие чувства, чтобы уловить этот запах даже здесь. Он идет с той стороны Шалин Фалаха.

Фародин вздохнул. На последнем военном совете они доложили о сражении с девантаром. В ответ Эмерелль промолчала. Потому ли, что не захотела перед всеми военачальниками открывать правду?

– Значит, он снова обманул нас, – в отчаянии произнес Фародин. – Как тогда, в ледяной пещере, когда мы думали, что он повержен. Это он командует войсками рыцарей ордена и создал разрыв между мирами?

Королева задумчиво убрала прядь волос с лица. Наконец она подняла взгляд и отыскала его глаза.

– Девантар ушел навеки. Вы убили его способом альвов. Когда-то наши предки заключали девантаров в свое магическое оружие. А затем уничтожали его. Он не вернется… И тем не менее он в некотором смысле бессмертен. Его семя в Другом мире принесло богатый урожай. Это священнослужители с его кровью в жилах создали разрыв между мирами во время второй осады Фирнстайна. Это получилось случайно. Они хотели одновременно при помощи ритуала закрыть звезду альвов на Январском утесе и звезду на берегу. Однако вместо того чтобы отделить наши миры друг от друга, они разорвали границы. За столетия кровь девантара разбавилась. Сегодня не существует жрецов, которые могут убить своими заклинаниями детей альвов. События, вроде тех, в морской битве, когда я едва не погибла, с тех пор не повторялись. Впрочем, нашим врагам уже не нужна магия. Они побеждают исключительно силой своего оружия. И неважно, сколь высоки их потери в сражениях против нас, они могут заменить каждого погибшего, в то время как народы Альвенмарка постепенно иссякают. Поэтому завтра мы должны победить! Мы должны сохранить от них свой мир всего на один-единственный день!

На миг Фародину пришла в голову мысль о том, что, возможно, она его обманула, чтобы не лишать мужества перед схваткой. Она выглядела такой невинной. Такой чистой.

Однако так ли важно в этот миг, лжет ли она? Битва за Альвенмарк должна состояться, и в одном он ей поверил: она сделает все, чтобы спасти народы детей альвов.

Фародин коротко поклонился.

– Этой же ночью я отправлюсь на Шалин Фалах.

Королева подошла к нему и поцеловала в щеки.

– Береги себя, друг мой. Существует Эмерелль, которую знаем только мы вдвоем. Ты хранил эту тайну на протяжении столетий. И за это я хотела бы поблагодарить тебя.

Фародин удивился.

– Я думал, мое место занял Олловейн.

Королева пристально поглядела на него.

– Нет. Может быть, он и лучший фехтовальщик Альвенмарка. Но для того чтобы быть кинжалом королевы, ему не хватает таланта. Он подвел в Анискансе. После снова только ты исполнял мою волю. Ты был моим посланником у троллей и заставил бы их заплатить кровью, если бы они предали нас во время морской битвы. И, в конце концов, именно твой меч убил девантара, самого могущественного врага Альвенмарка.

По следам минувшей ночи

Нурамон бродил по фруктовому саду королевы. Как и прежде в своей комнате, он думал о ночи, предшествовавшей эльфийской охоте. Тогда деревья шептали ему, но теперь они молчали. Нурамон коснулся ветвей Пихты Фей, однако тепло, которое она всегда источала, ушло. Он разочарованно отнял руку.

Что произошло? Неужели души деревьев ушли в лунный свет? Чары, присущие этому месту, казалось, еще живы, потому что на всех деревьях были плоды. Но, похоже, время принесло немало изменений.

Нурамон прошел мимо липы, у которой впервые увидел Нороэлль, дошел до обеих шелковиц, которые подарили ему тогда свои ягоды. Чем бы ни закончилась завтрашняя битва, всего этого Нороэлль не увидит никогда. Ее озеро, Дуб Фавнов и ее дом останутся только в воспоминаниях.

