Текст книги "Медноголовый"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Аллан Пинкертон, род. В 1819 году в Шотландии. Человек, больше доверявший собственной буйной фантазии, чем скучным фактам (к немалой своей выгоде, надо сказать). В феврале 1861 года, будучи главой детективного агентства, узнал о якобы готовящемся южанами покушении на Авраама Линкольна, организовал спасение президента от заговорщиков совершенно в духе авантюрных романов: с переодеваниями, перерезанием телеграфных проводов и прочими ребяческими радостями. В общем, на президента никто не напал, а, когда обидевшиеся южане начали предъявлять Пинкертону претензии (вполне обоснованно, ибо ни документальных свидетельств заговора, ни самих заговорщиков, которые, де, сбежали, Пинкертон не предъявил), с очаровательным простодушием наш герой отбрил их фразой: «Вы требуете доказательств? Президент жив – вот моё доказательство!» Линкольн, по-видимому, знал истинную цену гению сыска, потому что, хоть и попиарился вволю на мнимом покушении, но с началом Гражданской войны к серьёзным делам Пинкертона на пушечный выстрел не подпустил, и тот так и прозябал в забвении, если бы не старый приятель Джордж МакКлеллан, сделавший шотландца главой разведывательной службы своей армии. И с отставкой МакКлеллана, что характерно, карьера Пинкертона, как военного разведчика, закончилась.

Сейчас перед Пинкертоном в тусклом свете свечей переминался с ноги на ногу вызванный им офицер.

– Вы – майор Джеймс Старбак?

– Да, сэр. – подтвердил Джеймс с опаской.

От внезапного ночного вызова он не ждал ничего хорошего. Последнее время Джеймс чувствовал себя никому не нужным. Бывший лощёный штабист, причастный к секретам высшего командования, он был низринут до уровня рядового интенданта 1-го корпуса. В его новые обязанности входили учёт и отпуск сушёных овощей, муки, вяленой говядины, солёной свинины, галет, кофе. Обязанности он исполнял добросовестно, по-другому не мог, но офицеры получающих провиант полков и батарей всё равно честили его вороватым сукиным сыном и хитрым выродком. Джеймс знал, что их попрёки несправедливы, и это только сильнее расстраивало и унижало его. Он никогда в жизни не был так несчастен.

Господин, назвавшийся Алленом, вертел в руках письмо Адама, что удивило Джеймса и заставило по-новому оценить ночной вызов сюда. Письмо Джеймс отослал в штаб генерал-майора МакКлеллана ещё в старом году, сразу по прибытии на Север, но, насколько мог судить майор, интереса информация Фальконера у командования не вызвала. Сам Джеймс не имел ни характера, ни власти на то, чтобы доказывать важность письма, и с течением времени уверился, что послание Адама похоронено в архивах навсегда. Тем не менее, странный майор Аллен, похоже, вполне отдавал себе отчёт, насколько ценны переданные Адамом сведения.

– Кто дал вам письмо, майор? – спросил Пинкертон.

– Я обещал не раскрывать тайну его личности, сэр.

Джеймс подосадовал из-за того, что невольно добавил это «сэр». Почему, спрашивается? Званием Аллен его не превосходил, вид имел обшарпанный, но было в нём нечто, резонировавшее с природным подобострастием Джеймса, и потому Старбак из чистого упрямства зарёкся, обращаясь к Аллену, добавлять почтительное «сэр».

Пинкертон натолкал заскорузлым пальцем в трубку табак, поднёс к ней свечу, раскурил:

– Ваш брат сражается за мятежников?

Джеймс покраснел. Измена брата Натаниэля была предметом стыда всей семьи Старбаков.

– Да, сэ… майор. Увы.

– Он написал письмо?

– Нет… майор. Не он. Желал бы я, чтобы это был он.

Пинкертон пососал трубку. Табак в её чашке трещал, тлея. Ветер завыл в дымоходе, бросив в комнату клуб дыма.

– Если я поклянусь вам, что мне можно верить, майор, – начал Пинкертон с мягкой картавостью, свойственной всем уроженцам Шотландии, – поклянусь всем, что свято для меня, душой моей покойной матушки, Библией и Северной Америкой, что я никогда никому не открою имени вашего информатора, вы сообщите мне его?

