Текст книги "Песнь дружбы"

Автор книги: Бернгард Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Вероника рассмеялась, но с отвращением попятилась.

Старый Шпангенберг поднялся и указал на свой грязный, покрытый пятнами сюртук и мешковатые брюки.

– Вас смущает мой вид, Вероника? О, это изменить легко! Все легко изменить, когда есть деньги. Вот только трудно приобрести деньги, когда их нет!

Вначале старый Шпангенберг, может быть, и шутил, но теперь эта дикая идея завладела им целиком. Он позвал портного и заказал себе два модных костюма светло-серого цвета.

– Я собираюсь жениться! – заявил он портному. – Почему бы и нет? – Потом он пригласил Нюслейна и заставил навести на себя красоту, насколько это было возможно. – Я собираюсь жениться, Нюслейн! – смеясь, заявил он. – И знаете на ком? На близкой приятельнице вашей дочери!

Он написал Веронике письмо, в котором обещал в день венчания уплатить ей двадцать тысяч.

– Что бы ты сказала, Долли, – задумчиво спросила однажды Вероника, – если бы я вышла замуж за старого Шпангенберга?

– Фу! – воскликнула Долли. Больше она ничего не сказала.

В городе начали сплетничать. Это ведь совершенно невероятно! А впрочем, на этом свете все возможно. За какого же Шпангенберга выйдет Вероника – за молодого или за старого? – спрашивали все.

Ни за того, ни за другого! В конце лета в город приехал некий доктор Винцер, химик из Бремена, человек представительный и, как видно, со средствами. У него был красивый белый автомобиль, и этот автомобиль каждый день останавливался перед салоном Вероники. Часто можно было видеть, как Вероника катается с доктором Винцером. А в один прекрасный день, проезжая через рыночную площадь, она весьма оживленно, подозрительно оживленно, помахала Бенно своим шарфом. С этой минуты, ее больше не видели в городе.

– Она вернется, Бенно, – говорил старый Шпангенберг. – Утешься, Бенно! Она ведь девушка умная!

Но когда прошло две недели, а Вероника все не возвращалась, он сказал, цинично улыбаясь:

– Я ошибся, Бенно, она так же глупа, как и все остальные!

20

Воздуха, света и солнца было много. В прохладные весенние дни Альвина топила печь, но когда бывало солнечно, Бабетта с самого утра приходила, чтобы убедиться, что все окна открыты. Она следила за тем, чтобы Христина ела вовремя, приносила вино, мед, шоколад и яблоки, – Герман даже начал сердиться.

– Ты, как видно, думаешь, что мы морим ее голодом, Бабетта!

– Я знаю, что делаю, Герман!

Бабетта была счастлива.

– Ты выглядишь уже гораздо лучше, девочка моя! – говорила она. – Ах, месяц тому назад я, право же, не поручилась бы за тебя!

Христина и сама вынуждена была признать, что кашель стал гораздо слабее. Но она все еще не спит по ночам!

– И это придет, поверь мне, это все от слабости– говорит врач.

Перед окном Христины начинали зеленеть старые каштаны, их почки блестели, словно смазанные медом. Большие капли росы падали с их ветвей, сверкая в лучах утреннего солнца, птицы щебетали на верхушках.

Днем она видела сквозь каштаны высоко раскинувшееся небо и светлые облака, несущиеся по бездонной синеве; по ночам сквозь верхушки деревьев светили звезды. Иногда показывалась искорка, словно сверкая в крошечном отверстии; иногда среди ветвей вспыхивало и тотчас же потухало светлое пламя. В одну теплую тихую ночь, когда воздух сквозь темную листву казался зеленым, она села в постели и увидела, что вся долина затоплена озером серебристого света: светила луна.

Рядом в кухне раздавалось глубокое дыхание спящих мужчин, утомленных работой. Порой они говорили во сне: у Германа вырывались вполголоса слова – казалось, он понукал лошадей; Антон ворчал и смеялся. Слыша его смех, Христина тоже смеялась. Так проходила ночь. Под утро она обычно ненадолго забывалась, потом раздавался стук лошадиных копыт, и она просыпалась; день начинался. Листва деревьев дрожала от дыхания утра.

Вначале они приглушали голоса, разговаривая или играя вечером в карты, но Христина попросила Германа не обращать на нее никакого внимания. Они не мешают ей, сказала она; наоборот, их разговор развлекает ее. С тех пор они говорили так, словно ее не было. Христина вдыхала через дверь запах их трубок и слышала глухие удары кулаков по столу, когда они клали карты. Иногда заглядывал по вечерам и Рыжий, и тогда игра становилась более оживленной. Они шумели, смеялись и подтрунивали над Рыжим и его Эльзхен.