Нурамон поравнялся с липой и маслиной, которые росли на краю сада. Здесь он говорил с Нороэлль, выдав себя за дух дерева, и она согласилась на игру. В ту ночь он не подозревал, что судьба приведет его на столь трудную тропу. Он поднял голову и увидел два лица, смотревшие на него.

– Ты что же, подслушиваешь нас? – рассмеявшись, спросила Юливее.

Обилее положила волшебнице руку на плечо.

– Оставь его.

– Иди же к нам, – не унималась Юливее.

Нурамон не ответил, а просто поднялся на террасу по узкой лестнице. Обе эльфийки выглядели чарующе. Юливее была одета в серый наряд из легкой ткани. В ее темно-каштановые волосы были вплетены белые ленты. На Обилее было свободное голубое платье, волосы подобраны наверх. Нурамону показалось, что он видит перед собой воительницу.

– Юливее и Обилее! – сказал Нурамон. – Вы стали лучшими подругами?

– С той самой ночи, когда ты ушел, – подтвердила Юливее.

Он подошел к сестре.

Юливее поглядела ему в глаза.

– Так странно. – Она была такого же роста, что и Нурамон. – Тогда ты казался мне великаном. А я была для тебя наверняка всего лишь глупой девчонкой.

– Нет, ты была маленькой волшебницей, обладающей большой силой… и милой мучительницей.

Обилее улыбнулась.

– Это продолжалось еще некоторое время после того, как ты ушел.

– Я хотела бы извиниться за то время, – сказала Юливее.

Нурамон покачал головой.

– Не нужно… сестра.

– Я не забыла… брат, – сказала Юливее. – И я сделала то, о чем ты меня просил. Я присматривала за Фельбионом, живу в твоем доме. Ты узнаешь его, хотя Алаэн Айквитан уже ушел.

– Его больше нет? – спросил Нурамон, вспомнив о сосне фей.

– Во всем сердце страны больше не осталось наделенных душой деревьев, – ответила Обилее.

Юливее вынула из небольшого мешочка желудь.

– Это от Алаэн Айквитана. Если завтра мы победим, то души деревьев родятся снова. Только вот я пока не знаю, где посадить этот желудь.

– Что случилось с Аттой Айкъярто?

– Ксерн возродит его. – Волшебница указала на фруктовый сад. – Большинство душ деревьев ушли в лунный свет. Только немногие из великих привязали свои души. Алаэн Айквитан, Атта Айкъярто, Пихта Фей и Дуб Фавнов, и еще некоторые. Они будут праотцами и праматерями новых наделенных душой деревьев. Эмерелль сказала, что хочет посадить Пихту Фей у луговых фей.

Нурамону вспомнилось озеро Нороэлль, граничившее с поляной, где жили луговые феи. Все изменится, станет другим. Озеро Нороэлль наверняка обретет достойное место в новом Альвенмарке.

– Ты действительно уйдешь? – спросила Юливее, отрывая Нурамона от размышлений.

– Я должен сделать это.

Улыбка исчезла с лица Юливее.

– Я многое отдала бы за то, чтобы встретиться с женщиной, ради которой ты пойдешь на такую жертву. Обилее рассказывала мне о ней.

– Ты разочарована?

Юливее покачала головой.

– Нет. Ты останешься моим братом. Я никогда не думала, что ты откажешься от любви к Нороэлль ради меня. Я так рада, что вы победили девантара и что я смогла еще раз увидеть тебя. Я так за тебя переживала. – Она обняла его. – Теперь я счастлива.

– Тебе будет очень больно, когда я уйду из Альвенмарка? – негромко спросил он.

Волшебница подняла голову и посмотрела на него большими глазами. Он провел рукой по ее щеке, и вот уже расцвела на ее лице улыбка, напоминавшая улыбку того ребенка, которого он взял под свое покровительство в Искендрии.

– Нет, – сказала она. – У нас было время побыть вместе. Наше путешествие из Искендрии сюда было самым лучшим из того, что мне довелось пережить. – Она поцеловала его в лоб. – А завтра будь сильным! – Она мягко высвободилась из его объятий. – А теперь мне нужно вернуться в Большой лес.