Джеймс заколебался. Соблазн был велик. Открыть имя Адама и под эту марку попросить перевод с опротивевшей должности интенданта на какое-нибудь менее хлопотное место. Но Джеймс дал слово и нарушить его не мог, а потому с сожалением покачал головой:

– Нет, майор. Я вам верю, но я обещал.

– Что ж, очень благородно с вашей стороны, Старбак. – Пинкертон скрыл своё разочарование и вновь уставился на письмо, – Ваш человек написал правду, а остальные – нет. Правду или что-то очень близкое к ней. С численностью войска Джонстона он оплошал; нам известно, что у генерала, как минимум, вдвое больше штыков, но в отношении всего прочего ваш человек попал в самую цель!

Больше всего Пинкертона впечатлили сведения о «квакерских пушках». Адам указал их количество и расположение. Пинкертон, осматривая деревянные фальшивки в сумерках, чудом вспомнил давнюю бумагу, подробно рассказывавшую о поддельных орудиях, и приказал во что бы то ни стало её отыскать. Таких бумаг в ведомство Пинкертона стекалось целое море. Некоторые писались искренними патриотами; другие – южанами, надеющимися ввести в заблуждение противника; в третьих газетные статьи выдавались за секретные сведения. Бумаг было столько, что Пинкертон просто не мог дать им всем хода, кладя под сукно. И вот теперь оказалось, что с пустой породой он выбросил золотой самородок.

– Ваш человек, Старбак, присылал вам другие письма?

– Нет, майор.

Пинкертон откинулся на спинку стула, заставив его ножки зловеще скрежетнуть по полу:

– А как по-вашему, он согласится и в дальнейшем поставлять нам информацию?

– Уверен, что да.

С мокрой шинели на пол капало. Джеймс озяб. Горящий в камине огонь почти не давал тепла. Над каминной полкой белело пятно от снятого перед приходом северян портрета. Возможно, там висело изображение Джеффа Дэвиса или Борегара (победителя при Манассасе южане любили больше, чем кого-либо другого из генералов).

Пинкертон пробежал глазами письмо, в который раз гадая, почему же он не придал ему значения раньше. Сейчас он обратил внимание на то, что бумага, на которой послание было написано, высокого качества, вероятно, из довоенных запасов, никакого сравнения с волокнистыми бурыми листами, выпуск которых Юг наладил в последние месяцы. Автор письма пользовался печатными буквами, чтобы затруднить опознание его по почерку, но словарный запас и редкость ошибок выдавали в нём человека образованного, а сведения, которыми он располагал, помещали информатора в самое сердце армии мятежников. Пинкертон вздохнул. Как же он это письмо пропустил-то? Впрочем, утешил себя сыщик, золото порой трудно отличить от золотой обманки.

– Напомните, как письмо попало к вам? – попросил он Старбака.

Джеймс хотел рассказать, как всё было, но без исповеди Адама повествование вышло бы кургузым, а с ним – долгим.

– В Ричмонде, перед тем, как меня обменяли.

– И как вы должны были с ним связываться?

– В вестибюле ричмондского собора святого Павла есть стойка для корреспонденции с натянутой крест-накрест тесьмой. Я должен оставить под тесьмой конверт, адресованный «почётному секретарю Общества поставки Библий в действующую армию Конфедерации». Не знаю, существует ли такое общество на деле. – Джеймс помолчал и добавил, – Да и как в Ричмонд письмо доставить, тоже не имею ни малейшего представления.

– О, насчёт этого не беспокойтесь. Мы имеем и делаем нечто подобное чуть ли не каждый день. – Пинкертон открыл саквояж и достал походный несессер для письменных принадлежностей, – Нам понадобится помощь вашего источника, майор, в ближайшие недели.

Он выложил на стол лист бумаги и передвинул его вместе с пером и чернильницей на противоположный конец стола:

– Присаживайтесь, майор.

– Вы хотите, чтобы я прямо сейчас ему написал? – удивился Джеймс.

– А чего тянуть? Куй железо, пока горячо, так ведь говорят? Сообщите своему другу, что его сведения высшее руководство федеральных войск сочло чрезвычайно ценными. – лесть Пинкертон полагал необходимым условием работы с агентом.

Джеймс поставил свечу рядом с листом и начал писать. Перо было неочиненным, и расщеплённый кончик, цепляясь за волокна бумаги, разбрызгивал по ней мелкие капельки чернил.