– У тебя что, отпуск, толстяк? Сколько времени тебе разрешено оставаться у нас?

Герман бывал у Христины мало, ссылаясь на работу. Но каждое воскресенье после обеда, приведя себя в порядок, он стучался к ней и заходил поболтать.

– Как ты себя чувствуешь сегодня, Христина? – спрашивал он.

– Спасибо, Герман, мне опять лучше.

– Да, кажется щеки у тебя немного округлились. Не хочешь ли чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

Герман умолкал, лицо его сохраняло серьезное выражение; нелегко было втянуть его в разговор. Но Христина радовалась уже тому, что Герман сидит у нее.

– Вы работаете здесь даже по воскресеньям, – сказала Христина. – Ты, должно быть, никогда не отдыхаешь, Герман?

Он покачал головой. Нет, сказал он, у него нет времени, он должен усердно работать, чтобы добиться своего.

Христина поражалась тому, как много Герман успел сделать за эти два года.

Да, он уже кое-чего достиг, соглашался Герман, но самое главное еще впереди. Предстоят еще годы напряженной работы.

– Годы напряженной работы? – Этого Христина не могла понять.

– Мне трудно тебе объяснить! – ответил Герман, улыбаясь. – Тебе нужно взглянуть на мои чертежи.

Его чертежи? Она охотно их посмотрит. Герман поднялся. Если только это ее интересует! Он пошел за чертежами, принес рулоны и развернул их на одеяле. Здесь все обозначено точно. Вот тут будет новый двор, обнесенный тремя постройками: сараем, амбаром и каретником. Все предусмотрено. Вот кладовая для корма, вот для сбруи, а здесь – для молочных продуктов. Все честь честью. Герман был не особенно словоохотлив, но о своих планах он мог говорить без устали.

Христина сидела в постели, пытаясь разобраться в чертежах.

– На это, наверное, уйдет еще несколько лет, Герман, – сказала она, качая головой.

– Разумеется, несколько лет! – ответил Герман, и лицо его стало серьезным. – Лет шесть, я думаю, – добавил он.

– Шесть лет?

– Да, шесть лет. А может, и больше. – В эту зиму он снес часть ограды – вот здесь – и заложил каменный фундамент нового хлева. За эти лето и осень он собирается двинуть дело вперед и отстроить к зиме хотя бы часть хлева, чтобы перевести туда лошадей. Каждый год он выполняет только часть своего плана, но всегда заранее радуется тому, что ему еще придется потрудиться. Работа – единственное настоящее счастье на земле. Создавать! Герман оживился, он говорил без конца.

Вдруг он замолчал. Христина устало откинулась на подушки. Ее слегка покрасневшие от бессонницы веки едва заметно дрожали.

– Продолжай, – сказала она, – я слушаю!

Ее голос звучал сонно, словно издалека. Герман продолжал говорить вполголоса и вдруг увидел, что се покрасневшие веки неподвижны. Христина уснула. Она спала глубоким, крепким сном – сомнений тут быть не могло. Он долго не решался пошевелиться. Христина спит! В его сердце внезапно вспыхнула радость, он покраснел.

Герман услышал шаги Альвины по двору, она несла Христине еду. Он тихо вышел и прошептал:

– Христина спит!

Вечером им захотелось сыграть в карты. Они сели играть в сторожке у Альвины и не шумели. Время от времени Герман отправлялся в дом и прислушивался у дверей Христины. Да, она все еще спит! Это было похоже на чудо.

В эту ночь Терман не сомкнул глаз. Он прислушивался к дыханию Христины. Неужели она действительно спит? Под утро Христина закашлялась, и он услышал, как она пошевелилась в постели.

Герман подошел к двери.

– Не пугайся, Христина, это я! – тихо проговорил он – Тебе что-нибудь нужно? – Он вошел в комнату Христины, наполненную лунным светом.

– Нет, – ответила она, – спасибо. Я спала, – подумай, Герман, я спала!

Он сел возле ее кровати.

– Да, ты действительно спала, Христина, и это очень хорошо.

Она положила руки ему на плечи.

– Может быть, я все-таки выздоровею? – сказала она.

– Конечно, выздоровеешь, Христина! А теперь поспи еще, тебе нужно выспаться.

Она легла опять и закрыла глаза. Он погладил ее по руке.

– Ну, спи, – сказал он.

Она уже спала опять.

Утром Герман косил траву; после бессонной ночи он выглядел утомленным.

– Послушай, – окликнул он Бабетту, – сегодня ночью Христина в первый раз спала.