Нурамон поглядел ей вслед. Как много он пропустил! Маленькая девочка, путешествовавшая с ним, внезапно стала могущественной волшебницей. Победа над девантаром оплачена высокой ценой.

Обилее подошла к нему.

– Она очень по тебе скучала.

– Мне очень трудно понять это… И с тобой было то же самое. Ты была девочкой, когда мы отправлялись на эльфийскую охоту. А здесь нас ждала уже женщина, произносившая слова Нороэлль… И здесь я впервые коснулся Нороэлль.

– Она рассказала мне об этом той ночью. – Лицо Обилее стало печальным. – Она так любила тебя и Фародина.

– Ты смотришь на меня так печально. Разве королева не сказала тебе, что есть надежда, если завтра мы выиграем сражение?

– Надежда для кого, Нурамон?

– Конечно, для Нороэлль.

Обилее кивнула.

– Королева мне все сказала. И я знаю это уже многие годы. Она сказала, на что пойдет, чтобы эта надежда могла осуществиться.

– Так почему ты так печальна?

– Ты не понимаешь, Нурамон? Разве никогда не замечал?

В первый миг Нурамон ничего не понял, однако измученное лицо, сверкающие глаза и дрожащие губы подсказали ему, что движет Обилее. Она любит его! Он смущенно отвел взгляд.

– Какой же я дурак! – тихо произнес он. – Прости меня!

– За что? Ты большими шагами идешь через столетия. Для тебя я по-прежнему та самая девочка, которую Нороэлль представила королеве.

– Нет. Во время морской битвы я понял, что ты выросла. Но когда… – Он не решился задать вопрос.

– Мое чувство к тебе выросло из приязни, которую я ощутила еще тогда, когда Нороэлль говорила со мной о тебе и Фародине. Ты был моим любимцем. И чем дольше вас не было, тем больше росла моя приязнь. Помнишь ваш отъезд, тогда, когда я махала тебе рукой с холма?

– Да.

– Тогда я уже любила тебя. – Она закусила губу и, казалось, втайне ждет реакции Нурамона. Затем заговорила снова. – От Эмерелль я знала, что тебе и твоим товарищам суждено совершить великие деяния. И я не имела права сбивать вас с пути. Ведь, в конце концов, я тоже хочу, чтобы вы спасли Нороэлль. И меня успокаивает, что для нее есть надежда, что бы ни случилось завтра. Но знаю я и то, что для меня надежды нет. Даже твоя смерть и новое рождение не даровали бы мне ее. Ведь Эмерелль сказала, что теперь ты помнишь свои прежние жизни. Что же это за судьба такая, которая сначала лишила меня Нороэлль, а затем сделала невозможной нашу любовь? Неужели мне вечно суждено быть той, которая остается? Иногда мне кажется, что я сама пленница. Но нет никого, кто мог бы спасти меня. – Она расплакалась, и при виде этого Нурамону стало больно. Обилее вдруг показалась ему такой хрупкой, вовсе не той сильной воительницей, знакомой ему по морской битве.

Нурамон осторожно обнял ее. Провел рукой по ее волосам, по спине. И прошептал на ухо:

– Обилее! Если завтра мы победим, для Альвенмарка настанет золотая эра. И я знаю, что ты найдешь свое счастье, свое предназначение. Но это не я. Дело не в тебе, а в моей любви к Нороэлль. Ты очаровательна, и, если бы я не знал Нороэлль, я был бы повержен твоим сиянием, твоими золотыми волосами, твоими глазами, зелеными, словно море в Альвемере, твоими чудными губами. Было бы так просто сказать, что для меня ты только сестра и подруга. Но это было бы ложью. Потому что я испытываю к тебе больше, чем это… Но еще большее чувство я испытываю по отношению к Нороэлль.

Она отстранилась.

– Это все, что я хотела услышать, Нурамон. Я знаю, что против Нороэлль я никто. Я знаю, что моя любовь безнадежна. Но уверенность в том, что я для тебя больше, чем подруга, – это дар, на который и надеяться не смела. Это как мгновение, которое принадлежит только мне.