– Добавьте что-нибудь личное. – посоветовал Пинкертон, – Чтобы он был уверен, что писали именно вы.

– Уже. – кивнул Джеймс.

В первых же строчках он выразил надежду на то, что Адам нашёл оказию передать его Библию Натаниэлю.

– И напишите, что вы будете весьма обязаны, если он согласится выполнить для вас некое поручение.

– Поручение? Какое?

– Вы же отказались сообщить мне, кто он такой. Как же я могу сказать вам, чего я от него хочу?

Джеймс отложил перо и нахмурился:

– Что-то опасное?

– Опасное? Конечно, опасное! Идёт война, опасность везде, даже в воздухе, которым мы дышим! – Пинкертон поднёс потухшую трубку к пламени и принялся заново её раскуривать, – Ваш источник работает с вами ради денег?

Предположение заставило Джеймса выпрямиться:

– Он – патриот, майор. И христианин.

– Ну, тем более. Неужели вы считаете, что блаженство в раю для него не стОит какой-то земной опасности? С другой стороны, вы же не думаете, что я собираюсь пожертвовать вашим человеком после того, как только что убедился в точности даваемой им информации? Нет, конечно же! Обещаю вам, что я не попрошу его сделать ничего такого, чего не попросил бы сделать своего сына, уж будьте покойны, майор. Скажу вам больше. – чтобы подчеркнуть важность своих следующих слов, Пинкертон вынул изо рта трубку и обтёр от слюны губы, – То, что я попрошу его сделать, поможет нам победить в войне. Вот насколько это важно, майор.

Джеймс послушно взялся за перо:

– То есть, я должен попросить его выполнить ваше поручение. Так?

– Так, майор. Только и всего. Допишите просьбу и передайте послание мне.

Пинкертон дымил трубкой. От Адама ему требовались сведения об обороне южан восточнее Ричмонда, буде они там есть, потому что генерал МакКлеллан намеревался нанести удар с того направления. Вялое нынешнее наступление к Манассасу являлось отвлекающим манёвром, имеющим целью удержать армию южан севернее их столицы пока собранный генералом флот перебрасывает ядро его войска в обход восточного фланга врага. Ричмонд к маю, думал Пинкертон, мир к июлю, и лавры победителей на всю оставшуюся жизнь.

Джеймс сложил письмо и вложил в протянутый Пинкертоном конверт. Конверт был из грубой коричневой бумаги, его по заказу Пинкертона привёз один из лазутчиков, навещавший с тайной миссией Конфедерацию. На конверте Джеймс проставил адрес и указал адресата: «почётному секретарю Общества по поставке Библий в действующую армию Конфедерации. Собор святого Павла, Грейс-стрит, Ричмонд» Отдал Пинкертону. Сыщик наклеил на конверт зелёную пятицентовую марку с портретом Джефферсона Дэвиса и уточнил:

– Ваш человек, как я понимаю, доверяет лишь вам?

– Да.

Пинкертон кивнул. В таком случае следовало позаботиться о том, чтобы Джеймс Старбак был всегда под рукой.

– Чем вы торговали, майор, до войны?

– Не торговал. – твёрдо поправил его Джеймс, – Я был адвокатом в Бостоне.

– Адвокатом? – Пинкертон поднялся и подошёл к огню, – Моя матушка, царствие ей небесное, мечтала, чтобы я стал адвокатом. «Крючкотвором», так их у нас в Шотландии зовут. Увы, на учёбу у нас не было денег. А мне думается, я бы мог стать отличным адвокатом, дай судьба мне шанс.

– Наверняка. – из вежливости согласился Джеймс.

– В качестве адвоката, майор, вам, вероятно, часто приходилось анализировать показания свидетелей, отделяя зёрна от плевел?

– Приходилось.

– Я почему спрашиваю, – объяснил Пинкертон, – Бюро задыхается от бумаг, а разобрать их толком некому. Мне нужен начальник канцелярии, майор, тот, кто сможет судить, насколько важно то или иное донесение или рапорт. С вашим переводом проблем не будет, генерал МакКлеллан санкционирует его хоть сейчас, а ваш нынешний командир только под козырёк возьмёт. Так что всё сводится к одному: не посчитаете ли вы ниже своего достоинства поступить на службу ко мне?