Да, она уже знает, ей рассказала Альвина.

– Ну теперь я действительно верю, что самое худшее позади! – сказала Бабетта, и лицо ее просияло от радости.

Удивительно! Когда Герман садился вечером у постели Христины, разговаривал с ней и держал ее руку в своей, она каждый раз засыпала очень скоро.

– Это все голос Германа, – говорила Христина Бабетте, – в нем столько спокойствия и уверенности. Он убаюкивает меня.

21

Христина лежала в кресле под высокими каштанами. Мягкий, теплый ветерок доносил до нее запах сена и соломы. Он обвевал ее лицо. Ей казалось, будто ее ласкает чья-то нежная рука, кто-то добрый-добрый и она подставляла ветерку щеки, глаза и, губы. О да, она чувствовала ясно, что возвращается к жизни!

День за днем лежала она здесь, ощущая теплое дыхание лета. Каждый день она пробовала сделать несколько шагов, и с каждым днем это становилось все легче. Вчера она дошла до кухни Альвины и обратно, а сегодня решилась даже дойти до ворот и была взволнована собственной смелостью.

'Ласточки с пронзительным криком проносились мимо нее, озеро сверкало на солнце, чистый, прозрачный воздух омывал долину, как сплошная сверкающая капля росы. Ветер расчесывал молодые всходы, над озером тянулась стая диких уток – тонким шнурочком, как взвившийся кнут. Внизу на лугу она увидела Бабетту и Карла, сгребавших сено. Облака сена вздымались у их ног. Порой ветер доносил до Христины голос Бабетты.

Герман прошел через двор, ведя за собой обоих вороных. Он изумленно остановился у ворот.

– Ты сегодня расхрабрилась! – сказал он.

– Да! Возможно, я скоро спущусь к вам и буду помогать.

Герман улыбнулся.

– Должно быть, еще не так скоро, Христина!

– Как знать?

Христина ласкала мягкие лошадиные морды.

– Какие у них чудесные глаза! – сказала она.

«Такие же, как у тебя», – подумал Герман, но ничего не сказал. Ему нужно было опять приниматься за работу.

В эту минуту Христине пришла в голову блестящая мысль. Еще маленькой девочкой она больше всего любила скакать по полю, взобравшись на широкую спину лошади. Почему бы ей, собственно, не испытать это снова?

– Послушай, Герман, – произнесла она, – как ты думаешь? Повезет меня Бродяга или сбросит – как ты думаешь?

– Разумеется, повезет.

– Так помоги мне взобраться!

Герман колебался. Не окажется ли такое усилие чрезмерным для Христины? Но он уже поднял ее, она уже сидела на лошади. Она уже наверху! Спина у Бродяги была горячая, солнце нагрело ее; она была широкая, мягкая.

Как это чудесно! Лошади тронулись, Христина плавно покачивалась из стороны в сторону, ее волосы развевались на теплом ветру.

– Как только ты почувствуешь, что устала, ты должна сказать, Христина, слышишь?

Устала? Она устала? Христина тихонько засмеялась, сидя на спине лошади.

– Если бы ты знал, как это чудесно! – сказала она. – Герман, если бы ты знал! У меня голова кружится, у меня дух захватывает от радости!

Солнце слепило ее, она вынуждена была закрыть глаза. Лошадь несла ее к свету, прямо навстречу пылающему солнцу.

INFO

Келлерман Б. Песнь дружбы: [Роман] / Пер. с нем. Е. А. Магат; [Вступ. статья Г. Ю. Бергельсона, с. 5–20]. – Москва; Ленинград: Гослитиздат. [Ленингр. отд-ние], 1960. – 424 с.: ил.; 20 см. – (Зарубежный роман XX в.)

Бернгард Келлерман

ПЕСНЬ ДРУЖБЫ

Редактор Н. Снеткова

Художественный редактор Л. Чалова

Технический редактор М. Кондратьева.

Корректор В. Урес

Сдано в набор 11/IV 1960 г. Подписано к печати 5/VII 1960 г. Бумага 84х108 1/32. – 13/25 печ. л. = 21,73 усл. печ. л. Уч. изд. л. 22,443. Тираж 50 000 экз. Заказ № 681. Цена 11 р. 20 к. С 1/I 1961 г. 1 р. 12 к.

Гослитиздат, Ленинградское отделение.

Ленинград, Невский пр., 28.

Ленинградский Совет народного хозяйства. Управление полиграфической промышленности. Типография № 1 «Печатный Двор» имени A. М. Горького. Ленинград, Гатчинская, 26.

…………………..

FB2 – mefysto, 2023

notes

Примечания

1

О да! (англ.).