Нурамон взял Обилее за руки.

– Да, это мгновение твое.

Он провел рукой по ее щеке и снова обнял ее. Затем поцеловал в губы. Он чувствовал, что она в буквальном смысле слова падает в его объятия. Наверняка у нее никогда еще не было мужчины. Когда их уста разомкнулись, лицо Обилее осталось так близко, что он чувствовал на губах ее мягкое дыхание. Один ее жест, одно ошеломляющее слово, и он не устоял бы перед искушением…

Она улыбнулась и закусила губу.

– Спасибо тебе, Нурамон, – тихо сказала она.

И наконец отстранилась от него.

В начале сражения

Нурамон на Фельбионе скакал навстречу своему войску. Венгальф разделил огромную армию карликов на две части и поставил в центр мечников из Альвемера. Вместе они составляли главные силы. На флангах находились лучники Номьи, в то время как всадники собирались на некотором отдалении. Ему придется решать самому, где применить конницу.

Нурамон собрал небольшой круг командиров возле катапульты эльфов. По лицам присутствующих было ясно – новости плохие.

– Хорошо, что ты здесь, – сказала Номья. – Разведчики доложили, что к нам приближается главное войско. Более пятидесяти тысяч воинов! – Она указала на гряду холмов вдали, из-за которых должны были появиться враги.

Нурамон не мог себе представить такое количество людей. Их собственное войско не насчитывало и двадцати тысяч воинов.

– Это самая большая армия, когда-либо собиравшаяся в одном месте, – продолжала Номья. – И наша плодородная земля еще и питает их.

Нурамон слышал, что люди по ту сторону Шалин Фалаха срубили целые леса, чтобы построить дома для воинов. А вырубленные участки превратили в поля, подарившие вторгшимся в Альвенмарк все, что нужно было для выживания.

– Для пятидесяти тысяч местность между ущельем и лесом слишком узка, а в лесу они сражаться не захотят, – заметил Нурамон.

– Воины из Яльдемее позаботятся о том, чтобы в лесу было безопасно, – вставил Лумнуон, воин из его семьи. Вчера вечером он заходил к Нурамону.

Целитель поглядел вперед, на равнину, и кивнул. Рыцари ордена выбрали правильное место для прорыва. Он обернулся к Номье.

– Ты рассказывала мне, что на открытой местности они всегда пускают вперед конницу. Как вы их встречали?

– Луками и стрелами. Этому они мало что могут противопоставить. Но они высокомерны и так просто не отступают. Если они имеют такое численное превосходство, то лучники нас не спасут.

Нурамон обратился к королю карликов.

– Венгальф, предполагаю, что вы хотите выступить против врага в драконьей броне… – Когда отряд защищался щитами со всех сторон, карлики называли это «драконьей броней». – У вас есть копья, которые вы некогда использовали против драконов?

– Ну конечно. Что нужно сделать?

– Задержите всадников, так, как вы когда-то задержали Балона.

Венгальф усмехнулся.

Затем Нурамон обратился к Номье.

– Твои лучники проредят шеренги всадников, тогда Венгальф займется остальными.

– А что делать нам, из Альвемера, ведь мы в центре? – спросил эльф по имени Дарилл. Он был заместителем Обилее и с большой неохотой признал командиром Нурамона.

– Карлики дадут вам партизан, – объявил Нурамон. – Сделайте так, чтобы вражеские всадники тоже заметили их. Они станут избегать вас и предпочтут заниматься карликами. Их копья они заметят не сразу, когда будет уже поздно. – Нурамон снова обратился к Номье: – Вы должны обстреливать всадников с флангов. Никто не должен прорваться.

– А что делать нам? – вмешался в разговор Мандред.

– Ты укроешь свою фирнстайнскую конницу в широкой низине на правом, фланге и будешь ждать. Как только враги подойдут достаточно близко, нападешь на них с фланга. На другом фланге я поведу конницу Альвемера.