– Это очень щедрое предложение, сэр. – от волнения Джеймс забыл, что зарёкся называть собеседника «сэр», – Посчитаю честью для себя принять его.

Он говорил и не верил до конца, что всё-таки избавился от сырых, с отдающимся внутри эхом, складов службы снабжения.

– В таком случае, добро пожаловать на борт, майор! – Пинкертон протянул правую ладонь, – Чиниться у нас не принято, так что можете по-свойски звать меня Бульдогом.

Рукопожатие у него было крепкое.

– Бульдог? – споткнулся о слово Джеймс.

– Прозвище, майор. – просветил его Пинкертон.

– Хорошо. – с сомнением сказал Джеймс, – Бульдог. И я буду весьма вам обязан, если меня вы будете называть Джеймсом.

– Непременно, Джимми, непременно. Приступайте к работе с утра. Хотите, можете перетащить свои вещи прямо сейчас. Ночевать можно в буфетной, если не боитесь крыс.

– К крысам я привык в плену. К крысам, а то и хуже.

– Тогда не вижу препятствий, майор! Увидимся утром.

Джеймс ушёл окрылённым, а Пинкертон вернулся за стол и изложил на бумаге суть поручения к неведомому ему информатору, которого он настоятельно просил раздобыть подробные данные об укреплениях мятежников восточнее Ричмонда и численности размещённых там войск. Доставить ответ следовало в отель «Баллард-хаус» на Франклин-стрит мистеру Тимоти Вебстеру.

Тимоти Вебстер был самым ловким из лазутчиков Пинкертона, он уже выполнил три задания в тылу врага и сейчас был занят четвёртым. На этот раз он носил личину прорвавшегося сквозь блокаду английского купца, налаживающего торговые связи в новом государстве. На самом же деле с помощью выделенных ему денежных средств Вебстер завязывал полезные знакомства среди не умеющей держать рот на замке части южных политиков и старших офицеров. Целью Вебстера был план обороны Ричмонда, и опасность грозила агенту нешуточная, но теперь, при содействии источника Джеймса Старбака, Пинкертон мог голову прозакладывать, что Вебстер преуспеет. Глава секретной службы Потомакской армии доложил в конверт к записке Джеймса свой лист, запечатал, откупорил бутылку драгоценного шотландского виски и предложил сам себе тост.

За победу.

Тимоти Вебстер (1822–1862), родился в Англии, эмигрировал, работал в Нью-Йорке полицейским, затем его взял на службу Пинкертон, с которым они оказались одного поля ягодами: достаточно сказать, что именно Уэбстер раскрыл «тайную организацию» южан в Балтиморе, готовившую пресловутое «покушение» на Линкольна.

5

Подполковник Гриффин Свинъярд, чавкая, поглощал тушёную капусту с картошкой, когда до его палатки добрались Бёрд и Старбак. Накрапывал дождь, и тяжёлые тучи укоротили и без того не длинный световой день, так что в палатке подполковника горели два фонаря, подвешенные на шесте под коньком крыши. Облачён свежеиспечённый подполковник был в шерстяной халат поверх форменных брюк и грязной сорочки. Работал челюстями Свинъярд энергично, морщась, когда укус вызывал приступ боли в одном из гнилых зубов.

Его слуга, забитый чернокожий, робко доложил о майоре Бёрде с капитаном Старбаком и удрал в ночь, где костры арьергарда противостояли ветру с дождём.

– Так вы – Бёрд. – с полным ртом констатировал подполковник, не обращая внимания на Старбака.

– А вы – Свинъярд. – ответно пренебрёг правилами хорошего тона Бёрд.

– Подполковник Свинъярд. Выпуск двадцать девятого года, 4-й пехотный полк старой армии США.

Налитым кровью глазкам Свинъярда свет фонарей придавал нездоровый желтоватый оттенок. Он прожевал и запил еду доброй порцией виски.

– Назначен заместителем командира бригады Фальконера, – подполковник устремил на Бёрда измазанную в пище ложку, – Что делает меня старшим над вами.