Номья уважительно кивнула.

– С тобой пойдут мои конные лучники.

Слово взял Лумнуон.

– Мы, из рода Вельдарона, защитим нашего родственника.

Нурамон похлопал молодого эльфа по плечу.

– Номья будет нам хорошим подкреплением.

Венгальф обратился к Нурамону.

– План отличный. Когда начнется сражение, мы с моими воинами начнем постепенно продвигаться. Драконья броня примет в себя друга, а врага насадит на копья. Давайте за работу! Пусть судьба будет благосклонна к тебе, Нурамон!

Король вместе со своим отрядом отправился к войску. Остался только Альверих.

– Друг мой! Не рвись слишком далеко вперед! – предупредил он. – Думай о том, что ты можешь потерять! Вот, это должно принадлежать настоящему командиру, – и он протянул Нурамону кожаный предмет со стеклом с обоих концов.

– Что это такое? – спросил он карлика.

– Подзорная труба, – ответил Альверих. – Ее нужно держать у глаза, – карлик указал на то место, которое заканчивалось меньшим стеклом.

Нурамон сделал так, как советовал карлик, и удивился: благодаря трубе можно было видеть предметы, находившиеся далеко, так, словно они совсем рядом! Он отчетливо увидел драконье знамя карликов. Опустив трубу, Нурамон заморгал.

– Как же так вышло, что мы, эльфы, не додумались до этого?

– Потому что вы не любите признавать, что ваши чувства ограничены, – с улыбкой ответил Альверих. – Будь осторожен!

– Большое спасибо, Альверих. Ты тоже будь осторожен!

Альверих последовал за королем. На лице его читалась тревога, терзавшая его из-за друга.

– Дай посмотреть! – потребовал Мандред, и Нурамон дал ему трубу.

Пока ярл фирнстайнцев забавлялся трубой, Нурамон отправил Лумнуона к своей семье. Они должны были собраться на левом фланге.

Кроме Мандреда рядом с ним была только Номья.

– Это был хороший военный совет. Твои опасения необоснованны. Ты прекрасный командир. До того как ты появился, многие испытывали страх.

– Карлики наверняка не боялись, а фирнстайнцы и слова-то такого не знают.

– Поверь, моим фьордландцам ведом страх, – с горечью произнес Мандред. – Но мы будем сражаться. Мои люди знают, что если мы сегодня проиграем, то больше не останется места, куда можно бежать. Они победят или умрут. Твой план хорош, Нурамон, а твоя бесстрашная речь произвела впечатление на командиров.

– Наверное, ты имел в виду скорее мое невежество.

Мандред усмехнулся, а Номья покачала головой.

– Как бы там ни было: командиры вселят в сердца своих людей твою уверенность.

– Думаешь, мы сможем выиграть эту битву? – негромко спросил он у нее.

Номья поглядела на карликов.

– Мне кажется, что Венгальф чувствует себя уверенно. А еще у меня такое чувство, что их «драконья броня» еще таит в себе сюрпризы.

Мандред протянул Нурамону подзорную трубу.

– Это поистине чудо! Ты не мог бы спросить у своих карликов, вдруг у них есть еще одна? С этой штукой наверняка можно здорово выслеживать дичь.

Нурамон рассмеялся.

– Когда закончится битва, я спрошу Венгальфа.

– Хорошо, друг мой. – Мандред протянул руку Нурамону для воинского приветствия.

Нурамон обхватил его кисть. Хватка у ярла была крепкой.

– Мандред, я знаю, что вы, фирнстайнцы, очень упрямы. Но не рискуй слишком сильно! Нам нужно просто продержаться достаточно долго. Тогда все будет хорошо.

– Я не стану делать глупостей. Лучше сам будь осторожен! Со времен боя с девантаром я обязан тебе жизнью, а на правом крыле я буду слишком далеко, чтобы прийти на помощь.

Нурамон усмехнулся.

– Если твой Лут благосклонен к нам, то мы встретимся в гуще врагов. Тогда сможешь спасти мою шею.

– Да будет так! – сказал Мандред.

А затем сел на свою кобылку и помчался прочь.

Нурамон проводил друга взглядом. У ярла только одна жизнь – эта! По крайней мере, считается, что люди не рождаются снова. Нурамон боялся за Мандреда, боялся его смерти так же, как и своей. Он не знал, пойдет ли Мандред с ними в Другой мир. Он не удивился бы, если бы ярл принял предложение королевы и остался со своими в Альвенмарке.

– Идем, Нурамон! – сказала Номья. – Нам нужно к своим.

Они вместе направились к лошадям. Нурамон хотел уже было сесть в седло, но вдруг его взгляд скользнул по луку, притороченному к седлу Фельбиона. Прежде он наблюдал, как стрелки натягивают луки. Эльфийские воины заменили тетивы, словно тетива была жизнью, а сам лук – бессмертной душой. Перед каждой битвой они повторяли этот ритуал и натягивали новые тетивы, словно вместе с тетивой натягивалась новая жизнь. Однако у Нурамона все было иначе. Его жизнь и душа были теперь одним целым. Потому что он помнил все, что происходило. И его лук и его тетива были словно вехами, указавшими ему путь. Однако они уже сыграли своюроль. На миг Нурамон задумался, затем принял решение. Снял лук и подошел к Номье. Эльфийка уже сидела верхом.

– Вот, Номья, я хотел бы подарить тебе это.

– Что? – удивленно поглядела на него воительница. – Почему?

– Это за твой героизм во время морского сражения… И, кроме того, этим оружием должна владеть самая лучшая лучница.

Она нерешительно приняла оружие.

– Было бы глупо отказаться от такого подарка. Спасибо тебе.

Нурамон сел в седло, и бок о бок с Номьей поскакали они на левый фланг. Там его ждала конница. Каждый из воинов был вооружен коротким и полуторным мечом. Конница Альвемера заняла позицию рядом с ними. У них были короткие пики и полуторные мечи. Номья подошла к Нурамону слева и осталась на фланге своего отряда. Нурамон видел, как удивились соратники Номьи ее новому луку. У них были короткие луки, с которыми было легче обращаться, сидя на лошади, и мечи для ближнего боя.

Казалось, ожиданию не будет конца. То и дело к Нурамону подбегали вестники, докладывая, что у Шалин Фалаха и в других местах тихо. Затем наконец сообщили, что вскоре враг перейдет холмы. Сердце Нурамона забилось быстрее. Неужели ему страшно? Неужели он боится, что эта людская масса раздавит их и его небольшой план потерпит жалкое поражение?

Затем он увидел белые знамена над холмами. Ему пришлось использовать трубу Альвериха, чтобы узнать, что темное пятно в центре полевого знамени – это черное дерево Тьюреда.

Показались первые шеренги противника. Они появились по всей длине гряды холмов, медленно стекая в низину; ряд шел за рядом.

Нурамон поднял подзорную трубу. Сначала он увидел только золото и серебро, однако затем разглядел и воинов. Говорили, что большинство войска составляют выходцы из дикой Друсны. Их доспехи были целиком из металла и зрительно увеличивали ширину плеч. Шлемы серебристо сверкали под лучами солнца. А лица у них были золотыми, поскольку они носили маски. От волнения у Нурамона перехватило дух. Потому что эти маски изображали лицо Гийома, так сильно напоминавшее лицо Нороэлль. Нурамон перевел трубу влево, затем вправо и увидел повсюду лица своей возлюбленной.

Все больше и больше воинов переваливали через гряду. Первая шеренга уже достигла подножия. С левого фланга подошла конница, заградив вражескую пехоту. Их лица тоже скрывали золотые маски. Нурамон едва не терял сознание. Любой враг, будь он всадником или пехотинцем… у него будет лицо Нороэлль! А теперь ему приходится наблюдать за тем, как это войско формируется у подножия холма и выступает против них. Какое войско! Одна только конница уже была достойным противником.

Враги медленно продвигались вперед, и Нурамон заметил, как эльфы вокруг него забеспокоились. Номья склонилась к нему.