Величать Свинъярда «сэр» Бёрд не имел ни малейшего желания, поэтому просто кивнул, удостоверяя, что уяснил, кто кому из них подчинён. Подполковника, казалось, столь вопиющее нарушение субординации ничуть не тронуло. Ножом он отделил долю овощей, загнал её на ложку и отправил малоаппетитную массу в рот. На полу палатки, настеленном из не потускневших ещё сосновых досок, стояли складной стол, походная койка, стул и козлы, которые Свинъярд использовал, как стойку для седла. И мебель, и седло, и палатка – всё было с иголочки и обошлось бы в кругленькую сумму до войны, а сколько это стоило сейчас, в эпоху дефицита всего и вся, Бёрд и прикидывать боялся. За палаткой он заметил фургон, очевидно, тоже принадлежащий Свинъярду, – лишнее свидетельство немалых денег, вложенных в экипировку подполковника.

Свинъярд жевал, прихлёбывая виски. Дождь барабанил по полотняной крыше палатки. Заржала лошадь, тявкнула собака.

– Теперь вы в бригаде Фальконера. – официальным тоном известил Бёрда Свинъярд, – В неё входят ваш Легион, Добровольческий батальон округа Изард из Арканзаса, 12-й и 13-й флоридские полки, а также 65-й Виргинский. Командует этой оравой бригадный генерал Вашингтон Фальконер, благослови его Господь. Генерал ожидает нашего прибытия на Рапаханнок завтра. Вопросы?

– Как там поживает мой зятёк? – вежливо поинтересовался Бёрд.

– Военные вопросы, Бёрд. Военные.

– В достаточной ли мере мой драгоценный зять оправился от раны и не воспрепятствует ли она проявлению его полководческого гения?

Свинъярд никак не отреагировал. Нервный тик прострелил его правую щёку. Изувеченной левой рукой подполковник поскрёб битую сединой неряшливую бороду, в которой застряли кусочки капусты. Правой взял с края тарелки табачный пожёвок и сунул за щёку. Встал, обошёл козлы с седлом.

– Скальп когда-нибудь снимали? – озадачил он Бёрда неожиданным вопросом.

– Не припомню. – брезгливо поморщился майор.

– Главное – сноровка! Как и в любом ремесле, Бёрд, важна сноровка! Солдатики-новички делают одну и ту же ошибку – пытаются резать, а это не работает. Вообще, не работает! Нет, скальп надо сдирать, как корку с апельсина. Сдирать! Можно немного помогать ножом, но только для того, чтобы подрезать с краю, но не более! Лишь тогда вы получите что-то, что показать не стыдно! Что-то вроде этого! – Свинъярд выудил из кармана хламиды лоскут кожи с чёрными волосами и помахал им перед лицом Бёрда, – Я собрал больше дикарских скальпов, чем любой другой бледнолицый из ныне здравствующих. И я горжусь этим, горжусь. Я честно служил своей стране, Бёрд. Дерзну сказать, что никто не служил ей преданнее меня, и что получил в награду? Хитромудрого шимпанзе – Линкольна в президенты! Поэтому нам теперь надо сражаться за нашу новую страну.

Свинъярд выпалил речь разом, наклонившись вперёд и обдавая Бёрда табачно-спиртовым амбре с привонью капусты.

– Мы поладим, Бёрд, вы и я, как мужчина с мужчиной, да? Как ваш полк? Расскажите-ка.

– Полк в порядке. – коротко ответил майор.

– Надеюсь, Бёрд. А то генерал не уверен в том, что полком может командовать майор, вы понимаете, о чём я? Так что нам с вами лучше поладить, майор, если вы заинтересованы в том, чтобы генерал вдруг не взбрыкнул.

– На что вы намекаете? – подчёркнуто спокойно осведомился Бёрд.

– Я не намекаю, майор. Я не такой умный, чтобы намекать. Я – солдат, рождённый в жерле пушки. – он издал хриплый смешок, запахнул на цыплячьей груди халат и вернулся за стол, – Всё, что меня волнует – это готов ли Легион к схватке и знает ли, за что сражается? Знает, Бёрд?

– Уверен, что знает.

– Сказано не очень-то уверенно. Вообще не уверенно. – Свинъярд приложился к виски, – Солдаты – души простые, и не надо усложнять, путать их лишними подробностями, Бёрд. Укажите солдату направление хорошим пинком под зад, дайте приказ убивать, и ничего ему больше не надо, Бёрд! Солдаты, как ниггеры, только белые, но даже ниггеры работают проворнее, если знают, ради чего. Вот поэтому я хочу, чтобы вы раздали своим солдатам эти брошюрки. Пусть соображают, за какое благородное дело проливают кровь!