– Мы никогда еще не сражались против столь крупного войска.

– У нас перед ними одно важное преимущество, – тихо ответил Нурамон. – Для нас это последняя битва. Мы принесем в жертву все, если так будет нужно. А для них этот бой просто один из многих. Они думают, что если сегодня не выиграют, то в будущем их ждут другие возможности. Они удивятся. И не смей недооценивать карликов!

Номья кивнула и умолкла.

Тем временем враг подошел на расстояние примерно восьмисот шагов и застыл на месте. Теперь между ущельем и лесом находилось море воинов, и в любой миг мог хлынуть поток.

Вот вражеские конники снова пришли в движение. Сначала они скакали медленно, но вскоре прибавили шагу, понеслись быстрее, пока не перешли на галоп и не стали быстро приближаться широким фронтом. Их было более двенадцати рядов, они держали пики высоко поднятыми. Земля дрожала под грохотом их подков.

– Приготовьтесь! – крикнула воинам Номья. Ее лучники и конники наложили стрелы на тетиву. – Стреляем по твоему приказу, – сказала она Нурамону, поднимая руку. Стрелки прицелились.

Всадники находились от них на расстоянии примерно двух сотен шагов, когда Нурамон почувствовал, что Номья начинает беспокоиться и косится на него.

– Залп! – крикнул Нурамон.

Номья опустила руку, и сотни луков, щелкнув, пустили в полет шипящие стрелы. Смертоносный град обрушился на вражескую конницу.

Нурамон не видел, что происходило на фланге Мандреда, однако здесь, перед ними, строй врагов надломился. Кони и всадники падали на землю, их сшибали с ног или убивали новые стрелы. Выжившие пытались отойти как можно дальше и стремились к центру, потому что со стороны карликов в них не вылетело ни единого оперенного жала. Некоторые предпочитали отстать, таким образом растянув вражеский строй.

Номья подхватила лук Нурамона и стала стрелять. Все новые и новые стрелы посылали лучники во вражескую конницу. И тем не менее поток врагов все еще был мощен, и Нурамон стал переживать по поводу карликов.

Одного взгляда за спины вражеской конницы оказалось достаточно для Нурамона, чтобы понять, что пехота следует за конницей на некотором расстоянии. Он вынул из ножен полуторный меч и поднял его вверх.

– За мной, дети альвов! За Альвенмарк! – И он понесся вперед, а его отряд последовал за ним.

Еще чуть-чуть, и конница налетит на карликов. Нурамон ждал, что воины Венгальфа что-то предпримут. Казалось, перед ними не войско, а огромная стойка со щитами, что какой-то мудрый стратег придумал этот ход, чтобы враги подумали, что за ними скрываются воины, а их там не было вовсе. В пятидесяти шагах от карликов рыцари ордена опустили тяжелые пики. Двадцать шагов, а они все еще скакали столь быстро, словно ничто не могло преградить им дорогу. Десять шагов, и вот случилось! Между щитами карликов молниеносно выскочили партизаны; они развернули острия, чтобы древки стояли вертикально, и резким рывком подняли их вверх. Враги на полном скаку налетели на копья. Нурамон наблюдал за тем, как некоторым рыцарям удалось придержать своих коней. Но следовавшие за ними всадники толкнули их на пики. Некоторые всадники перескочили через острую стену и исчезли в рядах карликов. Но конница в целом была остановлена, словно наскочив на крепостную стену. Противники толкали друг друга, невольно продвигая на ощетинившийся строй.

Прежде чем они успели сообразить, что к чему, как на них налетел Нурамон со своими воинами. Эльф поднял меч. Однако когда он хотел уже обрушить его на первого врага, тот взглянул на него, и Нурамон увидел лицо своей возлюбленной. Он хотел пощадить врага, но рыцарь перешел в наступление. Нурамону казалось, что на него подняла руку Нороэлль, чтобы наказать его за неудачи. Клинок скользнул по его наплечнику и ушел вниз.