Свинъярд взялся за деревянный ящик, стоящий под столом, силясь поднять, крякнул и сапогом отправил к ногам Бёрда.

Майор наклонился, взял верхнюю из книжек и прочёл вслух название:

– «Ниггерский вопрос». – и уже с некоторой гадливостью озвучил имя автора, – Джон Дэниел. Вы всерьёз хотите, чтобы я это раздал солдатам?

– В обязательном порядке! – безапелляционно заявил подполковник, – Видите ли, Джонни – мой двоюродный брат, и он продал эти памфлеты генералу Фальконеру, чтобы просвещать серую солдатскую скотинку.

– Как щедро со стороны моего зятя. – едко заметил Бёрд.

– Нам эти памфлеты очень кстати. – вежливо вставил Старбак.

Свинъярд с подозрением взглянул на капитана:

– Кстати?

– В такую погоду без растопки трудно развести костёр. – любезно растолковал ему Старбак.

Щека у Свинъярда задёргалась сильнее. Он, не мигая, смотрел на Старбака, но ничего не говорил, только нервно поигрывал ножом с костяной рукоятью.

– Дэниел – ваш двоюродный брат? – нарушил затягивающуюся паузу Бёрд.

– Да. – Свинъярд перестал сверлить капитана глазами и положил нож на стол.

– Как я понимаю, ваш кузен, – озарило Бёрда, – автор передовицы в «Экзаминер», с подачи которой армейское начальство повысило Вашингтона Фальконера?

– И что с того?

– Нет, ничего. – невинно сказал Бёрд, пряча усмешку, рождённую осознанием того, во сколько обошлась Фальконеру поддержка Дэниелса.

– Находите это смешным? – зловеще осведомился Свинъярд.

Бёрд вздохнул:

– Подполковник, мы весь день на ногах, и у меня не осталось ни сил, ни желания стоять здесь и объяснять, что меня веселит, а что печалит. Вам ещё что-нибудь угодно от меня? Или мы с капитаном Старбаком можем идти спать?

Свинъярд секунду взирал на Бёрда, затем махнул рукой-клешнёй в сторону клапана выхода:

– Свободны, майор. Пришлите кого-нибудь за памфлетами. А ты, – он злобно прищурился, глядя на Старбака, – останься.

Бёрд не двинулся с места:

– Если у вас дело к моему офицеру, значит, у вас дело ко мне. Я погожу с уходом.

Свинъярд равнодушно пожал плечами и спросил у капитана:

– Как твой папаша, Старбак? Проповедует братскую любовь к черномазым, а? Призывает выдавать замуж наших дочерей за сынов Африки?

Он замолк, дожидаясь ответа Старбака. Одна из ламп на мгновенье вспыхнула ярче. Снаружи доносилось пение солдат.

– Ну, Старбак? Твой папаша всё ещё хочет, чтобы наших девочек крыли черномазые быки?

– Мой отец никогда не одобрял межрасовых браков. – возразил Старбак.

Как бы он ни относился к отцу, глупые насмешки этого недомытого подполковника разозлили Натаниэля и побудили вступиться за преподобного Элиаля.

Щёку Свинъярда бил тик, подполковник протянул ладонь без трёх пальцев, указывая на две звезды, украшающие ворот новёхонького мундира, висящего на вбитом в один из поддерживающих крышу шестов гвозде:

– О чём говорят тебе, Старбак, эти знаки различия?

– О том, что мундир принадлежит какому-то подполковнику.

– Не какому-то, мундир принадлежит мне! – прорычал Свинъярд.

Старбак пожал плечами.

– Я выше тебя по званию! – заорал Свинъярд, брызгая слюной и табаком на остатки капусты с картошкой, – Ты должен звать меня «сэр»! Понял?! «Сэр»!

Старбак равнодушно смотрел на Свинъярда, тот на капитана – бешено. Беспалая рука вцепилась в край стола. Было тихо, потому что вопль подполковника привлёк внимание солдат снаружи. Они прекратили петь, и майор Бёрд подумал, что сейчас, наверное, Легион в полном составе, затаив дыхание, слушает, что происходит внутри палатки.

А подполковник Свинъярд, похоже, забыл о том, что тонкие стены палатки – не преграда для звука, а вокруг шатра расположились десятки людей. Свинъярд, похоже, забыл обо всём на свете, видя перед собой лишь лицо Старбака с губами, на которых подполковника чудилась издевательская усмешка. В ярости Свинъярд цапнул с койки плеть и замахнулся на ненавистного бостонца:

– Ты – северное отродье, Старбак! Любитель черномазых, кусок республиканского дерьма! Тебе не место в этой бригаде! – кончик плети щёлкнул в воздухе у самого лица Старбака, – Ты выставлен из бригады вон, слышишь?! Окончательно и бесповоротно! Таков приказ бригадного генерала, подписанный, заверенный и отданный мне!

Злобно поглядывая на Старбака, он принялся ворошить клешнёй бумаги на столе, но искомый документ упорно не желал даваться в руки, и подполковник бросил поиски:

– Уволен! С этой минуты уволен! Вон! – подкрепляя свои слова, Свинъярд хлестнул капитана плёткой.

Конец плети Старбак машинально поймал. Он, в общем-то, намеревался просто избежать удара, но когда гибкое жало обвилось вокруг запястья, Натаниэлю захотелось большего, и он не устоял перед соблазном. С дьявольской усмешкой капитан резко дёрнул плеть к себе. Не ожидавший ничего подобного подполковник потерял равновесие, обрушившись всем весом на стол. И стол не выдержал. Барахтаясь на полу в куче деревянных обломков, осколков и бумаг, перемазанный капустно-картофельной кашей подполковник истошно возопил:

– Часовой! Часовой!

Обеспокоенный сержант Толливер из роты «А» всунул в палатку голову:

– Сэр?

Недоумённо оглядев изгвазданного в объедках Свинъярда, он перевёл взгляд на Бёрда:

– Звали, сэр?

Свинъярд вскочил на ноги:

– Арестовать этого северного предателя! – рявкнул он Толливеру, – К начальнику военной полиции мерзавца! Пусть отправят его в Ричмонд и расстреляют, как врага штата! Вам ясен приказ?

Толливер колебался.

– Ясен или нет?! – завизжал подполковник.

– Ясен. Приказ ему ясен. – ответил за сержанта Бёрд.

– Из армии тоже вон! – со злобным торжеством выплюнул в лицо Старбаку Свинъярд, – Ты больше не офицер! Ты больше не солдат! Ты – никто!

Подполковник полностью потерял над собой контроль под влиянием паров виски и выходки Старбака. Ринувшись к мундиру, Свинъярд завозился с застёжками висящей под форменной курткой револьверной кобуры:

– Ты арестован, мразь!

Бёрд подхватил Старбака под локоть и выволок из палатки, пока совершенно обезумевший Свинъярд не наделал глупостей.

– Он же псих. – с удивлением констатировал майор, – Абсолютный неизлечимый псих. Скорбный главою. Тронутый. Лунатик.

Бёрд оттащил Старбака на безопасное расстояние и растерянно оглянулся на палатку, будто не веря в то, что произошедшее ему не приснилось:

– Да ещё пьёт, как лошадь. Но мозги у него сдвинулись набекрень гораздо раньше, чем он их проспиртовал. Бог мой, Нат, и это наш воинский начальник!

– Э-э, сэр… – кашлянул последовавший за офицерами сержант Толливер, – Мне, что, арестовать мистера Старбака, сэр?

– Не глупи, Дэн. Я за Старбаком присмотрю. Забудь, что видел. – Бёрд изумлённо потряс головой, – Псих на должности заместителя командира бригады! Надо же.

Движения в освещённой изнутри палатке подполковника видно не было.

– Мне жаль, Нат. – сконфуженно произнёс Бёрд.

Обратив внимание на то, что всё ещё сжимает в руке памфлет Дэниелса, Бёрд с неожиданным ожесточением разорвал его на клочки.

Старбак же выругался. То, что Фальконер жаждет его крови, новостью для него не являлось, но он почему-то надеялся, что всё устаканится само собой, и он останется с ротой «К». Здесь он нашёл своё призвание, здесь был его дом и его друзья. Без роты он, как и говорил подполковник, действительно был никем.

– Надо было переводиться к «Шанксу».

«Шанксом», то есть «Тонконожкой», со времён учёбы в Вест-Пойнте кликали Натана Эванса, чья бригада находилась сейчас где-то далеко на юге.

Бёрд угостил Старбака сигарой, подкурил от поднятой из костра ветки:

– Надо убираться от палатки, Нат, пока этот идиот-лунатик не решил и вправду тебя арестовать.

– За что же?

– Объявит врагом штата, например. – хмыкнул Бёрд, – Сам видишь, какая каша варится вместо мозгов в его котелке, так что подозреваю, что идейку с «врагом штата» подкинул ему мой любезный зятёк.

Старбак покосился на палатку Свинъярда:

– Где Фальконер только откопал его?

– У Джона Дэниела, конечно же. Фальконер, очевидно, купил себе бригаду в обмен на всё, чего пожелает левая нога Джона Дэниела, а левая нога редактора «Экзаминера» вместе с прочими частями его грешного тела, вероятно, страстно желали (и я их, заметь, понимаю) сбагрить кому-нибудь родную кровинушку – свихнувшегося пропойцу.

– Вы уж простите меня, сэр. – устыдившись того, что поддался на миг жалости к себе, сказал Старбак, – Вам ведь он тоже угрожал.

– Переживу. – отмахнулся Бёрд.

Для него не было секретом, что Вашингтон Фальконер презирает его и будет рад унизить лишний раз, но Бёрд также знал, что успел завоевать уважение Легиона, а против Легиона переть у Фальконера кишка тонка. Со Старбаком Фальконеру справиться было не в пример легче.

– Тебе надо уносить из лагеря ноги, Нат. – озабоченно сказал Птичка-Дятел, – Что намерен делать?

– Делать? – эхом повторил Старбак, – А что мне делать?

– На Север вернуться не хочешь?

– Иисусе, нет.

Куда-куда, только не на Север. Вернуться на Север, предав тем самым его боевых товарищей. Вернуться на Север Натаниэлю не позволила бы гордость.

– Тогда езжай в Ричмонд. – посоветовал майор, – К Адаму. Он поможет.

– Ему отец не даст. – горько посетовал Старбак.

Всю зиму от Адама не было вестей, и Натаниэль пришёл к выводу, что их дружбе – конец.

– У Адама своя голова на плечах. – не согласился Бёрд, – Езжай прямо сейчас. Мерфи проводит тебя до Фредериксбурга, а там сядешь на поезд. Я выпишу тебе отпускное удостоверение.

Никто не мог передвигаться по территории Конфедерации без выписанного властями паспорта, но военнослужащим было достаточно справки от начальства их полка. Слух о том, что случилось со Старбаком, разнёсся по Легиону мгновенно, как вонь от сгоревшего пороха. Рота «К» собралась идти к Свинъярду скандалить, но Бёрд отговорил, аргументируя тем, что взывать к рассудку имеет смысл лишь там, где рассудок этот не утоплен напрочь в виски. Больше всех хорохорился ротный шутник Нед Хант. Он грозился перепилить тайком оси у фургона подполковника или поджечь ему палатку. Ханта Птичка-Дятел тоже отговорил, но караул у палатки Свинъярда на ночь всё же выставил. Единственное, что, как Бёрд полагал, можно было сделать полезного в их положении, – это как можно скорее убрать Старбака с глаз подполковника долой.

– Что думаешь делать? – поинтересовался у Старбака Томас Труслоу, пока капитан Мерфи готовил двух коней.

– Попрошу помощи у Адама.

– В Ричмонде, значит? Свидишься с моей Салли?

– Надеюсь.

Предвкушение встречи с девушкой отчасти примирило его с выдворением из Легиона. Но лишь отчасти.

– Скажи ей, что я думаю о ней. – неохотно попросил Труслоу, и в его устах это звучало, как признание в любви и прощении, – может, ей надо чего…

Он насупился и умолк. Едва ли его дочь сейчас могла нуждаться в чём-то, что мог дать ей он.

– Желал бы я… – начал сержант и опять замолчал.

Старбак предположил, что Труслоу сейчас скажет, де, желал, чтобы его единственное дитя избрало себе иную стезю, нежели ремесло шлюхи, но сержант ошеломил его, окончив фразу иначе: